Текст книги "Я – Товарищ Сталин 4 (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 11

30 марта 1936 года, Берлин

Весна в Берлине наступила неохотно, но к концу марта город начал оживать. Тиргартен, ещё недавно укутанный снегом, теперь сверкал молодой зеленью, а голые ветви лип и каштанов покрывались нежными почками. Шпрее, освобождённая от ледяной корки, текла спокойно, отражая бледно-голубое небо, по которому плыли редкие облака. Улицы Шарлоттенбурга наполнились движением: женщины в лёгких пальто спешили по делам, мужчины в шляпах и костюмах обсуждали новости, а уличные торговцы громко расхваливали свежие цветы и тёплый хлеб. На Вильгельмштрассе здания министерств всё так же возвышались, массивные и непроницаемые, но их серые фасады теперь казались чуть менее угрюмыми под мягким весенним солнцем. В воздухе витал запах цветущих каштанов, смешанный с лёгким ароматом бензина от проезжающих машин.

Ларс Эклунд стоял у окна своего кабинета в шведском посольстве, глядя на оживлённую улицу. Его светлые волосы, обычно всегда аккуратно зачёсанные, слегка растрепались – привычка нервно проводить рукой по голове дала о себе знать. Серые глаза, усталые, но цепкие, внимательно следили за прохожими, словно он искал в толпе что-то подозрительное. За последние недели напряжение в нём только нарастало. Москва, получив его шифровку, требовала больше информации – о планах Абвера, о настроениях Канариса, о его интересах в Прибалтике. Но каждый шаг был подобен хождению по тонкому льду: одно неверное движение, и всё могло рухнуть.

Сегодня Канарис снова пригласил посла Хедстрёма и Ларса в свою резиденцию в Груневальде. Приглашение, доставленное через адъютанта, было сформулировано в обычном вежливом тоне: «неформальная беседа, вино, обсуждение текущих дел». Но Ларс знал, что за этим скрывается нечто большее. Канарис никогда не приглашал просто так. Его мысли метались: «Он проверяет меня? Или это Хедстрём попал под его взгляд? Или он подозревает посольство в целом?» Ларс поправил тёмный костюм, затянул узел галстука и взял папку с бумагами – на этот раз отчёты о поставках шведской древесины в Германию. Это был предлог, чтобы поговорить на нейтральные от разведки темы, но его настоящая задача оставалась той же: выудить у Канариса информацию, не раскрыв себя.

В холле посольства Ларс встретил Карла Густава Хедстрёма, который уже надевал лёгкое пальто и шляпу. Посол, как всегда, выглядел безупречно: тёмный костюм, идеально выглаженная рубашка, спокойная улыбка. Но Ларс заметил в его глазах лёгкую тень беспокойства, едва уловимую.

– Ларс, ты готов? – спросил Хедстрём, поправляя манжеты. – Канарис ждёт нас к четырём.

Ларс кивнул, стараясь скрыть внутреннее напряжение.

– Конечно, господин посол. Я взял отчёты по древесине. Думаю, это подойдёт для нейтрального разговора. Канарис часто вас приглашает в последнее время?

Хедстрём, слегка улыбнувшись, ответил:

– Не так уж часто, Ларс. Сегодня, вероятно, будет говорить о торговле. Но с ним никогда не знаешь наверняка. Ты заметил, как он смотрел на тебя в прошлый раз?

Ларс почувствовал, как сердце забилось сильнее. Он постарался ответить спокойно:

– Да, господин посол. Он… внимателен. Но я старался не лезть слишком глубоко. Просто поддерживал беседу.

Хедстрём кивнул, но его взгляд задержался на Ларсе чуть дольше обычного.

– Хорошо. Но будь осторожен. Канарис – как шахматист. Он видит на несколько ходов вперёд. Не давай ему повода думать, что ты играешь в свою игру.

Ларс, улыбнувшись, ответил:

– Понимаю, господин посол. Я буду держать себя в руках.

Они вышли из посольства, где их ждал чёрный Mercedes. Водитель, в строгой униформе, открыл дверцу, и машина плавно тронулась по улицам Шарлоттенбурга. Весенний Берлин выглядел живее, чем зимой: витрины магазинов сверкали, уличные кафе заполнялись людьми, а на тротуарах мелькали велосипедисты.

Резиденция Канариса в Груневальде выглядела почти так же, как зимой, но теперь сосны вокруг дома зеленели, а снег на дорожке сменился влажной землёй. Дом из красного кирпича с большими окнами и черепичной крышей казался ещё более уютным в весеннем свете. У входа их встретил тот же адъютант, молодой, с холодным взглядом, в тёмном мундире. Он провёл их в холл, где дубовые панели, персидский ковёр и потрескивающий камин создавали знакомую атмосферу. Запах кофе смешивался с ароматом свежесрезанных цветов, стоявших в вазе на столе. Картина с морским пейзажем всё ещё висела на стене, напоминая о прошлом Канариса как морского офицера.

Вильгельм Канарис ждал их в гостиной. Его тёмный костюм, как всегда, сидел идеально, а сдержанная улыбка скрывала острый ум. Он поднялся с кресла, протягивая руку:

– Господин посол, господин Эклунд, рад вас видеть. Прошу, садитесь. Весна в Берлине делает такие встречи ещё приятнее, не правда ли?

Хедстрём, снимая пальто, ответил с лёгкой улыбкой:

– Вильгельм, ваш дом всегда гостеприимен. Весна действительно оживила город. Вы порадуете нас своим прекрасным вином?

Канарис кивнул, указывая на стол, где стояли бутылка рейнского вина, кофейник и тарелки с лёгкими закусками – сыр, оливки, свежий хлеб.

– Конечно, господин посол. А для господина Эклунда, полагаю, кофе? – Канарис посмотрел на Ларса, его глаза слегка сузились.

Ларс, садясь в кресло, обитое зелёным бархатом, ответил:

– Да, господин Канарис. Кофе будет в самый раз. Спасибо за приглашение.

Канарис разлил вино и налил кофе, его движения были точными, почти механическими. Он начал беседу, его голос звучал спокойно, но Ларс чувствовал, как глава Абвера внимательно следит за каждым его жестом.

– Весна в Европе, господа, приносит не только тепло, но и новые вызовы, – сказал Канарис, отпивая вино. – Испания всё ещё в огне, Франция и Англия спорят, а Москва… Москва, как всегда, играет свою игру. Как Стокгольм смотрит на всю эту обстановку?

Хедстрём, отпив вина, ответил взвешенно:

– Вильгельм, Швеция остаётся верна своему нейтралитету. Мы следим за Европой, но держимся в стороне. Испания беспокоит всех, а Москва… Она, как вы сказали, играет свою игру. Но мы предпочитаем говорить о торговле, а не о политике.

Канарис кивнул, его взгляд переместился на Ларса.

– Господин Эклунд, вы, кажется, проявляете особый интерес к политике. В прошлый раз вы спрашивали о Прибалтике, о Москве. Что вас так волнует в этих регионах?

Ларс почувствовал, как пульс участился. Канарис начал осторожно, но его вопрос был словно тонкая игла, прощупывающая слабое место. Он ответил, стараясь звучать естественно:

– Господин Канарис, Швеция, как нейтральная страна, должна быть в курсе событий. Прибалтика – наш сосед, а Москва… Её действия влияют на весь регион. Мы просто хотим понимать, к чему готовиться. А вы, похоже, знаете больше, чем газеты.

Канарис улыбнулся, но его глаза остались холодными.

– Газеты, господин Эклунд, часто врут. Но вы правы – Прибалтика сложный регион. Москва там активна, и не только Москва. Польша, Литва, даже Финляндия – все играют свои роли. Абвер, конечно, следит за этим. Но скажите, что думают в Стокгольме? Вы ведь близко к этим странам. Есть ли у вас… особые источники?

Ларс почувствовал, как горло сжалось. Канарис явно пытался вывести его на откровенность, но делал это так, чтобы не спугнуть. Он решил ответить уклончиво:

– Источники, господин Канарис, у Швеции скромные. Мы полагаемся на открытые данные – газеты, дипломатические отчёты. Но я слышал, что Абвер работает очень эффективно. Например, в Польше. Это правда, что вы усиливаете там своё присутствие?

Хедстрём, заметив, что Ларс снова лезет в опасную зону, вмешался:

– Ларс, давай не будем увлекаться слухами. Вильгельм, вы же знаете, мы предпочитаем говорить о стали и древесине. Кстати, я привёз отчёты о новых поставках. Германия заинтересована?

Канарис, не отрывая взгляда от Ларса, кивнул:

– Конечно, господин посол. Древесина и сталь – это всегда интересно. Но политика, знаете ли, иногда важнее. Господин Эклунд, вы упомянули Польшу. Почему вас так волнует эта страна?

Ларс, чувствуя, как Канарис загоняет его в угол, решил повернуть разговор:

– Польша – важный игрок в регионе, господин Канарис. Её отношения с Москвой и Берлином влияют на всех нас. Швеция хочет мира, но мы не можем игнорировать напряжение. А что вы думаете о Польше? Абвер, должно быть, знает больше, чем мы.

Канарис, отпив вина, ответил медленно:

– Польша – сложный сосед. Они хотят быть сильными, но у них много врагов. Москва, конечно, давит на них, но и мы не спим. Абвер, господин Эклунд, работает там, где нужно Германии. Но я ценю ваш интерес. Вы, кажется, очень наблюдательны. Скажите, у вас в посольстве есть кто-то, кто… особо интересуется нашими делами?

Ларс почувствовал холод по спине. Вопрос был слишком прямым, но задан с такой лёгкостью, что казался почти невинным. Он ответил, стараясь не выдать волнения:

– В посольстве, господин Канарис, все заняты своими делами. Я, например, сосредоточен на торговых отчётах. Но, конечно, мы все следим за Европой. А вы, похоже, знаете больше, чем хотите сказать. Например, о связях с Лондоном. Это правда, что Абвер активно работает с британцами?

Канарис прищурился, его пальцы слегка постучали по бокалу.

– Лондон, господин Эклунд, такая же загадка, как и Москва. Мы, конечно, следим за всеми. Но ваши вопросы… Вы очень любопытны для человека, который занимается древесиной. Скажите, вы всегда так глубоко копаете?

Хедстрём, почувствовав напряжение, снова вмешался:

– Вильгельм, Ларс просто хочет быть полезным. Он молод, горяч. Давайте лучше о торговле. Ваши промышленники довольны нашими поставками?

Канарис, кивнув, перевёл взгляд на Хедстрёма, но Ларс чувствовал, что глава Абвера не отпускает его из виду.

– Конечно, господин посол. Поставки отличные. Но я ценю энтузиазм господина Эклунда. Нейтралитет Швеции – это искусство, и вы, господин Эклунд, кажется, хотите быть в центре событий. Это похвально. Но скажите, вы никогда не думали о более… активной роли? Например, обмен информацией. Швеция могла бы помочь нам… и себе.

Ларс, понимая, что Канарис подбирается всё ближе, ответил осторожно:

– Обмен информацией, господин Канарис, – это всегда деликатный вопрос. Швеция открыта к диалогу, но нейтралитет – наш приоритет. Если у вас есть предложения, мы готовы выслушать.

Канарис улыбнулся, но его глаза были словно стальные.

– Предложения, господин Эклунд, всегда найдутся. Но скажите, вы ведь общаетесь с коллегами в посольстве? Может, кто-то из них… слишком интересуется Германией? Или Москвой?

Ларс почувствовал, как пот выступил на ладонях. Канарис явно пытался понять, не связан ли он с кем-то, кто мог бы работать на другую сторону. Он решил сыграть наивно:

– В посольстве, господин Канарис, все заняты своей работой. Я, например, только и делаю, что готовлю отчёты. Но если кто-то интересуется Германией, это, наверное, потому, что вы – важный партнёр. А вы, похоже, подозреваете всех. Даже нас, нейтралов.

Канарис рассмеялся.

– Подозревать всех, господин Эклунд, – это моя работа. Абвер должен быть начеку. Но вы правы, Швеция – важный партнёр. И я рад, что вы так… открыты. Скажите, вы часто пишете домой? В Стокгольм, я имею в виду.

Ларс почувствовал, как кровь прилила к лицу. Вопрос о письмах был слишком личным, слишком точным. Он ответил, стараясь звучать спокойно:

– Пишу, конечно. Жена, дети… Они ждут новостей. Но моя работа здесь – это в основном бумаги и встречи. Ничего интересного.

Канарис кивнул, но его взгляд был словно рентген.

– Семья – это важно, господин Эклунд. Держите их в безопасности. Берлин может быть… сложным местом.

Хедстрём, чувствуя, что разговор становится слишком напряжённым, сказал:

– Вильгельм, давайте вернёмся к древесине. У нас есть новые предложения по поставкам. Может, обсудим цифры?

Канарис, улыбнувшись, кивнул:

– Конечно, господин посол. Древесина – это вопросы министерства торговли, но мне интересно какие торговые отношения у Германии с Швецией. Нужны ведь какие-то темы помимо разведки. Я ценю такие беседы. Господин Эклунд, вы мне нравитесь. Вы… думаете. Это редкость.

Разговор продолжался ещё два часа, переходя от торговли к политике, от Испании к Польше. Канарис был, как всегда, сдержан, но его вопросы к Ларсу становились всё более острыми, словно он тестировал его реакцию. Ларс, балансируя между осторожностью и намёками, старался выудить информацию, но каждый раз чувствовал, как Канарис играет с ним, словно кошка с мышью. Его мысли метались: «Он знает? Или это просто его стиль? Если я скажу слишком много, он поймёт. Если слишком мало – Москва будет недовольна».

Когда они с Хедстрёмом вышли из резиденции, весенний воздух был свежим, а солнце уже клонилось к закату. Хедстрём, садясь в машину, сказал:

– Ларс, ты сегодня был… слишком активен. Канарис заметил. Будь осторожнее, он не любит, когда его прощупывают.

Ларс, кивнув, ответил:

– Понимаю, господин посол. Я просто хотел поддержать беседу.

Хедстрём, посмотрев на него, сказал:

– Ты хорошо справился, но не играй с огнём. Канарис – не тот человек, которого можно перехитрить.

31 марта 1936 года, Аддис-Абеба

Жара в Аддис-Абебе была удушающей, словно раскалённый воздух с плато обволакивал город тяжёлым покрывалом. Солнце, стоявшее высоко, заливало улицы слепящим светом, и пыль оседала на листьях акаций и эвкалиптов, окружавших императорский дворец Гебби. Белые стены дворца сияли под лучами, золотые орнаменты на куполах и арках сверкали, отражая величие эфиопской монархии. В садах пели птицы, их трели смешивались с шумом города: криками торговцев на рынке, ржанием лошадей, скрипом телег, везущих специи и зерно. За холмами высились горы Энтото, окутанные дымкой, но под этой мирной картиной пульсировала тревога. Война с Италией оставила Абиссинию в осаде. Итальянские самолёты сбрасывали бомбы и газ, а слухи о новом наступлении Муссолини витали в воздухе.

Император Хайле Селассие стоял у окна своего кабинета, глядя на сад, где стражники в белых туниках с красными поясами патрулировали дорожки, их копья поблёскивали на солнце. Его худощавое лицо, обрамлённое аккуратной бородой, было спокойным, но тёмные глаза выдавали усталость и решимость. На нём был тёмный европейский костюм, поверх которого накинута белая шамма – символ власти. Сегодня его ждала встреча с британским эмиссаром, сэром Эдвардом Грейсоном, чья репутация дипломата была безупречной, но чьи намерения вызывали сомнения. Хайле Селассие знал, что британцы, несмотря на речи в Лиге Наций, играли свою игру, движимые страхом потерять влияние в Африке перед Италией и СССР.

Он повернулся к своему советнику, рас Асфау, который стоял у стола, перебирая бумаги. Асфау, высокий и худой, с морщинами на лице, был одним из немногих, кому император доверял полностью. Его голос, низкий и размеренный, звучал уверенно:

– Ваше Величество, Грейсон прибудет через полчаса. Он будет говорить о санкциях против Италии, но его цель – наши связи с Москвой. Британцы знают о советских поставках.

Хайле Селассие кивнул, коснувшись золотого креста на шее.

– Они боятся Сталина больше, чем Муссолини, Асфау. Москва дала нам винтовки, пулемёты, советников и солдат. Британия же только говорит и обещает. Что нового из портов?

Асфау, перелистнув страницу в блокноте, ответил:

– Последняя партия оружия из СССР прибыла в Джибути десять дней назад. Советники обучают наших солдат в лагере у Дессие. Но британцы следят за нами. Их агенты замечены в порту. Грейсон, вероятно, потребует разорвать связи с Москвой.

Хайле Селассие улыбнулся.

– Разорвать? Они думают, что могут диктовать, как нам защищать нашу землю. Мы не их колония. Подготовь зал для встречи, Асфау. И удвой стражу у ворот. Я не хочу сюрпризов.

Асфау поклонился и вышел. Хайле Селассие подошёл к столу, где лежала карта Эфиопии, испещрённая отметками: красные линии – итальянские позиции, синие – абиссинские. Его палец остановился на Адуа, где в марте его армия потерпела поражение. Итальянцы использовали танки, самолёты, газ, несмотря на протесты Лиги Наций. Абиссиния сражалась, но силы были неравны. СССР предлагал помощь, но за лояльность. Британия же хотела держать Абиссинию слабой и зависимой. Император знал, что его выбор определит судьбу страны.

Зал для приёмов был просторным, с высокими потолками, украшенными резными деревянными панелями. Окна пропускали жаркий свет, отражавшийся на портретах абиссинских императоров, чьи строгие взгляды напоминали о долге хранить страну. В центре стоял длинный стол, покрытый белой скатертью, с серебряным кофейником, фарфоровыми чашками и блюдами с инжиром, манго и лепёшками. Хайле Селассие сидел во главе, его осанка была прямой, взгляд – внимательным. Рядом стоял рас Асфау с папкой документов. У входа застыли стражники, их копья сверкали, лица были непроницаемы.

Сэр Эдвард Грейсон вошёл ровно в десять утра. Высокий, с седеющими висками, он выглядел как британский аристократ: серый костюм, трость с серебряным набалдашником, холодная улыбка. За ним следовали двое помощников – молодые, с напряжёнными лицами – и переводчик, абиссинец из Джибути, нанятый британцами.

– Ваше Величество, – начал Грейсон, слегка поклонившись, – это большая честь быть принятым вами. Британия восхищена вашей стойкостью.

Хайле Селассие кивнул, указав на стул.

– Сэр Эдвард, добро пожаловать. Кофе?

Грейсон сел, его улыбка была вежливой, но глаза – настороженными.

– Благодарю, Ваше Величество. Кофе будет кстати.

Асфау налил кофе, его движения были плавными. Хайле Селассие, отпив глоток, посмотрел на Грейсона.

– Сэр Эдвард, Лига Наций говорит о санкциях против Италии. Но слова не останавливают бомбы. Что Британия предлагает нашей стране?

Грейсон, поставив чашку, ответил, его голос был ровным, но настойчивым:

– Ваше Величество, Британия делает всё возможное. Санкции – это только первый шаг. Мы давим на Италию дипломатически, но ваши связи с Москвой вызывают тревогу в Лондоне.

Хайле Селассие прищурился, его пальцы сжали чашку.

– Связи с Москвой? Мы боремся за выживание. СССР дал нам оружие, советников и солдат. Британия ограничивается речами. Почему вас волнует Москва?

Грейсон наклонился ближе, его голос смягчился.

– СССР преследует свои цели. Их помощь – это расчет. Сталин хочет втянуть Абиссинию в игру против Европы. Британия предлагает партнёрство: оружие, обучение, финансы. Но нам нужно ваше доверие. Разорвите связи с Москвой.

Хайле Селассие посмотрел на Асфау, который едва заметно покачал головой. Император повернулся к Грейсону, его голос был твёрд:

– Доверие зарабатывается делами. Итальянцы бомбят наши деревни, а Британия молчит. СССР дал нам оружие и людей. Вы просите отказаться от них, но что даёте взамен?

Грейсон, чувствуя, что теряет почву, сменил тон.

– Подумайте: если вы свяжетесь с Москвой, вы оттолкнёте Лондон, Париж, Америку. Мы можем обеспечить поставки продовольствия, защиту в Лиге Наций, убежище для вас, если ситуация ухудшится.

Хайле Селассие нахмурился, его глаза сверкнули.

– Убежище? Я – император Абиссинии. Я не покину свой народ. Если Британия хочет помочь, присылайте оружие. Москва уже действует.

Асфау вмешался, его голос был резким:

– Сэр Эдвард, где была Британия, когда итальянцы использовали газ в Адуа? Ваши санкции лишь на бумаге. СССР же доказывает свою поддержку делом.

Грейсон, покраснев, ответил:

– Рас Асфау, я понимаю вашу горечь. Но СССР втянет вас в хаос. Британия предлагает помощь, но не может работать с коммунистами.

Хайле Селассие поднял руку.

– Довольно. Абиссиния не торгует свободой. Мы берём помощь от тех, кто её даёт. Если Британия хочет быть союзником, докажите это. Беседа окончена.

Грейсон встал, поклонившись.

– Ваше Величество, я надеюсь, вы передумаете. Британия – ваш друг.

Хайле Селассие кивнул, его взгляд был холодным.

– Прощайте, сэр Эдвард.

Грейсон и его свита покинули дворец, их шаги эхом отдавались в коридоре. Хайле Селассие повернулся к Асфау.

– Они боятся Москвы больше, чем Муссолини. Мы не их пешки. Убедись, что советские советники ускоряют обучение. Нам нужны пулемёты к следующей неделе.

Асфау кивнул.

– Ваше Величество, британцы будут следить. И я слышал, немцы активны в Джибути. Их агенты замечены в порту.

Хайле Селассие сжал крест на шее.

– Немцы? Это усложняет дело. Следи за ними, Асфау. И за Грейсоном. Его активность мне не нравится.

Грейсон, его помощники Томас и Уильям, и переводчик сели в чёрный Rolls-Royce у дворца. Машина тронулась по пыльной дороге к британскому консульству. Грейсон смотрел в окно, его лицо было мрачным.

– Он упрям, – сказал он Томасу. – Если он не разорвёт связи с Москвой, мы потеряем Абиссинию.

Томас, поправляя очки, ответил:

– Сэр, он прав: мы не дали оружия. Если бы мы начали поставки, он мог бы нас послушать.

Грейсон покачал головой.

– Лондон не позволит помогать ему, пока он с коммунистами. Нужно найти другой способ.

Дорога виляла через рынок, где торговцы кричали, предлагая специи и ткани. Внезапно машина замедлила ход – впереди дорогу перегородила телега с ослом, за которой стоял старик в потрёпанной тунике. Водитель, британский сержант, нажал на клаксон, но телега не двигалась. Грейсон нахмурился.

– Что за чёрт? Убери эту телегу!

Прежде чем водитель успел ответить, воздух разорвал выстрел. Грейсон пригнулся, его рука потянулась к револьверу под пиджаком. Из двух переулков выскочили шестеро мужчин в тёмных одеждах, их лица были закрыты платками. В руках блестели пистолеты и ножи, глаза сверкали решимостью. Один из них, широкоплечий крикнул на амхарском:

– Выходи! Быстро!

Толпа на рынке закричала, люди бросились врассыпную, опрокидывая корзины с манго и зерном. Пыль поднялась облаком, закрывая солнце. Нападающий рванул дверцу Rolls-Royce, другой выстрелил в колесо, и машина осела, заскрипев. Грейсон выхватил револьвер и выстрелил, пуля оцарапала плечо одного из нападавших. Тот взвыл на амхарском, сжимая рану:

– Проклятье! Хватай его!

Водитель попытался дать газ, но второй выстрел пробил лобовое стекло, и он рухнул на руль, кровь залила его форму. Томас закричал, пытаясь открыть другую дверцу, но получил удар кулаком в лицо и свалился. Уильям, второй помощник, в панике полез под сиденье, но его вытащили за волосы. Переводчик, дрожа, поднял руки, бормоча на амхарском:

– Не стреляйте! Я не причем!

Его ударили прикладом по затылку, и он рухнул в пыль. Грейсон выстрелил ещё раз, но пуля ушла в воздух. Двое нападавших схватили его, вывернув руку, револьвер выпал в грязь. Третий, с ножом, приставил лезвие к горлу Томаса, шипел на ломаном английском:

– Успокойся, или умрёшь!

Из-за угла вылетел чёрный фургон, визжа тормозами. Нападавшие, действуя слаженно, затолкали Грейсона, Томаса и Уильяма в кузов, захлопнув дверь. Переводчика оставили лежать на обочине, решив, что он не важен. Фургон рванул, поднимая пыль, и исчез в лабиринте улиц. Телега с ослом осталась посреди дороги, старик испарился, а рынок затих, словно буря прошла мимо.

В немецком консульстве в Аддис-Абебе было тихо. В кабинете, освещённом тусклой лампой, сидел герр Мюллер, агент Абвера, чьё имя знали немногие. Перед ним стоял Абдул, один из нападавших.

– Всё сделано, герр Мюллер, – сказал Абдул на амхарском. – Британцы в подвале на окраине. Переводчика оставили на дороге.

Мюллер кивнул, его пальцы постучали по столу.

– Хорошо. Держите их под замком. Британцы не должны знать, кто стоит за этим. Следи за местными – они могут их искать.

Абдул поклонился и вышел. Мюллер подошёл к окну, глядя на тёмные улицы. Похищение Грейсона было его ходом, чтобы стравить Британию и СССР. Хайле Селассие, Москва, Италия – все были фигурами на шахматной доске, и Мюллер готовился к следующему ходу.