Текст книги "Фальдийская восьмерка (СИ)"

Автор книги: Андрей Андросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)

Дважды, когда погода позволяла, с горжи устремлялся в небеса хрупкий флир. На второй раз ощущения от полета ничуть не притупились, зато страх почти ушел, так что Брак наконец занялся тем, ради чего на плоту вообще существовало летающее недоразумение – поиском добычи. Раскон, недоверчиво погмыкав, все же согласился выдать ему окуляр, настрого запретив снимать с шеи витой кожаный шнурок. Окуляр оказался непривычным и явно дорогим – трубки было две, линзы там стояли разные, расцвечивая однородное зеленое море новыми оттенками. Серо-зеленые плакальщицы сменяли цвет на синий, скалы темнели почти до черноты, а изумрудная трава на редких полянах полыхала красным. Подобное многоцветие с непривычки било по глазам и кружило голову, зато позволяло легко находить все, что выбивалось из привычной картины. Лента реки, к примеру, пробивалась сквозь листву ярко-голубым, и переведя взгляд дальше к горизонту можно было заметить многочисленые отблески исполинской сети озер и речушек, связавших западные леса воедино.

Вид у Брака был настолько ошалевший и довольный, что в следующий раз Кандар, бурча под нос что-то непристойное, выгнал калеку с кресла и отправился наверх самостоятельно, залихватски раскачивая флир во время взлета. Провожающий его взглядом фальдиец довольно кивнул и пояснил разочарованному Браку:

– Первый раз за полгода не жаловался и попросился сам.

– Я не понимаю, как от такого можно отказываться. – покачал головой механик, втыкая в барабан лебедки изогнутый штырь стопора.

– Даже любимое дело быстро становится обузой, когда переходит в категорию обязанностей. И это нормально, если у тебя все в порядке с головой, – кивнул Раскон на крохотную лодочку и недовольного охотника, заливающего в горловину бака эйр из кривого ведра. – Везим, солма пропустил!

– Занят, – буркнул охотник. – Все равно он мелкий.

– Солм!

– Я схожу, – потянулся за сачком Брак.

Раскон гмыкнул и грузно плюхнулся в кресло рядом с лебедкой. Натянул на нос затемненные гогглы и принялся высматривать в небе флир.

Солмы Брака поражали. Еще в клане он неоднократно задумывался, откуда берутся гравики, без которых немыслимо существование большей части тяжелого вооружения. Скрапперы, баданги и сверхтяжелые пружинные метатели – все это требовало уйму этих маленьких, но незаменимых эйносов. Даже гигатраки и прочая колесная техника зачастую зависели от них, когда требовалось точечно снизить нагрузку на отдельные участки конструкции, и это не говоря уже о цепах. Клановые происхождением гравиков особо не заморачивались – в степи их достать было почти негде, зато с рынков свободных городов и на торгах выметали все подчистую, не скупясь на кри.

Оказалось, что ценнейшие эйносы добываются из мелких, похожих на вытянутые слизистые комочки, медуз, которых лесовики прозвали солмами. Возможно, даже дальних родственников величественных океанических пузырей. Солмы были абсолютно безобидны, редко вырастали до размеров больше кулака, и основную часть времени проводили закопавшись в жирный ил, скапливающийся в прибрежных заводях и лесных озерах. Там они и висели неделями, неспешно дрейфуя в глубине и баламутя ил своими эйносами, лишь изредка поднимаясь на поверхность для поиска пары. Попавшие в сферу невесомости рачки, рыбешки и прочая мелкая живность терялись и беспомощно бултыхались, становясь легкой добычей для тонких, паутинистых щупалец.

Ловить их было легче легкого, достаточно заметить на поверхности водоема вспухший бугорок воды и вооружиться длинным сачком. И эта простота сыграла с солмами злую шутку – их вычищали с реки все, кому не лень, не брезгуя бесполезным молодняком. Дошло уже до того, что в последние годы можно было целый день плыть по глухим местам, так и не наткнувшись на заветный водяной холмик. Раскону, впрочем, на это было плевать – даже крохотные гравики ценились высоко, и брезговать такой добычей он не собирался.

Вытаскивая из сачка полупрозрачный комочек солма, Брак поежился от склизкого, влажного прикосновения, после чего аккуратно взрезал студенистую массу, извлекая на свет гравик. Как и ожидалось, размерами тот едва доставал до мизинца ребенка, и в целом был бесполезен. Рыжий, однако, придерживался другого мнения. Повинуясь его жесту, Брак отправил гравик в отдельный ящик, тяжелый, с мощным засовом, где собирались самые ценные эйносы.

Сейчас этот ящик почти пустовал. На дне, свернутые в тугие спирали, валялись лишь усы фелинтов. Их Везим срезал с морд первым делом, не дожидаясь даже, когда хищники закончат дергаться. Длинные, почти в два человеческих роста, гибкие хлысты, покрытые едва заметным зеленоватым пушком, усы оканчивались лохматыми кисточками, напоминавшими прически островных дикарей. Кисточки скрывали то, ради чего на огромных кошек вообще охотились – двузубые костяшки разрядников. Раскон настрого запретил извлекать эйносы из усов, мотивируя это тем, что в таком виде на трофеи позарятся не только желающие заполучить в свои руки карманную молнию, но и любители диковинок с севера. По словам Шаркендара, республиканская знать готова была платить золотом по весу за возможность владеть таким необычным кнутом или блеснуть на приеме теплой одеждой из фелинтовских шкур, которые сейчас старательно скоблил железной щеткой младший Жердан.

– Красный! – внезапно крикнул Раскон.

Брак замер, не зная, что делать, и едва не был скинут за борт пронесшимся мимо Жерданом. Не обратив внимания на растянувшегося по палубе механика, тот выбил стопор из лебедки и изо всех сил навалился на рукоять, гулко ухая на каждом обороте. Подоспели остальные братья, налегли, барабан застучал, набирая ход.

– Горжу под кроны! – вновь скомандовал рыжий, – Усыпляй.

Палубу качнуло, гул толкателей утих. “Карга” нехотя принялась разворачиваться к берегу. Шаркендар завел плот под троицу раскидистых гиуров, сплетенные корни которых напоминали клубок лоснящихся, размножающихся змей.

С деревьев повалился мусор и листва. Окруженное облаком ругани, сверху рухнуло кресло с прикрывающим лицо Кандаром. Братья сноровисто закрепили флир, помогли слезть исцарапанному механику. Серые глаза его смотрели испуганно, а рука до белых костяшек сжимала древко флага.

– Драк. Оххх, гразгова блевота, как же я это не люблю…

– Тишина. Усыпляем здесь все. Брак на скраппер, Кандар к двигателю. Где носит Везима?

Суеты не было. Несмотря на вполне реальную опасность, горжеводы паниковать не стали. Жерданы свалили в кучу все жахатели из своих многочисленных запасов и принялись сноровисто скармливать им разномастные банки. Раскон ушел в подсобку, откуда вернулся со здоровенным арбалетом. Натягивалась эта дура тяжелым воротом, а стреляла чем-то навроде коротких, железных штырей с белым оперением. Шаркендар поудобнее устроился в кресле и закемарил.

Ждали долго. Как Брак ни вглядывался, ничего, кроме плотного слоя зелени, не было видно. В голову лезли глупые мысли, вроде того, как быстро получится разбудить компрессор, чтобы скраппер смог жахнуть во второй раз. Глупые, потому что механик прекрасно представлял себе, что такое драк, и что он может сделать с горжей. Довелось лицезреть одного недавно.

Хотя как, недавно? Охота у Северной Подмышки сейчас казалась ему чем-то невообразимо далеким, будто произошедшим в прошлой жизни. Воспоминание всплыло, словно утопленник, грязным незваным приветом из тех времен, когда самой большой проблемой был вечно бухающий Джус и его шаргов долг…

Ноздри Брака щекотнул знакомый, гнилостный запах, грубо выдрав из воспоминаний. От неожиданности он излишне резко обернулся, забыв выпустить рукояти, скраппер наклонился и протяжно скрипнул.

– А ты бесстрашный, я погляжу, – доверительно прошептал неслышно подошедший Кандар, прихлебывая из кружки, – Спать с открытыми глазами в такое время…

– Если драк нападет, все это бесполезно, – ответил Брак. – Даже скраппер.

– Не нападет. Хотя ты прав, бесполезно. Но следовать примеру Везима, пряча задницу в какой-нибудь лесной канаве, я не собираюсь. Подыхать следует чистым, сытым, слегка пьяным и, желательно, в живописном месте.

В подтверждение своих слов, Кандар глотнул из дымящейся кружки, закинул в рот что-то хрустящее и с видимым наслаждением задвигал челюстью. У Брака засосало под ложечкой. Запах вурша и хруст медузок он узнал бы с закрытыми глазами, надетым на голову ведром и без сознания.

Спроси любого вольника, чем пахнет кочевник – тебе без промедления ответят, что проклятые клановые пахнут вуршем. Уже потом припомнят запах эйра, железа, отработки, немытых тел и крови невинных младенцев, но самым первым вспомнят именно вурш. И не зря – напиток кочевников за пределами вольных земель популярностью не пользуется, да и доставать его тяжело. А вот сами клановые глушат его постоянно, заливаясь вонючей темной жижей по самые уши.

Брак об этом знал не понаслышке – сам таким был. Последние недели дались ему тяжело, руки то и дело сами собой кипятили воду в кружке и тянулись к карману. Увы – давно уже пустующему. Доставшиеся от Оршага кубики закончились еще на “Вдовушке”, а новые купить было попросту негде. Да и навредило бы это его истории, вычислять клановых по вонючему пойлу – давняя забава у лесовиков.

Тем удивительнее было наткнуться на целую кружку напитка в самом сердце западных лесов. В руках у того, кого от любых клановых привычек должно пробирать злостью и выворачивать наизнанку. Не выдержав напора любопытства, Брак шепотом спросил:

– Что это за дрянь? Воняет хуже, чем обожравшийся навоза джорковый движок.

– А ты, я погляжу, разбираешься в движках, – усмехнулся Кандар. – Это вурш, клановое пойло.

– Тот самый?

– Угу. Воняет гадостно, но, если распробуешь, сложно от него отказаться, – Сероглазый мечтательно поднял глаза вверх, хлебнул из кружки и пояснил: – Нас сборщики постоянно вывозили на разделку туш. Закинут в прицеп с десяток рабов и шпарят по жаре часами. Лютороги, джорки, пару раз даже драки. Но чаще всего возили на гребневых медуз. Здоровые твари, ядовитые, орут невыносимо… Только вуршем и спасались, его из этих самых медуз делают. Глупо на жаре вонючий кипяток хлестать, но помогает. А теперь и не могу без него.

Брак мысленно поежился, вспоминая свой опыт с медузами, и сочувственно покивал головой.

– Дать попробовать? – неправильно понял его мысли Кандар. Или, наоборот, излишне правильно.

– Не уверен, что мой желудок это выдержит, – пробормотал калека, борясь с желанием немедленно заорать: “Да!”

– Настаивать не буду. Вурш на рынках почти не достать, а хороший – так и вовсе невозможно. Но на пару кружек в неделю моих заработков хватает.

– Гразгова отрыжка… Уверен, что я об этом вскоре пожалею, – горячо прошептал Брак. – Давай сюда свой кубик и рассказывай, что с ним делать…

Хлопок исполинских крыльев ударил над головами, когда кружки уже почти опустели. С деревьев посыпалась труха, по реке прошла мелкая, стремительно удаляющаяся вверх по течению рябь. Брак, старательно крививший рожу, изображая отвращение к вуршу, едва не поперхнулся, умудрившись обжечь язык и десны. Опытный Кандар лишь вжал голову в плечи, провожая взглядом что-то синее и блестящее, мелькнувшее в просвете листвы.

– Ну вот и все, улетел падлюка, – заключил сероглазый, одним глотком опустошая кружку, – Реки всегда проверяет в последнюю очередь. Драки слишком хорошо видят эйр, на его фоне легко прятаться.

– Не то, чтобы это сильно помогало медузам, – машинально ответил Брак, повторяя маневр с кружкой. – Гадость этот вурш.

– Сделай одолжение, пополни ряды остальных слабых духом и не покушайся на мои запасы.

– Но что-то в нем определенно есть, – спешно поправился калека. – Такая легкость сразу на душе, что больше пить не надо. Даже счастье.

– Как бочку дерьма с утра выхлебать, и ходить весь день довольным, зная, что худшее уже позади.

– Лучше гразга живьем сожрать. После него и дерьмо покажется…

– Поймать бы суку летающую, – хрипло пробормотал невесть откуда взявшийся Везим, по обыкновению мокрый и вонючий, заставив обоих механиков испуганно вздрогнуть.

Раскон стянул с лица затемненные гогглы, разрядил арбалет в ближайшее дерево и скомандовал отплытие.

Из-за вынужденной задержки с драком, к Подречью горжа вышла лишь к вечеру третьего дня, заметно отстав от намеченных фальдийцем планов. Раздосадованный рыжий, не скрывая недовольства, велел остаток пути идти под фонарями, стремясь во что бы то ни стало успеть в поселок до ночи. Ломиться в закрытые ворота и ночевать на воде, когда за стенами горит огонь и развлекаются местные, не хотелось никому. Особенно Шаркендару, который выжимал из неповоротливой махины всю возможную скорость.

На реку уже давно опустились стылые осенние сумерки, а краски окружающей природы выцвели, оставив лишь бесконечное многообразие оттенков серого и голубого, когда из-за очередного поворота показался короткий деревянный причал. Куда короче и меньше, чем в Приречье, здесь он скорее походил на большие мостки, с которых так удобно стирать по утрам грязные труселя.

Вопреки всем писанным и неписанным правилам жизни на западе, свет в поселке не горел. Не было видно ни отблесков костров, ни луча фонаря с вышки – ничего. Угрюмо топорщился кривоватый бревенчатый частокол, за которым смутными тенями возвышались крыши домов, а двустворчатые ворота никто не удосужился закрыть. Заподозривший неладное Раскон велел останавливаться и якориться, не приближаясь к причалу. Навалившаяся после усыпления эйносов оглушительная тишина лишь укрепила команду во мнении, что с Подречьем что-то не так.

Брак, как и все остальные, пристально вглядывался в негостеприимный берег, ища объяснение происходящему, когда орудующий главным светильником горжи Шаркендар нащупал лучом света что-то интересное. Точнее, кого-то.

Купаясь в синем цвете фонаря, отбрасывая на стену густую изломанную тень, рядом с воротами стоял высокий, широкоплечий бородач. Стоял спокойно, неподвижно, словно вечерний забулдыга, сосредоточенно вспоминающий о том, как правильно мочиться. Облачен он был в красно-бурую рубаху и серые, едва достающие до колен, штаны. Попав под свет, бородач встрепенулся и медленно повернулся в сторону реки всем телом.

И так с трудом унимающий грохот сердца и стук крови в ушах, Брак оцепенел и до хруста вцепился руками в рукоятки скраппера.

Глаза жителя Подречья, мутные, белесые, смотрели прямо на него. Мертвые глаза на мертвом лице, оскалившемся совершенно нечеловеческой гримасой. А длиннополая рубаха из грубой серой ткани – краса и единственная гордость беднейших обитателей лесов – оказалась не красной. А залитой кровью, от горла и до самого паха.

Откуда-то позади Брака раздался испуганный выдох и отчетливый лязг взводимой пружины.

Глава 18

– Пьяный?

– Не похоже. Стоит ровно, не шатается.

– Перепил малец, зарезал кого-то…

– Гхм. А свет где? Кандар, принеси окуляр, который ночной. И банку заправь.

Тихие, вполголоса, переговоры доносились до Брака будто издалека. Перед его глазами вставали старательно изгоняемые из памяти искатели во главе с жутким безглазым покойником. Как его звали? Что-то на С, или на Г. Сомрат?

Мысли путались, вытесняемые из головы одной единственной, стремительно захватывающей все его существо: “Немедленно бежать и не оглядываться”. Мертвецы с “Вдовушки” все-таки догнали свою ускользнувшую жертву, пусть на это им и понадобился целый месяц. Сверхъестественная лесная жуть, которой точно не место под лунами Гардаша, вернулась на землю в обличье бородатого лесоруба из лесной глуши. И, судя по тишине в Подречье, явно успела натворить дел.

– ..жет напали? Зря мы тут торчим поперек реки…

– Свет не глушить, эйносы не усыплять. Кто бы на них напал? До степи больше тридцати миль.

– Бандиты? Зверье? Этот, крылатый…

– Драк?

– Крыши целые. Драк бы все пожег к шарговой матери.

– Гхм.

Вернувшийся из кладовой Кандар протянул Раскону окуляр – массивный, перевитый трубками, с торчащей сбоку банкой и крохотным, в сравнении с ней, отверстием линзы. Фальдиец поколдовал над устройством, пощелкал рычажками и поднял тихо загудевший прибор к глазам. Жерданы, не дожидаясь команды, принялись звякать оружием и облачаться в гибкие панцири, сведенные из плотно подогнанных костяных пластинок. Шаркендар курил уже третью трубку, поминутно сплевывая за борт и сдавленно кашляя в кулак.

– На вышках пусто. Стена целая, ворота не выбиты. Дома… Дома, крыши целые. – бормотал фальдиец, прильнув к окуляру. – Что-то горело? Гхм.

– С мужиком что? – не выдержал Кандар. – Меня до печенок пробирает, как он на нас смотрит.

Раскон на его слова внимания не обратил. Покрутил рукоятку устройства, чем-то хрустнул и принялся осматривать реку и прибрежные заросли, подолгу задерживаясь взглядом на самых темных участках. Ночь уже рухнула на реку, окончательно сожрав все намеки на цвета, а вода только начинала разгораться голубым – на холоде эйр светился неохотно, подолгу просыпаясь и почти не испаряясь.

– Берега чистые. Либо хорошо прячутся, либо действительно никого.

– От ночника-то?

– Гхм.

– С мужиком что, Рас? – Кандар нервно пробарабанил пальцами по клешне. – Кого бы тут ждали, нас что ли? Здесь такая глушь, что можно месяц просидеть и даже вшивого плота не увидеть.

– Сюда цепы приходят. Увозят…

– Бутылки, – прервал Жердана фальдиец. – Никому в голову не придет нападать ради бутылок, пусть в них и разливают “Горные слезы”. Болезнь? Дикие звери?

– Уходим отсюда, – прокашлял Шаркендар, – К шаргу такие загадки, сам говорил.

– Раскон, ты меня вообще слушаешь? – едва не проорал Кандар, насколько вообще возможно орать шепотом. – Что с мужиком?

Фальдиец хмуро посмотрел на него, но окуляр перевел. Темнота стояла уже непроглядная, Левый и Правый не успели еще взобраться на небосвод, поэтому единственным источником света по-прежнему оставался луч фонаря, направленный на стоящего лесовика.

– Он выглядит больным. Кровь, глаза мутные… Квентийская Лихорадка? – пробормотал Раскон, подстраивая прибор. – Бледный.

– Не вздумай окликнуть, – быстро прошелестел старик. – Эта дрянь заразнее, чем Сопливая Милна из Утробушки.

– Знаток.

– Мудрец.

– Трус. – поддержал братьев младший.

Жерданы успели облачиться в панцири, натянуть поверх брони плащи и теперь распихивали по карманам всякое остро заточенное.

– Тихо, – прервал их Раскон. – Что бы тут не произошло, мне нужно в дом местного главного. Особенно, если тут что-то произошло. Обмотаем головы тряпьем, маски возьмем болотные…

– Он не болен, он мертв.

– Что?

– Этот. Бородатый. Ублюдок. Мертв, – сквозь зубы пояснил Брак. – Труп. Дохлятина, поднятая на ноги каким-то лесным дерьмом. Здесь нет ничего живого и делать нам тут нечего.

Жерданы насмешливо загудели между собой, Везим вполголоса выругался и сплюнул за борт. Фальдиец внимательно посмотрел на механика, пожевал ус и вновь поднес окуляр к глазу.

– Гхм… А похоже, – толстые пальцы споро пробежали по прибору, с щелчком заняла свое место новая линза. – Откуда знаешь? Видел такое?

– Ви… Видимо об этом трепались в кабаке последнюю неделю. В Подречье то, в Подречье это, слухи нехорошие. Кто-то упомянул, что здесь рыбака затянуло под винты, а он чудом выжил, но потерял разум, – Брак помялся, сомневаясь в том, стоит ли говорить, но продолжил. – А еще я слышал историю, совсем недавно, от канторского наемника. В лесу рухнул цеп островитян, половину команды расплескало по стенам, а с остальными вот такое…

Брак кивнул на мертвого лесовика, прежде чем осознал, что его движение все равно не увидят в темноте, махнул рукой в том же направлении. Первый испуг и ужас от неожиданной встречи с прошлым прошел и на него напала излишняя говорливость, а в движениях проявилась неестественная резкость и суетливость.

– Я тоже слышал, – подал голос Кандар. – О том, что оживают. Думал, брешут.

– Гхм. Он теплый. Холоднее обычного, но теплый. Фонарем нагрело?

– Тут полночи светить придется, – ответил старик, поднеся руку под луч света. По бревенчатой стене замелькали изломанные, темные тени.

Бородатый лесовик шевельнулся, но тут же снова замер, едва Шаркендар убрал руку от фонаря.

– Что еще знаешь? Они опасны?

– Почти ничего не знаю. Быстрые, злые. Им не нужны глаза, чтобы видеть.

Брак сбивчиво рассказал все, что помнил из короткой схватки у “Вдовушки”, преподнеся это, как историю безымянного канторца. Упомянул невероятную силу мертвецов, запросто способных заломать настоящего громилу, их скорость и запредельную живучесть.

– …ножом в затылок. Это все.

– Звучит, как одна из ночных страшилок, которые рассказывала мне на ночь мамаша.

– Мне тоже рассказывала, когда я в святошную идти…

– Отказывался. Люди косячат, Тогвий злится, потом мертвецы всех жрут под пылающим небом. Красота.

Внимательно слушавший механика Везим отошел к носу “Карги” и поднес сложенные рупором ладони ко рту. Над рекой поплыл протяжный, тоскливый звук, словно со смертельно уставшего койота заживо сдирают шкуру. Брак от неожиданности едва не подпрыгнул, а Кандар заехал себе клешней по уху и рассерженно зашипел. Мертвец встрепенулся, сделал пару шагов к реке, после чего вновь застыл неподвижно.

– На звук реагирует, – флегматично прошептал охотник, проигнорировав направленные на него злые взгляды.

От рычагов управления донеслась приглушенная ругань. Раскон укоризненно покачал головой, но промолчал. Охотник, тем временем, развязал узел на поясе, освободив узкий ремень с кожаной чашечкой пряжки. Поковырялся в ведре с галькой, приготовленной для скраппера, выбрал подходящий камень и принялся раскручивать пращу.

– Раскон, я против. – сказал Кандар, ощупывая ухо. – Оно не стоит того.

Фальдиец вновь промолчал. Набравшая скорость праща со свистом распрямилась, отправляя в полет белесый, окатый голыш. Он прошелестел над рекой и с грохотом впечатался в стену рядом с лесовиком, оставив на поверхности ошкуренной плакальщицы солидную вмятину. Бородач резко обернулся и уставился на осыпающееся со стены каменное крошево.

– Стареет Везим, руки уже не те.

– Силы есть, а глаза…

– Подводят.

– Гхм. Еще.

Охотник швырнул следующий камень. На этот раз – удачно, попав лесовику пониже спины. Вместо сочного стука по дереву, раздался тошнотворный шлепок, будто молотком по свежему мясу, но на этом различия закончились. Мертвец как стоял, покачиваясь, так и остался стоять, даже не оглянувшись. Разве что одно плечо ощутимо опустилось, и поза старательно сохраняющего подобающий вид пьяницы сменилась на позу того же пьяницы, у которого внезапно случился приступ несварения.

– В голову сможешь? – спросил фальдиец, не отрывая окуляр от глаза.

– Раскон, ты что творишь? – едва не взвыл Шаркендар. Закашлялся, старательно прикрывая рот рукавом, и добавил. – Мы не убийцы.

– Ты чем слушал Брака, старик?

– Я видел в жизни больше, чем…

– Ты видел, как человеку ломают крестец, а он молчит?

– Если ему есть, за кого молчать. – угрюмо ответил Шаркендар. И замолчал.

Следующие три камня, под напряженным взглядом восьми пар глаз, впечатались все в ту же стену. Тишина стояла оглушительная, поэтому редкие хлопки ударов разносились далеко над рекой. Жерданы ехидно посмеивались и предлагали Везиму помощь.

Четвертый ударил в затылок. Хруст ломающейся кости, куда более тихий, но куда более отчетливый, стеганул по ушам, заставив Брака непроизвольно вздрогнуть. Лесовик завалился вперед, на стену, даже не попытавшись выставить руки. Прочертил лицом по смолистому бревну, сползая, после чего затих. Кровь из разбитого лица темнела на дереве, будто огромный потек смолы.

– Хер вы так попадете, – самодовольно ухмыльнулся Везим, сворачивая пращу. – Он под дурью, не знаю какой, но ядреной. Оставьте бабкины сказки, нет такого ублюдка, который поднимется после такого.

Бородач шевельнулся, уперся руками в землю и встал, вновь повернувшись лицом к горже. В свете фонаря влажно блестели содранная до кости щека и темный провал на месте левого глаза.

Брак сдавленно всхлипнул и потянулся за ножом, впустую шаря рукой по поясу, начисто позабыв, что днем оставил канторский клинок рядом с неразобранными трофеями.

– Пойдем сейчас. Снаряжаемся, вооружаемся, банки тащим все, какие сможем. – Размеренно гудел фальдиец, снимая многочисленные перстни с пальцев правой руки. – Постараемся тихо дойти до поместья, так же тихо уйдем.

– Рас, давай хотя бы утром. Это не план, а гразгова блевотина. Что там такого ценного?

– Не мельтеши, культяпка. Ночью самое то, – осадил сероглазого старший Жердан, тщательно вытирая тряпочкой топор.

Рыжий слова Кандара проигнорировал. Он задумчиво мерял шагами плот, бренча перевязью с длинным, кривым мечом. Изредка он кидал взгляд на берег, где все еще вяло шевелились останки лесовика – братья измололи его в кашу, отрубили и переломали конечности, но пытаться нападать тот прекратил лишь после того, как младший Жердан молодецким ударом обуха размозжил кудлатую голову. На шум схватки из-за ворот выглянули еще два мертвеца, но троица шустро покинула берег, перепрыгнув с причала прямиком на “Каргу”. Возбужденные схваткой братья тихо шушукались, поводя руками и толкая друг друга в плечи.

– Мы не знаем, что здесь произошло. Но если есть выжившие – они заперлись по домам и сидят тихо. Если кого найдем, заберем на горжу. Если нет – тихо придем, заберем что мне нужно, и уйдем.

– Если будете пробираться тихо, как они узнают, что вы здесь? – резонно заметил Шаркендар. Старик спустился со своей верхотуры и с отвращением вертел в руках старенький жахатель с широким прикладом. Судя по виду оружия, оно было как минимум ровесником владельца. – Раскон, это глупость. Давай запустим маяк и свалим.

– Облака набежали, бесполезно, – ответил жующий Везим. – Можешь поорать погромче, с тем же результатом.

– Мы идем туда, – показал рукой фальдиец, обращаясь к старику. – Хочешь ты этого или нет.

– Даже голосовать не будешь? Куда тебя несет, жадная ты скотина…

– Шарк… – начал было Кандар, но договорить ему не дали.

– Гхм. Ну, давай проголосуем. Кто за то, чтобы отправиться в Подречье и вернуться с мешком кри?

Жерданы промычали что-то утвердительное. Везим покачал головой, но тоже согласился. Дольше всех думал Кандар, явно борясь с нежеланием лезть на берег, но в конце концов сдался и он, буркнув: “Я за”.

Брак тоже осознал, что его голос ни шарга не изменит, поэтому поддержал общее решение. Оставшись в абсолютном меньшинстве, старик тем не менее выпрямился, вскинул острый подбородок и громко заявил:

– Я против.

– Семь против одного, мой голос за три… Мы отправляемся в Подречье.

– Все-таки полезете, балбесы, – скрипуче выругался Шаркендар. – Горевать не буду. Мальцов жалко.

– А сам что? – усмехнулся младший Жердан.

– Уймись, – бросил ему Раскон и вновь обратился к старику. – Есть что посоветовать или будешь как в тот раз, на переправе?

Выше по реке плеснуло, крупная рыбина высунула усатую харю из воды и на лету схватила какую-то летучую мелочь. Свет шарговых глаз с трудом пробивался сквозь низкие облака, но видно стало куда лучше, чем в самые первые ночные часы.

– Что за маяк? – шепотом спросил механика Брак.

– Такая труба железная. Ставишь на торец и греешь ей жопу. Лупит в небо зеленым огоньком, высоко, – ответил Кандар. – Если заметят с цепа, могут помочь.

– Часто срабатывает?

– Поищи идиота сюда лезть. И маяки дорогие. Как средство последней надежды, когда половину твоей задницы уже сожрали, но есть шансы спасти вторую.

Шаркендар, тем временем, выкурил очередную трубку, приложился к фляге и, наконец, заговорил непривычно серьезным тоном:

– Раскон, тебе от жадности сносит башку напрочь. Только почуешь наживу – становишься как тот обосравшийся младенец – весь в говне и давай радостно кувыркаться. Не суйся туда. Хотя, все равно ведь полезешь, гнида ты островная.

– А по делу, Шарк? – спокойно спросил фальдиец.

– По делу… По де-е-елу… – протянул старик противным, блеющим голосом. – Берите рогатины, вы, трое. Не копья, а те оглобли, на шатуна. Один держит, двое рубят. Двое держат, остальные рубят. Трое держат. Если зажмут – пятку в землю и ногой придавите. Тыкалки оставьте, берите нормальные рубила. Топоры, саблю, как у рыжего. Глушила, по одному на рыло. Выбирайте то, к чему больше банок, остальное оставляйте. Берите сигналки, веревки.

– А то мы не…

– Знаем.

– Молчать, грязь. Через ворота не суйтесь. Идите вдоль правой стены до второго входа, там дорога к карьеру. Братья клином впереди, Везим и Раскон замыкающие. Один мертвяк, два, три – рубите тихо, глушила беречь. До дома по крышам, если сможете, на площадь не соваться. Фонари не жечь, пока не припрет. На рубила петли, цепляйте на запястья, чтобы не остаться без оружия. Будете внутри – окна, двери баррикадируете первым делом, дальше шебуршите сколько надо. Один Жердан на входе, двое чистят дом, комната за комнатой. Запахнет жареным, кидайте зеленую сигналку с крыши, разбужу ревуна и прикрою. Красную – заберу вас. Со мной оставляйте хромого, от него все равно…

– Нет, – отрезал фальдиец. – Он с нами.

Брак невесело усмехнулся. Задумай он недоброе, остаться вдвоем со стариком, пока остальную команду на берегу будут жрать – лучшее, что можно себе представить. Хотя Шаркендар его откровенно поразил. Куда только делся тот чудаковатый похотливый старик, гневно орущий сверху про некую Филеастру, у которой, по слухам, поперек, а на деле – как у всех. Этот Шаркендар был собран и явно зол.

– Мне нужен человек на картечницу. Или ты для красоты ее купил?

– Я могу, – поднялась в воздух железная клешня.

– Нет, – снова сказал фальдиец.

Старик качнул головой, почесал подбородок и ответил:

– Тогда нормального прикрытия не жди, только ревуна.

– Двойную долю дам.

– Нет. Сам знаешь.

– Тройную. – Настаивал Раскон.

– Учи язык, рыжий, это помогает, – помотал головой Шаркендар. – Уходите через задние ворота, там просека наискось к берегу подходит. Как доберетесь, кидайте сигналку – подберу. Может, не пойдете?

– Надо. Сам знаешь.

– Упертый недоумок, – выругался старик и предпринял последнюю попытку переубедить рыжего: – Ну хоть утра дождитесь… Не знаете ведь, куда лезете.

– Вот и узнаем, – сурово произнес старший Жердан, взваливая на плечо тяжелую рогатину в полтора своих роста. – Когда еще появится возможность упереть поселковую…

– Казну.

– Скоро просвет, – посмотрел на небо Везим. – Время.

Шаркендар горестно вздохнул и полез наверх. Загудели просыпающиеся движки, слабые, винтовые, зато тихие. “Карга” медленно, крадучись прошла выше по реке, ткнулась в невысокий обрыв тупым носом. Внизу плеснула осыпающаяся земля.

– Зажигалки возьмите, побольше, – напутствовал старик, провожая взглядом перебирающегося на берег фальдийца. Тот шел последним, не отрывая руку от рукояти клинка. – Если что – поджигайте и бегите.