Текст книги "Я – Товарищ Сталин 4 (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12

Испанская равнина близ Теруэля, раскалённая под полуденным солнцем 31 марта 1936 года, дрожала от зноя. Воздух, пропитанный запахом пересохшей земли, пороха и ржавого металла, дрожал, искажая очертания горизонта. Скалистая местность, усеянная редкими колючими кустами и острыми каменными выступами, тянулась к Теруэлю – стратегически важному городу, чьи стены и башни смутно вырисовывались в дымке. Немецкий лагерь, усиленный отрядом португальских наёмников, присланных Салазаром в поддержку Франко, гудел от лихорадочной подготовки. Отдалённый гул артиллерии с юга, где республиканцы держали фронт, нарастал, предвещая скорую битву. Националисты – пёстрая смесь фалангистов в синих рубашках и красных беретах, португальских добровольцев в потрёпанных зелёных мундирах и немецкого легиона «Кондор» – готовились к схватке, от которой зависела судьба фронта.

Лейтенант Вильгельм Краус стоял у укреплений. Его голубые глаза, прищуренные от солнца, внимательно изучали горизонт, где лёгкое облако пыли выдавало движение республиканцев. Мешки с песком, наспех наваленные фалангистами, оседали вдоль низких каменных стен, грозя развалиться от малейшего толчка. Немцы, не доверяя союзникам, укрепили линию двумя гнёздами MG-34, их стволы поблёскивали под солнцем, и парой 81-мм миномётов, установленных на возвышении в тылу. Пальцы Вильгельма сжимали рукоять Luger’a, пот стекал по виску, оставляя грязные дорожки на покрытом пылью лице. Напряжение в лагере было осязаемым: немцы, обветренные и усталые, сохраняли мрачную решимость, фалангисты источали нервную браваду, а португальцы держались настороженно, словно предчувствуя беду.

Обер-лейтенант Фридрих Шульц стоял рядом, пуская кольца дыма от сигареты. Его грубый голос прорвался сквозь гул лагеря, пока он изучал карту, приколотую к ящику из-под патронов.

– Они идут с юга, – пробормотал он, указывая на красную линию, обозначавшую позиции республиканцев. – Десять километров, может, меньше.

Гауптман Ганс Келлер нервно постукивал ботинком по камню, склонившись над картой. Его пальцы мяли её край, пока он отслеживал маршруты противника.

– Республиканцы знают местность лучше, – сказал он, его голос дрожал от раздражения. – Они обойдут нас по флангам, если фалангисты опять провалят разведку. Португальцы? Половина не понимает наших приказов, вторая таскает винтовки, как мешки с картошкой. Их Lee-Enfield – старьё, заклинивает в пыли. Нам нужны тут свои дивизии, а не этот сброд.

Лейтенант Отто Бауэр чистил Luger, сидя на ящике. Его зелёные глаза горели задором, но движения были резкими, выдавая раздражение.

– Фалангисты и португальцы – обуза, – бросил он. – Вчера португалец спросил меня, как заряжать миномёт. Если республиканцы ударят, эти «союзники» разбегутся, как тараканы'.

Лагерь бурлил. Немцы в серых мундирах проверяли пулемёты, чинили грузовики, укладывали гранаты. Их лица, обветренные солнцем, выражали усталость, но глаза горели решимостью. Фалангисты, в синих рубашках и красных беретах, пытались маршировать, но их нестройные движения вызывали у немцев усмешки. Португальцы, в потрёпанных зелёных мундирах, копали окопы, а лица выражали недовольство. Гул артиллерии смешивался с ржанием лошадей и рёвом моторов, создавая ощущение надвигающейся бури.

Ганс собрал офицеров у грубо сколоченного стола, где карта была усыпана карандашными пометками, обозначающими позиции и маршруты. Он ткнул пальцем в точку южнее лагеря.

– Здесь их главные силы, – сказал он. – Разведка сообщает: три батальона пехоты, около двух тысяч человек, рота Т-26 – минимум десять машин, возможно, до пятнадцати. Советские советники координируют их действия. Их план ясен: фронтальный удар, чтобы связать нас боем, и обход с восточного и западного флангов через овраги и холмы. Если они прорвут линию, мы окажемся в котле. Наши Panzer I бесполезны против Т-26 – их броня тонкая, а 20-мм пушки не пробьют советскую броню. Мы должны полагаться на пулемёты, миномёты и гранаты.

Вильгельм, вытерев пот со лба рукавом, кивнул.

– Наши танки держим в резерве для контратак. Главное – это пулеметы и миномёты. Пулемёты должны косить их пехоту, пока танки не подойдут слишком близко. Если фалангисты и португальцы не подведут, мы удержим центр. Но я не верю в их стойкость. Фалангисты уже показали, что бегут при первом выстреле.

Фридрих, затушив сигарету о ящик, добавил мрачно:

– Фалангисты подведут. Я уже заранее это чувствую. Их винтовки – это ржавый хлам, половина патронов бракованные, а дисциплины ноль. Португальцы чуть лучше, но их мало, и они не знают местности. Наши пулеметы – это единственная надежда. Надо сосредоточить огонь на пехоте и молиться, чтобы Франко прислал подкрепления, хотя я не верю, что они придут вовремя.

Отто, убрав Luger в кобуру, вскочил с ящика.

– Я беру миномёты. Если республиканцы пойдут в лоб, мы их покосим. Но если фалангисты побегут, я не успею их остановить. Португальцев ставим на левый фланг – там овраг, они хотя бы не растеряются. Фалангистов – в резерв, чтобы не путались под ногами.

Ганс кивнул, его ботинок всё ещё постукивал по камню.

– Хорошо. Вильгельм, ты с пулемётами в центре. Фридрих, бери правый фланг, там холмы, используй их для прикрытия. Отто, миномёты за тобой. Португальцев ставим на левый фланг, фалангистов – в резерв. Если они побегут, не тратьте силы на их спасение. Наша задача – удержать линию до ночи. Франко обещал подкрепления, но я не верю, что они придут вовремя. Проверьте пулемёты, зарядите миномёты, подготовьте гранаты. Это будет тяжёлый день.

Немцы разошлись по позициям. Вильгельм, стоя у пулемётного гнезда, проверял ленты MG-34, пересчитывая патроны. Его солдаты, молодые парни из Баварии, Саксонии и Пруссии, работали молча, их движения были чёткими, отточенными месяцами тренировок. Фридрих, на правом фланге, расставлял своих людей за каменными глыбами, превращая холмы в естественные укрепления. Он лично проверял каждую позицию, убеждаясь, что винтовки Mauser заряжены, а гранаты под рукой. Отто, на холме с миномётами, проверял прицелы и раздавал команды артиллеристам, его голос звенел молодым задором, но глаза выдавали тревогу. Португальцы, заняв левый фланг, копали окопы. Фалангисты, в резерве, сгрудились у палаток, распевая гимны и размахивая флагами с красным крестом, но их командир, Хосе уже выглядел растерянным, словно предчувствуя провал. Его сабля, которой он размахивал, казалась скорее театральным реквизитом, чем оружием.

К двум часам дня горизонт заволокло густым облаком пыли, поднятой ветром и движением войск. Гул моторов стал отчётливым, заглушая ржание лошадей и крики солдат. В небе появились четыре И-15, их крылья блестели на солнце, а пулемёты уже нацеливались на лагерь националистов. Два немецких Bf 109 поднялись навстречу, их двигатели ревели, но численное превосходство было на стороне Советов. Один Bf 109, зацепленный очередью И-15, задымил и пошёл вниз, оставляя чёрный шлейф. Пилот, обер-лейтенант Курт, успел катапультироваться, но его парашют опустился за линией республиканцев. Вильгельм, прильнув к биноклю, выругался.

– Советы летают лучше. Если они подавят нас с воздуха, танки раздавят нас на земле. Где второй самолёт? Нам нужны все машины, чтобы держать небо!

Первый удар республиканцев пришёл с юга, как и ожидалось. Артиллерийский обстрел начался внезапно, словно раскаты грома в ясный день: снаряды рвались в ста метрах от линии, поднимая фонтаны земли, камней и пыли. Взрывы сотрясали воздух, заглушая команды офицеров. Фалангисты, стоявшие в резерве, засуетились, некоторые бросились к укрытиям, не дожидаясь приказа. Их крики о «священной Испании» и «Viva Franco!» тонули в грохоте разрывов. Португальцы, на левом фланге, держались лучше, но их винтовки Lee-Enfield заклинивало в пыли, а гранаты, которые они бросали, падали слишком далеко от цели, не нанося вреда.

Вильгельм, стоя у пулемётного гнезда, увидел цепи республиканской пехоты, движущиеся за грядой холмов. Их было не меньше батальона – около шестисот человек, с примкнутыми штыками, шлемы поблёскивали на солнце. За ними, в клубах пыли, ползли силуэты Т-26, их башни медленно поворачивались, выискивая цели.

– Огонь по пехоте! – крикнул Вильгельм пулемётчикам. – Не давайте им подойти к стенам! Короткими очередями, экономьте патроны!

MG-34 загрохотали, их резкий треск разорвал воздух. Пули косили первую волну республиканцев, заставляя их падать в пыль или искать укрытие за камнями и в оврагах. Тела в серо-зелёных мундирах оставались на земле, некоторые солдаты корчились, хватаясь за раны, но пехота продолжала двигаться, используя складки местности. Советские советники, судя по чётким движениям, координировали атаку: цепи наступали не беспорядочно, а короткими перебежками, под прикрытием артиллерии. Снаряды рвались всё ближе, один из них разнёс угол каменной стены, подняв облако щебня и пыли. Осколки зацепили одного из пулемётчиков, ефрейтора Йозефа, который выругался, но остался на позиции, зажимая рану на плече.

Отто, с холма, корректировал огонь миномётов.

– Левее, на пятьдесят метров! Там их скопление! – кричал он, глядя в бинокль.

Миномёты ударили, и взрывы накрыли группу республиканцев, пытавшихся обойти левый фланг через овраг. Земля вздрогнула, чёрный дым поднялся к небу, куски металла и земли разлетелись во все стороны. Несколько солдат республиканцев рухнули, их крики заглушались грохотом, но атака не остановилась. Т-26, рыча моторами, выползли из-за холма, их 45-мм пушки выплюнули первые снаряды. Один из них попал в каменную стену, разнеся её в щебень. Фалангисты, стоявшие неподалёку, закричали и бросились назад, их красные береты мелькали среди пыли, словно пятна крови на песке.

– Проклятье! – крикнул Фридрих с правого фланга. – Эти идиоты бегут! Вильгельм, держи центр, я попробую их остановить!

Он бросился к резерву, где фалангисты, сбившись в кучу, кричали о «священной Испании». Их командир Хосе размахивал саблей, пытаясь восстановить порядок, но его приказы тонули в панике. Португальцы, на левом фланге, держались, но их огонь был слабым – винтовки заклинивало, а гранаты не долетали до цели. Их капитан Мануэл кричал пытаясь организовать оборону, но его люди, не привыкшие к такой интенсивности боя, начинали терять уверенность.

К трём часам дня республиканцы усилили натиск. Артиллерия била без перерыва, снаряды рвались в двадцати метрах от немецких позиций, поднимая столбы пыли и дыма. Т-26, разделившись на три группы, двинулись в обход: одна – к левому флангу, где португальцы уже отступали, вторая – к центру, где Вильгельм с пулемётчиками держал оборону, третья – к правому флангу, где Фридрих пытался удержать холмы. И-15, кружившие в небе, обстреливали позиции националистов, их пулемёты прошивали мешки с песком и каменные стены. Второй Bf 109, повреждённый в воздушном бою, был вынужден уйти на базу, оставив небо под полным контролем Советов.

Вильгельм стрелял из пулемета короткими очередями, стараясь экономить патроны. Пули MG-34 рвали цепи республиканцев, но те продолжали наступать, подгоняемые командами советских офицеров, которые координировали атаку по рации. Один из Т-26, вырвавшись вперёд, выпустил снаряд, который разнёс второе пулемётное гнездо. Немецкий пулемётчик, молодой парень из Баварии по имени Карл, рухнул с простреленной грудью. Вильгельм выругался и приказал перенести огонь на танк, но пули отскакивали от брони, оставляя лишь царапины. «Гранаты! – крикнул он. – Бейте по гусеницам! Не дайте им подойти!»

Ефрейтор Гюнтер, один из самых смелых солдат Вильгельма, подполз к Т-26, укрываясь за камнями. Он метнул противотанковую гранату под гусеницу, и взрыв разворотил траки, заставив танк замереть. Но тут же другой Т-26 открыл огонь, его пулемётные очереди заставили Гюнтера укрыться за камнем. Республиканская пехота, используя танки как прикрытие, подобралась к немецким позициям на пятьдесят метров. Их штыки блестели на солнце, а крики «¡No pasarán!» эхом разносились по равнине, смешиваясь с грохотом артиллерии и треском пулемётов.

На левом фланге португальцы дрогнули. Т-26, поддерживаемый пехотой, прорвался через овраг, расстреливая позиции из пушки и пулемёта. Португальцы, потеряв около пятнадцати человек, начали отступать, бросая винтовки и ранцы. Мануэл пытался остановить их, размахивая револьвером, но его голос тонул в хаосе. Один из португальцев, молодой парень с перекошенным от страха лицом, бросил винтовку и побежал, споткнувшись о камень. Фалангисты, видя бегство португальцев, окончательно запаниковали. Хосе кричал: «Viva España!», размахивая саблей, но его люди бросали оружие и бежали к Теруэлю, их синие рубашки мелькали среди пыли, словно стая перепуганных птиц.

Ганс, стоявший у миномётов, понял, что левый фланг потерян.

– Отто, переноси огонь на танки! – крикнул он. – Вильгельм, держи центр любой ценой! Если они прорвут нас, мы окажемся в окружении!

Отто скорректировал огонь, и миномёты ударили по Т-26. Один снаряд попал в гусеницу танка, остановив его, другой разорвался среди пехоты, заставив её залечь. Но остальные танки продолжали двигаться, их броня лязгала, а пушки били по позициям немцев. Один из снарядов разнёс миномётную позицию, и Отто еле успел отскочить, когда земля вздрогнула от взрыва. Его помощник, ефрейтор Фриц, был ранен осколком в ногу, но продолжал заряжать миномёт, стиснув зубы.

На правом фланге Фридрих держался лучше. Его люди, укрывшись за холмами, вели огонь из винтовок Mauser и бросали гранаты, замедляя наступление республиканцев. Но давление нарастало: И-15, сделав очередной заход, обстреляли позиции, их пулемёты прошивали камни и мешки с песком. Унтер-офицер Рудольф, один из лучших стрелков Фридриха, получил осколок в плечо, но продолжал стрелять, зажимая рану.

– Держитесь! – кричал Фридрих. – Если сдадим холмы, нас окружат!

Его голос всё ещё звучал уверенно, но он видел, как редеют его ряды.

К четырём часам дня бой достиг своего пика. Республиканцы, под командованием советских офицеров, перегруппировались и нанесли мощный удар по центру, где Вильгельм с оставшимися пулемётчиками пытался удержать линию. Т-26, поддерживаемые пехотой, прорвали баррикады, давя мешки с песком и каменные стены. Один из танков, подойдя на тридцать метров, выпустил снаряд, который разнёс ящик с патронами, подняв огненное облако. Вильгельм, кашляя от дыма, перезаряжал MG-34, но патронов оставалось всё меньше. Его второй пулемётчик, ефрейтор Ханс, был ранен в руку, но продолжал подавать ленты, стиснув зубы от боли.

Республиканская пехота, используя танки как щит, подобралась на двадцать метров. Их штыки блестели, а крики «¡Por la República!» заглушали треск пулемётов. Вильгельм, понимая, что центр не удержать, крикнул:

– Гранаты! Бейте по пехоте!

Его солдаты метнули несколько гранат, которые разорвались среди наступающих, заставив их залечь. Но Т-26 продолжали двигаться, их пушки били по позициям, а пулемёты косили всех, кто поднимал голову.

На левом фланге португальцы окончательно отступили. Т-26, поддерживаемый пехотой, прорвался через овраг, расстреливая всё на своём пути. Капитан Мануэл, раненый в ногу, остался лежать в овраге, сжимая револьвер. Его люди, потеряв около тридцати человек, бежали, бросая оружие. Фалангисты, видя это, полностью потеряли управление. Хосе пытался остановить их, но его сабля была бесполезна против паники.

Ганс понял, что позицию не удержать. Левый фланг рухнул, центр трещал по швам, и только правый фланг Фридриха ещё держался. – Вильгельм, Фридрих, отходим к холмам! – крикнул он. – Берите пулемёты, миномёты бросаем! Не дайте себя окружить!

Вильгельм, таща MG-34, крикнул солдатам:

– За мной! К холмам! Держитесь вместе!

Немцы, сохраняя дисциплину, начали отход, отстреливаясь от наседающей пехоты. Фридрих на правом фланге, собрал своих людей и повёл их через каменистое поле, используя холмы как укрытие. Отто, бросив миномёты, присоединился к Вильгельму, стреляя из Luger’a по наступающим республиканцам. Один из его выстрелов попал в республиканского сержанта, который упал, но пехота продолжала наступать, подгоняемая офицерами.

Фалангисты полностью потеряв управление, бежали к Теруэлю. Португальцы, пытавшиеся держаться, были отрезаны и частично уничтожены. Их капитан Мануэл, истекая кровью, выстрелил из револьвера в последнего наступающего республиканца, прежде чем потерять сознание. Немцы отступая, потеряли около тридцати человек, но сохранили ядро отряда – около четырёхсот солдат легиона «Кондор».

К пяти часам вечера немцы закрепились на холмах в трёх километрах от прежних позиций. Республиканцы захватив лагерь, остановили наступление, не желая рисковать в темноте. Т-26 и пехота отошли к Теруэлю, оставив за собой разрушенные укрепления, тела убитых и обгоревшие остатки техники. В воздухе висел запах гари, смешанный с пылью и кровью. Небо, покрытое багровыми облаками, казалось равнодушным к суете внизу.

Вильгельм сидел на камне и пил тёплую воду из фляги. Его лицо было покрыто пылью, глаза горели злостью.

– Фалангисты – позор, – сплюнул он. – Они побежали, как только увидели танки. Если бы они держали фланг, мы бы отбили атаку. Португальцы хотя бы пытались, но их было слишком мало, и они не знали что делать. Мы потеряли позицию из-за этих болванов.

Фридрих, закурив, кивнул.

– Это не армия, а сброд. Их командиры орали о славе, а сами прятались за спинами солдат. Португальцы дрались, пока не поняли, что фалангисты их бросили. Советы знали, что мы не сможем их остановить с такими союзниками.

Ганс, глядя на карту, которую удалось спасти, стиснул зубы.

– Советы переиграли нас. Их советники координировали каждый шаг, их артиллерия била точно, а танки шли, как по учебнику. Фалангисты бросили нас под танки. Франко должен понять, что без дисциплины его армия – ничто. Если он хочет удержать Теруэль, ему нужны наши дивизии, а не этот цирк.

Отто, перевязывая рану на руке, добавил с жаром:

– Мы дрались, а они позорили нас. Фалангисты бросили оружие и бежали, как трусы. Я готов сражаться, но не таскать за этими идиотами их винтовки. Франко должен навести порядок, или мы будем воевать за него до последнего немца.

Немцы обессиленные, но не сломленные, готовились к новому бою. Они знали, что Испания – лишь полигон, где оттачиваются навыки для будущей войны. Легион «Кондор», несмотря на поражение, сохранил боеспособность. Их гнев был направлен не только на республиканцев и Советы, но и на союзников, чья слабость чуть не стоила им жизни.

Сумерки опустились на равнину, и в лагере воцарилась тишина, прерываемая лишь стонами раненых и далёким гулом артиллерии. Битва за Теруэль была проиграна, но для легиона «Кондор» война только начиналась.

Глава 13

Абиссиния, 1 апреля 1936 года

Аддис-Абеба просыпалась под палящим солнцем, которое раскаляло пыльные улицы, глиняные стены домов и выжженные холмы, покрытые редкими акациями и сухой травой. Город, несмотря на военное напряжение, бурлил жизнью: базар гудел голосами торговцев, выкрикивающих цены на зерно, коз, специи и ткани; женщины в ярких одеждах, словно пятна краски в толпе, несли кувшины с водой, их шаги поднимали облака пыли; дети, босые и шумные, с криками гонялись за курами, уворачиваясь от тележек и мулов. Запах жареного кофе, смешанный с ароматами перца, шафрана и пересохшей земли, пропитывал воздух, но был тяжёлым, почти удушающим. За этой суетой скрывалась тревога. Война с Италией оставила город в состоянии постоянной готовности. Разрушенные стены домов, лица, полные страха, и слухи о наступлении генерала Рудольфо Грациани, чьи войска стояли в Асмэре, создавали ощущение надвигающейся бури. Итальянские самолёты иногда пролетали над городом, разбрасывая листовки с угрозами, а в переулках шептались о шпионах и предателях, которые могли быть где угодно.

В старом здании с потрескавшимися глиняными стенами и потемневшей деревянной крышей, где держали Лоренцо ди Сальви, царила духота, несмотря на открытые окна с ржавыми решётками. Полковник, связанный грубыми верёвками, сидел на каменном полу в тесной комнате, его лицо покрывали синяки, а запястья кровоточили от постоянного трения.

Михаил Серов сидел за столом с картой Абиссинии, утыканной булавками: красные обозначали итальянские позиции, синие – абиссинских повстанцев. Рядом лежало письмо Грациани, его чёткий почерк предлагал сделку: 2 500 000 лир, эквивалент 500 000 долларов США, за освобождение Лоренцо ди Сальви. Деньги должен был доставить швейцарский дипломат Карл Гессен через нейтральную сторону в Джибути.

Волков вошёл в комнату, его револьвер болтался на поясе, а в руках он держал пачку сигарет, одну из которых зажал в зубах.

– Михаил, посредник Рицини ждёт у рынка, – сказал он, прищурившись. – Говорит, Гессен уже в пути с деньгами. Обмен в полдень, в ущелье за городом. Абиссинцы готовы прикрыть нас – десять человек, лучшие из тех, что у нас есть. Абебе и Йоханнес среди них.

Серов кивнул, его взгляд скользил по карте, задерживаясь на красной булавке у Асмэры.

– Хорошо. Но что-то мне подсказывает, что Грациани не так прост. Это может быть ловушка. Тесфайе проверил Рицини?

– Да, – ответил Волков. – Он торговец из Асмэры, работает на итальянцев. Простая пешка, жадный до денег. Тесфайе говорит, за ним никто не следил. Пока всё чисто.

Серов, прищурившись, посмотрел на Волкова.

– Пока. Возьмём Козлова и абиссинцев. Проверь оружие, Гриша. Никаких ошибок. Если это засада, мы должны быть готовы ко всему.

Волков кивнул и вышел. Серов вернулся к карте, его пальцы коснулись красной булавки у Асмэры. Он подозвал Тесфайе, молодого абиссинского гонца в потрёпанной белой шали, который доставлял сообщения между советскими агентами и повстанцами.

– Тесфайе, ещё раз проверь путь к ущелью, – сказал Серов. – Никто не должен знать, кроме нас и твоих людей. Осмотри тропы, холмы, всё. Если заметишь что-то подозрительное – немедленно докладывай.

Тесфайе, кивнув, поправил шаль и исчез в дверях, его фигура мелькнула в проёме. Серов остался один, его пальцы снова постучали по столу. Он знал, что обмен – это не просто сделка. Это была игра, где каждый шаг мог стать последним.

К полудню группа собралась в узком ущелье, окружённом сухими холмами, усеянные редкими акациями, колючими кустами и валунами, потрескавшимися от жары. Место выбрали тщательно: открытое пространство позволяло видеть приближение врага на сотни метров, а скалы и валуны давали укрытие для засады или обороны. Воздух дрожал от зноя, пыль оседала на одежде и оружии. Серов, Волков и Козлов стояли рядом с Лоренцо, чьи руки были связаны за спиной грубой верёвкой, но ноги были свободны, чтобы он мог идти. Полковник молчал, его тёмные глаза горели решимостью, но в них мелькала тревога. Он знал, что обмен – его шанс на свободу, но инстинкт офицера, прошедшего войны подсказывал, что всё не так просто. Его грудь сжималась от предчувствия, но он выпрямился, стараясь не показывать слабости.

Десять абиссинских повстанцев, вооружённые старыми винтовками, несколькими пистолетами и копьями, заняли позиции на скалах, их белые шали, развевающиеся на ветру, выделялись на фоне серых камней. Среди них был Абебе, высокий воин с шрамом на щеке, чьи меткие выстрелы спасли не одну операцию. Его тёмные глаза внимательно осматривали горизонт, винтовка лежала наготове. Рядом – Йоханнес, молодой парень, едва достигший двадцати, но уже доказавший свою храбрость в боях с итальянцами. Его руки дрожали от волнения, но он крепко сжимал старый револьвер, доставшийся ему от отца. Остальные повстанцы – мужчины разного возраста, от подростков до стариков с седыми бородами – были готовы к бою, их лица выражали решимость, смешанную с усталостью от войны, которая длилась слишком долго.

Тесфайе, вернувшись с разведки, подбежал к Серову, его дыхание было тяжёлым от быстрого бега.

– Господин Серов, Рицини идёт, – доложил он, вытирая пот со лба. – С ним двое: швейцарец Гессен с чемоданом и итальянский офицер, без оружия, как договаривались. Они в пяти минутах отсюда.

Серов кивнул, его рука лежала на кобуре с наганом, пальцы слегка сжимали рукоять.

– Хорошо. Приведи их. И держи глаза открытыми, Тесфайе. Если что-то пойдёт не так, ты знаешь, что делать.

Тесфайе, кивнув, побежал обратно, его белая шаль мелькнула среди камней. Серов повернулся к Волкову и Козлову.

– Будьте наготове. Если это ловушка, мы не дадим им шанса. Гриша, проверь позиции абиссинцев. Иван, держи винтовку наготове.

Волков, кивнув, прошёл вдоль скал, проверяя, чтобы каждый повстанец был на месте. Козлов, перезарядив винтовку Мосина, занял позицию за валуном, его глаза внимательно следили за входом в ущелье. Лоренцо стоял рядом с Серовым и молчал, но его дыхание было тяжёлым, а взгляд метался по сторонам, будто он ждал удара.

Через несколько минут в ущелье появились три фигуры. Альберто Рицини, в пыльном сером костюме и фетровой шляпе, шёл впереди, его лицо выражало смесь страха и решимости. Пыль покрывала его ботинки, а пот пропитал воротник рубашки. Рядом шагал Карл Гессен, худощавый швейцарец в строгом сером костюме, с кожаным чемоданом в руке, его лицо было бесстрастным, но глаза нервно осматривали скалы. Третий, молодой итальянский офицер, не старше тридцати, с напряжённым лицом и тёмными глазами, держал руки на виду, показывая, что безоружен. Его форма была выглажена, но пыль осела на погонах, а пот проступил на лбу. Он шёл медленно, его шаги были осторожными, будто он ступал по минному полю.

Рицини, остановившись в десяти метрах от Серова, снял шляпу и сжал её в руках, его пальцы дрожали. Его голос, на итальянском, был хриплым от волнения:

– Господин Серов, вот деньги. Два с половиной миллиона лир, в банковских векселях, как обещал генерал Грациани. Могу я увидеть полковника ди Сальви?

Серов, посмотрев на Гессена, кивнул Волкову. Тот, схватив Лоренцо за плечо, толкнул его вперёд. Полковник, споткнувшись о камень, выпрямился и посмотрел на Рицини.

– Альберто, – сказал Лоренцо хрипло, его голос дрожал от боли и напряжения. – Скажи Грациани, что я не предал. Ни слова. Италия превыше всего.

Рицини, нервно кивнув, сжал шляпу сильнее, его пальцы побелели.

– Полковник, генерал ждёт вас. Всё будет в порядке, клянусь.

Гессен, поставив чемодан на землю, открыл его, показав аккуратно сложенные пачки векселей, перевязанные лентами. Его голос был спокойным, как у человека, привыкшего к переговорам:

– Деньги здесь. Два с половиной миллиона лир, в векселях, гарантированных банком Швейцарии. Проверьте, если хотите. Всё по договорённости.

Серов, не отводя глаз от Гессена, кивнул Козлову. Тот, держа винтовку наготове, подошёл к чемодану, взял несколько векселей, внимательно осмотрел их под солнцем, проверяя водяные знаки, подписи и печати. Он повернулся к Серову и кивнул.

– Настоящие. Всё в порядке.

Серов, посмотрев на Лоренцо, затем на Рицини, сказал:

– Хорошо. Мы отпускаем полковника. Но без фокусов. Один неверный шаг – и вы все трупы.

Волков, вытащив нож, разрезал верёвки на руках Лоренцо. Полковник, потирая кровоточащие запястья, сделал шаг к Рицини, его глаза вспыхнули надеждой, но в них всё ещё мелькала тревога. Он повернулся к Серову, его голос был полон презрения:

– Вы сделали ошибку, русские. Грациани раздавит вас.

Но в этот момент воздух разорвал звук выстрела. Лоренцо ди Сальви, не успев издать ни звука, рухнул на землю, пуля пробила его грудь, кровь хлынула на пыльную землю, окрашивая её в багровый цвет. Его тёмные глаза, полные шока и неверия, застыли, глядя в небо, а тело дёрнулось в последней судороге. Кровь текла из раны, пропитывая его форму, и пыль под ним стала тёмной, почти чёрной.

– Засада! – заорал Волков, падая за ближайший валун и выхватывая револьвер.

Ущелье взорвалось хаосом. Из-за скал, словно призраки, выскочили двадцать пять фигур в тёмных одеждах, их лица были скрыты платками, а в руках блестели винтовки, пистолеты и несколько автоматов. Выстрелы загрохотали, эхо отражалось от каменных стен, создавая оглушительный гул, от которого закладывало уши. Пыль поднялась облаками, смешиваясь с дымом от выстрелов, и видимость упала до нескольких метров. Абиссинские повстанцы, занимавшие позиции на скалах, открыли ответный огонь, но пули, нападавших были точны и беспощадны.

Абебе, меткий стрелок, успел выстрелить трижды, попав в одного из нападавших, который упал, сжимая пробитое плечо. Но тут же пуля пробила Абебе шею, кровь хлынула фонтаном, и он рухнул, его белая шаль пропиталась алым, а винтовка выпала из рук, скатившись по скале. Йоханнес, молодой воин, крикнул что-то на амхарском, целясь из револьвера, но очередь из автоматического оружия разорвала его грудь. Его тело дёрнулось, он сделал шаг назад, споткнулся и скатился вниз, оставляя кровавый след на камнях. Его револьвер, всё ещё зажатый в руке, выстрелил в воздух, пуля ушла в небо.

Рицини, закричав от ужаса, попытался бежать к укрытию, но два выстрела в спину свалили его. Он упал лицом вниз, его фетровая шляпа откатилась в пыль, а кровь растекалась лужей под ним, пропитывая песок. Карл Гессен, бросив чемодан, метнулся к ближайшей скале, но пуля попала ему в бедро, и он рухнул, крича от боли. Вторая пуля, в голову, заставила его замолчать, его тело обмякло в пыли, а кровь смешалась с песком, образуя тёмное пятно. Итальянский офицер, стоявший рядом, успел выхватить спрятанный пистолет из-за пояса, но Козлов, заметив движение, выстрелил из винтовки Мосина. Пуля попала офицеру в висок, его голова дёрнулась, кровь и мозги брызнули на камни, и он рухнул.

Серов, укрывшись за валуном, стрелял из нагана, целясь в тёмные фигуры, которые двигались с профессиональной точностью, как обученные солдаты. Один из нападавших, высокий мужчина с автоматическим пистолетом, упал, когда пуля Серова пробила ему грудь, его тело скатилось по склону, оставляя кровавый след. Но другой тут же занял его место, стреляя короткими очередями. Нападавшие, численностью около двадцати пяти, действовали слаженно, используя укрытия и подавляя огнём. Их оружие – винтовки с оптическими прицелами, пистолеты и автоматы – было слишком современным для местных бандитов или итальянских солдат. Серов заметил, как один из них, коренастый мужчина в тёмном плаще, выкрикивал команды на незнакомом языке, но грохот выстрелов и крики заглушали слова.

Волков, перекатываясь к другому валуну, стрелял из револьвера, попав в плечо одному из нападавших. Тот выронил винтовку, но тут же вытащил нож и продолжил движение, пока вторая пуля Волкова не попала ему в грудь. Пуля царапнула щеку Волкова, оставив кровавый след, и он выругался, укрываясь за камнем. Козлов, стоя у скалы, стрелял из винтовки, но пуля попала ему в левое плечо, и он упал на колено, его оружие выпало из рук. Кровь текла по руке, пропитывая рубашку, но он, стиснув зубы, вытащил пистолет ТТ и продолжил стрелять, целясь в тёмные фигуры.