Текст книги "Леопард в изгнании"
Автор книги: Андрэ Нортон
Соавторы: Розмари Эдхилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
С места, где он сидел, Луи видел, что происходит с командой «Удачи». Он заставил себя смотреть на все это с бесстрастным лицом. Сражение закончилось, пираты занимались грабежом, перетаскивая ящики, бочки и тюки из трюма захваченного корабля на свое судно. Матросы смывали с палубы кровь, выплескивая туда бочками воду и выбрасывая за борт трупы. Луи слышал, как рассекали воду плавники акул.
Сдавшихся моряков согнали вместе. Всех уцелевших по очереди подводили к капитану, сидевшему на троне, и отправляли либо к акулам, либо к пленникам на корме. Луи вздрагивал от воплей людей, терзаемых акулами. Впрочем, он знал, что в любом случае выброшенный за борт человек долго не протянет, поскольку большинство моряков плавать не умели.
«Но я-то умею, – подумал Луи. – Если бы мы были не слишком далеко от берега, я бы прыгнул за борт и испытал судьбу». Судя по словам Роби, они где-то поблизости от берегов Америки. Шанс у него все еще оставался.
Пираты перебили большинство офицеров и расхаживали по палубе в их мундирах и шляпах, но капитан «Удачи» был еще жив. Его подтащили к главарю, несмотря на сопротивление, и силой поставили на колени.
– Теперь будет весело, – сказал Роби. – Никакого стоящего груза, в сейфе ни монеты. Ребята недовольны, и Жан сейчас устроит им представление.
– Итак, мсье капитан…
Луи ясно слышал его слова – главарь нарочно возвысил голос, чтобы все на палубе могли его слышать.
– Жан Лафитт! Ты, кровавый ублюдок… – с яростью произнес капитан «Удачи».
Жестоким ударом капитан Лафитт заставил пленника замолчать.
– Нет, дорогой мой капитан. Жан Лафитт – патриот, который воюет за Францию. Спросите любого. Но, дорогой мой Albionnaise,[48]48
* Альбионец (фр.).
[Закрыть] как же мне называть тебя, англичанина, который удирает под испанским флагом во французские воды? Иначе как приблудной собакой такую гадину не назовешь.
– Я… я… – начал заикаться похититель Луи, потом замолчал, осознав в конце концов нависшую над ним угрозу.
– Почему я должен оставлять тебя в живых, а?
– Я служу де Шарантону! – выкрикнул капитан. – И если с моей головы упадет хотя бы волосок, губернатор Луизианы сотрет вас с лица земли!
Лафитт нарочито зевнул.
– Как будто бы власти Нового Орлеана не пытались сделать этого раньше. Дорогой капитан Франклин, вам придется предложить за свою шкуру выкуп повесомее. Расскажите-ка мне, кто там у вас в трюме.
Луи напрягся, и Роби жестко стиснул его плечо. Но Франклин медлил.
– Я расскажу! – воскликнул один из матросов, из тех, чья участь еще не была решена. – Это король. Он похитил истинного короля Франции и везет его губернатору. Вон он стоит! – крикнул матрос, показывая на Луи.
Франклин попытался заставить матроса замолчать, но его сбили с ног.
– Тот придурок? – показал Лафитт на Луи. – Иди-ка сюда, дорогой, и открой мне свою тайну.
– И не глупи, – прошипел ему прямо в ухо Роби.
Луи снова стоял перед Жаном Лафиттом, которого, он знал, называли Ужасом Залива. Путешествие, которое они совершили вместе с Мириэль три недели назад, отправившись на север от Хай-Бразил, в немалой степени осложнилось из-за опасений стать жертвами пиратов, поскольку, хоть Роби и разливался соловьем о королевских лицензиях, всем было известно, что Лафитт соблюдает лишь свои собственные законы и берет то, что желает.
– Так ты король, маленький мой французик? – спросил Лафитт.
– Во Франции нет короля, – холодно ответил Луи. – Робеспьер со своей шайкой позаботился об этом много лет назад.
– Однако есть те, кто был бы рад увидеть на троне Луи Семнадцатого, – задумчиво произнес Лафитт. – Это те, кто говорит, что дофин вроде бы остался в живых и был укрыт сторонниками короля. Он был бы как раз твоих лет, мой храбрец… А ты похож на покойного короля, каким его изображали на монетах… Несомненно, тебе из-за этого немало пришлось пережить. Что до меня, так мне очень хотелось бы узнать, что это за пленник такой, что губернатор Луизианы отправил за ним целый корабль?
– Ничем не могу вам помочь, – спокойно ответил Луи. – Я никогда не встречался с губернатором Луизианы. К тому же его потребностей ни один мужчина удовлетворить не может.
Лафитт, запрокинув голову, расхохотался.
– Моська лает на слона? Ты отважен, как настоящий король, этого у тебя не отнимешь. Бросьте его на корм акулам.
На какое-то ужасное мгновение Луи подумал, что это относится к нему, но потом увидел, как пираты, державшие Франклина, двинулись вперед, волоча того к борту.
– Нет, нет, умоляю вас! Я все расскажу! – завопил капитан.
Лафитт поднял руку, и пираты отпустили пленника.
– Тогда говори, – искренне подбодрил главарь.
– Я… я… де Шарантон – колдун! Он запретил мне это говорить, он уничтожит меня, если я расскажу! – бормотал Франклин. Луи даже стало его жаль. Франклин явно не рассчитывал встретиться с дилеммой, которая сейчас встала перед ним.
– Не бойся ни Бога, ни черта, и всегда передергивай, – Лафитт снова поднял руку, и Франклин не выдержал.
– Нет! Ради всего святого, сэр! Я могу озолотить вас!
Лафитт с улыбкой покачал головой.
– Я много лет торговал с Францией… – Слова хлынули из Франклина неудержимым потоком. – В начале этого года мне было приказано прибыть в определенный час в определенное место и схватить этого человека, – он кивнул в сторону Луи. – Я был должен как можно скорее доставить его в Новый Орлеан так, чтобы не видела ни единая живая душа, и ночью переправить его в Кабильдо. Де Шарантон заплатит за него тысячу наполеондоров потому, что он – дофин Луи Капет…
Как только он произнес это имя, случилось страшное. Лицо капитана распухло и почернело, словно несчастного душили гарротой. Чернота расползлась по всему его телу, как чернила в стакане воды, и через несколько секунд он упал мертвым на палубу.
Воцарилось полное молчание.
– Позвольте поправить вас, капитан Франклин, – ласково обратился к покойнику Лафитт. – Старик Луи умер, так что дофина теперь нет. Есть король. Мы должны выражаться точно, дорогой мой капитан. Это отличает нас от животных. За борт его, – махнул он рукой, и после секундного замешательства пираты подхватили мгновенно начавшее разлагаться тело и одним движением бросили за борт.
– Хочешь отправиться за ним? – с ленивой усмешкой спросил Лафитт у Луи.
– Сами знаете, что нет, – ответил тот, стараясь не думать о неестественной смерти капитана. Де Шарантон… где он слышал это имя прежде? – Но я повторяю – во Франции нет короля. И любой, кто хочет назвать себя наследником Бурбонов, должен иметь за душой кое-что повесомее обыкновенного сходства. Корсиканец вряд ли откажется от власти по первому требованию.
– Верно, – согласился Лафитт. – Мы-то думали, что в Луизиане он оставит нас в покое, но, как видишь, подослал губернатора, чтобы тот кнутом вбил в нас верность империи. Сдается мне, что де Шарантону следует кое-что узнать о методах человека, которому он не нравится, но как это сделать – надо подумать. Ты побудешь моим гостем, пока я не пойму, что этому самому губернатору от тебя надо?
– Как я могу отказаться от столь вежливого предложения? – иронически ответил Луи, с нарочитой вежливостью поклонившись. Предательская слабость растеклась по телу от такого неожиданного, почти невероятного избавления. Но в душе его терзали сомнения столь же сильные, как и у Лафитта. Он не мог представить себе, зачем понадобился имперскому губернатору все еще лояльной Бурбонам провинции.
И он не был уверен, что ему хочется это узнать.
Исцарапанная, обожженная солнцем, истощенная Мириэль наконец добралась до берега огромной реки, шире которой в жизни не видела.
Густой утренний туман, по которому она реку и нашла, все еще висел над водой, растекаясь по окрестным лугам и превращая весь мир в серую пустоту. Казалось, река исходит паром. Она простиралась перед девушкой – гладкая и блестящая как озеро, но рябь посредине стремнины предупреждала, что переправляться не стоит. Мириэль упала на колени на илистом берегу рядом с грудой водорослей и стала черпать воду ладонями. Ей удалось утолить хотя бы жажду, хотя голод продолжал ее терзать.
Дичи вокруг водилось в изобилии, но Мириэль не умела охотиться. Она вообще не умела жить в лесу. Ей просто очень повезло, что она сумела забраться так далеко на запад.
«Наверное, теперь удача оставила меня», – обреченно подумала девушка. Она не отчаивалась – монахини еще в детстве внушили ей, что отчаяние – самый тяжкий из грехов, но сейчас совсем была сбита с толку и не считала это своей виной. Поначалу она не понимала, зачем ее ведут в эту глушь, но даже теперь, дойдя до конца пути – по крайней мере ей так казалось, – понимала не больше. Она шла по следу Грааля, но Грааля здесь не было.
Из кустов донесся шорох, и Мириэль взглянула в ту сторону – вдруг ей повезет и там окажется гнездо с птичьими яйцами.
Но из тумана появился человек, высокий, почти нагой, согласно обычаю здешних диких племен, с бронзовой от загара кожей. Волосы его были вымазаны глиной и торчали высоким гребнем, в который были воткнуты утиные перья.
Мириэль вскочила на ноги и попыталась было убежать, но запуталась в юбках, да к тому же она была голодна и у нее болели ноги. Дикарь схватил ее и повалил наземь.
Напрасно бедняжка старалась вырваться, перепуганная насмерть. Он что-то кричал ей на незнакомом языке, и наконец она закрыла глаза, приготовившись умереть.
Но оказывается, убивать ее дикарь не собирался. Он довольно осторожно поставил девушку на ноги и подтолкнул вперед, к берегу.
– Что ты от меня хочешь? – в полном отчаянии спросила Мириэль. – Кто ты?
Ответа не последовало, но, когда они прошли несколько ярдов – она впереди, он сзади, – Мириэль поняла, что он ведет ее к своей лодке. Раньше она уже видела такие длинные, узкие лодки, сделанные из бересты и оленьей шкуры, – каноэ. Дикарь жестом велел ей сесть в лодку.
Мириэль огляделась по сторонам, надеясь, что сможет хоть чем-нибудь себе помочь. Ведь, оказавшись в лодке, она будет полностью во власти дикаря, и даже прыгнуть в воду будет нельзя – тяжелые юбки утянут ее на дно. Но еще больше, чем утонуть, она боялась того, что может сделать с ней дикарь. Однако ей оставалось только повиноваться, потому Мириэль села в лодку и как могла скромно закутала юбками ноги. Когда дикарь столкнул каноэ в воду и забрался в него сам, она замерла.
«Какая же я была дура! Неужели отец Мак-Донох оказался прав? Неужто гордыня привела меня к такому концу?»
Она стиснула зубы, дрожа от усталости и страха. Каноэ отчаянно закачалось, и Мириэль судорожно вцепилась в борта. Сердце ее бешено колотилось. Быстрыми умелыми движениями дикарь повел свое суденышко на стремнину, вода подхватила лодку и понесла быстрее, чем это мог бы сделать любой человек. Они плыли молча, окутанные туманом, одни посреди реки.
Через некоторое время сквозь туман раннего утра стали пробиваться солнечные лучи, и Мириэль разглядела местность по обе стороны реки. Девственную голубизну неба кое-где нарушал дымок костра, на берега выходили к водопою животные и без страха смотрели на путников. Эта земля еще не знала человека.
Путешествие было бы даже приятным, если бы Мириэль могла отделаться от своих страхов, но угроза неведомого затмила ей все красоты. Конечно же, ангел знал, что все это случится, когда отправлял ее в дикие края. Но какой цели послужит ее смерть?
«Я не такая! Я не святая, я не гожусь! Почему именно я?»
Внезапно до нее дошла вся абсурдность этого вопроса. «Почему я?» – разве не все так спрашивают, даже если не оказываются беспомощными пленниками дикарей Нового Света и их не везут по неведомой реке? Ответ всегда один – это не твоего ума дело.
Ее четки уцелели в последнем приключении, и Мириэль, перебирая бусины, принялась молиться, находя утешение в знакомых словах.
Солнце уже начало склоняться к западу, а река стала еще шире, когда они добрались до цели. Мириэль уже давно чуяла слабый запах дыма, и теперь, за поворотом реки, увидела, откуда он поднимается. На острове посреди реки стоял город.
Отец Мак-Донох рассказывал ей, что туземцы не строят каменных домов, но этот город был воздвигнут из камня и огромен, как города Старой Европы. Четыре круглые башни, похожие на шахматные ладьи, возвышались по углам частокола из обструганных бревен. Ворота были открыты, и внутри Мириэль увидела другие здания, с крытыми тростником крышами. В реку врезался короткий каменный причал, к которому и подвел лодку дикарь. Он не стал привязывать каноэ – причал предназначался лишь для того, чтобы легкие суденышки не сносило течением, а втащил лодку на песчаный берег и сделал Мириэль знак следовать за ним.
Мышцы девушки затекли от долгих часов неподвижности, шла она медленно, что раздражало туземца. Он схватил ее за руку и потащил за собой, что-то выкрикивая на странном языке и время от времени заглядывая ей в лицо, словно выискивал хоть какой-то признак понимания. Сумев наконец как следует рассмотреть своего похитителя, Мириэль осознала, что он отличается от всех туземцев, которых она прежде встречала.
У него были голубые глаза.[49]49
* Майданы, обитавшие в долине рек Миссисипи и Огайо, судя по свидетельствам, были голубоглазыми и светловолосыми и строили каменные дома. Остались лишь отрывочные свидетельства об этом племени, поскольку во время эпидемии оспы в 1843 году оно полностью вымерло и исчезло с исторической арены. Исчез и их островной город. Кто они были? Случайно попавшие в Америку викинги? Тамплиеры? Теперь уже никто и никогда этого не узнает…
[Закрыть]
Осознав, что его не понимают, туземец разочарованно пожал плечами и знаком велел пленнице идти первой. Мириэль, спотыкаясь, пошла вперед. Любопытство, охватившее ее, помогло преодолеть страх. В своих странствиях она слышала легенды о затерянных колониях – может, это как раз одна из них? Форпост христианства в языческой глуши? Вид столь добротного поселения убеждал ее в этом. Город был полон народу. На улицах играли дети, смеясь и крича, как все дети во всем мире. Мужчины и женщины, одетые по обычаю индейцев, занимались своими делами и почти не обращали внимания на незнакомку. У многих были голубые глаза, а цвет волос варьировался от светло-каштанового до почти белого. Это были высокие и красивые люди, и, будь они одеты по-европейски и повстречайся ей на улице Балтимора, она даже внимания бы на них не обратила.
Посреди поселения возвышалась высокая ступенчатая пирамида, ее серую каменную поверхность покрывали незнакомые письмена, а местами встречались вкрапления цветного камня. Широкие ступени вели к темному проходу в вышине, перекрытому аркой с изображением какого-то крылатого существа.
У подножия лестницы стояли двое воинов с копьями. На головах у них были конические шлемы, по краю украшенные зубами зверей. У каждого из стражников на обнаженной груди красной охрой был нарисован крест в круге. Туземец заговорил с ними. Прислушавшись к разговору, Мириэль вдруг поняла – точнее, ей показалось, что она почти понимает их. Она прекрасно говорила по-английски и по-французски, могла общаться и на испанском, и этот язык, хотя и иной, все же казался ей знакомым.
Разговор закончился, и человек, который привел ее сюда, повернулся и пошел прочь. Он остановился, чтобы в последний раз посмотреть на пленницу, словно хотел мысленно передать ей то, чего не мог сказать словами. Но все внимание Мириэль сконцентрировалось на пирамиде. Девушка вглядывалась в изображение на арке. Нет, это не птица, как показалось сначала.
Это была Чаша. Чаша из зеленого камня, окруженная языками пламени.
Забыв об опасности, Мириэль бросилась вверх по ступеням. Стражники этого не ожидали и не успели преградить ей дорогу.
Слишком высокие ступени были сделаны явно для красоты, а не для того, чтобы ими пользоваться. Мириэль, уже на подходе к темному отверстию, стала задыхаться и замедлила шаг. Оглянувшись, она увидела, что стражники остановились несколькими ступенями ниже, словно не могли идти дальше.
Запыхавшись и тяжело дыша, девушка добралась до последней ступени. Тут не было никого – только изображение Чаши, за которой она так долго шла, дразнило ее, словно манящий указатель.
Мириэль нерешительно шагнула под арку, презирая себя за опрометчивость, но не смея остановиться.
Интерьером пирамидальный храм мог бы сравниться с великими соборами Европы. Тусклый свет дымных свечей, установленных в резных каменных нишах, слабо озарял покрытые росписью стены. Мириэль прошла в середину обширного зала, словно повинуясь неслышному зову, и тут увидела Ее.
Чаша стояла на невысоком алтаре из черного камня, освещенная лучами солнца, проникавшими сквозь отверстие в крыше. Это была не та Чаша, которая являлась Мириэль в видениях, и все же сомневаться не приходилось. Неглубокий сосуд, вырезанный из цельного куска полупрозрачного изумруда, источал ауру древности. Основание Чаши само по себе было шедевром мастерства неизвестного средневекового ювелира – сокол из чистого золота развернутыми крыльями охватывал стенки Чаши, сияя рубиновыми глазами в темноте комнаты. За долгие годы тело птицы было отшлифовано прикосновениями тысяч рук так, что изначально острые концы золотых перьев теперь мягко и плавно изгибались.
Да, это именно то сокровище, за которым отправил ее ангел. Мириэль шагнула вперед, очарованная, не отваживаясь даже коснуться столь священного предмета. По мере того как она вглядывалась в Чашу, золотой сокол, казалось, сиял все ярче и наконец вспыхнул таким ослепительным светом, что сама Чаша стала не видна.
– Kessae! – послышался возглас.
Мириэль вздрогнула. Из темноты возник седовласый старик. На голове у него была высокая коническая шапка из выкрашенных в красный цвет перьев, представлявшая собой странное смешение европейского и индейского стилей. Мириэль с удивлением увидела на груди у незнакомца железный крест.
– Вы христианин? – изумленно спросила она и дрожащими руками протянула ему четки.
Глаза человека широко раскрылись от удивления.
– Dona de relia geon allinerr? – с подозрением спросил он.
Мириэль беспомощно покачала головой и снова протянула четки, надеясь, что священный символ скажет все за нее.
– Я так долго шла, – тихо проговорила она.
Внезапно послышались гневные крики и топот. Появился еще один человек, много моложе первого, но одетый так же, а за ним ворвался целый взвод воинов в боевой раскраске. Один из них вырвал у Мириэль четки, а молодой вождь набросил на Чашу вышитый покров и гневно закричал на старика.
По приказу командира стража потащила девушку в глубь пирамиды. Ее затолкали в маленькую комнатушку, одну из множества одинаковых келий с толстой медной решеткой вместо дверей. Мириэль вырывалась и кричала, но все было напрасно. Ее швырнули внутрь так, что она ударилась о дальнюю стену своей темницы. Правда, тут же вскочила и бросилась к решетке. Говорят, что медь мягкий и податливый металл, но решетка показалась девушке тверже железа.
– Пожалуйста! – кричала она, простирая руки.
Молодой вождь взглянул на нее, но, даже если и понял мольбу пленницы, ничем этого не показал. Через мгновение он повернулся и пошел прочь.
«Неужели это – моя судьба? Я так долго шла, чтобы стать пленницей странного племени? Что ждет меня впереди?»
– НЕ СТРАШИСЬ.
Среди ночи ее снова пробудил Голос. Мириэль посмотрела на ангела полными слез глазами. Она прошла весь этот путь, чтобы защитить Грааль, – и попала в плен к дикарям, а Грааль охраняют так, как ей самой никогда не удастся.
«Все было напрасно», – в отчаянии думала она.
– ЭТО НЕ ТАК, СЕСТРА, – мягко упрекнул ее ангел. Светящееся существо простерло крылья, и в их ослепительном свете Мириэль узрела видение.
Она увидела, как в речной город приходят европейцы. Город казался куда меньше прежнего – на месте каменных строений вырисовывались лишь холмы, но люди были похожи на теперешних. Белые пришли с миром, они принесли с собой одеяла и ружья для обмена на меха.
Затем Мириэль увидела, как люди речного народа умирают в своих каменных домах, покрытые гнойными язвами. Оспа. Она увидела улицы города, заваленные трупами, увидела, как немногочисленные выжившие в ужасе бегут в леса и в городе ничего не остается, кроме призраков. Даже мертвецы исчезают, и их кости растаскивают хищники, и никто уже не сможет сказать, кто здесь жил и когда.
– НИЧТО НЕ ВЕЧНО, СЕСТРА, – сказал ей ангел. – УМРУТ СВЯЩЕННИКИ, РАССЕЕТСЯ НАРОД. КТО ЖЕ ОХРАНИТ ТОГДА ГРААЛЬ? СЕЙЧАС ТЫ ДОЛЖНА ОТНЕСТИ ЕГО ТУДА, КУДА Я УКАЖУ.
– Но как? – устало спросила Мириэль. Ответа не последовало. Сияющее существо исчезло, и она осталась в своей келье одна – еще более одинокая, чем прежде, и не выполнив свою миссию.
7 – ДИКОЕ ЗАКЛЯТИЕ (Балтимор, август 1807 года)
САРА СЛЕДОВАЛА за Праотцем Медведем по белым ракушкам. Она шла по лесу, в котором столько раз бродила ребенком, – или по такому же лесу. В ее мире эта тропа вела к поселению кри, ставшему ей в детстве вторым домом. Но почему Праотец Медведь ведет ее в так хорошо знакомое ей место?
Она припомнила слова посланца Древнего народа. Возможно, Праотец Медведь тоже ищет ее помощи в этом запутанном деле, так что цель путешествия может оказаться совсем в другом месте.
Однако вскоре тропа стала широкой и хорошо утоптанной, словно они приближались к деревне. Сара чувствовала запахи воды и дыма, ароматы готовящейся пищи. Оглядевшись по сторонам, она увидела, что Праотец Медведь исчез – совершенно непонятно, в какой момент.
Свет тоже изменился – настало робкое, бледное раннее утро.
«Я что, всю ночь шла?» – изумленно подумала Сара. Внезапно засомневавшись в гостеприимном приеме, она все же медленно двинулась вперед.
Едва завиднелись очертания крыш длинных домов, как деревенские собаки залаяли, учуяв чужака. Здесь явно обитало не менее сотни человек. За деревней тянулись сады и поля, были обустроены рыбные пруды и расставлены капканы. Колонисты подчас считали, что если земля не отмечена шрамами людского присутствия, то она просто ничейная, но местные жители думали иначе. Лес был вечно наполняющимся Граалем, и Народ не считал, что его надо переделывать по собственному разумению.
Понимая, что ее появление не осталось незамеченным, Сара быстро вышла на опушку. Народ говорил, что только охотники прячутся, а Сара пришла просить о помощи.
Когда она увидела деревню, на ее глаза внезапно навернулись слезы от ощущения вновь обретенного дома. Все было так, как она помнила, – три длинных дома, покрытые корой и шкурами, на растяжках сушились свежие шкуры, коптильня из зеленых сосновых ветвей источала аромат трав и пахучего дерева. До этого мгновения Сара не осознавала, насколько она привязана к дому – не к Америке, не к колониальному Балтимору, но к этой деревне.
Собаки рванулись к ней, и Сара протянула руки вперед в дружелюбном жесте. Вожак обнюхал ее пальцы и отпрыгнул в сторону, отчаянно лая. Наружу, привлеченные суматохой, высыпали люди. Сара увидела много знакомых лиц, мужских и женских, но были и новые обитатели – высокий мужчина с волосами песочного цвета, одетый по-европейски, и поразительной красоты женщина в длинном белом платье из оленьей кожи, раскрашенной и расшитой бусинами.
– Вахийя, – сказала женщина на наречии кри, но с незнакомым Саре акцентом. – Это ты, ради встречи с кем мы так долго шли?
– Я Сара Канингхэм, – удивленно ответила Сара по-английски.
– Тогда идем, нам с мужем много о чем надо с тобой поговорить.
Хотя эти двое были не из кри, Сара поняла, что хорошо знает их по рассказам, поскольку эти люди считались надеждой и кри, и их собственного племени криков. Александр Мак-Гилливрэй был сыном Лахлана Мак-Гилливрэя, который женился на девушке из клана Ветра. Теперь Александр, прозванный здесь Возлюбленным, правил всем народом криков как супруг Сахойи, Дочери Ветра. Американцы из мира Сары охотно торговали с Александром, которого называли королем, и обращались с людьми, которыми он правил, как с равными, совещались с ними и заключали обоюдовыгодные договоры.
Очевидно, Сахойю и Александра привело на восток важное дело, раз два племени заключили союз, хотя в прошлом не слишком часто контактировали. И супруги явно ждали появления Сары, поскольку добираться сюда из земель их племени нужно было несколько недель. Наверное, они тронулись в путь в то самое время, что и Сара, которая тогда еще и не подозревала, что будет разыскивать своих родичей.
Вскоре Сара уже сидела у костра совета в доме вождя. Александр Мак-Гилливрэй располагался по правую ее руку, Сахойя – по левую, а старейшины племени – перед ней. До того как начать говорить о любом деле, необходимо было выполнить все требования вежливости, и потому сначала состоялась церемониальная трапеза, включавшая в себя кукурузную кашу и оленину; запивали еду пивом из березовой коры. Хотя лицо Сары, как требовали приличия, оставалось бесстрастным, душа ее пела. Она дома. Дома!
Хотя это и не тот дом, в котором она провела детство. Деревня и люди были ей знакомы, но они не узнавали ее, как вскоре выяснилось.
– Приветствую тебя, брат, – обратилась Сара с обрядовыми словами к молодому воину, который протянул ей трубку в знак начала разговора. Встречающий Рассвет был ее приемным братом – они вместе выросли.
Но сидевший перед ней человек посмотрел на нее без всякого намека на узнавание. Сара, потрясенная до глубины души, безмолвно взяла трубку. Резкий табачный дым обжег ей рот, и она осторожно и медленно вдохнула его. Собственный брат не признал ее. Если ей нужно было какое-то доказательство того, что она далеко от земли, в которой родилась, то чего же больше? Она знала этих людей, но они ее не знали.
– Ты проделала долгий путь, чтобы добраться до нас, Сара Канингхэм, – сказала Дочь Ветра, когда наконец все формальности были соблюдены и церемонии окончены.
Сара повернулась и встретилась с ней взглядом. Сахойя была сахемом – шаманом криков, и Сара на мгновение задумалась – а какими силами владеет она в этом мире?
– Я не думала, что он окажется таким долгим, – наконец ответила Сара, стараясь не выдать разочарования. Она по-прежнему оставалась дочерью Народа, а среди Народа считалось верхом невоспитанности показывать свои чувства, вынуждая прочих волей-неволей разделять их.
Сахойя пристальнее вгляделась в гостью.
– Не поделишься ли ты с нами своей историей? С тех пор как Влюбленная Луна стала расти в небесах, духи начали говорить о тебе. Они сообщили мне, что ты идешь к нашим младшим братьям, людям кри. Духи сказали, что я должна помогать тебе ради всего живого в этой земле – не только Народа и англичан, но и наших старших братьев.
Кажется, Дочь Ветра посвящена в то же самое пророчество, которое Древние дали ей самой в Англии, догадалась Сара. Как жаль, что никто, видимо, и понятия не имеет, как ей совершить то, что от нее ждут!
– Я все расскажу тебе. Поведаю о том, чем прежде не делилась ни с одним мужчиной или женщиной. Многое в этой истории остается для меня тайной, и я смиренно молю тебя о помощи, – склонила голову Сара.
– Продолжай, – сказала Сахойя, и вождь кри согласно кивнул.
– В этом мире меня зовут Сара, герцогиня Уэссекская, хотя на самом деле я родилась в Балтиморе в мире, очень отличном от этого. В том мире Америка восстала против короля Георга, чтобы стать свободной и независимой нацией.
– Король Георг? – с сильным шотландским акцентом произнес Мак-Гилливрэй. – Что это за фрукт такой – король Георг?
Сара судорожно вспоминала обрывки английской истории, которые мать вбивала ей в голову во время уроков. Тогда ей казалось, что незачем ей тут, в Америке, засорять себе память историей страны, которой она никогда не увидит.
– Это немецкий король, который правит Англией потому, что английских королей уже не осталось. Из-за его безумия и тирании мои соотечественники восстали против него.
Мак-Гилливрэй в изумлении покачал головой.
– Англичане отвернулись от своего короля, как несчастные французишки? В это трудно поверить. Даже сассанахи[50]50
* Сассанах (гэльск.) – англичанин. – Прим. перев.
[Закрыть] такого не заслуживают, – добавил он с легкой усмешкой.
Сара беспомощно развела руками.
– Это очень старая история, и я рассказываю ее лишь для того, чтобы показать, что есть другие миры и они близки, как страницы в книге. – Она сложила ладони вместе, чтобы показать, затем снова развела руки. – И вот я пришла из того мира в этот, и здесь со мной приключилось много странных вещей.
Сара рассказала о том, как мадам Алекто Кеннет и вдовствующая герцогиня Уэссекская наняли ее, чтобы она заменила в этом мире умирающего двойника, и как, несмотря на все их усилия, ее раскусили, и как она нашла в этом новом для нее мире свое собственное место. Она рассказала о своем муже, герцоге Уэссекском, и о том, как интриги одного амбициозного высокородного джентльмена связали ее с леди Мириэль Хайклер и Луи Французским.
– Дофин жив! – воскликнул Мак-Гилливрэй. – Неужели?
– Его много лет прятал в глуши близкий родственник, – объяснила Сара. – И англичане, и французы использовали бы его в своих целях, попади он в их руки, но Луи хотел лишь жить своей собственной жизнью и не опасаться каждую минуту смертельной угрозы.
– Да уж, я думаю, этот бедняга вряд ли после такого захочет сесть на трон, – сочувственно проговорил Мак-Гилливрэй.
– А английский герцог, твой муж, держал его в руках и отпустил? – спросила Сахойя. В голосе ее звучало недоверие. Люди Народа врядли упустили бы так просто столь завидную добычу.
– Уэссексы, – сухо заметила Сара, – давно уже поступают так, как считают нужным. И всем нам казалось, что принуждать Луи к чему-либо против его воли – дурное дело. Французы убили бы его, но у англичан он был бы узником.
Но сейчас она сама впервые засомневалась в этом. Луи хотел жить по своей воле – жениться на Мириэль и плюнуть на все короны и троны, но верно ли они поступали, помогая ему в этом? Стоит ли год свободы той ужасной судьбы, которая потом постигла его? А что с Мириэль? Неужели те злодеи, что похитили его, вернулись потом и схватили еще и его жену? Где она сейчас?
Сара тряхнула головой, отгоняя гнетущие мысли.
– Сейчас все в прошлом. Луи женился на Мириэль Хайклер, девушке из благородной католической семьи, и скрылся вместе с ней. Но, похоже, преследователи добрались до них даже в Новом Свете, поскольку три месяца назад Луи пропал в Балтиморе. Мириэль написала мне письмо с просьбой о помощи, но ко времени моего приезда исчезла и она. Я искала ее, но никто ничего о них не знает. – Сара изо всех сил пыталась не выдать своей беспомощности. – Я понимаю, что люди легко… исчезают, но я должна сделать все, чтобы их отыскать.
– А что же ваш герцог, ваша светлость? – спросил Мак-Гилливрэй. – Сдается мне, что человек его положения, достаточно близкий к королю Генри, мог бы многое сделать, чтобы все пошло как по маслу.
– Я оставила ему записку, потому что он отлучился по делам, когда пришло письмо от Мириэль, – уклончиво объяснила Сара. – Я надеюсь, что он последует за мной быстро, как сможет.
– А зачем ты пришла к нам? – спросила Сахойя. – И почему ты говоришь на языке наших братьев так, словно родилась среди них?
– Я и родилась среди них, – чуть резковато ответила Сара. – Я выросла в этой деревне, пусть и не в этом мире. Дом моего отца, Алисдайра Канингхэма, стоял вон на том холме. Он всегда был большим другом Народа. – Да, ее отец был другом и защитником туземцев. Город быстро разрастался, и, насколько Сара помнила, в городском совете все время говорили о том, что надо вытеснить местные племена на запад, чтобы забрать их земли под пашню.
