Текст книги "Я – Товарищ Сталин 4 (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 18

Солнце вставало над рекой Тахо, его лучи скользили по воде, окружавшей Толедо. Город, вцепившийся в скалистый холм, выглядел как крепость, его Алькасар чернел на фоне утреннего неба. 6 апреля 1936 года равнина к югу кишела республиканцами – около десяти тысяч солдат, усиленных советскими советниками и свежими поставками оружия. Три батальона пехоты, двадцать танков Т-26, дюжина истребителей И-15 и батарея 76-мм орудий готовились штурмовать город. Их цель – вырвать Толедо из рук националистов, чья пёстрая армия цеплялась за укрепления.

Лагерь националистов, раскинувшийся у стен Алькасара и на южных подступах, гудел от суеты. Легион «Кондор», потрёпанный после Теруэля, насчитывал меньше четырёхсот человек. К ним присоединились две тысячи фалангистов в синих рубашках и красных беретах и пятьсот португальских добровольцев в выцветших зелёных мундирах. Укрепления – мешки с песком, колючая проволока, баррикады из камня и бруса – тянулись вдоль хребта южнее города. Два танка Panzer I с тонкой бронёй стояли в резерве, почти бесполезные против роты Т-26. Четыре пулемёта MG-34 и три 81-мм миномёта составляли основу обороны, их стволы поблёскивали в утреннем свете. Толедо был символом, и его потеря стала бы ударом по Франко.

Лейтенант Вильгельм Краус стоял у центральной баррикады, вглядываясь в горизонт через бинокль. Его голубые глаза высматривали пыльные облака. Республиканцы наступали, их численность подавляла. Рядом обер-лейтенант Фридрих Шульц жевал незажжённую сигарету, пальцы скользили по мятой карте.

– Они южнее реки, – сказал Фридрих. – Три батальона, может, больше.

Вильгельм кивнул, вытирая пот со лба.

– Держим хребет, сколько сможем. Пулемёты остановят пехоту, но танки… Надо разбить их миномётами, до того как они приблизятся.

Гауптман Ганс Келлер подошёл, сжимая карту.

– Республиканцы идут волнами, чётко. Сначала артиллерия, потом пехота с танками. Фалангисты и португальцы должны удержать фланги, иначе всему конец.

Лейтенант Отто Бауэр поднял взгляд.

– Португальцы на грани, но будут драться, если их держать в узде. Фалангисты… На них надежды мало.

Ганс бросил резкий взгляд.

– Выбора нет. Они – половина наших сил. Вильгельм, отвечаешь за пулемёты. Не дай пехоте подойти. Отто, готовь миномёты. Фридрих, на тебе правый фланг, следи за португальцами и помогай им.

К девяти утра республиканцы начали наступление. Земля задрожала от артиллерии – 76-мм снаряды пересекали реку, вгрызаясь в позиции. Взрывы разрывали хребет, выбрасывая землю и камни. Баррикада из мешков рухнула, погребя двух фалангистов, которые выбрались наружу, кашляя. Немецкие пулемётчики пригнулись, прикрывая оружие. Вильгельм за MG-34 крикнул:

– Держитесь! Ждём пехоту, пока она подойдёт!

Обстрел длился двадцать минут, каждый взрыв испытывал нервы на прочность. Когда огонь стих, раздался гул моторов. Из пыли показались Т-26, их башни поворачивались, выискивая цели. За ними шла пехота.

Вильгельм прищурился.

– Вот они. Стрелять короткими очередями!

Пулемёты загрохотали, их треск разорвал воздух. Республиканцы падали, их мундиры оседали в пыль. Другие ныряли за камни, открывая огонь из винтовок. Т-26 шли вперёд, гремя пушками. Снаряд ударил в стену рядом с Вильгельмом, осыпав осколками. Небольшой осколок царапнул предплечье, он поморщился, но остался у пулемёта, вставляя ленту.

На правом фланге Фридрих руководил португальцами. Т-26 нацелился на окоп, пушка разнесла его, убив троих. Фридрих, спрятавшись за валуном, кричал:

– Стреляйте! По пехоте! Не дайте подойти близко!

На левом фланге Отто управлял миномётами, бинокль следил за наступлением.

– Левее, на пятьдесят метров! По танкам! – кричал он.

Миномёты ударили, снаряды обрушились на Т-26. Один взрыв повредил гусеницу, но остальные шли вперёд. И-15 спикировал, пулемёты прошлись по миномётам. Отто пригнулся, пули разорвали мешки, ранив ефрейтора Клауса, который зажал плечо.

Фалангисты в резерве у Алькасара дрогнули, когда артиллерия возобновила огонь. Снаряды разнесли баррикаду, убив пятерых. Ганс с возвышения видел, как рушится оборона.

– Вильгельм, держи центр! Отто, не прекращайте стрелять! Фридрих, укрепляй португальцев! – Он схватил рацию. – «Кондор» базе, нужна авиация! И-15 разрывают нас!

Ответ тонул в помехах.

– База «Кондору», Bf 109 на земле. Поломки. Вы одни. Держитесь.

Ганс швырнул рацию.

– Проклятье!

К десяти утра бой разгорелся с новой силой. Республиканская артиллерия била без перерыва, снаряды рвались в двадцати метрах от позиций, поднимая столбы пыли. Т-26, разделившись на три группы, двигались: одна – к левому флангу, где португальцы, вторая – к центру Вильгельма, третья – к правому флангу Фридриха. И-15 кружили, их пулемёты прошивали мешки с песком. Т-26 выпустил снаряд, разнёсший очередное пулемётное гнездо. Пулемётчик Карл рухнул замертво. Вильгельм выругался, приказав перенести огонь на пехоту.

– Бейте по ним! Не дайте им подойти! – кричал он, пока с патронами лента убывала.

Ефрейтор Гюнтер, подползший к баррикаде, метнул гранату в пехоту, взрыв разбросал солдат, но Т-26 продолжал стрелять. Пехота, укрываясь за танками, подобралась на пятьдесят метров, их крики «¡No pasarán!» эхом разносились, смешиваясь с грохотом.

На левом фланге португальцы дрогнули. Т-26, поддерживаемый пехотой, прорвался через окоп, расстреливая позиции. Португальцы, потеряв половину взвода, начали отступать, бросая винтовки. Ганс понял, что фланг потерян.

– Отто, бей по танкам! Вильгельм, старайся удержать центр! – кричал он.

Отто скорректировал огонь, миномёты ударили по Т-26. Снаряд попал в гусеницу, остановив танк, другой разорвался среди пехоты, заставив её залечь. Но танки продолжали двигаться, их пушки били по позициям. Снаряд разнёс миномётную позицию, Отто отскочил, когда земля рядом вздрогнула. Ефрейтор Фриц, раненый в ногу, стиснул зубы от боли.

На другом фланге Фридрих ещё держался. Его люди, укрывшись за холмами, вели огонь из винтовок и бросали гранаты, замедляя республиканцев. Но давление нарастало: И-15 обстреляли позиции, пулемёты прошивали мешки с песком. Унтер-офицер Рудольф, лучший стрелок, получил пулю в плечо.

– Держитесь! – кричал Фридрих.

К полудню бой стал ожесточённее. Республиканцы перегруппировались, нанеся удар по центру. Т-26 прорвали баррикады, давя мешки с песком. Пехота за танками подобралась на двадцать метров. Их крики «¡Por la República!» заглушали пулемёты. Вильгельм крикнул:

– Гранаты! Кидайте скорее!

Его солдаты метнули гранаты, взрывы заставили республиканцев залечь. Но Т-26 продолжали стрелять, пулемёты косили всех, кто осмелился поднять голову.

На левом фланге португальцы отступили. Т-26 с пехотой прорвался, расстреливая всё на своём пути. Ганс понял, что позицию не удержать. Немцы, отстреливаясь, начали отход. К двум часам националисты отступили к Алькасару. Крепость давала укрытие. Немцы установили MG-34 на балконе, португальцы и фалангисты заняли баррикады. Республиканцы перегруппировались, их артиллерия била по Алькасару, кроша камень. И-15 кружили, пулемёты царапали стены крепости.

Фридрих, перевязывая бедро, командовал у восточной стены.

– Держите ворота! – кричал он, стреляя из винтовки.

Отто с одним миномётом корректировал огонь из башни.

– По танкам! – кричал он.

Снаряд повредил гусеницу Т-26, но остальные шли вперёд, пушки били по стенам. Взрыв обрушил восточную стену, убив пятерых и ранив десятерых. Отто, оглушённый взрывом, пополз к миномёту.

К трём часам бой достиг пика. Т-26 в ста метрах стреляли в упор. Вильгельм стрелял из пулемёта, пока лента с патронами убывала. Пуля пробила плечо, он пошатнулся, перезаряжая Люгер. Снаряд Т-26 разорвался в десяти метрах, осколки царапнули лицо, кровь текла по щеке. Он стрелял, пока вторая пуля не попала в бедро. Вильгельм рухнул, пытаясь поднять Люгер, но силы уходили. Третий снаряд разорвался рядом, осколки пробили грудь, и он затих. Кровь окрасила камни.

Фридрих у ворот стрелял из винтовки. Пуля попала в бок, он осел, хватаясь за стену.

– Держитесь! – крикнул он, стреляя по офицеру.

Вторая пуля пробила живот, он сполз, пальцы скользили, оставляя кровавый след. Последний выстрел ушёл в воздух, он замер, глядя в небо.

Отто корректировал огонь, пока снаряд Т-26 не уничтожил миномёт. Пехота хлынула внутрь, пули засвистели совсем рядом. Отто стрелял из Люгера, пока пуля не пробила ему грудь. Он осел у стены, кровь хлынула изо рта, а взгляд потух. Второй взрыв добил его, осколки разорвали тело.

Ганс во дворе собирал последних солдат.

– В цитадель! – кричал он, стреляя из Люгера.

Пули свистели, снаряд разорвался, осколки задели ему руку. Он стрелял, пока Люгер не щёлкнул. Снаряд Т-26 отбросил его к стене, осколки пробили грудь и шею. Ганс упал. Глаза закрылись.

К четырём часам бой переместился к цитадели. Легион, сто человек, держал позиции, но патроны кончались. Республиканцы окружили крепость, пехота заполнила проломы. Немцы падали под пулями и взрывами. Ефрейтор Иоганн, подававший патроны, получил пулю в шею, рухнул, захлёбываясь кровью. Клаус, раненый, стрелял из винтовки, пока снаряд не разорвался, разметав его тело.

Республиканцы усилили натиск. Артиллерия била без перерыва, снаряды рвались в десятках метров, поднимая пыль. Немцы, укрываясь за обломками, стреляли, но патроны иссякали. Ефрейтор Гюнтер у баррикады стрелял, пока пуля не пробила грудь. Он упал, пальцы сжали винтовку, глаза застыли. Рядовой Курт рядом получил осколок в голову, рухнув без звука. Унтер-офицер Рудольф, раненый в плечо, стрелял, пока снаряд не прогромыхал рядом, разорвав его тело.

К пяти часам легион сократился до семидесяти человек. Пехота республиканцев под прикрытием танков ворвалась в цитадель. Рядовой Хайнц, стоя у окна, стрелял из Люгера, пока пуля не попала в горло. Он осел, кровь хлынула на камни. Ефрейтор Фриц с раной в ноге пытался перезарядить винтовку, но снаряд Т-26 разорвался рядом, осколки пробили спину, и он замер.

К шести часам бой затихал. Немцы, меньше пятидесяти человек, держались в углу цитадели. Рядовой Йозеф у баррикады получил пулю в грудь, рухнул, сжимая пустой Люгер. Ефрейтор Эрих рядом стрелял, пока осколки снаряда не разорвали ему живот. Он упал, крича, но быстро затих.

К семи часам Алькасар пал. Легион «Кондор» был разбит, несколько выживших попали в плен. Португальцы рассеялись, остатки бежали за холмы. Фалангисты почти все были мертвы или захвачены. Республиканцы, окровавленные, но победившие, подняли флаг над Алькасаром. Толедо был их.

Равнина лежала под звёздами, усеянная телами, разбитыми танками и тлеющими баррикадами. Тахо текла, равнодушная к происходящему. Для республиканцев это была победа, но доставшаяся дорогой ценой. Для националистов – сокрушительное поражение. Война за Испанию продолжалась, и падение Толедо было лишь главой в кровавой летописи.

* * *

Утро 7 апреля 1936 года, Москва, Кремль

Утренний свет словно нехотя пробивался сквозь высокие окна кремлёвского кабинета, заливая комнату сероватым сиянием. Кремль дышал суровой тишиной, нарушаемой лишь редким эхом шагов охраны да скрипом тяжёлых дубовых дверей. Москва за окном медленно просыпалась: брусчатка Красной площади блестела от ночного дождя, голуби лениво кружили над ней, а далёкий гул трамваев вплетался в утреннюю тишину. Сергей стоял у окна, сжимая в руке трубку. Его тёмные глаза, усталые, но цепкие, следили за движением одинокого солдата у мавзолея Ленина. Мысли его были далеко – в пыльной Абиссинии, где кровь смешивалась с песком под палящим солнцем, и в Испании, где эхо артиллерийских залпов всё ещё звучало в ушах выживших.

Пальцы Сергея постукивали по подоконнику, выдавая внутреннее напряжение. Трубка, уже потухшая, лежала в руке. Он знал, что каждое решение, принятое в этом кабинете, отзовётся тысячами жизней на далёких фронтах. Абиссиния и Испания были не просто точками на карте – это были шахматные доски, где каждый ход мог изменить ход истории. И он, человек из XXI века, должен был играть эту партию, балансируя между жестокостью эпохи и своими собственными моральными ориентирами.

Дверь кабинета отворилась с тихим скрипом, и в комнату вошёл нарком обороны Борис Михайлович Шапошников. В руках он держал кожаную папку, а в глазах читалась усталость человека, который ночи напролёт провёл за картами, донесениями и расчётами. Шапошников остановился у массивного стола, покрытого зелёным сукном, и заговорил.

– Товарищ Сталин, разрешите доложить о положении дел в Абиссинии и Испании.

Сергей повернулся, его взгляд внимательно изучил наркома. Он указал на стул напротив стола и медленно опустился в своё кресло, положив трубку на край.

– Начинайте, Борис Михайлович, – сказал он. – Что у нас в Африке?

Шапошников раскрыл папку, его пальцы аккуратно перелистнули страницы, исписанные мелким, почти каллиграфическим почерком. Он кашлянул, собираясь с мыслями, и заговорил:

– В Абиссинии, товарищ Сталин, ситуация крайне тяжёлая. Наши советники под командованием полковника Вяземцева предприняли попытку диверсии против итальянских складов иприта в Асмаре. Операция планировалась как ключевой удар, чтобы ослабить итальянцев перед штурмом Дессие. Три отряда, по двести человек каждый, и четвёртый под командованием майора Соколова должны были уничтожить склады с ядовитым газом и перерезать снабжение через мост у реки Аваш. Но… – Шапошников сделал паузу, его лицо помрачнело, – операция провалилась.

Сергей нахмурился, его пальцы сжались в кулак. Внутри него закипал гнев, но внешне он оставался спокоен, лишь лёгкое подрагивание усов выдавало эмоции.

– Провалилась? – переспросил он, его голос стал тише, но в нём появилась стальная нотка, от которой Шапошников невольно выпрямился. – Объясните, Борис Михайлович. Как семьсот человек могли провалить операцию?

Шапошников вздохнул, его взгляд скользнул по бумагам, словно ища в них спасение от тяжёлого разговора.

– Предательство, товарищ Сталин, – ответил он, его голос был твёрд, но в нём чувствовалась горечь. – Все три отряда попали в засады. Итальянцы знали их маршруты, знали время и место. Проводники, на которых мы полагались, оказались подкуплены. Возможно, британцами, хотя прямых доказательств пока нет. Первый отряд под командованием капитана Григорьева был уничтожен в ущелье у Асмары. Итальянские пулемёты и миномёты не оставили им шансов. Сам Григорьев погиб, раненый штыком в грудь. Второй отряд, лейтенанта Петрова, почти добрался до аэродрома, но их расстреляли. Петров поджёг один топливный бак, но был убит пулей в шею. Третий отряд, старшины Иванова, заложил взрывчатку у склада боеприпасов, но их проводник подал сигнал итальянцам. Иванов пожертвовал собой, взорвав гранату, чтобы дать своим людям шанс, но и они были расстреляны. Майор Соколов с четвёртым отрядом не дошёл до моста – итальянский патруль перехватил их. Соколов погиб, его последние слова по рации были: «Нас продали».

Сергей слушал молча, его взгляд был прикован к Шапошникову. Он представлял себе тёмные тропы Асмары, треск пулемётов, крики умирающих и предательский блеск фонаря в руках проводника. Семьдесят тонн иприта, которые могли уничтожить абиссинскую армию за часы, остались нетронутыми. Итальянцы, зная о советских планах, теперь держали инициативу. Сергей чувствовал, как сеть интриг затягивается вокруг советских сил, и в центре этой сети был кто-то, кто продал их за звонкую монету – возможно, британскую.

– Сколько выжило? – спросил он.

– Меньше тридцати, товарищ Сталин, – ответил Шапошников, опустив взгляд. – Большинство ранены или в плену. Склады иприта целы, аэродром и мост не тронуты. Итальянцы теперь знают о наших планах, и штурм Дессие через два дня станет настоящей бойней. Император Хайле Селассие отказывается отступать, несмотря на наши предупреждения. Полковник Вяземцев подозревает, что предательство связано с вождём тиграи, рас Менгешей, или его племянником Текле. Есть также следы британского связного в Аддис-Абебе. Вяземцев запросил разрешение на усиление разведки и допрос Текле.

Сергей молчал, его пальцы медленно барабанили по столу. Провал операции означал не только потерю людей, но и удар по престижу Москвы. Он знал, что итальянцы с их ипритом могут стереть армию Абиссинии за часы, а британцы, чья тень угадывалась за каждым предательством, только рады такому исходу. Сергей вспомнил слова Хайле Селассие, которые Вяземцев пересказал в одном из донесений: «Мы будем сражаться одни». Эти слова звучали как вызов, но в них была и горькая правда – без советской поддержки Абиссиния падёт.

– Вяземцеву – полный карт-бланш, – сказал Сергей, его голос стал твёрже. – Найти предателя. Если это Менгесха или Текле, я хочу, чтобы они ответили за всё. Проверьте всех, кто контактировал с британцами. И никаких больше проводников без проверки. Что с танками Т-26?

– Доставка задерживается, товарищ Сталин, – ответил Шапошников. – Корабли выйдут из Одессы через неделю, но до Абиссинии они доберутся не раньше трёх недель. Мы можем отправить инструкторов и пулемёты, как просили вожди, но времени на обучение почти нет.

Сергей кивнул, его мысли уже переключались на другой фронт. Абиссиния была важна, но Испания была ближе к сердцу Европы, и там разворачивалась другая драма, где советское оружие и воля испытывались в огне гражданской войны.

– Теперь Испания, – сказал он, зажигая трубку. Табачный дым медленно поплыл по комнате.

Шапошников перевернул страницу в папке, его лицо слегка просветлело, словно он наконец мог сообщить что-то, не пропитанное горечью поражения.

– В Испании, товарищ Сталин, успех, – начал он, и в его голосе появилась нотка сдержанной гордости. – Вчера, 6 апреля, наши солдаты, советники и республиканские силы взяли Толедо. Это была тяжёлая победа, но Алькасар пал. Националисты разбиты, немецкий легион «Кондор» практически уничтожен. Из четырёхсот немцев выжило меньше пятидесяти, большинство в плену. Фалангисты и португальские добровольцы рассеяны или мертвы. Флаг республики теперь развевается над крепостью.

Сергей слегка прищурился, в его глазах мелькнула искра удовлетворения. Толедо был не просто городом – это был символ, и его падение означало, что республиканцы, поддерживаемые Москвой, всё ещё держат инициативу в этой кровавой войне. Он затянулся трубкой и кивнул Шапошникову.

– Расскажите подробнее, Борис Михайлович, – сказал он, его голос стал мягче, но в нём всё ещё чувствовалась властная интонация.

Шапошников начал, его голос стал увереннее, словно он сам переживал те мгновения боя:

– Наступление началось на рассвете 6 апреля. Десять тысяч республиканцев – три батальона пехоты, двадцать танков Т-26, дюжина истребителей И-15 и батарея 76-мм орудий – двинулись на Толедо. Наши советники координировали артиллерию и танки, обеспечивая точность ударов. Националисты, около трёх тысяч человек, включая легион «Кондор», фалангистов и португальских добровольцев, держали укрепления на хребте южнее города. Их позиции были сильными: мешки с песком, колючая проволока, пулемёты MG-34 и 81-мм миномёты. Но они были измотаны после поражения под Теруэлем.

Он сделал паузу, перелистнув страницу, и продолжил:

– Бой начался с артиллерийского обстрела. Наши 76-мм орудия били двадцать минут, разрушая баррикады и сея панику. Затем пошли танки и пехота. Националисты держали центр под командованием лейтенанта Вильгельма Крауса, но их фланги, особенно португальцы, дрогнули под давлением. К полудню танки прорвали центр, а к двум часам португальцы начали отступать, бросая винтовки. Немцы отошли к Алькасару, но крепость не выдержала. К семи вечера бой закончился. Вильгельм Краус, Фридрих Шульц, Отто Бауэр, гауптман Ганс Келлер – все немецкие командиры погибли. Легион «Кондор» потерял почти всех офицеров. Республиканцы потеряли около двух тысяч человек. Победа была полной и безоговорочной.

Сергей выдохнул дым, его взгляд стал задумчивым. Победа в Толедо была важным шагом, но он знал, что война в Испании далека до завершения. Франко не сдастся, а немцы и итальянцы будут мстить за «Кондор». Но сейчас, в этот момент, он позволил себе лёгкое чувство удовлетворения. Москва показала, что её оружие и воля могут сокрушить врага даже на чужой земле.

– Потери? – спросил он, постукивая трубкой по столу.

– Около двух тысяч убитых и раненых у республиканцев, – ответил Шапошников. – Наши советники – пятеро убитых, двенадцать ранены. Т-26 показали себя отлично, но два танка потеряны. И-15 сбили один немецкий Bf 109, но сами потеряли два самолёта.

Сергей кивнул, его пальцы снова забарабанили по столу. Он представлял себе пыльные холмы Толедо, грохот танковых пушек, крики «¡No pasarán!» и тела, падающие под пулями. Победа была дорогой, но она укрепляла позиции республиканцев и, что важнее, показывала Европе, что Советский Союз был силой, с которой нельзя не считаться.

– Толедо – это сигнал Франко и его покровителям, – сказал он, его голос стал твёрже. – Но Абиссиния… Мы не можем позволить итальянцам использовать иприт. Это будет бойня. Прикажите Вяземцеву действовать жёстко. Если нужно, пусть допросит всех, включая вождей. Найдите этого британского связного. Я хочу знать, кто играет против нас.

Шапошников кивнул, закрывая папку.

– Будет исполнено, товарищ Сталин. Разрешите идти?

Сергей махнул рукой, и нарком вышел, оставив его наедине с мыслями. Он встал, подошёл к окну и снова посмотрел на Красную площадь. Голуби всё ещё кружили, а брусчатка блестела под солнцем. Но в его голове были карты Абиссинии, красные и жёлтые булавки, кровь на камнях Асмары и крики падающих солдат в Толедо. Он чувствовал, как история давит на него, требуя решений, от которых зависели миллионы.

Он думал о Вяземцеве, о его холодных глазах и твёрдой руке, о том, как тот будет искать предателя среди пыльных улиц Аддис-Абебы. Он думал о республиканцах, поднимающих флаг над Алькасаром, и о Франко, который, несомненно, уже планирует ответный удар. Впереди были новые битвы, новые предательства и новые победы. И он должен был пройти этот путь до конца, балансируя на грани между жестокостью и человечностью, между прошлым, которое он знал, и будущим, которое он надеялся изменить.