Текст книги "Леопард в изгнании"
Автор книги: Андрэ Нортон
Соавторы: Розмари Эдхилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
– Я знаю, я говорил ему, что это не поможет. Но он говорит, этот дьябль, что у него есть маг вуду, который будет говорить с духами земли, и что он устроит жертвоприношение, которое точно сработает.
– Когда должно состояться жертвоприношение?
– В День Всех Душ. Но у Жана есть миленькое убежище в Grand Terre, на Большой Земле. Шарантон хочет прикончить его. Он предложил ему сделку, что, мол, заплатит за Жана выкуп и отпустит его пиратов, но Жан сам хочет править Луизианой и думает, что лучше сам прирежет Шарантона, так что они сцепились как два аллигатора.
Замысловатая схема была изложена на таком заковыристом местном наречии, что у Ильи заболела голова от напряжения, с которым он пытался ее понять. Но одну вещь он уяснил четко. Де Шарантон хочет принести в жертву человека, чтобы получить власть над землей. И единственная жертва, которая могла ему или кому-либо еще в этом помочь, – Луи.
Исчезнувший дофин, ныне король в изгнании.
Внезапно все действия Уэссекса стали для Ильи абсолютно понятными. Во время последней миссии во Франции Уэссекс отпустил короля Луи. Дядя Луи, аббат де Конде повенчал юного короля с леди Мириэль, перед тем как они оба исчезли, явно направляясь в единственную часть мира, где будут в безопасности, – в Новый Свет. Шарантон каким-то образом выследил его. Он хотел получить пост губернатора Луизианы, чтобы основать себе твердыню, из которой мог бы начать действовать. Разговоры о святынях, коими он соблазнил Талейрана, скорее всего, лишь дымовая завеса для истинных намерений де Шарантона.
Но каким-то образом юные влюбленные сумели передать весточку герцогине Уэссекской. Герцогиня отправилась в Новый Свет, чтобы помочь им, а Уэссекс был непонятно где и потому он отправился следом за супругой. Понятно, почему он искал Сару в Балтиморе так отчаянно, если знал, что она вовлечена в дела де Шарантона!
– Это, – сказал Илья вслух, – очень плохо.
– Я должен идти, – ответил Мом, делая шаг назад.
– Стойте! – сказал Илья. – Вы должны мне рассказать…
Но тот уже исчез. Прямо на глазах у Ильи растворился в сумерках болот, словно сам был лишь порождением тумана.
Шарль Корде бежал по зыбкой почве к дороге, шедшей вдоль реки, туда, где его ждал с лошадью Реми Тибодо. Корде сжимал в руке маску Мома и без конца проклинал свое невезение.
Этот, будь он трижды неладен, англичанин послал на встречу с ним одного из тех двоих, кто знал Гамбита в лицо. А раз здесь бешеный гусар, значит и этот холодный как лед англичанин поблизости! Если они поймут, кто скрывался под маской, они усомнятся в его честности, а Гамбит никогда в своей жизни не бывал настолько искренним, как сейчас.
Де Шарантон и Лафитт – его любимую Луизиану раздирали на части сатана и морской дьявол. Каждый хочет править в ней, как король, и они разорвут la belle Louisianne[63]63
* Прекрасная Луизиана (фр.).
[Закрыть] в клочья, а остальное пожрут английские псы, которые снова сгонят народ Гамбита с его земли. И в своей грызне они уничтожат единственного человека, который может править этой несчастной землей с согласия всего ее населения.
Он выбрался на дорогу. Тибодо стоял, держа лошадь, а в другой руке сжимая фонарь. Вокруг него вились, словно легкий дымок, мошки. Корде вздохнул: придется скакать всю ночь, чтобы вовремя быть при Шарантоне и никто не узнал про его ночную поездку. Кроме того, ему нужно было посетить еще одно мероприятие вне города, которое он не смел пропустить, – коронацию наследницы Саните Деде как преемницы la Reine de Vodoun.
– Все путем? – спросил Тибодо, помогая Корде сесть в седло.
Акадиец-убийца только хмыкнул.
– Не могло быть хуже, даже если бы мы очень постарались.
* * *
Если бы Костюшко знал, о чем думает Корде, он бы от всей души присоединился к нему. Илья стоял в дверях одной из комнат второго этажа «Облаков» и растерянно озирался. Он обыскал уже все комнаты на этом этаже, но предметы, пропавшие из багажа Уэссекса, красноречиво рассказывали о том, что произошло, так что Илье даже не надо было искать.
Проклятый невозмутимый англичанин сбежал.
«И как раз когда я получил информацию, которая окончательно сводила наши интересы воедино», – думал Илья, садясь на кровать. Шляпа сползла ему на нос, он сорвал ее и со злости запустил через всю комнату. Легче ему от этого не стало.
Уэссекс втихую сбежал. Сейчас он может находиться где угодно, и если начать орать и звать его, то Бароннер до смерти перепугается, что лишит Илью важной базы для операции.
Нет, пусть Уэссекс уходит, может, сумеет сберечь свою шкуру. А ему самому пока надо выяснить, где эта Большая Земля, найти какие-нибудь более или менее верные карты и потом попытаться туда проникнуть. Лучше всего, если это удастся сделать в течение двух следующих дней. Как только он сумеет спасти Луи – и тех, кто еще сидит в плену у Лаффита, – можно попытаться сорвать и остальные планы де Шарантона.
Если, конечно, он сумеет понять, почему де Шарантон собирается совершить обряд именно в День Всех Душ.
Но прежде чем приняться за дело, надо переодеться к обеду и придумать правдоподобное объяснение отсутствию Уэссекса. Тихонько ругаясь про себя по-французски – хороший язык для сильных выражений! – Илья стянул перчатки и начал развязывать галстук.
Ночь была в разгаре – полная соловьиных трелей, кваканья лягушек и совиного уханья. Уэссекс осторожно выбрался из своего укрытия. Вся усадьба светилась, окна, за которыми в изобилии горели свечи, отбрасывали на темную зелень лужайки светло-зеленые квадраты. Слуги либо были у себя в хижинах, либо прислуживали в доме. Его никто не увидит.
Уэссекс шел быстро и тихо, радуясь, что дорога гладкая и широкая – результат того же рабского труда, которому так обязана своей элегантностью Луизиана. Даже в потемках – поскольку луна убывала и через несколько дней ночи станут совсем темными – идти по ровной дороге было легко. На протяжении мили или около того от парадного входа в «Облака» дорога была посыпана белым песком, привезенным из невообразимой дали. Потом песок сменяла красная глина Луизианы, но путь явно был оживленным и куда лучшего качества, чем могла бы похвастаться Англия.
«Сохранится все это после того, как в Луизиане не станет рабов?» – подумал Уэссекс. Он не видел никаких признаков беспорядков, которые, по предсказаниям Мисберна, непременно должны были возникнуть после того, как распространятся известия о Билле об отмене рабства. Но возможно, он не там искал. Невозможно себе представить, что люди будут терпеть рабство, когда свобода так близка, и что местные плантаторы, которые смотрят на своих рабов как на имущество, будут спокойно стоять и смотреть, как те разбегаются.
Его раздумья резко оборвались, когда он увидел вдалеке впереди мерцание света. Уэссекс пошел на свет, стараясь не сбиться с дороги. В темноте расстояние как следует не оценишь, а он не хотел всю ночь гоняться за блуждающими огнями.
Но свет оказался более призрачным, чем показалось сначала, и герцог был готов вообще оставить поиски его источника, когда вдруг услышал грохот барабанов.
Звук приглушали деревья – именно потому он и не услышал его раньше и поначалу подумал, что у него слуховые галлюцинации, но, когда подошел поближе, звук стал отчетливее. Два или три барабана выстукивали сложный ритм. Пока он слушал, звук стал громче, словно бы его слух настроился на зов барабанов, и в диком ритме Уэссексу чудилась та же бешеная, кровожадная ярость, что двигала толпами в дни Террора.
Он не понимал, что это такое, но предпочитал посмотреть, а не оставлять у себя за спиной нераскрытую тайну. Добравшись до того места, откуда шел неверный свет, Руперт свернул с дороги.
* * *
Подойдя поближе, он увидел, что источник света был не один, – два больших костра горели на болоте. Они были разнесены на расстояние около сорока футов или около того, а между ними была плотно утоптанная, лишенная растительности земля. Впечатление было такое, будто тут часто танцевали. Между кострами плясали около шестидесяти человек – женщины в тюрбанах из белого полотна,[64]64
* Одним из положений Черного Кодекса было требование, чтобы цветные женщины, особенно содержанки, постоянно носили головные покрывала, сначала предназначенные для того, чтобы сделать «женщин-змей» менее привлекательными. Это привело к созданию сложных ярких головных уборов, которые стали носить все женщины-негритянки, свободные и рабыни.
[Закрыть] мужчины с повязанными на головах белыми шарфами. Одежда их была очень пестрой – от лохмотьев рабов до элегантных французских платьев печально известных содержанок, «женщин-змей» Нового Орлеана.[65]65
* Свободные цветные женщины, матери вторых семей некоторых наиболее уважаемых представителей аристократии Нового Орлеана были известны как «женщины-змеи» – так их называли озлобленные жены их любовников. Некоторые говорили, что так их называли потому, что они возводили свой род к Мелюзине, фее со змеиным хвостом, родоначальнице анжуйских королей.
[Закрыть] Уэссекс продолжал смотреть и вскоре понял, что те, кого он поначалу принимал за мулатов, на самом деле были креолами или французами.
Грохот исходил из лежавшего на боку огромного барабана. На нем сидел молодой негр и колотил двумя палочками по разрисованной овечьей коже. На каждой стороне огромного цилиндра сидели мужчина и женщина, колотя по деревянным ободьям барабана чем-то вроде большой берцовой кости крупного животного.
На дальнем конце поляны, прямо напротив затаившегося Уэссекса стоял длинный стол. На одном его конце сидел черный кот, на другом – белый. Между ними стоял маленький горшок, из которого торчало нечто вроде маленького дерева или кустика, пара калебас[66]66
** Тыква, в высушенном виде используется для хранения круп или в качестве чаши или погремушки.
[Закрыть] и какая-то статуя в три фута высотой, наподобие статуй католических святых, но в ярких одеяниях, расшитых тайными знаками, – а лицо ее и руки были черны как уголь. На шее статуи висело замысловатое ожерелье из костей и зубов животных.
Уэссекс не сразу понял, что коты – просто чучела, а пока он рассматривал их, барабаны внезапно замолкли.
Воцарилась абсолютная тишина. Барабанщик пошел к столу, потянулся к кукле, и – тут Уэссекс не смог рассмотреть как следует, костры давали мало света – вокруг его руки вдруг обвилась змея. Когда он взмахнул змеей, из толпы вышла молодая женщина, креолка или мулатка – разглядеть не удалось, и начала танцевать с молодым человеком и змеей в полной и неестественной тишине.
Уэссекс вовсе не был уверен в значении того, что сейчас видел. Это зрелище не носило отметин сатанизма, как у Шарантона, поскольку здесь не оскверняли христианских символов. Это было родственно английскому ведьмовству – ничего удивительного, поскольку, хотя сама Луизиана была страной католической, Черный Кодекс запрещал учить рабов христианству, равно как запрещал им отправлять их собственные культы.
В любом случае, то, что сейчас происходило на поляне, ничего не говорило Уэссексу по той простой причине, что он не знал, какую пользу может из этого извлечь. Подождет, пока снова не забьют барабаны, а затем сбежит.
Но пока приходится ждать и смотреть.
Теперь мужчина передавал змею из рук в руки над головами поклонявшихся, а женщина кружилась сама по себе в странном чувственном танце. В одной руке у нее была калебаса с временного алтаря, и Уэссекс увидел, как в отсвете костра заблестели прозрачные капли, когда она кропила из калебасы себя и остальных. Ожидание давило почти ощутимо, и вдруг бешеные вопли предвкушения разорвали тишину.
Зря он остался. Лучше убраться подальше, пусть и рискуя быть замеченным, и не ждать, пока появится тот, кого они сюда призывают. Уэссекс с трудом отвел взгляд и оглянулся. Ночь была теперь куда более темной, и он зажмурился, пытаясь адаптироваться после яркого света. У него было чувство, что он слишком долго смотрел ритуал и подпал под его чары.
Когда он наконец двинулся прочь, за ним последовала некая тень.
Уэссекс остановился, ощутив опасность, а затем бросился к дороге, пытаясь опередить преследователя, кем бы тот ни был. За спиной у него с удвоенной силой застучали барабаны. Несколько мгновений герцог бежал через заросли, пока наконец не выбежал на место, откуда начал искать свой путь через болото. Тогда он решительно повернулся лицом к противнику.
Перед ним не было никого.
Поначалу Уэссекс подумал, что это всего лишь игра света и нервы. Но нет – наблюдатель был, хотя сейчас, похоже, сбежал. Или явился какой-то дух, охраняющий это место. Герцог помедлил немного, чтобы сориентироваться, а затем снова осторожно и быстро пошел к дороге.
Но несмотря на все свои старания, он так и не дошел до нее.
10 – АХ, КАК СЛАВНО БЫТЬ ПИРАТСКИМ КОРОЛЕМ! (Новый Орлеан и Баратария, октябрь 1807 года)
ЕСЛИ БЫ НЕ ТРЕВОГА, которая доводила его почти до безумия, Луи мог бы считать свою жизнь вполне приятной.
Лето он провел личным пленником Жана Лафитта, прозванного Ужасом Залива. Большая Земля – или, как ее часто называли, Баратария – находилась в шестидесяти милях от Нового Орлеана и располагалась на островах Большая Земля и Большой Остров. Ни один лоцман, не знавший местных вод, не мог бы провести судно по проливу к пиратскому городу. Здесь уже почти целую сотню лет находилась постоянная база контрабандистов и пиратов. Некогда тут укрывался сам Черная Борода.
До того как здешние места прибрал к рукам Лафитт, в Баратарии, гнезде подонков и всякой мрази, царил полный беспредел. Под железной пятой Лафитта тут появился относительный порядок.
«Наверное, я должен быть благодарен ему», – мрачно раздумывал Луи. Его положение было куда лучше, чем пребывание в трюме «Удачи».
Он ел на китайском фарфоре и пил из хрустальных бокалов, спал на шелковом и льняном белье. К его услугам были библиотека и музыкальная комната огромного поместья Шанделер, а когда «Гордость Баратарии» стояла в порту, он часто имел удовольствие играть в шахматы с самим хозяином поместья. Лафитт был игроком умелым и безжалостным, и после его жестких уроков Луи приобрел немалое мастерство.
Но такая беспечная и приятная жизнь продлится только до тех пор, пока Лафитт не найдет на пленника покупателя, – ведь Луи стоит дороже всех сундуков, набитых награбленным добром, или тайком вывезенных с Сахарных островов африканцев – контрабандная торговля живым товаром составляла немалую долю деятельности Лафитта.
Луи считал, что ему очень повезло, раз Лафитт не наметил в качестве предполагаемых покупателей Англию или Францию, поскольку в таком случае истинный король уже был бы выдан одной из сторон, и ему грозило бы провести всю жизнь – короткую или долгую – под замком. Император Наполеон казнил бы его. Король Генрих использовал бы его как кнут для подстегивания Священного союза. В любом случае это было бы ничуть не лучше, чем та жизнь, от которой он сбежал из Франции, – вечный страх, постоянная необходимость скрываться.
Однако – и чем ближе было это время, тем менее философски Луи относился к подобной перспективе, – мысль о том, что его выдадут кровавому безумцу де Шарантону, была даже менее привлекательна, чем казнь по полному обряду[67]67
* Повешение – человека душили петлей не до смерти; потрошение – внутренности выпускались через разрез под пупком и сжигались на глазах у жертвы; четвертование – жертву привязывали за руки и ноги к хвостам четырех лошадей, которых подгоняли плетьми. (Обычно от этого кости выходили из суставов, так что четвертование производилось при помощи топора или пилы.) Последняя казнь по полному обряду за измену имела место 9 апреля 1747 года, но это наказание не было отменено в Англии вплоть до 1821 года.
[Закрыть] под милостивым покровительством имперской Франции. В Баратарии народ был обо всем прекрасно осведомлен, и Лафитт не видел причины скрывать от своего пленника, во что превратился Новый Орлеан. Так что Луи прекрасно знал, что де Шарантон страстно жаждет заполучить его, а Лафитт готов его выдать – или просто хочет, чтобы де Шарантон в это поверил. Последние несколько месяцев по этому поводу шли весьма деликатные переговоры между пиратским королем и имперским губернатором, хотя Лафитт не торопился доводить их до завершения. Лафитт хотел большего, чем мимолетная и неверная признательность имперского губернатора. Лафитт желал править Луизианой вместо де Шарантона, и де Шарантон это знал. Только полная недоступность Большой Земли защищала его до сих пор.
Луи угрюмо смотрел в окно библиотеки. За проливом, отделявшим Большую Землю от материка, возвышалась кипарисовая роща. Мох свисал с ветвей, и деревья напоминали молчаливых друидов. Какая-то белая птица выпорхнула из зарослей. Косые лучи послеполуденного осеннего солнца окрашивали все вокруг в медовые оттенки.
За окном было все, о чем Луи некогда мечтал, – тайна и романтика Нового Света, изящество и культура королевской Франции – лучшее смешалось здесь и ожидало его.
С таким же успехом он мог пожелать себе луну. Лафитт позволил Луи свободно ходить по всему поместью не потому, что доверял ему… а потому, что короля очень хорошо стерегли. Он встал и пошел к застекленной створчатой двери. Взялся за ручку.
– Нет, – послышался от камина голос Роби.
Датчанин был одет так же, как и тогда, на борту «Гордости Баратарии», вплоть до голубого шелкового пистолетного чехла. Единственное отличие состояло в том, что молескиновые штаны и полотняная рубаха на сей раз были чистыми, а не пропитанными солью и маслом, а длинная светлая коса перевязана яркой алой лентой.
– И что? Ты меня застрелишь? – спросил Луи не оборачиваясь. Как нелепо бояться мальчишки, который на столько лет его моложе! Но датчанин был безжалостен.
– Нет, – устало ответил Роби. – У меня есть нож, француз. Я просто пришпилю твою руку к дверям.
– Капитану Лафитту не понравится, если я перемажу кровью его драгоценную резьбу, – ответил Луи, стараясь казаться беспечным. Парнишка пугал его прежде всего тем, что, казалось, не боялся ничего на свете.
– Не впервой, – бесстрастно ответил молодой пират. – Отскребем да еще раз лаком покроем.
Потерпев поражение – даже в этой маленькой битве за последнее слово, – Луи обернулся.
Роби стоял, прислонившись к камину из розового мрамора, на котором были вырезаны нимфы и Тритон. Бог весть откуда привез эту роскошь Лафитт. Роби чуть прикрыл блекло-голубые глаза, лицо его было угрюмым – за все недели, проведенные здесь, Луи ни разу не видел на его лице улыбки. Парню не нравилось торчать здесь, вдалеке от «Гордости Баратарии», и винил он в этом Луи. От этого он стал весьма суровым тюремщиком.
– Не хочешь пройтись? – наконец спросил Луи. Ему позволялось также бродить не только по дому, но и по поместью. Ни один человек в здравом уме не осмелился бы выйти в Баратарию без отряда охраны, и вряд ли эта попытка стоила бы свеч. В Баратарии его просто убил бы любой первый встречный, не зная, кто он такой.
– Не сегодня, – ответил Роби. – «Гордость» вернулась нынче утром, и у хозяина будут гости.
«Хозяин» – так называли Лафитта его преступные подданные.
– Какие гости? – спросил Луи.
Роби только пожал плечами. Парня мало что интересовало, как уже успел понять Луи. Ни чтение, ни музыка, ни, конечно, ответы на вопросы Луи.
Но сейчас Луи больше нечего было делать, кроме как задавать ему вопросы.
– Капитан Лафитт пригласит их к обеду? Роби пожал плечами.
– Он будет обедать дома? То же самое.
– Ты знаешь, что у тебя волосы загорелись? Роби мрачно фыркнул.
– Ты меня достал, француз. Боюсь, с тобой что-нибудь случится. Слишком уж беспечным стал.
– Вот ты меня от этого и приставлен беречь, – раздраженно отозвался Луи. Библиотека уже надоела ему, и он вышел из комнаты.
Роби тут же двинулся за ним. Он бесшумно ступал по кипарисовому паркету босыми ногами. Луи даже не надо было оборачиваться, чтобы знать, что Роби следует за ним. Тот всегда был рядом, словно тень. Луи бесцельно слонялся по комнатам, не переставая изумляться тому, что здесь вся обстановка, вся утварь от свечей до крынок – пиратская добыча. Лафитт мог хвастаться каперскими лицензиями от кого угодно – от испанской Картахены до цыганской королевы, – но был он все же обыкновенным пиратом.
Но пиратом очень удачливым.
Это, напомнил себе Луи, все потому, что он не только умен, но и безжалостен. И раз ты хочешь убежать от него и снова увидеть Мириэль, ты тоже должен вести себя умно, если уж не можешь быть безжалостным.
Начался и закончился обед, а Лафитт так и не появился. У Роби настроение упало еще больше, поэтому он был даже молчаливее, чем обычно. Луи решил воспользоваться этим как предлогом, чтобы уйти, и поднялся к себе в комнату. Роби не последовал за ним внутрь. Не было необходимости. Окна были забраны узорной, но весьма прочной решеткой, и каждое утро комнату обыскивали в поисках чего-нибудь такого, что Луи мог тайком туда пронести.
Не в первый раз Луи захотелось, чтобы рядом была Сара Канингхэм, поскольку эта находчивая леди уже помогла ему сбежать из ловушки куда более опасной, чем эта. Но он позволял себе надеяться только на то, что Мириэль попросила ее о помощи и Сара теперь с ней. Если так, то жена Луи в безопасности. Но он не мог рассчитывать, что и ему помогут.
Совершенно подавленный, король бросился на кровать – и услышал хруст пергамента. Ошибки быть не могло. Порывшись в кровати, он нашел под покрывалом послание.
«Не бойтесь», – прочел он. Письмо было написано на хорошей церковной латыни. Вряд ли даже те пираты, которые умеют читать, понимают этот язык. Маленькие буковки теснились в середине большого коричневатого листа. «Помощь близка».
Конечно, подписи не было, но тут ничего странного. Луи смял листок в кулаке и при этом ощутил слабый лимонный запах. Он нахмурился и принюхался. Запах усилился.
Луи вырос среди конспираторов и с ранних лет видел тайные письмена, проступавшие, когда письмо грели над пламенем свечи. Запах пробудил старые воспоминания, и он стал искать в комнате свечи и спички. Поскольку единственное, что он мог сделать с их помощью, это поджечь комнату, то их ему оставили.
Он без особого труда зажег свечу и поднес пергамент к язычку пламени. Как он и надеялся, проявились другие буквы, бледно-коричневые. Это тоже была латынь. Письмо написали с помощью лимонного сока, темневшего при нагревании.
«Сегодня ночью, когда часы на лестнице пробьют полночь, выходите из комнаты. Дверь будет не заперта. Вы должны выйти из дома и пойти к маленькой лодке, стоящей на приколе у северного берега Большой Земли, возле складов. Никто не должен вас увидеть. Я приду и отвезу вас в безопасное место. Не бойтесь, это не предательство – вы узнаете меня сразу же и без всяких сомнений поймете, что я друг. Сожгите письмо».
Луи тут же сделал это, швырнув листок в камин и затем переворошив угли. Вне всякого сомнения, кто-нибудь догадается, что тут что-то жгли, но это будет лишь завтра утром. К тому времени, если анонимный отправитель не врал, он будет уже далеко отсюда.
Он покачал головой. По привычке он везде подозревал подвох и уже не смел поверить в удачу. Это может оказаться ловушкой – но зачем Лафитту втягивать его во что бы там ни было? Он и так уже полностью во власти пиратского вождя, и тому не нужен предлог, чтобы убить пленника. Он может делать что пожелает.
Вопрос был в двери. Если она все же заперта, то все вопросы тут и закончатся.
Но если она открыта…
Если открыта и если все это обернется сложной игрой, то даже в этом случае ему не будет хуже, чем если Лафитт использует его как приманку, чтобы заманить в ловушку де Шарантона. Он слишком долго был пешкой в чужих руках и привык относиться к своей жизни с некоторой отстраненностью.
Когда затих последний удар часов, Луи встал, уже полностью одетый, и на цыпочках подошел к двери, держа башмаки в руках. Попробовал замок. Ручка повернулась беспрепятственно. Он тихонько отворил дверь.
Лестничная площадка была пуста. Никаких следов Роби. Луи вышел в коридор. По-прежнему никого. Он воспрянул духом. Возможно, на сей раз ему все же повезет.
Луи осторожно спустился по лестнице, держась поближе к стене, чтобы ступеньки не скрипели. Прокрался по широкому мраморному фойе к входной двери, осторожно скрываясь в тени. Входная дверь тоже была открыта. Луи приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы выскользнуть наружу, и снова закрыл ее.
Глазам, привыкшим к темноте внутри, полночь показалась яркой. Он остановился, надел у ворот башмаки и быстро пошел к северным докам.
Это была самая опасная часть его побега, поскольку он шел по окраинам пиратского города, самой Баратарии. Хотя Лафитт, благодаря личному мистическому влиянию, сумел привести драконовскими мерами к покою и порядку город и Шанделер, Баратария все же оставалась рассадником беззакония и анархии, ее харчевни, бордели и игровые дома никогда не закрывались. Если Луи тут накроют, то даже имя Лафитта не спасет его от жестокой пиратской прихоти.
Когда Луи приблизился к городу, он услышал вдалеке музыку и звук разбитого стекла. Мощный приторный запах забойного местного пойла висел в воздухе вместе с запахом дымка. Несмотря на то что все окна в домах должны были быть занавешены, город светился огнями, и беглец легко находил дорогу. Он пробирался в тени, сколько мог, а пару раз прятался в кустах, чтобы не напороться на компанию гуляк.
Люди живут здесь странной и какой-то дурацкой жизнью, подумал юный король. Они пиратствуют ради добычи, но сразу же спускают награбленное. И их добытое кровью золото попадает в кошельки хозяев харчевен и борделей, скупщиков краденого. И пиратам не остается иного выбора, как снова взяться за свое небезопасное ремесло.
Вскоре он добрался до складов. Ночью их запирали на замок, но охраны не ставили – несмотря на всю кровожадность, пираты имели своеобразный кодекс чести. Теперь Луи пошел еще осторожнее, прячась в темноте, и лишь свет луны помогал ему найти дорогу. У последних доков на крюке висел одинокий фонарь, и в его свете Луи увидел фигуру в плаще, стоявшую неподвижно и жутко, как сама Смерть.
Так этому человеку он должен доверять? Луи в замешательстве остановился.
Пока он стоял в нерешительности, человек откинул капюшон и поднял фонарь, чтобы свет полностью озарил его лицо.
Луи несколько мгновений смотрел на него, пока не вспомнил, кто это – напарник герцога Уэссекского, польский гусар, который был с ним при побеге из замка. Луи понимал, что Костюшко он доверять может. Он пошел вперед, протянув руку для приветствия.
Костюшко повернулся, чтобы снова повесить фонарь на крючок.
Внезапно внутри склада послышался грохот, дверь распахнулась. Немилосердно яркий свет осветил и Луи, и Костюшко, и маленькую лодку, которая явно была предназначена для их отплытия.
Луи обернулся и зажмурился от яркого света.
– Привет, – сказал Роби, поднимая пистолет. – Забыл про меня?
За ним стоял Лафитт, небрежно опустив руку на рукоять сабли, а за его спиной виднелись четверо громил. Король пиратов был одет в безупречный вечерний костюм в светло-коричневых и индигово-синих тонах. Мощную грудь пересекала ярко-красная орденская лента, которую он, вероятно, не имел права носить. Густые темные волосы были стянуты сзади синей бархатной лентой, в ушах сверкали тяжелые золотые серьги. Он был весь в бриллиантах – от булавки для галстука до пряжек на башмаках, и казался столь же нарядным, сколь и опасным.
Ловушка? Глянув в лицо Костюшко, Луи понял, что тот честно пытался помочь ему.
– Я хозяин в Баратарии, – сказал, опасно улыбаясь, Лафитт. – А теперь я и ваш хозяин.
– Если государю моему будет угодно, – сказал Костюшко звонким и твердым голосом без малейшего признака испуга, – то я готов начать переговоры о моей жизни и свободе.
Лафитт умел ценить дерзкую отвагу – это Луи испытал на собственном опыте. Костюшко вел игру совершенно правильно.
– Прикончить их, – с надеждой предложил Роби.
Лафитт положил руку на плечо своего протеже.
– Милый мой мальчик, когда ты научишься предаваться удовольствиям как должно? Сначала мы позволим нашему непоседливому другу очаровать нас своими глупостями, а вот затем уже убьем. Всему свое время, ты же знаешь.
– Ну, я не настолько глуп, – заявил Костюшко, становясь рядом с Луи. – В конце концов, у меня есть полномочия вести с вами переговоры от имени короля Генриха Английского. И если вы не застрелите меня сразу, я покажу вам бумаги.
– Подделка, – с подозрением сказал Роби.
– Возможно, – ответил Лафитт. – Но как капер я верю в свободную рыночную торговлю. Мы позволим мсье… или мистеру…
– На самом деле ни то и ни другое, – ответил Костюшко. – Я граф Ежи Ильич Костюшко из Королевского гусарского полка его величества, – он коротко поклонился, щелкнув каблуками, – и, думаю, вы сами увидите, что наши интересы к обоюдной нашей выгоде совпадают.
Часом позже Лафитт и его старшие капитаны, Рене Белюш и Доминик Ю – оба дезертиры из Великой Армии – сидели напротив Луи и Костюшко за длинным столом красного дерева в личном кабинете Лафитта.
Прежде Луи видел эту комнату только один раз. Здесь не было окон, а стены затянуты красным шелком и увешаны зеркалами. Пол представлял собой сложную мозаику из черных и белых плиток, расположенных по спирали, а потолок – головоломку из зеркал, отражавших свет от витых бронзовых и хрустальных канделябров и настенных бра.
Это была комната, в которой очень трудно таить секреты, поскольку зеркала были установлены так, что человек оказывался виден со всех сторон, а отсутствие окон и вентиляционных отверстий делало невозможным подслушивание. В этой комнате не было ни дня, ни ночи, ни зимы, ни лета.
– Ты меня достал, – прошептал на ухо Луи Роби.
В зеркале за спиной Лафитта Луи видел свое отражение и отражение молодого пирата, склонившегося над ним. Роби притащил стул от двери, но сам не сел, предпочитая расхаживать по комнате, как пантера, у которой зубы болят.
– Мне и самому тут не нравится, – тихо ответил Луи. Роби раздраженно хмыкнул и отошел.
– Итак, мсье граф. Вы утверждаете, что ведете со мной переговоры от лица Англии. Вы даже показали мне бумаги, – здесь Лафитт кивнул на документы, беспорядочной грудой сваленные на столе. – И бумаги эти говорят, что вы действительно являетесь тайным послом английского короля с правом договариваться об условиях от его имени. Но мне пришло в голову спросить вас о том, какие условия, вы считаете, могут меня заинтересовать?
– Вы хотите основать здесь собственное королевство, капитан Лафитт. Но сейчас вашим замыслам угрожает де Шарантон, и, сдается мне, угроза будет усиливаться с каждым годом. Альбионцы угрожают вам с севера и востока, и, хотя сейчас Испания находится в союзе с Луизианой благодаря своим связям с Францией, это тоже может измениться, и вы окажетесь в окружении врагов. А как вы знаете, Англия воюет с Францией – таким образом, и с вами.
– Я это слышал, – с внушительной величавостью ответил Лафитт. – И вы предлагаете покончить с этой войной?
– Англия намеревается покончить с этой войной, выиграв ее и протащив этого тирана Наполеона в цепях по улицам его же столицы, – ответил Костюшко, и впервые в его голосе Луи услышал какой-то намек на чувство. – Кроме того, Англия хочет восстановить экономическую стабильность в Новом Свете, лишив Францию доступа к источникам богатства.
– Короче, вы предлагаете сделать Луизиану новой английской провинцией, – ляпнул Белюш.
– Король Генрих предлагает сделать Луизиану независимым государством, союзным Англии, – деликатно поправил его Костюшко. – Остается только один вопрос – кто будет ею править?
– Это не единственный вопрос, – ответил Лафитт с деланным безразличием. Но Костюшко сумел его заинтересовать, и Луи это видел.
– Да. У короля Генриха есть два незначительных условия для его нового союзника. Конечно же, необременительных.
– Да уж, пожалуйста, – осклабился Лафитт.
– Король Генрих желает, чтобы товары Альбиона проходили через порт с такими же пошлинами, что и французские или испанские. И конечно, он хочет, чтобы новый правитель подписал билль Уилберфорса.
