Текст книги "Корона или тьма"

Автор книги: Андрэ Нортон

Соавторы: Саша Миллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

15

ТУЧА почти ощутимого уныния нависла над Ренделшамом и над теми частями страны, по которым глашатаи разнесли вести, – над всем Ренделом. Со смертью графа Харуза, лорда-маршала Ренделшама и командующего Четырех Армий, люди пали духом. Никого не утешало то, что он погиб как герой; его отсутствие ощущалось слишком остро.

Тело Харуза уже лежало в семейном склепе в крепости Крагден. Его обложили льдом в ожидании последних церемоний, которые должны были пройти в тесном кругу. В Великом Соборе Света люди нескончаемым потоком шли мимо щита Харуза, на котором было укреплено изображение павшего героя, покрытое маршальским знаменем с символами Четырех Домов: Дуба, Тиса, Ясеня и Рябины. Это должно было продолжаться до дня похорон, когда основные места в Соборе займут аристократы и только немногим удачливым простолюдинам удастся протиснуться в храм, чтобы наблюдать за церемонией.

Вдовствующая королева Иса, первая жрица Сантиза, первая дама Рендела, стояла рядом со своим внуком, королем Пересом, и слушала заунывную заупокойную службу. В Соборе, конечно, не было каминов или хотя бы жаровен. И в нем стоял бы невыносимый холод, если бы огромное помещение не согрели толпы собравшихся здесь людей. Руки королевы оставались без перчаток, чтобы все могли ясно видеть на них Четыре Кольца. Но пальцы у Исы окоченели и посинели. А еще она завидовала мужчинам с их меховыми сапогами: пол был настолько холодным, что ноги ее совершенно онемели. Хотя Иса следила за тем, чтобы выражение ее лица оставалось серьезным, и вовремя произносила положенные слова, мысли ее были заняты совершенно другими вещами.

Две торжественные церемонии за такой короткий отрезок времени – и целый Дом, всегда бывший верным союзником Дуба и Тиса, исчез бесследно! Теперь Иса жалела о том, что покойная графиня Маркла не выполнила своих династических обязанностей и не родила Харузу наследника. И вот теперь, когда склеп Крагдена закроется, он уже больше никогда не будет открыт, потому что Харуз был последним представителем своего рода. Иса пообещала себе, что закажет великолепный памятник, который можно будет установить перед входом в склеп, чтобы навечно его замуровать. На камне нужно будет высечь подобающие надписи, которые поведают потомкам о храбрости и мужестве всех владетелей Крагдена, и о последнем графе, который был отважнее всех и пал, защищая Рендел.

Бедняжка Маркла была так больна, что под конец сошла с ума! Иса не поверила ни единому слову из той чуши, которую несла больная. Яд, ну надо же! Болезнь была, конечно, странная, но вполне естественная. Иса только надеялась, что она не повлечет за собой новые жертвы. Она пообещала себе, что посоветуется с врачом Лорганом и попросит его, чтобы он тщательно ее осмотрел и проверил, не заразилась ли она от Марклы. Ведь она так старательно ухаживала за своей бедной обреченной подругой!

Иса рассеянно пожелала изгнанному королю Нордорна, Гиннелу, оправиться от раны, которую он получил, придя на помощь Харузу. Эта мерзкая колдунья и ее оружие, выжигающее людям легкие! Иса кляла тот день, когда доверилась этой женщине. Но тогда она считала, что имеет дело с волшебником, мужчиной, и совершенно не догадывалась, что под его маской скрывается женщина. К вдовствующей королеве с новой силой вернулось свойственное ей недоверие к представительницам своего пола. Гораздо лучше, решила она, доверять тем, кого она знает с давних пор, чем таким, как несчастная Маркла. Или таким неземным слугам, как летун Туманчик.

Она перевела взгляд с короля на леди Раннору, его мать. Ее позорная беременность уже стала очень заметной, и, по мнению Исы, бывшей королеве лучше было бы не показываться на людях. Исе доложили, что Раннора расспрашивала членов военного отряда, сопровождавшего тело Харуза, относительно своего низкорожденного мужа. Ведь сама Иса справлялась у них о том, как идет война после гибели лорда-маршала.

Возможно, даже к лучшему, что Ройанс умчался по снежным равнинам с трясинной принцессой Ясенкой из-за ее глупых подозрений. Иса не могла не признать, что Ройанс – именно тот представитель высшей знати Рендела, который лучше всех справится с обязанностями Харуза. Несмотря на свою седину и возраст, который должен был бы согнуть ему спину, если бы он так яростно не сопротивлялся годам, он всего с десяток лет назад вынужден был защищать свою собственность – или ту, которую считал своей, – во время осады, устроенной его чересчур честолюбивыми соседями по всем правилам военного искусства. Ройанс прекрасно сможет руководить военными действиями, даже если сам не будет принимать участия в сражениях.

Траурная церемония подходила к концу. Портрет Харуза сейчас поднимут на плечи члены почетного караула. А потом траурная процессия выйдет из Собора Света, пройдет по улицам Ренделшама и по утрамбованной дороге направится в крепость Крагден, к склепу. Иса и король Перес, конечно, возглавят процессию, в которую войдут и те представители знати, которые задержались в столице после недавних похорон графини. Краем глаза Иса заметила Виттерна из Дома Рябины, деда короля. Позади него пойдет Гаттор из Билфа, такой же сонно-ленивый, как обычно. Иса знала, что в его адрес звучит немало критики: ведь война идет рядом с его домом, неподалеку от крепости Билф. Возможно, ему следовало бы находиться у себя в крепости – но Гаттор никогда не был воином. Свои дела он всегда вел скрытно, и обычно окружающие могли только строить догадки о том, какую роль он сыграл во внезапном падении союзника того Дома, который покушался на его собственные владения. Ису не удивило то, что Гаттор предпочел остаться в Ренделшаме, в относительной безопасности.

Фалк из Мимона, Джакар из Вакастера и Лиффен из Лерканда выстроились позади Гаттора. Королеве и королю оставалось только занять свои места – и начнется последний этап печальной церемонии.

Несмотря на всю торжественность момента, Иса порадовалась тому, что пострадают только ее ноги. Ее черное траурное платье было тяжелым и теплым, к тому же у нее не было необходимости снимать плащ. Достаточно и того, что она, вдовствующая королева и носительница Четырех Колец, владеющая истинной властью в Ренделе, в честь умершего пойдет пешком.

Король Перес повернулся к леди Ранноре.

– Вы можете не принимать участия в этом печальном шествии, – сказал он ей. – Пожалуйста, вернитесь во дворец, там вы сможете согреться. – Он адресовал ей одну из своих редких улыбок. – Сделайте это ради моего еще не родившегося братца… или сестрицы.

– Спасибо, – ответила Раннора. – Я повинуюсь.

А потом Перес обратился к Исе:

– И вы тоже, госпожа матушка. Это – не женское дело. Пусть мужчины исполнят то, что является их долгом.

– Я с радостью пошла бы, чтобы почтить память Харуза, но по твоей просьбе, так и быть, останусь, – отозвалась Иса.

– А когда мы вернемся из Крагдена, то пошлем за нашей прелестной кузиной Хегрин, – продолжил Перес. – Нам доложили, что она в Ридале, потому что он хорошо защищен. Но поскольку в этой стране уже не осталось безопасных мест, мы желаем, чтобы она находилась рядом с нами. Мы уже написали письмо с этим пожеланием. Но чтобы наше приглашение звучало приятнее, мы подумали о жемчужном ожерелье с сапфирами, которое хранится в королевской сокровищнице. Пожалуйста, приготовьте его к нашему возвращению, потому что мы намерены послать его Хегрин в знак теплой дружбы.

Иса открыла рот – и тут же его закрыла. По выражению лица внука она поняла, что протестовать бесполезно, и ограничилась только сдержанным реверансом.

– Да, ваше величество, – проговорила она.

Внутренне она кипела, а в голове у нее отнюдь не мелодично звенел тревожный набат. Она прекрасно понимала, чем все это может закончиться: король уже достиг (хотя и совсем недавно) того возраста, когда может жениться. И теперь, занимаясь поисками ожерелья с жемчугом и сапфирами, Исе придется придумывать, как изменить опасную ситуацию. Нельзя допустить, чтобы наследница Ясеня и король Рендела оказались рядом друг с другом!

Флирт – это одно, но брак – совсем другое дело. В отличие от своего отца и деда Перес вряд ли станет играть с сердцем женщины. Но когда ему придет время жениться, невесту ему выберет она, Иса, и кандидатуру дочери трясинной принцессы Ясенки она ни в коем случае не будет рассматривать.

– Входите, юный Чевин, – пригласила леди Раннора. Она указала Чевину на кресло у камина, на огне которого ее горничная подогревала пряное вино. – Мне передали, что теперь, после похорон, вы уедете из Ренделшама.

– Завтра с рассветом. – Молодой воин с удовольствием придвинул кресло ближе к источнику тепла и принял кубок с напитком, от которого шел парок. Сделав большой глоток, он поставил кубок на столик и начал растирать руки, чтобы к замерзшим пальцам прилила кровь. – Благодарю вас, леди Раннора, – сказал он. – На дороге в Крагден и обратно было зверски холодно. Неподходящая погода для парадного костюма. Теперь я полностью оценил, как мудро поступили лорд Горин и лорд Гиннел, заставив нас носить многослойную одежду. Без нее мы не продержались бы в лагере и недели.

– Это было печальное путешествие – сопровождение лорда Харуза к месту погребения.

– Печальное. Больше чем печальное. Но мы очень рады, что лорд Ройанс оказался в лагере и смог его заменить. Этот старый джентльмен так отважен! Не сомневаюсь, что он станет для нас хорошим главнокомандующим.

– Пожалуйста, простите меня, что я снова задаю вам тот же вопрос. Вините в том мое состояние. Вы уверены, что милорд Латром здоров? – спросила Раннора.

– Ради нескольких минут у вашего огня и удовольствия от вашего общества я готов ответить на этот вопрос и десять раз! – галантно заявил Чевин. – Да, когда мы с ним расстались, он был так же здоров, как все мы.

– Боюсь расспрашивать про его приключения, но не могу удержаться.

– Он отважно сражался во время битвы у перевала. Если бы он не бросил один из наших отрядов на фридийцев, которые рассчитывали напасть на вас после того, как лавина внесет в наши ряды па-нику, то, наверное, война сейчас бы уже закончилась и мы не были бы победителями. Раннора изумленно покачала головой:

– Хотела бы я оказаться там со своей родственницей Ясенкой. Расскажите мне и про нее тоже.

Чевин улыбнулся: похоже, эта тема была для него приятна.

– Она воплощает в себе все то, за что мы сражаемся, – сказал он. – Не думая о своем высоком положении, она с утра до ночи ухаживает за ранеными. У нее всегда находится доброе слово для всех, и один ее вид вселяет в нас бодрость.

– Оберегайте ее, когда вернетесь, – вздохнула Раннора. Она взяла с ближайшего стола пакет, завернутый в непромокаемую материю и перевязанный желтой лентой. – Пожалуйста, передайте ей это. Здесь письма для нее и для моего мужа. Скажите ей… скажите, что мы все, оставшиеся здесь, очень за нее тревожимся.

– С ней ничего плохого не случится, пока хоть один из нас живет и дышит, – пообещал ей Чевин. – О! За другими делами я чуть было не забыл одну вещь. У меня есть известие, которое немного вас успокоит. Вы ведь слышали, что у Рохана сломана рука и он не сможет сражаться.

– Да, слышала. Наверное, он очень из-за этого переживает.

Чевин улыбнулся.

– Мы немного дразним его тем, что из него получился прекрасный посыльный, но понимаем, как ему это досадно. Но до отбытия нашего отряда мы слышали в лагере, что Рохана отправили с новым поручением: привезти в лагерь знахарку из Трясины.

– Вот это действительно новость! – воскликнула Раннора. – А зачем?

– Этого я не знаю, леди.

– Новая тайна – ко всем прочим. Может быть, Рохан сможет время от времени заезжать в королевский замок с докладами и привозить нам известия!

– Я передам лорду Ройансу эту просьбу, – пообещал Чевин. – А теперь, миледи, я вынужден с вами попрощаться. Благодарю вас за гостеприимство. И не сомневайтесь – я лично передам леди Ясенке ваши послания.

Он встал с кресла, и Раннора попыталась сделать то же. Большой живот сильно затруднял ее движения, и Чевин предложил ей свою помощь.

Раннора положила руки ему на плечи и сказала:

– Я посылаю с вами три поцелуя. – Она прикоснулась губами к его правой щеке. – Этот – для Ясенки, моей самой хорошей подруги. – Она поцеловала воина в левую щеку. – Этот – для лорда Ройанса, чья храбрость и мужество вдохновляют всех нас. – А потом она быстро поцеловала Чевина в губы. – А этот – моему милому мужу, рядом с которым я хотела бы быть, если бы в мире все было спокойно.

– Я обязательно передам эти послания вместе с письмами, – улыбаясь, проговорил Чевин. – И буду почитать себя счастливым, что мне удалось стать вашим посланцем. Прощайте, миледи, и до встречи.

Дожидаясь Зазар, Ясенка снова втянулась в размеренный ритм жизни военного лагеря. Впрочем, у нее не было уверенности в том, что Рохану удастся убедить знахарку оставить Трясину и отправиться на север.

Скука всегда была самым страшным врагом солдат, и поэтому все были рады найти себе занятие. Во время, свободное от постройки катапульт и ворота, который приведет в действие гигантский лук, воины изготавливали из снега кирпичи и сооружали стены вокруг каждой палатки и шалаша, заменяя ими неаккуратные насыпи и естественные сугробы.

Некоторые солдаты, размешавшиеся в северной части лагеря, где дули самые сильные ветры, обнаружили, что такие снежные стены не только не делают их жилища холоднее, но, наоборот, помогают их согревать. Дров для очагов и жаровен стало уходить значительно меньше, а тепло в помещении сохранялось дольше. Вскоре отдельных жилищ уже не видно было: повсюду поднялись снежные стены. Первыми снежными кирпичами обложили штабную палатку, госпиталь и палатки офицеров, а потом солдаты занялись и другими жилищами. Ясенку позабавило, что на стенах стали появляться надписи, которые помогали обитателям ориентироваться в лагере, названном Снежной крепостью.

К еще большему ее удивлению – и немалой радости, все боевые коты, побывав рядом с нею, обнюхав ее и, по-видимому, найдя подходящей для себя, стали ее друзьями. Если она садилась за стол с офицерами в штабной палатке, Битта пыталась забраться к ней на колени, а если ей не разрешали этого сделать, протягивала Ясенке свою раненую лапу, чтобы ее помассировали, а Келтин тем временем нахально утаскивал кусочки с ее тарелки. Пьеган и Розела, боевые коты Гиннела, которые временно перешли под покровительство лорда Ройанса, садились рядом, терпеливо ожидая своей очереди на ласки. Если Ясенка уходила в палатку, которую теперь делила с Горином, чтобы прилечь на часок и отдохнуть от своих обязанностей по уходу за ранеными, то или Раджиш, или Финола растягивались на постели рядом с ней. А просыпаясь, она частенько обнаруживала боевых котов по обе стороны от себя, благодаря чему ей было тепло и уютно. Так и на этот раз. Ясенка села и сладко потянулась.

– Вы – милые, верные создания и большие надоеды, – ласково проговорила она, целуя котов в макушки. – Я бы еще задержалась, но у меня много дел.

Она выгнулась, расправляя затекшую спину. Ей, конечно, было тепло, но разлегшиеся на узкой койке боевые коты оставляли хозяйке слишком мало места.

Накинув плащ, она вышла из палатки, радуясь тому, что у нее есть удобные меховые сапоги. Опять начался снегопад. Ясенке казалось, что снег идет здесь постоянно. Утешало лишь то, что сражаться в такой белой пелене невозможно и не было проблем с пополнением запасов льда и холодной воды для солдат, пострадавших от драконьего дыхания. Как обычно сопровождаемая боевыми котами, Ясенкa направилась к госпитальной палатке по проходу между снежными стенами и встретилась на узкой тропке с одной из прачек. Женщина несла стопку чистой одежды, от которой в холодном воздухе поднимался легкий парок. – Это для лорда Горина? – спросила Ясенка.

– Да, сударыня, и немного для вас, – ответила женщина. Она опасливо посмотрела на Раджиша с Финолой и постаралась обойти их стороной. – Раз эти зверюги не в палатке, я зайду и оставлю Все у вас на постели, если желаете.

– Зве… зверюги вас не тронут, – проговорила Ясенка. – Они страшны только для наших врагов.

– Когда они дома, я заходить боюсь, – упрямо заявила прачка. – Оставляю все у входа.

– Хорошо, – ответила Ясенка – Благодарю вас за услугу.

Женщина кивнула, покраснела и побрела по Снежным заносам, оставив за собой едва ощутимый запах серы. Ясенка лениво поинтересовалась про себя, как прачкам удается найти воду для стирки и теплый воздух для сушки белья. Но она мгновенно забыла об этом, как только оказалась среди раненых.

Пострадавшие от драконьего дыхания были отделены от остальных раненых занавеской: так за ними легче было ухаживать. Ни одному из них не стало лучше с тех пор, когда она в последний раз к ним заглядывала. Однако обходившей их Ясенке показалось, что хуже им тоже не стало. Остальные раненые шли на поправку, и нескольких уже на следующий день можно будет отпустить из госпиталя. Гиннелу, похоже, приходилось хуже всех: наверное, потому, что туман из стержня Флавьель попал ему прямо в лицо, тогда как остальных страшные выстрелы задели только краем. Ей сказали, что воин, который оказался прямо перед драконом, опустившимся на снежную лавину, получил такие же серьезные повреждения, как Гиннел, – и уже умер. Только еще один солдат, Норрас, был почти в таком же плохом состоянии, как и родич ее мужа.

– Воды, – прошептал Гиннел, когда она подошла к его постели. – Пожалуйста, воды со льдом. Кувшин пуст.

Он был весь мокрый от пота. Ясенка выглянула за занавеску и позвала еще двух женщин, работавших в дальней стороне палатки, чтобы те помогли ей переменить Гиннелу постельное белье и одежду.

– И давайте я оботру вас влажной губкой, – предложила она. – Вам от этого станет легче?

– Все, что вы делаете, приносит мне облегчение, милая кузина, – сказал Гиннел.

Он мужественно попытался улыбнуться, и у Ясенки от жалости заныло сердце.

В считанные секунды она и другие две женщины сняли с него мокрую одежду и умело застелили постель свежим бельем из стопки, принесенной прачками. Оно тоже было еще теплым и слабо пахло серой. Ясенка села рядом с кроватью на скамеечку и принялась обтирать Гиннелу лицо и руки. Он жадно напился из стакана, который она наполнила для него холодной водой.

– Как бы мне хотелось еще чем-нибудь помочь вам, – сказала она. – И другим, кто так же страдает. Вы не хотите чего-нибудь поесть?

– Только пить, – ответил Гиннел. – Пожалуйста, проследите, чтобы кувшин был наполнен до краев. И может быть, вы поставите мне еще один?

Ясенка покачала головой. С тех пор как его сюда принесли, он не съел ничего, кроме нескольких кусочков хлеба, и теперь она могла бы пересчитать ему все ребра.

– Вам необходимо что-нибудь съесть. Вы таете на глазах!

– Может быть, немного холодного мяса. Позже.

– Теперь я должна пойти позаботиться об остальных, – сказала она, – но я вернусь. – Поддавшись порыву, она позволила себе поддразнить его, шутливо пригрозив: – С тарелкой холодной оленины, даже если мне придется самой идти охотиться.

К радости Ясенки, он снова улыбнулся, и на этот раз у него даже весело блеснули глаза.

– Я же сказал, что вы суровая женщина, – проговорил он. – И вот вы снова подтверждаете это.

– Спите, если вам спится, – посоветовала ему Ясенка, вставая. – Я буду поблизости.

Далеко на севере драконий всадник Фарод ждал у ледяного занавеса, который защищал Великого, которому служат все, от богохульных взглядов недостойных. Скоро Великий заговорит – а Фарод отнюдь не торопился услышать то, что он скажет. Сам факт, что за ним послали, не обещал ничего хорошего, и он содрогался при мысли о том, что ему придется взять на себя всю вину за ту страшную потерю, которую они понесли.

Фарод откинул капюшон легкого плаща и теперь, если бы захотел, мог взглянуть на свое отражение в ледяном занавесе. Оно показало бы ему, как изменились его черты на службе Великому. Когда-то у Фарода были золотистые волосы и кожа, которая в летние месяцы становилась темно-коричневой, но теперь из-за постоянного холода его волосы и кожа стали белыми, словно подернулись инеем. Эта морозная кожа туго обтягивала выступающие кости, глаза глубоко запали и были полуприкрыты веками без ресниц.

В центре помещения в высеченном изо льда гробу покоилось тело Флавьель, и Фарод собственноручно смыл с покойной кровь, излившуюся из смертельной раны – раны, которую она не получила бы, будь он рядом. При этом он неосознанно ласкал ее, что удавалось ему слишком редко в то время, пока она была жива. А потом он распрямил ее руки и ноги и облек колдунью в полупрозрачные белые одежды.

Он смотрел на нее, полный томления, и вертел в руке полый металлический стержень, который взял с ее тела.

– С этого дня я клянусь не использовать в бою иного оружия, – прошептал он. – Ах, моя Флавьель, самая отважная. Если бы только…

Из-за занавеса раздался ответный шепот:

– Она мертва. Она тебя не слышит. Оставаясь тихим, этот звук наполнил комнату, эхом отдаваясь от ледяных стен.

– Ты любил ее.

У Великого это не было вопросом.

– Она была моим командиром. Она стояла выше меня. Я отдал ей мою любовь, да. И уважение.

– Ты отдал ей гораздо больше. Ты любил ее и сейчас любишь. Так, как мужчина любит женщину.

Это была правда. Он любил ее больше жизни – больше всего на свете, даже больше Великого. Любил так сильно, что готов был довольствоваться теми крохами расположения, которые она дарила ему время от времени, когда не была занята чем-то другим. Он сетовал на те минуты, которые она проводила с другими, – но тщетно. Эту сторону своей жизни определяла она сама – как и все остальное.

Он никогда не испытывал ярости, подобной той, которая охватила его, когда он вернулся за Флавьель – и нашел ее мертвой. С ней был ее новый любовник, а против Фарода выступил отряд ненавистных нордорнцев, вооруженных длинными тяжелыми копьями, опасными даже для него. Он вынужден был отступить – на время, пока они не ушли. Тогда он смог забрать безжизненное тело своей любимой и привезти назад, в ледяной дворец Великого. Если бы тело ее любовника по-прежнему осталось с ней, он безжалостно надругался бы над ним – но оно исчезло. Оставалось предположить, что нордорнцы по каким-то непонятным соображениям забрали его с собой.

Голос из-за занавеса продолжал шептать:

– И почему бы тебе не быть ею околдованным? Я тоже желал ее и любил ее. Да – даже я! Она стала бы моей первой наложницей, была бы рядом со мной – после того как покорила бы для меня весь мир. Она была безупречна, если не считать… назовем это некой слабостью плоти. Она была опрометчива. Она хотела дать своему любовнику силу, которая равнялась бы ее собственной. Мне трудно было это стерпеть.

У Фарода подкосились ноги, и он рухнул на колени. Временами Флавьель нашептывала ему о силе, которую они разделят между собой. Это было страшнее, чем обвинение в ее смерти. Великому все было известно!

– Простите меня, мой повелитель.

– О, я сказал это не о тебе. – Голос, по-прежнему не поднимавшийся громче шепота, наполнял ему голову. – Я был готов разрешить ей некоторые развлечения. Ты прощен – ведь ты входишь в число тех, кому я доверяю. Но она вышла за пределы этого крута, искала иных удовольствий. И, боюсь, именно это ее погубило.

Фарод молча склонил голову, надеясь, что Великий действительно настолько равнодушен, как кажется, и следующими словами не приговорит его к смерти. А потом мысленное щупальце, нежное, как туман, проникло за ледяной занавес и внедрилось в голову Фарода.

Он инстинктивно сопротивлялся этому вторжению, понимая, какие воспоминания оно ищет.

– Нет!

Но его крик резко оборвался: новые щупальца выползли из-за занавеса и обволокли его коконом, из которого невозможно было вырваться.

... Первый раз, когда он осмелился к ней прикоснуться. И сначала – ее отказ, а потом жаркий ответ. Ее призыв, который заставил его явиться на своем ледяном драконе в Рендел, и их полет с наполовину потерявшей сознание девушкой, которую они бросили в Трясине… Флавьель в его объятиях во время обратного полета на север… Еще одни объятия, когда они дожидались на вершине горы, чтобы устроить лавину…

Фарод извивался, но его путы почти не оставляли ему свободы движений. Он был уверен, что это… это зондирование, обнажавшее все его тайны, приведет к мучительной смерти. И он мог только надеяться на то, что эта смерть будет скорой.

– Полно, полно, – успокоительно прошептал Великий прямо у него в голове. – Это хорошо. Очень хорошо. Твои воспоминания доставят мне большое удовольствие. Я тебе за них благодарен. Настолько благодарен, что ты займешь ее место. Фарод, теперь ты стал предводителем всадников ледяных драконов.

Щупальца исчезли. Фарод обнаружил, что лежит на полу ледяной комнаты, лицом вниз.

– Мне не следует забирать у тебя сразу все воспоминания. Вместо этого я стану их смаковать по одному. На это могут уйти годы.

– Мой повелитель!

Фарод произнес эти слова одними губами, но знал, что Великий его слышит.

– Встань. Ты должен дать мне совет. Война идет неудачно. Что нам следует сделать теперь?

Фарод с трудом встал на ноги, ухватившись за край ледяного гроба. Он не посмел взглянуть на лежащую в нем.

– Наши союзники-фридийцы в состоянии справиться только с трясинной армией. Чагги, их командир, с этим согласен. Три наших ледяных дракона уничтожены. В лагере наших врагов сейчас падает снег, и сражаться нельзя будет, пока снегопад не прекратится. Мой повелитель, нам нужны новые союзники. Сильные и умелые воины.

– Они у нас есть, – прошептал Великий из-за занавеса. – Я уже послал людей за бароном Дамакро и его армией. Когда снегопад прекратится, ты поведешь их, оставшихся фридийцев и трех ледяных драконов в решительное наступление. – А потом Великий поменял тему разговора. – Ты знаешь человека по имени Пиоль? Или того, которого зовут Дуйг?

– Нет, мой повелитель.

– Дуйг верен нам, а Пиоль и его последователи находились под чарами Флавьель. Они пришли ко мне вместе с ней, когда она покинула Рендел. Они не подозревали, что идут на войну. Да, она убедила их присоединиться к нам, и, думаю, не нужно сильно фантазировать, чтобы понять, как она это сделала. Пиоль и его нежнорукие друзья пережили немало интересных моментов, обучаясь у Дуйга. Им придется хуже, чем тебе. Гораздо хуже. Ты поставишь их в авангард, где они погибнут в первом же сражении.

Чувство облегчения от того, что он сохранил расположение Великого, которое было таким непостоянным, придало Фароду смелости.

– Наши враги будут испуганы столь смелым наступлением, и мы обязательно одержим победу! – заявил он громче, чем намеревался.

Звуки его слов эхом раскатились по комнате, чуть было его не оглушив.

– Я лично позабочусь о том, чтобы это было так, – добавил он.

Несколько секунд Фарод еще оставался на месте, не двигаясь: он не знал, дозволено ли ему удалиться. А потом, к его глубочайшему изумлению и испугу, пол вокруг ледяного постамента начал двигаться и меняться, и из него стремительно воздвиглись стены. В считанные мгновения гроб оказался заключен под сверкающим прозрачным куполом. Если бы Фарод поспешно не отскочил к единственному выходу, то был бы замурован в лед вместе с телом чародейки.

На его глазах прозрачная усыпальница поплыла к ледяному занавесу, который не раздвинулся – но словно растворился, пропуская ее внутрь. А еще через секунду все исчезло.

Фарод почувствовал, что его трясет как в лихорадке, а руки и ноги у него ослабели. Великий, Которому Служат Все, даровал ему отсрочку – это было ясно, но он не заблуждался относительно того, что отсрочка эта временная. Он остался жить только потому, что был еще полезен. Сквозь боль и страх перед щупальцами, которые внедрились ему в череп, он ощутил еще большие глубины злобы, чем та, которую Великий демонстрировал окружающим. Когда война закончится, даже если они победят и даже если он ее переживет, из него будут выжаты все воспоминания, после чего он сможет ожидать только самой мучительной и страшной смерти, которую только способен измыслить Великий.

В любом случае его ожидала только смерть. Если бы он был свободен, то перебежал бы к противнику – как совершивший предательство Харуз, но он понимал, что даже этот выход для него закрыт. Великий убьет его раньше, чем такая мысль успеет оформиться в его мозгу даже наполовину.

Возможно, если эти новые союзники смогут принести ту скорую победу, которую он пообещал Великому, и тот сможет утолить свой голод целым миром, Фароду удастся выпросить милость быстрой смерти. Только на это он мог надеяться.