355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрэ Нортон » Леопард в изгнании » Текст книги (страница 19)
Леопард в изгнании
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 05:30

Текст книги "Леопард в изгнании"


Автор книги: Андрэ Нортон


Соавторы: Розмари Эдхилл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Еще теплая, – сказал он.

– Может, их забрали солдаты? – спросил Костюшко.

– Но почему? – удивился Уэссекс. – Думаю, поздновато мне сожалеть о том, что я предпочел классическое образование в университете искусству магии.

Жизнь шпиона всегда непредсказуема, но сейчас ставки были слишком высоки, хотя он привык ставить на карту жизнь. На сей раз он не мог утешаться тем, что, если погибнет, его место на шахматной доске Ночи займет другой агент. Если он проиграет здесь, то потери будут невосполнимы. На сей раз он, герцог Уэссекс, один стоял между Цивилизацией и Долгой Ночью невообразимого варварства.

Костюшко пожал плечами.

– Если де Шарантон спятил, то он все равно может не следовать известной магической системе. Но если армия хватает людей по приказу де Шарантона, это означает, что армия пока поддерживает его, а это плохо.

– Все равно лошадей придется оставить здесь, – решил Уэссекс. – Они будут привлекать слишком много внимания. Нужно добраться до дома на улице Филиппа Святого, и лучше бы не попасться.

Первые известия о том, что в городе что-то не так, они услышали еще на борту баржи, когда их окликнул какой-то человек с берега реки.

– Если вы в город, то вам не повезло! Доки закрыты!

– Закрыты? – крикнул в ответ капитан. – Да ты что?

– Причаливайте! Дураками будете, если туда поплывете!

Отчаянно ругаясь, капитан приказал идти к пристани. Где-то с час они провозились, маневрируя при помощи длинных весел и вырубая тесаками кустарник,[78]78
  * Чтобы подвести килевую шлюпку против течения к берегу, нужно было привязать линь к дереву и подтянуть лодку вручную.


[Закрыть]
чтобы подвести стофутовую баржу к берегу. Когда она встала, человек, который окликнул их с берега, спрыгнул на борт. Подкрепившись черпачком «нонгелы»,[79]79
  На борту всегда держали бочонок виски для подкрепления сил команды. Виски повсюду называли «нонгела» по названию марки – «Старый Мононгахельский виски».


[Закрыть]
он рассказал свою историю.

– Позавчера на улицу Чопитула пришли солдаты и начали отвязывать баржи и спускать их по реке. Команды пытались их остановить, но синие мундиры стали стрелять. Перестреляли пару десятков человек, но мы держались, пока они не прикатили пушку. Мне не улыбалось получить в морду цепь,[80]80
  Иногда пушки заряжали мелкой железной стружкой и короткими цепями. В результате во все стороны разлеталась смертоносная шрапнель, страшная при попадании.


[Закрыть]
так что я сделал ноги. Но я слышал, что город закрыли крепче, чем бордель в воскресенье.

– Чума, что ли? – озадаченно спросил капитан. – Вроде не сезон для заразы…

Незнакомец пожал плечами.

– Могу сказать только, что если вы в город, то можете поворачивать домой. Хоть не всех перестреляют.

– Простите, сэр? Что-то случилось? – спросила Сара. Она прислушивалась к разговору со все большим интересом, поскольку таинственное дело Мириэль вело их как раз в Новый Орлеан. Она старалась говорить смиренно, поскольку речники всегда готовы были затеять перепалку с индейцами, а скрывать свой пол ей было достаточно трудно.

Но капитан был слишком занят собственными делами, так что почти не обращал на нее внимания.

– Ты оглох, парень? В городе неприятности. Я не пойду дальше, пока не выясню, что там такое творится.

– Я могу вам помочь, – осторожно предложила Сара. – Мои сородичи ждут меня. Возможно, они что-то слышали.

Теперь капитан посмотрел на нее оценивающим взглядом, долго и пристально изучая ее лицо, словно пытался прочесть, что там у нее в душе.

– Сделаешь – доллар[81]81
  * Доллар в данном случае – испанская монета, которая имела свободное хождение в Новом Свете наряду с другими монетами вплоть до середины XIX века.


[Закрыть]
получишь, – сказал он наконец, показывая ей монету и возвращая ее себе в карман.

– Спасибо, сэр, – ответила Сара, стараясь подражать говору своего кучера. Она повернулась и быстро подошла к Мириэль.

– Мы должны уходить. В городе тревога.

– Да, – ответила Мириэль каким-то далеким голосом. Сара готова была уже встряхнуть подругу, но не осмелилась, пока они были среди грубых чужаков.

– Тогда пошли, – сказала она. Женщины спрыгнули в воду и по колено в воде побрели к берегу. Там пролегала широкая и хорошо утоптанная пешеходная дорога. До города оставалось около двенадцати миль. Утренний воздух был весьма прохладным, но по дороге они быстро согреются. Сара пустилась трусцой, Мириэль следом за ней.

Как только они оказались достаточно далеко от баржи, чтобы скрыться из виду команды, Сара перешла на шаг. Это был оживленный район, и речники, «злые кэнтоки», которыми мамаши пугали непослушных детей, – не та публика, с которой приятно повстречаться. Вскоре она отыскала узкую тропинку, почти незаметную, которая увела их от дороги.

– Куда мы идем? – наконец спросила Мириэль, словно очнувшись.

– Надеюсь, в Новый Орлеан, – ответила Сара и остановилась, чтобы сориентироваться по солнцу. – Похоже, там какая-то заваруха.

– Да… – медленно проговорила Мириэль. – Великое зло пытается возродиться там…

– Мириэль, если бы ты внятно рассказала мне все, что знаешь, и объяснила, зачем мы идем в Новый Орлеан и что ты там собираешься делать, это очень бы помогло нам обеим, – сказала Сара с плохо скрываемым раздражением.

Повисло молчание. Затем Мириэль заговорила, и Сара снова почувствовала, как напряженно та размышляет, насколько можно довериться подруге. Сейчас Саре хотелось взять спутницу за шкирку и тряхнуть так, чтобы аж зубы клацнули. К чему все эти тайны!

– Нам надо попасть в собор Людовика Святого, – медленно проговорила Мириэль. – Как только войдем в город, я найду дорогу. Это все, что я могу тебе рассказать, Сара. Пожалуйста, не спрашивай меня больше.

– Значит, в собор, – вздохнула Сара. – Ладно. Возможно, святые отцы дадут нам убежище, когда мы туда доберемся. Сдается мне, что нам оно понадобится. Ладно, пошли. Нам почти день придется топать пешком. – Стараясь не показывать своего раздражения, Сара повернулась и снова пошла к городу.

Все тело его болело. Он был еще жив, хотя сомневался, что выдал хоть что-нибудь. Слабое, но реальное утешение для человека, висящего на цепях в нише в одной из темных катакомб под городом.

Шарль Корде до сих пор не знал, что случилось и почему он здесь. Возможно, его арестовали без всякой на то причины. Наверное, это просто еще один признак растущего безумия де Шарантона. Он помнил, что пришел к губернатору, помнил солдат – затем он очнулся, полуобнаженный и прикованный к одной из пыточных машин под Кабильдо.

Де Шарантон сидел рядом, а вместе с ним – чудовищное дитя, из которого сатанист сделал подобие любимого домашнего животного. Он обвинил Корде в предательстве, в каких-то тайных преступлениях – этих обвинений тот просто не понял. Он обвинял его в работе на Талейрана – что было наполовину правдой, – но затем вдруг начал кричать на него и говорить, что Корде украл у него сокровище, ради которого де Шарантон прибыл в Новый Свет.

Корде упорно твердил, что не виноват, но затем де Шарантон повернул колесо, и ему оставалось только кричать. Пока он лежал на станке, де Шарантон забавлялся с ним, словно с живой игрушкой, резал его бритвой, наслаждаясь видом текущей крови.

Корде думал, что, наверное, стал бы просить пощады, если бы там не было мадемуазель Маккарти. Радостное предвкушение в ее ясных глазах вызывало у него тошнотворное отвращение, а то, как она опускала пальчики в кровь, как в краску, и потом облизывала их, чуть ли не лишало его чувств.

Потом он все же умолял – когда к его ступням стали прикладывать раскаленное железо. Комната словно наполнилась тенями, туманными фигурами в плащах с капюшонами, закрывавшими лицо. Они стояли за спиной де Шарантона и ждали. Он умолял их сделать так, чтобы де Шарантон ему поверил, он клялся, что ничего не украл у своего кровожадного хозяина. Он даже признался, что работал на Талейрана, но уверял, что с тех пор, как он прибыл в Новый Орлеан, он ничего – ничего! – не передавал Черному жрецу. И это было правдой.

Но слова не помогли ему. Де Шарантон продолжал свои забавы, пока темные фигуры не подошли совсем близко и не окутали Корде своими плащами. Потом он ничего не помнил. И пришел в себя уже здесь. Боль вернула ему сознание.

«Я боюсь, – со стыдом думал он. – Я не выдержу, если он снова начнет». Но жертвы де Шарантона жили долгие дни, даже недели, и мучитель обязательно придет снова. Корде, наверное, заплакал бы, но слез не было, только глаза горели. «Пресвятая Дева, у тебя есть милость в сердце даже к таким грешникам, как я. Матерь Пресвятая, избавь меня от страха…»

Послышался звук шагов. Корде всхлипнул, сердце бешено забилось у него в груди. Он отчаянно пытался успокоить себя тем, что, судя по шагам – тяжелым солдатским шагам, – сюда явился не один человек, а де Шарантон никогда не приводил с собой солдат, когда хотел поразвлечься с жертвой. Пленник смутно видел свет факелов – один глаз почему-то не видел, а другой слезился от яркого света. Но Корде все же понял, что де Шарантона среди пришедших нет. От облегчения он чуть не потерял сознание, хотя по приглушенной ругани солдат при виде его он понял, что сейчас даже зеркало пришло бы в ужас от его отражения. Некоторые крестились, а один даже отвернулся.

– Ты мужик или баба? – рявкнул на того сержант. Зазвенев ключами, он подошел к Корде и освободил его от кандалов.

Это было просто благословенным избавлением, но когда его обожженные ноги коснулись пола, он не удержался – слабый хриплый крик вырвался из пересохшего горла и разбитого рта.

– Вставай, – сержант с удовольствием пнул его сапогом в ребра. – Смерть Господня, как тут холодно, – заметил он про себя. – Ничего. Скоро согреешься.

Корде с трудом открыл уцелевший глаз.

– Где… – с трудом выдавил он.

– Там, куда попадают все еретики и предатели. В геенне огненной. Ведите его. Не сможет идти – волоките.

Они выволокли его на площадь Кабильдо. На место казней. Какое-то мгновение он почти радовался, что больше ему не придется встречаться с де Шарантоном, но потом, осознав, что ему предстоит, похолодел от ужаса.

Он будет сожжен живьем.

Уэссекс и Костюшко вошли в город за час до заката. В домах, которые они проходили, окна были по большей части забиты досками по приказу губернатора. Уэссекс узнал об этом, когда они наконец добрались до Мэзон Лафитт на улице Филиппа Святого. Дверь им отворил молодой человек, представившийся как Пьер Лафитт.[82]82
  * Брат Жана Лафитта – иногда считается, что сводный, – был его основным бизнес-агентом в городе. Он жил в роскошном доме на углу улиц Бурбон и Филиппа Святого. Кузница, служившая пунктом распространения контрабандных товаров, располагалась дальше по той же улице.


[Закрыть]
Он быстро впустил их внутрь.

– Я брат Жана. Хотя мы не слишком-то похожи, да? А вы, наверное, те люди, о которых он меня предупредил. Только вот про священника он ничего не говорил, – с сомнением закончил Пьер, глянув на Костюшко.

– Не берите в голову, – сказал Уэссекс – Лучше расскажите, что сейчас творится в городе.

Пьер мало что мог поведать – разве только о том, что с раннего утра солдаты стали загонять горожан в дома. Даже рабам не разрешалось выходить. По приказу де Шарантона в городе ввели комендантский час, и для патрулирования была набрана специальная милиция. Район бедняков сожгли, а баржи у причала на улице Чопитула спустили по течению. Тех, кто пытался сопротивляться или выходил из дома, взяли под стражу и содержат в Арсенале рядом с Кабильдо. Он слышал, что подожгли монастырь, что тех, кто не желает подчиняться указам губернатора, расстреливают на месте без суда и следствия и что милиция и отряд набранных на скорую руку громил из кэнтоков грабят город, загоняют жителей в дома и убивают всех, кто попадается на улице…

– Но в общем все это только слухи, друзья мои, – сказал Пьер, наливая в бокалы гостей вино. – Только что мы узнали, что милиция отправилась в рейд по городу несколько часов назад и что многих забрали, но ведь не могут же они толпу народу сжечь на площади? Это может объясняться только тем, что губернатору нужны зрители. Он большой любитель эффектного, наш герцог де Шарантон.

Пьер проводил гостей в столовую, где окна были завешены тяжелыми черными занавесями, чтобы свет не проникал наружу и никакие соглядатаи из сада не могли его увидеть. Брат Жана Лафитта явно привык к тайным визитам. Вино оказалось весьма приличным, и Уэссекс почувствовал, как успокаиваются его нервы. Тихий, опустевший, измученный город был совершенно не похож ни на один из городов, в которых ему приходилось бывать за время участия в Игре Теней.

– Он не может держать людей в заточении слишком долго, – заявил Костюшко. – Они не вытерпят. Скоро у них кончится еда – если уже не кончилась, – и тогда начнется бунт.

– А может, де Шарантону наплевать? – Уэссекс покачал головой. Действия сумасшедшего не подчиняются логике, и, несмотря на мнение Корде, Уэссекс был уверен в том, что де Шарантон сумасшедший и ни алчность, ни самосохранение уже не движут им.

– Возможно, когда процедура казни закончится, он снова позволит людям выходить, – предположил Пьер. Отблеск свечей играл у него на лице, так что трудно было уловить его выражение, но в голосе звучала надежда.

– Вы не слышали, кто должен быть казнен сегодня вечером? – спросил Уэссекс.

Пьер беспомощно пожал плечами.

– Я не знаю, кого сожгут вместе с беднягой Корде, но губернатор никогда не казнит меньше десятка разом. Конечно, прежде город был просто рассадником преступности, и люди принимали за благо все меры, помогающие с этим покончить. Но сейчас… Все зашло слишком далеко.

Уэссекс кинул взор на своего напарника. Костюшко выглядел непривычно суровым.

– Пьер, мне нужно добраться до Кабильдо и увидеть губернатора, – сказал Уэссекс – Какой путь самый короткий?

– Вряд ли получится, – ответил Пьер, но Уэссекс настаивал, и брат Лафитта в конце концов достал карту города, очень подробную, на которой было указано расположение каждого дома и сада, и показал Уэссексу, как ему добраться до нужного места.

– Держитесь подальше от улиц, друзья мои, – посоветовал Пьер. – Если пойдете задними дворами и садами и не попадетесь, то, с Божьей помощью, доберетесь туда, куда вам надо.

Уэссекс допил вино и поставил бокал на полированную столешницу красного дерева. Потом решительно встал, взял плащ и шляпу, проверил пистолеты. Больше нечего было тянуть время. Пора идти, и будь что будет.

Костюшко тоже встал.

– Я пойду с тобой до собора и попробую освободить святых отцов. Если мне удастся устроить там какую-нибудь отвлекающую заваруху, то тебе будет легче добраться до де Шарантона.

Удачный отвлекающий маневр может стоить Костюшко жизни, но оба даже не думали об этом. Такова была их работа. Они привыкли к жертвам и относились к этому как к чему-то обыденному. Уэссекс подумал, что однажды наступит день, когда потери станут просто невозможны.

«Но это будет потом. Не сегодня. Сегодня я сделаю то, ради чего пришел сюда. Чего бы это мне ни стоило, я справлюсь».

Пьер погасил все свечи, кроме одной, и провел двоих агентов на кухню, а там задул последний огонек. В темноте они выскользнули наружу, на задний двор, нырнули в сад. Луна была тусклой, так что они не боялись, что ее свет выдаст их… а кроме луны, город ничто не освещало.

13 – ЦАРИЦА НЕБЕС, ЦАРИЦА АДА (Новый орлеан, 29 октября 1807 года)

ГЕРЦОГ ДЕ ШАРАНТОН пробежал пальцами с длинными, черными от запекшейся крови ногтями по замысловатому гороскопу, лежавшему у него на столе. На составление его он потратил целый месяц и работал над ним только в те ночи, когда луна находилась между Домами Зодиака, не принадлежа ни к одному из них. Он чертил знаки кровью некрещеных младенцев и был полностью уверен в том, что сулил ему гороскоп.

Ночь жертвоприношения наступала сегодня. Прольется кровь, вопли обреченных поднимутся к небу, и среди криков и потоков крови свершится ритуал, который явит Грааль и передаст его в руки де Шарантона. Это он обещал своему Хозяину, и время для выполнения обещанного истекало.

Грааль в обмен на жизнь. Грааль в обмен на освобождение от адских мучений, на силу и власть вечную. Он призовет к себе Чашу, пролив королевскую кровь, и осквернит ее кровью невинных.

Смертью их он обеспечит себе то, что много лет назад обещал ему Хозяин.

Он намеревался поначалу принести в жертву Луи Французского, поскольку кровь юного короля была самой сильной. Лафитт помешал ему, но у де Шарантона были запасные ходы. К одному из столбов был прикован Жером Бонапарт, брат императора, а у соседнего столба стоял архиепископ Нового Орлеана – кардинал. И еще Шарль Корде, хозяин в своей земле и представитель власти Франции. Сила Старого и Нового Света, Святой Церкви – конечно, этого будет достаточно, чтобы заменить кровь Луи. Разве не так?

Если пролить достаточно крови, то все сработает. А де Шарантон был готов принести в жертву весь город. Как только будут зажжены дрова под тремя кострами, сразу же вспыхнут запальные шнуры по всему городу. Начнутся взрывы, пожар пожрет весь город и всех, кто будет в нем, и Новый Орлеан превратится в огромное всесожжение ради вящей славы Хозяина.

Он подошел к окну и выглянул наружу. Площадь была окружена баррикадами, чтобы толпа, которую согнали сюда солдаты, не разбежалась. Все станут свидетелями жертвоприношения – вся аристократия, все, кто выступал против де Шарантона. Сила крови больше, чем их пустое благочестие, и их развращенность лишь придаст силы тому, что он собирается здесь совершить.

Кровь…

Из окна де Шарантону был виден окруженный стенами загон, в котором находились молодые женщины-рабыни, собранные из всех домов города. Он хотел использовать для жертвоприношения девственниц из аристократических семей, поскольку происхождение и воспитание были для этого очень важны, но осторожность подсказывала, чтобы он начал с чего-нибудь попроще. Люди, конечно, будут протестовать против того, что у них отнимают собственность, но стерпят это под соусом новых французских налогов.

Но смерть негритянок – только начало. Площадь зальют реки красной крови, станет жарко от Силы, которую освободит кровопролитие, и вот тогда настанет время для всесожжения, и в дыму ароматных курений ему явится его награда. От этой мысли де Шарантон ощутил теплый прилив удовольствия. Столько крови. Столько ужаса – юные девушки будут видеть смерть своих подруг и знать, что вскоре настанет и их очередь. Конечно, Владыке Отчаяния будет приятна такая жертва.

Он отвернулся от окна и посмотрел в зеркало. Как и подобает аристократу, герцог был одет соответственно случаю в официальное облачение из черного бархата, с обшлагами и лацканами, расшитыми золотом и рубинами. Поверх он надел распашную накидку без рукавов из красного шелка, на которой волосами девственниц были вышиты каббалистические знаки. Магия манила его, и массовое жертвоприношение было столь же мило его сердцу, как и сердцу его Хозяина.

Отвернувшись от зеркала, де Шарантон сверился со стоявшими в углу часами и еще раз посмотрел на гороскоп.

Час пробил.

Пора начинать.

После того как Корде приковали к столбу, сержант дал ему воды с настоем листьев коки. Корде знал, что это отнюдь не из жалости, а для того, чтобы он оставался в сознании до самой смерти. Лицо его горело от глубокой, изводящей боли, и он догадывался, что правый глаз его уже никогда не будет видеть, хотя это уже мало что значило. Дрова под его кровоточащими ступнями были сухими, что обещало долгую, мучительную смерть.

Площадь между Кабильдо и собором была украшена как для церковного праздника – баррикады увешаны цветными тканями, вокруг горящие факелы. На высоком помосте сидели самые почтенные граждане Нового Орлеана, а остальные горожане – гордые креолы, богатые французы, дюжие кэнтоки, надменные свободные цветные – были согнаны сюда, к баррикадам, словно овцы в загон, а сзади солдаты присматривали, чтобы они вели себя смирно. Это было не все население города, но толпа заполняла всю площадь, за исключением небольшого пространства между собором и столбами.

К столбам по обе стороны от Корде были привязаны люди. Головы их были закрыты черными мешками, хотя самому Шарлю лицо оставили открытым. Один из несчастных был в незнакомой форме – этот человек все время пытался вырваться и что-то кричал, но мешок заглушал его крики, и слов было не разобрать.

Другой был в облачении кардинала. Он стоял спокойно, хотя Корде слышал четкий ритм его молитв. Даже сейчас, истерзанный, перед лицом мучительной смерти, он ощутил глубокую жалость.

Что бы ни случилось с ним, это можно назвать воздаянием за все те жизни, которые он отнял, будучи наемным убийцей. Но сожжение епископа Святой Церкви – не свидетельство ли это того, что самоуверенность де Шарантона основывалась на куда более ужасных договорах и гнусностях, чем можно себе представить?

На ступенях за спиной Корде разместился военный оркестр, музыканты настраивали свои инструменты. Из временного загона справа от него послышались крики и мольбы. Женские голоса. Новые жертвы бесконечной кровожадности де Шарантона. Даже зная о том, какая предстоит ему смерть, Корде внезапно страстно захотел, чтобы это началось прямо сейчас. Он не хотел видеть того, что сейчас произойдет.

Он даже не мог молиться, чувствуя, что утратил право на молитву. Он мог только думать, что все это чудовищное извращение, что такого не должно быть. Ему предстояла смерть и, возможно, вечные муки, и все мысли приговоренного сводились к тому, что в жизни ему следовало быть добрее и проще…

Внезапно вспыхнули факелы, и из Кабильдо вышел де Шарантон в сопровождении шести личных телохранителей в черно-красной форме и с мушкетами. За ним горделиво выступала мисс Маккарти в белых кружевах и с венком на голове. В руках она держала Библию – как на конфирмации.

Одеяние де Шарантона было пародией на церковное облачение, и на мгновение в сердце Корде снова вспыхнула надежда. Зрители не в состоянии этого вынести, они просто обязаны возмутиться! Солдаты не могут убить всех сразу! В их силах спасти невинных, которым предстоит сегодня умереть, и тем спасти самих себя!

Но никто не пошевелился.

«Да что же с ними случилось?» – в отчаянии думал Корде. Они что, не видят, что творится? Им все равно, что ли?

Он попытался крикнуть, призвать к восстанию – но голос его был слишком слаб, к тому же, заглушая его, оркестр заиграл «Марсельезу», гимн революционной Франции. Некоторые из зрителей приветствовали музыку криками, и, ужаснувшись, Корде ощутил призрачное дыхание толпы. А толпа – не что иное, как кровожадный зверь, и де Шарантон сделал все, чтобы вселить звериный дух в перепуганных, сбитых с толку людей.

Музыка стихла, и де Шарантон обратился к зрителям. Серебристая шевелюра придавала ему вид доброго старого священника. За его спиной один из солдат подвел мадемуазель Маккарти к почетному креслу на помосте для знати, чтобы ребенок мог получше видеть все ужасы, которым предстояло здесь свершиться.

– Народ Нового Орлеана! – громким голосом воззвал де Шарантон. – Ныне вы будете свидетелями благословенного возрождения. Ныне Новый Орлеан восстанет из пепла подозрительности и сомнений и обратится в сияющий рай, чистый и непорочный!

Он поднял руку, и Корде услышал грохот барабанов вуду, они призывали богов Могущества, которые живут и в мире, и в душе человека одновременно. Корде ощутил жалость к музыкантам, которые были настолько сломлены, что согласились ради де Шарантона осквернить свое искусство, но винить их он не мог. Он не обвинял никого из жертв де Шарантона, кроме себя самого. Как он мог рисковать столькими жизнями, зная то, что знал?

Двери загона отворились, и вывели первую жертву – девочку лет пятнадцати с белыми от ужаса глазами. Де Шарантон протянул руку, и капитан его гвардии вложил в нее кинжал.

Лезвие сверкнуло серебром в свете факелов. Корде вскрикнул, но даже не смог услышать себя. Он закрыл здоровый глаз. Во мраке он услышал вопль толпы, но в нем ощущались не только ужас и гнев, но и сладострастное ожидание.

* * *

– Что-то не так, – прошептал Костюшко, застыв на месте. Мгновением позже послышался грохот барабанов.

Уэссекс сразу узнал ту же мелодию, которую слышал в зарослях, когда внезапно наткнулся на церемонию вуду, после чего получил по голове от Анни Крисмас.

– Обрядовые барабаны. Корде говорил, что де Шарантон экспериментирует с местным колдовством, – сказал Уэссекс.

Вместо ответа Костюшко указал вперед.

Между домами впереди виднелся слабый отблеск света.

Факелы на площади Кабильдо.

А сквозь грохот барабанов донеслись вопли.

Рев толпы сопровождал грохот барабанов, мешаясь с ним и усиливая его. От звука отдаленных радостных криков у Уэссекса свело челюсти, и он понял почему. Так когда-то приветствовала толпа кровавую работу мадам Гильотины.

К чертям осторожность. Толпа не будет видеть ничего, кроме кровопролития, что разворачивается сейчас у нее перед глазами. Уэссекс побежал к площади. Костюшко бросился следом и успел поймать его за руку перед театром, что был прямо за Арсеналом.

– Нет! – рявкнул Илья, рванув герцога назад, в тень.

Уэссекс заморгал, замотал головой, пытаясь стряхнуть воспоминания, вызванные грохотом барабанов и радостными воплями толпы. Идиот, как он сможет помешать казни в одиночку? Как всегда – он позволит невинным умереть, чтобы спастись самому.

– Сдается мне, – едва сдерживая гнев, проговорил он, – что де Шарантон малость поторопился. Лучше убить его прямо сейчас.

– Ты не сумеешь подойти к нему, – ответил Костюшко. Он сбросил сутану – больше не было смысла прятаться – и остался в темной вязаной фуфайке и брюках.

– А я думаю, что сумею, – ответил Уэссекс, оглядываясь. Он улыбнулся с жестоким торжеством, поняв, как можно подобраться к врагу. – Пусть представление продолжается, не так ли?

Сара и Мириэль добрались до города как раз с наступлением темноты. Луны сегодня не будет, и Сара надеялась на фонари, но город был погружен во тьму. Только на горизонте виднелся отсвет, как от пламени большого костра. Вокруг было неестественно тихо – ни лая собак, ни крика совы.

– Это конец нашего мира, Дочь Королей. Сара обернулась, схватив ружье. Мириэль нигде не было. Небо светилось серебристым лунным сиянием, до невозможности ярко, и мир вокруг был еще тише и спокойнее, чем мгновением прежде. Перед ней стоял Древний, тот, кто приходил к ней на берегу Мунмера. Прежде она всегда четко видела его, но сейчас ей не удавалось поймать его взглядом, он ускользал, оставаясь лишь силуэтом где-то на грани видимости.

– Прости, – сказала Сара. – Я сделала, что могла. И сделаю, что смогу.

– После нынешней ночи откроется путь Того, Что Должно Быть. Больше эта земля не сможет служить убежищем для нашего народа. Нам придется уйти из городов людей, и не останется нам здесь ни пяди земли. Но ты не отчаивайся, Дочь Королей. Мы и прежде уходили из миров, и, когда настанет время отправиться за горы, уйдем в новую землю. Но мы никогда не оставим тебя, как суть земли не покидает ее самой. И прими наш последний дар.

Он коснулся ее лба между глазами. Сара сжалась в испуге и еще раз ощутила порыв ветра и далекий голос реки. Все вокруг нее стало таким ясным и четким, словно на свету, хотя по-прежнему город был погружен во тьму. Мириэль по-прежнему смотрела вдаль, словно бы ничего не произошло.

«Возможно, для нее и вправду ничего не произошло, – подумала Сара. – Возможно, магия Чаши защищает ее от магии Древних. Может, это он и имел в виду? Чаша изгоняет его народ из этого мира?»

Она не знала. Она даже не понимала, что за великодушный порыв подвигнул его подарить ей зрение Древних, которое превращает ночь в день и позволит ей легче передвигаться по городу. Она не верила в то, чего не могла понять.

– Подождем до утра, – решила она наконец. – Мне все это не нравится.

– Нет, – ответила Мириэль. Она скинула плащ и стала выпутываться из лямок, удерживавших на ее плечах корзинку. – Мы должны идти сейчас. Мы и так уже почти опоздали.

– Опоздали куда? – устало спросила Сара, но слова застряли у нее в горле.

Чаша пылала.

Мириэль благоговейно взяла ее в ладони. Чаша освещала все вокруг мягким золотистым светом, словно бы он шел изнутри ее; золото Чаши стало прозрачным, как стекло, как будто взявшийся откуда-то солнечный свет освещал только ее.

«Какой яркий свет – даже тени отбрасывает», – ошеломленно подумала Сара, глядя на землю.

– Мы должны идти, – повторила Мириэль. – Пожалуйста, Сара, помоги мне! Поверь мне!

«Все хотят, чтобы я им верила, но никто ничего не желает объяснять!» – зло подумала Сара, но Мириэль уже пошла вперед, к городу, не ожидая ответа. Чашу она несла перед собой, словно фонарь.

Сара тряхнула головой. Безумство, отчаянное безрассудство! Но все же закинула ружье за плечо, проверила, все ли под рукой, и пошла следом за Мириэль.

Казалось, что они идут по городу призраков. Если представить себе город живым существом, то сейчас перед ними был труп. Все здания, мимо которых они проходили, были пусты. Некоторые стояли с заколоченными дверями, у других, наоборот, двери были распахнуты настежь, а окна выбиты, но отовсюду исходило жуткое ощущение отсутствия, словно бездушное дерево и камень способны переживать утрату.

Сара с удовольствием убралась бы восвояси, если бы удалось увести с собой Мириэль. Этот город был похож на города ее видений, и она не хотела здесь оставаться. Но Мириэль шла вперед, не глядя по сторонам, и Сара следовала за ней, опасаясь каждого шага. По обе стороны улицы тянулись дома, освещенные светом далекого костра где-то впереди, и Сара уже начала было думать, что все люди каким-то образом исчезли, но тут подруги завернули за угол и увидели двух французских солдат, патрулировавших улицы. Один шел с фонарем, второй держал ружье на изготовку.

Солдаты, не веря глазам своим, уставились на женщин, и Сара подумала, что, по крайней мере, им сейчас расскажут, что тут творится, но тот, что держал фонарь, тихонько толкнул своего спутника, и тот поднял ружье.

«Они даже не пытаются нас арестовать!» – возмутилась было Сара. Она не задумываясь подняла винтовку и выстрелила. Солдат с ружьем рухнул навзничь, повалился на своего спутника, и фонарь упал на землю. Разлившееся масло на мгновение вспыхнуло, затем погасло.

Сара быстро опустилась на колено, чтобы перезарядить винтовку. Она проворно насыпала порох сбоку и перезарядила ружье, мысленно молясь, чтобы Мириэль отошла в сторону и не стояла так близко со светом в руках. Другой солдат слишком хорошо ее видел.

Но он не стрелял. Он выполз из-под тела убитого напарника и пустился бежать.

Сара смотрела ему вслед, пока топот не затих вдали, затем озадаченно взглянула на Мириэль. Но никакого объяснения не получила.

– По крайней мере, будем держаться подальше от огня, – сказала она, чтобы нарушить молчание. – После такого приема я не хочу знать, что они там жгут.

– Извини, Сара, – виновато прошептала Мириэль, – но собор именно там. И я должна туда попасть.

Чем ближе они подходили, тем ярче разгоралась Чаша в руках Мириэль, пока над ними не образовался купол золотого света. Волны чудовищного океана ночи будто разбивались о хрупкую стену света, и Сара вдруг поняла, что без этой защиты их ночное путешествие могло бы оказаться куда более страшным.

Свет, на который они шли, был совсем иным – алым, как кровь; кровавыми казались и шпили собора на фоне черного неба. Подобравшись поближе к собору Людовика Святого, женщины услышали рев толпы – страшный звук, похожий скорее на лай своры собак, и Сара невольно сжалась. Почему-то она была уверена, что ей совершенно не захочется увидеть тех, кто сейчас ревет там, на площади.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю