Текст книги "Фальдийская восьмерка (СИ)"

Автор книги: Андрей Андросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

Про джунгли вообще ходило такое количество слухов, жутких рассказов и свидетельств якобы очевидцев, что Брак зарекся когда-либо туда соваться. Не то, чтобы он собирался, но рисковать своим рассудком, подцепив личинок плотоядной шмухи… Везим, рассказывавший ему местные байки, наглядно продемонстрировал, что происходит внутри черепа такого неудачника – ярко красный плод с толстой кожурой, красивый и невероятно аппетитно пахнущий, после вскрытия кишел мелкими, зубастыми личинками, неторопливо выжирающими бледно-розовую мясистую плоть. Брак удержал свое бунтующее воображение, а вот Кандар ушел шумно блевать с палубы, яростно костеря довольного собой охотника.

Но это все было в джунглях. А приграничная полоса, которую местные жители ласково называли “Преддверие Задницы”, ловко вобрала достоинства и недостатки севера и юга, после чего смешала внутри себя в неравных пропорциях и гостеприимно распахнула свои зеленые двери перед лесовиками.

Там было жарко – но не слишком, особенно по осени. Влажно – но не настолько, чтобы палуба за ночь успела прогнить насквозь. Опасно – но той самой опасностью, которая легко устраняется осторожностью, смекалкой и подготовкой. Там даже можно было жить, хотя и плохо – на юге селились те, кому даже на вольном западе места не нашлось. Здесь процветали мутные верования в речных духов, Золотую Матерь и каких-то странных мужиков с головами зверей, а вместо нормальной одежды местные обитатели предпочитали красную глину, плетеные корзины на головах и бессменный каучук, из которого здесь делали все – от обуви до рубашек. И при всем при этом, в преддверие джунглей встречалось достаточно ценной добычи, чтобы сполна окупить все неудобства. Особенно, если горжеводы туго знают свое дело.

– Тупые недоумки вечно спорят, кто самая опасная тварь в мире, – пыхтел Везим, потроша висящего на цепи крокодила. Стрела крана дрожала от натуги, удерживая огромную тушу, – Одни орут про драков, арталисов, грандаргашей… Другие поминают комарье, змей и насекомых. Все ошибаются. Самая опасная тварь в мире – человек.

– Угум, – устало кивал Кандар, клешней выдирая плавники у быртана – здоровенной рыбины длиной с человека, чей хвост здорово напоминал обычный гребной винт и вращался усилиями расположенного внутри грудины эйноса.

– Говно. – ругался Брак, в который раз поскальзываясь на мокрой от внутренностей палубе и истово мечтая вернуться обратно, к паучьим жопам и утреннему холоду.

– Ну вот, вернулся, – пробормотал калека, дыша на озябшие руки. – Доволен?

И сам себе признался – да, доволен. Леса, так неласково встретившие его в начале пути, после преддверия джунглей казались родными, хоть и слегка подмороженными. Пусть горжа и ломилась от добычи, а Везим наконец получил ощутимый пинок по своему самомнению, повторить такое путешествие калека бы не хотел. Туда, на юг, должны отправляться суровые, усатые и мышцатые до самых пяток искатели приключений на свою задницу, но никак не хромые механики. Или, если уж совсем припрет, отлично снаряженные цепы с полным набором удобств на борту – начиная от горячего душа и заканчивая личными каютами, где можно хотя бы выспаться на нормальной кровати.

А самое главное – впереди наконец-то ждало Троеречье. А Троеречье – это обещанная Расконом посудина, которая доставит механика в Яму еще до того, как зима вступит в полную силу. Сам фальдиец без особого сожаления сообщил, что лично отвезти механика не сможет, да и не потянет сейчас “Карга” путь через половину континента. Плот ждала длительная стоянка в одном из сухих доков лесной столицы, где в порядок его будут приводить куда лучшие механики, чем двое калек. Лучшие в работе с плотами, конечно же, но уж точно не лучшие во всем остальном.

– Гразгова блевота, да как ты это делаешь? – выругался Кандар, когда Брак согнул очередной лист металла в трубу и принялся аккуратно сводить шов. – Чудесных ягод золотой жаченицы нажрался?

– Разрядником себя по башке шарахнул, – усмехнулся Брак. – А чудесные ягоды я бы давно продал и свалил на острова из этого болота. Просто признай, что ты поражен моими талантами.

– Не ври, ты терпеть не можешь островитян. – помотал головой сероглазый, – Как думаешь, если я ногу себе отрежу, смогу так?

На самом деле, Брак лукавил. Своими талантами он тоже был поражен и недоумевал едва ли не сильнее напарника. Они уже неделю сидели в “Бесславных Бочагах”, изнывая от безделья и слушая вопли страдающего Везима. Местные на контакт не шли, кабака в поселке тоже не было, а уходить из под навеса на плоту было чревато – уже вовсю начинались ливни. Механики починили на горже все, до чего дотянулись, затем три дня ковыряли флир, доводя его до неказистого, но совершенства. А теперь сидели у статуи Карталейны и готовили чудовищно идиотскую по задумке ловушку на драка, просто потому, что больше делать было нечего.

И Брак в который раз уже удивлялся, насколько легко ему стало сводить. Легко настолько, что объяснить это чудесным влиянием лесов просто не выходило – там, где раньше ему приходилось долго прогревать металл перед сгибанием, теперь хватало простого усилия пальцев, на холодную. Успевай только продышаться, а дальше – гни железки так, как тебе вздумается. Даже нога, вместо того, чтобы упорно сопротивляться попыткам калеки ее контролировать – и та, казалось, с каждым днем становилась все послушнее. Брак уже мог кое-как сгибать лодыжку, к вящей зависти Кандара, который смотрел на успехи напарника со смесью радости и недоумения, густо заправленных откровенным недоверием.

– Нет, ну все же? – в который раз насел сероглазый, – Жаченица? Жертва речным духам? Или ты все это время старательно скрывал свои таланты, потому что за тобой охотятся безумные ученые с Талензы?

– Да не знаю я, – досадливо поморщился Брак, – Хотя версия про ученых мне нравится. Мне один садм, причем настоящий, рассказывал, что до двадцати лет еще можно развиваться и быстро расти. Может, тут оно и поперло, в этом вонючем гадюшнике.

– Брехло. Настоящих садмов в степи не бывает. – Кандар перекинул клешню на другое место и указал, – Вот тут надо прихватить. Вдруг разгрызет?

Идея ловушки была простая и совершенно идиотская, а в голову механикам пришла почти одновременно, когда на реке они стали свидетелями нападения драка на небольшой гравицеп. Летающая тварь вынырнула из-за скал и с огромной скоростью спикировала на летающий корабль. Деранула когтями за высокий задний руль, похожий на задранный вверх рыбий плавник, кувыркнулась в воздухе и с низким гулом пошла по спирали вокруг добычи, набирая высоту для повторной атаки. С гравицепа ударила синяя вспышка, бездарно рассеявшись в воздухе, драк уже почти атаковал снова…

И тут в воздухе разом раскрылись с пяток огромных, красных шаров. Надулись, провисели несколько секунд на месте, после чего с огромной скоростью, непредсказуемо вихляя рванули в разные стороны. Перепуганный драк успел в последний момент отвернуть от непонятных штуковин, плюнул огнем куда-то в сторону и позорно сбежал в горы, заполнив воздух обиженным ревом турбин.

– И какого шарга это было? – недоумевающе спросил Брак, глядя на то, как медленно сдуваются и опадают на воду красные полотнища шаров.

Пострадавший гравицеп, не особо победно покачав рулями, снизился к верхушкам деревьев и шустро ушел куда-то на восток.

– Драки трусливы, – сплюнул Везим, – Чуть что непонятное – сперва драпают, а потом думают.

– Это лишь показывает, что мозгов у них куда больше, чем у обычного лесовика, – возразил Кандар и пояснил напарнику, – Держат на цепе газ под давлением, и в случае опасности вот так шугают. Работает почти безотказно. Даже если драк не испугается, то всегда атакует шар и у цепа будет время.

– На что?

– На что-нибудь.

– Их даже ловить так пытались раньше, – вновь подал голос Везим. – Наполняли шары какой-нибудь горючей дрянью и выпускали прямо перед мордой. Толку никакого – только опалит и разозлит. У них чешуя крепкая, проще со скраппера жахнуть.

– Жаль, что он их сожрать не пытается, – покачал головой Кандар. – Можно было бы дрянью ядреной обмазать, ядом.

– Не возьмет, – вновь сплюнул Везим, – У них желудок крепче, чем у жорок. Скорми твари полтонны гвоздей – переварит и пришлет тебе на голову очень тяжелый и вонючий подарок.

– А если бомбу?.

– Не сожрет. Он же не тупой.

Брак задумчиво кивнул, вполуха слушая разговор. Он прекрасно знал, ради какой добычи драки готовы атаковать даже ощетинившуюся стволами стоянку загонщиков, где только что полыхало синим и свистела металлическая картечь. Свою мысль он озвучил, вызвав очередной плевок от Везима и неожиданный ажиотаж сероглазого.

– Они всегда начинают с гребня, когда в воздухе…

– Надуть пузырь, покрасить, а в гребень…

– С высоты запускать?

– С земли. А, нет, паутинку пережжет.

– Цепь повесим, вроде как щупальце. Тейнура закачаем. А внутрь что?

– Бомбу? Для тейнура ткань нужна хорошая. Дорого.

– Может, разрядник? Ему эйносы переклинит… Хотя, это еще дороже.

Внимательно слушавший их охотник хмыкнул, достал трубочку и неторопливо закурил.

Брак прислушался к компрессору. Стук стал выше, чаще, а это означало, что эйра в баке осталось на донышке. Тянуться за флажком не хотелось. Он и так уже отключил нагреватель и до упора сбросил подачу на гравку, пытаясь как можно дольше продлить полет, но даже это время подходило к концу.

Нет, на случай внезапного падения у него всегда оставался самодельный фолшер, туго стянувший ремнями грудь под одеялом, но проверять устройство на себе не было никакого желания – крохотная, потемневшая от времени гравка, которую они с Кандаром сменяли еще на юге в “Приюте Горжевода”, никакого доверия не вызывала. Да и рассказов Тордена явно было недостаточно, чтобы с первого раза идеально повторить даже такое примитивное устройство. Нет, на публику Брак храбрился, утверждая, что ему не впервой придется им пользоваться, но глубоко в душе надеялся, что дергать за тонкую цепочку ему не придется никогда.

Жаль, конечно, что с ловлей драка у них ничего не вышло. Везиму затея нравилась, как и Жерданам, а вот Раскон уперся – сначала отказался разрешать сводить бомбу на плоту, затем – тратить ценный разрядник, а под конец и вовсе запретил даже пытаться провернуть нечто подобное на “Карге”, утверждая, что горжа имеет для него сентиментальную ценность и расставаться с ней преждевременно он не намерен. Причем, насколько Брак успел научиться читать эмоции рыжего, сама идея ловить драка прямо с плота фальдийцу явно понравилась, но рисковать лично он не хотел. А затем “Карга” отправилась на север, ударили холода – и испытания решили отложить до весны, когда ящеры вновь вернутся на небеса.

Полусобранная хреновина отправилась в подсобку, а Брак с Кандаром целый вечер заливались пивом и громко ругали у костра всяких недалеких типов, загораживающих своим толстым пузом дорогу прогрессу. К их преогромному сожалению, подсобка безмолствовала и не отзывалась, сводя на нет все усилия пьяненьких механиков.

Когда компрессор уже не стучал, а надсадно кашлял, Брак потянулся за флажком. Махнул пару раз из стороны в сторону красной тряпкой, почувствовав, как кресло уверенно потянуло к земле натянувшейся паутинкой.

В последний раз оглядывая землю сквозь линзы окуляра, калека заметил крохотное, полузамерзшее озерцо, уютно лежавшее на севере, в стороне от очередного изгиба реки. Но внимание его привлекло отнюдь не озеро.

Три фелинта, уже начавших менять шкуры за зимние, а потому вызывающе пестревших островками зеленого на белоснежном мехе, ловили рыбу. Точнее, ловили два котенка, маленьких, размером едва ли с крупную собаку. Напрыгивали с берега, проламывая лапами тонкий ледок, неумело били искрящимися усами по воде, поднимая фонтаны брызг. Бьющаяся в судорогах рыба всплывала редко и вызывала у котят шумный восторг, немедленно перерастающий в не менее шумную драку, к вящему неудовольствию третьего кота – фыркающей от долетающих брызг взрослой самке, вальяжно лежащей на берегу.

Брак убрал окуляр, потянулся было за угольком и бумажкой, но передумал. Покачал головой, сплюнул куда-то вниз, искренне надеясь, что плевок попадет прямиком на голову Везиму, и вновь прильнул к линзам, всем телом ощущая, как неумолимо тянет вниз тонкая нить, связавшая его с "Вислой Каргой" и ее обитателями.

Раздраженная самка, хлеща хвостом по бокам, встала на лапы, парой резких стежков усами разняла дерущихся котят. Покрутилась по берегу, обнюхивая следы, внимательно изучила опушку, после чего вновь улеглась на бок и принялась неторопливо вылизываться, шумно чихая от долетающих с озера холодных брызг.

Калека наблюдал за этой семейной идиллией до тех пор, пока озеро не скрылось за вершинами деревьев, чувствуя себя незваным гостем на чужом празднике, урвавшим свою порцию вурша и медузок, лишь для того, чтобы тоскливо сожрать все в одиночестве. Доживающая последние минуты гравка хрипела и дергалась, а снизу уже доносилась приглушенная ругань Жерданов, ворочающих лебедку.

Полет, как и все хорошее, подходил к концу.

Глава 24

Поселок называлася “Шаларис-Чебо“, что в переводе наверняка было как-то связано с реками или озерами. По меркам запада – городок-старожил, разменявший уже почти третий десяток лет, да и на вид он был похож на убеленного сединами ветерана, чему немало способствовали припорошенные снегом, лохматые плакальщицы, обступившие расплывшиеся по обоим берегам реки стены. Местечко было выбрано с умом: на очередной излучине реки, прямиком под скалистым холмом, увенчанным монотонно кряхтящей от ветра причальной мачтой.

– Смотри, Брак, – указал толстым пальцем Раскон, осматривая в окуляр выплывающие из-за поворота домишки, – Перед тобой один из столпов, на которых держится все это лесное королевство.

– Выглядит неказисто, – заметил калека, снижая тягу толкателей. Тяжело нагруженная горжа слушалась рулей еще хуже, а эйносы отзывались с заметной задержкой.

Если раньше управление плотом можно было сравнить с сидением за рычагами древнего трака, каждый маневр которого приходится просчитывать секунд за пять, то с наступлением холодов это время увеличилось неимоверно. Будто орешь в слуховые трубки из кабины гигатрака, надеясь, что в недрах гигантской машины тебя правильно расслышат и не будут слишком долго тупить.

“Вислая Карга” прибывала в Шаларис с рассветом, поздним и пронзительно стылым. Могли бы доплыть еще к вечеру, но Раскон гмыкнул, сверился со своими записями и решил ночевать в пустой, холодной заводи, к вящему неудовольствию команды. За ночь реку вдоль берегов успело прихватить тонкой ледяной коркой, которая с мелодичным треском проламывалась под корпусом тяжелого плота, силясь прорвать острыми гранями зятянувшую борта кровянку. По зимнему времени на углах палубы установили высокие шесты, между которыми натянули безотказную просмоленную ткань, превратив аккуратный, и даже в чем-то величественный плот в несуразную прямоугольную коробочку, на носу которой по-прежнему торчала заледенелая статуя Карталейны. От мороза эти хлипкие стены помогали слабо, костер все равно приходилось палить круглосуточно, зато о ветре можно было не беспокоиться – кровянка выгибалась, хрустела от напора морозного воздуха, но держала.

И если команде такая трансформация горжи была по душе – с молчаливого согласия фальдийца внутри тканевой коробочки тоже натянули перегородки, создав несколько обособленных комнаток, дарующих иллюзию уединения – то рулевому повышенная парусность плота лишь добавляла лишних проблем. “Каргу” сносило к берегам, мотыляло по всей реке, а маневровые движки от постоянной нагрузки сипло кашляли и добавляли лишних забот механикам.

– А как оно должно выглядеть? – спросил Раскон, кивая на наблюдательную вышку. Часовой на площадке отсутствовал, да и обязательного светильника тоже не было видно. – Шаларис, как и все на западе, является безмолвным заложником природы. Вот летом… Гхм. Летом тут не протолкнуться.

Брак подал "Каргу" ближе к берегу, пропуская тяжело плывущую навстречу горжу, которая тянула за собой вереницу наспех сколоченных деревянных плотов. На палубах горели костры и кутались в мохнатые шубы лесовики, дуя на руки и передавая друг другу фляги. На “Каргу” они не обратили никакого внимания, всецело поглощенные обсуждением предстоящей зимовки в Троеречье и некоего Раготара, который обязательно добьется, и вообще свой парень.

– От поселка, на котором держится половина рынка конденсаторов запада, я ожидал чего-то… большего, – заметил Брак, вновь запуская толкатели. – Хотя бы приличной охраны.

– Зима, – пожал плечами Раскон. – Не удивлюсь, если эта горжа увозила последнюю партию приезжих, из самых упертых. Смысл в охране, когда тут остается всего несколько десятков людей, да и те друг друга знают не первый год? Грабить здесь нечего, плетенок на складах нет, все ценное давно увезли на север… Это пустой остов, внутри которого ничего нет.

– Я все равно не понимаю, почему здесь не остаются жить? Казалось бы, построй нормальный дом, обзаведись семьей, детьми… Но нет, приезжают на заработки, меняют поселки, как изношенную одежду, живут в дерьме… – калека кивнул на покосившиеся каркасы хибар, с которых ободрали все, включая кровянку. Редкие бревенчатые дома с двускатными крышами, исходившие серым дымом из труб, лишь подчеркивали мрачную тишину этого города-скелета.

– Во временных жилищах, идеально подходящих к неприхотливым требованиям местных лесовиков, – поправил его Раскон. – С каждым годом здесь остается все больше людей. Отсюда не видно, но за стенами расчищен приличный кусок леса на посевы. Еще немного и Шаларис перестанет зависеть от поставок продовольствия, а дальше ты сам можешь представить. Плетенки нужны всем, а спрос лишь повышается.

Причал был под стать остальному поселку – старый, из потемневших от воды бревен, но надежный. Ремонтники уплыли, громадина заиндевевшего склада стояла запертая, а полуразобранный кран заботливо прикрыли тяжелым полотнищем, защищая устройство от снега. Сети из реки давно вытащили – эйра в воде почти не осталось, и пустые рамы вместе с бесчисленными трубками и ошметками плетенок валялись на пристани, ожидая, когда местные работяги их наконец-то приберут и запрут на складе. У пристани, висели с десяток поднятых над водой рыбацких лодок и толкались бортами три здоровенные, скованные льдом, горжи с затянутыми кровянкой бортами и красными, в цвет ткани, гильдейскими бляхами на мачтах. Судя по приглушенным голосам и дыму, поднимавшемуся над тентами, команды предпочитали ночевать на плотах, игнорируя виднеющийся с берега двухэтажный кабак.

Подводить “Каргу” к причалу фальдиец Браку не доверил, встал за рычаги сам. И все равно не сумел причалить идеально – борт звонко проскрежетал по бревнам, выбивая в воздух промороженную щепу и оповещая весь Шаларис о прибытии гостей. Жерданы взялись за веревки, притянули горжу к причальным столбикам и высыпали на пристань, переругиваясь и разминая закоченевшие ноги.

Их уже встречали – суетливый и явно чем-то испуганный мужичок лет тридцати, усатый и закутанный серую в шубу с непомерно большим воротником, едва ли не вприпрыжку подбежал к берегу из глубины поселка и принялся что-то втолковывать братьям. Те степенно отвечали, кивали, но на палубу посетителя не пускали, вплоть до тех пор, пока фальдиец сверху не прогудел: ”Пропустите”.

– Раскон Медногривый? – уточнил мужчина, не делая попытки достать из сумки торчащий оттуда толстый журнал.

– Это я, – кивнул фальдиец, протягивая посетителю мешочек. – Название горжи…

– Я обязательно запишу, со всей тщательностью и почтением, – помотал головой усатый, – Пошлины не надо, но у меня будет…

– А в прошлый раз содрал. – буркнул Жердан Младший.

– Ишь, разливается. Явно что-то хочет…

– Впарить.

– Но у меня будет просьба, – повторил мужчина, едва заметно поморщившись, – Незамедлительно явиться на обед к Сонатару Чебону. О вашем приближении ему доложили заранее, поэтому повар уже…

– Это будет завтрак, – заметил сонный Кандар, косясь на небо.

– Незамедлительно явиться на завтрак, – на этот раз мужчина поморщился куда сильнее.

– Это просьба? – вскинул бровь Раскон. – Или приказ? Мы не собираемся задерживаться. Если заправочники работают, зальем эйра, заберем остатки плетенок и уплывем. Фестиваль на носу.

Усатый от таких слов даже подпрыгнул. Воротник шубы забавно колыхнулся, взорвавшись облаком вонючей серой пыли.

– Просьба, конечно же просьба! Незамедлительная. Сар Чебон с огромным уважением относится…

– Буду. Через полчаса, – перебил его Раскон. – Дорогу я знаю. Моих людей брать?

Мужчина с сомнением оглядел растрепанную команду, задержавшись взглядом на хлюпающем носом, замотанном в бинты Везиме, но кивнул. Церемонно раскланялся и все так же суетливо упрыгал куда-то на пристань.

– Пожра-ать нахаляву, – задумчиво протянул Кандар, провожая его взглядом. – Я за. Интересно, что за дерьмо у них тут произошло? Шарки?

– Наверняка, – подкрутил усы Раскон. – Ты остаешься на плоту. И Везим тоже. Оружие держите наготове, в город не выходить. Остальные собирайтесь и оденьтесь поприличнее.

Сероглазый безостановочно нудел все то время, пока рыжий со своими спутниками собирался. Сначала на вселенскую несправедливость в виде толстого фальдийца, который лишает его возможности вкусить гостеприимство местного правителя, затем – на необходимость оставаться на плоту вместе с Везимом.

– Рас, возьми его с собой, а? Оставь кого-нибудь из братьев.

Рыжий поплотнее закутался в теплый фиолетовый халат, подвесил на пояс ножны с саблей и покачал головой:

– Братьев нельзя разделять. Ты видел когда-нибудь стул на трех ножках? Убери одну – и он немедленно упадет. К тому же, Везим всех перепугает своими бинтами.

– А ты там воевать собрался? – обиженно насупился Кандар, вертя в руках щегольскую широкополую шляпу с теплым подкладом. – Оставь хотя бы Брака.

– Нет, – отрезал Раскон, уходя в пристройку.

– Смирись, культяпка, – усмехнулся Жердан Старший, затягивая пояс плаща. – Мы принесем тебе…

– Огрызков.

Брак в разговоры не встревал – он уже давно надел приобретенную на юге серую куртку с меховым капюшоном и теперь сосредоточенно заполнял наплечную сумку. Положил туда с десяток прутков, горсть железных шариков, моток бечевки и всякой железной мелочевки. Подумав, добавил к содержимому капитанский жахатель и пару заправленных банок. На всякий случай. Выходило тяжело, но терпимо, да и никакого значения вес не имел – младший Жердан любезно согласился помочь калеке дотащить сумку до центра города. С тех пор, как Брак по совету сероглазого взялся помочь братьям довести до ума их многочисленные железки, и даже сварганил из старого жахателя и рогатины подобие дырокола кочевников, троица прониклась к нему искренней симпатией и неоднократно предлагала свою помощь вот в таких, требующих физической силы делах.

– А что, если оставить одного Везима? Он вполне справится с…

– Нет.

– Брак, ну хотя бы ты ему скажи! – взмолился Кандар.

– Прости, дружище, но сегодня моя очередь, – усмехнулся калека, натягивая кожаные перчатки, – Наверняка в твоем договоре про это есть. Что-нибудь про обязательное подчинение беспределу со стороны работодателя и запихивание языка в задницу при слишком сильном возмущении.

– Гхм. Вот про это я забыл добавить. А ты не забывай следить за своим языком, – прогудел Раскон, выходя из подсобки. – Все готовы? Пойдем, навестим местного главного.

Он прогрохотал сапогами по палубе, зацепился ножнами за прорезанный в кровянке импровизированный дверной проем и тяжело ступил на набережную Шалариса.

– Раскон, старый хитрый лис! – пророкотал хозяин поместья, раскрывая руки для объятий, – Не представляешь, как я рад тебя видеть!

– Надеюсь именно настолько, что собираешься уступишь долю в Шаларисе? – приобнял его фальдиец. – Других причин для подобной радости я не нахожу. Да не дави так…

– Не настолько, рыжий, не настолько! – хохотнул северянин, выпуская толстяка из своих лапищ. – О, и троица здесь? Ве-ли-ко-лепно!

Выглядел Сонатар Чебон именно так, как обычно представляют себе северян те, кто никогда не был в Республике – здоровенный, как шатун, с широким, румяным лицом и настоящей гривой светло-русых, заметно отдающих рыжиной волос. Голос у него был под стать – зычный, громкий, но при этом звонкий. Если Раскон при разговоре гудел, будто в бочку говорил, то Сонатар протяжно лязгал, будто по этой же самой бочке лупили кувалдой.

Гостей он встретил лично, распахнув перед ними широкие ворота поместья. Хотя, на поместье дом владыки Шалариса был похож в последнюю очередь – скорее, маленькая крепость, окруженная частоколом в два человеческих роста. Три этажа, широкая, плоская крыша, с которой угрожающе поблескивали стволы двух тяжелых скрапперов, бревенчатые стены на массивном, каменном фундаменте… Украшено все это было удивительно аляповато, вычурная резьба плохо сочеталась друг с другом, а выточенные из дерева морды всевозможных животных торчали где попало. Помимо хозяина, во внутреннем дворе ошивалась троица мрачных, до зубов вооруженных здоровяков, нервно оглаживающих приклады двуствольных жахателей. Да и сам хозяин был при оружии – на поясе под богатым меховым плащом у Сонатара висел тяжелый топор на коротком древке, а рядом из кобуры торчала гравированная рукоять чего-то очень солидного.

– А это кто? – указал на калеку северянин, пока чопорный дедок с армейской выправкой и в дурацкой длиннополой ливрее помогал гостям раздеваться, – Новенький? И где Шаркендар? Он бы сейчас точно пригодился.

– Новенький, – кивнул Раскон, вешая перевязь с саблей на лапу чучела огромного шатуна. – Зовут Брак Четырехпалый, отличный механик. Брак, это Сар Сонатар Чебон, местный…

– Мэр, – грохотнул хозяин поместья и протянул калеке руку, – Раньше был просто городским главой, но жена настояла на чем-то республиканском и более солидном.

Хватка у него оказалась на удивление слабой для человека таких габаритов, а ладонь была хоть и большой, но мягкой, с блестящими, аккуратно подстриженными ногтями, покрытыми какой-то прозрачной пленкой. Заранее сморщившийся и приготовившийся к хрусту своих костей Брак облегченно выдохнул и пожал руку.

– Здорово…

– Здоровяк.

– Завтрак? – осторожно намекнул Жердан Младший.

Тут же позабыв про калеку, Сонатар поочередно обнял братьев, искоса глянул в сторону стоящих на полу часов, показывающих самое начало красного, и предложил следовать за ним.

Обеденная зала идеально соответствовала дому и хозяину – вытянутое прямоугольное помещение шагов двадцати в длину, с массивным, явно сработанным на заказ столом из темной древесины, густо украшенной резьбой. Вместо лавок тут были высокие стулья со спинками, заботливо прикрытые какой-то темной дерюгой, как если бы хозяин не до конца доверял чистоплотности утренних гостей, а стены были плотно завешаны оружием и охотничьими трофеями, среди которых почетное место занимала огромная, полосатая шкура фелинта, растянувшаяся на всю длину помещения. Даже скромного опыта Брака в деле знакомства с огромными хищниками хватало, чтобы с уверенностью предположить в качестве причины смерти зверюги банальную старость. Там вообще хватало странного на стенах: от пружинного ручного метателя, годного разве что для проверки своей меткости на цели размером с амбар, и до разноцветной наборной картины, составленной из тщательно подобранных костяшек, изображавшую самого Сонатара верхом на тяжелом скиммере.

Помимо гостей и хозяина, за столом присутствовала его семья – тихая темноволосая женщина, которую Сонатар представил как свою жену, Аливерту, и двое дочерей, Римма и Линара, явно пошедших статью в отца, а характером – в мать. Сидели они спокойно, в разговор не влезали, разве что старшая девочка, лет восьми, искоса поглядывала на усы Раскона и тихонько фыркала от смеха. Прислуживал все тот же нервный усач с пристани, сменивший свою великолепную пыльную шубу на хрустящую от крахмала темно-синюю ливрею. Закончив с сервировкой, он натаскал дров и принялся разжигать огромный, занимающий целый угол камин.

Ели молча, по разным причинам. Братья шумно чавкали, набивая животы, Сонатар нервничал, поминутно проверяя часы, а Раскон тишину нарушать не спешил, неторопливо разделывая тушку какой-то птички резными деревянными приборами и искоса поглядывая на мэра. Брак вообще почти не ел, внимательно следя за руками фальдийца и делая пометки в блокноте. Сама мысль о том, чтобы за столом соблюдать некий этикет, была для калеки диковатой, но рыжий велел смотреть и учиться.

Когда первый голод прошел, а запеченный целиком подсвинок сгинул в бездонных утробах Жерданов, Сонатар жестом отослал из-за стола семью, с хлопком вскрыл бутыль, разлил синее вино по стеклянным бокалам и, помявшись, заговорил:

– Раскон, мне нужна…

– Как дела на западе? – одновременно с северянином заговорил фальдиец. – А то мы два месяца торчали на юге, наверняка пропустили много важного. Все плетешь свои сети?

– Плету, – сбился с мысли Сонатар.

– Видишь, Брак, а ты ругался на ученых, которые творят всякие глупости на Гардаше, – пригубил вино Раскон, блаженно откидываясь на стуле, – А этот ушлый северянин приютил одного такого – и где он теперь? Хлещет вино по три зеленухи за бутылку в своем собственном городе, пока мы морозим колени и кормим комаров. Жив еще старый пень?

– Жив, что с ним станется, – опрокинул в себя бокал северянин и потянулся за бутылкой. – Раскон, мне…

– Мне хватило один раз увидеть Бурелова, – поежился Брак, вспоминая исполинскую облачную воронку насыщенно-фиолетового цвета, из которой безостановочно били в землю молнии. – Пускай эти ученые катятся к шаргу.

Ничего живого вокруг Бурелова не было: огромный круг леса в пять миль охватом давно выгорел до корней, на земле там не росла даже трава, а любая живность искрила разрядами на шерсти и рисковала поймать дурной головой очередную вспышку с неба. Территория пахнущей грозой смерти, для пересечения которой плот либо приходилось плотно закрывать прорезиненной тканью, либо ставить мачту молниелова. По слухам, Бурелов был результатом неудачной попытки какого-то ученого поймать молнию в банку или шарахнуть этой самой молнией драка. В результате солидный участок реки на юге стал попросту непроходим без предварительной подготовки, а все попытки окрестных лесовиков добраться до центра рукотворной грозы заканчивались одинаково и неизменно печально.

– На каждый Бурелов приходится свой Черуд Бастелли, который единолично освобождает запад от необходимости идти на поклон к счастливым обитателям земель, где водятся гребневые медузы с их шелком, – с явной завистью покачал головой Раскон, искоса глянув на северянина, – А всего-то нужно было найти способ вымачивать побеги местных деревьев в особой жидкости, наделяющей их поистине чудесными свойствами, после чего сплетать их в…