Текст книги "Зеркало, или Снова Воланд"

Автор книги: Андрей Малыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Привлекаемый музыкой народ все прибывал. Гуляющие, останавливаясь, бросали удивленные взгляды на странно одетого скрипача. Потом старались приблизиться и разглядеть подсвеченную картину и, очарованные и тем и другим, оживленно обменивались мнениями.

– Это просто фантастика! – страстно воскликнул невысокий мужчина средних лет в галстуке, обращаясь к своей гораздо более молодой и миловидной спутнице после внимательнейшего рассматривания выставленного на обзор произведения. – Ну прямо как живое здание музея! Отменно! Вы не находите, Ирина Викторовна? Какое удивительное чувство цвета и тени, какая высокая техника!

– О да, конечно, – согласно кивнула хорошенькая спутница, растроганно вслушиваясь в первые звуки вновь заигравшей скрипки и покачивая в такт русой головкой. – Тринадцатый каприс… Как чудесно! Просто фантастика!..

Тут же в голосе старинного инструмента Шумилов ясно различил кокетливый, тонкий и веселый женский смех, а за ним безудержные раскаты мужского. И снова почувствовал, как по спине у него побежали мурашки, а к горлу от волнения и трепета подступил комок.

Он пристальнее всмотрелся в силуэт источавшего нотный вихрь музыканта, и ему неожиданно показалось, что в центе площадки находится сам глава могущественного ведомства. Тот же орлиный нос и выступающий подбородок, тот же страстный демонический взгляд… Только волосы подлиннее да костюм другой… От невероятной догадки и изумления он резко повернулся и увидел горевший в вечернем сумраке, как у кота, золотисто-зеленый глаз Петра Петровича, который криво усмехнулся и многозначительно произнес:

– По-моему, тоже… какое-то сходство имеется. Вы находите?

– Даже очень большое, – сильно волнуясь, искренне подтвердил Валерий Иванович, – мне даже, честно говоря, в какой-то момент показалось, что, извиняюсь… – и он, замявшись, недоговорил. Отчего «Воландин» откровенно рассмеялся.

– Не вы первый, милейший, многие про себя отмечают, не высказывая, однако, вслух.

Через некоторое время на набережной перед зданием музея образовалась приличная запруда. Все подходы к площадке, включая и аккуратные газоны, были напрочь усеяны телами любопытствующих. Толпа напирала и волновалась, как в лучшие праздничные дни. Шумилов уже потерял из виду помощников могущественного гостя и лишь ощущал за спиной разгоряченное дыхание людей.

– Пора, пожалуй, и обстановочку бы разрядить, – озабоченно проговорил «Воландин», оглядывая образовавшуюся вокруг плотную пеструю массу. – Не кажется ли вам, Валерий Иванович, что все хорошо в меру?..

Шумилов только хотел ответить, но могущественный гость уже подозвал зеленоглазого пионерчика:

– Аллигарио, я думаю, что надо бы и тебе оставить след в истории… сегодняшнего вечера. По-моему, здесь стало тесновато, а вот внизу – сплошной простор. Не пора ли и нижний ярус набережной оживить?

– Я понял, Петр Петрович, – понимающе хлопнул глазами пионер, – вам только стоит приказать.

Тут что-то лопнуло, а может быть, взорвалось, и темное небо мгновенно осветилось разноцветными огнями. Со всех сторон понеслись бодрые крики, в которых отчетливо улавливалось слово «салют», а внизу неожиданно вспыхнул свет и послышался шум падающей воды. Кто-то охваченный радостным порывом первым закричал: «Смотрите, фонтаны!», и тут же буквально, словно эхо, на все голоса размножилось и полетело: «Фонтаны! Фонтаны! Фонтаны!» Пораженный таким внезапным поворотом событий, тихий старичок в изъеденном молью пальто и толстых роговых очках нетерпеливо поинтересовался у возбужденно жестикулировавшего парня: «А что сегодня за праздник такой, молодой человек, не знаете?» Тот в ответ, недоуменно пожав плечами, засмеялся: «А черт его, дедушка, знает? Может быть, просто репетиция перед Октябрьской?».

Привлеченная же новым необычным зрелищем толпа ломанула по лестницам вниз, и густая человеческая запруда моментально рассосалась. На площадке остались лишь наши знакомые да продолжающий все так же одержимо играть музыкант.

– Маэстро! – низким голосом властно позвал «Воландин». – Достаточно. Вы сегодня здорово потрудились. Не смею вас здесь больше задерживать, можете отдыхать. Позаботься о маэстро, Галактион! – и с этими словами он передал парню с соломенными волосами неизвестно откуда взявшуюся богатую шубу. Тот, мигом подскочив к обессиленному игрой великому скрипачу, заботливо накинул ему на плечи теплую одежду, и Шумилов увидел, как слабая улыбка удовлетворения пробежала по худому, изможденному лицу.

– Еще раз покорнейше благодарю, – обратился к музыканту могущественный гость и взмахнул своей необыкновенной тростью. И тут же фигура величайшего из скрипачей начала прямо на глазах быстро таять, а через несколько мгновений лишь мутное легкое облачко вспорхнуло вверх, окончательно растаяв в сумраке фантастического вечера.

А в это время внизу, на нижнем ярусе набережной, происходили удивительнейшие вещи.

После того как разочарованная внезапным исчезновением моржа толпа зевак медленно разбрелась, обсуждая между собой его загадочную пропажу, наступило относительное затишье. Ну не в буквальном смысле этого слова, конечно же, потому как гуляющие оставались и здесь. Но прежнего оживления уже, понятно, не наблюдалось. Лишь какое-то время еще суетилась милиция, разыскивая сначала ластоногого гиганта, а за ним и исчезнувшего купальщика. Но и та, закончив неотложные следственные действия и родив положенный в таких случаях документ, умчалась куда-то из поля зрения.

Когда же в начале восьмого в воздушное пространство набережной вторгся удивительный голос скрипки, то и вовсе внимание нижних мгновенно переместилось наверх. Многие тут же по лестницам потекли к источнику звуков, обескуражено рассуждая по дороге о невидимой и непонятной для них причине сегодняшнего веселья, да так и застряли где-то на ступеньках, закупоренные пробкой из любопытствующих.

В какой-то момент над головами скопившихся людей в вышине неожиданно раздались хлопки, и небо расцвело огнями салюта. И тут же последовал следующий сюрприз: в низу косогора, среди громадных булыжников и корней деревьев, прямо из земли внезапно забили мощные струи светящейся воды, вместе составив удивительно красочный фонтан. Светящиеся снопы взлетали под углом над нижним прогулочным ярусом и, образуя над головами гуляющих длинную разноцветную арку, с шумом падали уже прямо в реку.

Вполне естественно, что для наблюдательных людей не составило большого труда подсчитать, что великолепный фонтан состоял ровно из тринадцати ярко окрашенных водных снопов. В самом центре неожиданного фейерверка взлетала и самая мощная фиолетовая струя, которая, казалось бы, вопреки всем законам физики где-то вверху превращалась в широкую водную ленту и с шумом и грохотом вспенивала воду на несколько метров подальше остальных. Другие же струи были точно окрашены в цвета, в целом составляющие весь яркий радужный спектр. Крайние справа и слева – красного цвета, за ними следовали оранжевые, затем желтые, зеленые, голубые и, наконец, синие.

Такого водного букета никто из жителей древнего города никогда в своей жизни уж точно не видывал. Будьте уверены!

Захваченные врасплох этим исключительным зрелищем горожане бурно выражали восторг, а самые эмоциональные от избытка чувств даже прыгали на месте и хлопали в ладоши. Дети и молодежь тут же бросились под водные струи и, к великой радости, обнаружили, что из этой водной стихии можно выйти совершенно сухим. За ними последовали и взрослые, посмеиваясь и боязливо поглядывая друг на друга. Но, само собой разумеется, что их опасения были напрасны. А старший инженер-конструктор Ермохин, глядя на эту красочную феерию, загадкой и украшением которой являлся, разумеется, фиолетовый столб воды, долго крутил головой и морщил лицо, пытаясь все же разрешить непостижимую для него тайну движения и преобразования воды, в конечном итоге махнул безнадежно рукой и, обращаясь к жене, воскликнул:

– Не понимаю! Ну совершенно ничего не понимаю, как такое может происходить! Просто фантастика! Ты видишь, Катюша? Да ты только взгляни! Вылетает обыкновенная круглого сечения струя воды, а затем вверху неизвестно отчего вдруг преобразуется в двухметровую широкую ленту. И подсветки никакой не видно, а вода, гляди-ка вот, светится! Это черт знает что! Но ведь должен же во всем этом быть какой-то секрет!

Но, к великому огорчению дотошного конструктора, курносенькая и большеглазая Катюша, как и большинство из находившихся поблизости, думать об этом была не в состоянии. Да и нетрудно себе представить. Взрослые, как и дети, смеялись, веселились и, пробегая под низвергавшейся водой, тут же пытались вернуться назад. Но надо заметить, что с каждой минутой проделать это становилось все труднее и труднее, потому что количество желающих прогуляться под цветным водопадом стремительно возрастало.

В головах у многократно сбитых с толку чередой удивительных событий горожан росли, копились и требовали непременного удовлетворения, казалось бы, элементарные вопросы, ответы на которые явно не находились. Даже, как правило, всезнающие блюстители порядка недоуменно переглядывались и пожимали плечами, потому что о каких-либо развлекательных мероприятиях их сегодня определенно никто не инструктировал…

Зато никаких неясностей на смотровой площадке у бывшего губернаторского дома, уж поверьте, не наблюдалось. Петр Петрович с бесстрастным выражением лица в окружении своей свиты, а также попавший со вчерашнего вечера в удивительный сон-сказку Шумилов Валерий Иванович, облокотившись на чугунное ограждение, наблюдали за тем, что творилось внизу. А внизу, прямо под ними, буйствовала и низвергалась водная стихия, которая, подобно засидевшемуся в тесной бутылке джину, вырвалась наконец-то наружу и спешила доказать свои чудесные способности. Зрелище было невероятно красивым. Словно радуга спустилась с небес, оживив и украсив собой любимое место отдыха горожан.

Но вот фонтан, подобно живому существу, зашевелился. На какое-то время его цветные струи ослабли, а затем крайние справа и слева, внезапно синхронно набрав силу, выстрелили дальше остальных и, увлекая за собой соседние и попутно наливаясь цветом, волной побежали к центру. На мгновение фиолетовый сноп воды потерялся, но в следующий же момент снова мощно вылетел вперед, сохранив свое первоначальное статус-кво. Это вызвало новый восторженный прилив эмоций, бурные возгласы, аплодисменты и свист присутствующих.

Шумилов взглянул на часы. Время близилось к половине девятого, и, несмотря на его предупредительный звонок с работы о том, что задержится, пора было отправляться домой. Нужно проверить у Алешки уроки, да и маленькая Светланка, как всегда, будет ждать от папы новую сказку или интересные стихи перед сном.

Валерий Иванович любил своих детей и искренне считал, что каждый из родителей должен вносить свою посильную лепту в их воспитание. И никаких условностей здесь быть не должно. Главный критерий – это, несомненно, опыт взрослых. Кто больше знает и умеет, тот и лидер в соответствующем вопросе.

Он только хотел открыть рот, чтобы сообщить о своем решении, но глава могущественного ведомства его опередил:

– Не беспокойтесь, Валерий Иванович! Сейчас мы вас в буквальном смысле слова доставим прямо к подъезду, – и, видя готовность к возражениям со стороны Шумилова, твердо добавил: – И никаких возражений, любезнейший! Я думаю, что еще несколько приятных минут, проведенных в хорошей компании, вам нисколько не повредят?! Да и транспорт как будто уже на подходе, – глянул он вопросительно на Тарантула.

Тот в знак согласия удовлетворенно прикрыл глаза:

– Вы, как всегда, исключительно правы, Петр Петрович. Наш транспорт в своем движении традиционно точен. Не как некоторые городские маршруты…

В то же самое мгновение из ближнего переулка на проезжую часть набережной вывернула удивительная карета, запряженная тройкой вороных коней с длинными темно-фиолетовыми гривами и хвостами и серебристой искрящейся сбруей, при виде которой кто-то глубоко сидящий внутри Шумилова опять восхищенно выдохнул: «Вот это да!.. Ничего себе транспорт!» И, надо признаться, неспроста.

Никакого топота животных, а также грохота кареты совершенно не было слышно, словно они, похожие на большие черные густые тени, легко парили в воздухе. Из ноздрей удивительных скакунов вырывались густые клубы пара.

Поравнявшись с находившейся на смотровой площадке компанией, диковинный экипаж внезапно остановился. Кони, перебирая стройными мускулистыми ногами и грызя серебристые удила, нетерпеливо потряхивали гривами, косясь по сторонам налитыми кровью глазами.

– Отсутствие шума, сами понимаете, любезнейший Валерий Иванович, первейший признак отсутствия трения, – весело глянул на Шумилова «Воландин», – вам как технически грамотному специалисту эта тема, надеюсь, понятна. Верные решения всегда приходят со временем. Или, как бы сказали любители рифмованных фраз: «Время калечит, время и лечит…» Прошу вас, – жестом указал он в направлении экипажа, и вся остальная компания потянулась следом за ними.

Приблизившись к карете, Шумилов рассмотрел, что на месте возницы сидел какой-то страшный длинноволосый горбун с морщинистым лицом и воспаленными глазами, который при их приближении быстро снял с головы широкополую шляпу и, прижимая ее к груди, застыл в низком поклоне. А на запятках стояли два мальчика-негра в белых тюрбанах, серебристых ливреях и с зажженными факелами в руках. Да и, надо сказать, сама карета производила престранное впечатление. Она была черна, как осеннее ночное небо, густо украшенное живыми звездами, которые, пульсируя, светились и таинственно мигали. Крыша кареты, как мухами, была вся облеплена очень похожими на Гарпию черными птицами, среди которых выделялась громадная серая сова, сидевшая как раз над входом. Она все время вертела головой и жутко хлопала зелеными глазищами.

От этого зрелища у Шумилова вновь по спине побежали мурашки, а в самый низ живота непонятно откуда свалилась неприятная тяжесть. «Так вот что за транспорт у… у повелителя теней! – тут же пронеслось у него в голове. – Да-а… Ну и кучер, ну и видок. Захочешь, так нарочно не придумаешь!..»

Галактион же с Тарантулом в это время, бойко распахнув дверь, уже помогли подняться главе могущественного ведомства. Следующим черед был за Валерием Ивановичем. Ему вдруг стало не по себе. Открытая дверь кареты в какой-то момент показалась зияющей бездонной пастью, которая вот сейчас в одно мгновение проглотит его, захлопнется и все… поминай как звали. Как говорят, даже и духу не останется, не то что следа какого-нибудь…

И тут он почувствовал, как кто-то мягко, но уверенно подхватил его под локоть. Повернув голову, он рядом с собой увидел торчащие в стороны по-кавалерийски усы Бегемота.

– Даже очень бывает обидно, должен вам заметить, – вкрадчиво промурлыкал кот, – когда без всякой на то серьезной причины у твоих знакомых вдруг возникают совсем неприятные мысли. И повода вроде бы никто к тому не давал, и Аугусто, – кивнул он в сторону мрачного кучера, – отменно со своей работой справляется… Плохих работников здесь не держат, не как частенько бывает у вас… Обижа-аете своим недоверием, Валерий Иванович. Ох, обижа-аете! И шеф как нельзя к вам расположен, а вы вот… всякие там нехорошие мысли жалуете, – закончил он преувеличенно обиженным тоном.

Шумилов только собрался что-то ответить, но не успел и в то же самое мгновение очутился внутри диковинного транспорта. Явно не без помощи кота. Внутреннее пространство экипажа заливал мягкий золотистый полумрак, как при зажженных свечах, но источника света видно не было. Он опустился напротив главы могущественного ведомства и попал в объятия удобного, мягкого сиденья с высокой спинкой. Быстро привыкнув к освещению, Валерий Иванович с естественным любопытством осмотрелся по сторонам. Все помещение было отделано темно-фиолетовой наподобие бархата материей с золотистым отливом. Пахло какими-то тонкими благовониями. Остальные члены свиты тут же присоединились к ним.

– Скажи Аугусто, чтоб без остановок, – обратился «Воландин» к Тарантулу, – прямо к подъезду дома.

Тот высунулся, передал распоряжения горбатому вознице, и поистине сказочный экипаж тут же отправился в путь.

Уважаемый читатель! Я не стану подробно описывать, каким именно маршрутом двигался этот диковинный экипаж. Не буду также подробно рассказывать и о том, что на центральной площади города, Советской, где возвышается здание местного белого дома и где проезд почти любого вида транспорта категорически запрещен, завидев экзотический экипаж, двигавшийся к тому же против всяких правил, а точнее говоря, против течения, опытный старшина Соловьев и его более молодой и менее опытный напарник сержант Каплун сначала даже не поверили своим глазам, насколько это было неожиданно и дерзко. А потом со всех ног бросились наперехват, отчаянно размахивая руками и зычно командуя: «Стой! А ну, куда прешь?! Стой, тебе говорят!!!», но тут же сообразили, что уже безнадежно опоздали, и вдогонку беспардонной и хамской тройке лишь послали длинные заливистые трели из табельных горластых свистков.

Совершенно нет никакой необходимости говорить и о том, что, благополучно миновав особо охраняемый участок, странный экипаж без остановок и каких-либо других препятствий пролетал один светофор за другим. А те же, в свою очередь, словно сговорившись, в нарушение всяких установленных правил услужливо подмигивали ему своими зелеными кошачьими глазами, ставя в затруднительное положение недоумевающих автомобилистов и всяких там прочих пешеходов.

Кстати, о пешеходах. Здесь уж давайте оставаться правдивыми до конца. Многие из них, завидев мчащийся мимо невиданный экипаж, раскрывали от удивления рты и зачарованно застывали на месте. Шутка ли, такое необычное зрелище! А некоторые, смышленые и до невозможности догадливые, прямо так и восклицали: «Черт возьми! Ну и ну, вот так карета, вот так невидаль!..» или что-то в этом же роде. А одна богомольная старушка, Варвара Змиевская, пробиравшаяся домой из тайного молитвенного дома, который, надо прямо признать, все же не являлся таковым для некоторых наиболее осведомленных представителей определенных властных структур, после очередной встречи со своими братьями и сестрами по духу, даже присела от неожиданности, всплеснула руками и, осеняя себя множественно крестным знамением, не переставала при этом испуганно повторять: «Свят! Свят! Свят, господь милосердный! Изыди, скройся с глаз долой, сатана…» и так далее и тому подобное. Понятное дело, что молитва тут же дошла до адресата, и черный дьявольский экипаж мгновенно скрылся с глаз безмерно напуганной женщины. Другим, напротив, сразу же становилось почему-то ужасно весело, и совершенно очевидно почему: опять в их древнем городе снимается какой-то интереснейший старинный фильм, иначе откуда еще может взяться эта диковинка. А третьи… А третьи и вообще совсем ничего и не заметили. То ли уж зрение подвело, то ли от рождения были ненаблюдательны, то ли уж еще по какой-то другой причине. И согласитесь, что это вполне серьезные аргументы. А то, как частенько бывает: растет себе ребеночек, растет, пошаливает, покуривает, попивает, поворовывает. А родители вроде бы как ничего и не замечают, радуются, не нарадуются: «Да пусть себе чуток пошалит, на то оно и детство, розовощекое, счастливое, да безоблачное. Успеет еще, горемычный, намается. А вот уж подвырастет, так все и пройдет само по себе».

Ан нет, вымахала детинушка, а ничегошеньки и не прошло, а только усугубилось. А наивные родители вдруг прозрели да за головы похватались: «Ба, глянь-ка, мать моя честная, что же это у нас выросло-то? А? Похоже, что сорняк!». А нечего, братцы, и за голову-то хвататься, а надо было «самоим» с детства запоминать, как подсказывал в свое время один известный российский поэт:

 
… вырастет из сына свин,
если сын – свиненок.
 

А вы вот дельных советов-то и не учли. Вот и не прошло, вот и выросло, а вернее, вымахала большущая, сами понимаете, ошибочка то ли природы-матушки, то ли уж родительского воспитания… На что многие известные и неизвестные философствующие головы склоняются к тому, что первейшее дело все же заключается в воспитании, и гены наследственности здесь совсем ни при чем. Другие с этим категорически не согласны, а на самом деле так до конца и не выяснено, что же является главенствующим условием для выращивания хорошего человека. Ведь «безобидные шалунишки», превратившись вдруг в опасных гадюк и скорпионов, выходят как из бедных, так и богатых семей. И получаются, на удивление, как у образованных, так и, мягко говоря, не совсем образованных родителей… И здесь любой согласится, что это до чрезвычайности важная для общества проблема!.. Но и этот вопрос со временем прояснится. Будьте уверены!..

Я не хочу утруждать Ваше драгоценное внимание… Стоп! А вот это напрасно! Логика событий как раз требует обратного, чтобы на первый взгляд совсем незначительный фактик со всей откровенностью, вот как на ладони, был выложен заинтересованному читателю: на-ко, дорогой друг, получай на здоровьице! Да и, спрашивается, кому охота брать на себя смелость определять значительность или незначительность того или иного события? Ведь из маленьких семян порой вырастают во-он какие большие деревья. То же самое и с фактами. И это будет как нельзя справедливо. Ведь, согласитесь, что бы подумал, что бы нафантазировал каждый из вас, если бы услышал, как глава могущественного ведомства как бы между прочим обратился к своему собеседнику:

– А кстати, Валерий Иванович, не будете ли так любезны подсказать, как желательно приодеться на ваше завтрашнее собрание, чтобы не выделяться и не выглядеть в вашей среде, как говорят, белой вороной? Не удивляйтесь, уважаемый, но сведения эти для нас очень полезны. И именно завтра вы поймете почему. Безукоризненный запев – это уже половина успеха.

Со своей стороны могу засвидетельствовать, что именно все так и было.

Само собой разумеется, что Валерий Иванович страшно удивился и попытался высказать сомнения в целесообразности присутствия столь высокого гостя на этом скучноватом и малозначительном для него мероприятии. На что получил объяснения, что присутствие «Воландина» и его приближенных как раз и преследует цель насколько возможно оживить и разнообразить атмосферу, внести элемент творчества в это, казалось бы, рядовое событие.

Конечно же, как вы понимаете, Валерий Иванович, говоря протокольным языком, дал подробнейшие разъяснения по существу заданного ему вопроса, чем гости были вполне удовлетворены. На том и расстались.

И здесь, пожалуй, можно было бы и закончить повествование об этом, как вы убедились, насыщенном фантастическими событиями вечере, выдавшемся 12 октября 1987 года, если бы… не прекрасная Филомена и Федор Александрович Кружков. Да-да-да. О них-то мы вроде и позабыли. Вернее, не позабыли, а так, на время оставили. Но, друзья мои, разве выбросишь слова из песни? Разумеется, хорошие, берущие, что называется, за душу. Да и, согласитесь, возможно ли оставить без внимания, как вы уже успели убедиться, столь прекрасную даму? Увидев которую, поверьте, любой бы из вас, даже самый отчаянный повеса и сердцеед, ощутил бы в своем избалованном частыми победами любвеобильном сердце крайнее опустошение, тоску, смятение, рабские неуверенность и покорность и… глубоко запрятанную тайную надежду. Надежду, больше схожую с несбыточным чудом или мечтой, чем с упрямой реальностью, заключить эту драгоценность однажды в свои объятия. Да что там заключить – лишь на миг почувствовать прикосновение ее божественной руки или пусть даже слегка прикоснуться губами к самому кончику ее игрушечного мизинчика… и от этого ощутить необъятное вселенское счастье, подобное взорвавшемуся вулкану, против которого все былые победы и волнения лишь скромный намек или всего лишь неудачная шутка…

Ну так вот, если все же вернуться к череде неизвестных пока что для нас событий и попытаться приоткрыть завесу над тем, а что же все-таки произошло с Федором Александровичем и восхитительной Филоменой с того момента, как они отправились в одну из лучших городских гостиниц, то, надо с уверенностью заявить, что они вполне благополучно прибыли к месту назначения. И больше того, Федор Александрович, устраивая на временное пребывание гостью, проявлял невиданные до сих пор организаторские способности, чуткость, заботу и массу других исключительно редких человеческих качеств. Даже тембр голоса его как-то поменялся. В нем слышалось куда больше участливых и предупредительно задушевных ноток. Ну просто какая-то магия! Видела бы сейчас своего дражайшего супруга Евгения Павловна! Она бы уж ни за что его не признала!.. Да и шутка ли сказать, вовсе другой человек! А уж случись понаблюдать ей своего благоверного со стороны, тут уж можно представить, какое горделивое чувство приласкало и согрело бы мечтательную женскую душу – ведь трудно даже и поверить в то безмерное счастье, свалившееся однажды в молодости на ее доверчивую русую головку. Так что можно лишь пожалеть о том, что великий поэт, земляк и гражданин, не кто иной, как сам Некрасов Николай Алексеевич, оставив потомкам одну из известнейших своих строчек: «Есть женщины в русских селеньях…», досадно упустил тот факт, что и стоящие мужчины порой попадаются.

Так вот, оформив гостью в отличный номер люкс с прекрасным видом на живописную речку, Федор Александрович, желая выглядеть истинным джентльменом, любезно вызвался проводить спутницу и, естественно, доставить ее нехитрый багаж прямо в отведенные апартаменты. Щелкнув ключом, он предупредительно открыл дверь, на табличке которой на черном фоне золотом сверкнули три одинаковые шестерки, и вежливо пропустил свою новую знакомую вперед. Сердце его сладостно замерло, а затем, как загнанный зверь, заметалось в кажущейся теперь слишком тесной груди. Он глубоко втянул ноздрями воздух и, сдерживая неожиданную дрожь в голосе, как можно спокойнее произнес:

– Ну вот, Филомена Петровна, это, конечно, не Рио-де-Жанейро, но, по-моему, все же неплохо. Все необходимые удобства, по-моему, имеются…

Глаза его мгновенно промчались по внутреннему убранству номера и невольно впились в округлую белизну толстеньких подушек, покоившихся одна на другой.

– Не знаю, как уж вас и благодарить, Федор Александрович! – обворожительно улыбаясь, мелодично пропела соблазнительная гостья. – Ну что бы я без вас делала? Да вы же сэкономили мне уйму времени! Все просто отлично, и стоит ли еще о чем-то беспокоиться, – и она окатила его полным искренней благодарности взглядом, а затем, чуть помедлив, добавила: – Жаль только, что время так быстро пролетело, и вам, наверное, уже пора? – И во взгляде ее промелькнули легко читаемая досада и грусть.

Надо прямо сказать, что Кружков в душе ужасно боялся того момента, когда, проводив свою спутницу до места, мог получить в ответ большое устное спасибо, и пожелание доброго пути. А что удивительного? Человек с дальней дороги подустал и имеет полное право на отдых. И тогда всем тайным помыслам и надеждам можно заказывать поминки. Упустить такой шанс – непростительный случай! И в душе он, сам не желая того, уже оставлял небольшую лазейку для худшего, но, услышав последние слова гостьи, был готов, как внезапно расшалившийся мальчишка, закричать «Ура!» и от радости запрыгать на месте, но неимоверным усилием воли сумел удержать себя и как можно деликатнее произнес:

– Я, конечно же, прекрасно понимаю, что вы в дороге, вероятнее всего, устали и, наверное, не прочь бы сейчас и отдохнуть… Но на правах гостеприимного хозяина позвольте несколько отсрочить этот неизбежный момент и пригласить вас вместе поужинать внизу в ресторане… А заодно и о деле поговорим. О моем же времени, прошу, не беспокойтесь. Долг вежливости говорит, что интересы партнеров для нас – прежде всего, – и он с замиранием сердца вопросительно глянул в ее коварные зеленоватые глаза…

Через какое-то время, оставив с разрешения гостьи свой дипломат у нее в номере (маленькая военная хитрость, повод подняться сюда еще раз), Федор Александрович, весь внутренне ликуя и боясь поверить в свою удачу, спустился в увеселительное заведение.

Здесь было все близким и знакомым, а в воздухе уже витал волнительный интимный полумрак, дышавший былыми воспоминаниями и ожиданием грядущего праздника. Кружков со знанием дела в уютном уголке заказал столик на двоих и принялся сосредоточенно поедать глазами содержимое меню. Нужно ли говорить о том, что сегодня этот отпечатанный на машинке скромный листок белой бумаги изучался так тщательно, как никогда раньше.

Через короткое время заказ был сделан. Рыжеволосая официантка, замечательно улыбаясь, тут же принялась колдовать над столом, а Федор Александрович, как опытный полководец, стал проигрывать в голове этапы сражения за покорение нового женского сердца, стараясь предугадать возможные преграды и осложнения.

Зал потихоньку наполнялся гостями, а первые музыкальные аккорды смело прогнали тишину пока еще полупустого заведения.

Следует отметить, что хотя Кружков и контролировал певучую входную дверь ресторана, но обидно упустил долгожданный момент появления гостьи, и лишь знакомый чудесный голос заставил вздрогнуть его и вскочить с места.

Восхитительная Филомена словно выросла из-под земли в сногсшибательном ярко-красном платье чуть пониже колен, точно повторяющем редкие по совершенству пропорции ее фигуры, с длинными, отделанными черным разрезами по бокам. Со вкусом приподнятые плечики, укороченный рукав и оправданно смелый декольтированный вырез на груди – все было как нельзя кстати и говорило об отменном вкусе хозяйки наряда, дополнявшегося редкими украшениями. С левой стороны на соблазнительно высокой груди бросалась в глаза удивительная брошь в виде черного мохнатого паука с горящими рубиновыми глазами и золотой буквой дубль-ве на спине. В ушах красавицы покачивались не менее удивительные черные серьги в виде сказочных головок циклопов с такими же, как и у паука, горящими глазами во лбу. А левую руку ее, чуть повыше запястья, обвивал тонкий браслет – черная змейка с золотым затейливым узором на спине. Картина украшений довершалась надетым на средний палец левой руки и переливавшимся ярким кровавым светом овальным перстнем-часами из громадного камня с двенадцатью гранями по краям, в центре которого чернели две маленькие миниатюрные стрелки. Черные ажурные чулки и такого же цвета изящные замшевые туфельки окончательно довершали изысканные наряды пришедшей.