Текст книги "Фальдийская восьмерка (СИ)"

Автор книги: Андрей Андросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)

Брак действительно так думал, надеялся, что следующий капитан горжи будет вести себя по-другому. Но слова Раскона задели его куда сильнее, чем должны были, глаза щипало, а внутри стало горячо. Будто котел с эйром закипал, с каждой секундой приближаясь к неминуемому разгону своего содержимого.

– Никто тебя не наймет, подонок. Ни одна сволочь на реке не возьмет тебя на борт. Никто не купит у тебя этот хлам, не подаст руки и не примет плату за проезд. Поверь, степняк, я знаю что говорю. Слово Раскона Медногривого в этих краях значит многое, куда больше, чем ты способен себе представить. Ты проклянешь тот день, когда впустил меня на порог своей халупы, всю жизнь будешь вспоминать. Собирай свой хлам, сжигай к шарговой матери все следы своего присутствия и беги к своей мамочке в степь, жаловаться на злых лесовиков, выгнавших несчастного степного выкормыша из теплой, уютной кучки дерьма, в которой он уже успел свить себе гнездышко. Варитесь там в своих железных коробках, грызитесь и убивайте друг друга и помните, что с каждой вашей смертью весь остальной мир будет вздыхать с облегчением.

– Катись ты к шаргу, усатый ублюдок! – взорвался Брак. Внутри у него все клокотало, кровь стучала в ушах, а перед лицом стояла улыбающаяся, но мутная, словно смотришь сквозь мембрану, Сима.

– Что ты там шепчешь, малыш? – насмешливо спросил Раскон. – К шаргу? Я уже был там, степняк, и не со…

– Нахер иди! – заорал Брак. – Кланы? Пусть тоже катятся к шаргу, в кузове всем места хватит! Я еще эйра им подолью на дорогу. И ты, островной ублюдок, отправляйся вместе с ними. Забирай своих друзей, родственников, всех своих собратьев по Большой Политике и катитесь с Гардаша. Кланы – говно, вы – еще хуже, так и отправляйтесь в океан всем скопом. Утопитесь там в котле.

Он оттолкнул опешившего от таких слов капитана, нагнулся и завернул штанину. Тускло блеснул металл протеза, исписанный густой вязью нерассказанных историй.

– Видишь это? Или тебе очки для красоты нужны, гразгова ты отрыжка?

– Что ты… – начал было Раскон, потянувшись к поясу.

– Рас, подожди! – крикнул Кандар.

А Брака несло. Он в одно движение отстегнул ремешок, потянул протез с ноги. Тот не поддавался. Калека зарычал, рванул сильнее, после чего швырнул тяжелую железку в лицо рыжему. Толстяк поймал и отшатнулся.

– Знаешь, что это? – Брак уцепился рукой за ствол скраппера и стоял, с трудом сохраняя равновесие. – Там все, гразгова ты отрыжка. Все, кто был для меня важен, вот они. Ты держишь их в руках, высокомерная островная мразь. Ты упомянул мать? Она там, убита клановыми. Отец? Там же. Наставники, друзья? Все там, внутри, вместе с тем, что осталось у меня от прошлой жизни. Легко тебе держать, рыжий ублюдок? Не давит на руки, пузо не надорвешь?

– И что это? – Раскон слегка ошарашенно отбросил протез в сторону. Тот звякнул об верстак и замер мыском вверх. – На жалость решил давить, выкормыш степной? Давить на жалость? Меня? Если ты слабак, нехер тебе делать на западе, вали в сво…

– Убью!

Брак рванулся к нему с ножом, но позабыл про ногу и едва не рухнул. Удержала его вцепившаяся сзади за куртку железная клешня, а руку с ножом перехватила вторая – живая и шарговски сильная. Брак забился, мыслей в голове не осталось, кроме одной – добраться до высокомерного рыжего ублюдка, в котором словно воплотилась вся его накопленная за прошедший месяц ненависть.

– Стой! Да стой ты! – голос Кандара звенел от напряжения. – Рас, его бы не выпустили! Да стой, говорю!

Раскон, уже доставший из-за пояса длинный, кривой тесак, замер.

– Откуда?

Брак рванулся вперед, едва не вывернувшись из железной хватки, но горжевод снова его удержал.

– Он не клановый, Рас! Калеку не выпустили бы!

В дверь заколотили, громко и требовательно.

– Шаргова… Стоять! – голос рыжего хлестнул по ушам. – Держи его Кандар. Я разберусь.

Брак обмяк и выронил торденовский нож, рыбкой блеснувший в воздухе и на два пальца вонзившийся в землю сарая. Безрукий облегченно выдохнул.

Спустя десять минут Брак сидел за верстаком и угрюмо пил хвойный отвар, заменявший местным лесовикам чай. Он с огромным удовольствием опрокинул бы в себя кружку-другую вурша, но запасы давно закончились, а новый достать было попросту негде.

Кандар бродил по мастерской и с интересом разглядывал скопившийся по углам хлам и недоделки. Подцепил протезом незаконченный капкан, потыкал пальцем в скругленные зубья, после чего бросил его в угол.

– А островитян за что?

Калека промолчал, уткнувшись в кружку. Руки дрожали.

– Зря ты с ним так, – заметил сероглазый, прислушиваясь к разговору за стеной, – Раскон – хороший мужик, хоть и островной. Поверь, он не по своей воле залез в эту глушь, да и заносит его редко. Так сложилось.

– Я его чуть не убил, – пробормотал Брак. Зубы дробно простучали по кружке, когда он делал глоток. – Чуть не убил. Попытался ведь…

– И хорошо, что лишь попытался. Раса тебе не осилить, даже если ему глаза завяжут и руки по локоть отрубят. Не смотри, что он такой толстый и смешной, эту ошибку многие совершают. – Кандар покачал головой и кивнул на протез. – Давно?

– Давно, – хмуро ответил Брак. После внезапной вспышки злости, которую запросто можно было спутать с истерикой, на него накатила дикая слабость, сопровождающаяся медленно утихающей дрожью в руках и смолкающим звоном колокольчиков. Он ругал себя за несдержанность, но в то же время был до шарговых соплей рад, что дело не завершилось кровью. Неважно, чьей именно, что бы там красавчик не говорил о своем капитане. Расспросы о протезе были последней вещью в длинном списке тем, о которых он сейчас не хотел говорить. Или первой, тут уж как посмотреть.

– И у меня давно, – горжевод стукнул клешней по стволу скраппера, вызвав протяжный звон. – Привык уже.

– Я тоже.

За стеной раздался смех и стеклянный звон. Браку показалось, что он услышал знакомый голос Пунтара, что само по себе было невероятным событием – правая рука главы Приречья редко выползал из своей каморки по мелочам. А значит – показалось.

– Тебе можно на борделях здорово сэкономить, – задумчиво протянул Кандар. – Две подруги всяко лучше одной, а мне за такую роскошь приходится платить.

– Зато ты, если что, сможешь догнать понравившуюся, – против воли ухмыльнулся Брак.

– А тебе, если перепадет, в два раза меньше времени понадобится.

– Ты из окна можешь выпрыгнуть, если времени не хватит.

– А ты…

Дверь распахнулась и внутрь зашел рыжий, на ходу убирая что-то за пазуху. Кандар осекся на полуслове, после чего отошел к скрапперу и непринужденно на него облокотился, натянув шляпу на ствол.

Брак мрачно взглянул на Раскона, но промолчал.

– Извиняться не буду и от тебя не потребую, – капитан подошел к верстаку, оперся на него руками и посмотрел калеке в лицо. – Мы тут не дети, чтобы в эти игры играть. Меня занесло, тебя занесло. У меня был повод, у тебя был повод, все остались при своих. Начнем заново?

– Угу, – кивнул механик. – Но если…

– Не заставляй меня сомневаться в твоей благоразумности.

– Не буду. – ответил Брак.

– Гхм. Ладно. Ты кочевник?

– Говорю же, ни одна степна…

– Я от него хочу услышать, Кандар. Не лезь.

– Я не кочевник, – перебил их Брак. – Родом с Талензы, шарг знает откуда. Мелкий был.

Раскон кивнул и отошел от стола. Вновь приложился к фляге.

– Про цеп правда? Поход через лес и этот, фолшер?

– Что за фолшер?

– Не лезь, Кандар, в последний раз говорю.

Тот поднял руки в примирительном жесте и принялся ковыряться протезом в прицеле.

– Правда, – ответил калека. – Я бы такое не придумал.

– Гхм. Погорячился я. Такой бред можно было бы услышать от начитавшегося этой бумажной дряни дикаря, но ты не выглядишь дураком. Правда, что ли, спрыгнул?

– А я пытался сказать…

– Утоплю на первом же перегоне! – рявкнул рыжий.

– И кто тебе тогда будет толкатели сводить? Разоришься на лодочниках.

Брак снова промолчал, хотя ему было что сказать. Под образ начитавшегося бумажной дряни дикаря вполне подпадал Логи, да и история с лихим прыжком с цепа была вполне в его духе. Но сейчас именно ее вопиющая нереалистичность играла парню на руку.

– Кто у тебя? – внезапно спросил Раскон. – Мать?

– Мать. Отец. Наставник. Друг. Друзья. – перечислил Брак. В груди вновь стало горячо.

– Клановые?

– Клановые.

– Кто?

– Кто их разберет… – пробормотал Брак. – Кто-то.

– Гхм. – вновь хмыкнул Раскон. – Дам фиолку за картечницу, могу добросить вверх по реке, но не до самого Троеречья. Мы еще на юг сплаваем, чтобы успеть до зимы. В команду не возьму, у нас уже есть механик. А в остальном от тебя толку немного.

– Не надо, – ответил калека. – Поищу другую горжу.

– Зачем тебе вообще на побережье? И почему хочешь именно в команду?

Брак пожал плечами и одним глотком допил отвар.

– Деньги нужны, а на реке можно хорошо заработать. И домой надо, с деньгами. А тут застряну до весны. Пилы и капканы сводить уже сил нет.

– Все равно не возьму. Могу посоветовать надежного капи…

– Вообще-то, у нас только половина механика, и ты сам об этом мне постоянно напоминаешь, – подал голос Кандар и внезапно подмигнул Браку. – Три руки куда лучше одной, да и на флире я заколебался болтаться.

– Гхм…

Утро поприветствовало Брака полутьмой, ором потерявших всякий страх визжиков и прохладной сыростью, поднимающейся от воды. За последние дни река здорово выстудилась – ночи стояли холодные. Даже плотовики напялили непромокаемые жилеты и куда неохотнее покидали свои посты на бревнах ради сомнительного удовольствия вымокнуть и продрогнуть до костей. Хотя, Нейген наверняка все еще надеется на свой счастливый сачок.

Калека неторопливо собрался, сменив ставшую уже привычной летную куртку на свои кожаные вещи. Степной наряд дополнили теплый вязаный свитер, такая же шапка и даже носок, кое как впихнутый в ставший вдруг слишком маленьким ботинок.

Попил хвойного отвара с подмокшими сухарями, сверля взглядом свернутую в трубочку пластину контракта.

Собрав вещи, взвалил на плечи рюкзак и грустно оглядел осиротевший лодочный сарай. Из всех признаков пребывания Брака в нем остался лишь дурацкий посох с совой, подпалины на стенах и заваленная шкурами лежанка – все остальное еще с вечера уволокли нанятые Расконом грузчики. Да и было там немного: компрессор для банок пошел на скраппер, бак для эйра отправился туда же, а так и не законченный душ Брак сменял кому-то из скотоводов за мешок сушеного мяса и шерстяные вещи.

Юный механик в последний раз вдохнул ставший уже привычным воздух, попытавшись отложить в памяти эту дивную смесь из запахов воды, дерева, эйра и металла. Провел рукой по стене, размазал между пальцами липкое и красное. Вышел наружу. Помянул шарга, вернулся за посохом, после чего покинул свою первую мастерскую. На этот раз уже окончательно.

На пристани калека передал сонному Кевнеру тяжелый сверток, сопроводив просьбой передать капкан и букварь Нейгену. Тот сунул нос внутрь, после чего задал всего один вопрос:

– Почему синий?

Брак пожал плечами. Они постояли на пристани, наблюдая за тем, как с поверхности воды неспешно растекается туман. За их спинами просыпалось Приречье: скрипели двери, чавкала после ночного ливня густая, жирная грязь, разносилось осторожное потрескивание первых костров.

– Знаешь, я даже завидую, – сказал лодочный механик, – Сколько их свожу, а на реке толком не был. Могу ведь, если захочу.

– А ты хочешь? – спросил Брак.

Механик промолчал.

Они постояли еще несколько минут, затем пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны: Кевнер на площадь, за горячей едой, а калека – на влажную от росы палубу своего нового обиталища, где сонные горжеводы, зябко ежась, будили многочисленные эйносы.

– Ты же помнишь, если не выдержит, Раскон велел тебя сбросить? – ехидно улыбаясь спросил Кандар. – А ты плавать не умеешь.

Он со звоном загнал в паз толстую медную пластину – первую и последнюю преграду, отделяющую эйр от основной части ствола.

– Выдержит, – буркнул Брак, возясь с компрессором.

Тот загудел, застучал и принялся заполнять разгонную камеру скраппера.

Седой старик в непромокаемом плаще, кряхтя и сгибаясь в три погибели, подтащил к носу горжи ведро с галькой, после чего ушел на корму. Механики совместными усилиями подняли тяжеленную тару к засыпному отверстию, после чего опрокинули. Камни весело застучали по металлу.

– Смотреть не будут?

– Если рванет, то только тебя размажет, – весело ответил Кандар. – Ну, и весь передок тоже, но эта шаргова баба все равно никому не нравится.

– А ты? – спросил Брак, перекрывая рычаг компрессора и будя гравик.

Сведенная под забитым галькой стволом коробочка зажужжала, лишая веса все вокруг. Из недр оружия послышался каменный перестук.

– А я просто не могу упустить возможность жахнуть из скраппера. Всю жизнь мечтал, – признался Кандар, – К тому же, Приречье слишком медленно просыпается, ты не находишь? Аж завидно. Не против?

Брак проводил взглядом медленно таящую в тумане пристань и кивнул. Он тоже мечтал.

Сероглазый механик хлопнул его по плечу, потянул рычаги, наводя оружие на верхушки ближайших деревьев. Крутанул клешней рукоятку, взводя пружину, после чего спросил:

– Будим тупых лесовиков?

– Будим. – улыбнулся Брак и закрыл уши.

Скраппер выплеснул столб синего света. Горжу качнуло, по верхушкам плакальщиц стегануло каменным дождем, а обитатели Приречья разом проснулись.

Глава 14

Горжа носила название “Прекраснейшая и несравненнейшая, мудрейшая в своем роде, затмевающая блеском своих достоинств свет солнца, величайшая владычица и судия Карталейна До-Легиано, да не оскудеют безграничные запасы ее любви и добродетели”. Деревянная фигура этой самой Карталейны украшала нос плота, радуя взор окружающих необъятной задницей, обвисшими до колен грудями и стекавшими с тела жировыми складками.

Неофициальное имя у плота тоже было – “Вислая Карга”, но при посещении поселений великолепнейший Раскон неизменно требовал у заведующих пристанью бедолаг указывать название полностью, ссылаясь на тянущуюся вдоль борта кривую, едва различимую надпись. Еще и герб велел пририсовывать, с весами и крылышками. Из-за этого принципиального подхода неведомую Карталейну заочно ненавидел весь неосвоенный запад Гардаша, да и в Доминионе о ней тоже слышали. Раскона такое положение дел полностью устраивало и он неустанно продолжал работать над репутацией островитянки, регулярно добавляя к имени корыта все новые хвалебные эпитеты.

Во всем остальном “Вислая Карга” практически не отличалась от тех плотов, которые раз в пару дней посещали Приречье – шагов пятнадцать в ширину и в два раза больше – в длину. Кандар пояснил любопытствующему Браку, что бывают горжи и в два, и в три раза больше, но эти чудовища по мелким лесным рекам уже не пройдут. Вот дальше, на западе, где из Вентийского озера берут свое начало три великих реки, можно повстречать плавучих исполинов в сотни шагов длиной, но за пределы основных водных артерий Гардаша им ходу нет. Да и роль у них самая прозаическая – доставлять настоящие горы товаров из неосвоенных земель на север и восток.

Устроена горжа куда сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Барк поначалу посмеивался над примитивной с виду конструкцией, но после первого дня, в течение которого они с Кандаром облазили большую часть внутренних механизмов и даже почти починили сдохший более трех недель назад толкатель, мнение свое он поменял. Несмотря на невзрачный внешний вид, под палубой горжа представляла собой сложный многослойный пирог из укрепленного днища, бесчисленных герметичных отсеков с воздухом и целой паутины трубопроводов, пронизывающей ее внутренности. Сводили ее явно без какого-либо плана, попросту наращивая при необходимости новые куски поверх старых, поэтому ее способность нормально плавать и сохранять при этом работоспособность была для Брака сродни темному шаманизму нойтов – дико, противоестественно, но на диво эффективно.

– Но почему обычное железо? – спросил калека после того, как они с сероглазым откачали и залатали одну из поддерживающих плавучесть бочек вдоль левого борта. Та была густо усеяна прыщами ржавчины, один из которых лопнул и напустил внутрь воды. – Ржавеет же. Можно сплав или покрасить чем-нибудь.

– А нержавейку ты как на ходу сводить собрался? – насмешливо спросил Кандар, сматывая гибкий шланг ручного насоса в аккуратную бухту. – К тому же, из лодочников с ней может работать один из пяти, если не меньше. А чернухи здесь завались, стоит дешевле приличной краски. Поверь, ржавчина – не самая большая проблема на реке.

– А какая самая большая?

– Комары. – буркнул проходящий мимо лохматый Везим, тащивший к скрапперу канистру и широкую серую кисть.

Дойдя до оружия он принялся широкими взмахами размазывать масло по стволу, заливая палубу и одежду густыми темными потеками.

– Нудеж Везима, – начал перечислять Кандар, – Задница той красотки на носу. Скука. Дырявый навес…

– Это вентиляция, – вклинился в разговор один из братьев.

– Запах Везима, – покладисто добавил к списку еще один пункт сероглазый. – Еще дожди, сырость, холод, отсутствие баб и речные пороги, с которыми ты скоро познакомишься.

Закончив с насосом, он утащил тяжелое устройство в кривую пристройку на корме, служившую одновременно складом, машинным отделением и рабочим кабинетом Раскона, погромыхал там железками и вернулся на палубу.

– Как-то это все… приземленно, – заметил Брак. – Я успел в Приречье наслушаться всякого. Схватки с опасными тварями, экспедиции в лес, речные бандиты.

– А, этого добра тоже хватает, – кивнул Кандар, плюхнувшись в плетеное кресло, стоящее у здоровенной железной полусферы жаровни. – Но это все такие мелочи, по сравнению с утренней сыростью. Бандит тебя убьет, тварь тебя сожрет, в лесу ты сдохнешь – но только сырость сделает твою жизнь настолько жалкой и ничтожной, что ты сам захочешь утопиться.

– Помянем беднягу, – хрипло проворчал стоящий за рулевым колесом Шаркендар, демонстративно прикладываясь к фляге.

– Помянем! – дружно прогудели братья.

– Чтоб ему мягко спалось в кузове Попутчика! – поднял кружку Кандар.

– Жил как дерьмо, был дерьмом, жаль всплыть не сумел, подвел родню.

– Везим, рот вымой!

Охотник сплюнул за борт желтой, тягучей слюной, закинул в рот шарик смолы и продолжил уродовать новенький скраппер.

Брак в перепалке участия не принимал – он не успел еще толком познакомиться с горжеводами, поэтому опасался ляпнуть лишнего. Но зарубку на память поставил – расспросить при случае о том, что случилось с одним из членов команды. Или не расспрашивать – вдруг тот просто задавал слишком много лишних вопросов?

Солнце ползло по небосводу неспешно, как сама “Карга” ползла по реке, уверенно преодолевая медленное встречное течение. В Приречье Раскон взялся доставить несколько груженых товарами плотов куда-то на запад, поэтому теперь за горжей уныло болталась целая вереница покачивающихся на волнах деревянных платформ, накрытых непромокаемой смолистой дерюгой. Ткань называлась “кровянкой”, выглядела соответствующе и была настолько жесткой, что использовалась почти исключительно под навесы. Зато не стоила почти ничего – плакальщицы ложатся под пилами лесорубов сотнями, а вымочить дешевое полотно в горячей смоле – много ума не надо.

Из всех развлечений на борту – глазеть по сторонам, высматривая вырубки и одиноких промысловиков, шныряющих на своих лодочках по прибрежным зарослям в поисках добычи. При виде вооруженной горжи те суетливо бросали лодки и прятались за деревьями, откуда опасливо провожали плот взглядом, чем вызывали неизменное веселье у троицы братьев, не упускающих ни одной возможности позубоскалить над трусливыми одиночками.

Лесорубы, напротив, воспринимали явление горжеводов как весомый повод забить на работу. Откладывали топоры и пилы, пробирались через завалы белевших свежими срезами бревен поближе к берегу, после чего степенно набивали трубки и обменивались с командой “Вислой Карги” свежими новостями. Шаркендар по такому поводу даже приглушал толкатели, вынуждая плот застыть на месте под надрывный гул маломощных маневровых винтов. Старик вообще любил почесать языком, хорошенько обсосать беззубым ртом свежие слухи и сплетни, но при этом старательно избегал разговоров с остальными членами команды – то ли успел всех основательно достать, то ли его все основательно достали. На Брака он поглядывал с колючим любопытством, но разговор пока не заводил – лучше него со штурвалом управлялся разве что Раскон, но тот безвылазно сидел в своей пристройке, шурша бумагами и звеня исчерканными записями пластинами контрактов, поэтому днем Шаркендару под навес ходу не было.

Все подобные встречи с лесовиками заканчивались одинаково – рыжий рявкал из своей комнатушки что-то вроде: “Какого шарга стоим!?”, старик торопливо будил толкатели, после чего горжа бодро трогалась с места, оставляя за кормой разочарованно бухтящих лесорубов, распихивавших по карманам курительные принадлежности и уныло возвращающихся к работе.

В остальное время жизнь на плоту мало отличалась от обычной лагерной стоянки, если не обращать внимания на проплывающие мимо берега и плещущуюся за бортами воду. Лохматый Везим, беспрестанно бубня, ловил рыбу на длинную складную удочку, распутывая паутинку и меняя приманки – с отвратительной шевелящейся гадости на другую, еще более отвратительную. Периодически он забирался в крохотную лодочку, после чего, истошно треща движком, уплывал куда-то вверх по течению, чтобы спустя пару часов вернуться на горжу с забитым рыбой, ягодами и какой-то съедобной дрянью рюкзаком. Вопросов ему никто не задавал – подобные отлучки явно были для команды привычным явлением. Добытая жратва, среди которой однажды оказался даже некрупный подсвинок, сваливалась в дурно пахнущую кучу рядом с жаровней, после чего грустно воняла там до самого вечера, дожидаясь своей участи – готовкой заведовал Шаркендар и днем ему было не до того.

Старик заведовал мелкой бытовухой – от готовки до обустройства стоянки на ночь и штопанья носков – не забывая при этом поддерживать на высоте моральный дух команды – управлять горжей в трезвом виде он считал бессовестным расточительством оставшегося ему срока жизни, а пить в одиночестве ему не позволяли республиканские заморочки и религия. Поэтому хриплый глас свыше, призывающий помянуть очередного никому не известного деятеля или историческое событие, звучал на “Карге” с не уступающей механическим часам точностью и регулярностью. Сбиваться Шаркендар начинал только под вечер, когда голос его наливался молодецкой удалью, а вместо наполненных вселенской грустью эпитафий над рекой все чаще плыли похабные шутки самого низкого толка.

– И вот захожу я к ней, а там… – делал он многозначительную паузу и загадочно булькал флягой.

– Зубы выбили?

– Сиськи отвалились?

– Муж? – предположил возившийся с конденсатором Кандар.

– Жопы нет! – орал во весь голос старик, заливаясь дребезжащим смехом и прикладываясь к горлышку. – Раньше была жопа, а теперь нет!

– Эта… эээ… штука. С островов пришла, – глубокомысленно поднял вверх палец Жердан Старший.

– Зараза. – помог ему с нужным словом Жердан Младший. – Поветрие.

– Гхм.

– А откуда еще, Рас? Жрут свою траву, ну и шарг с ними. Но жопы это уже серьезно. Это…

– Это война. – пояснил Средний. – Побоище.

– Травят нас островитяне, – заметил от своего верстака Брак. – Истребляют. Бьют по самому больному, сволочи.

Жерданы молчаливо выразили солидарность, опрокинули по кружке и вернулись к бесконечному перекладыванию груза в поисках идеальной развесовки. Делали они это с душой и с размахом, из-за чего то один, то другой борт погружался в воду, подтапливая палубу и вызывая гневные вопли остальных членов команды.

Было их трое, розовощеких, невысоких, жилистых и удивительно похожих друг на друга, несмотря на разных матерей. Их даже звали одинаково, за что братья искренне ненавидели своего блудного папашу, которого по загадочному совпадению тоже звали Жерданом. Тот был горжеводом, матерым старым соблазнителем, представлявшимся аристократом, сбежавшим откуда-то с Талензы. Судя по количеству оставленных им безутешных женщин, до сих пор ожидающих по многочисленным речным поселкам возвращения своего прекрасного принца на ржавом плоту, – сбежал он исключительно от ужасов семейной жизни.

Сами братья встретились случайно, пересеклись где-то на извилистых речных дорогах западного Гардаша. По первости закрысились, едва не поубивали друг друга, но потом объединились в своей нелюбви к отцу и с тех пор больше не расставались. Писать и читать они не умели, в эйносах разбирались не лучше безмозглых рапов, дни предпочитали коротать тягая железки и наливаясь пивом, а из всех жизненных радостей уважали лишь хорошую драку и баб. Зато в этом им не было равных – даже в Приречье, закончив перетаскивать всякое из мастерской Брака, они умудрились закуситься одновременно с молотобойцами и лесорубами у кабака, после чего технично начистили лесовикам морды и отправились окучивать единственную доступную в поселке женщину. И, вроде как, преуспели.

У братьев было две мечты на троих, ради исполнения которых они готовы были даже ослушаться Раскона, которому в остальное время подчинялись беспрекословно. Первая мечта была далекой и недостижимой, так как начистить рыло Жердану-Отцу мечтала половина мира, а, судя по отсутствию слухов о нем в последние годы, кому-то это вполне могло удасться. А вторая мечта была чуткой, нежной и даже в чем-то трогательной – братья хотели разыскать где-нибудь четвертого Жердана, взять его под свое крыло и сменить прозвище команды с неблагозвучной “Троицы ублюдков” на солидный “Шарговый Квартет”, для чего даже заказали у скорняков фигурные нашивки, до поры до времени ожидающие своего часа в бесчисленных карманах их черных кожаных плащей.

Брака они при первой встрече допрашивали с дотошностью доминионских следователей, поминутно сбиваясь и помогая друг другу донести мысль. Общий словарный запас природа распределила между ними совершенно непредсказуемым образом, зато взамен наделила феноменальным чувством локтя, позволяющим понимать друг друга с полувзгляда и дополнять сказанное почти без пауз. В десятый раз убедившись, что про других Жерданов калека в жизни не слышал, они потеряли к нему интерес и с тех пор почти не обращались. Что Брака полностью устраивало – при близком общении братья производили странное и пугающее впечатление, сродни наблюдению за голодным драком в своем логове – вроде и восхищаешься красотой твари, но один лишний звук – и оно тебя сожрет.

На горже эти трое занимались всем подряд, без какой-либо системы. Таскали туда-сюда груз, изредка помогали Кандару с железками, ворочали ворот лебедки, удерживающий связку плотов… Но в основном троица просто сидела под здоровенным навесом, накрывающим большую часть палубы, и зубоскалила. На расположившегося там же Брака, с горем пополам приводящего в порядок свой верстак, они внимания не обращали.

Уже под вечер “Вислая Карга” зашла в небольшую, но глубокую заводь, укрывшуюся в тени поросшего лесом холма. Выбравшийся из своей берлоги Раскон объявил ночевку, вызвав облегченный вздох команды и слегка разочарованный – Брака. Тому хотелось посмотреть, как горжа будет идти по ночной реке, но капитан рассудил иначе. Русло узкое, изобилующее древесными завалами и поворотами, да и отмелей тут хватает. Днище у горжи крепкое, но лишний раз нарываться в темноте на скрытый под водой валун – лишние проблемы. Да и спешки не было – наводок на добычу рыжебородый в Приречье не получил, а доставка груза не оговаривала каких-то особых временных рамок.

– А еще по ночам драки летают, – ответил Кандар на невысказанный вопрос калеки. – Днем они среди зелени ни шарга не видят, да и саму реку с трудом разглядеть можно. А вот ночью, если под фонарями идти будем…

– Сожрут нас, малец, – добавил возящийся с ужином Шаркендар, – Покроет ящер наше корыто, что бык твою мамашу.

Он сноровисто выпотрошил очередную рыбину и закинул в котел, не забыв вырезать из ее башки плоскую костяшку и закинуть эйнос в полупустое ведро.

– Ценные? – кивнул на посудину Брак.

– Только чесотка, – буркнул Везим, свежуя поросенка.

В подтверждение своих слов он топориком вскрыл подсвинку череп, сунул руку внутрь и выдрал окровавленный клинышек размером с мизинец. Показал эйнос Браку, после чего обтер рукавом и с видимой неохотой закинул в ведро. Сидящий в кресле Раскон одобрительно хмыкнул, не отрываясь от планшета.

– А остальные? – поинтересовался механик. Про чесотку он слышал краем уха, а вот что за костяшки водились в рыбе – не представлял.

– Сдадим на вес в ближайшем поселке, – ответил Средний. – Их всякие… Эээ.

– Их всякие чудаки скупают, – добавил Младший, правя пальцами заточку на устрашающего вида гарпуне. – Они с ними...

– Экспериментируют.

– Точно.

– Но обычно этим занимаются не здесь, а костяшки целыми плотами отправляют на север, где высоколобые всеми силам пытаются разгадать скрытый в эйносах потенциал, – поднял взгляд Раскон. – Чаще всего безуспешно, но иногда случаются настоящие прорывы, которые поднимают на уши всю местную экономику.

– И гробят под корень очередную живность, – неожиданно зло добавил Везим, сдирая с поросенка шкурку. – Саляку хрен достанешь, всю выбили. Кушварок извели, фелинты к реке только за эйром выходят.

Шаркендар закинул в котел последнюю рыбину, сыпанул фиолетовых бобов, высушенных до каменной твердости и якорем булькнувших в кипяток. Помешал, досыпал соли и специй. Руки у него ощутимо тряслись, но готовке это явно не мешало.

– Опять всех пердежом своим распугаете, – продолжал бухтеть лохматый, – И так уже вдоль берегов ничего живого не осталось.

– Везим, сыпани ягодок своих. Этих, эээ…

– Красненьких. Забыл как называются.

– Каких вам еще ягод, кретины? – сварливо ответил охотник, – Все что принес – там, в куче.

– Нет, этих там точно нет. Как-то они назывались… эээ.

– Интересно они назывались. Бууы, – затянул Старший на одной ноте, – Быые…

– Блюжевика? Барник? Битая кильма? – предположил Шаркендар, примериваясь к поросенку, – Кильма вкусная, жаль не растет здесь. В горах на ней ядреный самогон настаивают, кильмовку. Сладенькая, но забирает быстро.

– Уймись, старый. Эту ягоду в горах не найдешь, про нее только Везим знает.

– Я догадался, – просиял Кандар, вешая под тентом разбуженный светильник.

– Молчи в свою культяпку, не порть людям вечер. Бууыыыаа…

– Рожайте уже и я пойду, – буркнул охотник. – Раскидаю сети, а то вы до утра провозитесь и порвете все.

– Бубники отсыпь! – заржал Жердан Старший. Братья его охотно поддержали.