Текст книги "Леопард в изгнании"
Автор книги: Андрэ Нортон
Соавторы: Розмари Эдхилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Больше тут нечего было делать – разве что пристрелить Уорлтока. А это Уэссекс оставлял другим. Он пошел прочь, дав знак Мерлину следовать за ним.
– Желаю вам доброй ночи, ваша светлость герцог Уэссекский, – произнес ему вслед Уорлток, понизив голос так, чтобы его мог расслышать только Уэссекс.
Герцог не обернулся.
Уэссекс и Морган скакали до тех пор, пока не показались огни города. Вопрос о том, что знает – или думает, что знает, – Уорлток, можно пока оставить. Сейчас Уэссекс и не вспоминал об этом. Почти у самого города герцог натянул поводья и повернулся к своему спутнику. Оба по дороге привели себя в порядок, чтобы выглядеть поприличнее. Если им повезет, то Уорлток лишь через несколько часов сможет оповестить власти, что на него напали два грабителя. И для всех будет лучше, если Безумный Мерлин сумеет доказать, что он находился где угодно, только не на большой дороге, поскольку у Уорлтока длинные руки.
– На твоем месте, дружок, я попросил бы Малхайта услать тебя, безопасности ради, куда подальше – в Париж например, – слегка улыбаясь, сказал Уэссекс.
– Думаю, Коронадо[22]22
* Город в Южной Калифорнии. – Прим. перев.
[Закрыть] подойдет больше, – зло ответил Мерлин. – Лучше я буду жить под властью донов, чем меня порвет в клочья какой-то сушеный сморчок.
– Да уж, Коронадо – это достаточно далеко, – согласился Уэссекс. Он протянул Мерлину увесистый кошелек, набитый краденым золотом. Такой пройдоха, как Мерлин, найдет способ спустить наполеондоры, не привлекая к себе внимания. – Этот сморчок станет разыскивать тебя не только здесь. На твоем месте я уехал бы прямо сейчас.
Мерлин криво усмехнулся и отсалютовал, прикоснувшись двумя пальцами к шляпе.
– Так и сделаю. Спасибо вам за вечерок, повторить который мне не хотелось бы, мистер Блэз.
Он пришпорил коня и поскакал прочь. Уэссекс не стал тратить времени и тотчас же пустил Стрижа вскачь.
В такой час связаться с «Белой Башней» обычным способом было невозможно. Днем на явку попадали через галантерейный магазинчик на Бонд-стрит. Вместо этого Уэссекс потратил несколько драгоценных минут, разыскивая нужную гостиницу на Хай-Холборне. Во дворе «Глобуса и треугольника» он останавливаться не стал, а сразу проехал в конюшни.
Угрюмый конюх взглянул на него и потянулся за дубинкой, утяжеленной свинцом, с помощью которой наводил порядок в своей епархии.
– У Пугала есть дела в Англии, – сказал Уэссекс, и громила, успокоившись, ткнул большим пальцем куда-то себе за спину.
Герцог спешился – если бы он сделал это прежде, чем произнес условленную фразу, то был бы убит на месте – и повел Стрижа в конюшню. В «Глобусе и треугольнике», как обычно, царило оживление.
Второй конюх внимательно наблюдал, как Уэссекс ведет Стрижа в самое дальнее стойло – чистый закуток, устланный толстым слоем соломы. Герцог быстро подошел к яслям у задней стены и сдвинул их влево. Послышался громкий щелчок скрытого механизма, и вся стена отошла назад, словно створка двери, открывая длинный, узкий, уходящий вниз туннель, по которому едва мог проехать всадник.
Уэссекс провел Стрижа в проход, затем стал толкать дверь, пока снова не услышал щелчок.
Жеребец вопросительно ткнул его носом, и Руперт погладил животное, прежде чем снова сесть в седло.
В туннеле было тесно, сыро и пахло лошадьми. Шагов Стрижа почти не было слышно, поскольку пол покрывал толстый слой каучука. Проход вел от конюшни «Глобуса и треугольника» к подземельям здания на Бонд-стрит – приличное расстояние. Уэссекс только раз до того пользовался туннелем, но нынешней ночью выбора не было – невозможно было найти разумной причины для вызова портного ранним утром. И подойти к барону Мисберну на приеме он не мог, даже если бы и знал, где находится глава «Белой Башни».
Через четверть часа герцог добрался до конца туннеля. На первый взгляд, впереди виднелась только глухая стена, но Уэссекс знал ее секрет. Он спешился, привязал Стрижа к кольцу, вделанному в стену, и, осмотревшись, нашел нужную веревку. Потянул за нее, и полый блок с открытой стороной, который мгновение назад казался частью туннеля, начал подниматься, унося с собой Уэссекса.
Вот почему милорд Уэссекс, выйдя на поиски грабителя, оделся как бедняк – аристократ из сливок английского общества не смог бы задействовать этот механизм, не подвергая опасности свой безукоризненный костюм. Но свободный, простой плащ не мешал герцогу, и после нескольких минут стараний он поднялся в необычном лифте на нижний уровень подвалов дома на Бонд-стрит.
Дворецкий «Белой Башни» Чартериз, как всегда безупречно одетый, приветствовал его, ничем не показывая, что Уэссекс явился сюда в неурочный час.
– Добрый вечер, ваша светлость, – невозмутимо сказал он, принимая плащ и шляпу герцога.
Его светлость машинально дотронулся до сюртука – там, во внутреннем кармане, лежала Зеркальная Роза.
– Я должен увидеть лорда Мисберна. Дело не терпит отлагательства.
– Конечно, ваша светлость. Если вы изволите пройти за мной в Желтую приемную, я спрошу, дома ли господин. А пока пошлю слугу присмотреть за вашим конем.
Через несколько мгновений Уэссекс уже стоял в одной из четырех маленьких комнат на первом этаже дома. Комнаты различались только названиями – Красная, Желтая, Фиолетовая и Голубая – что говорило о цвете убранства и обивки мебели. Даже в такой час на полке над камином горели новые свечи, а из-за фиолетовых штор доносился отдаленный шум поздней вечеринки.
Ожидая, он думал, что Чартериз, наверное, сейчас будит Мисберна. Вряд ли лорд будет рад узнать новость, точно так же, как и Уэссекс. Если, конечно, все это правда.
Он достал из кармана Зеркальную Розу и внимательно рассмотрел ее. В свете свечей был ясно виден изъян в самой середине рубина, так похожий на серебряную розу. Владея этим рубином и его дубликатами, Британия получала идеальные возможности для передачи шифрованных сообщений своим политическим агентам в Лиссабоне и других местах. Без нее Британия оказалась бы как без рук. Плохо, что эта тайна вообще была кому-то известна. Еще хуже, что шифр мог быть разгадан.
Дверь в Желтую приемную отворилась.
– Милорд готов принять вас, – бесстрастно сообщил Чартериз.
Уэссекс сунул рубин в карман и последовал за слугой к началу спиральной лесенки на второй этаж городского дома, на фасаде которого красовалась вывеска галантерейного магазина. Дверей в коридоре не было, за исключением единственной в самом конце, обитой красной кожей. Как всегда, Чартериз распахнул ее и пропустил Уэссекса без доклада.
Опять же как всегда, в комнате стоял полумрак, поскольку Джонатан Майло Ариох де ла Форт, барон Мисберн был альбиносом. Сильный свет ранил его глаза, а от солнца он вообще слеп. Но в сопоставлении с невероятным интеллектом Мисберна эти недостатки казались просто пустяками. Благодаря своему мощному разуму он держался, как паук, в самом центре сети, которая сохраняла целостность Священного союза. Он был белым рыцарем, вышедшим на бой против Черного жреца и расползающейся по всему миру Французской Империи.
Уэссекс подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Комнату освещали лишь несколько скрытых фонарей. Пламя свеч отражалось от фляжек со спиртом, наполняя помещение теплым рассеянным светом цвета золотистого бренди. Наконец Уэссекс разглядел лорда Мисберна, сидящего за столом. Если Уэссекс и поднял барона с постели, этого не чувствовалось.
– Что привело вас в такой поздний час, ваша светлость? – спокойно спросил Мисберн.
– Вот это, – Уэссекс положил на стол Зеркальную Розу.
Мисберн не прикоснулся к ней.
– Откуда у вас эта вещь, ваша светлость?
– Я захватил карету барона Уорлтока, – сообщил, не вдаваясь в подробности, Уэссекс. – И нашел это, когда обыскивал его. Он дал мне понять, что Джеффри Ханапер мертв и Джорджа Ратледжа теперь найти невозможно.
– А Кристиан не знает, где его искать? – спросил Мисберн, назвав Уорлтока по имени. – Остальное, кстати, правда. Мистер Ханапер уже три дня как мертв. Мы сумели сохранить это в тайне – пока Лондон переполнен гостями, я счел это наиболее разумным. Да, большое несчастье.
– Лорд Уорлток предположил, что маркиз сбежал на континент, – сказал Уэссекс.
Мисберн вздохнул и потер глаза. Эндимион Чайлдуолл был для Мисберна почти другом, хотя он никого не подпускал к себе слишком близко, насколько знал Уэссекс. Много лет назад именно отец маркиза лично завербовал Мисберна для Игры Теней.
– Значит, мы его потеряли, – вздохнул Мисберн. – Нынешним утром он был в «Башне», но, несомненно, лишь ждал приказа Уорлтока бежать. Когда я смогу связаться с парижским центром, он уже затаится где-нибудь на континенте. Мы никогда не сможем накрыть его. Слава богу, мы не потеряли это, – он взял Зеркальную Розу. – Хотя я не вижу, какой в ней толк, если Эндимион выложит Талейрану все наши секреты.
Мисберн несколько мгновений смотрел на рубин, затем бросил его в ящик стола.
– Но я знаю, что вы сумеете найти во всем этом положительный момент. По крайней мере, мы нашли предателя. Это Ратледж.[23]23
* Эндимиона Чайлдуолла, маркиза Ратледжа в разговоре, конечно же, называют лорд Ратледж или Ратледж. Ну не прелесть ли эти английские титулы?
[Закрыть]
– Да? – поднял брови Уэссекс. – Что-то слишком много совпадений – самоубийство Ханапера, приезд Уорлтока, побег Ратледжа. Нас подталкивают к этой мысли – и все же, если маркиз предатель и получает деньги от французов, он вряд ли оставил бы такой ценный для сделки предмет, как Зеркальная Роза. Он уж точно забрал бы его с собой. А Уорлток – не французский агент. Он, если на то пошло, якобит и живет ради своего удовольствия. Я не могу найти ни единой причины для того, чтобы он сотрудничал с Черным жрецом ради чего бы то ни было. Нас явно дурачат. Позвольте мне последовать за лордом Ратледжем во Францию…
– Нет, – решительно ответил Мисберн. – Вас слишком хорошо знают во Франции, так что толку от вас там не будет. Парижский центр сделает, что сможет, чтобы перехватить Ратледжа… а мы – чтобы устранить тот ущерб, который он нам нанес.
– Вы, конечно, правы, – спокойно ответил Уэссекс. Он с бесстрастным лицом повернулся к Мисберну, но мысли в его голове неслись бешеным вихрем. Вполне вероятно, что Ратледж был предателем, но внутренний голос говорил Уэссексу, что маркиз не предавал… или даже если и предал, то не таким образом, как думает Мисберн. Предатель по-прежнему скрывался где-то в этих стенах. И герцог чувствовал, что обязан найти Ратледжа и оправдать его, чтобы доказать это.
– Если это все, милорд, тогда прошу извинить меня. Я намеревался сегодня вечером устроить раут, так что неплохо было бы все-таки там появиться.
Мисберн улыбался, как и подобало, но мысль о том, что Ратледж около двадцати лет был французским шпионом, сильно мучила его. Он кивнул, отпуская Уэссекса, но, когда герцог повернулся и почти уже подошел к дверям, лорд снова заговорил:
– Когда покончите с раутом, зайдите ко мне, ваша светлость. У меня есть для вас поручение.
– Какое? – не удержался Уэссекс.
– Исполнение приговора.
3 – ИГРА КОРОЛЕЙ (Париж, июнь 1807 года)
В ПАЛЕ ДЕ Л'ОМ помимо помещений общедоступных были и частные, и тайные. В одной из таких комнат, не существующих для непосвященных, беседовали двое.
Шарль Морис де Талейран-Перигор – мясник с лицом ангела и манерами самого Сатаны – родился в семье французских аристократов более полувека назад, и возраст угнетал его так же, как любого нищего крестьянина. Революция избавила его от обязанностей священнослужителя и дала шанс отомстить родителям, лишившим сына наследства из-за его хромоты.
Талейран поддерживал Наполеона еще в бытность корсиканца Первым консулом, и власть свою он считал более реальной, чем власть церкви или государства. Если даже случится нечто невообразимое и Наполеон падет, то Талейран все равно уцелеет. Втайне от своего хозяина он вел переговоры с Англией и Россией. Руки у него были длинные, а амбиции – огромные, и он ничего не боялся.
Даже человека, сидевшего перед ним.
– Ну, как я и обещал, император назначил вас губернатором Луизианы. Ему важно только то, чтобы из Нового Света шло золото, которое даст Великой Армии возможность воевать и которым он оплатит верность своих агентов в Испании. Вы должны любым способом снабжать его этим золотом – вплоть до того, чтобы перехватывать испанские корабли, если сумеете это сделать, не навлекая неприятностей на Францию. С колонистами можете поступать как вам заблагорассудится – это народ грубый и неблагодарный, столь же французский, сколь и испанский. А теперь, де Шарантон… что вы скажете о своем обещании?
Человек, сидевший напротив Талейрана, был лет на пятнадцать старше его. Он родился в знатной провансальской семье и успел послужить и в армии, и на гражданском поприще, прежде чем стали известны его, так сказать… дурные наклонности. Король отсрочил исполнение его смертного приговора, а Революция и вовсе освободила маркиза де Сада из Бастилии. Когда народ отверг святую церковь, те силы, которые церковь сдерживала, вырвались на свободу и разгулялись на приволье. В атмосфере разнузданного гуманизма, процветавшего до того, как Первый консул начал восхождение к власти, все было допустимо и ничто не запрещалось. Когда Наполеон счел, что ему будет полезно заключить мир с Римом, де Шарантон уже сделался необходимым для сумасшедшего еретика, решившего стать хозяином всей Европы.
– Уверяю вас, мсье Талейран, Святой Грааль находится в Новом Свете, и я его найду. Тот, кто владеет Граалем, повелевает миром. Если император завладеет Граалем, все остальные святыни очень скоро будут в его руках, и он станет воистину непобедим.
– И, получив в руки средоточие такой силы, вы сразу же отдадите его императору? – насмешливо спросил Талейран.
– Меня не интересуют земные блага и сокровища, – мрачно ответил де Шарантон. Он был тщеславен столь же, сколь и горд, и не выносил насмешек.
Хорошо, что этот человек – сумасшедший, подумал Талейран, поскольку, если бы де Шарантон был в своем разуме, Талейран даже не смог бы сделать вид, что верит ему. Конечно, де Шарантон хочет прибрать Грааль к рукам. Если человек, заполучивший Грааль, не попытается его прикарманить, он – полный дурак.
Талейран должен был подтолкнуть де Шарантона к поиску сокровища, а также удостовериться в том, что оно в конце концов попадет к тому, кому надо. Убежденный атеист, Талейран был уверен, что Грааль – чистейший вымысел, но за этот миф человек способен убить другого и умереть сам, и именно этот миф должен даровать Франции окончательное превосходство.
И потому Талейран внедрил в окружение де Шарантона своего агента, человека, который должен был проникнуть в самые тайные замыслы имперского наместника и пересылать донесения Талейрану и де Шарантону, даже если задумает предать их обоих. Максимально надежного человека, которого Талейран не раздумывая продаст, когда перестанет в нем нуждаться.
– Тогда нам нет смысла спорить, – спокойно проговорил Талейран. – Император жаждет править этим миром, а вы достойны править другим. А я существую только для того, чтобы исполнять пожелания вас обоих. Ну а теперь, – он заговорил внезапно резко, – я пошлю с вами столько кораблей и войск, сколько Франция сможет сразу отправить в Луизиану. Вам следует управлять колонией, подавлять мятежи и добиваться прекращения сотрудничества с Англией. Надеюсь, аборигены найдут в вас сурового управителя.
Де Шарантон улыбнулся и потер руки. Сверкнули кольца на пальцах.
– Вмешиваться никто не будет? – поинтересовался он.
Талейран пожал плечами.
– Луизиана далеко, вести из-за океана доходят не сразу… если вообще доходят. Зачем императору думать о мятежной колонии, если доход поступает без перерыва? Дайте ему испанские суда с золотом, увеличьте налоги – и поступайте с тамошним народом как вам заблагорассудится.
«Он меня дураком считает».
Де Шарантон искоса взглянул на своего давнего недруга, обратившегося в союзника. Талейран намерен прикарманить Грааль для собственных целей и воображает, что сможет отнять его у де Шарантона. Но герцог собирался сразу же, как получит его, сделать Грааль недосягаемым для любого человека. Он изобрел для этого такой способ, которого Талейран даже и представить себе не мог.
Верно говорит Талейран, Новый Свет далеко… земля без короля, который смог бы в случае нужды призвать на помощь силы земли и Древний народ. Но если там и найдется человек, знающий древний ритуал, кто может предугадать, какова будет плата и кто в случае необходимости сможет заплатить? Существует ли человек, который сможет бросить вызов не только императору, но и Силам, Которые Были?
– Тогда мне больше нечего сказать, мсье Талейран. Я сразу же отправляюсь в Новый Орлеан, – и герцог де Шарантон, поклонившись, направился к выходу.
Когда Уэссекс снова вывел Стрижа из дверей «Глобуса и треугольника», ему на мгновение страшно захотелось вернуться домой. К Саре. Он не надеялся, что она легко простит его за то, что он бросил ее сегодня вечером, но выбора у него не было. Сейчас Ратледж лишь на несколько часов опережал его, а до Парижа было три дня пути. Если Уэссекс перехватит его прежде, чем тот затаится, то еще можно будет хоть как-то исправить положение.
Если только он не будет медлить.
И если удача его не оставила.
Вздохнув, герцог повернул Стрижа на дуврскую дорогу.
Херриард-хаус сверкал огнями, и кареты, ожидавшие своей очереди, чтобы высадить пассажиров, растянулись на целую милю. Нынче вечером весь высший свет праздновал венчание принца, и если веселились не с искренним облегчением, то в кругах, близких к принцу, эту правду предпочитали держать при себе.
Сара отметила уход Уэссекса несколько часов назад с насмешливым, пусть и мрачноватым удивлением. Ей не по вкусу были эти публичные представления, но у нее не нашлось уважительных поводов, чтобы от них уклониться. К счастью, все ее нынешние гости охотно верили, что его светлость где-то тут в толпе, так что Саре не пришлось никому признаваться, что его нет. Всю ночь она улыбалась, танцевала, играла роль радушной хозяйки дома и считала часы до того момента, когда дом снова будет принадлежать ей одной.
Приятно было сознавать, что ее муж тоже человек с сильным чувством долга, и если он отсутствует, то, значит, обстоятельства действительно чрезвычайные. К несчастью, когда он вернется, у нее будут для него неприятные новости. Несмотря на все усилия, она не узнала ничего из того, что хотел выяснить Уэссекс, поскольку о бароне Уорлтоке никто не говорил.
Солнце появилось над крышами домов, и последняя карета отъехала от крыльца.
– Его светлость вернулись? – с надеждой спросила Сара Бакленда.
– Сожалею, ваша светлость, еще нет. – Даже грозный дворецкий Херриард-хауса после полных событий последних двадцати четырех часов выглядел усталым.
Сара понурилась. В какую переделку вляпался Уэссекс на сей раз? И чем она может ему помочь?
– Да наверняка он сейчас гуляет с простым людом и вернется, когда ему заблагорассудится, – принужденно улыбнулась Сара. – Скажи слугам, чтобы они пока не убирали, и передай Нойли, что сегодня ночью она мне не нужна. Думаю, все вы устали не меньше меня.
Сара поднялась по лестнице в свою спальню. Закрыв двери, она сорвала с волос перья и драгоценности и разбирала пряди до тех пор, пока светло-каштановые волосы не рассыпались по плечам. Тогда она с облегчением тряхнула головой, радуясь свободе, и начала раздеваться.
Черт бы побрал этого человека! Где опять носит ее мужа?
Уэссекс неуклонно настигал Ратледжа, однако по-прежнему не сомневался в том, что маркиз – не тот предатель, которого он должен найти.
Когда Стриж начал выдыхаться, Уэссекс остановился, чтобы взять свежего коня в одной из конюшен «Белой Башни», и приказал вернуть Стрижа в Дувр – поскольку если ему самому суждено будет вернуться вообще, то вернется он именно туда. Герцог торопливо нацарапал шифрованную записку Саре, долго смотрел на свое послание и в конце концов сунул его в камин в общем зале трактира. Слова – опасная штука, когда доверяешь бумаге то, что может попасть в чужие руки скорее, чем к адресату.
Передохнув совсем немного, Уэссекс снова пустился в путь по следу человека, который казался уже не существующим.
Поздним утром следующего дня Уэссекс добрался до Дувра и с облегчением узнал, что Ратледжа там нет. Ни одно английское судно в эти беспокойные времена не заходило открыто во французские порты, но Испания пока оставалась нейтральной, и Уэссекс не раз отправлялся во Францию через Испанию. Но Ратледж, похоже, не сделал этого – ни единый человек, покинувший Дувр за последние три дня, не подходил под описание его внешности.
Уэссекс со все возрастающим раздражением смотрел на оживленный порт.
«Он вообще мог погибнуть. В Лондоне, по дороге… да у человека есть тысяча возможностей расстаться с жизнью. Напрасно Уорлток так уверен, что Ратледж удрал на континент!»
Но что-то подсказывало Уэссексу, что Ратледж жив и умудрился опередить его, хотя герцог решительно не мог понять, почему этот человек бежал.
«Будь я лордом Ратледжем, что могло бы заставить меня бросить все и сбежать в ночи?»
Уэссекс рассмотрел такие причины, как деньги, положение и преданность революции, и отмел их все. С первым и вторым у Ратледжа все было в порядке настолько, насколько мог пожелать разумный человек. А что до третьей причины, то не такой уж Ратледж дурак. Богиня Революции уничтожала всех влюбленных в нее, а Франция не была дружелюбна к английским аристократам, даже тем, что перебежали на ее сторону. То, как Франция приняла печально известные послания лорда Байрона в «Газетт», лишь подтверждало это. Нет, Ратледж не столь глуп, чтобы верить в теплый прием во Франции.
И все же он бежал.
Оставался шантаж. Кто-то где-то нашел рычаг, с помощью которого заставил Ратледжа действовать именно так. Уэссекс подумал, что это также подтверждает – Ратледж не предатель, и уж конечно не он много лет назад погубил Эндрю, герцога Уэссекса. Вряд ли есть рычаги, которые могут действовать добрых двадцать лет.
Ратледж не был предателем. Герцог знал это.
Но ему были нужны доказательства.
Ему был нужен Ратледж.
* * *
Герцог Уэссекский сидел за столом в «Луне и фонаре», самом большом (и единственном) трактире в Тейлто, маленькой рыбацкой деревушке, похожей на сотни других, разбросанных по этому болотистому краю. Тейлто выделялась среди прочих тем, что была важнейшим местом, откуда «Белая Башня» переправляла агентов во Францию. Уэссекс знал это, и Ратледж, несомненно, тоже. И если маркиз собирался тайно и без промедления отбыть во Францию, то отплыл бы именно отсюда.
– Добрый вечер, капитан.
Седой старик – один из местных рыбаков – подсел к нему без приглашения. Уэссекс вяло махнул рукой трактирщику. Тот поспешил к ним с оловянной кружкой и поставил ее перед рыбаком. Ну конечно, все то же местное пойло – пиво, щедро сдобренное джином. Запах премерзкий.
– Слышал, вы хотите прогуляться по морю? – продолжил рыбак.
Так оно и было. Но сейчас у Уэссекса не было ни пароля, ни знаков, которые помогли бы ему на континенте воспользоваться помощью «Белой Башни». Придется импровизировать.
– Да. У меня важные дела на востоке. – Порывшись в кармане, Уэссекс положил на стол несколько золотых гиней.
У рыбака глаза на лоб полезли при виде золота, и Уэссекс прекрасно понял, о чем тот думает. Где есть несколько монет, найдется и побольше, а тело, сброшенное в воды Ла-Манша с хорошим камнем на шее, не скоро всплывет, чтобы дать показания перед местным мировым судьей.
– Кажется, я знаю, кто сможет тебе помочь, капитан.
– Буду весьма признателен, – сказал Уэссекс, пальцем пододвигая золото к старику. – И еще больше буду признателен, если ты дашь мне кое-какую информацию.
В Париже моросил мелкий дождь.
Илья Костюшко, стоя у окна казармы, мрачно уставился в серое небо. Ходили слухи, что гвардию отправят в Луизиану вместе с новым наместником. Илья сомневался, что Наполеон пошлет свой изнеженный парадный полк так далеко, но что-то и в самом деле затевалось. Гвардию три дня назад заперли в казармах и выпускали только на дежурства и смотры, и Илья никак не мог выяснить почему.
У него были важнейшие сведения для английской разведки, но передать их не удавалось. Он играл здесь роль солдата, и то, что он просто шпион, не спасет его, попадись он в гражданском, да еще если оставит пост. Если не запорют до смерти, то повесят.
Но дело было слишком срочным, тем более что несколько предыдущих попыток передать информацию сорвались. Потому Илья устроил себе громкий проигрыш в кости и пошел в уплату дежурить вместо Стефана в конюшнях.
Любой полк, который не ставит охраны у своих конюшен, быстро лишится всех лошадей, а скакуны польской гвардии славились повсюду, потому их всегда тщательно охраняли. Чуть-чуть опия во фляжке с бренди – и дело сделано: его напарник Яношик начал клевать носом и что-то бормотать. Костюшко втащил его внутрь и заботливо укрыл попоной. За сон на посту полагалась порка, и потому, даже если Яношик проснется до его возвращения, он не признается в своем проступке. Если же повезет, то Илья успеет слетать в парижский центр, передать сообщение и вернуться прежде, чем его хватятся.
Он быстро расстегнул мундир и вывернул его наизнанку. Освободился, насколько можно было, от обмундирования, а поверх оставшейся одежды набросил темный плащ. Час был поздний, погода мерзкая. И то и другое ему только на руку. Костюшко пошел быстро – но не побежал, чтобы не привлекать внимания. Эту премудрость он постиг давным-давно, еще в те времена, когда надеялся самолично добыть свободу своей стране.
«В одиночку человек мало чего может добиться в этом мире, если, конечно, он не безумец, подобный Наполеону. Свобода добывается в союзе с другими, а не с помощью мечей. Англии не надо земель на континенте, но ее очень беспокоит равновесие сил. Если Англия победит, то именно она будет очерчивать границы государств, и мой народ снова будет свободен.
Но если победит Корсиканское Чудовище, то в Европе останется место только для одной нации – французской…»
Через несколько минут Илья успокоился – теперь он был почти уверен, что его не перехватят по дороге к нужному месту, а если убьют потом, это уже не важно. Он пошел быстрее и через полчаса добрался до цели – шумного варьете на Монмартре под названием Мулен-Руж.
По-английски это название означало «Красная мельница», и когда-то здание, наверное, и служило мельницей, еще до того, как вокруг вырос город, – на фоне неба выделялись лопасти, слегка поскрипывающие под порывами ветра. Несмотря на дурную погоду, в варьете царило оживление, посетители поминутно входили и выходили. С уверенностью, которой он на самом деле не чувствовал, Костюшко присоединился к публике.
Внутри было жарко и дымно. Освещали зал масляные лампы, висевшие по стенам. Илья пробрался к помосту, где несколько полуодетых танцовщиц в костюмах, символизировавших времена года, умудрялись, танцуя, еще и обмениваться непристойными шуточками с толпой.
Илья проталкивался вперед, пока его не прижали прямо к помосту. Высвободив руку, он бросил монету девице, одетой в костюм Весны. Это была пухленькая кареглазая брюнетка с озорным выражением лица. Среди агентов женщин было мало, но все же они встречались, и в парижском центре была как раз такая женщина. Илья удивлялся, что могло привести ее в организацию.
Брюнетка ловко поймала монетку и бросила мимолетный взгляд в его сторону, ничем не выдав, что узнала посетителя.
Контакт был установлен. Теперь оставалось только ждать.
Рандеву прошло гладко – никого не удивило, что девица подцепила пьяного клиента и утащила его, чтобы ободрать как липку. Илья с некоторым облегчением поднялся по лесенке в ее жалкое жилище. Что бы с ним теперь ни случилось, информацию он уже, считай, передал.
– Твое имя? – спросила она.
– Орел, – он назвал только то имя, которое ей следовало знать.
– А меня зови Авриль,[24]24
* Avril – апрель (фр.). – Прим. перев.
[Закрыть] – ответила она. «Авриль» – было кодовым названием парижского центра, так что любой, действовавший от его имени, мог именовать себя так.
Танцовщица поставила на стол свечу, закрыла дверь и заперла ее. Илья зажег лампу от лучинки, пока Авриль закрывала ставни и задергивала шторы. Когда-то это здание служило крупным отелем для знати Города Света, а теперь постарело и обветшало. Авриль не желала привлекать к себе внимания, живя не по средствам.
Илья стал вытаскивать из-за пазухи тонкие листочки зашифрованного письма. Если бы его выследили и схватили, вода тут же превратила бы бумагу в бесформенный комок. Парижский центр перенесет кодовую запись на более прочный материал перед тем, как отослать ее.
– Отправь в Лондон немедленно, – сказал он. – Золотой приоритет.
Это означало, что информация самая срочная. Авриль посмотрела на листочки и тихо вздохнула.
– Да, спать сегодня мне не придется. Тебе, кстати, тоже. Лондонский центр дал экстренное оповещение всем агентам; полагаю, оно и для тебя.
– О небо, – тихо проговорил Илья. Экстренное оповещение касалось всех агентов, даже тех, кто много месяцев создавал себе прикрытие. Требовалось немедленно бросить все дела и заняться чем-то неотложным. – Что, принцесса Стефания опять что-нибудь выкинула?
Авриль бросила на него убийственный взгляд, сгребла его бумаги и сунула в ящик стола.
– Нет. Один английский герцог спятил и сбежал сюда. Возможно, он очень опасен и к тому же может сойти за француза. Нужно перехватить его прежде, чем это сделает Черный жрец, и вернуть в Англию живым или мертвым. Вот описание.
Она положила перед Ильей листок бумаги, а также поставила рядом кружку красного вина. Костюшко отхлебнул, прежде чем взглянул на текст, и в результате захлебнулся и закашлялся, забрызгав и листок, и стол.
Человек, которого «Белая Башня» требовала найти живым или мертвым, был герцог Уэссекский.
Хорошо снова вернуться в Париж, думал Уэссекс, даже и с не разрешенной начальством миссией и с неподходящим спутником.
Он перехватил Ратледжа в Тейлто. Уэссекс оказался прав – дело было в шантаже, и шантажировал лорда Уорлток. Он передал Ратледжу письмо, в котором говорилось, что Мари-Селеста в опасности, но, если Ратледж явится в Париж и предложит себя в качестве заложника, ее можно будет спасти.
Уэссексу не хватило духу отговаривать Ратледжа от его решительного намерения спасти единственное свое дитя, так что перед ним был выбор – убить Ратледжа на месте или последовать за ним во Францию в надежде вытащить всех троих, включая себя.
– Мы обязаны добраться до монастыря! – настаивал Ратледж.
– Спокойно, друг мой, – бормотал Уэссекс, остерегающе кладя руку на плечо спутника. Случайному наблюдателю оба показались бы обычными прохожими, прогуливающимися по берегу Сены. – Сначала нам нужно нанести несколько светских визитов, а уж потом мы отправимся к сестрам в Сакре-Кер. Всему свое время.
