Текст книги "Полукровка. Крест обретенный"

Автор книги: Андрей Константинов

Соавторы: Дмитрий Вересов,Игорь Шушарин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Послушайте, – прошептал он, оказавшись уже непосредственно перед массивными, цвета можжевельника дверями, – может быть, мы все-таки закончим эту игру? Я с удовольствием прокатился с вами до Оверни, но с удовольствием не меньшим отвезу вас обратно. По дороге, кстати, можем заехать в курзал в Виши – всем после такой встряски неплохо бы выпить по паре-другой стаканчиков минералки. Или вам все-таки нужны деньги? Так они тоже к вашим услугам… Опомнитесь, молодой человек – вы, кажется, немного заигрались. Я не хотел бы потом, чтобы вы горько раскаивались…

– Мсье Перельман, вам известна поговорка: «у кого длинный язык, у того жизнь короткая»? – вслед за этим вопросом последовал все тот же, даже еще более выразительный тычок дулом в спину.

Перельману ничего не оставалось, как неверной рукой взяться за дверной молоточек и постучать тоже каким-то замысловатым образом. Однако сделал он это как можно тише.

– Не поможет, – прошипел Габузов и ловко в точности повторил удары адвоката, правда, в три раза громче.

Дверь раскрылась, являя на пороге высокого мускулистого лакея. В первое мгновение Сергей даже опешил: лакей оказался именно таким, как в исторических фильмах – в парике, в ливрее и в белых блестящих чулках, выразительно обтягивающих мощные икры. Честно говоря, Габузов в этой ситуации рассчитывал встретить максимум старичка-охранника, в силу пенсионной невостребованности подрабатывающего у барина. Но отступать было поздно – да и немыслимо.

– Здравствуйте, Батист. Я к его сиятельству… Со мной нотариус… Франсуа, надеюсь, предупредил вас…

Хмурый лакей с тем же выражением лица, молча пропустил Перельмана вперед и, не обратив внимания на такую мелкую сошку, как какой-то нотариус, на мгновение повернулся спиной. В ту же секунду горло его было сдавлено болевым приемом, а под мышку уперся пистолет. Ах, не зря до третьего курса Сергей Эдуардович «контрабандой» ходил на занятия восточными единоборствами, которые велись только для особой, шестой группы каждого курса, где обосновывались одни стукачи и гэбэшники! Какое унижение он испытывал, когда его с легкостью укладывала по традиции единственная девушка в группе Ленка Стехина! А ведь она была к тому же еще и красавица, по которой он тогда тайно вздыхал… Кто бы мог подумать, где и как пригодится ему этот, пусть и жалкий, но все же опыт!

– Молчать! – прошептал он и зачем-то добавил всплывшую из «Дубровского» фразу. – Если жизнь дорога!

Батист пожал плечами и расслабился. Сергей уже хотел было торжествовать победу, но тут увидел, что с лестницы навстречу им спускается еще один лакей – по комплекции абсолютно такой же. Перельман поспешно отскочил в сторону и Габузов понял, что это – конец! С двумя амбалами ему просто не справиться. А значит, – о, ужас! – придется стрелять… и, может быть, даже убить… Он зажмурился.

Но сзади уже грохотали две пары ног – это шли на подмогу Дереник и Чаренц, причем последний, из конспиративных соображений так и не снявший своего балахона, лопнувшего по швам во многих направлениях, оказался весьма не лишним в сложившейся критической ситуации.

– Ура! – сорвавшимся голосом крикнул Сергей Эдуардович и едва не прокусил губу, чтобы не крикнуть классическое продолжение «За Родину!». Но вместо этого, видя, что Дереник и особенно внушительный в черном колпаке Чаренц скручивают Батиста и второго лакея, снова схватился за Перельмана.

– Где она?!

– Вы не в двухкомнатной квартире! – огрызнулся тот. – Это Анжони! Здесь двести с лишним помещений да еще донжон, чердаки и конюшни! Нет уж, ищите сами, молодой человек. Может быть, та, кого вы ищете, и вообще уже не здесь, у Реца есть еще один замок, в Лангедоке.

Габузов побледнел. Неужели старая лиса навела их на ложный след?! С отчаянием обреченного, он крикнул Деренику и Чаренцу, чтобы те связали лакеев, а сам быстро взлетел по лестнице и оказался в круглом зале с колоннами, откуда в восемь сторон лучами расходились длинные коридоры. Куда бежать, если каждый коридор в свою очередь несомненно разветвляется на еще более мелкие? А ведь там еще могут быть и ловушки, всякие западни, проваливающиеся полы, захлопывающиеся стены… Другие лакеи, в конце концов! На мгновение Сергей Эдуардович застыл посередине, но тут вдруг ему на память пришла какая-то детская статья из журнала «Костер», где рассказывалось, как обходить лабиринты. Надо все время держаться одной рукой за стену, не отрываясь, и тогда, в конце концов, все равно выйдешь к тому месту, откуда начал, при этом обойдя-таки все. И поскольку в правой у Сергея Эдуардовича по-прежнему был пистолет, привезенный из Афин запасливым Дереником, он двинул в левую сторону и сразу попал в огромный зал, с рогами по стенам и мертвым камином. Решив, что потайных дверей здесь нет, он сунулся в следующий, неожиданно оказавшийся спальней: посредине величественно возвышалось старинное ложе под бархатным синим балдахином. Синее же покрывало краем неосторожно сползло на пол, и Сергей Эдуардович сжался от ревности. Может быть, здесь, да, да, именно здесь этот граф, этот проклятый французский хлыщ обнимал Самсут, обнимал насильно… А если не насильно?! Какой кошмар! И с удвоенной энергией Габузов помчался дальше.

* * *

Сергей уже сбился со счета комнат, залов и каких-то клетушек, но нигде не было видно даже слабого признака обитания человека – все было пусто, пыльно, мертво. Что, если действительно, Самсут не в Анжони, а в другом замке? Тогда все! Они не успеют… Раздавленный этой мыслью, он стал уже почти механически обследовать попадавшиеся помещения, держа оружие не наготове, а в опущенной руке. Вот еще столовая, кажется, уже третья по счету, вот пятая спальня, вот…

Неожиданно резкий удар выбил из рук Сергея Эдуардовича пистолет и, подкинутый ногой в черном ботфорте, он улетел в дальний угол зала. Раздался леденящий душу смех.

«Привидение!» – в первую долю секунду подумал Габузов, и действительно перед ним возникла странная фигура в алом камзоле, в белоснежных брыжах и в высоких кавалерийских сапогах. Лицо человека было неправдоподобно красиво, но в этой красоте сквозил какой-то изъян преувеличения: волосы были слишком черны, глаза слишком сини, губы – красны, а черты – идеально правильны. В то же время незнакомец был скрючен на один бок и явно подволакивал ногу.

– Кто вы такой? – опешил Сергей.

Лицо снова рассмеялось сатанинским смехом и обнажило отвратительные гнилые зубы.

– В приличных домах принято сначала представляться гостям.

– А! – взревел Габузов и бросился на графа. – Так вы хозяин?! Где она? Где?!

Но де Рец совершенно спокойно и легко увернулся от прыжка и снова оказался перед Сергеем, продолжая все так же мерзко ухмыляться.

– Она? Кто она? Кухарка? Прачка? Одна из наложниц?

Слово «наложница» прозвучало для Габузова, словно удар по лицу плетью. Значит, это правда, эта тварь вынудила Самсут спать с ним, угрожая убить…

– Подонок! – выкрикнул он самое сильное свое ругательство, поскольку никогда, даже в самые лихие студенческие годы не прибегал к мату, накрепко запомнив слова деда, что матерная брань унижает только произносящего ее. А затем неожиданно выкрикнул, будто подбадривая сам себя:

– Все равно она лучше всех, и я найду ее!

На лице графа выразились удивление, любопытство и наслаждение одновременно.

– А, так вы еще и кавалер! Влюбленный рыцарь, потерявший голову паж! Как интересно! Какой неожиданный и приятный оборот! Я даже не думал, что дела пойдут таким образом. Прелестно, прелестно…

Несмотря на физическую ущербность, граф кошкой маячил перед Сергеем, то отступая, то приближаясь, словно танцуя, и Габузов с ужасом начал понимать, что ни в каком даже самом отчаянном прыжке он его не достанет. Скоро таким образом они оказались в самом дальнем конце зала, но, к несчастью, противоположном тому, где лежал пистолет. Здесь неуловимым движением хозяин замка выхватил откуда-то две шпаги и презрительно бросил одну из них Габузову.

– Рыцарь должен уметь владеть настоящим оружием, а не этой железной вонючкой. Защищайтесь!

Шпага оказалась старинная, настоящая, тяжелая, и ее резная рукоять сама легла в ладонь Сергея Эдуардовича. Ощущение было не только забытое, но и непривычное. И он вспомнил…

Когда-то давным-давно еще совсем маленький Сережа ужасно страдал от своего невысокого роста и худобы, мама, взяв его за руку, привела в фехтовальную секцию Дворца пионеров. И выяснилось, что мешавшая ему в других видах спорта внутренняя сосредоточенность здесь оказалась явным преимуществом. К тому же гибкость, юркость, легкость ценились в фехтовании весьма высоко, и маленький Габузов стал быстро делать успехи. Через год он уже поменял простую рапиру на электрическую, обыкновенную рукоять на так называемый «пистолет» и принялся ездить по юниорским соревнованиям. Ах, Колпино, Красное Село, Пушкин! Владимир! Ранние подъемы, страх неудачи, узкая дорожка под ногами, мир через клетку маски… Но день за днем он рос, рос… и вырос. Кроме того, сменился любимый тренер, и постепенно интерес к фехтованию у Сережи затух.

Все эти воспоминания промелькнули в памяти Сергея в один короткий миг, в тот самый, в который тяжелая, совсем не спортивная рукоять легла ему в руку. Что он помнит? Да практически ничего! Первая позиция, гардэ, рипост – вот, пожалуй, и все. Нет, так ничего не получится! Единственный способ – полностью расслабиться, чтобы тело само вспоминало некогда им наработанное. И, не задумываясь, Сергей встал в позицию и сделал первое движенье.

Впрочем, граф уже был готов. И поначалу хорошо еще, что памяти тела Габузова хватало на то, чтобы отбиваться, медленно отступая. Граф гонял его по всему залу с ловкостью фокусника, но все же мог наносить пока только мелкие царапины. И все-таки было ясно – еще пара минут, и, окончательно прижав Габузова к стене, де Рец, в конце концов, прикончит своего неловкого противника. Вот уже и действительно, гораздо быстрее чем через пару, граф сделал красивый и мощный выпад, едва не выбив шпагу из руки Сергея, онемевшей с непривычки, и Габузов, едва не упав, спасся только отчаянным прыжком в сторону.

– Школа д’Аргентюэля! Королевский клуб Лангедока! – усмехнулся де Рец. – Вы готовы принять последний удар милосердия? Или предпочитаете еще немного помучиться?

– Лучше, конечно, помучиться, – автоматически среагировал Габузов, понимая, что сейчас ему и впрямь следует поменять тактику. Единственное, что ему оставалось – не гнаться за победой, а изматывать противника физически. С такой ногой и скрюченным боком долго простоять трудно, а тем временем, глядишь, сюда доберутся Дереник или Чаренц. И Габузов стал тупо, но верно «мочалить» противника. Это возымело действие, хотя не физическое, как предполагал Габузов, а скорее, психологическое: разъяренный тем, что ему все никак не удается расправиться с врагом, которого он к тому же считал полным профаном, де Рец начал делать ошибку за ошибкой. И вот когда он с кривой усмешкой вдруг сделал резкий выпад, вознамерившись все же покончить с затянувшимся поединком, Сергей ловко парировал удар, нырнул и, сам не зная как, выбил у графа шпагу.

– Фехтовальная секция ленинградского Дворца пионеров! – торжествующе вырвалось у него.

Граф де Рец на мгновение опешил, и этого замешательства Габузову хватило, чтобы приставить острие шпаги прямо к его груди. Граф уткнулся спиной в стену, и Сергей жестко произнес.

– Вы проиграли, граф. Где она?

– Какая пошлость! – вдруг вздохнул де Рец. – Вы испортили мне всю игру. Откуда вы, вообще, взялись?

– Из Парижа, – честно ответил Габузов. – То есть из Афин.

Вид поверженного графа теперь вызывал у него отчего-то только жалость.

– Разве не из Стависч?

– Откуда?!

– Из Юкрейн… Украины…

– При чем тут Украина? Я – за Самсут Матосовной. Она дорога мне…

– Ничего не понимаю… Впрочем, теперь все равно.

– Послушайте, граф! – начал понемногу заводиться Сергей. – У вас два уха и только один рот, поэтому два раза послушайте и один раз скажите. Мне нужна Самсут Матосовна. Где она?

– Вы долго бы ее искали, кавалер, – после краткого удивленного раздумья ответил граф. – Но я проиграл поединок, и… – она в донжоне. Вот ключ.

С этими словами де Рец снял с шеи связку ключей и подал Габузову.

– Что еще?

– Увы, я вынужден связать вас, граф, – извиняющимся тоном пролепетал Сергей Эдуардович. – Чем бы можно было это сделать?

– Кретин! – бессильно выдохнул граф. – И это влюбленный кавалер! Que diable! Снимите шарф с камзола!

Габузов последовал совету хозяина шарфа и постарался завязать его руки как можно деликатней.

– Батиста, Жермона и Франсуа рассчитаю к чертовой матери, сволочей, – отвернувшись, добавил граф. И уже в спину убегавшему Габузову крикнул: – А могла бы ведь жить в апартаментах, если бы не уперлась!..

После того как Сергей исчез в коридорах замка, Дракула подошел к окну, отодвинул массивную гобеленовую штору и три раза подряд с силой потянул спрятанный под ней шнурок – секунду спустя в домике привратника, что стоял в глубине замкового подворья, раздалась настойчивая трель колокольчика.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ТРИ МУШКЕТЕРА И КНЯЖНА ТАРАКАНОВА

– Эй, Беттина! Беттина! – тихонько позвала Самсут, и сероватое пятнышко неуверенно отделилось от стены. – Иди, иди сюда, не бойся! У нас сегодня на завтрак телятина и отличные пирожные!

Пятнышко, словно и в самом деле все понимая, приблизилось и оказалось небольшой серой крысой с удивительно симпатичной мордочкой и умными черными глазками навыкате.

– На, лакомись, когда еще так поешь, – и Самсут на ладони протянула ей угощение. Беттина проворно взобралась на каменную скамью и с должным уважением, аккуратно и чисто стала наслаждаться лакомством…

С крысой они познакомились вчера вечером. После того как Самсут решительно отказалась перебираться наверх, она оказалась полностью предоставленной сама себе. Впрочем, жаловаться особо было не на что: де Рец прислал вниз хорошее и теплое постельное белье, да и еды тоже доставлялось вдоволь. Причем такой, какую Самсут не едала и в ресторанах. Единственным неудобством было умывание из таза и противная дырка в полу для всего остального. «Сюда бы какого-нибудь поэта или философа, – размышляла она. – Настоящие условия для творчества, а я, можно сказать, зря занимаю здесь место!» А вот о книгах, к несчастью, граф не позаботился. И после нескольких долгих часов отчаяния Самсут поняла, что надо придумать себе какое-нибудь занятие – иначе можно свихнуться. Она не сомневалась, что рано или поздно ее отсюда вызволят. Вопрос только во времени. А поскольку ее не морят голодом и не бьют, она вполне способна продержаться здесь две недели. Ведь Перельман тогда ясно сказал – «у нас целых две недели». По всей видимости, он имел в виду, что по истечении этого срока наследство автоматически перейдет полусумасшедшему графу.

«Э-эх, – вздохнула Самсут, – наследства, скорее всего, теперь, конечно, не видать. Ну, да и Бог с ним!» Она уже и так испытала из-за него в жизни столько плохого, что воистину права была бабушка Маро, когда говорила: «У кого деньги есть – ума нет, у кого ум – денег нет». «Но у меня, кажется, нет ни того, ни другого», – вдруг рассмеялась Самсут. Смеяться в ее положении было просто необходимо, иначе можно было совсем побелеть от злости. Или позеленеть от тоски. Подумать только – находиться целых две недели во Франции и просидеть все это время в сыром подземелье! Ради такого сомнительного удовольствия достаточно было добраться до Алексеевского равелина Петропавловки. «Ах, уж на этот счет мы непременно похохочем вместе с Каринкой!» – весело подумала Самсут. Насмеявшись вдоволь, а затем, вздохнув по поводу явного идиотизма ее последнего приключения, она, в конце концов, спокойно заснула.

Проснулась же Самсут от странного ощущения, что на нее кто-то смотрит. Неужели опять несчастный граф? В глубине души Самсут было даже немного жаль этого калеку. Как это ни странно, она не испытывала к нему ни злобы, ни желания отомстить. Однако перед ней оказался совсем не граф: на нее, скрестив на груди лапки, смотрела небольшая изящная крыса. Самсут, в отличие от большинства девочек, никогда не боялась ни лягушек, ни ящериц, ни крыс, а наоборот, испытывала к ним горячую симпатию. Она бы давно завела какую-нибудь декоративную крысу, но было даже страшно представить реакцию Галы на появление в доме животины из семейства грызущих! Но другое дело здесь. Узнику просто положено приручать крыс, и Самсут откровенно улыбнулась маленькому существу. Улыбнулась, веря, что любое теплокровное животное понимает идущее от человека настроение и точно оценивает его. Просто не надо лгать и притворяться.

И крыска действительно приблизилась, с любопытством оглядывая Самсут. Женщина осторожно протянула раскрытую ладонь… Так через полчаса они вполне подружились, и Самсут за рассудительность назвала подружку Беттиной в честь мудрой жены и любовницы немецких философов. Неожиданная дружба явилась для одинокой узницы настоящим спасением. Самсут принялась обучать свою новую подругу всяким трюкам, вроде прыжков через ложку, прятанья под подушкой, а главное – научила ее отзываться на имя…

* * *

– Беттина, Бетти, – снова и снова звала Самсут, протягивая кусочек круассана, но крыска так и не вышла на ее зов. Самсут расстроилась, а потом, увидев, что черные глазки поблескивают то здесь, то, там, но при этом к ней не приближаются, заволновалась. В умных книжках написано, что крысы предчувствуют всякие разные катаклизмы за несколько часов до их наступления. А что, если начнется землетрясение, и ее завалит в этом подвале? Или еще того хуже, какое-нибудь наводнение – и она, Самсут Матосовна Головина, разделит участь княжны Таракановой. «Так тебе и надо – ведь княжна Тараканова тоже была самозванкой!» – обругала она себя. А вдруг этот безумный де Рец все-таки задумал ее убить, поскольку Гала не намерена отказываться от таких денег? Нет, глупости, за сутки они никак не могли добраться до Ставищ, если только им не помогла в этом какая-нибудь нечистая сила, как черт Вакуле-кузнецу! «Однако, де Рец не Вакула-кузнец», – усмехнулась Самсут неожиданно родившемуся афоризму и снова стала звать Беттину. Но крыса упорно не выходила из своего убежища, даже несмотря на предложенный пахучий сыр.

Самсут забилась в угол своего ложа и приготовилась к самому худшему. Задорное личико Вана поплыло у нее перед глазами – разве он виноват, что мать у него оказалась сумасшедшая? И тут неожиданно для себя Самсут заплакала, заплакала в голос, в полную силу, всласть, как не плакала даже в афинской тюрьме. За этими так неожиданно нахлынувшими на нее рыданиями она не услышала ни торопливых шагов по лестнице, ни звука открываемой двери. Даже не увидела, как открылся дверной проем, и в нем появилась высокая худая фигура, нелепо размахивавшая руками…

– …Вы здесь? Вы живы! – прогремело вдруг прямо у нее над самым ухом.

Самсут от неожиданности вздрогнула на своем ложе и оторвала от подушки зареванное распухшее лицо.

– Кто вы и что вам надо? – почти зло огрызнулась она, и только тогда поняла, что ее спрашивают, и она, в свою очередь, отвечает на чистейшем русском.

– Об этом после, – мотнул головой пришедший. – Главное вы живы! Скажите, он мучил вас… домогался?

– Да нет, – удивилась Самсут. – Он же несчастный, убогий…

В голосе Самсут прозвучало такое искреннее сожаление, что лицо незнакомца огорченно вытянулось.

– Значит, я зря с ним так?… Я ведь мог заколоть его шпагой…

– Какой шпагой?! – вскинулась Самсут. – Вы, что, тоже из таких же сумасшедших, играющих в вампиров и мушкетеров?

– Наверное… – окончательно растерялся спаситель. – Но нам, честное слово, надо бежать отсюда. Граф придет в себя, распутается. Да и лакеев у него, наверное, еще много… Надо спешить!

– Ага, – вдруг рассердилась Самсут. – Я отсюда сейчас убегу, а потом меня прихлопнут где-нибудь, как муху… «при попытке к бегству», – неожиданно прицепилось в конце ее фразы нелепое казенное определение. – Это же законы капитализма, здесь из-за денег сделают все, что угодно, и глазом не моргнут!

– Не сделают! – в голосе незнакомца прозвучало горячее убеждение. – Им крыть нечем! Дело чистое – граф еще десять лет назад признан недееспособным, но это держалось в тайне. Чаренц все раскопал…

– Шарен?

– Ну, да, но вообще-то он Чаренц, он же армянин… как мы все, – смутившись и даже как-то вдруг густо покраснев, закончил неизвестный.

– А, так вы спасаете меня, так сказать, по национальному признаку? – рассмеялась Самсут. – Но сам-то вы кто? – неожиданно подозрительно посмотрела она в черные блестящие глаза.

– Да… это неважно… – опять покраснев, замялся неизвестный. – Теперь это совсем не играет роли… Главное – уходим отсюда! Разрешите… я вынесу вас на руках? – вдруг брякнул он, окончательно превратившись в пунцовый мак, на котором грозно топорщились черные густые усы.

– Да, пожалуйста. Если вам это так интересно… – хмыкнула Самсут.

Человек осторожно подхватил обескураженную женщину на руки, и в его прикосновении было столько осторожной, но горячей нежности, что Самсут вдруг на мгновение почувствовала себя пятнадцатилетней девочкой. Она блаженно прикрыла заплаканные глаза. Ах, как нес ее тогда на руках по берегу звонкой речки Дряжны Павлик Кавторский, десятиклассник, приехавший отдохнуть из Москвы… Какие робкие и жадные были у него руки…

Они уже подходили к двери, как вдруг Самсут дрыгнула ногами.

– Стойте! Остановитесь! Никуда я без Беттины не пойду! Отпустите меня, я сейчас ее выманю!

– Вы разве не одна? – оторопело спросил освободитель. – Но, кажется, наследников больше нет…

– Как же нет! Есть, есть! – Самсут проворно опустилась на колени и тихо поскребла пальцами по камню. – Беттина, Беттина, выходи! Решается твоя судьба! Ты поменяешь мрачный замок на самый чудесный город в мире! – незнакомый с удивлением человек смотрел на происходящее, и на его лице явно мешались непонимание и ужас. – Ну, не бойся! Не могу же я тебя оставить тут!

Наконец, Беттина осторожно вышла, подозрительно сверкая бусинками в сторону неведомого ей существа с топорщащимися усами.

– Вот и молодец, – Самсут прижала крысу к груди, и та смущенно юркнула ей за пазуху. – А теперь можете нести меня дальше!

* * *

Габузов осторожно вынес свою драгоценную ношу во внутренний дворик. Здесь, устало покуривая, прямо на капоте машины сидели двое: распаренный коротышка и высокий толстяк в черном балахоне. Освободившись из рук своего неожиданного спасителя, Самсут, не веря своим глазам, узнала в коротышке афинского волчка-горбунка.

– Господин Дарецан! – ахнула она.

– С благополучным освобождением, – заулыбался тот и подскочил, намереваясь поцеловать ей руку. – И не думайте, что оно далось нам легко. Вот мой коллега до сих пор не может в себя прийти после усмирения трех лакеев. Да снимешь ли ты, наконец, этот дурацкий прикид, Чаренц?

– Пока меня может увидеть эта старая лиса Перельман – нет, – в ответ буркнул тот. – Иначе завтра же весь Париж узнает о моих приключениях – и конец моей карьере!

– Ну, с этим господином я сам поговорю! – важно заявил самсутовский избавитель и ринулся обратно в замок.

Самсут ликовала: солнце светило вовсю, дул сладковатый освежающий ветерок, Беттина уютно ворочалась за пазухой, рядом были знакомые, веселые, честные лица – вот как она выглядит, настоящая свобода!

– Но как вы меня нашли?

– Известно как, – проворчал Чаренц, уже озверевший в своем костюме. – Эти балаболки примчались через час после того, как вас похитили. А я к тому времени уже обнаружил свидетельство о недееспособности де Реца. Оставалось лишь сопоставить факты. А тут еще появился этот ваш сумасшедший. Ну, и оказался удобный самолет из Афин, быстро доставивший к нам и Дереника.

– Он не мой! – удивилась Самсут. – Я его впервые вижу!

– Кто? Что? М-да… – как-то сразу растерялся Шарен.

– Так сказать, раз уж мы в такой исторической обстановке, три мушкетера, к вашим услугам, – добавил, смеясь, Дарецан и, галантно склонившись, представился:

– Арамис.

Затем, шутливо скосив глаза, хлопнул по спине толстого человека в балахоне и пробасил:

– А это – Портос.

– Но кто же все-таки «он»? – улыбнулась Самсут, и Дереник раскрыл уже было рот, намереваясь что-то объяснить, но вдруг будто споткнулся и растерянно посмотрел на своего коллегу. Они-то сами надеялись узнать от госпожи Головиной, что это за д’Артаньян свалился им вдруг на голову, так как самим выяснять это просто не пришло в голову из-за чудовищного лимита времени. А тут, на тебе!..

В следующий момент Самсут, резко изменившись в лице, в отчаяньи вскрикнула и закусила нижнюю губу. Она не была готова к тому, что ей пришлось увидеть. Да и никто из них не был готов. Ибо из дверей замка медленно вышел их знакомый незнакомец со сведенными на затылке руками, сразу за которым показались двое крепкого телосложения парней с пистолетами в руках. Замыкал эту странную процессию адвокат Перельман, почтительно ведущий под руку сумасшедшего старца-графа.