Текст книги "Леопард в изгнании"
Автор книги: Андрэ Нортон
Соавторы: Розмари Эдхилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
– И как же плантаторы будут жить без рабов? – спросил Лафитт.
– Будут им платить, как альбионские плантаторы. Английские фабрики примут весь хлопок, который вы сможете поставить, равно как и кофе, лен и индиго, по честной рыночной цене. Когда война окончится, континентальные рынки тоже будут открыты, а порт Нового Орлеана расположен выгодно и для речной, и для морской торговли. Ваши люди голодать не будут.
– Вы расписываете наше будущее прямо-таки в радужных тонах, мсье. Но сделать то, что вы просите, означает восстать против могущественной империи. Зачем нам свергать хозяина Европы? Почему бы Луизиане просто не остаться лояльной Франции и ее новому хозяину?
– Потому, что если корсиканец или его черный пес Талейран обещали вам Луизиану в обмен на верность, то должен вам сказать, что Наполеон обещаний не держит. Моя страна[68]68
* Польша была разделена между Россией, Пруссией и Австрией в 1795 году и перестала, таким образом, существовать как самостоятельное государство. Большинство поляков сражались на стороне Наполеона в тщетной надежде на то, что он выполнит свое обещание и восстановит независимость их страны. Конечно же, Наполеон никогда не намеревался всерьез исполнить это обещание.
[Закрыть] испытала это на своей шкуре, капитан. Так что учитесь на наших ошибках. Судя по донесениям, вы человек неглупый. Даже слишком умный, чтобы этот выскочка-император мог обвести вас вокруг пальца. Если Луизиана сама станет распоряжаться своим будущим, вам даже не надо будет слишком полагаться и на английского короля. Вы сможете найти собственный путь, как богатая страна, которая живет в дружбе с соседями и имеет могущественных друзей в Европе.
– Мой опыт свидетельствует, мсье граф, что мятежники быстро остаются без союзников и друзей вообще, – Лафитт явно считал дискуссию законченной, но Костюшко не собирался мириться с поражением.
– В случае, если Луизиана окажется истинной преемницей бурбонской Франции, этого не случится, – сказал Костюшко, с виноватым видом бросая косой взгляд на Луи. – Простите, Луи. Другого пути нет.
«Ну вот. В конце концов дошло и до этого».
Страшная усталость навалилась на Луи. Он до конца пытался перебороть свою судьбу, но, похоже, в конце концов она одержала победу.
– Значит, этот бедняга именно тот, кем считают его псы де Шарантона? Король? – Странно, но в голосе Лафитта послышалась нотка надежды, а два его военачальника подались вперед, ошеломленно глядя на Луи. Совершенно очевидно, что этой новостью Лафитт с ними не поделился.
Костюшко посмотрел на Луи.
– Я сын своего отца, – просто сказал тот. – Я Луи-Шарль Французский из Дома Бурбонов.
– Ни фига себе! – отозвался от двери Роби.
– Доказательства? – почти неохотно проговорил Лафитт.
– А вам они и вправду нужны? – пожал плечами Костюшко.
– Они есть. Бумаги, показания, драгоценности, – сказал Луи. – Аббат Конде, мой дядя, спрятал их в надежном месте. Он думал, что когда-нибудь я вдруг захочу вернуть свой престол. Если понадобится, я могу за ними послать. Но Костюшко прав. Доказательства вам не нужны. Вам нужна убедительная пешка, – не сдержался он.
– Значит, маленький король не желает править? – коварно спросил Лафитт.
– Мою семью уничтожили, – Луи смотрел прямо в глаза пирату. – Убили мою мать, отца, сестру. Всех, кого я знал. Добрых, ни в чем не повинных людей перерезали, как скот на бойне. И за что? За идею. Нет, не нужна мне ваша проклятая кровавая корона. Я поклялся, что скорее увижу весь народ Франции в аду, чем снова приму ее корону.
– Ах, ваше величество, но ведь корона Луизианы совсем не то что корона Франции. В Новом Свете мы можем основать новую нацию, соединив лучшее, что досталось нам от Старого Света, и лучшее из наших сердец. Это будет не нация французов или испанцев, а нация свободных людей, которыми правит лучший среди них.
– Меритократии[69]69
* Меритократия – общественная система, при которой высшие должности занимают наиболее талантливые люди. – Прим. перев.
[Закрыть] король не нужен, – мрачно ответил Луи Лафитту.
– Но королю нужны советники и министры. И если какой-либо человек желает направлять короля, то не должен ли король быть лучшим из лучших?
Луи невольно усмехнулся, подпав под обаяние Лафитта.
– В королевстве, где все равны и нет рабов?
– Если так должно быть, – промолвил Лафитт, всем видом показывая капитуляцию по тому пункту, где, как он должен был понимать, он теряет все. – На борту капера рабов нет, и я считаю, что закон океана должен распространяться и на сушу. Но я сожалею… – он помолчал, не сводя с обоих пленников горящего взгляда черных глаз, и закончил: – что не могу в одностороннем порядке согласиться на ваше щедрое предложение. У меня есть союзники, которые придут в ужас, если я не посоветуюсь с ними. И я еще должен посмотреть, какое участие примет Англия в этой великой революции. Пришлет ли она корабли? Войска?
– Если переворот будет осуществляться силой, то я не хочу иметь с ним ничего общего, – быстро сказал Луи. – Если вы хотите взять Луизиану силой, то ищите себе марионеточного короля где-нибудь еще.
– Понятно, что вы не представляете себе истинного положения вещей в городе, мой друг, если считаете, что вас сочтут кем угодно, только не спасителем. Мсье граф, настало время для, как говорят англичане, серьезной политической сделки. Когда я во всех подробностях буду знать, что вы можете предложить, я посоветуюсь со своими союзниками.
Уэссекс пришел в сознание чуть ли не с неохотой. Придя в себя, он продолжал притворяться лежащим без чувств. Сначала надо понять, где он.
Стоял день. Он ощущал на лице солнечные лучи, ветерок шевелил его волосы, что означало, что он на открытом воздухе. Руки его обхватывали ствол дерева и были связаны за спиной. Уэссекс напряг мускулы и понял, что связали его на совесть. Затылок немилосердно болел, свидетельствуя о столкновении с каким-то твердым предметом в темноте на болотах. Ноги герцога были босыми.
«Никогда не пользуйся магией там, где можно обойтись дубинкой», – говорил некогда один из его наставников, и похоже, эта поговорка была универсальной. Очевидно, те, кто захватил его, не забывали этих слов, кем бы они ни были.
Сбежать легко и просто не получится. Его попытки высвободиться будут замечены задолго до того, как он сумеет это сделать. Изображать обморок больше не было смысла, и Уэссекс открыл глаза.
Он сидел на земле у дерева где-то глубоко в зарослях к западу от озера Понтшартрэн, на одной из естественных дамб, которых тут было великое множество. Его сюртук, жилет, шляпа, рапира и сапоги исчезли, а с ними – и оружие. Слева он видел гладь воды, спокойной, словно зеркало. Прямо из озера поднимались огромные деревья, словно подпирая небо. Отсюда не удерешь без лодки. Или карты.
По мере того как ощущения возвращались к нему, он начинал слышать звуки у себя за спиной – обычный шум небольшого лагеря человек на двадцать. Уэссекс несколько мгновений надеялся, что стал добычей обычной шайки разбойников или контрабандистов. Если так, то он сумеет их уболтать и выпутаться из заварушки живым. Но, с другой стороны, если эти люди связаны с теми ночными танцорами…
– Привет, белый малыш, – прогудел у него над ухом голос. Обладатель его находился вне поля зрения Уэссекса, и когда он передвинулся так, что герцог его увидел, Уэссекс еле удержался от изумленного возгласа.
Это была женщина – черная, как головешка, ростом около семи футов, с виду сильная, как бычок. Кожа ее и вправду была чернильно-черной, кожа чистокровной африканки. Ее белый тюрбан украшали пучочки красных индюшачьих перьев. На ней были мужская фланелевая рубашка красного цвета, ожерелье из янтарных бус длиной до самого пояса и широкая синяя поплиновая юбка, подоткнутая почти до колен. Огромные ноги женщины были босы. На запястьях ее сверкали золотые браслеты, в ушах висели громадные золотые кольца, а улыбка обнажала белые, крепкие как у волка зубы.
– Я Анни Крисмас,[70]70
* Анни Крисмас – вымышленный персонаж, хотя образ этот вдохновлен реальным человеком. Любопытно, что она появляется в сказках как чернокожих, так и белых. В одних это женщина-лодочница, которая способна перепить, опередить в работе и одолеть любого мужчину на реке. Черное ее воплощение куда более сказочный персонаж – у нее двенадцать чернокожих сыновей, рожденных вместе, а хоронят ее в черном гробу, который везет черная лошадь на черном катафалке, и черная баржа уносит ее в море. В этой книге я объединила в образе Анни Крисмас двух персонажей.
[Закрыть] истинная дочь бури и грозы. Я могу одолеть, перепить и опередить в работе любого мужика на реке, и все мои дети – короли и королевы. Я могу видеть корни под землей и знаю, где по ночам растет мандрагора. Аллигатор боится меня, медноголовая змея боится меня, и ты будешь меня бояться, белая малявка, потому что я сверну тебе башку как цыпленку и суну тебя в котел, если мне не понравятся твои слова.
Уэссекс спокойно смотрел на нее снизу вверх.
– Добрый день, миссис Крисмас. Я герцог Уэссекский. Может, вы будете столь любезны развязать меня, чтобы мы могли поговорить как приличные люди?
Здоровенная негритянка закинула голову и расхохоталась.
– Я Анни Крисмас, а никакая не миссис! И все на реке меня знают. Разве что кроме тебя. Но ты меня узнаешь, белая малявка, прежде чем встретишься с Иисусом.
Громадная амазонка скрестила руки на груди и посмотрела на Уэссекса из-под тяжелых век. Наверное, так тигрица, превратись она в женщину, стала бы рассматривать свою жертву.
– Что ты делал в лесу, белый? – спросила она. – Зачем подсматривал за нами?
Уэссекс никогда не бывал в таком неприятном положении. Женщина явно хотела вызнать у него все. Уэссекс понятия не имел, сколько она уже успела узнать и что ей вообще надо. У него не было другого выхода, кроме как изображать полную невинность.
– Я гостил в одном из здешних поместий. Вышел вечером прогуляться и сбился с пути. Затем услышал барабаны. Поверьте мне, я не собирался нарушать ваш… праздник.
– Пусть об этом судит главный вуду. Он зовет тебя, и мы наденем на тебя амулетик, которым украшаем своих врагов. Эй, Цезарь, Реми! Идите-ка сюда!
На крик Анни выбежали двое крепких парней разбойного вида, один черный, другой белый. Уэссекс с ужасом увидел, что у одного из них в руках длинный моток веревки.
– Реми, ты закинь веревку на сук. Мы малость растянем его, а потом прирежем.
Реми осклабился, но Цезарь был встревожен.
– Это просто чокнутый белый, Анни. Может, в городе нам заплатят за него. Когда Ша… то есть Мом, вернется, мы сможем его зарезать.
– Может быть, может быть! А может, он лазутчик той черной змеи из города! Я поймала его, и я его убью! И тогда он ничего никому не расскажет!
Цезарь зашел за дерево и разрезал путы, а Реми отвернулся, держа в руках веревку.
Если посмотреть на происходящее со стороны, то Уэссекс должен был признать, что Анни Крисмас действовала весьма осторожно и предусмотрительно. Как только его руки оказались свободны, он вскочил на ноги, не думая ни о чем, стараясь использовать любой шанс бежать. К его удивлению, ни Цезарь, ни Реми не попытались его остановить. Реми просто оглянулся через плечо, увидел, что Уэссекс свободен, и снова стал забрасывать веревку на крепкий сук, в то время как Анни Крисмас, полуприсев, как борец, пошла навстречу к пленнику, разведя огромные ручищи.
– Давай, герцог, – прорычала она. – Потанцуй с Анни.
В этот момент герцогу перспектива состязаться в плавании с аллигаторами казалась более привлекательной, чем борьба с черной амазонкой, но выбор был не за ним. С быстротой молнии Анни бросилась вперед.
Уэссекс ударил первым. Такой удар оглушил бы мужчину и убил на месте обычную женщину. Анни же только хмыкнула, затем схватила его за руку и потянула к себе. Уэссекс пнул ее ногой в отчаянной попытке вырваться из железной хватки, но Анни Крисмас отмахивалась от него, как от ребенка. Она снова стиснула его в чудовищных объятиях.
– Не хотелось мне помять тебя, малыш. Анни хочет, чтобы ты целехоньким в петле подергался.
Уэссекс не мог вздохнуть. Мир вокруг выцвел, и медленно, теряя сознание, герцог прекратил борьбу. Мир отдалился и вдруг сделался ему безразличен. Анни повернула его, прижала к себе, вывернув ему руки за спину, и пошла назад. Он не касался ногами земли.
– Пошевеливайся, Реми, ленивый урод! А ты, Цезарь, держи веревку за конец.
Уэссекс почувствовал, как шею захлестнула веревка, но прежде, чем он успел что-либо предпринять, поднялся в воздух. Он вцепился в петлю – Анни не удосужилась связать ему руки – и попытался ослабить давление на горло, но петля была не такая, как сделал бы профессиональный палач, а со скользящим узлом. И чем больше он пытался ее ослабить, тем сильнее она его душила. Когда Анни взялась за веревку, Уэссекс был уже в двенадцати футах над землей, все еще пытаясь просунуть пальцы под петлю.
– Анни Крисмас! Что ты тут делаешь, девочка?
Смутно, сквозь бешеный шум крови в ушах Уэссекс услышал злобное рычание. Внезапно веревка ослабла, и он рухнул наземь. Полузадушенный герцог с трудом поднялся на колени и, быстро сняв петлю, забросил веревку подальше. Несколько мгновений он только судорожно дышал, вбирая воздух в горящие легкие.
– О да, дело идет все лучше и лучше, – послышался над ним знакомый сочувственный голос.
Уэссекс поднял глаза и встретил взгляд Гамбита Корде.
Непоседливый акадиец, уже раз спасший ему жизнь, выглядел лет на двадцать старше прежнего, хотя не виделись они всего два года. Шарль Корде, французский наемный убийца, был тогда одет как подмастерье крысолова, а сейчас наряжен по последней моде – от бутылочно-зеленого приталенного сюртука до шелкового полосатого жилета и сапог для верховой езды с высокими каблуками и с белой окантовкой поверху.
– Так что вы тут делаете, милейший? – спросил Корде.
– Дышу, – хрипло ответил Уэссекс, закашлявшись при попытке заговорить.
Корде протянул ему руку и помог встать.
– А ты что скажешь, девочка? – обратился Корде к Анни. Ее недавних помощников нигде не было видно, а сам Корде, казалось, вовсе не боится великанши.
– Мы нашли его на обряде вуду, и нам он не понравился, – сказала Анни. – Тогда я решила малость придушить его.
Корде переводил взгляд с Уэссекса на Анни и обратно, явно не зная, плакать ему или смеяться.
– Ладно, малышка, это была хорошая мысль. Но я этого человека знаю, и он не станет говорить ни с кем, кто попытается приставать к нему. Так что я его заберу и узнаю, что у него на уме, ладно?
Обняв Уэссекса за плечи – как ради поддержки, так и для того, чтобы показать свою благосклонность, – Корде повернул его, и они вместе пошли к лагерю, о существовании которого Уэссекс только догадывался. Он представлял собой любопытное зрелище – кучку палаток и хижин, старательно замаскированных, чтобы никто не мог их издали увидеть. Палатка, в которую повел его Корде, внутри оказалась неожиданно хорошо обставленной. Она невероятно напоминала штаб полевого командира, даже подробная карта была пришпилена в центре стола. Уэссекс глянул на нее – это оказалась карта Нового Орлеана и прилегавших к нему плантаций. Вся поверхность ее была утыкана разноцветными булавками и флажками.
– Вот, выпейте, – Корде сунул в руки Уэссекса стакан виски. Герцог с благодарностью выпил, на сей раз лишь чуть-чуть закашлявшись. Он отдал стакан Корде и сел на стул.
– Удивляюсь, что ваш напарник вас не выручил. Хотя я не думаю, что пуля могла бы повредить Анни. Она крепкая тетка.
Корде заговорил по-английски гораздо лучше, когда немного успокоился, но мимолетное упоминание о Костюшко мало утешило Уэссекса.
– Похоже, после нашей последней встречи с деньгами у вас стало получше, – заметил Уэссекс, кивая на сюртук Корде.
– А, это… – с отвращением сказал тот. – Я возвысился в этом мире с тех пор, как мы в последний раз встречались с вами, ваша светлость. Я теперь личный секретарь губернатора Нового Орлеана.
– Вы? – Уэссекс не сумел скрыть изумления. Корде скривился и отбросил с глаз непослушные рыжеватые пряди.
– Черный жрец заставил. То есть это он так думает. Шарантон, чтобы дьявол его в пекло уволок, думает, что я, – Корде развел руками, не сумев подобрать нужного слова, – пустое место. Так что он использует меня в своих планах и ведет со мной доверительные разговоры. Думаю, моя душа никогда больше не будет чиста.
– Ну, уж от вас-то разговоров о чистой душе я никак не ожидал, Корде, – насмешливо проговорил Уэссекс. – Скольких вы убили?
– Да не намного больше, чем вы, ваша светлость. – Гамбит с небрежным изяществом опустился в кресло, щедро налил себе виски и пододвинул бутыль гостю. – Итак, вы хотите меня спросить о планах этого паука. Потому и шли за мной от «Облаков»? Но вы очень сглупили, пойдя на грохот барабанов, милейший, и это истинная правда.
Корде явно был уверен в том, что они с Костюшко работают в паре и что он пал жертвой какого-то их хитроумного плана. Уэссекс не намеревался выводить его из заблуждения.
– Значит, вы теперь работаете на «Белую Башню», Корде? Опасно вести двойную игру, – сказал Уэссекс. Сочувствие в его голосе было неискренним, но он действительно жалел Корде как человека, который столько месяцев работал рядом с де Шарантоном.
– Нет, не на «Белую Башню», ваша светлость. Я служу прекрасной Луизиане. – Корде прикончил виски одним глотком, словно это была простая вода. Казалось, после этого ему стало легче дышать.
– Вы удивляетесь, почему Бонапарт послал сюда Шарантона, но нам интересно, зачем де Шарантон так стремился сюда. Что здесь есть такого, чего он так страстно желает? Затем мы подумали, что он ищет короля – настоящего короля. Только это не так. Или не совсем так.
– Луи, – сказал Уэссекс. Но Корде, похоже, не слышал его.
– Тогда я поехал с ним. Талейран решил, что я еду, чтобы свести старые счеты. Ха! Но у меня старые счеты только в Англии и Франции. Прекрасная Луизиана должна быть свободна, и мы должны быть свободны вместе с ней.
– Акадийцы, значит, – внезапно понял Уэссекс. – Вы служите Свободной Акадии.
– А вы думаете, я при Шарантоне ради того, чтобы целее быть, что ли? – резко спросил Корде. – Нет. Все это время мы никак не могли прийти к согласию, но если у нас будет истинный король, мы объединимся и свергнем тирана. Кайенцы, французы, баратарийцы – земли хватит на всех.
Почти век назад Акадия, французская колония на берегу Земли Принца Руперта, перешла в руки англичан. Французское население было ограблено шотландскими поселенцами и вытеснено с их земель на юг, во французскую Луизиану. Уэссекс знал, что акадийцы до сих пор оплакивают свою былую родину. Эта утрата еще меньше вызывала у них желание быть разоренными еще раз. Уэссекс еле заметно улыбнулся. Прямо-таки пир информации, хотя Корде явно дорого стоило ее собрать. И все же Уэссекс готов был поспорить, что Корде рассказал все, что знает, и что он имеет в виду именно Луи Капета – но никак не Грааль.
– Это правда. Если вы сумеете найти Луи и если Луизиана встанет за него. Но революция – дело тонкое. Французы это испытали на собственной шкуре.
Корде застонал, обхватив голову руками и опершись локтями о стол.
– Все разваливается, ваша светлость. Шарантон хочет заполучить истинного короля и уничтожить его – ему взбрела в башку сумасшедшая мысль, что он сам может стать тут королем и править этой страной. И ведь есть еще что-то, чего он мне не рассказывает, ведь так? Что-то такое, что он планирует на канун Дня Всех Душ.
– Это 31 октября? – сообразил Уэссекс.
Канун Дня Всех Душ считался одной из двух ночей Силы в году. Но действуют ли здесь законы магии Старого Света?
– Он задумал что-то особенное, что-то такое, с чем, по его мнению, даже я не смирился бы. Я! – с горечью проговорил Корде.
Уэссекс бросил на Гамбита оценивающий взгляд. Он всегда считал акадийца холодным, бесстрастным убийцей, специалистом своего дела и человеком, не вовлеченным в политику, но надежным. В течение многих лет Корде устранял врагов имперской Франции так же бесстрастно, как опытный садовник пропалывает свой сад; он совершал убийства и исчезал, словно дым. То, что его два года назад накрыли в Мункойне, было просто чрезвычайным везением для Англии, а не ошибкой Корде. На допросе с пристрастием в «Белой Башне» Корде не выдал ничего, и, видимо, его на кого-то обменяли, потому что в следующий раз Уэссекс встретил его уже в Дании.
Но в Дании Корде уже служил не Франции, а, как понял теперь Уэссекс, Луизиане.
– Значит, вы все делали именно для этого, да? – негромко сказал Уэссекс. – Все ради этого.
Корде замотал головой.
– Он все знал, Черный жрец. Мы заигрывали с обеими сторонами, чтобы оставаться ни при чем. Он хотел, чтобы Луизиана восстала и свергла тирана, а у него в случае победы Священного союза оставалась нора, где он мог бы затаиться. Но если так случится, то что будет с акадийцами? Теперь это наша родина, и мы никуда отсюда не уйдем, милейший. – Корде налил себе еще виски. Это был уже третий стакан, но акадиец даже и не начал пьянеть, только теперь у него руки перестали дрожать.
– Значит, в Луизиану вас направил Талейран, понимая, что вы сделаете все, чтобы сбросить де Шарантона, и избавите самого Талейрана от лишних хлопот, поскольку Луизиана нужна вам самим. Но он не знал, что вы не в одиночку работаете, – сказал Уэссекс, и все кусочки мозаики у него в голове встали на место.
– Нет-нет. Сначала я служил Акадии. Кому какое дело, если я убью какого-то англичанина? Но потом мы услышали, что король Луи жив.
– И вы понадеялись, что он сместит Наполеона и снова объединит Луизиану и Францию короной Бурбонов?
– Но он снова исчез, – грустно улыбнулся Корде. – И корсиканец отдал нас во власть де Шарантона.
– Не было бы счастья, да несчастье помогло, – заявил Уэссекс – Он объединит тех, кто больше всего на свете желает Луизиане свободы и независимости.
– Но у нас нет лидера. Нет никого, кто согласился бы возглавить нас, кроме наследника Бурбонов, а он у Тритона. Мы едины – но это нам не поможет, если Шарантон всех нас перережет раньше. А теперь, ваша светлость, рассказывайте, какие виды у «Белой Башни» на прекрасную Луизиану и чего от нас ждут взамен. Если вы привезли чародея, который сможет потягаться с де Шарантоном, то я его что-то пока не вижу.
Значит, Луи мертв. Упомянув о Тритоне, Корде явно намекал на то, что бедный юноша утонул. Уэссекс пока отмел эту мысль. Он не хотел об этом думать, пока не найдет более надежного убежища. А сейчас он размышлял о том, что Корде вроде бы готов оставаться его союзником. Неожиданная lagniappe, как сказали бы акадийцы.
– Боюсь, вам придется спросить о подробностях у Костюшко, почтеннейший Корде, – вежливо соврал Уэссекс. – Я здесь не из-за этого. У меня срочное дело в Новом Орлеане.
Воцарилось молчание. Корде раздумывал над словами герцога. Но в конце концов принял все как есть, поскольку, нравилось это Уэссексу или нет, Корде возился с ним именно потому, что Уэссекс никогда не помышлял о том, чтобы сделать Луизиану частью Нового Альбиона. Корде пошел бы на что угодно, лишь бы его народ не был снова изгнан со своей родины, и Уэссекс испытывал даже невольное уважение к самоотверженности акадийца, хотя методы его были для герцога неприемлемы.
– Я вернусь завтра в полдень, – сказал Корде, и горькие складки в углах его рта обозначились четче. – Буду вам весьма благодарен, если вы не попадетесь снова на глаза Анни, ладно? Шарантон думает, что у меня на одной из плантаций есть любовница.
– Видимо, в «Облаках»? – спросил Уэссекс.
Корде кивнул. Мифическая пассия была хорошим прикрытием для частых отлучек Корде, а загадочный Реттлер Бароннер, несомненно, мог подтвердить любое алиби, если в том будет нужда.
– Но пока, ваша милость, мы вас приоденем, ладно? – сказал Корде, и на его лице промелькнула тень недавней веселой беспечности. – Если вы пойдете в город в таком виде, всех дам распугаете.
Корде сдержал слово. Уэссексу принесли обед, предоставили постель и новую одежду и даже вернули некоторые личные вещи, так что герцог с радостью обулся в собственные сапоги – пока никто еще не успел раскрыть их секрет и выпотрошить из них золотые дублоны, – а также прихватил с собой рапиру.
Но все прочее – ножи, пистолеты, компас, гаррота и прочие его сокровища исчезли. Такое уже случалось, и Уэссекс не слишком огорчался на этот счет. Пока довольно и того, что он выбрит и одет и кровожадная великанша Анни Крисмас далеко.
Хорошие манеры не позволяли сверх необходимости беспокоить хозяев, так что Уэссекс остался в палатке. Корде сам принес ему еду – щедро приправленное специями местное жаркое, которое называли джамбалайя.[71]71
* Поскольку ни одна книга о Новом Орлеане не может обойтись без упоминания о еде, я должна заметить, что рецептов джамбалайи (кузины испанской пазльи) существует ровно столько же, сколько жителей в Новом Орлеане. Хорошую подборку можно найти на сайте http://www.gnmbopages.com/food/jambalaya.html. Приятного аппетита!
[Закрыть] Уэссексу показалось, что основными ингредиентами этого блюда были колбаса и огонь. Сам Корде есть не стал. Он прикончил первую бутылку виски и почти ополовинил вторую, причем без малейших признаков опьянения.
– Так плохо? – спросил наконец Уэссекс. Им двигало сочувствие – отстраненное сочувствие ремесленника к своему инструменту. Корде был его пропуском на выход отсюда и важным связующим звеном с мятежниками. Невозможно сейчас все это разрушить.
– Я видел зло, – Корде заговорил на местном французском наречии, которое знал, наверное, с детства, но говорил он так тихо, что Уэссекс едва его слышал. Корде не смотрел герцогу в глаза, а уставился в никуда, словно перед ним было видение. – Я видел чудовищ и сам был таким. Я убивал невинных людей. Но я не играл с ними! – Последние слова он произнес сдавленным шепотом, словно наконец нашел в себе мужество сказать о том, о чем и помыслить было страшно. – Шарантон забавляется смертью. Это все ради развлечения, ради забавы. Они умирают, чтобы позабавить его, а он… он пытается сделать других людей такими же, как он сам. Детей. Мадемуазель Дельфина… – Корде осекся, издал какой-то странный звук, похожий на сдавленное рыданье. После долгой паузы он снова заговорил: – Если бы я мог, я бы лично убил его. Но не стану рисковать теми, кто идет за мной. Я не отдам ему никого ни в этой жизни, ни в другой.
Это была самая сложная дилемма глубоко законспирированного агента. Как можно спасти душу, со спокойным лицом глядя на ужас? Уэссекс знал мужчин и женщин, которые, вынужденные служить высшему альтруизму, делали такие вещи, против которых восставала их душа, так же как Корде протестовал против того, чтобы быть доверенным собеседником де Шарантона. Это уничтожало их прежде, чем они успевали выйти из своей двойной игры.
– Конечно, – сказал Уэссекс. – Не отдадите. – Он принял решение – и никогда еще решение не вставало перед ним с такой неизбежной четкостью. Де Шарантон знает ответы на нужные Уэссексу вопросы, стало быть, Уэссекс должен найти его, чтобы узнать, где Сара и Мириэль. Убить его – благое дело. – Не бойтесь, Гамбит. Его смерть – моя забота.
Сильнее, чем прежде, Уэссекс был уверен в том, что это его последний ход на шахматной доске Игры Теней.
