Текст книги "Фальдийская восьмерка (СИ)"

Автор книги: Андрей Андросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)

– Ему удалось?

– Когда он успел собрать столько людей? – Сонатар при упоминании об увлечениях наемника заметно побледнел и оглянулся на дом. – Да где этот ублюдок?

Семерка бандитов тем временем добралась до храма. Тяжело вооруженные бойцы заняли места по периметру площади, благоразумно держась подальше от собравшейся в центре толпы.

– Не уверен, что мы сдержим шарков, если начнется бой, – пыхнул трубкой Раскон и принялся стягивать перстни с пальцев.

– Что-то их больно дохера, – кивнул Колфер. – Кровищи будет… Зря я согласился.

– Вон он! – проорали с крыши.

Двери храма распахнулись, и на испаханную ногами площадь ступил человек в серой тогвианской рясе. Он откинул с лица капюшон, сверкнув на солнце густой рыжей шевелюрой, огладил бороду и саданул молотком по висящей рядом со входом железке. Над городом поплыл высокий, протяжный звон. Раготар отбросил молоток, с издевкой поклонился в сторону дома и принялся избавляться от неудобного облачения.

– И давно у вас новый священник? – хмыкнул капитан “Гниды”. – А старый куда делся? Говорил мне батя, не доверяй святошам.

– Сука! – лязгнул Сонатар, теряя остатки самообладания. – Эй, на крыше! Глушите его! Ка-а-артечь!

– Эйра до сих пор нет! – приглушенно донеслось в ответ. Над парапетом мелькнула и тут же исчезла голова в блестящем шлеме.

– Успокойся, – приобнял раскрасневшегося северянина Раскон и указал на размахивающего белой тряпкой самозванца, увлеченно вещающего пестрой толпе, – Хотел бы он напасть, давно бы напал. Это выглядит, как приглашение к переговорам.

– Никаких переговоров, – рыкнул Сонатар, сбрасывая руку фальдийца и поворачиваясь к дому. – Каролдис! Где шаргов Каролдис, чтоб его гразги пожрали? И где этот трижды проклятый эйр?

Словно в ответ на его слова, двустворчатые двери поместья распахнулись и во двор, шатаясь, вывалился начальник стражи Шалариса. Не удержавшись на скользких ступеньках, он упал лицом вперед на брусчатку, выставив на всеобщее обозрение окровавленный затылок. Начал было подниматься, и даже крикнул что-то невнятное…

Из глубины дома серой, перебинтованной тенью проявился Везим.

– Крепкая голова, – виновато развел руками охотник, и обрушил вниз короткую, окровавленную дубинку.

Все произошло очень быстро. Растерянные стражники едва начали вскидывать оружие, а по ним уже будто проехался своим траком незримый для смертных Попутчик. Мелькали приклады, звонко сминая шлемы, умело заламывались за спину руки, летели со стены на камни так ничего и не успевшие понять наводчики огнеметателей, умело сброшенные вниз неожиданными ударами. До сих пор не сумевшие разбудить таргу служки жались спинами к машине, со страхом глядя в темные стволы жахателей.

Брак, вместе с незнакомым бойцом с “Сирени”, спешно закрыли створки ворот, отсекая происходящее внутри стен от излишне любопытных глаз. Из под одежды горжеводов появлялись длинные веревки, которыми сноровисто связывались конечности, раздирались на кляпы тряпки… За каких то пару минут охрана поместья прекратила свое существование, превратившись в мычащих, дергающихся в снежной грязи гусениц. Вскоре к ним присоединились слуги, а внутрь дома осторожно пошли Жерданы, держа оружие наизготовку..

– Боюсь, что тебе все-таки придется вступить в переговоры, – миролюбиво прогудел Раскон, не сводя глаз с красного от ярости северянина. – Ты ведь не хочешь, чтобы шарки сожрали твой поселок?

Тот скосил глаза вниз, где у самого горла блестело бритвенно-острое лезвие сабли, и кивнул.

– Раскон, вязать его? – спросил что-то жующий Колфер, поигрывая веревкой. Веден невозмутимо раскуривал трубку.

– Сонатар, друг мой, тебя вязать? – доверительно прошептал фальдиец, наклонившись к самому уху северянина.

Ноздри хозяина Шалариса раздулись, но он вновь промолчал. Из глубин дома раздались звуки ожесточенной схватки, гулко бухнул жахатель, выбросив из окон второго этажа сноп стеклянных осколков, искристыми льдинками усыпавших двор и собравшихся там бойцов, после чего все стихло. Со стороны зверинца орали потревоженные птицы.

Во дворе все успокоилось. Пленников деловито оттаскивали в пристройку, оставляя на серых камнях длинные дорожки из грязи и, кое-где, крови. С крыши, откуда прекрасно было видно происходящее, и куда не допустили горжеводов, слышалась приглушенная ругань, какой-то металлический лязг и глухие удары в крышку люка.

– Моя рука устает, – поднял голову Раскон. Темные очки блеснули на солнце.

– Тебе этого не простят, – процедил Сонатар, не делая, однако, попыток двинуться. Взгляд его метался то на крышу, то на саблю, то на темнеющий проем, ведущий в глубины дома.

– Если бы ты принял предложение Союза и не сидел на своих плетенках, словно летрийский купец на скорлупках, тогда да. Не простили бы, – кивнул фальдиец, – Сколько их было, этих предложений? Пять? Семь? Но ты же упрямый. Вольный город, свободный Шаларис, который ты, тем не менее, назвал своим именем. Воплощенная гордыня, памятник самому себе, возведенный в глуши из пропитанной химией соломы. Но есть ли на западе хоть кто-то, кто по-настоящему встанет за тебя с оружием в руках? Или будет мстить?

Грохот ударов в люк продолжался. На крыше внезапно что-то застучало, закашлялось. Небольшой движок, а это несомненно был он, загудел, набирая обороты. Его одинокое пение вдруг дополнилось тонким пересвистом компрессора, а после – басовитым скрипом металла. Ствол скраппера, до того направленный в сторону храма, уверенно пошел вниз, направляя свое жерло во двор.

– Никому не двигаться! – прокричал срывающийся, молодой голос.

– Опустил саблю, урод!

– Гразгова блевота… А мне про запасной движок не сказал, – вполголоса пробормотал Брак, с трудом карабкаясь на стену. – Про своего шаргового батю рассказал, про свои гразговы болячки рассказал, про блеванного Чесотку рассказал, а про движок и компрессор не сказал.

– Тильдар, да? – услышал его слова Сонатар и внезапно улыбнулся, – Что, Раскон, не все вокруг готовы ради тебя предавать? Есть здесь те, кто готов встать за меня.

Фальдиец бросил быстрый взгляд на механика. Тот кивнул. Воспрявший духом северянин этого не заметил. Лязг его голоса становился все громче, словно набирал ход тяжелый скиммер.

– Я знаю, что ты за прибыль продашь родного сына. Сколько ты готовил это все? Месяц? Год? Два? С тех пор, как я в первый раз тебе отказал? Я знаю, что ты собираешься сделать. У тебя есть один, крохотный шанс преуспеть, и если он провалится – на тебя объявят охоту по всему Западу. Ни один город не откроет перед тобой свою гавань, ты сдохнешь так же, как жил, в усыпанной золотом отхожей яме. – Сонатар облизнул губы. По его лбу катились крупные капли пота. – У меня тоже теперь есть шанс. И он куда весомее твоего.

– Убьешь нас обоих? – с острым интересом взглянул на него фальдиец.

Северянин вдруг вскинул голову и зычно вскричал:

– Раготара! Глуши Раготара! Ка-а-ар…

От короткого удара кастетом в бок Сонатар поперхнулся и сложился, чудом не напоровшись горлом на саблю. Едва успевший отвести клинок Раскон укоризненно посмотрел на Колфера и жестом остановил занесенную для второго удара руку.

А заходящийся кашлем, скрученный болью северянин, глаза которого горели торжеством, нашел в себе силы вывернуть голову и посмотреть на крышу – туда, где со скрипом шел вверх короткий, толстый ствол. Он поднимался все выше, пока не уставился прямо на площадь перед храмом Святого Тогвия. На собравшуюся толпу. На наемников. На кричащих от ужаса бандитов. И на самозванца Раготара, который, раскинув руки и гордо вскинув подбородок, стоял ближе всех, по прежнему сжимая в кулаке белый платок. Будто пытался защитить своим телом собравшихся за ним перепуганных людей.

Брак невольно зажмурился и вжал голову в плечи.

Грохот тяжелого скраппера и синюю вспышку трудно с чем либо спутать. Собравшиеся во дворе горжеводы были опытными бойцами, поэтому присели одновременно, словно по команде умелого командира. Хотя, справедливости ради, тяжелое орудие над твоей головой само по себе великолепно исполняет роль командующего. Правда, знает оно всего лишь одну команду, но подчиняются ей беспрекословно.

Крыша особняка будто взорвалась изнутри. Во все стороны вразнобой брызнула щепа, великанским выдохом ударили вокруг облака подсвеченного синим снега. Край стены просел, ломая хрупкие стекла в оконных проемах, парапет разлетелся в стороны от ударной волны… А на многострадальную таргу, все так же бесцельно торчащую посреди двора, диковинным стальным цветком рухнул разорванный матовый ствол. Следом тяжело обрушились перепачканные красным остатки станины, окончательно добив несчастный транспорт и превратив его в груду перекореженного металла.

Где-то далеко за домом протяжно и испуганно завыли волки. С раскуроченной крыши стекали вниз звенящие ручейки железных шариков из опрокинутых ведер для картечи.

Неверяще глядевший на это Сонатар, лишившийся шапки и всей своей бравады, помотал трясущейся головой и повернулся в сторону площади, где ликовала толпа и стояла неподвижная фигура Раготара.

– Никогда не полагался на шансы, – ковырнул в ухе Раскон и плавным движением задвинул саблю в ножны. – Теперь-то ты готов к переговорам? Готов обнять своего нового сына? Или достанешь из рукава очередную фигурку?

Из дома показались три женских силуэта. Высокий, и два маленьких. Их сопровождал перебинтованный кровавыми тряпками мужчина с топором.

Сонатар Чебон за двадцать лет плакал всего трижды. От горя, когда река забрала его единственного сына и от счастья, когда супруга подарила ему дочерей. Сегодня он заплакал в четвертый раз.

Глава 26

– И что, они это сожрали? – с любопытством спросил Кандар, с влажным хлюпаньем выгрызая мясо из рачьей клешни. – Просто взяли, и сожрали всю эту историю? Без лишних вопросов?

– Еще и добавки попросили, – кивнул Брак, дуя на кружку, – Как же, в кои-то веки счастливый конец. Воссоединение семьи, обретение долгожданного наследника. Драматизм ситуации сложно недооценить. Через год про сегодняшние события будут травить по всему западу, переврав и дополнив до неузнаваемости.

– Гразгова блевота, а я все пропустил, – сокрушенно выдохнул сероглазый.

Механики сидели за столом в пристройке, где до недавнего времени гнила от сырости злополучная тарга. Места в доме, несмотря на его размеры, было мало – уж слишком много людей туда набилось. Из разбитых окон ощутимо тянуло вечерним холодом, с котором не справлялись вновь ожившие нагреватели, и бойцы предпочитали кучковаться там, где теплее и держать оружие под рукой. Не то, чтобы от местных обитателей ожидались всякие глупости – рабов в доме не было, северяне такое вообще не одобряли, а наемным слугам обычно плевать, кто платит жалованье. Но поодиночке все равно никто не ходил.

Брак, закончив с подвалом, с молчаливого согласия Раскона отжал себе мастерскую старого механика для ночевки и отдыха. Хотя на самом деле – для попойки и тихого разграбления, чем они с Кандаром и занимались, к вящему удовольствию обоих.

– Хотя, до такого я бы и не додумался, – указал Кандар на стол. – Как это вообще работает?

– Старый способ кочевников, – Брак повертел в руках железный шарик на веревочке и закинул его обратно к валяющимся в миске собратьям, – Дед научил. Вернемся на “Каргу”, объясню.

– Обязательно. Это подлянка из подлянок, настоящий аристократ среди вариантов сотворить гадость ближнему своему. Видел механика с “Сирени”? Длинный такой, в кожанке? Вот ему первому.

– Толку мало оказалось, – хмыкнул калека. – Разве что Везиму больше времени дало, пока Каролдис пытался все разбудить. Кто же знал, что у них на крыше лишний движок имеется?

Как потом оказалось, наверху был не только движок. Сонатар втихую послал на площадку троих своих бойцов, снабдив их здоровенным ящиком, плотно забитым ягодами. Республиканские ручные бомбы в руках людей, умеющих с ними обращаться, могут натворить немало дел. Например – за пару удачных бросков зачистить двор от столпившихся там врагов. Пока Жерданы ломились в люк, стражники вовсю готовились залить горжеводов синим. Но не успели.

– Хитрая сволочь Раскон, – покачал головой сероглазый. – Какая же он сволочь. Мне вообще ничего не сказал. Я сидел там один, на холоде, нюхая везимовы портянки и тихо охеревая от того, что у вас там происходит. А вы за полдня устроили смену власти, явили чудо и разнесли половину поместья. Кстати, Брак, ты тоже гнида. Мог бы и предупредить. Хотя и я слепой кретин – не признать “Архулас”, пусть и в зимней коробке…

– Да я сам узнал в последний момент, вчера вечером. Сам знаешь рыжего, он никому не доверяет, – калека отхлебнул вурша и блаженно откинулся на кресле, скользя рассеянным взглядом по заставленным механической дребеденью полкам.

– Ну, тебе он, похоже, доверяет, – задумчиво протянул Кандар, пристально глядя в недра кружки с пивом. – А теперь, когда ты явил ему тогвианское чудо…

– Случайно вышло, – поморщился Брак.

– Да мне-то не впаривай эту херню, – хохотнул сероглазый, – Признайся уже, тебя в тот засранный визжиками поселок спустил с небес сам Тогвий, чтобы ты навел шороху в этом болоте и привел всех к процветанию. Четырехпалый Чудотворец, а? Или, подожди… Святой Брак! Покровитель картечи и защитник невинных! Скольких ты там спас?

– Я тебя сейчас ударю, – предупредил калека и стукнул Кандара перемазанным в масле ершиком, – Сперва Жерданы, теперь ты… Даже Везим скалится. Никого я не спас, Раготар успел бы укрыться со своими. Говорю же, красиво вышло, но случайно. Я даже не собирался ломать скраппер, просто злой был. Увидел этот… зверинец, и накрыло. Гразгова блевота, какой больной ублюдок будет вот так держать зверей в клетках? Джорка в клетку…

– Любой достаточно богатый островитянин, – невесело усмехнулся Кандар. – Там такое любят. Можем ночью сходить, по пьяному делу, и всех выпустить на волю. Заодно нагреватели сопрем, их там как говна в Везиме.

– Подохнут.

– Подохнут.

Они молча опорожнили кружки за упокой несчастного зверья. Из дома раздавались голоса, крики и поздравления. Экипажи маленькой расконской флотилии, до этого старательно изображавшие незнакомцев, вовсю отмечали встречу и удачно завершенное дело. Ради такого случая с “Архуласа” даже прикатили на самоходном кресле Джанко Сивлера и тот, успев основательно набраться, наглядно доказывал всему дому, что Быстроногим он прозван не зря. Благо, мягких ковров на первом этаже хватало, поэтому падал он хоть и часто, но без последствий.

Город тоже гулял. Для жителей все завершилось наилучшим образом – на Шаларис снизошло чудо, непреклонный отец от такого потрясения немедленно одумался, вышел из ворот с непокрытой головой и самолично заключил в объятья сына. Потом они, объявив всеобщие гуляния за свой счет, плечом к плечу ушли к поместью. А уж что там происходит за тяжелыми створками ворот… Кому не плевать? Гуляем! Во славу всеобщего любимца Раготара Чебона, да не оскудеет его щедрая мошна! И его отца, конечно же. А кто там морщит лоб и слишком много размышляет – тому еще пива и сладкого вина из хозяйских погребов. Гуляй!

И плевать, что на улицах не видать стражников, а в поместье гуляют вооруженные до зубов чужаки. Сами разберутся, а зима потом все спишет.

– Удивительно, что обошлось без крови, – нарушил молчание Кандар. – Раскон, конечно, сволочь, но провернул все красиво.

– Раскон был готов к крови. Скраппер по толпе, с такого расстояния… Только раззадорить. Вряд ли кого убило, если только случайно, но посекло бы на солянку, – Брак осекся и вновь уставился в кружку. – Тильдар даже шарком не поднялся. И голову до сих пор не нашли. Да и стражники выжили чудом.

– Тильдар, который наводчик? Темно уже искать, да и не будет никто. Кто его просил по толпе глушить? Ублюдок Сонатар? Легко спускать гашетку по приказу, когда тебе ничего не грозит. Их так учат, выполнять и не думать.

– Кого учат? – не понял калека.

– Ну, республиканцев. Левой, Правой, Левой, Правой, са-аблю наголо! Думаешь, Шаркендар таким от хорошей жизни стал? Помнишь его бурчание про гору дерьма, куда все приплывают в конце? Вот это оно и есть.

– Тильдар местный, – возразил Брак. – Твой ровесник, если не младше. Я пытался намекнуть.

– Ну и не забивай голову, – Кандар грохнул кружкой об стол и потянулся за очередным раком. Цапнул своей клешней, вскрыл и принялся жевать. – Ты пытался, он не внял. Жизнь одного недоумка против посеченной скраппером толпы… Что же выбрать?

В дверь постучали. Сквозь приоткрытую дверь внутрь заглянул лохматый служка, из тех, кто смену власти в доме воспринял с должной практичностью и теперь пожинал щедрые плоды своего решения – подвыпившие горжеводы не скупились на щедрые подачки. Или, как называл их многоумный Веден – чаевые. Что, несомненно, звучало куда менее обидно, но сути не меняло.

– Сейчас начнется. – слуга ловко поймал брошенную ему чешуйку, быстро поклонился и скрылся за дверью.

– Этот ящичек я, пожалуй, заберу, – заметил Кандар, пересыпая струйки серебра между пальцев. – Мы заберем. Здесь на синьку, не меньше.

– Если новый владелец дома позволит, – поднялся с кресла Брак. Пошевелил мыском протеза, оперся на трость и потопал к двери. – Идем. Иначе все самое скучное пропустим.

Никакого практического смысла в предстоящем действе не было. Поставить оттиск пальца на документе о признании Раготара своим сыном и законным наследником, даровав ему право носить имя рода Чебонов, а окружающим – обращаться к новому члену дружной семьи с благородной приставкой “Сар”, Сонатар вполне мог не покидая подвала, со связанными руками. Благо, все необходимое давно было собрано, заполнено, заверено печатниками и распирало бока пухлой кожаной папки на столе. Участвовавшим в вероломном нападении горжеводам тоже было плевать на церемонии, но помимо них за столом в обеденной были и другие – гильдейский печатник, кабатчик, тогвианский священник… На сей раз настоящий и до сих пор не затыкающийся о чуде. Людей хватало, поэтому Раскон решил сделать все красиво.

Сонатар сидел с потухшим, безразличным взглядом, и раз за разом прикладывал палец к заботливо подсовываемым печатником металлическим пластинам, не произнося ни слова и не делая попыток увильнуть. Северянин даже изредка улыбался шуткам своего нового сына, улыбался кривой, безжизненной улыбкой, помня о сидящих в подвале жене и дочерях. И о Везиме, который, прихватив с собой бочонок дешевого пива и палку колбасы, вызвался их охранять. А то мало ли, слишком много в доме подвыпивших мужиков, давно не знавших женской ласки… Да и у заключенных внизу стражников могут возникнуть всякие глупые мысли.

Рыжий северянин сжимал зубы, втягивал крупными ноздрями дыхание Тогвия из крохотной колбы с эйром и шлепал пальцем. И пил. А когда пластинки наконец закончились – угрюмо попрощался, пожелал всем хорошего вечера и ушел в подвал, сопровождаемый двумя громилами с “Архуласа”.

– Как думаешь, что с ним будет? – шепотом спросил Кандар, провожая взглядом широкую спину бывшего хозяина поместья.

– За зиму многое может случиться, – так же тихо ответил Брак. – А весной приплывут новые люди, которым плевать будет на то, кто именно дерет с них налоги и раздает ленты.

О судьбе семьи калеке думать не хотелось. Оставалось надеяться на то, что новый хозяин Шалариса будет достаточно благоразумен. И милосерден. И что рядом с ним не будет кого-то вроде безотказного Везима, или практичного Раскона. Что пленники не попробуют сбежать, а их никто не будет пытаться освободить…

Брак залпом опустошил кубок “Горных Слез”, невольно присоединившись к очередным поздравлениям, и смял серебряную посудину в руке. Мял до тех пор, пока от драгоценного сосуда не осталась плоская бляшка. В голове мягко и отупляюще зашумело.

– Сар Раготар Чебон! Я, Колфер, капитан горжи “Лесная Гнида”, хочу выразить свое…

Это тянулось бесконечно. Поздравления, здравницы, подарки. Раготар принимал все с неизменной улыбкой, шутил, щедрой рукой раздавал обещания и вел себя настолько благородно и уверенно, что ни у кого из присутствующих не возникало сомнений – да, именно этот верзила будет заправлять делами в Шаларисе. И очень скоро. Атмосферу всеобщей любви и дружбы портил только шаргов мороз, который, несмотря на горящий камин, упорно полз по ногам, и капающая с потолка вода, успевшая заполнить уже пятое по счету ведро. Для дома день тоже прошел не без последствий.

Отмалчивался только Раскон. Фальдиец мало пил, много курил и пристально изучал собравшихся в зале, подолгу задерживая взгляд на каждом говорящем. Основательно набравшийся Брак сверлил взглядом свой журнал и вертел в пальцах тонкую чернильную палочку.

– Шестая! А я ошибся… – заплетающимся языком пробормотал Кандар, успевший к тому времени насмерть разосраться с механиком “Сирени”, разбить какую-то особо ценную вазу и устроить небольшой переполох в зверинце. Кого-то там он все таки попытался освободить. Или спереть. Последние полчаса сероглазый бил хрупкие глиняные чашки об столешницу и глубокомысленно тупил над осколками.

– Это седьмая.

– Что?

– Седьмая разбитая посудина. А не шестая. – Брак пристально изучил обломки, покрытые глянцевой красной глазурью, и добил, – И все равно это не шедевр. Просто криво разбитая чашка.

– Шедевр это не искусство, а привычка! – важно поднял палец сероглазый. – Вот сегодня… Все это, дом, толпа. Чудо. Р-раз – и в траке новый водитель. Без дерьма и превозмогания, причастные ликуют, радуются и старательно лижут задницу победителю. Посмотри на этого толстяка. Пятый раз поднимается, пятый раз говорит, а его язык становится все более шершавым от усердия. И ему наплевать на шарков, на то, что бывший хозяин сейчас сидит в подвале, плевать на то, что еще днем он обдристал штаны от страха на пороге храма… Шедевр же, все это провернуть?

– Шедевр, – согласно кивнул калека, выводя на бумаге крохотное изображение тогвианского святилища. – А вот это послушай: Трижды он являлся к своему отцу, и трижды получал отказ. И каждый следующий отказ был для него больнее предыдущего. Сперва Сонатар велел высечь упрямца прямо на пороге…

– А для Раскона это… Для рыжего это привычка. – пояснил Кандар, пропустив слова калеки мимо ушей. – И я ошибся. Только подожди, без тупых шуточек.

Брак промолчал, хотя это стоило ему немалых усилий. В голову лезли дурацкие мысли и нетерпеливо приплясывали в очереди, готовые сорваться с языка. Что-то про разбитые чашки и слишком просторный череп.

– Я сказал, что Раскон тебе доверяет, – сероглазый наклонился к самому уху напарника и прошептал. – Я ошибся. Нихера он не доверяет никому. Ни тебе, ни мне. И никому из них.

Он заговорчески улыбнулся и поочередно указал на собравшихся в зале кружкой. На этот раз – желтой. Речь его становилась все более бессвязной.

– Никто из них… Понимаешь, никто. И мы с тобой тоже. А вот он, – Кандар ткнул клешней в сторону довольно скалящегося Раготара, крепко обнимающегося с пухляшом кабатчиком. – Ты про него слышал? Я – нет. И никто из капитанов, никто из экипажей горж, годами работавших с фальдийцем… Никто о нем не знает. Я спрашивал.

– Раскон мог найти его в последний момент, – возразил Брак, со вздохом откладывая журнал. – Или держал где-нибудь в Троеречье, ожидая удачной возможности. Зима, шарки, всеобщий шухер, задницы лесовиков полыхают огнем… Шаларис был обречен еще два месяца назад, когда фальдиец прознал о мертвецах. Он легко посадил бы на местный трон любого, кого захотел. Тебя, например. Обидно, что он выбрал другого на роль своей любимой марионетки?

– Ты ни шарга не разбираешься в лесовиках, Брак, – пьяненько ухмыльнулся сероглазый. – Вот нихерашеньки. Местные царьки, корольки, мэры и главы поселений, бургомистры и старейшины… Одно говно. Как ни называй, суть от этого не поменяется. На своей земле они абсолютные, полноправные владыки, без дозволения которых ты даже задницу почесать не сможешь. И всех это устраивает. Считай, что это один из любимых фальдийцем договоров, только сведенный не в металле, а сразу в головах. Каждый лесоруб, каждый охотник, свинопас или рыбак, все играют по этим правилам. Если ты на своей земле ведешь себя как конченный ублюдок, задираешь подати и гнобишь работяг – на следующий год ты останешься в пустом поселке, повелевать визжиками и глодать кору с иголками. На западе хватает места и молодых поселений, а бригадам наплевать, где рубить гиуры или плющить раковины. Но если уж ты прибыл – будь добр, соблюдай правила игры. И целуй потную властительную задницу.

– К чему ты клонишь? – вздохнул Брак, окончательно потеряв тропинку в чаще словоблудия Кандара, – Задница нового мэра недостаточно потная?

– К тому, что дай этому Раготару зиму – и он пустит корни в Шаларисе. Дай ему лето – и эти корни оплетут весь город. Дай ему год – и выдрать его с насиженного места можно будет только гигатраком. И срать он будет на любые договоренности с Расконом, если они его не устроят. Но фальдиец сажает сюда именно его, хотя наверняка предпочел бы занять теплое местечко сам. Ты же не думаешь, что рыжая сволочь останется в этой дыре на зиму? А значит – доверяет Раготару так, как и не снилось нам с тобой.

– Или держит его за яйца, – пожал плечами Брак.

– Чем?

– Толстыми, потными руками. Какая разница?

Кандар не ответил. Он уронил голову на руки и мирно сопел на останках очередной кружки.

– Сар Раготар Чебон! Я, Раскон Медногривый, капитан горжи “Прекраснейшая и несравненнейшая…”

Из кое-как прикрытой шкурами, узкой вертикальной щели в стене сквозило морозом, прибивая пламя в камине к закопченным камням. Еще недавно увешанные диковинным оружием стены бесстыже оголились и вызывающе топорщились пустыми крючками – новый хозяин запретил открытый грабеж своей новой собственности, но попробуй удержи дорвавшихся до коллекции топоров Жерданов, личным примером запустивших волну случайных падений смертоубийственных железок со стены. С последующим таинственным исчезновением. Сквозняки же, понимать надо.

Людей в обеденной осталось совсем мало. Нажравшиеся халявным угощением местные давно разбрелись, унося с собой изрядно похудевшие кошельки и переполненные обещаниями и заверениями дружбы головы. В стремительно выстужающемся под натиском полуночного холода зале остались лишь самые пьяные и стойкие, но и они постепенно рассасывались по комнатам, выбирая себе место для ночевки подальше от разбитых окон и тарахтящих компрессоров. Пленников не опасались – охраной подвала занимались наемники и самые проверенные бойцы, до зубов вооруженные самым важным для ночного стражника оружием: костями, пивом, лишними чешуйками и накопившимися за лето историями.

А еще в обеденном зале оставались те, кому все еще что-то нужно было от нового правителя Шалариса. Включая трех капитанов маленькой речной флотилии и ее рыжего владельца.

– … ее любви и добродетели…

Брак давно бы последовал примеру Кандара и уполз ночевать в мастерскую, но в зале его накрепко удерживали три вещи: никак не дающаяся рифма к слову “расхерачило”, обжигающе-горячий вурш прямиком из недр местной кладовки… И слова бухого друга, упорно не желающие улетучиваться из головы. Те самые, про доверие.

– …приятно видеть в этот прекрасный… Гхм. В эту чудесную ночь столь благородного…

Брак ведь сам вызвался помочь. Раскон всего лишь спросил, можно ли заставить уснуть скрапперы в большом доме. Сделать это так, чтобы никто до последнего момента не начал ничего подозревать. Не уточняя, когда случится этот самый последний момент. Уже зная теперь, в чем состоял план фальдийца, механик понимал, что тот попросту перестраховался. Дом захватили бы и без помощи калеки, и хотя вовремя взорвавшийся скраппер не дал пролиться лишней крови… Результат все равно был предопределен.

И тем не менее, Брак вызвался помочь. Даже плату заранее не оговорил. Из чистого любопытства, желая своими глазами увидеть то, чему фальдиец учил его последний месяц. А Раскон воспринял его помощь как само собой разумеющееся, не задавая лишних вопросов. Просто кивнул и прогудел: “Делай”. Допустил за стол с Сонатаром, прекрасно зная, что всего пара неосторожных слов – и все покатится к шаргу. Хотя, может быть именно поэтому рыжий не взял с собой более опытного Кандара?

– ...не силен в поздравлениях, да и подарков подходящих случаю у меня нет…

Но плана целиком Брак все равно не знал. Да и вряд ли из присутствующих в доме хоть кто-то был посвящен в него полностью. Держать рот накрепко сведенным и вовремя ударить по голове стоящего рядом стражника – дело нехитрое. От исполнителя не требуется ничего, кроме готовности следовать приказам. Другое дело – сидящий в кресле здоровяк, блаженно щурящийся под густым потоком меда, расточаемым фальдийцем. Он целый месяц торчал в Шаларисе, действуя исключительно на свой страх и риск, всего лишь с горсткой верных людей и наемников… И он сумел взрыхлить, возделать и засадить почву настолько хорошо, что Раскону оставалось лишь подойти и сорвать созревший плод. Это впечатляло.

– На моей родине принято считать, что мальчик становится мужем лишь в тот момент, когда ему вручают первое оружие. Будь то весы, если юноша изберет благородную стезю торговли, или перо, выбери он путь мудрого управляющего. Хорпа в руках музыканта, гогглы механика, компас моряка. Или клинок, если впереди лежит дорога крови, боли и величия. Любой ребенок может пойти в лавку и купить себе инструмент по душе. Но бремя настоящего выбора, того самого первого подарка… Оно всегда лежит на самых близких людях – семье и друзьях. И лишь оно определяет стезю, по которой отправится возмужавший юноша.

Юноша? Услышанное неожиданно царапнуло задумавшегося над страницей Брака, вынуждая его поднять голову и пристальнее взглянуть на Раготара. Благо тот, проникнувшись пафосом и торжественностью речи, соблаговолил подняться из кресла и встать напротив фальдийца, позволяя хорошо себя рассмотреть. Его неизменная белозубая улыбка исчезла с лица, сменившись выражением напряженной сосредоточенности, крепко сжатыми губами и упрямо вскинутым подбородком.

Высокий, на полголовы выше Раскона, новоявленный правитель Шалариса смотрел на поздравителя сверху вниз. Он выглядел практически полной копией запертого в подвале Сонатара – такая же грива волос, густая борода, лохматые усы, кустистые брови. Похожий меховой плащ, одежда, такая же величественная стать, голос и манера разговора. Даже ладони, широкие как лопаты, сейчас сжатые в устрашающего размера кулаки… Когда отец и его новоявленный сын встретились на полпути между храмовой площадью и развороченным поместьем, когда крепко сжимали друг друга в достойных шатуна объятьях, ни у кого не возникло сомнений в том, что они родственники. И Тогвий действительно явил свою волю, остановив бессмысленное кровопролитие.