Текст книги "Фальдийская восьмерка (СИ)"
Автор книги: Андрей Андросов
Жанры:
Стимпанк
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)
– Семью ты сегодня уже нашел. И пусть твой отец не может, да и навряд ли когда-либо захочет поздравить тебя, я беру на себя смелость совершить за него то, что позволено у меня на родине немногим.
Брак переводил взгляд с пузатого фальдийца на северянина, и чувствовал, как где-то в груди зарождается и рвется наружу совершенно неуместный здесь смех. Полная копия Сонатара? Еще какая полная.
Волосы у Раготара сияли отчетливой рыжиной. Совсем как у его отца, лишь самую капельку светлее. Добавь чуть солнечного света, хорошенько вымой гриву ядреным островным мылом – и она тускло блеснет темной медью. Фигура мощная, с широкими плечами и гордой осанкой – но приглядись внимательнее и заметишь, как костяные пуговицы жилета с трудом удерживают рвущееся наружу, накрепко стиснутое слоями ткани пузо.
Чем больше Брак глядел на этих двоих, тем веселее ему становилось. Тот самый случай, когда ответ на все вопросы лежит прямо перед тобой, нимало не скрываясь. А ты в своих поисках скрытых от всех смыслов копаешь слишком глубоко. И не замечаешь самого простого и очевидного.
Когда знаешь, куда именно надо смотреть… Брак знал, смотрел и не мог поверить своим глазам. Нос с едва-заметной горбинкой, крупные зубы, короткие, толстые пальцы рук… Сабля на поясе, тщательно укрытый за бородой второй подбородок, слегка оттопыренные, мясистые уши. Даже голос, который хоть и лязгал по-сонатаровски, но приглушенно, будто гудят после удара кувалдой рассерженные стальные опоры в гигатраке.
На фоне пылающего камина стояли отец и сын. Единственный из присутствующих, кому Раскон доверял полностью. Как самому себе.
– Это оружие… Ты не знаешь, и никогда уже не узнаешь человека, которому оно принадлежало, – фальдиец выудил из-под стола длинную деревянную коробку, водрузил ее на стол и откинул крышку. – А я знал его долго. Долго, но, к сожалению, недостаточно. Я готов ежедневно молиться всем богам квадрахи за то, чтобы это… Гхм. Чтобы эта дружба продлилась еще. Секунду, час, день, хоть сколько-нибудь. Но есть вещи, которые не в силах вымолить даже самые умелые жрецы, которые не в силах купить даже самые толстые кошельки.
Раскон вещал медленно, даже торжественно. Чувствовалось, что эти слова он заготовил давно. Извлеченный из коробки клинок старика Шаркендара разбрасывал по стенам блики пламени.
– Он не любил брать в руки эту саблю. На моей памяти, лишь трижды она видела свет, сжимаемая его рукой. И трижды она спасала мне жизнь, когда я ошибался. – фальдиец поднес фигурную гарду к самым глазам и пристально вгляделся в металл, – Выбравший путь клинка отвечает не только за себя, но и за жизни тех, кто последует за ним. За жизни тех, с кем этот клинок придется скрестить. Меч это лишь орудие, бездушный инструмент, направляемый рукой своего владельца против тех, кто его достоин. И все же, я верю что частичка этого человека осталась где-то там, внутри. И что она поможет тебе принять правильное решение и не совершить ошибок. Трижды старый друг платил за мои ошибки чужой кровью, а на четвертый – заплатил своей жизнью. Не запятнай его память, сар Раготар Чебон. Пусть клинок твой обнажается лишь против тех, кто этого заслуживает. Но те, кто заслуживает… Пусть видят, пусть знают, что сжимает его рука настоящего мужчины.
В зале осталось всего шестеро, когда Раскон закончил свою говорить. Мирно дремал Джанко Сивлер, чьи быстрые ноги наконец уронили его в объятия кресла. Спал Колфер по прозвищу Лесная Гнида, спал крепко, убаюканный монотонностью речей и доброй понюшкой забористой дури. Ковырялся в пружинном метателе пьяненький Веден, укрывшийся от мира за толстыми линзами гогглов и не замечающий ничего вокруг.
Раскон и Раготар смотрели друг на друга, связанные одной жизнью, одной тайной, а теперь еще и клинком, чье лезвие до крови сжимали две так похожие друг на друга ладони.
А Брак смотрел на них и торопливо покрывал желтоватую бумагу закорючками. Рисуя крохотную саблю, он в очередной раз поднял глаза к камину и совсем не удивился, встретившись взглядом с фальдийцем.
Но когда тот неожиданно улыбнулся и подмигнул – калека вздрогнул и опустил голову. Внутри у него похолодело.
– Если есть вопросы, задавай сейчас, – добродушно прогудел Раскон, разжигая камин. Раскаленный конец кочерги исходил сизым дымом, уверенно прожигая смолистое полено.
Кабинет Сонатара, теперь уже бывший, от дневных событий почти не пострадал. Сказалось то, что располагался он в дальнем конце дома, совсем рядом со зверинцем, и буйство разогнанного эйра и не менее разогнанных Жерданов до сюда не добралось. Даже окна все уцелели, хотя одно из стекол покрылось ажурной паутиной трещин, едва заметных на фоне морозных узоров.
Раготар, не выпуская из рук саблю, с любопытством ходил по периметру комнаты, разглядывая чучела животных и висящее на стенах оружие.
– Гхм. Если так и будешь молчать, вопросы буду задавать я.
Дрова, наконец, занялись и от камина потянуло теплом. Висящий под потолком ажурный светильник едва-слышно гудел. Фальдиец отложил кочергу, поковырялся с гроздью вентилей на стене, прибавив света в помещении, после чего тяжело опустился в стоящее у широкого стола кресло и выжидательно уставился на механика.
Браку не хотелось отвечать. Спрашивать ему тоже не хотелось. Он вообще предпочел бы ухромать в мастерскую, залиться бутылкой “Горных слез” и уснуть в собственной блевотине до утра, благополучно забыв про все, что видел и слышал этой ночью. И про все, о чем успел надумать.
– Спрашивать можно что угодно?
– Если только это не касается повышения твоего жалованья, – усмехнулся Раскон. – Некоторые границы нельзя переступать.
Раготар хохотнул. Он снял плащ, расстегнул пояс и жилет, с наслаждением вывалив наружу пузо. Пока еще не очень объемное, но явно стремящееся к совершенству. В отсутствие посторонних он расслабился, а с лица сползла намертво сведенная, бездушная улыбка.
– Ты бежал с Фальдии лет десять назад, – полуутвердительно сказал Брак, оттягивая неизбежое. Надеяться сойти за слабоумного в такой компании было чревато. – Спасаясь от этой, Карталейны. Не знаю, что там была за история…
Раскон ободряюще кивнул и жестом велел ему продолжать. Раготар провел пальцем по лезвию сабли и присвистнул, когда на ковер капнула кровь из глубокого пореза.
– Ты сбежал один? – выдохнул Брак. Сунул руку в сумку и невольно зажмурился.
– А я говорил! – хлопнул ладонью по столу фальдиец и расхохотался, – Он просто пьяный, он просто глазеет… С тебя полтонны плетенок и вон тот чудесный заварничек.
– “Карга” не треснет? – нахмурился Раготар, но потом тоже улыбнулся. Уже настоящей, искренней улыбкой. Она будто разом сбросила с его лица десяток лет жизни, обнажив истинный возраст своего хозяина. И раскрыв всем присутствующим то, насколько он еще молод.
– Теперь вы меня убьете и скормите тварям в зверинце, – грустно заключил калека, кивнул на дверь, – Или утопите. Хотя я бы скормил. Сам я точно не пойду, да и не дойду, а тащить меня среди ночи к реке долго, холодно и нудно.
Он стоял боком к фальдийцу и искренне надеялся, что тот не заметит манипуляций с сумкой. В ладони у калеки жались друг к другу железные шарики.
– Еще можно кликнуть Везима, связать тебя и кинуть в подвал, – добавил Раскон, глядя на Брака с искренней симпатией. – Смотри, ни шарга не боится. Никого не напоминает?
– Растреплет же всем, – возразил Раготар, подвигая кресло ближе к камину. – Лучше Маракса, он вопросов лишних не задает.
– Гхм. И не будет, я надеюсь?
– Дай обустроиться, отец. Я сам решу, что с ним делать.
Слово прозвучало. Вполголоса, едва слышно, но Брак сразу понял, что живым ему отсюда не выйти. Хотя, как верно заметил Раскон, страха действительно не было. Последние две недели механик старательно приучал себя сгибать подошву протеза при ходьбе, а это простое действо требовало эйра. Совсем немного, пару вдохов из фляги, что он и проделал в обеденной зале. И сейчас калека чувствовал растворенную в крови синеву.
Простые железные шарики он мог раскалить всего за несколько секунд. Докрасна, до мягкости свежей глины. Широким жестом брось такие снаряды по комнате – и займутся огнем тяжелые шторы, полыхнут книги в шкафах, или даже стены… Да мало ли, что может гореть в деревянном доме, пусть он хоть трижды из огнеупорного гиура. А рядом, под обоями, так удачно тянется медная трубка компрессора. Если ее правильно пережать, то…
Шансов у Брака не было, и он это прекрасно понимал. Но как следует нагадить перед смертью он успеет. Так, чтобы рыжие ублюдки надолго запомнили эту ночь.
Фальдийцы, однако, рубить его саблями на летрийский гуляш не спешили. Раскон так и вовсе достал из-под монументального стола какую-то квадратную бутылку, налил в стакан и задумчиво уставился в камин, а Раготар стянул сапоги и подставил огню пятки. Короткие толстые пальцы едва-заметно шевелились.
– Я сяду? – спросил механик, когда молчание стало невыносимым, а нога заныла.
Раскон кивнул. А затем достал еще пару стаканов.
– Знакомься, Брак. Са-Агодар До-Легиано, мой сын и единственный наследник. Не вздумай произнести это имя за пределами комнаты. Нам это уже не повредит, а вот тебе точно не захочется познакомиться с руками фальдийских дознавателей. – Раскон покатал напиток в стакане и невесело улыбнулся, – Аго, это Брак Четырехпалый, сирота из вольных торговцев. Механик, сказитель, цеповод, чудотворец и лжец. Имя почти наверняка выдуманное, история зияет дырами размером с Зеркальный Котел, к тому же он наверняка родом из степных кочевников.
Раготар, а точнее, Агодар, повернулся в кресле и протянул ладонь. Брак ее осторожно пожал свободной от шариков рукой, до сих пор не понимая, зачем это все нужно. Даже слова фальдийца о кочевниках его не напрягли – Раскон бросил их с такой непринужденностью и уверенностью, словно ему плевать.
– А еще он встречался с Оршагом, так что… Сам понимаешь.
Глаза Агодара округлились и он совершенно по-новому взглянул на калеку. С пристальным, даже болезненным интересом.
– Откуда? – выдавил из себя Брак.
– Расспросил кого надо в той помойке, где я тебя нашел, – довольный произведенным эффектом, Раскон залпом опустошил стакан и потянулся за бутылкой, – Ты показывал… Гхм. Карточку местному управляющему. Как его… Патар? Петар?
– Пунтар.
– Именно. Он запомнил любопытное название, рассказал мне. Она у тебя с собой? А то я не был уверен до конца.
Брак, как завороженный, отцепил протез, покопался внутри, выудив бумажный прямоугольник с глубоким тиснением. Заколка Симы больно уколола палец.
– “Торговый дом Окончательный Расчет”, – продекламировал фальдиец, поднеся визитку поближе к огню. – А я уже надеялся, что никогда о нем больше не услышу.
Он передал карточку сыну и откинулся в кресле. Агодар с жадным любопытством вперился глазами в бумажный прямоугольник.
– Кто он? – спросил Брак первое, что пришло в голову. Торговец на черном траке успел основательно выветриться у него из головы, но окончательно забыть про него было попросту невозможно. Слишком много болезненной мути поднимали в голове эти воспоминания. И слишком много вопросов.
– Только Четверым известно, – развел руками фальдиец. – Даже если бы я знал, чем бы ты отплатил за ответ на этот вопрос? Слепец накрепко держит всех, кому не повезло с ним встретиться.
– Слепец? – изумился Брак.
Раскон совершенно точно встречался с Оршагом, сомнений в этом не было – слова про плату за ответы рыжий явно произнес не просто так. Но слепец? Калека собственными глазами видел, как торговец ловко управляет тяжелым траком и читает книги.
– Ты же видел его очки? Не мог не видеть, он почти никогда с ними не расстается, – Раскон ополовинил очередной стакан и тихо рассмеялся, – Здесь, на Гардаше, встретить их – большая редкость. Но если ты рос в доминионах, то узнал бы эти очки без труда. Вместо стекол в них вставляют линзы из полированного обсидиана. Вулканического камня, если ты знаешь, что такое вулканы.
– До сих пор не возьму в толк, зачем, – подал голос Агодар. – Это как кричать на весь город о том, что ты незрячий и увечный. А они даже, вроде как, гордятся.
– Сквозь них нельзя видеть? – уточнил Брак. – Вообще ничего?
Фальдиец кивнул.
– Поэтому мы с сыном зовем его Слепцом. И не только мы. На архипелаге ходит множество историй. Таких, о которых вполголоса судачат в темных углах портовых таверн…
– Отец, не нагнетай. Не то время, не то место.
За стеной, как по команде, завыли волки. Им вторила какая-то мелкая, визгливая зверушка. Может быть тот самый птекр из далекой Талензы. Раскон поежился.
– Там, где промелькнул Оршаг, обязательно начинается что-нибудь плохое. Вернее, сначала происходит что-то плохое, а затем появляется он. И уже после его появления начинается такая лютая срань…
– Гхм. Следи за языком.
– А общаться с лесовиками ты за меня будешь? – с иронией спросил Агодар, – Досточтимые граждане Шалариса, пожалуйте в полдень сего дня на храмовую площадь, дабы расплескало вас по свежевыпавшему снегу. Клянусь честью моих предков, что никто из вас не пострадает. Или пострадает, но не слишком сильно и за правое дело. А буде появятся у вас сомнения в правоте моих притязаний и миролюбии благородного правителя окрестных земель, то пусть ласкающая взор округлость этого скромного кошеля послужит…
– Не паясничай.
Раскон вновь зарылся в ящики стола, чем-то там шурша и перекладывая. Наконец на свет появился объемистый бумажный сверток, перевязанный легкомысленной голубой ленточкой. Фальдиец закопался внутрь и чем-то смачно захрустел. Агодар наконец выпустил саблю из рук, прислонив ее к стене, и принялся сосать порезанный палец.
Обстановка в комнате как-то сразу потеплела, стала по-домашнему уютной. В окно с любопытством заглянул Правый, заметно добавив света, а взбудораженные волками обитатели зоопарка притихли.
– А где вы встретились с Оршагом? – спросил Брак. Он все еще сидел, как на иголках, а вспотевшая рука по-прежнему сжимала горсть шариков, но любопытство пересилило. Да и не похоже было, что его собираются убивать. Раз фальдийцы сами подняли эту тему, значит им есть, что сказать.
– Я расскажу, – Раскон утер крошки с усов и вновь полез рукой в кулек, – А ты взамен согласишься выслушать и… Гхм. Обдумать мое предложение. Не обязательно принять.
– У меня есть выбор? – уточнил механик.
Ночные посиделки явно свернули куда-то не туда, но направление угадать не получалось. Слишком сложно для банального избавления от излишне догадливого свидетеля, да и собеседник этим двоим не нужен – у них уж точно найдутся темы для разговора.
– Если ты про то, выйдешь ли отсюда живым, то да. Независимо от своего решения. – ответил Агодар, морщась от громогласного хруста. – Мы тут просто… любопытствуем. Ты отнюдь не первый, кто умеет наблюдать и делать выводы. Веден наверняка догадывается, Сонатар теперь тоже… Отец, хватит жрать. Что у тебя там?
– Лиорфкие пряники. С пафтилой.
Агодар вскинулся и потянулся рукой к свертку. Раскон отодвинулся подальше, не прекращая жевать и прикрыл добычу рукавом.
– Дай! Теперь это мои пряники. Захвати себе лиорскую факторию и объедай всех там.
– Я, пожалуй, пойду спать. – вполголоса сказал Брак, приподнимаясь с кресла.
Он очень остро почувствовал, что этой комнате не нужен третий. Какой бы скользкой сволочью не был Раскон, сколько бы крови не было на его руках… Сейчас, в чужом доме, за чужим рабочим столом, умело отражая нападение коварного врага кульком со сладостями, пыхтел и дурачился счастливый рыжий толстяк. Отец, безумно соскучившийся по сыну.
А еще Брак не хотел продолжения разговора об Оршаге. Любопытство обжигало, вопросы рвались наружу, но… Торден когда-то давно, еще в прошлой жизни, посоветовал ему бежать не оглядываясь. Бежать, как только в воздухе запахнет странным, тем, что ты не понимаешь и не можешь даже осознать. От истории про зрячего слепца как раз веяло чем-то этаким, от чего волосы на загривке непроизвольно поднимались. Сразу вспомнились все непонятности, сопутствовавшие появлению вольника, его манера говорить полузагадками и нездоровая страсть к соблюдению договоров… Ну его нахер.
Совет канторца уже однажды спас Браку жизнь и он всерьез собирался воспользоваться им во второй раз. Но ему не позволили.
– Сиди, – прогудел прерывисто сопящий фальдиец, горестно глядя на остатки кулька и рассыпанные по столу сладости. – И хватит мусолить железки, лови!
Брак непроизвольно разжал руку и едва успел выхватить из воздуха летящий предмет. Им оказался каменной твердости пряник. С ладонь размером, покрытый полупрозрачной сиреневой глазурью и украшенный незатейливым изображением улыбающейся рожицы. По полу с грохотом покатились шарики.
– В подвале рядом с нашим домом была лиорская пекарня, – прогудел Раскон. – Клочок земли в верхних кварталах Легиано стоит дороже, чем весь этот городок, поэтому места там почти не было. Витрина, пара стульев… Огромная каменная печь. Хозяйка, забыл как ее звали, не признавала эйносы и предпочитала выпекать свои шедевры по-старинке, на огне. Умная женщина. Доми всегда ищут новые способы позвенеть серебром, выделиться… У нее никогда не было отбоя от клиентов, готовых давать три цены за необычную выпечку. Лишь бы она была не такой, как у остальных. Пряники, крендельки, медовые улитки, жевательные фруктовые гразжики…
– Печенье, – мечтательно добавил Агодар, срезая ножом стружку с глазури. – Шарговски вкусное лимонное печенье с посыпкой.
Брак слушал молча, усиленно работая зубами. Пряник оказался твердым, как сушеная люторожина, и слишком уж сладким. Но вкусным.
– Печенье, – кивнул Раскон. – Шарговски вкусное печенье. Это было последним, что мы с сыном ели в Легиано. Сидели в темноте, грязные, голодные, перепуганные, и грызли это шаргово печенье. День за днем. Над нами были горы битого камня и глины, в углу лежало тело хозяйки, а изрытую бомбами мостовую топтали сапоги людей, ищущих нашей смерти. Мы давились этим проклятым печеньем и молились Четверым за то, чтобы нам послали глоток воды или легкую смерть.
– Что произошло? – спросил Брак. Он никогда еще не видел Раскона таким словоохотливым. И печальным.
– Ты же собираешь истории? – поднял бровь фальдиец, – Вот и разузнай. От меня ты ее не услышишь. Скажу лишь, что кровные узы для некоторых значат куда меньше, чем сладкие лживые слова и смазливая мордашка.
Он повертел в руке очередной пряник и потянулся за бутылкой.
– Мы молили богов о воде, но вместо этого явился Оршаг. Как оказалось, под полом в углу подвала был заколоченный слив, достаточно широкий, чтобы сквозь него пролез человек. Там раньше была баня, или вроде того, а хозяйка не собиралась платить лишних податей за… Неважно. Вел этот слив прямиком в канализацию. Ты знаешь, что это такое?
Брак помотал головой, хотя он знал. Но зачем ломать другим историю?
– Не имеет значения. Просто представь самое зловонное, узкое и отвратительное место в мире, а затем засели его гразгами и крысами. Мы не задавали лишних вопросов, он вообще почти ничего не говорил. До тех самых пор, пока мы не выбрались наружу в припортовых районах. Чудесное, поистине чудесное спасение.
Калека машинально кивнул. Его собственная история отличалась от рассказа фальдийца куда меньше, чем хотелось бы. Пристально наблюдавший за ним Раскон удовлетворенно кивнул и продолжил.
– Там, в пропахшей рыбой подворотне мы и заключили договор. Он тайком провел нас на борт своего стрейба, поднял его в воздух и за четыре дня доставил на Гардаш, к восточному побережью Вольных Земель и ни шагом дальше. Наверняка мог и быстрее долететь, но тогда пришлось бы проторчать на берегу целые сутки. Не поверишь, но он просто хотел красиво свалить в закат и готов был ради этого терпеть наше общество.
– Ему это удалось, – встрял Агодар. – И вытерпеть, и свалить красиво.
– Черный? – уточнил калека. – Его стрейб.
– Скорее, серый и грязный. Но да, – кивнул Раскон. – Больше мы его не видели, а дальнейшая история не имеет отношения к Слепцу. Я ответил на твой вопрос?
– Какой? – не понял Брак. История Раскона закончилась настолько буднично и скучно, словно рыжий расторговался сушеным горохом на рынке в Яме и хвастался перед приятелями.
– Ты спрашивал, как мы познакомились. Я ответил. – пожал плечами фальдиец, – Готов выслушать мое предложение?
– Не помню, чтобы я соглашался, – заметил Брак. – До тех пор, пока договор не заключен устно, либо не записан…
В окно с любопытством заглянула чья-то широкая, усатая морда. Желтые, круглые, как лиорское печенье глаза испуганно сверкнули, и степной котяра скрылся в темноте, мазнув по подоконнику пушистым хвостом.
– Он и вправду зануда. Не говнись, Брак, мы тут все знакомы с Оршагом, – усмехнулся Агодар и протянул калеке раскрытую ладонь, – Печеньку?








