Текст книги "Блондинка с розой в сердце (СИ)"

Автор книги: Андрей Федин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Протянул к Лебедевой руку и скомандовал:

– Достань нож.

Сашино лицо я видел плохо: оно сейчас казалось тёмным пятном на фоне окружённого мошкарой фонаря.

– Нож? – переспросила Лебедева. – Зачем? Дима, что ты задумал?

– Сейчас поймёшь, – ответил я. – Доставай.

– Ладно.

Лебедева двумя пальцами осторожно вынула из своей сумки нож, протянула его мне.

– Что дальше? – спросила она.

– Сейчас увидишь, – сказал я. – Жди здесь.

Прогулочным шагом дошёл до притаившегося под окнами дома автомобиля. Отметил, что в квартире Меньшиковых горел свет (я уже вычислил её окна). Около машины я остановился; присел, будто завязывал шнурки на ботинках. Острие моего трофейного клинка без особых проблем вошло в бок шины, а следом за ним туда неожиданно легко проник и весь клинок (почти по самую рукоять). Колесо обиженно зашипело. Из своей жертвы клинок выбрался будто бы с неохотой. Я сместился вдоль бампера машины, и снова вонзил нож в покрышку. Два колеса зашипели хором, когда я выпрямился и неспешно прошёлся рядом с автомобилем.

Уже через пару секунд жалобно шипели все четыре колеса. Я ухмыльнулся. Не дошёл до второго подъезда – резко развернулся. Мазнул взглядом по двору и неторопливо вернулся к скамье, около которой меня ждала Александра. По ходу убедился, что никто не гнался за мной и не кричал мне вслед. Отметил, что даже шипения из продырявленных колёс я уже не слышал. Рукоятью вперёд протянул Саше нож. Лебедева тут же выхватила его у меня из руки и поспешно сунула в сумочку, словно рукоять с красной розой обожгла её ладонь. В кустах около скамьи блеснули кошачьи глаза; но они тут же исчезли, едва только я задержал на них взгляд.

– Дима, зачем ты это сделал? – тихо, но с тревогой в голосе спросила Лебедева. – Ведь ты же говорил, что этот доктор хороший человек. Зачем ты проткнул на его машине колёса?

– Сейчас объясню, – пообещал я.

Показал на скамью и предложил:

– Саша, давай-ка мы тут присядем. Подождём. Подышим свежим воздухом.

Я усадил Александру на скамью, присел рядом с ней. Услышал, как за нашими спинами ветер пошелестел листвой кустов (или это сделал убежавший от нас кот?) Я заметил, что сквозь прореху в облаках вдруг выглянула луна – тьма вокруг нас будто слегка рассеялась. Я сунул руку за спину, поправил за поясом пистолет. Взглянул на вход во второй подъезд. Почувствовал, как тёплое плечо Лебедевой прижалось к моей руке. Глубоко вдохнул – пустил в лёгкие большую порцию ночного московского воздуха. Посмотрел на освещённое лунным светом Сашино лицо, заметил блеск её глаз.

Улыбнулся.

– Сегодня хороший вечер, – сказал я. – Не находишь? Тёплый, спокойный. В такой вечер было бы очень обидно умереть.

– О чём ты говоришь? – спросила Александра. – Кто сегодня умрёт?

Она накрыла тёплой ладонью моё запястье.

– Леонид Васильевич мне о том случае никогда не рассказывал, – сказал я. – Рассказали его коллеги, когда однажды я не дозвонился к Меньшикову и не нашёл его в больнице. Они мне сообщили, что Леонид Васильевич ежегодно в один и тот же день берёт отгул, отключает свой телефон и ни с кем не общается. Случалось это всегда четырнадцатого июля.

– Дима, четырнадцатое июля – это завтра.

– Через полтора часа оно станет «сегодня».

– Что случилось в этот день?

– Сразу после полуночи четырнадцатого июля тысяча девятьсот девяносто первого года у дочери Леонида Васильевича Меньшикова отошли воды. Она живёт сейчас вместе с родителями. Её муж в настоящее время служит в армии, демобилизуется он уже в новой стране, после развала СССР. Но этим летом в моей прошлой жизни его ненадолго отпустили в Москву: на похороны жены и сына. Как я уже сказал, сегодня примерно в полночь у дочери Леонида Васильевича отойдут воды. Случится это неожиданно для всех: роды ждали только под конец следующей недели. Меньшиков сегодня уже принял привычную дозу коньяка перед сном. Но не вспомнил об этом, когда у его ребёнка начались родовые схватки. Он сам повёз дочку в больницу. На этом самом автомобиле: ВАЗ-2105 белого цвета.

Я кивнул в сторону притаившейся под окнами пятиэтажки машины… стоявшей теперь со спущенными шинами.

Сказал:

– Где и почему произошла авария, мне не говорили. Шепнули только, что по пути к роддому в «Жигули» Меньшикова на полном ходу врезался грузовик. Он протаранил легковушку со стороны переднего пассажирского сидения. Дочь Меньшикова умерла ещё до появления бригады скорой помощи. Новорожденный внук прожил несколько часов, но тоже не выжил. Леонид Васильевич отделался сотрясением мозга, многочисленными ушибами, треснувшими рёбрами и раздробленными костями ног. Он хромал до конца жизни. Случилась та авария ночью четырнадцатого июля. В этом году. Завтра, почти сегодня. Она случится снова, если Леонид Васильевич Меньшиков сегодня снова сам повезёт дочь в роддом на своём личном автотранспорте: вон на том автомобиле «Жигули».

– Но ведь… ты проткнул на той машине все колеса, – сказала Лебедева.

– Проткнул.

– А это значит, что доктор за руль не сядет.

– Я очень на это надеюсь. Ведь в случае очередной аварии погибнут не только его дочь и внук. Из окна пятого этажа своей квартиры тогда выпала его жена. Случилось это на следующий день после похорон дочери и внука. Она умерла. Коллеги Меньшикова мне шепнули, что из окна женщина выпала не случайно. Перед тем падением она выпила бутылку шампанского, которым Меньшиковы готовились отметить рождение мальчика. Мне сказали: сделала она это «для смелости». Поэтому я считаю, что завтрашняя авария отнимет у Леонида Васильевича всю его семью. Если эта авария случится. В этом мы с Меньшиковым были похожи: доживали свой век в полном одиночестве. Остались без жены и без дочери. До конца своих дней наведывались на их могилы.

Я повёл плечом.

– Дима, но ведь эта авария теперь не случится. Не поедет же он со спущенными колёсами?

– Надеюсь, что не поедет, – сказал я. – Но точно мы это узнаем, если дождёмся полуночи: здесь, в этом дворе.

Александра решительно тряхнула головой.

– Конечно, дождёмся, – заявила она. – Я не уйду отсюда, пока не выясню, чем вся эта история завершится.

Глава 13

Лебедева куталась в кофту, прижималась к моему плечу будто в поисках тепла. Мы с ней всё так же сидели на скамье: притаились в полумраке чужого двора, словно тайные любовники. В окнах квартиры Меньшиковых ещё полчаса назад погас свет (я то и дело посматривал на них поверх головы своей собеседницы). К полуночи небо почти очистилось от облаков. Луна уже уверенно удерживала свой клочок неба над крышей пятиэтажки. Чуть усилился к полуночи ветер. Он доносил до меня звуки Сашиного голоса, запах её волос и духов. Тихий шелест листвы кустов и деревьев стал привычным фоном для моего разговора с Александрой.

– … Лиза уже в старших классах писала рассказы, – говорил я. – Мы рассылали их по редакциям журналов. На филологический факультет она поступила с солидным багажом журнальных публикаций. Она едва сдала первую сессию, как в свет вышла её книга. Это был так называемый иронический детектив. В то время такие романы пользовались большой популярностью. И Лизина книга, что называется, попала в струю. Дочь сосредоточила свои усилия на учёбе и на сочинительстве. Говорила, что личной жизнью займётся после университета. Но так ею и не занялась. Издатели и читатели требовали от неё всё новые романы…

Я покачал головой.

– … А затем у моей дочери нашли опухоль. Сказали, что это уже четвёртая стадия рака. Наши местные врачи разводили руками; говорили, что мы слишком поздно спохватились. Прогнозировали, что Лиза не проживёт и полгода. Но мы с их прогнозами не согласились. Поехали в Москву. Здесь дочь снова обследовали. Московские доктора повторяли прогнозы наших нижнерыбинских медиков. Разве что уверяли: при достаточном финансировании моя дочь проживёт почти год. А потом мы познакомились с доктором Меньшиковым. Началась эпопея с лечением. Которую мы в итоге проиграли. Но Лиза продержалась почти пять лет.

Лебедева погладила меня по плечу.

– Представляю… нет, даже не представляю, как вам тогда было тяжело, – сказала она. – Сочувствую тебе, Дима. Сколько твоей дочери было лет, когда она… умерла?

– Тридцать четыре.

– Получается, она была чуть старше меня, когда…

– Началось, – сказал я.

Рукой указал на пятиэтажку, где сразу во всех окнах квартиры Меньшиковых зажгли свет.

* * *

Почти четверть часа мы с Александрой молчали. Посматривали на ярко освещённые окна пятого этажа, на белый автомобиль «Жигули» и на дверь второго подъезда. Тёплые Сашины пальцы сжимали мою руку.

У первого подъезда всё так же шумела молодёжь. Я отметил, что светящихся окон на фасаде пятиэтажки было ещё предостаточно (помимо окон Меньшиковых) – несмотря на то, что субботний вечер уже перешёл в ночь воскресенья.

Дверь второго подъезда резко и со скрипом распахнулась. На границу освещённого уличным фонарём участка двора вышел невысокий полноватый мужчина, сверкнул залысинами. Поправил на плечах подтяжки.

– Меньшиков, – тихо сказал я.

Александра чуть сильнее стиснула мою руку – так она сообщила, что услышала меня. Мне почудилось, что Лебедева затаила дыхание. Я положил руку на Сашино плечо.

Леонид Васильевич Меньшиков пару секунд постоял у подъезда, словно привыкал к уличной прохладе. Затем он решительно двинулся к автомобилю: к тому самому белому ВАЗ-2105, на котором я ещё вчера проткнул покрышки.

Звякнули ключи, приоткрылась водительская дверь «Жигулей», в салоне автомобиля зажёгся свет. Леонид Васильевич уселся на водительское сидение, завёл двигатель. Дверь машины он оставил приоткрытой.

– Неужели не заметит? – прошептала Александра.

Белый автомобиль тронулся с места и неторопливо доехал до поворота к подъезду. Остановился на освещённом уличным фонарём участке дороги. Меньшиков выглянул через дверь – посмотрел на переднее колесо.

Я услышал, как Леонид Васильевич выругался – ветер донёс до нас звуки его голоса. Молодые люди у первого подъезда вдруг притихли, хотя они вряд ли услышали слова доктора. Я почувствовал, как выдохнула Александра.

Меньшиков выбрался из машины, снова взглянул на переднее колесо. Провёл ладонью по своей причёске, всердцах пнул спущенную шину ногой. Сместил взгляд на заднее колесо – мы снова услышали ругань в его исполнении.

Я скосил взгляд на Сашино лицо, заметил: Александра улыбнулась. Леонид Васильевич прошёлся вдоль автомобиля и убедился в том, что все четыре шины его автомобиля приспущены. Стрельнул взглядом в сторону последнего подъезда.

Молодёжь (будто намеренно) сопроводила его хмурый взгляд дружным хохотом. Меньшиков дёрнулся в направлении источников смеха, сжал кулаки. Но он тут же замер, повернул голову и посмотрел на дверь своего подъезда.

Я увидел, как Леонид Васильевич махнул рукой. Снова услышал его невнятную ругань – теперь она прозвучала менее энергично. Отметил, что зашагавший к входу в подъезд полноватый Меньшиков шёл вразвалочку, но не хромал.

Дверь подъезда захлопнулась за спиной Леонида Васильевича.

Лебедева взглянула на меня и сказала:

– Кажется, у тебя получилось. Ведь получилось же, Дима? За руль он теперь не сядет?

Я улыбнулся и ответил:

– Потерпи немного, Саша. Ещё ничего не ясно. Скоро увидим, что он решит.

* * *

После полуночи прошёл почти час, когда ко второму подъезду дома подъехала машина скорой помощи. Водитель скорой заглушил двигатель – из его окна заструился в сторону фонарного столба серебристый дымок.

Меньшиков появился из подъезда в сопровождении двух женщин. Одну из своих спутниц доктор придерживал за локоть. А та двумя руками придерживала свой раздутый живот: явно была на последнем месяце беременности.

Леонид Васильевич усадил беременную дочь в машину скорой помощи. Забрался туда вслед за ней. Скорая заревела мотором и тут же тронулась с места – оставшаяся у подъезда в одиночестве женщина помахала ей вслед рукой.

– Ну, вот и всё, – едва слышно произнесла Александра.

Она вздохнула, посмотрела на меня и сказала:

– Скоро у доктора Меньшикова родится внук.

* * *

В гостиницу мы направились по уже разведанному маршруту. Лебедева по пути вдруг разговорилась: рассказывала мне о своём детстве, о своих родителях. Сказала, что рассуждала раньше в точности, как моя дочь. Считала, что на первом месте в её жизни карьера. Ещё во время учёбы в университете она наметила себе цели в работе и «пёрла к ним, как танк». Предположила, что потому у неё и «не сложился первый брак»: её собственные желания никак не «состыковывались» с желаниями её бывшего мужа. Призналась, что мама в этом году уже неоднократно намекала ей, что хочет внука или внучку. Папа маме не поддакивал, но и не говорил слова в Сашину поддержку (что, по мнению Александры, однозначно говорило о том, что мамины намёки отец поддерживал).

– … Дима, – сказала она, – я и сама понимаю, что пора. Но ведь тогда накроется моя работа. Разве не так? С маленьким ребёнком по командировкам не поездишь. А сейчас время такое: только и успевай собирать сенсации. Как говорится, волка ноги кормят. Да и от кого мне родить детей? От женатого любовника? Всех нормальных мужиков давно расхватали. И держатся за таких мужей двумя руками. А если к тридцати годам мужчина не женат, то с ним явно что-то не в порядке. Разве не…

Лебедева вдруг замолчала. Нахмурила брови.

Посмотрел мне в лицо – в её глазах блеснули два серебристых отражения луны.

– Дети немного подрастут и будут под присмотром бабушки, – подсказал я. – Во время твоих командировок. За пару лет сенсации в мире не закончатся. Это я тебе гарантирую. Сейчас их с каждым годом будет всё больше.

Александра чуть заметно тряхнула головой.

Пару секунд она смотрела мне в глаза. Затем опустила взгляд на мои губы.

– Да, – сказала она, – я об этом… тоже… вот только что подумала.

Лебедева будто бы неохотно отвела глаза в сторону, всё ещё хмурилась. Плотно сжала губы, словно опасалась сболтнуть «лишнее». Александра прижала к своим рёбрам мой локоть, задумчиво посмотрела на проехавший мимо нас автомобиль. Поправила на груди кофту. Мне почудилось, что она мысленно сейчас умчалась вслед за той машиной. Заметил, что Лебедева вдруг улыбнулась. Но улыбалась она сейчас явно не мне. Я по уже выработавшейся за сегодняшний день привычке я сунул правую руку за спину, сдвинул чуть в сторону рукоять пистолета. Подумал о том, что сегодня Димкин жилет пришёлся мне как нельзя кстати. Теперь он не только прикрывал собой спрятанный у меня за поясом ПМ, но и защищал меня от усиливавшегося к ночи ветра.

С улицы Кибальчича мы свернули на Ярославскую. По пешеходному переходу пересекли дорогу. Я отметил, что музыка группы «Modern Talking» во тьме за деревьями уже не звучала. Увидел, как из-за деревьев появились человеческие фигуры. Четверо мужчин, явно перешагнувших подростковый возраст, но ещё не повзрослевших. Они вышли на дорогу, преградили нам с Александрой путь. Мы остановились – в трёх шагах от пьяно ухмылявшихся мужчин. Я вдохнул запахи алкогольного перегара и табачного дыма. Заметил, что вместе с мужчинами к дороге явилась невысокая полноватая девица в короткой юбке и с растрёпанными волосами. Девица замерла на траве, в шаге от бордюра. Она держала в руках магнитофон, глуповато улыбалась, разглядывала меня и Александру.

– Дядя, закурить не найдётся? – спросил меня коренастый блондин.

Он был наряжен в сиреневую спортивную куртку, заправленную в потёртые голубые джинсы.

– Ага, закурить, – поддакнул стоявший по правую руку от блондина тощий брюнет. – А то так есть хочется, аж переночевать негде.

Мужчины хором засмеялись – девица ухмыльнулась.

– Ребята, дайте пройти, – сказала Александра.

Но с места она не двинулась, лишь плотнее прижалась к моему плечу.

– А ты нам просто дай, тёлка, – сказал тощий брюнет. – И разойдёмся по-тихому.

Он посмотрел мне в лицо, усмехнулся и ловко крутанул в руке нож-бабочку.

Александра отшатнулась, дёрнула меня за руку.

Приятели тощего брюнета отреагировали на его слова повторным взрывом хохота.

– Каждому! – сказал коренастый блондин.

Он посмотрел на меня и спросил:

– Какие-то проблемы, мужик?

В его руке тоже блеснул металл клинка. На его лице расцвела наглая улыбка.

Блондин лениво помахал ножом, будто разминал кисть. Смотрел мне в глаза.

Я покачал головой, ответил:

– У меня проблем нет… мужик. У меня всё хорошо, даже превосходно.

Достал из-за пояса ПМ. Передёрнул затвор пистолета.

Сообщил:

– А вот у вас проблемы сейчас будут, мужики. Если вы прямо сейчас отсюда не свалите.

Мужчины всё ещё посмеивались.

А вот ухмылка на лице девицы при виде пистолета в моей руке будто застыла.

– Сейчас отсыплю вам по шесть грамм свинца… мужики, – сказал я. – Щедро, с барского плеча. Каждому.

Щёлкнул предохранителем, вскинул руку и нажал на спусковой крючок.

Почувствовал в кисти короткую резкую отдачу – почти позабытое со времён походов на стрельбище ощущение. Отметил, что звук выстрела не показался мне оглушительным. Он эхом умчался во тьму к деревьям.

Туда же ломанулись и ещё мгновение назад преграждавшие нам путь мужчины. Они стартовали одновременно. Резко сорвались с места, словно профессиональные бегуны, заслышав выстрел стартового пистолета.

Я посмотрел на остолбеневшую девицу – та пошатнулась, будто я толкнул её взглядом. Жалобно пролепетала: «Мама». Неуклюжими прыжками ринулась вдогонку за своими растворившимися во мраке ночи кавалерами.

– Чудесные времена, – произнёс я. – Шпана ещё ходит по улице без огнестрела. Будь сейчас девяносто второй год или девяносто третий, то вся бы эта компашка не испугалась выстрела. Они бы сами направили на нас свои пушки.

Я поднял с тротуара гильзу, сунул её в карман. Спрятал за пояс пистолет. Мазнул взглядом по силуэтам деревьев. Рукой поманил к себе Александру. При свете луны её лицо выглядело бледным, будто у киношного привидения.

– Путь свободен, – сказал я. – Всё в полном порядке, Саша. Не волнуйся.

Добавил:

– Наслаждайся атмосферой ночи. Тишина, свежий воздух. Взгляни, какие чудные звёзды на небе. В Москве это нечастое явление, как я слышал. С погодой нам с тобой сегодня повезло.

* * *

– Это было… волнительно, – сказала Александра, едва только мы поравнялись с мрачными силуэтами зданий, прятавшихся в полумраке на улице Ярославская. – Эти ножи у них в руках… пьяные лица… выстрел. Дима, честно тебе признаюсь: я немного струхнула.

Лебедева смущённо улыбнулась, прижалась к моей руке. Сейчас её глаза выглядели непривычно тёмными. В них то и дело отражались огни выстроившихся вдоль дороги уличных фонарей. Ночная Москва тысяча девятьсот девяносто первого года не впечатляла меня ни нарядностью, ни столичным лоском. Улица Ярославская сейчас мала чем отличалась от центральных улиц Нижнерыбинска. Я не видел тут ни подсвеченных разноцветных рекламных вывесок, ни причудливой архитектуры. Лишь маячившие вдали огни Останкинской телебашни напоминали о том, что мы с Александрой сейчас брели по столичным улицам.

– Дима, ты так спокойно им ответил. Словно совсем не испугался.

Александра посмотрела мне в глаза. Снова опустила взгляд на мои губы.

– Дима, скажи, неужели тебе совсем не было страшно? – спросила она. – Там.

Лебедева дёрнула головой – указала мне за спину.

Я улыбнулся, ответил:

– Саша, у меня тромб. И пистолет. Зачем мне бояться?

* * *

Около закрывшего от нас четверть неба здания гостиницы «Космос» мы остановились. Лебедева прервала рассказ о своей весёлой студенческой жизни в Москве, потёрла украшенную серьгой мочку уха. Держала меня под руку.

Я взглянул по сторонам. Отметил, что около советского отеля ещё не появились знакомые мне по прошлой жизни зелёные насаждения. Высаженные около гостиницы ёлки пока выглядели будто игрушечными. Они поместились бы в комнате обычной советской квартиры, где дети без помощи стремянки украсили бы их к Новому году.

Надпись «КОСМОС» над главным входом смотрелась скромно. Она не пряталась сейчас (как в две тысячи пятнадцатом году) за бронзовой фигурой пока не установленного на каменный пьедестал бывшего французского президента генерала Шарля де Голля.

– Дима, – сказала Лебедева, – я вдруг подумала: ведь ты же никак не мог знать, что у дочери этого московского доктора именно сегодня ночью отойдут воды. Такое ведь сложно предсказать… с такой точностью.

Она выпустила мою руку. Поправила ручку сумки на своём плече. Дернула за ворот кофту, словно вдруг озябла.

– Про воды мы с тобой так и не узнали, – напомнил я. – Мы только видели, как Леонид Васильевич вместе с дочерью уехал в машине скорой помощи. Информация о разрыве плодных оболочек – пока лишь догадка.

Александра приподняла правую бровь. Чуть заметно кивнула.

– Пожалуй, ты прав, – тихо сказала она. – Догадка.

Лебедева снова прикоснулась к серьге, чуть оттянула мочку уха. Взглянула в сторону гостиницы. Но тут же вновь повернула лицо в мою сторону.

– Дима, скажи, а ты всё ещё любишь свою жену? – спросила Александра.

Она посмотрела мне в глаза и уточнила:

– Я говорю о Наде из Нижнерыбинска, которую ты скоро спасёшь.

Я рассматривал Сашино лицо, молчал. Видел, как чуть заметно покачивались на ветру собранные у Александры на затылке в хвост волосы. Сейчас они выглядели более тёмными, чем при дневном свете.

– Люблю, – ответил я. – И её, и дочь. Очень по ним соскучился. Я не видел их много лет. Лизу я в последний раз поцеловал десять лет назад. А с Надей не виделся… Сколько с тех пор прошло? Тридцать четыре года? За эти годы я часто рассматривал их фотографии. Но даже не догадывался, что скоро увижу их снова.

Александра вздохнула.

– Обязательно увидишь, – сказала она. – И снова обнимешь. Поцелуешь.

Лебедева опустила глаза, обняла себя руками, будто прикрыла грудь от порыва холодного ветра.

Я улыбнулся.

– Лизу я обязательно потискаю. Я теперь её дядя. Имею право. У моей дочери с Димкой всегда были хорошие отношения. Он её баловал и вниманием, и подарками. Лиза его обожала. Называла не «дядей», а просто «Димой». Ей сейчас всего десять лет. Представляешь? Маленькая совсем. Хотя она для меня всегда была и будет маленькой.

Александра кивнула, на меня она не смотрела.

– А вот с Надей ситуация сейчас иная, – сказал я. – Мы ведь теперь не муж и жена. Надин нынешний муж её любит. Это я тебе с уверенностью говорю. Потому что он точная моя копия, пусть и не внешне. Он – это я советского образца: ещё не утративший юношескую наивность и не испорченный интернетом. Так что ситуация с Надей… сложная.

Лебедева вскинула голову, отыскала взглядом моё лицо.

– Как ты поступишь? – спросила она. – Со своей жен… с Надей?

Я развёл руками.

– Спасу её, разумеется. Не позволю, чтобы я… то есть, Вовка и теперь уселся в это грёбаное инвалидное кресло-коляску. Оторву голову тому уроду, который в нас тогда стрелял. В этом мои планы предельно чёткие и понятные. Есть время и место Надиного убийства. Я туда приду и наведу шороху. Тут без вариантов. А в остальном…

Я замолчал, дёрнул плечом.

– А что в остальном? – спросила Александра.

– Стану крёстным отцом второго ребёнка Нади и Вовки, – заявил я. – Если доживу. Пусть рожают второго! Пацана. По праву старшего в семье я потребую, чтобы они не откладывали это дело. Да и Лиза обрадуется братишке. Она часто у меня спрашивала, почему мы с её мамой так и не обзавелись вторым ребёнком. Пусть рожают.

Я заметил, что Александра улыбнулась.

– Так они тебя и послушают.

– Послушают, – сказал я. – Димка временами бывал очень убедителен. Я на него теперь очень похож.

Лебедева усмехнулась.

– Это правда, – сказала она. – Я видела, как ты убеждал. Уже заранее жалею твоего брата.

Александра взяла меня под руку и заявила:

– Дима, что-то я замёрзла. И устала. Хочу в номер.

* * *

На восьмом этаже гостиницы «Космос» мы с Лебедевой пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по номерам.

Я помылся под тёплыми струями душа, улёгся в кровать.

Полчаса лежал, смотрел за окно на тёмное московское небо. Затем натянул джинсы, вышел из комнаты. Прогулялся по коридору гостиницы до номера Лебедевой, постучал в дверь.

Александра мне открыла не сразу – полминуты я стоял у порога. Лебедева всё же выглянула из номера. От неё пахло лепестками роз.

Лебедева задержала взгляд на моей голой груди, затем снизу вверх посмотрела на моё лицо.

– Уже помылась? – спросил я.

– Да, – ответила Саша. – Сушу волосы.

Я шагнул к Лебедевой, взял её за плечи, притянул к себе. Сквозь ткань халата почувствовал тепло её тела. Александра затаила дыхание, смотрела мне в глаза.

– Мокрые волосы – это не страшно, – сказал я.

Взял Сашу за руку.

– Иди за мной.

– Куда? – едва слышно спросила Александра.

– В мой номер, – ответил я.