Текст книги "Полукровка. Крест обретенный"

Автор книги: Андрей Константинов

Соавторы: Дмитрий Вересов,Игорь Шушарин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ЯВЛЕНИЕ КИЛЛЕРА

Двое с пистолетами являли собой весьма колоритную парочку: здоровенный, обнаженный по пояс негр, лоснящийся торс которого походил на освежеванный комок мускулов, и почти не уступающий ему в росте и мощи белокожий напарник с отвратительным ожоговым пятном на лице. Этот ожог Самсут узнала сразу. А узнав – вздрогнула, и инстинктивно отпрянула назад, спрятавшись за спиной Шарена. Впрочем, даже при немалых габаритах мэтра юриспруденции, нечего было и помышлять о том, чтобы попытаться оказать сопротивление: даже и без огнестрельного оружия, эти двое выглядели настоящими «терминаторами».

– Эй вы, клоуны! Быстро повернулись! Руки на машину, ноги шире! – скомандовал негр. – И без глупостей!

Дереник и Шарен нехотя подчинились. Негр сунул пистолет за пояс и умелыми движениями обыскал раскорячившихся адвокатов. Оружия не нашел, но зато поживился мобильными телефонами и пухлыми бумажниками, которые небрежно отбросил на капот. После чего не менее ловко выудил из кармана брюк наручники и сцепил правую лодыжку Дереника с левой ногой Шарена:

– Отдыхайте, парни! Теперь вы у нас просто – не разлей вода! – хохотнул негр и смерил взглядом фигуру Самсут, которая стояла рядом ни жива, ни мертва. Задержавшись похотливыми глазками на ее высоко вздымающейся груди, он обнажил белые зубы и плотоядно причмокнул:

– А вас, мадам, я обыщу чуть позже. И с особым пристрастием. Обещаю, что от моего досмотра вы получите немалое удовольствие. Граф, – обернулся в полоборота чернокожий, – хотя бы теперь вы позволите нам занять на пару часов одну из ваших роскошных спален?

– Можешь начинать получать удовольствие прямо сейчас! – зарычала Самсут и что есть силы двинула захватчика ногой в пах. Тот завопил от боли, но обладая отменной реакцией успел-таки садануть ее кулаком в лицо, прежде чем обеими руками схватился за причинное место и скорчился в позе эмбриона. От удара Самсут отшвырнуло к машине: она ударилась затылком о стойку и сползла на траву. Два «брата-адвоката» попытались было подхватить ее, но, забыв про координацию движения скованных конечностей, сами рухнули на землю. В свою очередь Габузов, воспользовавшись общим замешательством, нырком ушел с линии огня вправо, и развернувшись, попытался выбить оружие из рук «меченого». Но тот опередил его буквально на долю секунды – круговой удар носком левой ноги в лицо отправил Сергея в глубокий нокаут. Довершив тем самым создание эпической живой картины «Куча-мала».

– У этого русского неплохо поставлен удар, как вы находите, граф? – поинтересовался Перельман, с живейшим интересом наблюдавший за ходом мини-баталии.

– Пожалуй, я соглашусь с вами, – важно кивнул де Рец. – Вот только… Бить женщину по лицу, да к тому же гостью, – это, на мой взгляд, абсолютно неблагородно.

– Вы как всегда правы, уважаемый.

Перельман подошел к машине, брезгливо переступив через катающегося по траве негра, и остановившись напротив Самсут, учтиво протянул ей руку:

– Мадам, тысяча извинений. Дело в том, что Патрик лишь недавно освободился из тюрьмы Санте 24, в которой провел долгих четыре года. А посему немного подзабыл правила хорошего тона при обращении с прекрасным полом.

– Идите вы к черту, вместе с вашим Патриком! Равно как вместе с этим полоумным стариканом и с этим отмороженным шпионом и подонком, – прохрипела Самсут, не принимая руки Перельмана. – Я уже подписала все бумаги! Что вам еще от нас нужно?

– Позвольте, но ведь вовсе не я был инициатором данного насилия. Напротив, это вашим друзьям вздумалось поиграть в благородных рыцарей, – наигранно пожал плечами Перельман. – Интересно, и кто эти отважные люди, вступившиеся за вашу честь и ваши деньги?… Так-так, посмотрим: ну, господина Дарецана я помню еще по Афинам, а вот кто же у нас скрывается под этой то ли рясой монаха-доминиканца, то ли балахоном члена трибунала «ку-клукс-клана»?… Мне даже страшно представить! Неужели?… Неужели, сам мсье Шарен?! – Перельман картинно закатил глаза. – Бог ты мой, кто бы мог подумать! Преуспевающий парижский адвокат, вступив в сговор со своим братом и с неким наемником, организует похищение конкурента, угон его автомобиля, а также незаконное вторжение в чужое жилище и нанесение легких телесных повреждений обслуживающему персоналу… Вот уж действительно – «старость не радость, маразм – не оргазм»… Да, кстати, о наемнике… Друг мой, – обратился Перельман к «меченому». – Не сочтите за труд, проверьте карманы у этого молодого человека. Возможно, в них сыщутся какие-нибудь документы?

«Меченый» обшарил с трудом приходящего в сознание Габузова, нашел во внутреннем кармане куртки заграничный паспорт, и увидев российскую обложку, с удивлением присвистнул.

– Мсье Перельман, – позвал он через пару секунд. – Идите-ка сюда.

– Обнаружили что-то интересное? – поинтересовался адвокат, подходя.

– У меня есть четкие инструкции от Ильи по поводу этого типа. Вот уж никак не думал, его здесь встретить.

– Он что, тоже русский?

– Ага.

– И какого рода инструкции?

– Мочить.

– Что есть «мочить»? – переспросил Перельман, начиная, впрочем, догадываться. «Меченый» тут же подтвердил догадку, изобразив характерный жест, понятный во всем мире безо всяких языковых барьеров.

– Ах, как это некстати, – досадливо поморщился адвокат. – Вы же умный человек, и понимаете, что все остальные, в таком случае, становятся потенциальными свидетелями.

– Значит, и их тоже, – беспристрастно повторил «Меченый» и посмотрел на Перельмана таким взглядом, что тому сразу сделалось ясно – спорить и что-либо доказывать бесполезно.

– Тогда всех, кроме женщины. Ее мы пока оставим на попечительство господина графа.

– Хорошо, оставим. Но лишь после того, как мы с Патриком ее трахнем.

– Друг мой, но…

– Мы гонялись за этой сучкой почти месяц. По-вашему, мы не заслужили права первой ночи?

– А, делайте что хотите, – махнул рукой адвокат и, достав чуть подрагивающей рукой сигарету, нервно закурил. – Только подождите, я сначала уведу графа в дом. Он слишком сентиментален для подобных зрелищ. Да и прислугу не худо бы на время где-нибудь запереть. В Батисте я уверен, он будет молчать, но вот остальные… Или вы собираетесь вырезать весь замок?

– Десяти минут вам хватит?

– Вполне.

– Отлично. Граф, помнится вы говорили, что где-то на территории есть заброшенный колодец? – обратился «меченый» к де Рецу.

– О, да! Он находится за конюшнями. Колодец был вырыт почти четыреста лет назад. Старинное предание гласит, что на его дне хранятся кости казненных и сброшенных туда гугенотов.

– Прекрасно, именно в этом качестве он меня и интересует. Пойдемте, покажете.

– Эта стерва приготовила мне глазунью в штанах, – проскрежетал приковылявший к ним Патрик. – Боюсь, у меня теперь долго ни на кого не встанет.

– У тебя очень скоро будет шанс это проверить, – усмехнулся «меченый». – Присмотри пока за этими доходягами. Я сейчас вернусь, после чего нам предстоит небольшая грязная работенка. Но зато когда закончим – расслабимся по полной. Идемте, граф…

* * *

– Как вы? – Самсут участливо склонилась над Габузовым, который все еще не мог собраться с силами и заставить себя подняться.

– Спасибо. Если честно – хреново.

– Бедный, – она нежно погладила его по голове. – Потерпите еще немножко. Шарен сказал, что ровно через семь минут весь этот кошмар закончится.

– А что случится через семь минут? Прилетит волшебник в голубом вертолете?

– Я не знаю. Но он постоянно смотрит на часы и уверяет нас, что ситуация под контролем.

– Ну-ну… Интересно, куда это направились старик с Богомолом?

– С кем?

– Этого парня зовут Дмитрий Богомолов. Кличка «Танкист».

– Он ведь из Петербурга?

– Да. А откуда вы знаете?

– Я дважды сталкивалась с ним там, дома. И потом еще один раз на Кипре. Я такая дура, что мне даже и в голову не пришло сообразить, что это вовсе никакая не случайность.

– Вы не дура, просто люди, которые отправили Богомола следить за вами, они – совсем-совсем и очень-очень не дураки.

– Кто вы? Откуда вы столько знаете? – опешив, спросила Самсут. – Да, а ведь мы даже толком еще и не познакомились. Меня зовут Самсут.

– Я знаю, – улыбнулся Габузов. – А меня зовут Сергей. Я…

Но докончить фразу он не успел – спешным шагом к ним возвращался «меченый», отчитывая на ходу Патрика за то, что тот позволил женщине отойти от машины.

– Ты, – он ткнул пальцем в Самсут, – возвращайся на место. А ты – вставай и пошли.

– Куда вы хотите его увести?! – похоже, госпожа Головина не собиралась выполнять чужих приказаний.

– Мне что, попросить Патрика, чтобы он занялся тобой?

– Самсут Матосовна, делайте как он велит, – постанывая, поднялся с земли Габузов. – Не волнуйтесь, со мной все будет нормально.

Самсут ему конечно же не поверила, однако молча вернулась к машине, к друзьям-адвокатам, которые волею судьбы сейчас исполняли роль сиамских близнецов.

– Мне как, кроссовки снимать, или так сойдет? – хмуро поинтересовался Сергей у Танкиста.

– Зачем снимать? – не врубился тот.

– Ну, за амбар обычно босиком по росе выводят. Вы ж, я так понимаю, расстреливать меня собрались.

– Извини, брателло, – виновато развел руками Танкист. – У меня к тебе ничего личного. Просто приказ. Просто бизнес. Я не могу оставить тебя в живых – я профессионал.

– Хреновый у тебя бизнес. И профессионал ты тоже хреновый.

– В каком смысле?

– В прямом, – зло огрызнулся Сергей. – Идиот! Я срубил тебя еще тогда, в Питере. Когда ты врезался в распределительный щиток в подъезде Самсут Матосовны, помнишь? С этого момента все твои телодвижения, равно как телодвижения и переговоры твоего босса Шверберга, фиксировались. И в Швеции, и на Кипре, и в Греции. Включая эпизод вашего шантажа в отношении Саввы Кристионеса.

– Не гони! – удивленно выгнул брови Танкист. – Этого не мог знать никто!

– А ты думаешь, почему Самсут Матосовну отпустили и сняли с нее обвинение в убийстве?

– Просто адвокат хороший попался.

– Этим адвокатом был я! – торжествующе произнес Габузов, гордо вскидывая подбородок. Когда тебе остается жить всего несколько минут, пускай хотя бы одна из них станет минутой твоей подлинной славы.

– Своими откровениями ты лишь облегчил мне задачу, – медленно, растягивая слова произнес Танкист. – Я убил бы тебя безо всякого удовольствия. А теперь, напротив, сделаю это с удовольствием. Пошли, я присмотрел для вашей гоп-компании неплохое местечко. Рядом с гугенотами.

– Не пойду. Хочешь стрелять – стреляй здесь, – решительно мотнул головой и демонстративно скрестил руки на груди.

– Пошли! – угрожающе взвел курок Танкист. – Я не собираюсь триста метров волохать твой труп.

– Твои проблемы!

– Если ты не пойдешь, я прикажу Патрику и, прямо сейчас, на твоих глазах, он трахнет эту сучку. Мы все равно это сделаем, но у тебя есть шанс избежать подобного зрелища. Ну так что? Хочешь посмотреть, как твоя армянка станет подмахивать негру?

Глаза Габузова мгновенно налились кровью, сердце бешено заколотилось.

– Еще одно слово! – прорычал он. – Еще одно только слово, и я…

И в этот момент раздался вселенский грохот! Протаранив высоченные внешние железные ворота, на территорию замка влетел… полицейский броневик. Чудом не снеся на своем пути «Мондео», броневик резко притормозил у бассейна. Люки распахнулись, и из них горохом посыпались флики в бронежилетах, вооруженных гладкоствольными боевыми ружьями Valtro PM-5.

– Мать твою! Что это?!! – потрясенно спросил Танкист.

– Это он! – не менее потрясенно ответил Габузов.

– Откуда здесь ОМОН?

– Не ОМОН, а ОН! Волшебник в голубом вертолете!.. Семь минут… Ай да, Шарен! Ай да, сукин сын!..

* * *

«Мондео» вырвался на простор каменистой долины. За рулем сидел Шарен, наконец-то сбросивший ненавистные балахон и колпак. Самсут и Габузов уютно устроились сзади, и на каждом повороте его плечо невольно прижималось к ее обнаженному плечику, а ее золотистые волосы, раздуваемые ветром, щекотали его губы.

– Шарен, может, хотя бы теперь ты объяснишь нам, откуда явились эти ангелы-телохранители? Причем, в строгом соответствии с озвученным тобою расписанием? – шутливо поинтересовался Дереник. – У тебя что, заключен долгосрочный контракт с небесами?

– У меня заключен контракт не с небесами, а всего лишь с родным братом начальника полицейского управления провинции Овернь. Я с самого начала понимал, что наша операция – чистой воды авантюра, а потому в ней могут иметь место самые разные неожиданности. В том числе, весьма неприятные. Поэтому с утра я дозвонился до Николя, и, в общих чертах обрисовав ему ситуацию, попросил его о небольшой услуге. Мы договорились, что если станет совсем жарко, я отправлю ему эсэмэс-сообщение с одним только словом: «Derriиre» 25. Всё это время мобильник с заранее набранным номером лежал у меня в кармане, и когда нарисовались эти вурдалаки, мне оставалось всего лишь нажать кнопку, чтобы оно улетело к адресату. Ну, и после этого следить за часами – Николя клятвенно заверил, что его подчиненные домчатся до Анжони ровно за 15 минут. Так оно и случилось. Обожаю пунктуальных людей!

– Господи, какой же вы мудрый, мсье Шарен! – не удержавшись, всплеснула руками Самсут.

– То, что наш Шарен чертовски умен и хитер, это правда, мадам, – важно прокомментировал ее слова Дереник. – Но вот до мудреца ему еще расти и расти!

– Но ведь это именно он спас всех нас!

– Да, спас. Потому что умный человек всегда найдет выход из любого сложного положения. Другое дело, что мудрый в этом положении просто не окажется. Это ж надо было додуматься – отправить вас, одну, без сопровождения, именно в то место, которое указал эта каналья Перельман! Слава Богу, что вовремя подоспели материалы по графу.

– А все-таки, – осторожно поинтересовалась Самсут, – объясните мне, зачем он все это устроил? И подвал, и письмо на Украину?

Ответом ей стал дружный смешок с переднего сиденья.

– По глупости, мадам, по глупости, – пророкотал волчок-горбунок. – Он надеялся просто напугать вашу уважаемую матушку, а вас задержать до открытия наследства. Ведь он – наследник третьей очереди, и при наличии наследников первой, каковыми являетесь вы с вашей матушкой, ему не достается ровным счетом ничего. В противном же случае – то есть в случае пропуска вами срока открытия, все миллионы попали бы к нему, несмотря на недееспособность.

– Бедняга! – фыркнул Шарен. – Но и в этом случае ему ничего бы не досталось, поскольку за похищение человека, являющееся уголовным преступлением, он все равно потерял бы права на наследство.

– Так, значит… все старания были напрасны? – Самсут искоса посмотрела на сидевшего рядом Сергея и слегка покраснела.

– О, нет! – ответил ей слаженный мужской хор, и машина помчалась еще веселее.

– Ибо все это и являлось частью обширного плана господина Перельмана, служащего не только на благо своего старшего компаньона, кстати, весьма почтенного и добропорядочного юриста, но и некоей конторы «Золотой рассвет», специализирующейся на доверительном управлении имуществом, – пояснил Шарен. – Именно там и был написан весь сценарий – сначала отсечь вас, а потом упрятать в психушку этого ненормального и самим наложить лапу на наследство. Они вошли в доверие к нему, заставили поверить, что действуют исключительно за комиссионные, всячески демонстрировали ему отчеты о проделанной работе, заставляли подписывать груды бумаг, смысл которых он не всегда понимал. В том числе – подсунули и бумагу, по которой поверенным в его делах становится человек из их конторы. После того как его обвинили бы в преступлении и из-за недееспособности поместили бы в психушку до выздоровления, представляете, как они могли порулить его хозяйством? Эта схема была опробована ими как минимум в трех случаях и всегда действовала безотказно. Но прокол случился лишь сейчас – зря они связались с армянами. К тому же с русскими армянами.

– И что теперь? Их арестуют, как мошенников?

– Боюсь, сделать это будет трудновато – разве что граф подаст иск. Но есть еще такое понятие как репутация. Им придется отказаться от подобных афер, пока этот инцидент не забудется, а это произойдет не скоро. Но вот у тех двоих мерзавцев шансы провести за решеткой ближайшие лет пять, не меньше – весьма высоки. Особенно у русского. Благодаря Сергею в полиции уже знают, что он въехал во Францию по поддельным документам. За это у нас полагается очень серьезное наказание…

Они приближались к Бурбоннэ. Рыжие скалы выглядывали из пышной зелени, небо сияло безупречной голубизной, яркое солнце освещало крошечные деревушки, лепившиеся на скалах. В воздухе пахло дягилем и дроком.

– Как в Армении, – вдруг тихо произнес Дарецан.

– А вы там были? – в один голос ахнули Самсут и Габузов.

– Да, я специально ездил туда пять лет назад, но, к сожалению, был только в турецкой части.

– И Арарат видели?

– Да, стоял у подножья.

Он умолк ненадолго, и все уважительно ждали продолжения.

– Незабываемое ощущение. Словно бы прикоснулся к вечности – и одновременно к живому истоку. Знаете, после этой поездки я стал как-то мягче к людям, стал мудрее, что ли. Честно признаться, и в нашу авантюру ввязался отчасти из-за того, что предстояло путешествие в Овернь – эти места мне ужасно напоминают Армению. Даже созвучие какое-то странное есть в названиях. Да и люди здесь так же суровы и так же сотворены по образу и подобию земли.

– Ну, да, – вмешался Шарен, – еще не так давно овернцы решали свои споры с помощью дубинки, но при этом всегда предпочитали бить по голове, а не по ногам: головы здесь крепкие, а вот со сломанной ногой не выживешь.

– Да, чтобы выжить в этих краях, требуется большое упорство, нужен твердый, неуступчивый, честный характер. Овернцы именно такие, и поэтому очень близки мне. Помните песню Брассенса? – неожиданно спросил Дерецан и тут же запел:

Elle est а toi, cette chanson,Toi l’auvergnais, qui sans faзon 26…

– Красивая песня. Я тоже очень люблю ее, – подхватил Шарен.

– Овернцы – они словно наше европейское отражение, – вернулся к прерванной и, видимо, излюбленной теме Дереник. – Я рад, что снова побывал здесь, хотя и по не очень приятному поводу.

– Но ведь теперь все хорошо, – улыбнулась Самсут и почти бессознательно прижалась к твердому плечу рядом.

– А вот мне не довелось побывать в Армении, – снова вмешался Шарен, – но у меня есть одно любимое стихотворение неизвестного трубадура тринадцатого века об Оверни, и когда я повторяю его, мне всегда кажется, что это сказано об Армении:

«О, бедная страна моя, я обошел твои горы, твои скудные равнины, я созерцал небо в твоих ручьях, и сегодня я клянусь тебе: ты моя мать, и я тебя почитаю, ты любовь моя, и я трепещу пред тобою…»

– Ты любовь моя, и я трепещу пред тобою… – в унисон повторили Самсут и Габузов.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
НА ХОЛМЕ МУЧЕНИКОВ

Сразу по возвращению из Оверни Самсут закрутило в таком бешеном вихре восторгов и поздравлений, в котором не то что поговорить, но даже подумать о чем-либо было невозможно. После предъявления ей Шареном всех неоспоримых документов, касающихся наследства, она совсем потеряла голову – но не от счастья, а от того, что все никак не могла представить себя в роли миллионерши. Получается, всё оказалось правдой. Но кто же все-таки тот неведомый питерский незнакомец? Где он? Откуда он узнал? И, по большому счету, какую-то часть наследства обязательно надо отдать ему, ибо без него Самсут не оказалась бы в Европе, и не потянулась бы эта причудливая ниточка ее приключений, приведшая, в конце концов, в Париж. Разумеется, Самсут было не жалко денег, но все же оставался какой-то неприятный осадок недоговоренности и нечестности, и эта червоточинка отравляла ей радость освобождения и перспективы дальнейшей, и без того непонятной, жизни.

Вплоть до открытия наследства Шарен предложил ей снять на свои деньги отличный номер, но Самсут решительно отказалась – ей приятней и проще было оставаться у Габриэль. Которая, помимо любви к армянской истории и культуре, оказалась еще и большой любительницей крыс.

– …А ты знаешь, что борьба человечества с крысами первыми безнадежно проиграна? – первым делом огорошила она ее брутальным вопросом.

– То есть как?

– А так, что никто никогда их не вытравит. И после ядерной катастрофы останутся только они и тараканы.

– Брр, – поежилась Самсут, при этом все же не забывая гладить Беттину по мягкой шерстке.

– И это справедливо! – с жаром продолжила неистовая квартеронка. – Они же умницы, красавицы. Правда, алкоголики.

– То есть?…

– В прямом смысле. Если хоть раз попробовали – все! У меня кобель был – попробовал кларета как-то и пропал. Так и спился. Так что, смотри, у твоей-то как с этим? Она ведь из замковых подвалов, там всегда полно бочек с разными винами. Может быть, она к такому привыкла, что в России и днем с огнем не найдешь! – рассмеялась девушка.

Самсут даже расстроилась, но, осмотрев Беттину, Габриэль сказала, что крыса еще очень молода, и надавала Самсут уйму советов касательно того, как кормить и содержать, чего делать и чего не делать. Выяснилось, что непременно нужны перепелиные яйца и свежие веточки тамариска, не говоря уже о поилках, корзинках, колесах и прочем оборудовании. Самсут послушно купила все это, причем сама Беттина ничуть не удивилась произошедшей метаморфозе, а вполне освоилась в парижской квартире и бегала по ней, как по замку, в любую минуту откликаясь на имя.

В общем, Беттине было легко и весело, а вот на душе у ее хозяйки – тяжело и грустно. Самсут пугало будущее. Скоро сюда приедет мать, которая, конечно, не возьмет с собой Вана из каких-то там одной ей понятных педагогических соображений, а оставит мальчика у какой-нибудь подруги. Начнутся хождения по всяким официальным местам, репортажи, назойливые корреспонденты. Недаром Шарен уже несколько раз заговаривал о том, что неплохо бы заказать несколько платьев для официальных случаев. А девчонки, то и дело, словно случайно, затаскивали ее в какой-нибудь бутик. Но Самсут только привычно ужасалась ценам и побыстрей выходила на улицу.

* * *

Все это время Габузов жил у Шарена, где остановился и Дереник – и туда, несмотря на многочисленные приглашения новоявленных друзей, Самсут не заходила.

Но вот однажды она не выдержала и все-таки пришла к Шарену в офис.

– Вы так помогли мне, – начала она, отказавшись от кофе и коньяка. – Но, может быть, вы не знаете всей моей истории? Ведь все началось с телефонного звонка, анонимного. Незнакомец говорил о каком-то заграничном наследстве, но ни слова не сказал про Луговуа. Все это походило на дешевый детский розыгрыш, но подруга убедила меня, что речь может идти о какой-то моей родне по армянской линии. Тем более что звонивший назвал себя Хоровац.

– Хоровац? – Шарен хмыкнул. – Смешно!

– Смешно. Только мне было не до смеха… Я в двух словах рассказывала это еще господину Дарецану. Я понимаю, теперь это уже не имеет значения, но все-таки… Мне бы очень хотелось узнать, кто же звонил мне тогда, и зачем?… И еще… – Самсут густо покраснела. – Нет, все-таки дайте мне немного коньяку. – Она залпом выпила рюмку и закончила. – Откуда он взялся, этот Габузов? Кто он? Он ведь русский…

– Он квартерон, как и вы, армянин на четверть. – Шарен выразительно потер роскошные брови. – А вообще-то он, оказывается, наш с Дереником коллега, юрист из Петербурга. Его помощь оказалась весьма кстати. И я честно вам скажу, Самсут-джан, если бы не он…

– Ах, вот как… – растерялась Самсут. – Так он юрист из Петербурга… Ну, спасибо вам, я пойду…

Это известие окончательно ее запутало. «Юрист…Стал бы нормальный юрист начинать дело о наследстве со столь нелепого звонка? К тому же, юрист из Питера…». Те несколько часов в машине по романтическим дорогам Оверни и Шампани что-то изменили в ней. То ли пьянящий воздух свободы, стал причиной тому, то ли разговоры об Армении, то ли просто пряный запах трав и… любви. В любом случае теперь Самсут никак не могла забыть того ощущения твердого горячего плеча рядом и большой руки, случайно накрывшей ее ладонь. «Ты любовь моя, и я трепещу пред тобою…»

Поначалу Самсут отнеслась к своим чувствам со смехом – надо же, взрослая тетка грезит такими романтическими бреднями после одной-единственной поездки на машине рядом с мужчиной. Но ощущения не отпускали, наоборот, забирали у нее все больше и больше времени и сил. Самсут не могла отвязаться от них ни ночью, ни даже днем; они, как невидимый огонь, распространялись по всему ее существу, жгли и требовали какой-то определенности. Самсут вынуждена была себе признаться, что влюбилась, как девчонка, неизвестно в кого. Пребывая в полном смятении, она боялась своего чувства, не верила в него и до последнего откладывала встречу со своим избавителем, Нет уж, скорее бы приезжала Гала, все завертелось бы вновь, отвлекло ее от всех этих глупых мыслей, и они… поскорее вернулись бы в Питер.

Возвращение домой, как ей казалось до этого времени, окончательно решало все вопросы. Но теперь, когда Самсут узнала, что Габузов тоже ленинградец, все ее расчеты пошли прахом. Может быть, все-таки лучше увидеться с ним наедине здесь, в Париже, в городе, где она чувствует себя чужой, не совсем уверенной? Но тут вдруг ей пришла в голову и другая мысль. А как же любовный воздух Парижа, места, где все дышит соблазном? Словом, Самсут никак не могла решить, что предпринять и шла, сама не зная куда.

Она пришла в себя, оказавшись под аркой какого-то небольшого моста, на набережной с могучими липами. Набережная была уютной и почти пустой, машины шли далеко вверху, над стеной со старинными медными кольцами, а здесь было тихо, и пахло водой, но не невской острой и волнующей, а чужой, сладковатой.

Самсут присела на низенький парапет и не знала, радоваться ей или грустить. Полностью менять свою жизнь в тридцать с лишним уже не так просто и увлекательно, как в двадцать… Ах, если бы сейчас была рядом бабушка! Как сидели бы они вдвоем на этой парижской набережной, как, смеясь, обсуждали бы эти ее неожиданные приключения, а потом… А потом Самсут прижалась бы к пахнущему неизменными духами «Белая сирень» бабушкиному курчавившемуся виску и шепотом рассказала бы ей о той сладкой лихорадке… И Маро непременно обняла бы ее и нашла нужные, единственно правильные слова, которых ей теперь так не хватает. Сколько было бы сейчас Маро? Восемьдесят пять? Вон Сато больше, а Самвелу было еще больше… Ах, как ей не хватает мудрой поддержки старших, ведь это только кажется, что, когда человек взрослый, он все знает и все может решить – нет, ему точно так же, как малышу, как подростку бывает нужен добрый совет любящих и заботливых старших…

* * *

– …А я думал застать вас у Габриэль, – раздался у нее над головой словно чуть надтреснутый голос. – Завтра я собираюсь возвращаться, но не мог уехать, не встретившись с вами.

– Уезжаете? Как? Почему? Ах, извините, это совершенно глупые вопросы. Просто я немного задумалась, а вы…

– Простите, что я столь бесцеремонно прервал ваше уединение, но я уже минут десять стоял и смотрел на вас: думал вот вы пойдете, тогда и я подойду. Но вы все сидели, и я не выдержал…

– Да-да, вы правильно сделали, Сергей… Можно мы будем называть друг друга по именам, тем более что здесь все так друг к другу и обращаются? А то мне в школе уже так надоело «Самсут Матосовна да Самсут Матосовна»! Пойдемте же куда-нибудь, – поспешно предложила она, хотя ей больше всего хотелось бы так и оставаться здесь, в тишине и уединении этого моста. И еще… чтобы снова его горячее плечо касалось ее белой футболки…

– Да-да, вы правы, надо пойти, – заторопился Габузов, снедаемый той же мыслью. – Давайте пойдем на Монмартр, я там еще не был.

И они двинулись на север какими-то неизвестными улочками, слепо минуя все достопримечательности, дворцы и музеи. Наконец, впереди засверкал белоснежный Сакре-Кёр, и потянулись карабкающиеся вверх извилистые неровные улицы с узкими лестницами-тротуарами, нескладные домишки с раскрашенными ставнями, крошечные бистро и каменные ограды, у которых сидели художники.

Они шли по Монмартру и воистину ощущали, что это место подходит им, как нельзя лучше – поскольку оба мучились сомнениями, недоговоренностями, стыдом и неуверенностью.

– Прямо как у нас на Невском, – первой нарушила долгое молчание Самсут.

– Только здесь все одеты поярче. А рисуют, мне кажется, все одно и то же. Послушайте! – вдруг остановился Габузов. – А, может быть… они нарисуют вас? И я бы увез портрет в Питер, а то у меня только это…

С какой-то детской беззащитностью заглянув в глаза Самсут, он полез во внутренний карман и вытащил оттуда вырезанную из «Ангелиофороса» фотографию.

– Что это? – оторопела она. – Откуда это у вас? Вам Дереник дал?

Габузов покачал головой.

– Погодите, неужели вы… Вы, что, там были?!

– Я был… я не мог не… – залепетал Сергей Эдуардович

Странные мысли пронеслись в голове Самсут.

– Вы что, следили за мной?!

– О, нет, нет! Я просто на память…

– Пойдемте! – Самсут дернула его за рукав. – Пойдемте, сядем в какое-нибудь кафе и поговорим, наконец, начистоту!

И они почти бегом поспешили сквозь окутывавшую их невидимыми пряными путами сиреневую дымку, сквозь запахи кофе и ликера, «голуаза» и седых камней. Не замечая никого вокруг, они проскочили площадь Тертр с ее красными зонтиками и, инстинктивно стремясь уединиться, остановились у трех каменных тумб, перекрывавших тротуар, за которыми начиналась зеленая с желтым изгородь. За ней виднелся невзрачный красноватый домик с зелеными ставнями и трубой, на котором в стилизованном картуше золотилась надпись «Au Lapin Agile» и чуть пониже «Cabaret».

– Сюда! – решительно потянула Самсут. – Я один раз уже завтракала у какого-то отца, теперь поужинаем у какого-то кролика.

– Но ведь тут написано «кабаре», – засомневался Габузов.

– Кабаре – это не кабаре, а кабачок, – уверенно сказала Самсут, уже наученная Габриэль, Ануш и Бертой разбираться в подобных заведениях.

Они зашли через скрипнувшую дверь и оказались в полумраке, впрочем, забитом туристами весьма плотно, ничуть не меньше, чем кафе на площади.

– Все равно! – отрезала всякое возможное отступление Самсут. – Сядем.

К счастью, нашелся свободный столик в самом углу, и на вопрос подошедшего официанта Габузов равнодушно махнул рукой:

– А! Не имеет значения! Принесите, что сочтете нужным.

Привыкший ко всему официант пожал плечами.

Они сидели друг напротив друга, и Самсут все старалась подальше подогнуть ноги, чтобы не коснуться колен в потертых джинсах.

– Честно говоря, я очень рада, что мы можем, наконец, объясниться, – начала она первой, потому что понимала, что еще несколько минут такой вынужденной близости, и ощущения, снедающие ее уже несколько дней, до конца завладеют ею. И вместо того чтобы что-то выяснить, она отдастся им полностью и, забыв обо всем на свете, будет просто смотреть в черные глаза напротив.