Текст книги "Лед (СИ)"

Автор книги: Андрей Панченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Ну что, командир, – нарушил тишину Паншин, – похоже всё идёт отлично. Хозяйство у нас есть, пища есть, собаки сыты, печь жарит, – значит, продержимся.

– Продержимся, – кивнул я. – И ещё кое-что: от того, как мы проживём эту зиму, зависит исход всей экспедиции. Весной мы должны быть готовы выдвигаться к полюсу без малейшей задержки. Ладно, времени у нас полно, будем готовиться. А сейчас, предлагаю выпить всем по рюмке, за начало нашей зимовки! За то, чтобы она была удачной!

С со следующего дня, жизнь в «Зимовье Александровское» пошла по строгому распорядку. Одни отвечали за топку печи, воду и приготовление пищи, другие занимались обустройством лагеря и подготовкой снаряжения, а Чарли пытался наладить с нашим скудным научным оборудованием наблюдения. Инуиты почти каждый день добывали тюленей и пингвинов, и запас мяса рос. В отдельной палатке мы устроили мастерскую – там шили парки, переделывали и дорабатывали нарты, чинили упряжи и готовили лыжи. Вечерами я писал дневники и заполнял журналы, чтобы ничего не забыть.

Ночами, когда гул ветра гремел в вентиляционных трубах зимовья, я думал о «Веге». Где она сейчас? Смог ли Егор пройти вдоль ледяных стен к острову Росса? Встретил ли он англичан или норвежцев? И главное – вернется ли «Вега» к нам с вестями, или уйдет в Хобарт, так и не заглянув к нам?

Оставалось только ждать. В Антарктиде время течёт иначе: дни будто замедляются, но каждый миг насыщен тяжёлым трудом и тревогой. Мы не знали, что готовит нам эта зима, но чувствовали – испытания только начинаются.

Глава 17

«Фрам» входил в Китовую бухту медленно и осторожно, ювелирно лавируя между гигантскими плавающими льдинами. Норвежский корабль выплывая из тумана выглядел как Летучий голландец. На мачтах с собранными парусами и на бортах судна лежал снег и висели гроздья сосулек, корпус был покрыт толстым слоем инея, от чего «Фрам» почти сливался с ледником, только норвежский флаг красным пятном выделялся на белом фоне.

На дворе был конец февраля и с момента ухода «Веги» прошло уже двадцать пять дней. Я уже всерьез начал переживать за Корнеева, по всем расчётам он давно должен был вернуться.

За эти двадцать пять дней на зимовье было сделано очень много. Мы закончили обкладывать зимовье, склады и хозяйственные постройки снежными блоками, распределили доставленный с корабля груз по тем местам, где он будет храниться, и даже сделали один выход для разведки маршрута и закладки продовольственных складов. Палатки, предназначенные для хранения свежего мяса, были забиты под потолок. Тупун и его инуиты в рекордный срок добыли больше пятидесяти тонн мяса тюленей и пингвинов, почти полностью истребив поголовье этих животных в Китовой бухте. Уже который день они выходят на вельботах в море, в попытках добыть ещё и кита, и именно они первыми заметили «Фрам».

– Чего-то припозднились они – Стоящий рядом со мной на берегу Арсений смотрел на корабль в бинокль – Вышли раньше всех, и только доплыли?

– Ты знаешь, мне на это плевать. – Раздраженно ответил я – Лучше бы они вообще не приходили! Меня сильно беспокоит то, что они сюда причапали. Это наша стартовая база, нам не нужны тут соседи. Никто не должен знать, когда мы выйдем к полюсу! Иначе нам придется устраивать гонки на собачьих упряжках прямо на леднике и бежать с норвежцами на перегонки. Вот какого хрена им тут надо⁈

– Скоро узнаем, они бросают якорь – Арсений опустил бинокль и повернулся ко мне – Надо встречать гостей.

– Незваный гость, как в жопе гвоздь – Прошипел я сквозь зубы – Кто там сегодня дежурный по кухне? Галицкий опять? Пусть праздничный обед готовит, Скворцова и Сизова к нему в помощь выдели. Мяса там пусть пожарят, или ещё чего. Сами короче пусть разберётся. И водки достаньте, будем поить, этих… этих гостей. И знаешь, что, обед готовить долго, так что пусть, пожалуй, пока, организует нам легкую закуску прямо возле входа в зимовье, там, где не пиленные дрова лежат. Вот не было же печали…

Вельбот с «Фрама» ткнулся в берег и мои инуиты шустро приняли конец у бородатых скандинавов. Норвежцы выбрались на лед. Их утепленные штормовки были покрыты инеем, лица красные, суровые от мороза и долгого плавания. Впереди шел высокий, широкоплечий человек с бородой, на которой повисли ледяные крошки. Он поднял руку в приветствии.

– Капитан Отто Свердруп, «Фрам», – произнес он на ломаном, но вполне понятном английском, слегка кивнув. За его спиной сгрудились еще пятеро человек, с заплечными мешками и каким-то небольшим ящиком.

Я шагнул вперед, стараясь выглядеть приветливо, хотя внутри все клокотало от раздражения.

– Иссидор Константинович Волков, руководитель русской арктической экспедиции, – сухо представился я. – Добро пожаловать в Китовую бухту.

– Холодное место вы выбрали для лагеря господа, – усмехнулся Свердруп, окидывая взглядом наши снежные стены и склады. – Но, видно, вы уже хорошо тут устроились.

Арсений кашлянул и тихо буркнул себе под нос на русском языке:

– Слишком хорошо, чтобы еще с кем-то делиться.

Я сделал вид, что не услышал, и пригласил гостей в сторону зимовья. Инуиты с любопытством разглядывали скандинавов, переговаривались между собой, а собаки злобно рычали и рвались с привязи, учуяв запах чужаков.

Галицкий успел. Пока Скворцов и Сизов накрывали стол в зимовье, у входа в домик уже разгоралась жаровня, на решетке которой шкворчали куски мяса. Очевидно он взял уже разгоревшийся уголь прямо из печи, а мясо было замариновано и готово заранее, должно быть он и планировал приготовить его нам на обед или ужин. На бочке стояли миски с квашенной капустой и с соленными огурцами, вскрытая банка паштета, ну и конечно бутыль с водкой и кружки, в которые Игорь Паншин и Куницкий уже наливали прозрачную жидкость. Остальные члены моей команды уже поджидали гостей возле импровизированного стола.

– Садитесь, господа, – сказал я, указывая на бревна. – Пока готовится праздничный обед, и накрывается стол, предлагаю на скорую руку согреться с дороги. За знакомство.

Норвежцы благодарно сели, стягивая меховые рукавицы. Свердруп поднял кружку.

– За ваше гостеприимство господа, – сказал он. – Рад лично познакомиться с такой знаменитостью как вы, господин Волков, это честь для меня.

Я с трудом изобразил улыбку и чокнулся. В голове стучала одна мысль: надо выяснить, зачем они сюда пришли. И главное – что знают о наших планах.

Хмурый Арсений склонился ко мне и шепнул едва слышно:

– Может, они хотят идти тем же путем, что и мы? Надо вытянуть сведения.

– Вытянем, – так же тихо ответил я. – Только не сразу. Пусть сперва расслабятся… Нансена нет, тут только капитан. Или их босс брезгует с нами встречаться, либо его нет на корабле. Если второе, то они уже где-то разбили лагерь, а «Фрам» тут с той же целью, что и наша «Вега», которую я отправил на разведку. Пей короче, и наливать снова не забывай.

И я, залпом осушив свою кружку. Арсений тут же перехватил бутыль, и разлил всем еще по одной.

Свердруп, словно и сам понимая, что разговор будет не только о вежливостях, сделал вид, что сосредоточен на еде. Но глаза его то и дело окидывали взглядом наши постройки, суету инуитов и даже собак, будто он пытался в уме прикинуть – сколько у нас людей, запасов и сил. Я чувствовал этот взгляд, и он мне не нравился.

– Спасибо Отто. – поблагодарил я – Можно мне так вас называть? Ко мне можете тоже обращаться по имени. Скажите, где вы так задержались, и где доктор Нансен?

– Мы шли долго, – Свердруп немного помолчал, а потом ответил, глядя прямо на меня, – лёд задержал нас в проливе. Да и ветер был не на нашей стороне. Но теперь «Фрам» здесь, и Нансен тоже. Он на борту. Устал и слегка приболел после перехода, потому предпочёл остаться пока на корабле. Он передает вам приглашение посетить «Фрам», если вам будет угодно.

Я внутренне напрягся. Значит, всё-таки сам Нансен здесь, и у норвежцев, наверное, ещё нет базового лагеря. А если он здесь, то и их планы куда серьёзнее, чем я ожидал. Возможно они захотят разбить свой лагерь по соседству с нами, и мы не в силах им помешать…

– Спасибо за приглашение, я думаю, что я им воспользуюсь. Надеюсь, ваши люди хорошо выдержали плавание? – спросил я нарочито любезно. – Обошлось без потерь?

– Мы привыкли, – усмехнулся Свердруп, – хуже будет впереди, на льдах. Но это вас тоже касается. Слава богу плавание прошло без смертей, у нас все живы и почти здоровы.

– Это хорошо, я рад, что всё обошлось благополучно, у нас тоже всё в порядке. А что вы ищете в этой бухте? – будто невзначай поинтересовался я.

Свердруп отставил кружку и чуть наклонился вперёд:

– Мы обследуем ледник Росса. И раз уж оказались здесь, решили зайти с визитом вежливости. Наш лагерь расположен на мысе Ройдс, немного севернее базы Адамса. Англичане базируются на мысе Эванс. Так уж вышло, что мы пришли последними, когда все самые удобные места для базовых лагерей были уже заняты. Жаль, что мы не успели конечно, первоначально мы именно в этой бухте собирались ставить своё зимовье. Кстати, о вас мы узнали от экипажа вашего экспедиционного корабля, который встретили по пути. Не переживайте за него, он ушел к Австралии, так как получил небольшие повреждения от столкновения со льдом. По просьбе капитана Корнеева я доставил вам почту и сообщение, что «Вега» вернётся за вами в январе следующего года.

– Спасибо Отто, вы прям сняли груз с моих плеч – Совершенно искренне поблагодарил я норвежца. Неизвестность душила меня и не давала нормально спать – Мы уже начали переживать за наших друзей. Какие повреждения получил корабль?

– От удара немного разошлась обшивка в носовой части, ничего страшного – Успокоил меня Отто – Помпы справятся, до Хобарта они дойдут без проблем. Капитан просто не стал рисковать и идти во льды на поврежденном судне, чтобы не усугублять проблему. Тем более, что мы и так собирались пройти вдоль ледника и заверили Корнеева, что сами доставим вам депешу от него. Так что всё в порядке. Письма, последняя полученная нами в Аргентине пресса и другая почта в ящике, что мы с собой привезли.

– И ещё раз благодарю Отто! Я ваш должник.

– Не стоит – норвежец протестующе поднял перед собой руки – Вы бы сделали тоже самое для нас, я уверен. Здесь в Антарктиде, нам кроме как друг от друга помощи ждать неоткуда. Кстати, выражаю вам своё восхищение, блестящий ход с известием о том, что русские снялись с маршрута! Никто и подумать не мог, что у вас два судна, и при этом императорская яхта всего лишь отвлекающий маневр! Кто бы мог подумать, что русские используют роскошную яхту в качестве вспомогательного корабля⁈ Пресса, особенно английская, конечно кипит гневом, но я вас понимаю и не осуждаю. Это позволило вам прийти к Антарктиде первыми без лишней шумихи и занять лучшее место.

– Эээ… – Я аж немного подвис – Кто сказал, что «Полярная звезда» вспомогательный корабль?

– Ладно вам Иссидор, – С улыбкой отмахнулся норвежец – Карты уже раскрыты, можно не делать вид, как будто это тайна. Алексей Романов дал обширное интервью, после того как весь мир получил вашу телеграмму из Ушуайя. Вы это планировали изначально. Пока «Полярная звезда» отвлекала внимание прессы, делая вид, что получила серьёзные повреждения, вы по приказу вашего князя перегрузили с неё самое лучшее снаряжение, собак, взяли самых опытных членов экспедиции, и тихо ушли на «Веге». Кстати, «Полярная звезда» уже на пути сюда, идет полным ходом. Думаю, что довольно скоро они к вам присоединятся.

По мере того, как Свердруп говорил, у меня поднимался уровень адреналина в крови, в голове зашумело, а перед глазами появилась кровавая пелена. Гнида! Чертов Алексей выкрутился, да ещё и обставил всё так, будто я действовал по его приказу! Будто именно он снарядил «Вегу», и отправил её в плавание! С «самым лучшим снаряжением» которое «он мне дал», и «с самыми опытными членами экспедиции»! Корабль, который я купил и снарядил за свои деньги, получив на свои плечи огромные долги, с людьми, которых даже не было в списках «самых достойных» людей, с собаками, которых он хотел купить в Австралии! И теперь эта падла на всех парах мчится сюда, чтобы окончательно испортить мне жизнь! Мало мне было конкуренции с англичанами и норвежцами, так ещё и это!

Тем временем Галицкий, с красным от жара лицом, сгрузил на поднос ещё жареного мяса и позвал нас в зимовье. Очевидно Сизов и Скворцов уже справились со своей задачей. От блюда с мясом запах шёл такой, что собаки завыли и рванулись с привязи.

– Пойдемте внутрь господа, стол накрыт, – сказал я, с трудом сдерживая рвущийся наружу гнев. – Путь у вас был тяжёлый.

Мы вошли в зимовье. Тесный домик, стены которого обложены снежными блоками, освещался коптящей лампой и теплом печи. Стол, сколоченный из досок ящиков, был заставлен блюдами: мясо, капуста, рыба, хлебцы. Сизов и Скворцов, вытирая руки о фартуки, замерли у двери, с любопытством разглядывая пришельцев.

– Ты это слышал⁈ – Я кипел гневом, и не мог его сдержать в себе, поэтому пока норвежцы располагались, я выдернул Арсения на кухню – Ты слышал, что этот урод сделал⁈

– Всё я слышал, успокойся – Арсений тоже счастливым не выглядел – Давай потом поговорим? Проводим норвежцев, остынем, посмотрим почту и уже на холодную голову всё обсудим?

– Вот же тварь… – Я с трудом смог взять себя в руки – Ты прав дружище, вначале нужно отделаться от Свердрупа. Сильно не пей, вечером общий сбор!

Норвежцы сбросили штормовки и уселись. Свердруп занял место рядом со мной, остальных мы рассадили по лавкам и ящикам. Паншин снова налил, и все подняли кружки.

– За взаимную помощь и наших норвежских друзей – произнёс я. – Пусть этот суровый край и наше соперничество никогда не сделает нас врагами.

Кружки звякнули. Выпили. Но уже через мгновение я почувствовал, как холодная злость снова поднимается во мне: слова Свердрупа о «Полярной звезде» не выходили из головы. Я встряхнулся, пытаясь собраться с мыслями, не нужно показывать конкурентам, что у нас что-то идёт не по плану!

– А что скажете насчёт собак? – словно между делом спросил Свердруп, поворачиваясь ко мне. – Мы видели ваши упряжки. Сильные псы, настоящие бойцы. Где брали?

– В Гренландии, – ответил я спокойно. – Там они самые выносливые и быстрые. Впрочем, я уверен, что ваши собаки тоже оттуда.

– Хм… – он кивнул, – значит, на Полюс вы всё-таки идёте с расчётом. Не только «наука». Ладно. Насчёт собак вы не ошибаетесь, у нас их не столько, сколько у вас, но они тоже гренландские. Это действительно самые лучшие животные, из тех, которых я встречал. Правда сибирские лайки тоже не плохи, только достать их трудно.

– А у англичан? – Поинтересовался Ричард. – Какие у них собаки?

– У них собак нет – Ехидно усмехнулся Отто – У них маньчжурские пони. Адамс всё же больше моряк, а не полярник, ну и англичанин до мозга костей. А англичане никогда ни жили по-настоящему в снегу. Они хорошо знают лошадей, собака же для них помощник в охоте или декоративное животное, но никак не тягловая сила. Мы виделись с Адамсом шесть дней назад, так вот, я процитирую его слава: «собаки жрут больше, чем везут и умирают в самый не подходящий момент». Очень заносчиво себя вел этот господин, я бы даже сказал грубо. Мы вынуждены были отплыть уже на следующий день после посещения его лагеря, чтобы не вступать в конфликт. На мой взгляд, для руководителя экспедиции Адамс не годится, так как не хочет ничему учиться и никого слушать. В его лагере во всю процветает военно-морская дисциплина, офицеры бьют матросов, я это своими глазами видел! На что они рассчитывают⁈ На то, что эти люди, придут им на помощь, если что-то случится во льдах⁈ Так в полярных районах нельзя! А про пони… Даже ваш опыт его ничему не научил, ведь вы в своих отчетах про пони писали. Любой эскимос с десятком собак умнее, чем этот Адамс!

Пока Отто говорил, он заводился как известный в моё время диктатор, в конце своей речи он уже чуть ли не орал от возмущения. Видимо англичане действительно организовали норвежцам совсем не ласковый прием. За столом повисла неловкая пауза.

– Извините, что-то я слегка перебрал с алкоголем – Немного отдышавшись пробормотал Свердруп, и шатаясь встал из-за стола – Наверное мы вернёмся на корабль, нам нужно отдохнуть.

– Передайте доктору Нансену, – сказал я, медленно ставя кружку на стол и тоже вставая – что я непременно нанесу ему визит завтра. Думаю, нам есть о чём поговорить.

Свердруп удовлетворённо кивнул и вся компания норвежцев заторопилась на выход. Через десять минут вельбот уже вез наших гостей к «Фраму», а я стоял на льду, глядя им в след. Я был на удивление трезвый, не смотря на выпитое. Сегодняшний день принёс нам много новостей, в основном плохих, и теперь всё это нужно было как следует обдумать. Обдумать и решить, что же делать дальше, но для начала нужно было прочитать письмо Корнеева, и ознакомиться с переданной норвежцами прессой. У меня всё ещё оставалась призрачная надежда, что Отто или не так что-то сам понял, или просто пошутил. Ну не может быть, чтобы «Полярная звезда» шла сюда! Вся эта богема на борту, едва выдержала шторм у берегов Европы, а тут через весь глобус пилить! Угроза появления тут Алексея со свитой, пугала меня сильнее, чем соперничество с норвежцами. Да, только с ними, ибо исходя из услышанного, Адамса конкурентом я больше не считал. Не угнаться ему на копытах, на собачьими лапами! На полюсе первым буду или я, или Нансен!

Глава 18

До наступления полярной ночи, которая началась на широте «Зимовья Александровского» двадцать первого апреля 1895 года, мы успели заложить пять продовольственных складов, которые устраивали на каждом градусе южной широты. Последний наш склад, куда было складировано почти четыре тонны провианта, из которых основную массу составляло тюленье мясо, был заложен на восемьдесят третьем градусе южной широты тринадцатого апреля. За эти три похода, в которых участвовали все собачьи упряжки и почти все члены экспедиции, была разведана дорога почти до границы шельфового ледника, за которым лежало Полярное плато.

Опыт как говорится не пропьешь, и с закладкой складов мы управились довольно легко, без особых сложностей.

Нам повезло с погодой – больших метелей в эти недели не случалось, и дорога, которую мы дополнительно помечали снежными пирамидами и флагами, каждый раз оставалась более-менее читаемой. Собаки привыкли к маршруту и шли охотнее, чем в первый выход. Главная трудность была не столько в закладке самих складов, сколько в том, чтобы не допустить перемешивания вещей и поддерживать порядок: часть грузов предназначалась для постоянного зимовья, часть – для будущих походов на юг, и если бы мы путали ящики, весной сами бы оказались в тупике.

Работа шла размеренно. Керосин мы экономили, почти всё тепло добывалось за счёт жира и жировых печей, так же как и прежде, вместо палаток мы возводили иглу, в надежде на то, что они переживут зиму и облегчат нам весенний поход на юг. Если честно, надежды на это конечно было мало, однако иглу помогали нам и сейчас, экономя время на разбивку лагерей при прокладке маршрута. Люди втянулись, по окончании дневного перехода уже никому не нужно было говорить, что ему делать: кто-то рубил и укладывал снежные блоки для иглу, для укладки вокруг вешек и складов, кто-то записывал данные в журнал, кто-то следил за собаками. К концу третьего похода мы уже действовали почти автоматически, и даже шутили по дороге.

К середине апреля все понимали, что большие выходы закончены, впереди оставалось лишь обустройство зимовья и ожидание долгой темноты. В лагере стало заметно спокойнее: никто не рвался куда-то идти, люди занимались мелкими хозяйственными делами, латали одежду, проверяли нарты, чинили собачью сбрую. Было ощущение, что мы поставили крепкий фундамент и теперь можем позволить себе передышку.

Полярная ночь вступила в свои права быстро. Уже через несколько дней после двадцать первого апреля стало казаться, что света мы вовсе не видели. Дневные сумерки были такие короткие и тусклые, что к ним относились скорее, как к удобному времени для выхода к складам или рубки льда, чем к настоящему дню.

Жизнь в зимовье вошла в размеренное русло. Каждый день начинался одинаково: топка печей, приготовление горячего чая и каши, кормёжка собак. Потом распределялись мелкие работы – кто-то заготавливал снег и лед для топки воды, кто-то шел на охоту, кто-то записывал в журнал метеорологические наблюдения. Благодаря стараниям Чарли, возле зимовья было устроено две метеостанции и астрономическая обсерватория. Прозрачность воздуха и месяцы темноты создавали хорошие условия для астрономических наблюдений.

У каждого теперь, появилась ещё и обязанность читать вслух книги и газеты, привезённые с «Веги» и «Фрама», а также вести лекции по тем темам, в которых были сильны члены экспедиции. Это занятие быстро стало привычным: вечером в зимовье собирались все, и кто-то из товарищей, по очереди, проводил занятия.

Мелочи стали важнее всего. Найденный в ящике кусок сахара – событие, затеянная кем-то шутка – предмет для обсуждения на целый день. Мы начали вести список анекдотов и историй, которые рассказывали друг другу; кто-то даже вёл счёт, сколько раз они повторялись.

Собаки жили рядом, в снежных загонах, и их лай и визг в ночи были постоянным фоном жизни. Без них было бы совсем тихо, и, может быть, даже тяжело.

Иногда выходили на лёд, в основном за мясом – ловили тюленей, если погода позволяла. После окончания походов это теперь стало делом всей команды, а не только инуитов. Даже небольшая добыча поднимала настроение, потому что это означало свежую пищу, и, главное, разнообразие.

Самое трудное оказалось – борьба со скукой и бессонницей. Не все могли спокойно переживать долгую тьму. Кто-то засиживался до глубокой ночи, просто глядя на фитиль лампы, кто-то, наоборот, ложился рано, но просыпался среди ночи. В такие часы слышно было, как кто-то тихо ворочается на койке или шепчет молитвы, стараясь не потревожить беспокойный сон товарищей.

Я часто вспоминал визит «Фрама» в нашу бухту. Легендарный корабль со своим экипажем пробыли у нас три дня. На второй день я встретился с Фритьофом Нансеном, прибыв к нему на корабль. Норвежский полярник и правда оказался болен. Нансен лежал с температурой у себя в каюте, и выглядел откровенно неважно. Его самочувствием и объяснялось то, что он не занимался обустройством своего базового лагеря, предпочтя остаться на «Фраме» до своего полного выздоровления.

С разрешения руководителя норвежской экспедиции я его осмотрел. По всем признакам у Нансена была тяжёлая форма гриппа, которым переболел в свое время практически весь экипаж «Фрама». Про себя я тогда порадовался, что Фритьоф не нашел всё-таки в себе силы высадиться на берег и побывать у нас в зимовье. Только эпидемии гриппа нам тогда для полного счастья не хватало! Сам же я, после визита на корабль, добровольно отправился в карантин, и пробыл в отдельно построенном для меня иглу три дня. Слава богу, ни каких признаков заболевания у себя, и у остальной команды в последующим я не выявил.

Разговор с Нансеном вышел странный. Слишком откровенный.

– Как вы держитесь? – спросил я, присев на деревянный стул рядом с его койкой.

Нансен повернул голову, губы сухие, голос сиплый:

– Держусь, как видите… Хотелось бы быть на льду, а не тут, но организм решил иначе.

– Грипп, – сказал я, ощупывая ему пульс. – Температура высокая. Вам повезло, что здесь тепло. На берегу это было бы куда хуже.

Он усмехнулся уголком рта:

– Знаете, иногда думаешь, что хуже уже некуда… А потом организм доказывает обратное.

Мы помолчали. Слышно было, как за переборкой скрипят доски и хлопает где-то снасть на ветру.

– Вы ведь идёте к полюсу, – вдруг сказал Нансен, глядя на меня. – Идёте серьёзно.

– А вы? – спросил я в ответ.

Он отвёл взгляд в сторону лампы.

– Тоже иду. Но если честно, иногда думаю – мы слишком самонадеянны. Лёд всегда сильнее человека. Если честно, я не готовился к походу в Антарктиду, «Фрам» должен был идти к Северному полюсу. Мы готовились к этой экспедиции несколько лет, и тут появляетесь вы, и практически без подготовки берёте эту вершину. И снова я думал: «хорошо, я не успел, но Южный полюс будет мой!». Я думал совершить к Антарктиде разведочный поход, исследовать местность, изучить метеоусловия, и только потом идти на покорение полюса, но вы снова не даёте мне времени. Мы даже собак с собой взять не успели, их у нас с собой было всего двадцать восемь штук, из которых во время плавания погибло семь! – Нансен немного помолчал и продолжил – Вы же понимаете, что все три наши экспедиции пойдут практически в неизвестность? Последние люди, что тут были, даже не исследовали материк, они только прошли вдоль льдов, и было это полвека назад! Вы знаете, что вы делаете? У вас есть план?

– Знаю – откровенность за откровенность, решил я – Я знаю, как и куда я пойду. Я и мои люди готовы. Со мной все те, кто ходил на Север. Когда мы выйдем я вам не скажу, однако можете быть уверены, что торопиться мы не будем. Морозы, что тут бывают, даже инуиты не выдержат. В минус шестьдесят по Цельсию, собаки не смогут спать на снегу, лыжи не будут скользить, а керосин придётся греть спиртом, чтобы разжечь. А ещё тут дуют ураганные ветры, что в сочетании с лютым холодом, делают условия практически невыносимыми. В таких условиях погибнуть легче, чем дойти куда бы то ни было. Прислушайтесь к моему совету, тоже не торопитесь.

– Спасибо за совет Иссидор. Я обязательно подумаю над вашими словами – Нансен зашелся в кашле, его лоб покрылся испариной – Извините, проклятая болезнь.

После этого разговор пошёл проще. Он расспрашивал про наш путь от Петербурга, я – про его планы на Север. Не было в том соревнования, скорее простое желание услышать, что думает другой.

– Скажу вам прямо, – сказал Нансен, когда я уже собирался уходить, – если дойдёте, не скрывайте, как именно. Многим это будет важнее самой вершины.

– Мы ничего скрывать и не собирались, – ответил я. – Ложь в полярных делах слишком дорого обходится.

Он кивнул, прикрыл глаза, и разговор закончился сам собой.

Всего мы поговорили около часа, а потом я покинул «Фрам», отказавшись от ужина. Расстроенным норвежцам я объяснил это боязнью подхватить заразную болезнь, и они приняли это объяснение как должное.

С Нансеном мы расстались если не друзьями, то точно не врагами. Я искренне сочувствовал норвежцу. И в той истории, что уже поменялась, и в этой, он так и не стал первооткрывателем полюсов, однако я его очень уважал. Именно его походы по Гренландии, путешествие и зимовки на «Фраме», в своё время стали толчком к исследованию крайнего севера и юга. Именно его наработками пользовались все успешные экспедиции, в том числе и мои. Норвежец был живой легендой. Наверняка он меня не послушает, и уйдет в поход, как только начнётся полярная весна, но я знал, что это путь в некуда. В моем времени Амундсен и его команда чуть не погибли, совершив ту ошибку, от которой я предостерегал Фритьофа. Тогда команда Амундсена потеряла много собак, а часть людей получили серьезные обморожения. Если у Нансена всего двадцать одна собака, то потеря даже одной будет для него трагедией.

На следующий день «Фрам» покинул Китовую бухту, и с тех самых пор мы остались одни.

Когда «Фрам» ушёл, в бухте стало тише. Казалось, даже ветер стих, хотя, скорее всего, это было лишь впечатление после трёх дней оживления и разговоров с чужим экипажем.

Вечером, после моего выхода из карантина мы снова собрались в зимовье.

– Ну что, – сказал Ричард, растягивая слова, – теперь точно никого, кроме нас, тут нет. Хоть песни пой, хоть драку устраивай. Никто всё равно не услышит.

– Песни ладно, – заметил Арсений, – а вот драки нам только не хватало. В тесноте и так все на нервах.

– А мы и без драки друг друга изведём, – буркнул кто-то с нары. – Я помню зимовку в Гренландии, мне иногда хотелось кого ни будь убить.

– Так-то верно, – сказал я. – Но давайте попробуем зиму пройти без глупостей. Никуда нам отсюда не деться, так что беречь нервы и друг друга – это единственное, что у нас есть.

После этого мы ещё долго сидели молча. Лампа потрескивала, кто-то лениво чесал бороду, кто-то перетягивал ремни на лыжных сапогах. Каждый думал о своем, а вот меня всё никак не покидала мысль о «Полярной звезде» и её пассажирах. За три дня я немного успокоился, и тем не менее сильно переживал. Меня волновала судьба экспедиции.

Жизнь вернулась в прежнее русло. Утром мы снова растапливали печи, кормили собак и брались каждый за своё дело. Чарли не унимался со своими наблюдениями, таскал приборы то к метеостанции, то обратно, и постоянно спорил с Паншиным, правильно ли он ведёт записи. Фомин больше времени проводил возле загонов, уверяя всех, что собаки у нас «главные работники» и за ними нужен глаз да глаз.

Вскоре начались действительно сильные морозы и метели. «Зимовье Александровское» быстро оказалось погребенным под тоннами прессованного ветром снега. Без крайней необходимости лагерь теперь никто не покидал. Развлекались мы рытьем снежных тоннелей к складам, хозпостройкам, собачим палаткам и жилищу инуитов. Вскоре над поверхностью бухты торчали только печные и вентиляционные трубы нашего дома, а вход в него начал напоминать лаз в пещеру. Под снегом всё пространство лагеря покрылось лабиринтом снежных ходов и залов.

Так мы и прожили до середины августа: кромешная тьма, рутинная работа, сон и прием пищи по графику, пока однажды нашу размеренную жизнь не взорвало событие, которого никто из нас точно не ожидал. До зимовья, в крайне изможденном состоянии и сильно обмороженные добрались трое выживших с императорской яхты!

Они появились ночью в прямом смысле слова. Мы услышали лай собак, а потом какой-то крик в темноте. Сначала подумали, что кто-то из наших задержался возле загона. Но, выйдя в снежный тоннель с фонарём, увидели три фигуры. Шли они медленно, держась друг за друга, словно слепые. Лица покрыты инеем и чёрными пятнами обморожений. На каждом из них было надето несколько слоев разномастной одежды. От парадных офицерских морских кителей, до матросских бушлатов, перехваченных полосами, вырезанными из теплых одеял. На ногах, поверх сапог, толстым слоем были намотаны те же одеяла. Вся их одежда и обмороженные лица буквально лоснились от копоти и жира.

– Свои… свои… – прохрипел один, едва мы добрались до странной троицы. – С «Полярной звезды»…

Я своим ушам не поверил, когда услышал это. Это шутка, что ли⁈ Нет, шутить тут некому. Подхватив под руки пострадавших, мы быстро привели их в зимовку, уложив прямо на нары. Горячий чай, что тут же налил им Паншин, они даже пить не могли – только держали кружки и пытались согреться. Один из выживших беззвучно плакал, лёд на его ресницах таял от жара печи. Нам с трудом удалось срезать с них лохмотья.