Текст книги "Лиорская мельница (СИ)"

Автор книги: Андрей Андросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Лиорская мельница

Пролог

– Грузите, ленивые крысы! И ты тоже, Лаор! – дюжий бригадир уже битый час, не стесняясь, орал на нерадивых грузчиков. – Тебе платят не за то, чтобы ты поминутно бегал в сортир! Тебе, ленивая паскуда, платят за то, чтобы ты брал вот эти ящики и нес их вон в то корыто. Молча! Прошу прощения, садмы. Шарговы нойты вечно отбиваются от рук.

Последние слова Баартух произнес извиняющимся тоном, почтительно поглядывая на стоящих поодаль грузовой площадки людей. Лишь один из них – невысокий доми в традиционном гарбе, мог похвастаться богато украшенным фиолетовым браслетом на руке.

Двое других, угрюмый канторец и дерганый бородатый старик с породистым носом, браслетов садмов не имели. С канторцем все понятно, а вот старик вообще не производил впечатления. Одежда дешевая, украшений нет, неопрятный. Такого легко принять за оборванца.

Но Баартух работал в порту всю жизнь, навидался всякого отвык оценивать нанимателей по внешнему виду. Да и трудно вообразить, чтобы человек, заинтересовавший одного из всесильных в Аркензо красно-белых, оказался простым оборванцем. Поэтому решил подольстить всем скопом. Мало ли, как обернется?

Могут лишних деньжат накинуть, за старательность, главное не забывать напоказ подгонять нойтов. Наниматели такое любят.

“Помпезная Вдовушка” – старый грузовой цеп, трюм которого с ночи пытались заполнить грузчики, смотрелась на современной причальной площадке инородно. Два приспущенных баллона выгорели на солнце, а ткань пестрела пожелтевшими от времени заплатами.

Как и почти любое судно, прибывшее с Талензы, “Вдовушка” выглядела для островитян курьезом. Архаичным, нелепым, но все еще способным передвигаться реликтом времен Освоения.

Особенно сильно это бросалось в глаза сейчас, когда соседнюю причальную площадку занимала великолепная красно-белая гравияхта. Плавные обводы корпуса, хищный, далеко выдающийся вперед нос, увенчанный тускло блестевшей стеклянной полусферой мостика, три массивных цилиндра турбин на корме. Яхта походила на огромную птицу, присевшую на площадку передохнуть. Этому впечатлению способствовали и сложенные на манер крыльев рули управления.

Огромный хвостовой плавник высоко выдавался над корпусом. Его едва касались первые лучи рассветного солнца, освещая горевший на глянцево-белой поверхности силуэт птицы.

И вот на фоне “Парящего Арталиса” – именно так гласила тянущаяся золотом вдоль борта надпись, баллоны старого континентального грузовика смотрелись еще более архаично, а две выносные гондолы с пропеллерами – даже комично. Но именно в гостеприимно распахнутый трюм “Вдовушки” сейчас цепочкой отправлялись многочисленные ящики, плотно набивая раздувшееся брюхо старого цепа.

– На этом корыте будете ползти до побережья дней шесть, – доми задумчиво покрутил в руке золотой механический хронометр. – Профессор, вы уверены, что необходимо тащить все это с собой?

– Абсолютно. Н-нам понадобятся объекты. К-клетки. Полевая лаборатория, колбы с образцами… – начал было перечислять старик, но был прерван.

– Мы могли бы использовать гравицеп. Вышло бы намного быстрее, – доми указал на яхту. – “Арталис” в прошлом году взял третье место на Лазурной дороге. Два дня – и вы на Гардаше.

Старик смерил вызывающе роскошный гравицеп взглядом, не слишком старательно попытавшись скрыть презрение.

– Слишком быстро. П-при всем уважении к вашей яхте... Великолепный образчик, к-кстати. В ее трюм не влезет и трети того, что м-мне необходимо. Если опыты пройдут как надо, н-нам понадобится все мое оборудование, – он помялся и добавил, – Вы т-точно уверены, что захотите перевозить на “Арталисе” сотни образцов?

Его собеседник поморщился, а потом рассмеялся:

– Вот этим вы меня точно убедили. К тому же, яхта слишком прожорлива, такой путь влетит мне в сотни кри. Будь по-вашему, добивайте это корыто. Будем надеяться, что оно не развалится по дороге.

Канторец поправил широкополую шляпу и, щурясь от ударившего в глаза солнца, принялся набивать короткую резную трубку. В разговоре он участия не принимал.

– Сколько времени вам понадобится?

– М-минимум месяц. Если все пройдет по плану, в чем лично я н-не сомневаюсь, то уже к концу третьей недели нас ожидают результаты. Пару н-недель на эксперименты, и обратно. Тупые шарги из Академии еще пожалеют о своем решении.

– Не сомневаюсь, – доми задумчиво побарабанил пальцами по браслету. – Торден отправится с вами.

Канторец с легким кивком приподнял шляпу за тулью и принялся разжигать трубку.

– Зачем он мне? – старик насупился, гневно встопорщив клочковатую бородку. – Это научная экспедиция, зачем там этот головорез? Я не потерплю посторонних на борту. Или вы мне по-прежнему не доверяете?

– Профессор, вы выдающийся ученый, за что я вас безмерно уважаю. Но помимо этого… Знаете, что вы еще?

– Что?

– Вы моя инвестиция. Вы моя вещь, – голос доми похолодел. – В тот момент, когда вы прибыли на Аркензо, вы стали моим гостем. В тот момент, когда вы пришли в мой дом – вы стали моим другом. Но в тот момент, когда вы обратились ко мне за помощью – вы стали мне принадлежать.

Он оправил рукав гарба, повернулся к городу и продолжил:

– Я не собираюсь убеждать, права голоса у вас все равно нет. Доверяю ли я вам? Не больше, чем этим нойтам. Это Архипелаг, привыкайте. К тому же, взгляните туда.

Нахмурившийся старик нехотя повернул голову в указанном направлении, подслеповато уставившись на бухту.

Рассвет шаг за шагом отвоевывал у ночи территорию, обнажая скрытый в сердце бухты город. Подобно выползающему из раковины моллюску, он выползал из темной громады острова.

Вынырнули из сумрака монолитные волноломы, показались длинные ветки пирсов, усыпанные бусинами лодок – вотчина ловцов эйра и рыбаков. За ними – многочисленные причалы порта, с покачивающимися на волнах крупными судами и сгорбленными фигурами грузовых кранов.

Пристань, мощеная набережная, неровные цепочки складов и рынки, где даже ночами не затихает торговая суета, рыбацкие кварталы.

Форт береговой охраны, окутанный красно-белыми знаменами и ощетинившийся батареями картечниц и баданг.

Разогнавшийся рассвет уперся в холм, замедлился, но упрямо продолжил карабкаться к вершине острова. Ступень за ступенью, ярус за ярусом.

Коричнево красные крыши многоэтажных доходных домов, опутанных паутиной труб. Зелень парков. Брусчатка площадей.

Все выше и выше. Через утопающие в роскоши богатые поместья доми. Переползая, карабкаясь через монументальную стальную стену, скрывающую за собой верфи, усыпанные причальными мачтами и размеренно вращающимися крестовинами конденсаторов.

И, наконец, выхватывая из темноты вершину острова. Плоскую, будто срезанную ножом скалу, на которой возвышается величественный бело-красный дворец, ярким пятном выделяющийся на фоне грязно-коричневого камня.

Последним из темноты вынырнул маяк, упорно цепляющийся длинным шпилем за остатки сумерек. Мигнули голубым прощальные вспышки светильника.

Сполна насладиться рассветом профессору помешал клуб вонючего дыма, который ветер смачно впечатал ему в лицо, заставив согнуться и зайтись сухим кашлем. Невозмутимый канторец участливо взглянул на него и затянулся еще раз.

– И что я д-должен был увидеть? – прокашлявшись, старик угрюмо сплюнул за парапет и отвернулся.

– Город. Какой он? Вы прожили здесь больше двух лет и должны были составить свое мнение.

– Ну, это город, – недоуменно ответил старик, – Сыро, ветрено, чайки орут. Обычный город. Богатый торговый порт.

Он помялся, не зная, что еще добавить.

– Профессор, не туда смотрите. Хотя, трудно вас в этом винить, вы же с Талензы. Многие вещи кажутся очевидными. Взять, хотя бы, освещение.

– А что с ним? Хорошее. У нас, правда, используют масло, с эйром на континенте туго.

Доми снисходительно улыбнулся и медленно, как ребенку, проговорил:

– Оно есть. Да, ночи у нас светлее, чем на суше, и многим хватает эйра. Тем не менее, в темное время суток улицы полностью освещены. За исключением некоторых кварталов.

– Это д-должно меня впечатлить? – брюзгливо спросил старик.

– Не вас, – невысокий человек в дорогом гарбе окинул взглядом суетящихся грузчиков, – Но для тех, кто жил здесь всегда, ночное освещение кажется чудом. Для тех, кто прибыл в эпоху Освоения – тоже чудом. Технологическим, но чудом.

Он криво улыбнулся и продолжил:

– Представьте себе, когда в городе едва начали сводить единую сеть для эйра, нашлись крикуны из местных. Не только всякий сброд, но и жители верхних кварталов. Они утверждали, что ночное освещение вызовет рост преступности. Дескать, при свете преступникам будет легче искать жертв.

– Н-не вижу здесь логики.

Доми пожал плечами.

– А её и нет. Люди не терпят перемен и найдут самые идиотские оправдания нежеланию меняться. Насосы шумят, от эйра понос, из-за гравок болит спина, корабли должны плавать, а не летать, рыбы раньше было больше... Вы ведь из-за этого сбежали?

– Н-не сбежал. Но да, из-за этого. Мои идеи не захотели даже выслушать. Шаргов совет с этими напыщенн…

– О чем и речь, – перебил доми, не дав старику закончить. – Это причина, по которой вы пришли именно ко мне. Мы ведь похожи, претворяем свои идеи в жизнь, вопреки воле крикунов. Но мы отвлеклись. Скажите мне теперь, профессор, что вы видите в этом городе?

– Освещение? П-промышленность? Верфи? Резервуары?

Доми досадливо поморщился.

– Близко, но не совсем. В первую очередь, Аркензо – это прогресс, будущее. Единая воля, которая сметает любые препятствия на своем пути. В этом нам пока далеко до Талензы, но мы прикладываем все усилия, чтобы и тут вас догнать. В чем-то нам это уже удалось.

Доми проводил взглядом звено взлетевших флиров в красно-белой раскраске.

– Но прогресс это не только техника. В первую очередь, это люди, их образ мышления. Одно неотделимо от другого. Дикарь никогда не соберет гравицеп. Десять поколений назад островами заправляли бандиты, которые с трудом бы выговорили "Добрый вечер", прежде чем пырнуть вас заточкой и сбросить труп в канаву. Пять поколений назад в Аркензо не проходило недели без кровавых разборок. Доми и местные заправилы резали друг друга в бесконечной борьбе за власть. Сейчас же… Много вы за два года видели конфликтов? Вас пытались ограбить? Люди изменились. Доминион Аркензо принес на эти острова будущее, поменял людей изнутри. А технологии – лишь следствие этих изменений.

– Зато теперь вы режете друг друга п-почем зря, – поморщился старик. Его раздражал разговор. Раздражал промозглый ветер, раздражал вонючий табак громилы. Но больше всего раздражало холеное, самодовольное лицо собеседника. Доми оседлал любимого конька и мог часами нести высокопарную чушь.

Сам старик никакого особого прогресса не видел. Все то же, что и повсюду – только короли вместо замков живут на виллах, вместо провинций воюют за острова, а вместо богов молятся на золото.

– Профессор, это другое. Увы, не все доминионы пока разделяют нашу точку зрения, поэтому бывают, хм, политические разногласия, – доми вновь протарабанил пальцами по браслету, и вдруг резко сказал: – На Гардаше ничего этого нет.

– Нет чего? – спросил старик. Манера собеседника менять темы его тоже раздражала.

– Ничего нет. За пределами Доминиона и Республики нет ничего. Там нет цивилизации, культуры, стражи, водопровода и освещения. Нет законов, за редким исключением. Гардаш это бурлящий котел с отбросами, в который мы регулярно подливаем всевозможную дрянь. Именно поэтому мой человек полетит с вами, ради вашей же безопасности. Были… прецеденты. Думаете, вы первый, кто проводит там эксперименты?

– Я слышал, что на Гардаш регулярно отправляются экспедиции научного сообщества. Я лично знаком с магистром К-кантилли, он трижды привозил с Гардаша об-бразцы эйносов. Именно его рассказы сподвигли меня перенести финальную фазу испытаний туда, и я решительно н-не понимаю, почему…

– Профессор, успокойтесь! – рассмеялся доми. – Нет смысла оправдываться передо мной.

Громкий смех со стороны троицы привлек внимание Баартуха. Проклятые ящики все не заканчивались, а казавшийся бездонным трюм грузового цепа был загружен едва наполовину. Почесав черную, блестящую от пота лысину, он прикрикнул на отвлекшихся грузчиков и покрепче схватился за рукояти тележки. Гравка тихо взвыла, принимая на себя очередной груз – массивную клетку в пять шагов высотой, крепко сбитую из деревянных брусьев.

Островитяне, да и материковые крысы, нередко отправлялись на Гардаш поохотиться. Живность на материке, по слухам, водилась весьма опасная, охота на нее считалась престижным развлечением. А живые особи уходили коллекционерам и исследователям за солидные деньги. Груженые клетками цепы, битком набитые охотниками, были нередким для Аркензо зрелищем. Правда, обычно клетки были стальные.

Да и непохожи были наниматели на охотников. Еще раз почесав лысину, Баартух поднатужился и покатил тележку к трюму.

– Вам стоит иногда вылезать из своей раковины, профессор, – кинув взгляд на попыхивающего трубкой канторца, доми достал из рукава тонкую сигару. Прикурил от браслета, после чего продолжил. – Гардаш давно облюбовали подобные вам. Даже дикие звери не ходят гадить там, где живут. И уж точно ни одно животное не сможет загадить территорию так же, как человек. Таленза тому прямое доказательство. Вы, ученые, исследователи, экспериментаторы – можете за день сотворить такое, на что тысяче человек не хватит тысячи лет. Доминионы не позволяют проводить потенциально опасные эксперименты в пределах архипелага. На Талензе тоже все закрыто. Готов поспорить, что вас не стали даже слушать. Кому нужен под боком еще один Зеркальный Котел? А гразги? Твари кишат даже здесь, и я абсолютно уверен, что природа не могла создать такую мерзость самостоятельно. Кто-то из вашей братии ей помог. Именно поэтому вы сейчас стоите рядом со мной. Именно поэтому вы летите на древнем цепе в одно из самых опасных мест на Гардаше. Если кто-то и уничтожит этот мир, так это подобные вам. Просто из любопытства, узнать что будет. Как сильно оно жахнет? Как далеко оно полетит? Сколько эйра оно сожрет?

– Это весьма дилетантские суждения. Наука никогда не позволит подобному случиться, – от возмущения старик даже перестал заикаться. – Наоборот, я уверен, что именно научный подход позволит предотвратить катастрофы. Наука служит людям. Безусловно, есть ученые, которые ставят интересы науки превыше законов общества и морали, превыше здравого смысла. Но они не являются частью научного сообщества. Изгои, отщепенцы, которым никто не подаст руки. Настоящий ученый не позволит своему нездоровому любопытству взять верх над методическим научным подходом.

– Поэтому ваши исследования отказались спонсировать в четырех странах, двух доминионах, а вас самих уволили с кафедры? – тлеющий кончик сигары описал в воздухе восьмерку. – Вы достаточно ясно дали понять, что Академия не в восторге ни от ваших идей, ни от вас самих.

– Академия… – старик сплюнул тягучей желтой слюной. – Сборище старых маразматиков и слюнтяев. Шаргов Совет. Одни разговоры. Бесконечно перемалывают одно и то же. Уперлись в тупик, забились по своим норам и боятся д-даже взглянуть в сторону чего-то нового. Принципами Академии с момента ее основания всегда были пытливость и упорство. А сейчас там правят зависть, праздность и скудоумие. Меня высмеяли, оболгали и вышвырнули, но это ничего не изменит. Когда-то, мальчишкой, я восхищался Талеушем К-каранто, Джейсом Кантилли, Виксаром Ц-цепелло, Лаго Эйросом… При них люди вырвались за пределы Талензы. Сбросили с себя оковы земного притяжения. И когда-нибудь я встану рядом с великими. Мир запомнит и будет восхищаться Бернальдо Теппом, а старые сволочи из Совета пусть жрут шаргово дерьмо!

Распалившийся старик закашлялся и утер рот грязным рукавом некогда черного костюма.

Канторец хмыкнул, выбил трубку об перила и убрал в карман кожаной куртки.

Доми криво улыбнулся и вновь достал хронометр.

Баартух, сдавленно ругаясь, закатил в трюм последнюю тележку с высокими колбами из мутного стекла и пошел за расчетом.

Через три дня после отбытия «Помпезной Вдовушки», Зеркальный Котел изрыгнул из себя очередную порцию разогнанного эйра, накрыв весь юг архипелага чудовищной силы штормом.

Еще через шесть дней в западном крыле дворца на вершине грязно-коричневой скалы взорвалась лаборатория Бернальдо Теппа, профессора Объединенной Академии Наук Талензы, бывшего главы кафедры эйностической биологии. Почетного кавалера международного ордера третьей степени на розыск и немедленный арест во всех странах Старого Света.

Выброс эйра в клочья разнес западное крыло, обрушил шпиль маяка и посадочную площадку на крыше, вместе с пришвартованной там гравияхтой. Молодой наследник доминиона, Краатен До-Аркензо, погиб на борту от разгона эйра в баках гравицепа.

Глава 1

– Держи ровнее, Джус, подвеску угробишь.

– Ты и сведешь. Толку от тебя все равно никакого. Только жрешь и ноешь. Будь твоя шлюха-мамаша жива, своими руками сбросила бы тебя под трак.

– Твой рот – как моя задница. Такой же вонючий, и льется из него дерьмо.

– Что сказал? Иди сюда, гразгова отрыжка.

Увернувшись от удара худой четырехпалой руки, Брак юркнул за перегородку, отделявшую кабину от остального кузова. В обычное время такой номер не прошел бы – грузовое отделение пустует редко. Но неделю назад Котобои успешно сторговались в Яме, освободив полные металлолома, эйносов и всевозможного хлама трюмы. Сейчас в железной коробке царила удушливая жара, гравка еле слышно гудела, а по полу с грохотом перекатывались пустые канистры из под эйра.

Обычно Брак не рисковал задевать Джуса. Тот и трезвым отличался премерзким нравом, а после смерти жены все чаще прикладывался к бутылке. Но оскорбление парень подслушал у второго стола на прошлой стоянке, и не удержался. Потом прилетит, и больно – Джус был спор на расправу и нередко давал волю кулакам. Но сейчас четырехпалый был бессилен, и лишь злобно бухтел в кабине.

Брак присел на пустую, кисло пахнущую канистру. Приоткрыл тяжелую бронированную заслонку на корме и уставился наружу. Облако пыли за траком плотное, почти осязаемое, но кое-что разглядеть можно.

Шагах в сорока позади из желто-коричневой завесы проглядывает кабина. Брак пригляделся, пытаясь угадать, кому принадлежит пылящая за Джусовым траком машина.

Не скиммер, колеса четыре, и уж точно не тарга. Слишком большая кабина, да и кузов виден отчетливо. Значит трак, причем грузовой.

Дырявый лобовой лист затянут снаружи мелкой сеткой от пыли и камешков, ее периодически откидывают вниз на петлях, сбивая налипшую пыль об капот, а потом поднимают обратно. Помогает это мало, в кабине наверняка грязи по локоть, но у водителя особого выбора нет – несмотря на прошедший шторм, солнце успело высушило степь до каменной твердости, так что с пылью приходится мириться.

Над кабиной высится корявая конструкция, навроде гнезда из железных прутьев, из которого сверкает гогглами чья-то тупая лысая башка. Ведь только полный дурак полезет на крышу посреди перегона. Не видно ничего, всюду пыль, шум стоит невероятный.

Разглядев подробности, Брак приуныл. Игра в угадайку закончилась, не успев толком начаться. Конструкцию на кабине он сам сводил в прошлом году, потратив две недели и полтонны всякого железного хлама. Корявое гнездо стояло на траке Жирного.

Имя у него другое, то ли Сейм, то ли Саим, но Котобои знали его как Жирного. За глаза его так звали все, а в лицо – почти все. Жирный был трусоват, драться не любил, поэтому проглатывал оскорбления молча. Зато на тех, кто слабее, отыгрывался по полной – надувался как взбудораженная медуза, краснел, ругался и брызгал вонючими слюнями.

– И полетят над землей два Предвестника, и будет один из них толст безмерно и страшен как шарг, – пробормотал Брак. – И будет трак его жалок и ржав, а вместо мозгов – медузья каша. А второго он сожрет по дороге...

А гнездо получилось удачное, неказистое, зато крепкое. От дождя и солнца не спасет, но обзор отличный. Да и торчащие в разные стороны железки отлично прикрывают от драков, известных любителей хватать зазевавшихся наблюдателей. Если повезет – другие успеют метко жахнуть. Не убьют, но добычу летающая тварь выпустит. А может, и не выпустит.

Матерые драки на жахатели внимания не обращают, помогут только тяжелые скрапперы. А их еще навести надо успеть, да и жертве все равно не поможешь – изрешетит. Месяц назад Подвес по пьяной удали полез ночью в кузов тарги, хотел жахнуть по пролетавшему в паре миль к востоку цепу. Те шли низко, с горящими светильниками, явно что-то высматривали по темноте. Северяне ночную охоту затеяли, или рабы опять сбежали из Ямы.

Цель большая, красивая, собутыльники смотрят. Скраппа на тарге новая стояла – Подвес тогда только-только перешел в загонщики и вооружился. Ну и жахнул.

С пьяных рук не удержал рукояти, ствол повело вниз и в сторону, а следом и Подвес завалился. Стегануло ломом по стоянке, двоих искателей красной кашей размазало, да и машины посекло знатно. Многие еще долго к Холику в прицеп ходили, чтобы тот из продырявленных задниц куски железа доставал. А Подвеса полдня на цепи за "Мамашей" тащили, пока весь не закончился. В назидание.

Страшная штука – скраппер. Жаль, что только издалека посмотреть удавалось. Парень любил помечтать, как столкнутся в решающей схватке Пылевые Гиены со Степными Котами. Он, Брак, на мостике своего гигатрака, в безрукавке из драковой кожи, баданги наводит. И не на каком-нибудь недоростке, вроде “Самума”, а на здоровенном восьмиколесном чудовище размером с “Падший Цеп”. Над полем боя флиры кружат…

Он тогда уже из Поиска вернется, триумфально. Метку свою получит, за вторым столом сидеть будет. А то и за первым.

Брака разбудила громко хлопнувшая заслонка, едва не лишившая его правого уха и добротного куска скальпа. С трудом приподняв тяжеленный кусок металла, чтобы высвободить застрявшие волосы, он прислушался.

Гравка выла громче, значит трак идет в гору. Двигатель тоже гудит натужнее обычного. Из кабины слышно немелодичное напевание Джуса. Если поет – значит прикладывался к фляге. А если прикладывался к фляге – значит цель уже близко.

Последнюю неделю, покинув Яму, Котобои двигалась на юго-восток, к побережью. Близилось время ежегодного кланового сбора – Большого Схода. Знаковое для всех событие. Большой торг, большая совместная охота, не менее большая пьянка.

И под занавес – очередной Поиск, куда отправляется молодняк Семей, достигшие семнадцати. Кто на пять, кто на шесть лет. Кто-то вообще не возвращается, предпочтя мирную и спокойную жизнь за пределами Вольных Земель. Клану на таких плевать, пропал – да и шарг с ним. Руки никто не подаст, но и гнобить не будут. Многие из потерянных в Поиске по-прежнему сохраняли контакты с семьями, зачастую давая жирные наводки за небольшой процент и возможность повидаться со старыми друзьями и близкими.

Стеклянная Плешь – огромное базальтовое плато, нависающее над побережьем. Плешью ее прозвали за полное отсутствие растительности, за исключением мелких кривоватых кустарников, бесформенными островками пробивавшихся сквозь трещины в гладком черном камне. Плешь далеко выдавалась за береговую линию, напоминая исполинскую плоскую гальку, забытую на берегу ребенком великана. Из-за южного расположения, плато регулярно проверялось на прочность участившимися в последние годы штормами, которые сгладили черный базальт до состояния зеркала. Плешь служила исполинским природным волноломом, принимая на себя всю ярость водной стихии. Северная и Южная Подмышки, две удивительно похожие друг на друга бухты у основания Плеши, отличались спокойными водами и обилием живности.

По негласному убеждению, именно у Стеклянной Плеши проходила та граница, за которой южнее начиналась пустыня, знаменитая Жарка. На глазок разницу увидеть невозможно. Степь и степь, сухая, выжженная, напоминающая растрескавшуюся шкуру люторога.

Но Брак бывал с Семьей на юге и поэтому прекрасно понимал, почему граница проходила именно здесь. Два, три дня пути – и вокруг все меняется. Незаметно, потихоньку, колеса начинают проваливаться все глубже, плоскую, как лист металла, степь сменяют песчаные наносы, а редкие островки растительности пропадают совсем. Если продолжать двигаться к югу, кое-какая жизнь сохраняется лишь на скалистом побережье, все остальное занимают бесконечные мертвые пески.

Соваться туда без подготовки опасно, эйра почти нет, а остаться без него посреди пустыни – верный способ сгинуть. По мертвым дюнам могут пройти лишь специально подготовленные машины. Мелкий песок обладает мерзкой способностью набиваться в щели, гробит гравки, клинит компрессоры, а в жару плавит колеса.

На памяти Брака, клановые совались в пустыню трижды, причем в последний раз в дюнах остался целый гигатрак и восемь траков сопровождения, не считая бесчисленных тарг и скиммеров. Семья Гризов, которая и решилась на рискованный поход за эйносами, лишилась почти всей техники. Жалкие остатки семьи растворились среди других Гиен, а желающих рискнуть с тех пор не находилось.

Если продолжить двигаться вдоль побережья в обход Жарки, можно было добраться до устья великой реки Калайны, и своими глазами увидеть руины города островитян. Но так далеко Котобои никогда не забиралась, и парню оставалось довольствоваться историями Симы и слухами.

Трак взбирался все выше, и Брак вновь открыл задвижку.

Подняться на Стеклянную Плешь не просто. Плато вздымается над степью отвесными скалами высотой в сотню шагов, а то и больше. Существует множество извилистых проходов через ущелья, по которым во время дождей и штормов уходит вода, но забраться по ним невозможно. Расщелины узкие, извилистые, забитые обломками и каменным крошевом, преодолеть которые сможет лишь юркий скиммер. Некоторые проходы местами сужаются настолько, что даже пеший с трудом протиснется.

По ущельям поднимались и спускались с плато лишь самые безбашенные. В основном, искатели и загонщики из молодых. Покрасоваться перед семьями, проверить себя, на спор, по пьяни. Калечились и гробили технику, но желающих не убывало. Покорить Кривую Бабку, Шаргову Щель или Между Булок было почетно. Да и непокоренные расселины каждый Сход привлекали все новые горячие головы своей сложностью и хлесткими названиями

Но Джусов трак полз наверх по Глотке – прямому, как стрела, ущелью между двух отвесных скал. Достаточно широкое внизу, чтобы могли разойтись два гигатрака, оно выглядело так, будто неведомый исполин саданул по Плеши топором. Доходящий почти до середины плато разлом был плотно засыпан мелким щебнем, образуя удобный пологий подъем, подходящий для техники и выводивший прямиком на вершину. Дорогу создали искусственно лет тридцать назад, разогнав несколько здоровенных баков с эйром под стенами крупного ущелья, затем засыпав каменным боем и выровняв отвалами гигатраков. С тех пор гостеприимная Глотка готова была принять в себя технику любого размера, гарантируя удобный и безопасный путь на Плешь.

Глядя на проплывающую мимо стену ущелья, Брак задумчиво почесал зудящее под ремешками колено. Не исключено, что в ближайшие годы он эти камни не увидит. Возраста Поиска парень достиг этой весной, поэтому придется зарабатывать свою метку. Или оставаться в Семье бесправным калекой на всю оставшуюся жизнь.

Джуса это наверняка бы устроило. Приемного сына он не любил и в последнее время неоднократно заявлял, что такой бракованный недоносок обязательно сгинет в Поиске, не отработав свою кормежку и содержание. Брак склонен был с ним даже согласиться. Не в той части, где он не отработал кормежку. Парень неплохо разбирался в технике и сутками пропадал в мастерской “Мамаши”, принося Котобоям ощутимую пользу, а отцу – лишние кри. Да и заработка на стороне хватало, за гнездо на траке Жирного Брак честно получил свою зелень – которая тоже досталась Джусу. Но вот в том, что касается Поиска… Тут отец, как ни печально это признавать, скорее всего был прав.

Черная стена Глотки, загораживавшая собой половину вида из бойницы, неторопливо уползла вниз. По глазам ударили лучи полуденного солнца, вынудив привыкшего к полутьме Брака зажмуриться и натянуть на тощее чумазое лицо гогглы в кожаной оправе. Прозрачные пластины принялись быстро темнеть на ярком свету.

Гогглами парень гордился. Оправа досталась ему по случаю пару лет назад, когда Семья потрошила разбитую таргу неподалеку от Динга. Правда, до встречи с Котобоями шарга разбитой не была, бодро удирая в попытке вырваться с переправы. Но со скиммерами ей не тягаться. Загонщики окружили машину, замедлили жахателями , а там уже и траки подоспели. Тяжело посеченную скраппами таргу загнали в распадок на границе леса, где и распотрошили.

Раненого водителя добили копьями, женщину оглушили и закинули в решетчатый кузов Гарпунщика. А потом торопливо ободрали с техники все ценное, перебросили груз в трюм подползающей “Мамаши”. После чего Брак с Ухолом, надрываясь, развели корпус тарги на металлические куски, которые тоже отправились на корм гигатраку.

Уже позже, на стоянке, парень откопал в груде трофеев отличную кожаную оправу для гогглов, на которую больше никто не претендовал. Линзы самостоятельно выточил из псевдовек мелкого драка, сдуру сунувшегося под стволы скрапперов. Отличные гогглы получились, прочные, на свету темнеют, держат даже металлическую стружку, не говоря уже о песке и камешках. Джус сперва хотел отобрать, но потом плюнул. Без гогглов механику нельзя, да и трофей честный.

Вот с другими семьями ухо надо держать востро и очками не светить, сопрут. Или навалятся, изобьют и отберут.

На Большом Сходе всегда так, ценности плавно перераспределяются между разными семьями путем насильственной либо тайной экспроприации. Так сказал старший механик, а Брак запомнил.

Часовщик вообще любил завернуть словеса. Как-то раз после партии в забойку, он признался Браку, что отнюдь не родился в клане. Верилось в это с трудом, особенно при взгляде на испещренные отметинами уши и ту ловкость, с которой старик обращается с техникой и длинным копьем. По словам Часовщика, Гиенам он попался еще по молодости, после падения пассажирского гравицепа с островов. Гиены первыми успели на место крушения и, подтянув несколько семей, захапали упавший цеп себе. Выживших было немного, большую часть потом продали на невольничьих рынках, но юный помощник моториста сумел зарекомендовать себя у Котобоев. За сорок лет он заслужил метку, стал старшим механиком, лично собрал больше половины парка техники и обзавелся женой с целым выводком детей. На любые упоминания о своем островном происхождении, Часовщик резко грустнел и тоскливо шел бить обидчику морду, благо в Семье осталось не так много старожилов, которые об этом помнили.