Текст книги "Фальдийская восьмерка (СИ)"

Автор книги: Андрей Андросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

Вести плот в темноте, выдавая себя фонарем всем желающим, казалось безумием, но Везим уверил нового рулевого, что рисков почти нет. Пираты, которых на реке хватало, предпочитали как следует разглядеть свои жертвы – плотов на реке много и нарваться на оснащенную парой-тройкой скрапперов горжу дракобоев было проще простого. Кроме того, в верхнем течении иногда встречались охранные патрули из Троеречья – здоровенные, тяжело вооруженные плоты, окруженные стайкой шустрых лодочек и даже несущие на себе флиры. Толку от таких чудовищ в лесу не было, зато любые стычки на большой реке они утихомиривали мигом – связываться с тяжелыми орудиями никто не хотел. Да и вообще, лихих бандитов на реке не любили, как и везде, слухи о них распространялись быстро, а выбираться из лесов, да еще и с добычей – совсем не то же сомое, что и в степи. Если там к услугам банд были все четыре стороны света и вольная вольница, то здесь было слишком легко оказаться запертым в каком-нибудь лесном отнорке без шансов выбраться.

Драки тоже предпочитали держаться от Тариконы подальше – летающие ящеры были не лишены инстинкта самосохранения и быстро поняли, что плывущие по реке железные коробочки со вкусным содержимым уж больно часто огрызаются в ответ – напасть из-за прикрытия деревьев, как в лесу, не выйдет, слишком все открытое, а рисковать собственной шкурой они не любили. Нет, полностью нападения это не останавливало – драки регулярно утаскивали зазевавшихся рулевых или беспечно дрыхнущих на плотах горжеводов – но в целом на большой реке было всего лишь умеренно опасно. Отогнать вовремя замеченную тварь можно было даже обычными жахателями и сигналками – синие вспышки они узнавали прекрасно и предпочитали поискать менее внимательную и зубастую добычу. А уж если на горже был тяжелый скраппер, меткий наводчик и капитан со стальными нервами, готовый подпустить крылатого ящера поближе – у команды были все шансы взять поистине ценнейшую добычу. Или сдохнуть от огненного плевка, если тварь попадалась опытная и на уловки не велась.

Вспомнив о драках, Брак убрал окуляр от глаз и привычно осмотрел горизонт. Не то, чтобы сейчас в этом был какой-либо смысл – ящеры терпеть не могли холода и предпочитали впадать в спячку у себя в логовах, согреваясь эйносами и понемногу растворяя запасенные за лето кристаллы – но от таких привычек сложно избавиться. Особенно после того, как ты своими глазами видел, с какой скоростью эта тварь летает, заприметив достойную добычу.

Великая Тарикона всегда течет на юг, вплоть до самой пустыни. Это такое же незыблемое правило, как то, что солнце встает поутру, а Везим постоянно всем недоволен. А еще на этой огромной реке невероятно скучно, в чем Брак успел убедиться уже на третий день пути. Когда схлынул восторг от бесконечных водных просторов, близкие – рукой подать – горы перестали радовать взгляд заросшими лесом склонами, а изредка встречающиеся на пути вооруженные горжи больше не заставляли сердце замирать, оказалось, что на плоту попросту нечего делать. Даже за рычагами толком не приходилось стоять – вбей стопор и иди отдыхать, приближение берега все равно не пропустишь и успеешь подрулить.

В поселки “Карга “ не заходила, окрестности Тариконы давно были выбиты от всего, что крупнее муравья, поэтому оставалось поплевывать с палубы и маяться дурью, разглядывая в окуляр берега – запускать флир Раскон запретил. Везим вместе с Жерданами ловили рыбу и подолгу спали, залившись пивом – с фантазией у них было туго, а Брак начинал рассказывать свои байки не раньше вечера, справедливо полагая, что хорошая история требует соответствующего антуража. Слушатели ворчали, но покорно терпели до темноты.

Что-то значимое произошло на четвертый день, когда из очередного поселка с восточной стороны реки блеснул окуляр, а затем на перехват "Карге" удивительно шустро вышла небольшая горжа – скромных габаритов и даже без пристройки, зато снабженная внушительных размеров скраппером, мачтой с парусом и парой здоровенных деревянных клеток. На солнце тускло блестела зеленая гильдейская бляха.

Брак напрягся, но Раскон велел ему не дергаться и рычаги не трогать, а потом и вовсе изгнал с верхотуры. Идущий наперерез плот ловко развернулся по течению, сравнялся в скорости с горжей и начал неторопливо сближаться, выбросив для опознания тройку флажков на мачте – два синих и зеленый.

– Во! – ткнул пальцем Кандар. – Ты хотел ловцов увидеть? Это они и есть.

– И чем они занимаются? – напрягся Брак.

– Ловят, – пожал плечами сероглазый. – Мало ли, наследит кто в поселке – зарежет пару человек без разрешения и сбежит, не расплатившись. Обычно, серьезных преступников ищут через гильдейские заказы, но за всякую мелочь платят напрямую.

– Мы тоже…

– В некотором роде…

– Ловцы, – подбоченился Младший Жердан. – Иногда. У нас широкие о… об… полномочия.

Маленькая горжа приблизилась и начала уверенно подходить с левого борта. Жерданы приготовили веревки, а Раскон сверхучто-то приветливо прогудел стоящему за рычагами типу – тощему, как сушеная рыбина, и с таким же невыразительным лицом. Вблизи стало ясно, что клетки на палубе ловцов не пустуют – в одной сидел какой-то мрачный мужик в драной куртке, а во второй весело похрюкивали трое крупных свиней.

– Паршивая работа, – кивнул на животных Кандар. – На одних преступниках не протянешь, вот и берутся за любую мелочевку. Животных возить – самое поганое из всего, что на реке есть. На каждом плоту своей мерзкой живности хватает, а тут еще и за этими присматривать.

Везим, на которого выразительно смотрел сероглазый, хмыкнул, почесал себе где-то под курткой и сказал:

– В ловцы идут либо молодые, либо тупые. Простой охотой заработаешь куда больше, быстрее и надежнее, а своей шкурой почти не рискуешь. Самая опасная тварь в лесах – человек, и ловить их занятие муторное.

Брак с этим заявлением был полностью согласен. Успел уже насмотреться на самых опасных тварей в действии.

– Большинство совмещают, – пожал плечами Кандар, – Ну и это, романтика. Отправиться на крохотной лодочке в путь и самолично захватить какого-нибудь Большого Бугана, нагадившего по пьяни в колодец аж в самих “Малых Озерцах” – это почетно.

– А потом выяснится, что это другой Буган. Да и не гадил он, а просто оклеветали. Какой-нибудь Малый Губан, поклявшийся отомстить ублюдку за попорченную девку. Пока это дерьмо разгребут местные законники, потеряешь две недели ради пары сраных зеленух. Ну нахер. – буркнул Везим.

Он помолчал и потянулся в недра плаща за трубкой и кисетом. В отсутствие нормальной охоты лесовик дымил безостановочно, чего в обычное время себе не позволял.

– Сейчас вот Гиен повсюду ловят, – продолжал охотник, наблюдая за тем, как братья стягивают веревками плоты, – А как их ловить, на роже не написано ведь?

– По ушам? – предположил сероглазый. – Привычкам там, словечкам. Собирать слухи, искать.

– Это если разбираешься. Бродить по поселкам, изучая уши у местной рвани? И как долго ты проходишь с небитой мордой? – сварливо ответил Везим. – Для молодых и тупых, да. Нахер.

Горжи сплотились, звонко стукнувшись бортами, Раскон обменялся рукопожатиями с тощим и они принялись тихо о чем-то шушукаться, совершая характерные для ожесточенного торга движения пальцами. Наконец, договорившись, ударили по рукам, а ловец, на ходу пряча за пазуху мешочек, махнул двум своим напарникам. Те выволокли из клетки мужика, продемонстрировали связанные за спиной руки и забитый в рот кляп, после чего умелыми пинками загнали его на палубу “Карги”. Вслед за этим горжеводы откланялись, пожелали Раскону неиссякаемого эйра и отчалили назад к поселку.

– Для тупых, – в очередной раз сказал Везим, провожая их взглядом, – Раскон, я сплаваю на берег? Пива куплю.

Фальдиец помотал головой, обходя мрачно зыркающего исподлобья пленника. Тяжело вздохнул, пробормотал: “Никак не угомонится” и вытащил кляп.

– Я фифего не фелал, – выпалил тот заплетающим языком.

– Лагато ди онора? – неожиданно спросил Раскон, нагибаясь к самому лицу мужика.

Тот промолчал, недоуменно округлив глаза, и вопросительно обвел взглядом остальных горжеводов.

– Фто?

– Везим, отвези нашего гостя на берег, и извинись, – выпрямился Раскон. – Ловцы опять ошиблись. Можешь заодно купить пива.

Охотник скривился, плюнул за борт и потащил связанного пленника к лодочке. Кандар отвернулся.

Уже потом, ближе к вечеру, когда фальдиец поднялся к Браку на верхотуру и тяжело плюхнулся в кресло, калека не выдержал и спросил:

– А если он не причем? И не имеет никакого отношения к твоей Карталейне?

– Какая уже разница? – хмуро прогудел Раскон, листая записную книжку.

– Тебя вообще не волнует, что ты мог отправить невиновного с Везимом? – уточнил Брак, кивнув на мрачного, нахохлившегося охотника. Тот сидел у костра и уже успел основательно приложиться к пузатому бочонку..

– Гхм. Либо ты не идешь на компромиссы, либо они накапливаются и рано или поздно утаскивают тебя на дно, – поднял глаза фальдиец. – Или ты про моральную сторону вопроса?

Брак замялся, не зная что сказать. С одной стороны, если за Расконом действительно охотились убийцы с островов, оставлять одного из них в живых было бы верхом глупости. С другой, было в этом что-то глубоко неправильное. Не настолько, как с теми двумя парнями на лодке, которые всего лишь не вовремя решили сменить унылый быт плотовиков на работу курьерами, но все равно неправильное, царапающее где-то там, внутри.

– Если у тебя есть цель, которая значительно превышает возможности, – понял его затруднение фальдиец, – То отвлекаться на такие мелочи, как мораль, неуверенность и сделки с совестью тебе нельзя. Это не значит, что надо быть бесчувственной сволочью, которой наплевать на окружающих…

– Со стороны выглядит именно так, – заметил Брак.

– Зависит от того, с какого берега смотреть, – парировал Раскон. – За пять синек фигурку продашь?

Вопрос прозвучал внезапно и калека едва не ответил привычным отказом, но задумался и неожиданно для самого себя ответил:

– За кри не продам. Но готов обменять.

Брак запомнил расположение пары крохотных фиолетовых пятнышек и убрал окуляр. Сверил направление по компасу, добавил на листок пометку, перепачкав углем задубевшие пальцы. Свернутая бумажка с подвешенной к ней железкой отправилась вниз, шустро скользя по веревочной петле вдоль паутинки, а калека откинулся в кресле, распрямляя затекшую спину. Метель закончилась и проснувшееся солнце уже вовсю принялось за работу, очищая верхушки деревьев и беспощадно уничтожая островки добравшегося до земли снега. Брак прибавил тепла от нагревателя и сунул руки под одеяло, против воли улыбнувшись своим мыслям. Копаться в воспоминаниях и самом себе, болтаясь в одиночестве на огромной высоте, оказалось восхитительно приятно, особенно, после двух месяцев на горже, где об уединении можно было только мечтать.

Удивительно все же, насколько сильно может поменяться мнение о чем-то, стоит лишь узнать об этом получше. Неважно, касается это людей, вещей или местности, под которую на картах приходится выделять здоровенный свободный участок со скромной пометкой “глухие леса”.

Кандар вот, по первому впечатлению, казался легкомысленным, безалаберным гулякой, невесть как освоившим азы механики и пролезший в экипаж хорошей горжи. Острый на язык и на редкость дурной, когда на него накатывала эта самая безалаберность. Хотя с такими людьми приятно общаться и здорово проводить время – ведь они вызывают подсознательную приязнь и излучают обаяние – подпускать их к себе близко не стоит. Но после попойки в Лингоре, длившейся двое суток и заметно опустошившей кошельки обоих механиков, Брак по-новому взглянул на сероглазого, вплоть до того, что даже мог называть его другом.

За время путешествия на юг они здорово сблизились, распили не один бочонок пива и до рваных дыр затерли дурацкий путеводитель, споря о преимуществах различных гигатраков и особенностях их конструкции. Кандар вот считал, что чем больше колес – тем лучше, а Брак с пеной у рта доказывал, что больше четырех ставят только полные кретины. Кандар болел душой за огромные баданги – Брак парировал, что скрапперы практичнее. Аргументов у обоих хватало, а особую пикантность ситуации придавало то, что ни один, ни второй в гигатраках толком не разбирались. Сероглазый за время рабства ни разу не бывал внутри, хотя снаружи насмотрелся вдоволь, а Брак выше второй палубы поднимался всего пару раз в жизни. Но спорить им это ни капли не мешало. Калека даже тайком выдрал и упер страницу с рисунком “Мамаши” – грубым, во многом неточным, но тем не менее отправившимся в потаенный отсек протеза. Благо, сделать это незаметно было проще простого – книга уже через пару недель окончательно утратила товарный вид и пестрела пятнами смазки.

Да и кроме гигантских машин тем для разговора им хватало. Встреченные по пути горжи, лодочки курьеров, местная живность, странные названия поселков, вдохновенная ругать вечно во все лезущих островных сараков… Кандар был идеалистом, из раза в раз возвращаясь к теме объединенного запада, союза с кочевниками, каких-то справедливых единых законов и прочей возвышенной ерунде. Брак во многом с ним не соглашался, но разговоры поддерживал – на плоту сероглазому попросту не с кем было об этом поговорить и найдя свежие, покорно развешенные уши, он явно отыгрывался за месяцы страданий.

А вот с Расконом вышло интереснее. Чванливый, высокомерный толстяк в шутовском наряде на поверку оказался расчетливой, умной и совершенно безжалостной тварью. Вроде крохотных, шумных пичуг, встреченных на юге – те привлекали внимание насекомых яркой расцветкой, схожей с местными цветами, а подманив поближе – безжалостно жрали. Да и добычу покрупнее, навроде вездесущих визжиков и крупных птиц, они тоже жрали – яда в крохотных коготках хватало, чтобы свалить с лап здоровенного шатуна, а радужный зобик скрывал в себе удивительно злой эйнос, выделяющий едкую синюю жидкость, растворявшую даже плотную древесину. Местные лесовики прозвали их цвитлейками и вели с птицами настоящую войну – мелкие летучие твари успешно истребляли скотину, травили людей и портили жилища, выжигая каверны под свои гнезда. Этакие гразги в миниатюре, только летающие, горластые и на диво злобные.

Вот Раскон был как раз из таких. Цветастый, опасный и на диво злой. Брак понял это далеко не сразу – поначалу фальдиец не выходил за условия сделки, степенно рассказывая о всяком отстраненном – как подбирать надежных людей, с кем и как говорить, чтобы тебя услышали, куда вкладывать кри… А потом калека предложил помериться силами в забойке, чтобы скрасить однообразное путешествие по великой реке – и фальдиец согласился.

Играть с ним Брак ненавидел, во всяком случае поначалу. В отличие от Часовщика, толстяк совершенно не собирался подыгрывать или что-либо объяснять – просто раз за разом громил построения калеки десятками разных способов, усмехаясь в усы в ответ на робкие попытки сопротивления. Брак пыхтел, злился и сдавленно ругался, когда Раскон в очередной раз ломал его коварные планы, попыхивая трубкой и задумчиво разглагольствуя о преимуществах письменных договоров над устными. На третий день, устав биться об эту непробиваемую стену, калека начал задавать вопросы по игре – и внезапно начал получать в ответ то, ради чего и сменял фигурку горжи.

Как строить надежные планы, чтобы удар в спину вышел максимально внезапным и неизбежным. Как сломать построение противника, всего лишь вовремя занеся пальцы над фигуркой и заставив его сомневаться. Как провести крохотный скиммер по самому краю поля, уведя с вражеской половины доски ценную добычу… Раскон постепенно становился словоохотливее, а видя неподдельный интерес Брака – еще и начал подкреплять свои объяснения историями из жизни. Не своей, конечно, имен он не упоминал, как и названий мест – но внимательному слушателю они и не нужны, достаточно наблюдать и сопоставлять. А калека именно этим и занимался, жадно впитывая азы островной науки побеждать до объявления войны. Планы мести Котам, до того весьма расплывчатые, постепенно обрастали скелетом, мясом и кожей.

Раскон прекрасно видел нездоровый интерес Брака, но лишних вопросов не задавал. Лишь гмыкал и усмехался, когда собеседник в очередной раз лез за крохотным металлическим блокнотом и стилом, чтобы внести новые пометки. Когда место для записей у калеки закончилось, фальдиец сходил в подсобку и принес толстый бумажный журнал в неприметном сером переплете, призывно белеющий чистыми страницами.

– Не доверяй свои мысли металлу, – он протянул книгу Браку, сжимая ее толстыми пальцами, – Бумага горит быстрее. А лучше вообще пиши своими закорючками, если сможешь их потом разобрать.

– Спасибо? – вопросительно поднял бровь калека, не пытаясь забрать журнал.

– Две зеленухи, – удовлетворенно кивнул Раскон. – Я сам потом вычту из платы.

Совет оказался хорош – даже любопытный Кандар, вечно сующий свой нос во все интересное на плоту, лишь пролистал исчерканные рисунками страницы и разочарованно выдохнул.

– Сказки?

– Они, – кивнул Брак, перенося на бумагу все, что он помнил про излюбленные места охоты Котов. – На протезе места нет.

– Черепа тебе особенно удаются, как и всякие твари, – усмехнулся Кандар, любуясь оскаленной мордой синего фелинта у себя на клешне, – Рисуй их пореже, люди любят хорошие концовки.

– Все их любят, – нарисовал очередной черепок Брак, – Но сочинить хорошую концовку я могу на ходу, как и любой выпивоха из кабака. Все живут счастливо, враги повержены, а карманы ломятся от кри. А вот плохую, но правдивую, такую, которую даже рассказывать тошно – я оставлю бумаге, себе и тем, кто ее оценит.

Вновь началась метель. На этот раз – куда более злая, хотя и короткая. Брак даже подумывал махнуть флажком, чтобы спускали – но налетевший ветер утих внезапно, оставив в память о себе засыпанное крупными градинами одеяло и задубевшие щеки. Калека отряхнулся, подергал затекшими от долгого сидения руками и ногой, сунул в рот поцарапанный о медальку палец. Шаргова железяка упорно не лезла в протез, а своими острыми концами вечно за все цеплялась, но расставаться с ней не хотелось. Вот и приходилось прятать под одеждой, где она норовила впиться в кожу острыми уголками и портила теплый ватный подклад новой зимней куртки.

Оставленный Шаркендаром ящик вскрыли уже далеко на юге, где Тарикона резко мельчала, но раздавалась вширь, рассыпаясь на десятки болотистых речушек, переплетающихся друг с другом в совершенно хаотичном порядке. Как-то неожиданно, ставший привычным водный простор сменили бесчисленные, поросшие густой растительностью островки, тупиковые заводи и узкие лабиринты проток, кишащие безумным количеством комаров и прочего гнуса, радостно накинувшегося на доставленную с севера свежатину. Две ночи пришлось провести на стоянке под названием “Приют Горжевода”, где с два десятка сплотившихся горж стихийно образовали самый настоящий маленький поселок – хаотичный, шумный и вечно меняющийся, по мере того, как старые корыта отплывали, уступая место новичкам. Время для охоты было самое подходящее – летняя удушливая жара ушла, а бесконечные ливни еще не начались, поэтому стоянка пользовалась неизменной популярностью не только среди горжеводов, но и у залетных цепов.

Закупались в местной лавке жизненно необходимой мелочевкой для преддверия джунглей: сетками на одежду, противоядиями, всяким непромокаемым, охотничьими приблудами и эйносами, отгоняющими комарье. Горжу предстояло густо покрыть маслянистым воском, защищая металл от ржавчины – во влажном, теплом климате беззащитные железки сгнивали с устрашающей скоростью, да и людям надо было привыкнуть к местному воздуху – дышалось тяжело, как в переполненной кислым паром мастерской.

Там-то, сидя вечером у костра, усталый, мокрый и перемазанный воском Кандар вспомнил про наследство старика, о чем незамедлительно объявил команде. Один из Жерданов заикнулся было про то, чтобы утопить тяжелый ящик не глядя, но любопытство остальных взяло верх. Дождавшись кивка Раскона, Кандар пережег затянутую хитрым узлом паутинку и откинул крышку, позволяя любопытствующим Правому и Левому заглянуть внутрь, осветив содержимое.

Было там немного, на самом деле. Среди пустых и заполненных крепким спиртным бутылок обнаружился мешочек с туманящей рассудок дурью – от сушеной круксовицы до крохотного пузырька с желтоватым порошком, к которому Везим запретил даже прикасаться. Еще в сундучке лежала аккуратно перевязанная стопка писем и каких-то бумаг, старенький жахатель с треснувшим прикладом, горстка непонятых бляшек разной формы и совершенно неподходящая к таким соседям сабля – длинная, изогнутая, со сложной витой гардой, тускло отсвечивающей золотом и драгоценными камнями.

– Ух, – пробормотал Раскон, вынимая оружие из ящика, – Гхм.

– Республиканская, – заметил Старший Жердан.

Сабля пошла по рукам. Везим нашел крохотную метку мастера где-то у самой рукояти, Кандар морщил лоб, определяя материал клинка, Брак безуспешно пытался прочитать тянующуюся вдоль дола надпись, а братья едва не снесли шест со светильником, когда испытывали какую-то балансировку.

Точку во всем этом поставил фальдиец, успевший к тому времени основательно покопаться в сундуке. Он шумно кашлянул, привлекая внимание, отобрал у Жердана саблю и гулко сказал:

– Утопим завтра утром.

– А письма? – с любопытством спросил Кандар. – Бумаги?

– Их в первую очередь. Не стоит копаться в чужом прошлом, иначе рискуешь оставить там свое будущее. Разбирайте на память, кому что по душе, остальное похороним.

– Надо было сразу, – буркнул Жердан Младший. – Дай саблю, что ли…

Саблю ему Раскон не дал, забрал себе. Братьям досталась часть выпивки, найденные по углам кри и жахатель, Везим разделил с Кандаром интересный мешочек, а Брак долго копался в разноцветных бляшках, пытаясь прочитать крохотные надписи на незнакомом языке.

– Это медали, – пояснил фальдиец, любуясь гравировкой на клинке, – Или ордена, я не разбираюсь. А у меня в руках – офицерский клинок республиканской армии.

– Вспоминая его навыки со скраппером и видя вот это, я удивляюсь, – покачал головой Кандар, – За каким шаргом он вообще дезертировал? С трудом представляю, от какого врага приходится бежать настолько далеко. У них там и воевать не с кем, кроме грызни с пиратами.

– Ты молодой еще, тупой, – проникновенно сказал ему Везим и хмуро добавил, – Всегда есть, от кого бежать. От себя, например.

– Ты старенький уже, занудный, – передразнил его сероглазый, – Всегда есть, что сказать. Какую-нибудь банальность, например.

Брак их перебранку не слушал, пересыпая между пальцами металлические кругляши. Золото, медь, платина, серебро… Тонкая работа, острые углы, резаные грани. На одной медали был даже выдавлен крохотный портрет мужчины с горбатым носом и длинными волосами, величественного смотрящего куда-то вбок. Наверняка ведь найдутся покупатели, которые выложат за бляшки солидную жменьку кри, даже если платить будут просто по стоимости драгоценных металлов…

Основательно полегчавший ящик, как и собирались, утопили утром, когда “Приют Горжевода” остался далеко позади. Зашли в тихую заводь, где сквозь мутную воду не просматривалось дно, шуганули пару мелких крокодилов и сбросили сундук с палубы. Тот ухнул бесшумно, почти не плеснув, поднял облако мутной зеленоватой взвеси и пропал с концами. Вслед за ним отправилась опустошенная бутылка, которую в память о старике пустили по кругу горжеводы, а потом и орущий Средний Жердан, которого с хохотом столкнули в воду братья.

Выводя горжу из заводи, Брак хмуро покачал головой, глядя на то, как со спины голого Жердана сдирают успевших присосаться пиявок – фиолетовых, длинных и невыразимо мерзких. Рядом с ножом суетился Везим, вырезая из тварей крохотные костяшки, потешался Кандар и задумчиво курил Раскон. Калека дернул рычаг, перекидывая рули, установил стопор и в очередной раз достал из кармана приглянувшуюся ему медаль – простую звезду из нержавеющей стали, всего с четырьмя лучами – пятый был грубо обломан. На фоне остальных бляшек она смотрелась, как старый, потрепанный жизнью боевой трак среди сияющих крашенными кузовами машин торговцев – красивых, богатых, но бесполезных. А в стальной звезде чувствовалось что-то настоящее, да и витиеватых надписей почти не было – все заменял крохотный оттиск короны и три коротких слова.

Брак снова прильнул к окуляру. Эйра в баке оставалась едва ли четверть, да и нагреватель стал сдавать – под одеяло вновь начал пробираться холод. По-хорошему, стоило уже махать флажком, командуя Жерданам крутить лебедку, но делать этого не хотелось. Внизу ждали рычаги “Карги”, все тот же холод и унылые картины лишенных иголок ветвей плакальщиц. Наверху были краски. После бесконечной зелени южных джунглей, сдающийся под натиском зимы, голый север нагонял такую тоску, от которой хотелось спать, пить или хотя бы болтаться под облаками, прихлебывая горячий вурш.

На самом деле, как пояснил Раскон, до настоящих джунглей они не добрались. Да и не добирались до этого ни разу, всегда задерживаясь на широком, богатом пороге – но не рискуя войти внутрь. Там уже начинала встречаться странная, непривычная живность и растительность, появлялись вонючие, смертельно опасные болота, а русла частенько зарастали настолько, что “Карге” приходилось пробираться силой, буквально проламывая себе дорогу… Но это все равно были не настоящие джунгли. Соваться на дальний юг без подготовки, за одну короткую, месячную вылазку – невозможно. Такие путешествия начинаются весной, на специально подготовленных плотах с опытными командами, с тем расчетом, чтобы начать собирать добычу сразу после окончания зимних дождей. Строятся временные лагеря, организуется вывоз груза на север, стихийно вырастают маленькие, летние поселки.

Жить в джунглях постоянно – невозможно, во всяком случае для обычных людей. Слишком жарко, слишком влажно, слишком много ядовитых тварей, слишком мало нормальной еды и воды. Одной охотой прожить тяжело, учитывая то, что пригодных в пищу животных там было мало, да и тех достать было не так просто; вырастить что-то во влажной, пропитанной всякой дрянью почве – невозможно, а регулярно тащить с севера припасы – безумно долго и дорого. Это на севере одна тяжело груженая горжа с цепочкой плотов способна доставить поселку зерна на месяц, а попробуй-ка провести такой плот в самое сердце джунглей через половину Гардаша.

Попытки создать постоянные поселения были, безусловно… но заканчивалось все плохо. Природа косила людей с потрясающей легкостью, техника разваливалась, здания гнили, люди тоже гнили, подцепив какую-нибудь заразную дрянь, а потом полутрупами возвращались на север, распространяя болезнь все дальше. Да и животные в джунглях были под стать остальной природе – Грандаргаши могли в одиночку уничтожить труд сотен человек, просто выбрав неподходящее место для водопоя, а всякие твари помельче проделывали то же самое – но уже специально. Например, дальние родственники фелинтов – огромные черные кошки, без разрядников, но куда более крупные, – запросто могли перепрыгнуть частокол высотой в три человеческих роста, с известными последствиями.