Текст книги "Зеркало, или Снова Воланд"

Автор книги: Андрей Малыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

– Как же, как же. Конечно же, был! И должен согласиться со словами того глубокоуважаемого гражданина, что не только был… в самой гуще событий, а даже, можно сказать, принимал непосредственное участие во всем этом, – скрестил он гордо коротенькие руки на груди. – Жаль, очень жаль, что вам не удалось это лично понаблюдать… Только бултых и поминай как звали! Только бшик и кверху тормашками! Только хлесь и огни во все небо! А какая музыка необыкновенная, какие виртуозные пассажи, какие… шикарные модуляции… – после этих слов было видно, что телеведущая от нетерпения вся так и затрепетала. – Да я вам сейчас тут такого порасскажу! Такой, милочка, информации подброшу, что можно будет не то, что какой-то репортажик, а целый репортажище отгрохать! – Все с возрастающим воодушевлением начал тараторить информированный очевидец и, панибратски подхватив девушку под руку, поинтересовался:

– А, кстати, когда вы намерены показать на телевидении вот эту самую вашу передачу?

– Ну сегодня мы, наверное, уже не успеем?.. – глянула растерянно она на своего напарника. – А вот завтра в утренних новостях, уж непременно!

– Конечно, лучше бы, если и сегодня в вечерних и завтра в утренних новостях, – несколько разочарованно протянул очевидец. – Люди непременно желают знать совсем свежие, можно сказать, только что изжаренные факты, а вы такая интересная девушка и… только завтра. – И вдруг, остановившись, серьезно посмотрел на нее:

– Вопрос не по теме. Так сказать, в виде дружеского лирического отступления, рассчитанного на доверительную взаимность. Можно?

– Конечно, – улыбнулась тележурналистка.

– Федя не снимай! – повелительным тоном обратился он к оператору, а затем продолжал: – Красавица, а что с вашей речью творится?

– А что с моей речью? – удивилась девушка.

– Ну как же? – зашептал информированный очевидец ей почти в самое ухо. – Вы же так здорово картавите, совсем не выговаривая букву «Р». Вместо твердого рычания она у вас как-то жалобно блеет. Голубушка, это же наверняка повредит вашему профессиональному росту и будущей карьере вообще. – Лицо девушки густо покраснело. – Ну поймите же сами, как бы вы воспринимали, к примеру, в Москве, в Большом театре выступление прихрамывающего артиста, исполняющего роль… Ромео или там Спартака. Я думаю, что не очень-то хорошо. Присутствующий недостаток, можно сказать, сильно бы мозолил ваши глаза. Ну а в данном случае неправильные звуки неустанно мозолят уши слушателей, как гудящие осы, впиваясь в барабанные перепонки. Да-да, это же просто форменное безобразие! Отчего и подаваемая вами информация или не воспринимается или воспринимается на слух частично, возможно, что даже с сильным раздражением, и, сами понимаете, поставленная цель – довести необходимые сведения до… сознания слушателя или зрителя увы, не достигается. Это же очевидно! Так что, голубушка… вам есть тут над чем поразмыслить. Вполне могу допустить, что выбор места работы произошел не без личного участия любящего вас родителя, но…

Глаза девушки сильно повлажнели, и она начала нервно покусывать губы.

– А что же мне теперь прикажете делать? Мне так нравится эта работа…

– Душа моя, исключительно вас понимаю, вхожу в ваше непростое положение, очень желаю помочь и, кажется, могу это сделать…

– Что вы этим хотите сказать? – плачущим голосом проговорила телеведущая. – Как же можно помочь? Это надо было делать значительно раньше, пока я еще маленькой была, а теперь уже все напрасно. Уже все потеряно… Окончательно и бесповоротно…

– Душечка, ну что вы так убиваетесь, зачем же так паникуете, я ведь знаю, что говорю, все еще можно поправить. Для этого есть новейшие, самые передовые методики, ищущие, талантливые люди, готовые перевернуть даже свет кверху тормашками, чтобы достичь желаемого… А вы: уже поздно. Сами же знаете, что лучше поздно, чем никогда… И у вас появился реальный шанс…

– Правда? Вы так считаете? – недоверчиво взглянула журналистка на собеседника. – Но каким же образом? Подскажите!

– Айн момент, всенепременно и обязательно… Но, если не возражаете, в обмен на маленькую, можно даже сказать, никчемную услугу, – зажмурил глаза толстячок. Можно?

Девушка согласно кивнула головой.

– Не настаиваю, но очень прошу… раз уж только в утренних новостях… А нельзя ли, душенька, наше интервью показать в начале передачи, а то в силу невозможной занятости боюсь, что не смогу досмотреть репортаж до конца. А так бы хотелось хоть один раз, хоть одним глазком взглянуть на себя по телевизору, – и он протяжно вздохнул.

– Да, конечно же, можно. Нам это с Федей ничего не стоит. Федя в своем деле ну как…

– В музыке Паганини, – поспешно подсказал толстяк.

– Да, совершенно верно, – согласилась девушка. – А может быть даже и больше. У Феди проколов не бывает. Так, а теперь…

– Ну, а теперь, – перебил ее информированный очевидец, – я должен заметить, что вам сказочно повезло. Можно выразиться, что вам просто дьявольски повезло. Рекомендую вам: всемирно известный логопед, доктор языкознания и языковедения, заслуженный лауреат и почетный член ряда известнейших академий, без всякого преувеличения, можно сказать, светило с мировым именем и… масштабом… профессор Арцибашев Венедикт Петрович, – и он указал на одного из своих спутников, старомодно одетого худощавого мужчину в очках с ровным пробором по середине головы, который держал в руках довольно пухлый и потертый портфель. И тут же добавил, кивнув головой на здоровенного парня в клетчатом пиджаке: – А это один из его старых клиентов, ну… наподобие вас, – и под выразительным взглядом парнины мгновенно поправился. – Точнее сказать уже был наподобие вас, а теперь практически никакого дефекта не наблюдается, все буквы вылетают… очень приличного качества… почти как у Цицерона… правда в небольшом количестве, – закончил он речь и тут же от тычка Галактиона чуть не плюхнулся на асфальт, зацепив при этом и девушку. – Ой, извините, можно сказать, что на ровном месте споткнулся, – объяснил он удивленной тележурналистке, рукой потирая ребро.

И тут уж, понятное дело, нетрудно догадаться, что после такой особенной удачи все внимание расстроенной девушки переместилось к скромной фигуре мирового светилы…

Но, как говорится, одним улыбнулась удача, а с другими случилось иначе… Вот и Николаю Фадеевичу Кудеярову как раз сегодня хронически не везло. Не успел он, вернувшись к себе на работу, заслушать подробные доклады подчиненных и пробежать глазами многочисленные документы, как в районе девятнадцати тридцати из телефонного звонка по прямому аппарату получил сообщение, что злосчастная то ли буква, то ли уж там знак какой-то вновь реально напомнили о себе. После чего в трубке раздалось какое-то шипение, негромкий щелчок и противный гнусавый голос фальшиво пропел:

 
Удалось мне по жизни прославиться,
Я шикарно одет и обут,
Но скажи, отчего же, красавица,
На душе моей кошки скребут?..
 

После этого снова раздалось какое-то шипение и что-то вроде кошачьего мяуканья. В другой ситуации Кудеяров поступил бы, как и полагалось высокому ответственному лицу: тут же голосом, не терпящим возражений, это самое, как его… отчитал бы телефонного хулигана, припечатав в заключение трубку к телефонному аппарату, но, учитывая особенности последних событий, мягко поинтересовался, а кто это говорит. В трубке послушно ответили: «рядовой Бегемотов» и тут же следом раздались коротенькие гудки. Николай Фадеевич лишь на мгновение задумался, волевым движением вырвал из ноздри очередную любопытствующую волосину и вызвал к себе секретаря. Как он и подумал, этот звонок через приемную не прошел и никто вообще его сейчас не тревожил. Затем уж на всякий случай справился насчет рядового Бегемотова, но, как и предполагал, таковых в его ведомстве не числилось. Так и есть – кто-то просто нехорошо пошутил. Но вот кто это был на самом деле? И имел ли он непосредственное отношение к последним событиям в городе, это уже действительно интересный вопрос?

Из услышанного в трубке можно было сделать некоторые предварительные выводы: слова песни для Кудеярова были совсем не знакомы, хотя и угадывался в них явно народный мотив, но они определенно содержали это самое, как его… ну очень прозрачный намек на возможное его психологическое состояние. Но Николай Фадеевич по натуре был довольно-таки крепким орешком, в результате чего и оказался вот в этом самом ответственном кресле, и выбить его из колеи было делом довольно затруднительным. Он вызвал к себе подполковника Лошаденко, подробно рассказал про звонок и дал несколько ценных указаний, что, по его мнению, необходимо сейчас предпринять, после чего снова лично отправился к губернаторскому дому, откуда только что пришло подтверждение от майора Безматерного, что с проклятой буквой надо все начинать сначала.

По прибытии на место Кудеяров тут же устроил маленький «совет в филях» со своими подчиненными. А вдруг кому-то из них нечаянно возьмет да и придет этакая дельная мысль с нестандартным решением. На лицах людей недвусмысленно читалась некая растерянность, которую они, однако, пытались от начальника тщательно скрыть.

Больше всего Николаю Фадеевичу понравилась мысль капитана Ядренова, предложившего выдолбить отбойными молотками весь слой покрытия вместе с буквой размером в квадратный метр, а может быть даже и в целых два, а затем уже заново уложить. Пораскинув мозгами, Николай Фадеевич наложил резолюцию, что и метра вполне достаточно, вспомнив попутно про африканский континент.

Цепкий глаз начальника милиции не мог не заметить, что его подопечные от этой самой чертовой буквы пытались держаться на расстоянии. Ну тут уж можно их и понять. Хотя Кудеяров и пытался выглядеть этаким бодрячком, но у самого на душе было довольно паршиво. Да и вообще от этой всей непонятной возни уже попахивало какой-то фантастикой.

Итак, стратегическое решение было принято. Но тут возникло непредвиденное осложнение: дорожная бригада, экстренно вызванная для выполнения работ, категорически отказалась от воплощения задуманного. Ни бывалый бригадир, ни громкоголосый начальник участка, ни наконец в срочном порядке вызванный строгий начальник дорожно-строительного управления так и не смогли найти достаточно убедительных аргументов. Краснея и бледнея перед высоким начальством и испытывая явные неудобства за подчиненных, они лишь беспомощно разводили руками.

Тогда к ним на помощь поспешили майор Безматерный с капитаном Ядреновым – автором только что утвержденного плана, которые решили пустить в ход все имеющиеся у них в арсенале эрудицию и начитанность. Но их яркие напористые речи беспощадно разбивались о дремучую суеверность забастовщиков, заявлявших, что раз ничего сверхъестественного и мистического здесь не присутствует, то почему же проклятая буква не желает исчезать, а упрямо появляется вновь. Не проявление ли это внеземного разума и не может ли это как-то плохо отразиться на их здоровье и дальнейшей судьбе.

И тут после непродолжительной паузы отеческим тоном вновь заговорил капитан Ядренов, с отличием окончивший в этом году университет марксизма-ленинизма:

– Ну что ж, дорогие товарищи, в жизни нам иногда приходится сталкиваться с некоторыми с точки зрения науки пока что, так сказать, непонятными и необъяснимыми на данном историческом отрезке времени аномальными явлениями. И ничего удивительного здесь нет, природа не сразу доверяет нам свои тайны. Но, будьте уверены, что с помощью марксистско-ленинского философского учения и его главных научных составляющих: исторического и диалектического материализма, открывающих нам глаза на мир неизвестного, я уверен, что в ближайшем… обозримом будущем правильные ответы на природу непознанного будут найдены, как сегодня раскрыты уже и многие другие загадки истории, – и, глубоко вздохнув, многозначительно добавил: – Вполне возможно, что это является… проявлением… пока что неизученных наукой… электрических или магнитных полей… Или сгустков тонких энергий. – Капитан снял фуражку и провел цветастым платком по вспотевшему от напряжения высокому лбу. – А с вашей помощью, товарищи, извлеченный материал с отпечатком загадочной буквы будет переправлен в один из лучших научных центров… нашей академии наук для тщательного, так сказать, его исследования и изучения, – соврал он, не моргнув и глазом, даже неожиданно для себя самого.

После подобной вдохновенной и убедительной речи глава милиции не мог не отметить разумной инициативы и находчивости своего подчиненного и естественным образом возникшее это самое, как его… чувство законной гордости за кадровый офицерский состав своего управления. А через самое непродолжительное время можно было услышать, как перед входом в музей сначала робко, а затем все увереннее и громче запели трели отбойных молотков.

Но согласитесь, куда приятнее предпочесть такой шумной музыке, от которой уже через пять минут начинает раскалываться голова, знакомый голос старенького, пусть даже и порядком расстроенного, фортепьяно. И глубоко наплевать, что это не зрительный зал консерватории имени Петра Ильича Чайковского, миланского Ласкала или там… Венской оперы. Главное здесь, конечно же, сам процесс. Как тут не вспомнить слова Бегемота, брошенные им Жорке Буфетову:

 
Может быть, вы тоже к музыке пылки?
А, по-моему, так это глупости!
Лучше дома самому гвоздем по бутылке,
Чем куда-то для этого рубль нести…
 

И нечего тут и предполагать-то. Совершенно ясно, что у каждого в жизни случаются эти самые пылкие мгновения, когда так и подмывает садануть не только гвоздем по бутылке, а, может быть, сразу обеими ладонями по коленкам или даже кулаком по столу. Короче говоря, по тому, что под руку подвернется. А лучше всего, если где-то рядом, под боком от скуки пылится твой старый друг – какой-нибудь музыкальный инструмент. И неважно, что в такие моменты его строй далеко не идеален, и взамен чистого до он звучит на полтона выше или ниже. Еще раз повторяю: главное сам процесс, да погромче, что б залить мощными звуками жаждущую праздника душу. Искупать руки в до боли знакомых клавишах и до мозолей упрямых струнах.

Душа требует звуков, как пищи желудок и отказать ей никак невозможно, когда она готова плакать или смеяться, исторгая в окружающее пространство целую бурю эмоций. Страсти кипят не на шутку, и, глядишь, в тихом и неприметном человечке вдруг неожиданно проснется пылкий маэстро, романтический певец или драматический чтец, а, может быть, даже и виртуоз-танцор. А частенько бывает, что все сразу, одновременно. Талант ведь, как правило, многогранен.

 
Эх, потешься душа,
Погуляй немного,
Все спущу до гроша.
Не судите строго!..
 

Глядишь, а разудалая песня уж так и манит резвые ноженьки пуститься в пляс, и на потеху разгоряченной публике выкинуть пару замысловатых коленцев. А то и просто, как раскочегаренный паровоз выпустить пар наружу, показав на зависть окружающим всю мощь природного голоса.

Вот и Пронин Альберт Михайлович был сегодня навеселе. Да и как же не быть, если шефу наилюбимейшему такую высоченную награду пожаловали. И никакие мелкие ссадины, пусть и на видном месте, не омрачат большого душевного праздника. Все равно все до… чьей-нибудь свадьбы да заживет. А к такой высокой награде родины полагается и торжественная музыка. Ну, предположим, какая-нибудь кантата или оратория. А за неимение таковых и свадебный марш Мендельсона сгодится. Благо, что слушателей-то не густо, да и они уж особой придирчивостью не отличаются: сам хозяин квартиры, да непрописаный квартирант – кот Пушок.

Временами на Пронина находила залихватская веселость, казалось бы беспричинно затем перемежаемая горькой тоской. Ни с того, ни с сего на него вдруг накатывались воспоминания о милом и розовом детстве, когда он послушно ходил в музыкальную школу, а добрая мама, громко вздыхая, наивно мечтала вырастить из непоседы-сына великого пианиста или уж, по крайней мере, известного дирижера военного оркестра. Но к ее великому сожалению и разочарованию музыканта из Альбертика не получилось, и через три с половиной года милое маминому сердцу музыкальное образование сначала застопорилось, а потом и вовсе прекратилось.

Вспомнив вначале про новые липовые лапти и выведя в конце музыкальной фразы очень прочувствованную руладу про то, что не надо понапрасну беспокоиться, потому что добрый и отзывчивый тятька все равно не даст ходить в рваной обуви или уж совсем босиком, а непременно новыми лапотками побалует, Пронин вдруг впал в тягучую грусть и вспомнил про замерзающего посреди бескрайней холодной степи бедолагу-ямщика. Старинная песня была настолько хороша, настолько сильно хватала за душу, что Альберт Михайлович, здорово подрасчуствовавшись, непременно решил удвоить число исполнителей и, подойдя к недавно оплеванному им трюмо, вывел хрипловатым баритоном еще куплетик дуэтом совместно с родным отражением. Немногочисленные слушатели в лице кота и населявших его густую шерсть паразитов-насекомых не смогли оценить творческий порыв исполнителя и не проследовали в комнату следом за ним. Понятное дело, что это могло быть расценено не иначе, как личное оскорбление.

От страшной обиды за замерзшего ямщика, за глупую публику и черт знает за что еще Пронин пустил скупую слезу, залил ее очередной порцией водки и усадил на колени бестолковое животное.

– Нет, ничего-то ты, дурак, в музыке не сечешь, – сказал он с презрительно строгим выражением лица. – Ни черта-то вас в жизни не интересует. У-у хамелеоны… Только жрать вам, проглотам, подваливай! Ух! А ведь в жизни, пустая башка, главное, может быть, даже совсем и не в этом. Да, да, да-а. Главное в жизни – духовная пища, – постучал он ладонью по крепкой груди, – и музыка в том числе… А чтобы все это понять, надо быть просто че-ло-веком. Ты понял меня? Че-ло-ве-ком. – повторил он медленно и членораздельно. – А ваши куриные мозги ну никак не желают понимать… потому что… в них просто не хватает извилин. Ох, и бестолковщина… Надо же просто уяснить, что всякая разная музыка… состоит из отдельных звуков, которые и называются но-та-ми. И вот этих самых почтенных нот всего-навсего ровно семь… Ну, как вот дней на неделе.

Ну как же так можно жить на свете? Только жрать, спать, да гулять, мать вашу за ногу! Обалдеть можно!

Он прошел в комнату, откинул крышку старенького пианино «Аккорд» и начал лапой кота ударять по клавишам.

– Ты же сибиряк, мать твою в гриву, живешь в доме у интеллигентного человека и кое-что все же должен запомнить… Это вот нота до. Ты понял меня? До-о-о, – протянул он фальшиво, нажимая лапой кота на клавишу. Тот испуганно замяукал, а Пронин, все больше пьянея, продолжал: – Не ми, я тебе говорю, а до, дурья башка. А ну-ка скажи до-о, – стал он еще сильнее тыкать лапой по клавише. – Не ми еще раз повторяю тебе, идиот, а до, – рассвирепел он вконец, налегая на горло. – До я тебе говорю, до, до, до-о! А рядом с ней ре, а уж только потом и твоя дурацкая ми-и. У-у проклятые хамелеоны! – заскрипел он зубами и швырнул на пол испуганного ученика.

И тут справедливости ради надо заметить, что это было далеко не единственной попыткой Пронина приобщить к музыке глупое и упрямое существо. Не далее, как две недели тому назад, божий дар преподавателя-самоучки требовательно заставлял кота учиться играть на щипковом инструменте, в роли которого выступала полуживая гитара соседа-таксиста. Но не надо быть ясновидцем, чтобы предположить, что и тогдашний финал выглядел очень и очень похожим.

Но вернемся на набережную. После третьего завершения ремонтных работ для дальнейшего наблюдения за коварным местом было принято мудрое решение выставить не подвижный, как бывало раньше, а стационарный наблюдательный пост, размещенный тут же рядом под видом рабочего вагончика. Лейтенант Абрикосов и сержант Булыжных, сменяя друг друга ровно через тридцать минут, внимательно всматривались через неплотно закрытую занавеску окна в знакомые очертания местности, стараясь заприметить хоть что-нибудь подозрительное. А рядом, буквально в соседнем дворе притаился в тени неприметный жигуленок с частными номерами, из которого время от времени двое молодых людей очень тихо переговаривались с вагончиком по радиосвязи, а затем тщательно информировали высокое руководство. Но пока в зоне видимости ничего подозрительного не наблюдалось.

Закоренелый холостяк лейтенант Абрикосов находился в том самом возрастном отрезке, когда про него можно было с определенной порцией иронии произнести: «Мне всего еще тридцать один год, а я уже… лейтенант». И причиной тому послужила некая слабость Ивана Андреевича или, можно так сказать, любимое увлечение на досуге, именуемое новомодным словечком хобби. Конечно же, в былые времена-то родители наши, не говоря уже о их стариках, доведись им подбросить в молодые годы такой каверзный вопросик: «Скажите, пожалуйста, а какое у вас хобби имеется?» могли недоуменно вытаращить глаза, а то и кровно обидеться: «Ну и зачем же такими словами обзываться?» Ну, а сейчас-то уж совсем другое дело – любой современный человек, не запинаясь, тут же вам ответит, что так, мол, и так, я марки почтовые собираю с художественным уклоном или открытки с батальной тематикой. А некоторые без долгих раздумий пожертвуют немалыми современными деньгами ради малых старинных или иностранных. Ну, в общем, кто во что горазд. И нечего удивляться, у каждого своя страстишка имеется. Один мой знакомый так и вообще всю свою сознательную жизнь почему-то пивные кружки собирает.

А вот лейтенант Абрикосов с некоторых пор активно коллекционировал вырезки из разных печатных изданий с изображениями всевозможных красавиц. Что ж, согласитесь, тоже тематика модная и понятная: ведь красота и правильность форм человеческих во все времена служили объектом самого пристального внимания, являясь как бы невольным эталоном для поисков спутника в жизни. Девушки мечтательно поедали глазами мощный торс Геракла, широкие плечи Ильи Муромца и других былинных героев, а юноши… А, кстати, почему ж только юноши? Нет уж вот здесь-то, извините. Иной плешивый старичок-розвальня и тот, взглянув даже на фотографию красотки, глядишь, так сразу и преобразится: в потухших уже, было, глазах вдруг снова амурчики с бесятами засуетятся, а в склерозом подпорченном мозгу опять шальные мыслишки взбудоражатся. Смотришь, после такого приятственного заряда и вялая походка как-то сразу приободрится. Да, таково уж воздействие на сильную половину магических женских чар, я уж не говорю о их коллективном влиянии, когда призывные улыбки, соблазнительно округлые формы и пьянящие взгляды со всех сторон, как острые отравленные стрелы, так и ранят, так и впиваются во все части вашего чувствительного тела. Ну а привыкший к малой порции сладкого яда, понятное дело, назавтра потянется и к большему.

Вот и Иван Андреевич, прямо скажем, был ни чуть не лучше других. В его пестрой коллекции среди прочих знакомых и неизвестных красоток в конечном итоге оказались такие знаменитости, как несравненная Джина Лоллобриджида сразу в трех экземплярах, обворожительная Клаудиа Кардинале с сумасшедшим вырезом на высокой волнующей груди, соблазнительная Брижит Бардо с обнаженными стройными ножками, восхитительная Софи Лорен в очень смелом купальнике, ослепительная Элизабет Тейлор в шикарных нарядах Клеопатры, молодая Руфина Нифонтова в профиль и фотография статуи какой-то обнаженной греческой богини.

Всех перечисленных и неупомянутых красоток Абрикосов объединил в один общий по территориальной принадлежности коллектив, прикрепив их обыкновенным канцелярским клеем на внутреннюю сторону самого небольшого помещения его однокомнатной квартиры – на дверь туалета.

Само предназначение данного помещения хочешь, не хочешь, а предполагало его ежедневное посещение, что естественным образом приводило к регулярному общению противоположных полов. Абрикосов внимательно скользил жадным взглядом по формам пленительных красавиц, а те в свою очередь игриво разглядывали его. В такие вот, можно сказать, интимные моменты хозяин безропотного гарема получал дополнительную порцию уверенности и самоуважения, после чего, вздыхая и сопя, перед зеркалом в прихожей долго ездил расческой по жестким, как щетка, волосам и самодовольно ухмылялся.

Но однажды на свою большую голову Абрикосов решил устроить экспромтом небольшой мальчишник с коллегами по работе и на следующее утро с ужасом обнаружил, что гарем его сильно похудел. Кто-то из крепко подгулявших коллег самым наглым образом увел парочку лучших красавиц, чем причинил хозяину тяжелейшую травму. Вполне понятно, что законное негодование Ивана потребовало от неблагодарных гостей вернуть все на круги своя, но его ультиматум остался не услышанным, как глас вопиющего в пустыне. Уязвленное же до глубины души самолюбие не вынесло такого издевательства, и в приливе гнева и возмущения Абрикосов решил, как и положено, обратиться за защитой по инстанции. Мысленно он уже видел красное разгневанное лицо начальника и пристыженных и притихших похитителей, но, как в жизни бывает, случилось… непредвиденное. Почему-то не захотев вникать в существо вопроса и не поняв утонченной натуры подчиненного, подполковник Саврасов Виктор Вениаминович неожиданно гневным голосом накричал на него, обозвав при этом круглым дураком и другими нехорошими выражениями, предположил, что его в детстве нечаянно уронили, и со словами, что он ошибся выбранной профессией, выгнал прочь из своего кабинета. После этого внезапного кризиса все возможные ступеньки карьерной лестницы Ивана превратились в один ровный и длинный коридор. Ну как тут не вспомнить мудрую пословицу: «Не делай добра, да не получишь зла».

– Так значит, Булыжных, говоришь, что вчера пришлось с моржом пообщаться? – Полушепотом спросил Абрикосов, поглядывая на улицу.

– Да нет, товарищ лейтенант, пообщаться-то не пришлось. А только так, понаблюдать со стороны. Но совсем рядом… ну просто рукой подать… Ну и здоров же зверюга, я вам скажу-у. Уж будьте любезны! – покачав в темноте крупной головой, ответил Булыжных.

– Ну, а если бы все же пришлось? Так ты бы ему, наверное, быстрехонько ласту за спину завернул и в отделение бы приволок, – иронично хмыкнул Абрикосов. – Как никак, а ты у нас кандидат в мастера по самбо. И какая тебе разница на ком приемы отрабатывать…

– Ну что вы, товарищ лейтенант, шутите, такому черту разве чего завернешь. Видели бы вы его! Он своей клыкастой башкой как мотнет и любого, как пушинку, фить… и нету…

– Да, а чего же он тогда испугался-то сам, и фить и нету его? – передразнил напарника Абрикосов.

– А кто его, зверюгу, знает, товарищ лейтенант. Захотел, вот и нырнул…

– Ну нырнуть-то нырнул, а вот обратно почему-то не вынырнул, многозначительно произнес Абрикосов.

– Это уж точно, товарищ лейтенант, почему-то не вынырнул. И куда, чудило, подевался, ну хоть убей, а не могу в толк взять. Всю-то голову со вчерашнего дня просто измучил и ничего… И в рапорте все описал. А мне говорят, что так не бывает, что не туда, наверное, я смотрел. Так что я умом рехнулся что ли? Я ж своими глазами все видел. И Семечкин с другими то же самое подтвердят. А вы вот как думаете, товарищ лейтенант?

– Да-а, туманно протянул Абрикосов, – думай не думай, а обширная это загадка, Булыжных, да и только. Мне вот такого гиганта видывать не довелось… – закончил он с сожалением, – только в кино, да в зоопарке.

– Точно так, и я говорю: загадка из загадок, товарищ лейтенант, будьте любезны. Ну что там, в нашей зоне так ничего и не видать?

– А что там увидишь, Булыжных. Людей никогошеньки, все как повымерло… Только вот птиц откуда-то понагнало.

– Да, – оживился Булыжных, – а что за птицы, товарищ лейтенант?

– А я почем знаю. Обыкновенные птицы. Черные такие, как грачи, и все чего-то клюют и клюют. Ну и безмозглые твари! Как дятлы клювами асфальт долбят… И неужели им не больно?

Сержант тут же подскочил к окошку.

– Товарищ лейтенант, так ведь они же в том самом месте и клюют. Может это их дело…

– Ты чего, Булыжных, совсем что ли того? Пораскинь мозгами. Где ты это видывал, чтобы птицы художеством на асфальте занимались… Что у них клювы-то стальные что ли? Ну ты, парень, даешь! У тебя после встречи с этим моржом точно сдвиг по фазе произошел.

– Да я, конечно, понимаю, что не стальные, но все же. Бдительность не повредит, может быть, прогуляемся и посмотрим…

– Нет, Булыжных, без разрешения нельзя. Мы вот сейчас вывалимся отсюда, и птиц вспугнем и, может, кого-то еще… кто нам и нужен. Так что без разрешения нельзя, я старший, я и решения принимаю. А вот доложить так, на всякий бы случай надо. Насчет бдительности ты правильно намекнул.

Лейтенант Абрикосов доложил по радиосвязи о непонятном скоплении птиц в наблюдаемом районе и получил указание из укрытия не выходить.

Через некоторое время в зоне наблюдения показались мужчина и женщина, идущие под ручку, при приближении которых стая птиц с шумом взлетела и, галдя, расселась на ближних деревьях. Лейтенант Абрикосов понял, что это проверка по его сигналу. Поравнявшись с наблюдаемым местом, парочка дружно повернула головы в сторону, где только что находились птицы, и тут что-то произошло. Абрикосов увидел, как женщина нагнулась, будто что-то поправляя на ноге, затем резко выпрямилась, что-то сказала мужчине и они, засуетившись, вместе принялись что-то рассматривать на асфальте. Через непродолжительное время рядом с входом в музей резко затормозила сначала одна, а за ней и вторая автомашина, а высадившиеся люди присоединились к женщине и мужчине. А еще через несколько минут Абрикосов с Булыжных получили известия, что проклятая буква появилась вновь, но чтобы свое укрытие они до поры без команды не покидали.

Итак, неизвестный злоумышленник и его сообщники не были пойманы, странные птицы куда-то улетели, а непонятный клубок событий вокруг загадочной буквы еще больше запутался.

Зато неподалеку от здания музея через какое-то время дежурный патруль заприметил какого-то мальчишку в пилотке с красным галстуком на груди. Старшина Остроглазов сначала хотел, было, проследовать мимо, но тут же припомнил сказанное на инструктаже подполковником Лошаденко, что надо брать на заметку и устанавливать личности независимо от их возраста. И даже совсем маленьких. На этом Игорь Данилович специально заострил внимание присутствующих, исключая, конечно, грудных младенцев, а также детей, не умеющих самостоятельно передвигаться. Да и в самом деле, ну скажите, какая надобность здесь шататься в столь позднее время, да еще и без сопровождения взрослых. Это уж, извините, непорядок.