Текст книги "Фелисия, или Мои проказы. Марго-штопальщица. Фемидор, или История моя и моей любовницы"
Автор книги: Андре де Нерсиа
Соавторы: Клод Годар д'Окур,Луи-Шарль Фужере де Монброн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц)
Глава III
О смешном
Хотя мы приехали уже в сумерках (стояли самые короткие дни года) и отдохнули едва ли четверть часа, господин председатель, желавший как можно скорее дать Ламберу возможность восхититься его прекрасным домом, безжалостно протащил художника, монсеньора, шевалье и других присутствующих по всем комнатам, подвалам, чердакам, каретным сараям, конюшням, садам, землям, свинарникам, псарням и тому подобному. Этот осмотр длился около часа, после чего уставший монсеньор (к тому же он умирал от скуки) сел в карету и отправился ночевать в город.
В доме председателя у каждого были свои претензии. Госпожа председательша, почитавшая себя выше обычных женщин, вмешивалась во все, что считала серьезной проблемой. К искусству вообще она относилась как к приятным пустячкам, не понимая, как этим можно заниматься всерьез! Напротив, она имела вкус к абстрактному – к математике и даже астрономии. Вследствие такого странного порядка пристрастий хозяйка дома играла только в ломбер, триктрак и шахматы (потому что это ученая и очень серьезная игра). Все же остальные игры, полагала председательша, способны развлечь лишь слабых женщин. Я поняла, что партнерами председательши были сам хозяин дома и тот высокий молодой человек, который так вздыхал, глядя на Элеонору. Ламбер имел несчастье проговориться, что играет в шахматы, и получил на этот вечер честь и скучную обязанность сыграть партию в шахматы с хозяйкой дома. Господин председатель составил партию в пикет с двумя хмурыми гостями, я играла в «двадцать одно» с мадемуазель Элеонорой, Сильвиной, шевалье и воздыхателем. Во время этой партии я узнала, что его зовут господин Каффардо и что он благородный кавалер и заядлый охотник. Мадемуазель Элеонора задавала ему множество вопросов об охоте. Это благородное развлечение, этот отдых героя был, по ее мнению, для Каффардо всего лишь дурацким занятием. Всем было совершенно ясно, что сей хмурый господин очень влюблен в мадемуазель Элеонору, а она желает обращаться с ним как можно лучше. Элеонора говорила только с ним, обращаясь к другим партнерам по игре исключительно в крайнем случае. Но больше всего она почему-то игнорировала шевалье – он не удостоился ни одного взгляда от этой гордой красотки, пока длилась партия.
Наконец всех пригласили ужинать. Было подано множество простых тяжелых блюд, не очень свежих десертов, средние вина, фрукты, не слишком изящно разложенные на блюде. Правда, хозяин был очень радушен, а толстая госпожа председательша весьма хлебосольна. Элеонора сидела рядом с шевалье с видом кающейся грешницы, господин Каффардо, мой сосед, вовсе не смотрел на меня, как если бы я превратилась в василиска[11]11
Василиск – мифологический чудовищный змей, способный убивать взглядом.
[Закрыть]. Председатель осаждал беседой Ламбера; впрочем, я неверно выразилась – говорил только он, и говорил обо всем сразу – об архитектуре, скульптуре, живописи и особенно музыке, она была его коньком, ибо в свое время он был лучшим исполнителем на бас-виоле и прекрасно пел.
– Именно мне, – гордо заявил он, – мадемуазель Элеонора обязана певческим талантом высшего сорта! Вы будете иметь удовольствие убедиться в ее способностях, – сказал он. – Видите ли, мадам, я – истинный ценитель и не боюсь утверждать, что перед нами – несравненная певица, к тому же выбранная монсеньором, но я хочу, чтобы Элеонора спела для вас. У моей девочки есть еще одно достоинство – она не заставляет себя уговаривать слишком долго!
Эта любезная мадемуазель, никогда не заставляющая себя просить слишком долго, согласилась тем не менее петь только четверть часа спустя… И что петь!.. «Зачем мне отказывать себе в счастье видеть тебя?» – ну и так далее, этот великолепный отрывок, которым восхищаются все ценители истинно французского жанра, пробный камень любого истинного таланта… Первый крик Элеоноры заставил всех нас подпрыгнуть на стульях. Председатель, решив, что мы охвачены восхищением, казалось, говорил глазами: «Ну что, вы не были готовы к подобным звукам?!» Конечно, господин председатель, не были! Певица выла, интонировала, повышала и понижала голос, а растроганный отец дирижировал, подпевал – без звука, конечно, давал указания, постукивая пальцем по столу… (Десять раз я была готова покинуть аудиторию, жалея свои уши, но не могла показаться столь невежливой…) Шевалье прятал лицо под носовым платком, изображая восторженную сосредоточенность. У Ламбера был вид человека, страдающего от жестокой головной боли. Сильвина держалась немножко лучше. Наконец отвратительная ария закончилась. Слушатели бурно зааплодировали, я изобразила на лице полный восторг. Председатель пустился в рассуждения о музыке и снисходительности истинно талантливых людей… К счастью, он не додумался попросить меня спеть для новых друзей.
Утомленные болтовней отца и почти доведенные до отчаяния пением дочери, мы изо всех сил пытались скрыть зевоту, но госпожа председательша заметила наши мучения и решила, что всем пора отправляться отдыхать. Она с самым невозмутимым видом прервала словесные излияния мужа, заявив, что пора позволить путешественникам отправиться отдыхать, что мы и сделали с невыразимым облегчением.
Глава IV
О Терезе и признаниях, которые она мне сделала
Загородный дом господина председателя был, наверное, архитектурным шедевром, но жить в нем было практически невозможно: Сильвине предоставили богато и ужасно безвкусно украшенную спальню, второй же комнатой, достойной высокородной леди, была спальня мадемуазель Элеоноры, и хозяин дома перевел дочь в другие покои, отдав предпочтение мне, что вызвало различные квипрокво. Воистину – самые серьезные события частенько проистекают из самых ничтожных причин.
Поскольку каждая хорошо воспитанная девушка днем и ночью должна находиться под охраной нескольких бдительных аргусов, в предоставленной мне комнате стояло две кровати. (Вторая предназначалась для нашей горничной.) Тереза – так ее звали – поступила к нам на службу несколькими днями раньше: это была высокая, хорошо сложенная девушка, очень красивая, живая, деятельная, всегда в хорошем настроении. Порекомендовал ее лакей монсеньора – она родилась в городе, куда мы направлялись. Тереза хотела увидеться с семьей и, зная о нашем скором отъезде, попросила Его Преосвященство похлопотать за нее. Нам понравились ее внешность и то, что она не была похожа на весталку (надеюсь, вы понимаете мое иносказание!), скорее, напротив. Тереза великолепно владела парикмахерским искусством, обладала прекрасным вкусом и была большой чистюлей.
– Что вы думаете о наших хозяевах, мадемуазель? – спросила она меня с хитрой усмешкой, причесывая на ночь. – Вам не кажется, что они так оригинальны, что стоило приехать из Парижа, чтобы взглянуть на таких?
Я нашла ее вопрос странным и ответила улыбкой.
– Возможно, вы не знаете, мадемуазель, – продолжила Тереза, – что я здесь как дома? Я три года служила в этом приюте безумных и, если вы поклянетесь, что никогда не выдадите меня, расскажу вам множество историй, которые наверняка вас очень развлекут. Но могу ли я довериться мадемуазель? Она так молода, и я так недолго служу ей…
– Ты можешь, Тереза, ничего не боясь, рассказать мне все, что захочешь! Я уже горю желанием узнать всякие детали об этих оригиналах. Клянусь, что никогда не выдам секрета! Итак, ты знаешь много интересного о наших хозяевах?
– Судите сами, мадемуазель. Когда я поступила на службу в этот дом (пять лет назад), то была еще очень молода. Господин председатель нашел меня в модной лавке, где я была ученицей. Хозяйка магазина убедила меня, какое это везение – найти такое место, и господин председатель действительно был со мной очень мил. Вскоре он перешел к разговорам о любви и доставил мне немало ужасных минут: этот человек – настоящий сатир. Он до безумия любит женщин! Говорят, он не брезгует и мальчиками… в доме всегда служит какой-нибудь премиленький лакей. Впрочем, это его дело. Я не хочу шокировать вас, мадемуазель, но в моем рассказе могут быть такие детали, что…
– Продолжай, милая Тереза, меня очень трудно удивить.
– С радостью. Господин председатель продолжал домогаться меня, он превратился в сущего дьявола, но я постепенно завоевала милость мадемуазель Элеоноры и привязалась к ней всем сердцем, а потому, несмотря на преследования ее несносного отца, решила остаться на службе. В конце концов мы стали очень хорошими друзьями: мадемуазель Элеонора поверяла мне все свои секреты, в том числе и тот, что уже больше года поддерживала тайную связь с одним молодым офицером. Старая уродина-горничная, приставленная к мадемуазель, ужасно мешала их любви. Меня попросили вмешаться – но самым странным способом: я должна была сделать вид, что ухаживания офицера относятся ко мне, при встрече заговаривать с ним, даже дерзить, а иногда прятать в своей комнатушке. Этот любовник должен был в один прекрасный день жениться на мадемуазель, но только после смерти дяди, а тому исполнилось всего пятьдесят пять лет, он был совершенно здоров, воинствен духом и с радостью переломал бы племяннику руки и ноги, заподозри он, что тот собирается свататься к дочери столь знатного человека.
Никак не желая умалить достоинства мадемуазель Элеоноры, смею заявить, что я ни в чем ей не уступала, и меньше всего – в красоте лица. К тому же я была моложе (между нами говоря, ей на шесть лет больше), а она часто капризничает и хмурится. Офицер, герой той истории, не был влюблен в нее без памяти, ему в конце концов надоели перепады настроения мадемуазель; проводя со мной наедине многие часы, месье смог убедиться, что я всегда весела и спокойна. Молодой господин был весьма хорош собой и очень предприимчив. Хозяин – господин председатель – прожужжал мне все уши рассказами о том, как это приятно – доставлять удовольствие мужчинам, и во мне постепенно крепло желание убедиться в справедливости его слов, но ни в коем случае не с ним. Мой офицер не замедлил обратить внимание на расположение, которое я ему выказывала, и, если и не признавался во взаимности, то лишь из страха, что я выдам его мадемуазель Элеоноре. Боже, как он был наивен! Юный любовник не знал тогда, что женщина никогда не играет в ущерб себе и всегда стремится уязвить соперницу. Однажды игра получила свое разрешение: месье изменил со мной своей благородной любовнице. Нам оказалось так хорошо вместе, мы так подошли друг другу, что условились серьезно обдумать план, как лучше обмануть мою соперницу. Впрочем, это не составило нам большого труда, учитывая романтический склад ее ума и солидную долю непомерного тщеславия.
Глава V
Продолжение признаний Терезы
Некоторых женщин равнодушие отталкивает, им хватает характера порвать с мужчиной немедленно, как только они понимают, что больше не любимы. Мадемуазель Элеонора, не обладавшая подлинным достоинством, к их числу не принадлежала. Чем больше офицер пренебрегал ею, тем сильнее она цеплялась за него. Правду сказать, этот плут зашел довольно далеко в деле обеспечения своего будущего: приданое Элеоноры было так велико, что никто не решился бы пренебрегать им, так что любовник обрюхатил мадемуазель, дабы никто – даже дядя – не сумел помешать ему. Этот безумец имел наглость подарить ребенка и мне, – а ведь у меня денег не было. Разница в сроках составляла всего месяц, и я едва успела понять, в каком ужасном положении оказалась, как нашего офицера призвали назад, в полк, отправлявшийся в Америку. Понимая, что опаздывает, он полетел в расположение части на почтовых лошадях, в дороге простудился, заработал воспаление легких и умер.
Вообразите, мадемуазель, отчаянное положение двух вдов! Мы таились друг от друга, мучительно ища выход из положения.
Я могла, так сказать, отпустить вожжи, отдаться господину председателю, который потом наверняка признал бы ребенка, но этот человек был мне так отвратителен, что я не желала и думать о подобном. Господин Каффардо, с которым вы сегодня ужинали, давно вздыхал по моей хозяйке. Он попытался подкупить меня маленькими пошлыми подарками, ибо нуждался в моей помощи, и я ему не отказывала, тем более, что мне это было на руку в романе с офицером. Итак, между нами существовали дружеские отношения. Если бы этот рохля-великан не был так глуп и не получил столь ханжеского воспитания, превращавшего его в неофита в вопросах любви, будьте уверены, мадемуазель, он многим дал бы сто очков вперед – сложен-то он прекрасно! Он не слишком красив, но тут, думаю, дело в его здоровье. Я сочла, что он гораздо больше моего хозяина подходит для исполнения задуманного. Я воображала, что нескольких красноречивых авансов с моей стороны будет довольно, чтобы привлечь этого недотепу, потом мне следовало отдаться ему и заставить позаботиться о потомстве. Увы! Мадемуазель Элеоноре пришла в голову аналогичная идея. Моими стараниями господин Каффардо каждую ночь проводил несколько часов в ее спальне, но упрямо хранил целомудрие, а уж на мои заигрывания и вовсе не отвечал. Могу признаться вам, мадемуазель, что сопротивление господина Каффардо превратило мой расчет в настоящее желание. Я была уязвлена тем, что какой-то кретин пренебрегает моими прелестями: очень часто я провожала его к двери практически обнаженной, завернувшись лишь в широкий шелковый пеньюар – якобы от холода, а в действительности желая дать ему почувствовать нежное тепло упругого тела. Я без конца повторяла господину Каффардо, как счастлива мадемуазель Элеонора иметь столь учтивого кавалера.
– Чем же вы занимаетесь, проводя вместе долгие часы? – спросила я однажды ночью, задержав его у двери предложением полюбоваться всходившей на небе луной. – Вы наверняка предаетесь всяческим безумствам?
– Я?! О Боже, конечно, нет! Пока Господь не позволит мне законно насладиться прелестями мадемуазель Элеоноры, я не посмею даже прикоснуться к ней, если же, забыв о христианском долге, она пожелает отдаться мне, я не воспользуются женской слабостью!
– А если она станет говорить нежности… обнимет вас… вот так, шепча: «Мой дорогой, я умираю от любви к тебе, ты очарователен».
– Немедленно прекратите, мадемуазель Тереза! Фи! Разве можно вот так обнимать мужчин?
Потом он сплюнул и с брезгливым видом вытер губы. Клянусь честью, мадемуазель, я поняла, что все испортила и мне остается одно: свести все к шутке и продолжать говорить об Элеоноре. Одновременно я незаметно расстегнула две пуговки на его гульфике и… обнаружила там нечто безжизненное! Надежды мои рушились…
– Должна заметить, – вступила я в разговор, – что вы были большой плутовкой, мадемуазель Тереза!
– Что вы хотите, – философски ответила моя горничная, – нужда гонит нас вперед, заставляя быть изобретательными, а я обязана была думать о будущем ребенке. Итак, я ничего не добилась от презренного господина Каффардо: казалось, еще чуть-чуть, и он закричит, что его насилуют, и начнет драться со мной. Тут я решила изменить тактику и заявила ему, что расскажу мадемуазель Элеоноре о его верности, ведь я только хотела убедиться в его честности, прежде чем продолжить помогать влюбленным. К несчастью, упрямец все рассказал мадемуазель Элеоноре, и она под каким-то благовидным предлогом с позором выставила меня за дверь.
Желая отомстить, я в анонимном письме сообщила господину председателю все, что знала об интрижках его дочери с офицером и господином Каффардо. Однако сей благородный отец, не слишком щепетильный в вопросах чести, видимо, показал мадемуазель Элеоноре это письмо, заставил ее во всем признаться, а потом помог скрыть ее позор. К сожалению, в тот момент я не знала о беременности мадемуазель, не то не отказала бы себе в удовольствии повсюду рассказывать об этом. Вскоре злословие стало опасно для меня самой: господин председатель грозил заключить меня в тюрьму за сплетни, следовало думать о родах, и я убежала в Париж, зная, что там красивая девушка легко найдет средства, помощь и защиту от преследования.
Глава VI
Промах господина Каффардо
Не могу сказать, что не люблю злословие и сплетни – они развлекают. Но признания Терезы несколько шокировали меня: ее смелость удивляла. Я спросила, как же она осмелилась вновь приехать в дом, где так плохо для нее все когда-то закончилось, ведь мы легко согласились бы позволить ей ждать нас в городе!
– Я, мадемуазель? Да разве могла я отказать себе в удовольствии взглянуть на мерзких людишек, живущих в этом доме? Я ужасно расстроена, что меня, кажется, никто не заметил, возможно, они не знают, что оказывают сегодня ночью гостеприимство своей смертельной врагине! Будьте уверены, мадемуазель: рано или поздно я отомщу Элеоноре и особенно этому тупому Каффардо, он попадет в мои руки, клянусь… и горько пожалеет об этом!
Сей странный разговор мы вели довольно долго, потом, погасив свет, легли.
Я уже засыпала, когда Тереза встала, тихонько подошла к моей кровати и прошептала:
– Мадемуазель, хотите присутствовать при забавной сценке? Тогда поднимайтесь, одевайтесь потеплее и следуйте за мной к окну: нежный Каффардо гуляет по саду. Он только что подал привычный сигнал, веря, что его дорогая Элеонора находится в этой спальне. Мы можем развлечься за счет этого зануды. Умоляю, вставайте же, давайте послушаем!
Дерзость Терезы нравилась мне все больше, уморительность персонажа обещала много развлечений, и я, забыв о холоде, решилась последовать за горничной на наблюдательный пункт у окна. Тереза настежь распахнула раму, и между ней и Каффардо состоялся разговор, который я сейчас попытаюсь воспроизвести.
– Это вы, прелестная Элеонора?
– Да, мой дорогой Каффардо, это я. Ваша возлюбленная, которая запрещает вам отныне давать доказательства любви, могущие повредить вашему здоровью… вы дали мне их так много, что сердце мое навсегда переполнилось благодарностью.
– Ах, моя прекрасная дама, как восхищает меня ваше признание!.. Но скажите, нам не нужно опасаться вашей горничной? Она заснула?
– Да, дорогой друг, она погрузилась в забытье крепкого сна, я же бодрствую только потому, что думаю о том, кого обожаю… Предчувствие свидания не давало мне лечь в постель…
Галиматья Терезы была ужасно забавна, она совершенно вошла в роль своей манерной госпожи-ханжи, и мне хотелось от души расхохотаться, однако я боялась раскрыть наш обман. Мнимая Элеонора сжала мне ладонь, и я сдержалась.
Она продолжала:
– Могу я предложить моему нежному другу подняться, вместо того чтобы мерзнуть в саду? Я и сама заледенела от ветра… Идите же сюда, дорогой, не бойтесь ничего…
– Но, мадемуазель…
– Вы колеблетесь! Боже, как я страдаю! Неужели вы, мой бедный друг, больше меня самой боитесь скомпрометировать честную девушку?
– Я понимаю, мадемуазель, конечно, и все-таки…
– Неужели Господь послал бы мне такого нежного и честного возлюбленного, если бы я каким-нибудь неосторожным поступком, невзначай, запятнала свою репутацию?
– Я не имел в виду ничего подобного… Но… видите ли… Молодость… И я… в конечном итоге… я чувствую… я ведь тоже человек из плоти и крови… когда дьявол искушает!.. Но если вы так настаиваете… Если вы позволяете…
– Недостойный возлюбленный! По вашим ужасным подозрениям я поняла, как мало вы доверяете чести несчастной Элеоноры! Забудьте ее, пусть всякая связь между нами прервется!
Тереза со смехотворным достоинством трагедийной актрисы отослала прочь любовника и закрыла окно, не слушая его возражений. Мы хохотали, как сумасшедшие, и наконец вернулись в постели. Мне оставалось только заснуть.
Однако то был не конец истории. Несколько минут спустя Каффардо, встревоженный немилостью Элеоноры, все-таки решился – несмотря на подстерегавшие опасности – прийти к своей мнимой любовнице. Он тихонько постучал в дверь.
– Вы слышите, мадемуазель, – спросила Тереза, вскакивая с постели. – Он здесь! Мы позволим ему… войти?
Я сделала вид, что ничего не слышу, и Тереза, решив, что я крепко сплю, открыла плохо смазанную и ужасно заскрипевшую дверь. Каффардо вошел. Мгновение спустя, желая позволить Терезе и Каффардо насладиться тем, что должно было случиться, я повернулась на другой бок и притворно захрапела.
Боясь наскучить моим читателям, я не стану пересказывать долгую предварительную беседу двух персонажей, в которой мнимая Элеонора старалась уступить, не потеряв уважения влюбленного Каффардо, а тот пытался устоять, не лишившись милостей любовницы. Роль Терезы была чертовски сложной: Каффардо хотел от настоящей Элеоноры одного – чтобы она приблизила сроки свадьбы, чему существовало серьезнейшее препятствие. Мать жениха знала о существовании ребенка и предупредила Элеонору (разумеется, тайно!), что, если та будет настаивать на желании выйти замуж за ее сына, она откроет всему свету постыдную тайну, лишив Элеонору надежды выйти замуж хоть за кого-нибудь. Мадемуазель пыталась тянуть, надеясь, что мамаша Каффардо, старая и больная, наконец-то отправится в лучший мир или принципы Каффардо-сына настолько смягчатся, что он окажется однажды в положении, обязывающем его, как честного человека, жениться на девушке. Увы! Старуха упорствовала, не желая отправляться к праотцам, а Каффардо, похожий на холодную мраморную статую, до сих пор успешно спасал свою невинность от всех ловушек дьявола и мадемуазель Элеоноры.
Тереза, чтобы не выдать себя, должна была очень точно соразмерять все свои слова и действия.
