Текст книги "Фальдийская восьмерка (СИ)"

Автор книги: Андрей Андросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)

Фальдийская восьмерка

Пролог

Пролог.

Мотыга с хрустом врубилась в иссушенную до каменной твердости землю, выворотив кривоватый каменный обломок размером с кулак. Занмир с кряхтеньем наклонился, подобрал булыжник и не глядя закинул его в ведро к собратьям.

– Клятые камни...

Старик с каждым днем чувствовал, что начинает сдавать. Спина все чаще подводила, а работа в поле выматывала уже к полудню. Он бы никогда и никому не признался в этом, глава семьи не должен показывать слабость. Но здесь, в поле, оставшись наедине с собственными мыслями… Не стоит лгать самому себе, в чертогах Тогвия это тяжким грузом ляжет на душу. Ему пятьдесят три и он старая развалина.

Даже сейчас, солнце еще не успело толком выглянуть из-за Сиреневой, а Занмир уже третий раз прикладывается к фляге. Деревянная рукоять мотыги, затертая мозолистыми ладонями до глянцевого блеска, налилась дурной тяжестью. Будто цельнолитым ломом орудуешь, а не привычным за годы использования инструментом.

Хотя уж кому, а не ему жаловаться на жизнь. Занмир сделал еще один небольшой глоток, покатал во рту и аккуратно сплюнул в оставшуюся от камня ямку. Привычка. Здесь, в предгорьях Гилениада, воды вдоволь, но старого курпа новым трюкам не обучишь. И пусть в деревне посмеиваются над привычкой старика беречь каждый глоток, он по прежнему уходил в поле с одной лишь флягой и никогда не возвращался к колодцу до конца работ. Да и не пил никогда толком, оставляя каждую каплю для посевов.

Смешно, конечно. Именно из-за воды Занмир принял решение перебраться в предгорья, сбежав от безостановочно расползающейся Желтухи. Жаль было бросать отцовский дом и хозяйство, но бороться с подступающим песком становилось с каждым годом все труднее. Посевы загибались, воды в колодцах становилось все меньше, а Дыхания Тогвия в последние годы не хватало даже для починки инструмента. Что уж говорить про механизмы… Даже водяная мельница, краса и гордость Верхних Прасов, не выдержала испытания песком и обмелением реки.

Император, да славится в веках его имя, предпринимал бесчисленные попытки остановить бедствие, но результата они так и не принесли. Не помогало ничего. Армейские инженеры возводили огромные насыпи, меняли русла рек, заполняя водой глубокие каналы. На пути песка за считанные годы выращивались целые леса из необычных, сплетенных друг с другом деревьев, завезенных откуда-то с далекого Запада. Но все тщетно, наступление песка было не остановить. Даже смуглые чужаки с побережья, щедро одаренные императорским золотом, ничего не смогли поделать с Желтухой. Не помогли даже их хваленые летучие корабли, которые несколько лет безостановочно сновали в небе над старой деревней Занмира, заливая пески вонючей зеленой жижей, от которой болела голова и чесалось лицо.

Поэтому, когда императорский глашатай озвучил эдикт о переселении в окрестности Гилениада, старик не раздумывал ни дня. Да и никто в Верхних Прасах не горел желанием оставаться в умирающей деревне.

Да, заповедные земли не освоены, да и все хозяйство пришлось отстраивать заново. К тому же, за пользование землей сборщики податей забирали треть урожая, и это не считая привычной десятины. Зато здесь была вода, нетронутая земля и не было недостатков в Дыхании.

Занмир облокотился на мотыгу, переводя дыхание, на конце длинного носа повисла капля пота. Прищурившись, посмотрел на склон Сиреневой, с которого каскадом водопадов стекала дарующая жизнь Варда. Как же здесь много воды… Только ради этого стоило месяц трястись в тесном фургоне по имперскому тракту, страдая от жары и толкаясь плечами с другими переселенцами. Новое место под деревню, которую без особых премудростей прозвали “Новыми Прасами”, того стоило. За прошедшие два года жители успели расчистить три больших поля и теперь усердно работали над четвертым.

Внимание старика привлекла яркая красная искорка, недвижно зависшая над одним из водопадов. Отсюда не видать толком, но ничем, кроме как летающей лодкой западных чужаков, искорка быть не могла. Почему обязательно чужаков? Только они красят своих летунов в такие яркие цвета. В Империи подобное не одобрялось, воздушные судна не должны своим видом отвлекать людей от работы. Но кто бы объяснил это глупым западникам?

– Переводят Дыхание почем зря, дурни, – хмуро пробормотал старик, прикрыв глаза от солнца рукой и подслеповато разглядывая пришельцев. – Чего висят? Как есть дурни.

Занмир поймал себя на мысли, что вместо работы уже битых пять минут пялится на Сиреневую. Выругался и вновь взялся за мотыгу. Прав Император, как есть прав. Ни к чему в небе столь яркие цвета. Да и вообще, не положено людям летать над землей. Пусть этим западники промышляют, у них ни веры правильной, ни уважения к Дыханию. Да эта лодка, поди, за час тратит столько, что хватило бы новое поле вспахать. И зачем? Висят себе на месте, мозолят глаза. Дурни.

Младший сын раньше порывался в небе летать. С железками возился, к торговцам приставал. Но отец из него эту дурь выбил, хотя и не сразу. Постараться пришлось. Зато теперь работает в поле, как положено – вон, спина виднеется, широкая. Внук, правда, теперь с железками возится. Но это ничего, поправимо.

Ведь тут какое дело, родился на земле – ходи по земле, неча глядеть куда не следует. Сначала с механизмами возится, потом летать хочет, а потом что? Сбежит на запад, или еще что учудит. Будет там дурью маяться, а то и сотворит что страшное. Старший брат Занмира вот сбежал еще в детстве, чтобы мастеровым в городе стать, и где он теперь? Даже весточку не передал ни разу, пропал с концами.

От этих механизмов одни неприятности. Недаром про Желтуху слухи всякие нехорошие ходят, дескать не просто так песок попер. Наворотили что-то имперские мудрецы, а простым людям потом страдай, деревню заново отстраивай. Хотя место тут хорошее, да…

И живности, живности полно. Окрестные леса так и кишат дикими животными. И какими! Не жабы и крысы полудохлые, а олени, волки, даже медведя кто-то видел. Занмир, уж на что старый, такое изобилие только в детстве видел. Охотиться, понятное дело, нельзя, императорские егеря за такое сразу на месте жизни лишают. Подвесят за ноги на суку, пузо вскроют и оставят так висеть. Охотников до костяшек это не останавливает, дурные головы все лезут и лезут в леса, но к деревенским это не относится. Здесь все с понятием, нельзя – так нельзя.

Да и найдут у кого неучтенную костяшку, плохо всем будет. Налетят имперские дознаватели, все перероют, переломают. Разбирать не будут, кто там виноват, накажут всем скопом. Могут и деревню спалить с концами, в назидание. Были такие случаи, по слухам. Ошалели переселенцы от изобилия, пустились во все тяжкие, прямо во дворах в котлах костяшки вываривали. Продавали потом на сторону, ушлые торгаши прослышали и потянулись в ту деревню вереницей. А за торгашами и дознаватели пришли. Так и не стало той деревни.

Тут ведь до столицы всего ничего. С пяток дневных переходов. Это какими же дурнями надо быть, чтобы здесь законы нарушать? Даже не сбежишь никуда, разве что в горы податься. Как есть дурни.

Мысли старика текли вяло, неторопливо, мотыга размеренно поднималась и опускалась, не пропуская ни камушка. Да и куда торопиться? Земля спешки не терпит. Пропустишь булыжник, а рыхлитель потом ножи себе побьет. Или еще хуже, костяшку какую спалит. Рыхлителя своего в “Новых Прасах” не было, дорогие они, да и управляться с хитрой машиной некому. Приходится ждать, когда прикатит из “Саранов” старый пропоица Павак, а потом еще и упрашивать его слезно, чтобы плату принял и землю вскопал. И не приведи Тогвий, если деревенские камень какой пропустили. Павак, заслышав звон ножей, мигом разобидится, разорется и откажется работать. Уедет к себе обратно, монеты не вернув.

И как потом землицу к посадке готовить? Только на своем горбу, а это тяжко, да и долго. Хотя жители “Новых Прасов” трудолюбивые, от работы не отлынивали никогда. После Желтухи их ничем не напугать, все превозмогут. Не будет рыхлителя – возделают поля инструментами. Не будет инструментов – зубами вгрызутся в камни, но своего не упустят.

Занмир сделал очередную передышку, приложился к фляге. Все же, рано он себя в развалины записал. Солнышко уже перевалило зенит, печет немилосердно, а он все еще орудует мотыгой. Даже спина будто прошла, разработалась. Разве что ведро с камнями перетаскивать тяжело, но тут ему не одному корячиться приходится. Внуки с ног сбиваются, носятся по полю, помогают.

Верно говорят, что работа от любого недуга лечит. Главное, не отлынивать и не останавливаться, обязательно своего добьешься. По шажочку, с каждым движением, только вперед и вперед. Хотя, сейчас можно и передохнуть, время обеда подошло. Новое поле от дома совсем недалеко, даже идти далеко не придется. Заодно навестит дочь, та неделю назад нахлебалась холодной воды, дуреха, подхватила горячку. Целую неделю лежит не вставая, деревенская травница поит ее вонючими отварами и окуривает благовониями. Старик собирался было отправить кого за городским лекарем, но травница заверила, что это излишнее. Больная сама поправится, дай только срок.

Уже подходя к дому, просторному, с еще не успевшими потемнеть от погоды стенами, Занмир радостно улыбнулся. В дверном проеме стояла Криша. Опираясь на крыльцо, явно с трудом, но стояла. Лицо осунувшееся, блестит от пота, под глазами мешки темные, просторная рубаха пропитана потом. Зато стоит самостоятельно, а ведь с утра даже рукой толком пошевелить не могла, с ложечки поить приходилось.

Ишь, вскочила, не терпится ей за работу приняться. Оно и понятно, поди все бока уже отлежала. Криша у него такая, без дела сидеть не может. И порядок в доме наведет, и обед сварит, и мужа убла…

С неожиданной для ее дородной фигуры прытью, женщина одним движением рванулась с крыльца и молча вцепилась зубами в шею отца.

Лежа на земле и с ужасом ощущая, как из разорванного горла толчками вытекает кровь, старик затухающим взором смотрел на крохотную красную искорку, уютно устроившуюся на склоне горы.

Откуда-то справа донесся истошный женский визг.

Занмир Тепп дернулся в последний раз и умер.

А потом встал и присоединился к разгорающейся бойне.

Глава 1

– Бада-а-анги!

Вопль Гарпунщика стеганул по ушам, над головой послышался оглушительный скрежет.

Брак бросился на землю лицом вниз, изо всех сил прижимая ладони к голове. Запоздало вспомнил, что надо открыть рот, но тот оказался плотно забит холодной жирной грязью, челюсть упрямо отказывалась двигаться. Скрежет над головой внезапно смолк и калека сжался в комочек, с ужасом ожидая прихода ударной волны.

– Брак, я уже говорил тебе, что ты ссыкло и перестраховщик? – насмешливый голос Джуса донесся откуда-то издалека.

– Я же говорил, что нехер ему тут делать. – прокашлялся Часовщик.

– Нам сойдет. Хватит болтать, сейчас шуганут, – Чегодун был серьезен, как никогда. – Поднимайте эту плесень и тащите на вышку.

– А мне можно будет жахнуть?

– Ненавижу с водорослями.

– В ущелье больше половины отказываются спускаться.

– Куртка теплая, чтобы ты не мерз. Я долго подбирала. А где твой медальон?

Гул знакомых голосов нарастал.

Сильные руки рывком подняли Брака на ноги и он с изумлением уставился в нависшее над ним лицо Логи. Из левой глазницы толстяка выглядывал боек Там-Тама с криво нарисованным на нем красным глазом, судорожно дергающимся и силящимся подмигнуть. Кожа была покрыта кровоточащими ранами.

Рядом молча стояла Левая.

– Пойдем, Бракованный, – произнес толстяк голосом Ярлана. – Это не твое. Я многое видел, уж поверь.

– Что не мое? – испуганно спросил калека, позабыв про набившуюся в рот грязь. – Логи, что с твоим глазом?

Лысый задумчиво поскреб торчащий из глазницы металл кончиком ножа и недоуменно спросил уже своим голосом:

– А что с ним? По-моему, все в порядке. Опять думаешь не о том. Ты уже проснулся?

– Что? – переспросил Брак.

Над головой громыхнуло, небо резко потемнело. Вспышка молнии высветила силуэт исполинской, размером с гору, медузы. Свернутые в тугую спираль щупальца, усыпанные бесчисленными глазами, неторопливо расправлялись, будто пытаясь заключить всю Стеклянную Плешь в свои объятья.

– ТЫ УЖЕ ПРОСНУЛСЯ?

Голос Оршага развеял кошмар. Брак открыл глаза, перекатился на бок и застонал. Тело била крупная дрожь, а перед глазами продолжало маячить изуродованное лицо толстяка.

– Вот теперь точно проснулся, – удовлетворенно улыбнулся торговец. – Опять кошмары?

– Угу. – пробормотал калека, осторожно пытаясь подняться с лежанки.

– Это пройдет. Кошмары порождает страх, а, как говорил мой учитель, бороться со страхами бесполезно. Их вызывает либо недостаток знаний, либо их избыток. Так что тебя ждет одно из двух, либо ты отупеешь, после чего недостаток знаний перестанет тебя мучить, либо поумнеешь, после чего начнешь использовать знания с пользой.

Оршаг крутанулся в водительском кресле и назидательно поднял палец вверх:

– Либо все останется как есть, и тогда кошмары тебя рано или поздно сожрут. Третий вариант всегда либо самый плохой, либо самый хороший.

Брак поморщился, налил из бака воды и жадно выпил. Говорить не хотелось, но торговец просто так не отстанет. Уже третий день он старательно тормошил парня, заставляя его принимать участие в разговорах и раз за разом вырывая из тупого оцепенения. Это помогало.

– И как это вообще работает?

– Очень просто. Представь, что ты абсолютно точно знаешь, что завтра все умрут. Вообще все. Если ты тупой – ты запаникуешь и потеряешь последний день своей жизни впустую. Если умный – используешь это знание. Простишься с близкими, раздашь долги, ну и все такое.

– А наоборот?

– Тоже просто. Представь, что ты понятия не имеешь, когда умрешь. Если ты тупой – тебе на это наплевать. А если умный – будешь трястись за свою жизнь, не зная, когда тебе на голову свалится кирпич. Будешь трястись перед любым шагом и вечно сомневаться.

– То есть, быть умным плохо? – спросил Брак. Слова Оршага звучали как-то однобоко. – Никто ведь не знает заранее, когда он умрет.

– Можно достаточно уверенно предположить. Если ты торчишь на палубе корабля посреди шторма, корпус разваливается, высота три мили, а в баках пусто – даже воображение не понадобится.

– Но ведь это все равно не предрешено. – возразил Брак. – Можно попытаться опустить цеп, найти что-нибудь для приземления, как-то залатать пробоины. Я не очень разбираюсь в цепах, но способы должны быть.

– Продолжай в том же духе, и кошмары уйдут, – Оршаг довольно улыбнулся и разбудил двигатели. – Только не переусердствуй. Иногда лучше вообще не размышлять и просто действовать. Важно соблюдать баланс.

– И как можно внезапно поумнеть?

– Начать думать. И, прежде чем ты задашь следующий вопрос, отупеть гораздо проще.

Оршаг изобразил откупоривание фляги и припал к воображаемому горлышку.

– Так что, если ты не собираешься превращаться в пускающего слюни кретина, начинай умнеть. Это поможет.

Торговец повернулся к рулю и трак рывком тронулся с места.

Брак принялся молча натягивать одежду.

Три дня назад, едва отогревшись и придя в себя, он вычистил кабину от грязи, после чего принялся изучать наследство Джуса. И с трудом смог удержаться от того, чтобы не разрыдаться повторно.

Там было все, о чем может мечтать молодой клановый. Отличная кожаная куртка, длинная и хорошо утепленная, такие же штаны. Пара крепких ботинок, рубаха из мягкой зеленоватой ткани, удивительно прочная и выглядящая слишком хорошо для привыкшего к драным обноскам парня. Все подогнано идеально, у отца всегда был хороший глазомер, а правый ботинок хитро раскрывался на боку, позволяя втиснуть внутрь протез. Надев новые вещи, Брак едва ли не впервые в жизни почувствовал себя полноценным человеком. Спрятанный под штаниной и ботинком протез перестал выдавать в нем калеку, для любого встречного он будет просто хромцом. Да и то лишь после того, как куда-то пойдет.

Кроме кри и одежды, в мешке было пусто. Джус явно озаботился лишь самым важным, что сможет понадобиться сыну в большом городе. Деньгами и одеждой. Наверняка еще хотел дать советов, но не успел. Ведь что может быть важнее для налаживания знакомств или устройства в мастерскую, чем внешний вид? В новой одежде Брак все равно будет выглядеть степняком, зато ничто не будет выдавать в нем кланового – на куртке нет и следа меток или нашивок, а сшита она мастером, который сбывает свой товар всюду, от Республики до Вольных Земель. И это тоже продуманный шаг – клановых на севере недолюбливают, поэтому большинство отправляющихся в Поиск стараются скрыть свое происхождение.

Брак вспомнил пожилую торговку и то, с какой жадностью он тогда смотрел на куртку. Быть может – эту самую, трудно сказать наверняка. Синяя тесьма похожа. Логи тогда ловко свернул разговор, чтобы калеке не пришлось оправдываться отсутствием кри. А Джус просто взял и купил. Еще и заставил подогнать все по мерке, чтобы сыну не пришлось ходить в обновках пугалом. Наверняка ведь занимался этим в тот самый вечер, когда напарники впервые просиживали штаны в кабаке, строя планы на будущее.

А теперь нет ни Джуса, ни Логи. Да и вообще никого нет. Стеклянная Плешь одним махом сожрала всех, кого Брак знал.

Днем эти мысли кое-как удавалось отгонять. Оршаг, так и не дождавшись от нанимателя ответа о цели путешествия, гнал трак по степи куда-то на северо-запад. Попутно он, не отрываясь от руля, трепался и расспрашивал обо всем сразу, явно довольным появлением в кабине свободной пары ушей. Он раскопал в одном из многочисленных ящиков тонкую книжку из плотной бумаги, пестревшую яркими картинками. Велел Браку, раз уж тот все равно ничем не занят, досконально изучить этот “букварь”. Торговец скрупулезно выполнял свою часть сделки, отвечая на расспросы парня и давая советы. Хотя учитель из него вышел препаршивый, постоянно отвлекающийся на посторонние темы и временами излишне язвительный. Хотя сравнивать калеке было не с кем, до этого его чему-то учили только три человека. И если на фоне Симы и Часовщика торговец смотрелся бледно, по сравнению с Джусом он явно имел талант к преподаванию. Ведь если учитель не сыплет через слово ругательствами, не распускает руки и не называет учеников кретинами каждые тридцать секунд – он явно талантлив.

Поэтому днем Брак со скрипом, но пытался осваивать канторский алфавит. Угловатые буквы прыгали и упорно отказывались складываться в слова, но парень был настойчив. К тому же, это здорово отвлекало от любых других мыслей.

– Г-д-у-ш-а. Гдуша. Что за гдуша? – недоуменно спросил калека, уставившись на рисунок бугристой хреновины неправильной формы, похожей на шугалку с ободранными костяными наростами. – Что это за эйнос?

– Груша. Ты перепутал буквы. – Оршаг убедился, что степь впереди ровная, зафиксировал руль и повернулся на кресле, сверкнув оправой очков. – Это не эйнос.

– Что за груша?

– Фрукт с Талензы. На Гардаше они не растут, во всяком случае я об этом не слышал. Это канторский букварь, достался мне по случаю. Там любой трехлетний ребенок знает, что это такое.

– Вкусный?

– Весьма. Хотя пытаться описать вкус это еще более неблагодарное занятие, чем объяснять слепцу, что такое синий. Будешь в Нью-Арке, можешь попробовать достать на рынке, хоть и втридорога. Доми их любят и выращивают. Отвезти тебя туда?

Брак покачал головой и снова уткнулся в букварь. Трак тряхнуло и Ограш разочарованно вернулся к рулю. Этот вопрос он задавал постоянно и калека торговца прекрасно понимал. То еще удовольствие – тащиться по степи незнамо куда. Но и ответа парень пока не мог дать. Сам не знал толком.

Плохо становилось, когда трак останавливался на ночную стоянку. Брак поначалу пытался вызваться наблюдателем на крышу, или хотя бы подежурить в кабине, но Оршаг отмахивался и гнал его спать. Торговец, казалось, вообще ни шарга не боялся. В нарушение всех неписанных правил степей, он полностью усыплял движки и гравки, вообще не заботясь о маскировке грузовика. К тому же, он по полночи сидел в водительском кресле под зажженным светильником, лениво листая очередную толстую книгу.

Ночью одинокий трак в степи, к тому же с ярко освещенной кабиной, видно издалека. И шансы нарваться на клановых искателей или жадных до поживы вольников очень велики. Да и драки изредка, но охотятся по ночам. Если что-то произойдет, спасти торговца может либо оружие, либо быстрое бегство. Но трак, насколько знал Брак, не был вооружен, а для быстрого бегства нужно держать наготове движки и иметь ночного дозорного.

Оршагу на все это было наплевать. Либо он знал что-то такое, о чем Брак не имел ни малейшего понятия, либо просто по жизни был невероятно удачливым сукиным сыном. Что бы это ни было, оно работало – нежданные гости благополучно обходили стоянку стороной, да и днем никого видно не было. Торговцу даже удалось полностью избежать внимания Котов при утреннем бегстве от Плеши, хотя казалось бы – полосатые должны были наглухо перекрыть все окрестности.

А к ворочающемуся под ватным одеялом калеке приходили старательно гонимые днем мысли. Наглое лицо предводителя пленников, смазливые усики торговца на красном траке, мелькали лица Часовщика, Фолдиса и Сельмы. Брак раз за разом переживал события Большого Схода, складывал воедино всю картину произошедшего. И корил, бесконечно ругал самого себя.

Почему, ну почему он тогда не попытался предупредить отца? Ведь времени было достаточно, как и шансов на то, что Джус его послушает. Сейчас он это прекрасно понимает, но тогда, на стоянке, под непрекращающимся ливнем и раскатами грома – замешкался. Упустил свою единственную возможность спасти отца. Надежды на то, что кто-то из собравшихся в крепости Гиен пережил атаку, не было. Если даже “Падший Цеп” предпочел погибнуть, хоть и на своих условиях, то что и говорить об остальных. Враги слишком хорошо все рассчитали, а Гиены оказались ослеплены собственной мощью и самоуверенностью. Даже Сельма, умная и хитрая Сельма, даже она пала жертвой веры в неуязвимость гигатраков.

А ведь все, что понадобилось врагам – чтобы Гиены своими руками внесли в самое сердце Схода то, что потом станет причиной их гибели. Да еще и сами заплатили за подлый эйнос немыслимую сумму. И две дюжины лазутчиков, неделю просидевших в клетке на площади. Одна ночь и все – Гиен больше нет, послов северян тоже нет. Налетевший шторм смоет с плато все следы произошедшего, оставив после себя лишь покореженные корпуса исполинских машин, да груды бесполезного металлолома. И трупы. Никто даже не узнает толком, что произошло на Плеши.

Брак сжал зубы и глухо застонал. Сейчас задумка Котов казалась ему настолько очевидной, что не увидеть ее заранее мог только слепец. Или гразгова отрыжка. Тупой недоумок. Почему он догадался так поздно? Ведь все лежало на поверхности. И почему он, шаргов кретин, не попытался спасти отца? И почему отец не рассказал ему о своих планах раньше?

– Потому что ты трус и ссыкло. К тому же ни шарга не умеешь, кроме как языком молоть, – удивительно похожим на отца тоном сварливо ответил калеке внутренний голос. – Ты сам убедил в этом Джуса. Из раза в раз ты доказывал отцу, что ни на что не годен. Прогибался, когда тот давил и всегда сбегал при малейших признаках неприятностей. Сначала под юбку Симы, а затем из трака.

– Я не сбегал, – возразил Брак. – Джус после смерти матери стал невыносим.

– А что ты сделал, чтобы помочь ему справиться с ее смертью? Ой, у меня умерла мама, я такой несчастный, – гнусаво пропищал голос. – Не знаю что делать, надо поскорее сбежать из этой задницы куда подальше. Ты не задумывался, что ему пришлось в разы тяжелее, чем тебе? Но вместо поддержки, отец видел от тебя лишь глупость и нежелание ничего делать.

Брак выругался и перевернулся на другой бок. Разговоры с самим собой всегда оканчивались одинаково. И каждый раз он чувствовал себя все большим говном.

– Отец тоже хорош. Он запил, распродавал вещи, запустил трак. А сколько раз он поднимал на меня руку? Я что, должен был молча терпеть?

– А ты только этим и занимался. Когда не сбегал, – насмешливо возразил голос. – Может, он только и ждал момента, когда ты проявишь себя мужиком и пошлешь его к шаргу? Может быть, единственное чего не хватило ему для возврата к нормальной жизни – это чтобы ты, глядя ему в глаза, потребовал прекратить убивать себя?

– Но я пробовал...

– Ты пробовал, но не преуспел и сдался. Послал Джуса к шаргу лишь во время последней встречи. Молодец, хватило духа наорать на беспомощного пьяницу и хлопнуть дверью напоследок, прекрасно зная, что ты больше никогда его не увидишь и не будешь разбираться с последствиями. Ты стал такой взрослый и смелый, Брак! Именно такой человек и достоин отправиться в Поиск!

– Но…

– Но, когда у тебя был шанс вернуться и спасти его, ты побоялся. Замешкался и зассал еще раз с ним встретиться. Куда же делась вся твоя храбрость? Как там было: “Подыхай вместе с этим куском железа, если он тебе настолько дорог, что ты готов пожертвовать ради него сыном”. Слова настоящего мужчины!

– Я был уверен, что отец собирается продать меня Чегодуну!

– А он вместо этого спас тебе жизнь. Пожертвовал траком, влез в долги, договорился с Оршагом. Отдал последнее, что у него еще оставалось, лишь бы у тебя все было хорошо, – голос в голове говорил быстро и злобно. – А ты не смог даже один раз пересилить себя и попытаться рассказать ему об опасности. Чем ты рисковал? Лишним синяком под глазом?

– Я…

– Ты именно тот, кого он в тебе видел. Трусливый, подловатый мальчишка с кашей в голове, который самостоятельно ни шарга не может. Ты лежишь здесь, скрипишь зубами и бесконечно жалеешь себя, жалеешь других, злишься на несправедливость и ноешь. Вместо того, чтобы взять себя в руки и прикинуть, что делать дальше. Гразгова отрыжка, ты даже не в состоянии принять решение, куда ехать. Думаешь, Оршаг будет неделями колесить степь и ждать, пока ты соизволишь все обдумать?

– Не будет.

– Вот и соображай быстрее, степь не бесконечна.

Разговор с самим собой затихал, а потом начинался по новой. Иногда Брак отвечал себе голосом толстяка, иногда – Часовщика. Но чаще всего в голове звучал голос Джуса.

А когда сил на разговоры уже не оставалось и калека засыпал, в его сны без стука входили кошмары.