Текст книги "Леопард в изгнании"

Автор книги: Андрэ Нортон

Соавторы: Розмари Эдхилл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Возможно, их аресту тоже. Ратледж не был опытным полевым агентом, а Уэссекс уже больше года не получал инструкций по внедрению. Один на континенте, без документов, без специального оборудования, без денег. Оба могли сразу же напороться на талейрановских соглядатаев, и тогда – все пропало. Имперская Франция просто помешалась на документах, постоянно меняя бумаги и паспорта, которые нужны были для въезда или проживания в Париже. Если у них потребуют пропуск – им конец.

К счастью, Ратледж говорил с парижским акцентом – наследие тех дней, когда он руководил парижским центром. Только это дало обоим возможность беспрепятственно добраться до Парижа. Но добраться до Парижа не значило добраться до монастыря Сакре-Кер, в двадцати милях от города. А дочь Ратледжа Мари держали в том самом монастыре.

Много лет назад Ратледж сбежал в Англию с важными документами парижского центра, но ярость Революции настигала всех внезапно. Получив приказ исчезнуть, Ратледж был вынужден оставить во Франции свою любовницу-танцовщицу и маленькую дочь. Его возлюбленную казнили как аристократку, но Ратледжу удалось переправить Мари-Селесту в монастырь Сакре-Кер, где девочка спокойно росла, не подозревая о своем все еще опасном английском родстве.

– Свое время? – гневно отозвался Ратледж. – У нас нет времени! Если Жаки сцапают Мари, ни Гренвиль, ни вся армия не смогут вырвать ее из лап Талейрана!

– Бога ради, тише! – прошипел Уэссекс. – Как мы можем что-то сделать, не зная, что нам грозит? Может, она уже мертва или под арестом, ведь уже четыре дня прошло с тех пор, как вы получили письмо. Пошевелите же мозгами!

Ратледж резко повернулся к Уэссексу.

– Когда я согласился, чтобы вы меня сопровождали, вы сказали мне, что у вас есть план спасения моей Мари. Если это не так, я обменяю свою жизнь на ее!

«А я должен убить вас, прежде чем вы попадете в лапы Талейрана. Он мигом вытрясет из вас все, что вы знаете».

Уэссекс подавил вздох.

– Мы должны добыть документы и информацию для дальнейших действий. Кажется, я знаю, где.

Это был, конечно же, полный блеф, но они с Ратледжем оба были хорошо одеты, а английская мода не сильно отличалась от французской, чтобы в них заподозрили чужаков.

Уэссекс направлялся в Лувр.

Величественное старинное здание, колыбель королей, напоминало сейчас накрашенную проститутку. Верхние этажи были увешаны разноцветными флагами, а императорские знамена – с литерой «N», увенчанной короной и стилизованными пчелами, – развевались от теплого воздуха, исходившего от горящих факелов. Гвардейцы в невообразимо разукрашенных униформах стояли навытяжку, сверкая обнаженными саблями.

– И как мы туда попадем? – уныло спросил Ратледж.

– Будем вести себя так, словно мы тут свои, – спокойно ответил Уэссекс. – В Париже в эти дни творится слишком много странного, и никто не может сказать, что допустимо, а что нет.

– Но…

– Что касается мсье Талейрана, то вряд ли он сейчас у себя. Это известный распутник, – ободрил лорда Уэссекс. – Пошли. Если нам повезет, то ночью мы будем на пути в монастырь.

Наглость помогла им пройти через ворота во дворец. Уэссекс рассчитывал только на то, что ему удастся остаться в караулке одному на несколько минут, пока гвардеец пойдет искать начальство. Но когда они с Ратледжем шли следом за солдатом по извилистым коридорам дворца, Уэссекс вдруг убедился, что удача его не покинула, причем проявилось это совершенно неожиданным образом.

– Эй, приятель? Куда ты их ведешь?

Это был гусар из Польской гвардии, судя по форме, при полном параде и очень злой. Рыжеватые усы грозно топорщились, а бакенбарды почти полностью закрывали лицо. Козырек кивера задиристо торчал вперед. Леопардовая шкура спадала с плеча, чтобы не мешать огромным золоченым крыльям, угрожавшим всему, что можно было уронить в ближайшем соседстве.

– Я… сударь, я… это касается национальной безопасности, – сказал гвардеец. – Гражданин Видок[25]25
  * Франсуа Видок, основатель французской Бригады Безопасности в 1812 году. Джон Ле Карре – английский автор популярных шпионских романов. – Прим. перев.


[Закрыть] и его помощник, гражданин Ле Карре заявили, что им необходимо видеть министра Талейрана. И у них нет документов.

– Что? – высокомерно воскликнул гусар. – Какое нахальство! Возвращайся на пост. Я сам с этим разберусь.

– Но… – начал было стражник.

– Ступай. Болван, это касается чести Франции!

Гвардеец бросил испуганный взгляд на Уэссекса, отсалютовал и почти бегом бросился исполнять приказание.

– Хорошо, что они всех нас считают чокнутыми, – спокойно промолвил Костюшко. – Слушай, какого черта ты тут делаешь? Ты знаешь, что у меня есть приказ доставить тебя в Лондон живым или мертвым?

– Интересно, – уклончиво протянул Уэссекс. Он знал, что Мисберн не хочет выпускать его, но не ожидал, что на него так ожесточенно будут охотиться его собственные люди. Он окинул взглядом опустевший коридор. Несомненно, Костюшко лихорадочно соображал, куда бы их отвести. Уэссекс и сам задавался таким же вопросом.

Поляк скривился.

– Это более чем интересно – это просто катастрофа! И что мне делать с тобой, милорд? А это, черт побери, кто это с тобой?

– Позволь мне представить тебе нашего лондонского коллегу, – усмехнулся Уэссекс.

Костюшко вытянулся во фрунт и щелкнул каблуками.

– Капитан Ежи Курагин[26]26
  * У авторов невероятно глубокие познания в области польских имен и фамилий. – Прим. перев.


[Закрыть] из Польской гвардии к вашим услугам! – он коротко кивнул и бросил на Уэссекса еще один недоуменный взгляд.

– Его выманили в Париж, угрожая жизни его дочери, – вкратце объяснил Уэссекс – Черный жрец совсем обленился на старости лет. Теперь он просит, чтобы жертвы сами шли к нему в пасть.

– Ну да, а ты приехал ему помочь. И теперь мне придется вытаскивать вас обоих. Ладно, мне все равно надоела армейская жизнь, – философски заметил Костюшко.

Избавившись от необходимости незаметно внедряться в придворные круги, Костюшко был готов к чему угодно – но и он, как и Уэссекс, пришел в ужас от одной мысли о том, что вторая по значимости персона из «Белой Башни» вольно гуляет по Франции.

– Это все работа Уорлтока, но я не знаю, насколько он осведомлен. Подозреваю, наш шпион знал, что я все ближе подбираюсь к нему, и подтолкнул Ратледжа к побегу, чтобы сбить меня со следа, – объяснил Уэссекс.

– Или сделать так, чтобы ты сам выглядел как вредитель. Не похоже, чтобы наш начальник набрал себе столь управляемых сотрудников.

Костюшко поведал о деталях экстренного приказа всем агентам, пришедшего в парижский центр. Уэссекс понимал, что ему придется расплачиваться за своеволие, но уже не впервые благодарил судьбу за то, что Костюшко – человек, не признающий законов. Вольнолюбивый поляк был способен проигнорировать приказы из Лондона, если не хотел исполнять их. И последний приказ явно был ему не по душе. Правда, Уэссекс знал, что теперь любой агент «Белой Башни» во Франции представляет для него опасность. Удача пока была на его стороне – необычайная удача, по правде говоря, – но теперь спасение полностью зависело от скорости.

– Надеюсь, что девушка в стенах монастыря находится в безопасности. Нам понадобится четыре документа – один для Мари-Селесты. Сестры Мари-Селесты из монастыря Сакре-Кер.

Костюшко воззрился на него.

– Уэссекс, я зря оставил тебя в живых. Ты хочешь сказать, что нам предстоит выкрасть монахиню?

Его напарник улыбнулся.

– Ты сумеешь. Подумай об Англии.

* * *

– Мисберн зуб бы отдал, чтобы это увидеть, – через четверть часа сказал Уэссекс.

– А, ну да. Осмелюсь предположить, что увидит он это на небесах, поскольку живьем мы отсюда не вырвемся и показать ему ничего не сможем.

Все трое стояли в святая святых – в апартаментах самого Черного жреца. Как и предсказывал Уэссекс, в этот час там никого не было, и пробраться туда оказалось довольно просто – императорская гвардия была уверена, что сунуться в подобное место без разрешения никто не осмелится. Учитывая то, что любому нарушителю за такое грозила смерть, Уэссекс надеялся, что вряд ли кто-нибудь еще заглянет сюда.

Но если они собираются добраться до монастыря Сакре-Кер, то им нужны документы, а единственным местом, где можно раздобыть нужные печати, был кабинет Талейрана.

Стол и сейф были, конечно же, заперты, но ловким пальцам Костюшко не мог противостоять никакой механизм. Польский гусар снял самые пышные детали своей формы и засунул их в шкаф. Это собьет со следа сыщиков, когда взлом обнаружат.

Теперь Костюшко старательно работал пером, а Уэссекс с Ратледжем обшаривали папки. Конечно, самые важные документы хранились где-то в другом месте, но даже то, что найдется здесь, станет неоценимым подарком для британской разведки.

– Ух ты! – удивился Уэссекс. – Тут говорится, что де Шарантон действительно назначен губернатором Луизианы! Зачем, как ты думаешь?

– При дворе говорят, для того, чтобы наказать аборигенов, – рассеянно ответил Костюшко. – Но похоже, что он скорее спровоцирует там открытое восстание и у нас появятся новые союзники.

– Де Шарантон никогда не был губернатором. Он куда ценнее Бонапарту в качестве колдуна, – нахмурился Уэссекс, передавая документ Ратледжу.

– Ходили кое-какие слухи насчет причины, по которой ему дали этот пост, но найти подтверждение… – медленно проговорил Ратледж. – Боже правый, я никогда не думал, что все может зайти так далеко!

То, как он это произнес, заставило оторваться от дела даже Костюшко.

– Думаю, вам лучше ничего больше не говорить, милорд.

Он не знал, кто такой Ратледж, но то, что он находился здесь в сопровождении Уэссекса, свидетельствовало о том, что лорд занимает высокое положение в мире тайной политики.

– Нет. Я прекрасно понимаю, что ваш долг – не дать мне попасть в руки французов. Но эта информация должна дойти до Лондона любой ценой, поэтому я открою вам даже больше, чем предписано. Много лет на континенте сохранялось нечто вроде перемирия на полях битвы. Великолепные генералы Бонапарта – всего лишь обычные смертные. Он никогда не пользовался в битвах искусством магии. Потому и мы воздерживались от этого, поскольку, если перенести нашу вражду в Мир Духов, последствия окажутся просто невообразимы. Но мы уверены, что теперь он намерен это сделать.

– Каким образом? – спросил Уэссекс. Он лишь поверхностно был знаком с искусством высокой магии и кое-что знал о Древнем народе, как и полагается члену высшего общества, вот и все. Но не сомневался, что магия – вещь неверная, готовая как подчиниться тому, кто ею пользуется, так и предать его, и что взывать к Великим Силам и повелевать ими – далеко не одно и то же.

– Есть некоторые… реликвии. Предметы, которые созданы не руками смертных или наполненные божественной силой. Хранить их – священный долг. Многие из них доныне строго охраняются в надежных местах далеко отсюда. Но самый древний, самый священный из них – Святой Грааль. Гуго де Пайен был направлен к нему в еще в тысяча сто восемьдесят восьмом году. Много лет он и его братья хранили его, пока Филипп Красивый, услышав об этом сокровище, не возжелал его для себя, поскольку легенда гласила, что Грааль дает своему владельцу победу на поле битвы. Чтобы спасти его, Жак де Моле отослал Грааль вместе с прочими сокровищами ордена в безопасную шотландскую гавань. Но корабли так и не добрались до берега. Они бесследно исчезли вместе с Граалем.

Когда был открыт Новый Свет, возникли предположения, что именно туда могли уплыть корабли тамплиеров, и Грааль стали искать в Новом Альбионе. Если Бонапарт послал своего дьяволопоклонника в Новый Свет, значит, он узнал, что Грааль находится там, и надеется его найти.

– А если он его ищет, стало быть, собирается им воспользоваться, – медленно проговорил Уэссекс. – А это значит, что если ему помешали идти в одном направлении, то он двинется в другом. И война, терзавшая Англию столько лет, того гляди превратится в нечто еще более жуткое.

– Ну, вот, готово, – Костюшко встал и подул на документы, чтобы высушить чернила. – Все чисто-гладко, лучше и в Англии бы не сделали. – Он протянул бумаги Уэссексу и только сейчас заметил выражение его лица. – Что случилось?

Через час три человека в темных плащах скакали на восток от Парижа. Лионская дорога была довольно оживленной, но паспорта всадников были подписаны самим Талейраном – по крайней мере, так показалось бы каждому, кроме разве что самого Черного жреца. И, словно этого было мало, они прихватили с собой кучу личных документов Талейрана. Лучше всего, как весьма разумно сказал Костюшко, сделать все так, чтобы их повесили сразу же, и избавить врагов от измышления подходяших обвинений. Уэссекс, привыкший к безумствам своего приятеля, не соблазнился на приманку.

Они добрались до монастыря сразу после рассвета.

«Странно, – размышлял Уэссекс, – что в императорской Франции еще остались религиозные учреждения…» Революция основывалась на уничтожении всех таких институтов – Церкви, государства, даже календаря, – и в начале своего восхождения Первый консул поклялся блюсти идеалы восемьдесят девятого года. Но корсиканский тиран был прежде всего прагматиком, а церковь могла стать для него грозным врагом, потому Наполеон сквозь пальцы смотрел на оставшиеся религиозные организации и тактично установил контакты с Римом. Франция была католический нацией еще с тех времен, как римские легионы покинули Запад. Французская нация могла стать атеистической, но протестантской – никогда.

Монастырь носил на себе следы антиклерикального вандализма – статуя Пресвятой Девы перед воротами была вся испещрена сколами и трещинами, высокие стены обожжены и заляпаны краской, однако толстые деревянные ворота оставались целыми.

– И как мы проникнем внутрь? – задумчиво пробормотал Костюшко. Он сбрил бакенбарды и усы, которые немедленно выдали бы в нем военного, и зачесал назад блестящие рыжеватые волосы. Теперь у него был вид заблудшего студента.

– Думаю, – откликнулся Уэссекс, – надо постучаться.

Оставив Илью присматривать за конями, Уэссекс с Ратледжем подошли к воротам. Из дырки в стене тянулась цепь с деревянной ручкой. Уэссекс тронул цепь и услышал за стеной далекий звон колокольчика.

Через несколько минут в двери открылся глазок. Оттуда на них посмотрел черный глаз.

– Меня зовут Руперт Дайер, – негромко сказал Уэссекс – Можно войти?

– Ее здесь нет, – спокойно сказала мать-настоятельница, невозмутимая женщина в голубовато-серых одеждах.

Привратница, сестра-мирянка, немедленно привела настоятельницу переговорить с этим странным и, возможно, опасным чужаком. Уэссекс прекрасно понимал, что с ней блефовать не стоит, поскольку она в любом случае лояльна скорее Риму, чем Франции. Он просто рассказал всю правду, по возможности не называя имен.

– Как? Куда они ее увезли? – У Ратледжа был вид смертельно раненного.

– Кто «они», мсье? – озадаченно посмотрела на него старая монахиня.

Уэссекс поднял руку, чтобы Ратледж не выболтал лишнего.

– Вы говорите, что сестры Мари-Селесты здесь нет. Куда и когда она уехала?

Мать-настоятельница печально посмотрела на него.

– Она исчезла из своей постели в страшную ночь накануне сочельника. И боюсь, ее постигла ужасная судьба.

Это был жестокий удар. Пять месяцев как она пропала, и следов уже не отыскать. Знал ли об этом Уорлток, когда менее недели назад выманил Ратледжа известием об угрозе жизни его дочери?

– Нет, я не верю! – Ратледж, шатаясь, встал на ноги. – Она не могла вот так просто исчезнуть.

– В ее постели уже спали с тех пор? – вдруг спросил Костюшко.

Мать-настоятельница нахмурилась, размышляя.

– Да. Думаю, да. Но самое странное, отчего мы так всполошились, – она ушла без туфель и рясы.

Уэссекс и Костюшко переглянулись, и каждый пришел в душе к одному и тому же выводу. Девушка мертва, хотя они вряд ли узнают, как она погибла. Делать нечего, остается только вернуться домой как можно скорее. Со стороны Уэссекса было большой глупостью заходить так далеко, рискуя самому попасться в лапы врагов и погубить Ратледжа. Оставаться здесь – хуже самоубийства. Это будет просто предательством.

– Благодарю вас за помощь, мадам, – сказал Уэссекс – Идемте, друзья мои. Путь долог.

4 – ЦАРИЦА НЕБЕСНАЯ (Уилтшир и Балтимор, 1807 год)

ДОМ, уютно угнездившийся среди пологих дюн Уилтшира, с незапамятных времен назывался Мункойном. Он носил это имя еще за много лет до того, как король Карл Третий подарил его первой маркизе Роксбари – более века назад. Это было самое любимое место Сары во всем мире, хотя минуло всего два года с тех пор, как она впервые его увидела.

«Кто была ты – и кто я? Из твоего ли я рода, или мне не пристало занимать твое место… но кто ты была? Похожа ли я на тебя? Руперт не расскажет мне этого».

Сара одиноко стояла в Длинной Галерее, глядя на портреты предков – по крайней мере, некоторые из этих людей были ее предками. Портрет последней маркизы – Сары – висел в конце ряда. Прекрасное творение кисти Ромни![27]27
  * Ромни, Джордж (1734–1802), английский портретист, писавший также картины на историческую тему. – Прим. перев.


[Закрыть] Сара приказала переместить полотна из зала в это уединенное место, как только восстановила свои воспоминания. Незнакомка в золоченой раме не была ею, но ведь сам прекрасный лик на портрете – лишь подобие женщины, принесшей в жертву свои имя и жизнь, чтобы Сара смогла занять ее место в этом мире, наполовину схожем с тем, в котором жила до сих пор.

Но почему это произошло? Ответа на этот вопрос найти не удавалось.

Сара тяжело вздохнула и поплотнее закуталась в кашемировую шаль. Стояло лето, июнь близился к концу, но, когда солнце склонялось к закату, в Длинной Галерее все еще было холодно.

Она пришла сюда растравить свой разум старыми загадками в надежде отвлечься от тяжелых мыслей, поскольку прошла уже неделя, а о муже не было ни слуху, ни духу.

Когда Уэссекс не появился наутро после бала, Сара решила, что лучше всего будет продолжать выполнять тот план, который они вместе обсудили. Она переедет в деревню, пусть сейчас и самый разгар светского сезона, и будет изо всех сил делать вид, что Уэссекс с ней. Он знает, что найдет ее в Мункойне, когда сможет.

Если сможет. А вдруг он уже лежит мертвый в каком-нибудь лондонском переулке? Неужели его настигло то, что сам Руперт называл «Игрой Теней»?

«Ах, не будь дурой, Сара Канингхэм! Он уехал на Стриже, и я могу поспорить на что угодно, что этот конь найдет дорогу домой, если что-то стрясется, даже если Руперта на нем не будет! Я снова напишу в Лондон и узнаю, не появился ли он».

Вместо того чтобы возвращаться в Мункойн, Саре надо было бы переехать в Дайер-хаус, главную резиденцию герцога. Но два имения граничили – это, между прочим, отчасти способствовало помолвке Уэссекса и Роксбери, устроенной их родителями много лет назад. В душе Сара считала, что Дайер-хаус слишком холодный и официальный. Она предпочитала Мункойн с длинными хаотичными коридорами, облицованными известняком, и причудливыми сфинксами на крыше.

«И это дом, в котором выросла та, другая Сара. Если я хочу узнать, какой она была, это можно сделать именно здесь».

Сара долго смотрела на безжизненное лицо женщины, которая могла бы быть ее сестрой-близнецом – да и была в каком-то смысле близнецом, хотя их родство простиралось через расстояния более далекие, чем годы. Но портрет не выдавал своих тайн, и Саре не стало легче. К тому же она ни на йоту не приблизилась к разгадке исчезновения мужа и не обрела спокойствие, чтобы пережить это.

Сады Мункойна во времена последней маркизы были заново перепланированы художником не менее талантливым, чем сам Браун. Они ничем не напоминали о застывшем формализме предшествующих веков, радуя глаз своим романтизмом и естественным беспорядком.

Сара спустилась с террасы и пошла по длинному, полого спускающемуся газону. Перебравшись на другую сторону низины, она обошла слева самшитовую рощицу и вышла на аллею – длинную прямую дорогу для верховой езды, окаймленную двойным рядом высоких тисов. По этой аллее, тянущейся к берегу искусственного озера, приятно было мчаться галопом, но не для одного всадника скачка заканчивалась падением в жидкую грязь. По намекам, оброненным Нойли, Сара подозревала, что ее предшественница нашла смерть именно в Мунмере, поскольку горничная не раз повторяла, что Сара тяжело болела каждую весну, после того как на озере разыгрывали морские сражения.

За озером упорядоченный сад кончался. Сначала деревья были посажены так, чтобы изображать густые лесные заросли, но они быстро превратились в настоящую чащобу, которыми славилась Англия. Сара часто уходила в самые дебри, чтобы поразмыслить в одиночестве, но сегодня она не сменила свое домашнее платье на прогулочное, так что туфли и юбка явно не переживут нынешних приключений. Со вздохом остановилась она на берегу Мунмера и посмотрела вниз.

Ветерок едва-едва морщил поверхность воды, и Сара увидела свое отражение на фоне неба – обычная девушка с каштановыми волосами, в простом белом миткалевом платье.

«Кто же такая Сара? – думала она. – И кто я?»

Внезапно вокруг потемнело. Сара огляделась и увидела, что поверхность озера затянулась маревом. Клубы тумана поднимались от воды, образуя плотное облако, которое быстро приближалось к девушке. Она инстинктивно отступила, прежде чем поняла, что, даже если туман и таит какую-то опасность, он все равно движется слишком быстро, чтобы от него можно было убежать. И Сара решительно взяла себя в руки, чтобы встретиться лицом к лицу с чем бы то ни было.

Прохладная дымка ласково охватила ее. Туман окутал все вокруг, и она перестала что-либо видеть и обонять. Все вокруг стало серым. И тут Сара поняла, что происходит.

Это магия.

– Сара…

Голос шел отовсюду – и ниоткуда.

– Помоги нам… помоги мне… помоги себе…

Туман немного расступился, и Сара снова увидела окружающий мир, но теперь все вокруг невероятным образом изменилось. Подстриженная трава сверкала серебром, деревья за озером искрились, словно их густо посыпали сахаром. Вода у ее ног казалась отполированным до блеска серебром или сталью. Солнечный свет не играл на поверхности, не отражалось в ней и голубое небо.

«Ни солнца, ни луны».

– Где ты? Покажись! – крикнула Сара.

– Я здесь.

Он был точно таким же, каким она увидела его впервые – человечек ростом с ребенка, одетый в подобие тоги из оленьей шкуры. Кожу его испещряли темные разводы – явное подражание узорам лунного света, пробивающегося сквозь ветви деревьев. Длинные волосы были тщательно заплетены и украшены листьями, а шею охватывала гривна из чистого золота с прозрачными янтарями в форме желудей на концах. Человечек протянул руку девушке.

– Идем со мной, Сара.

Сара не раздумывая вложила свою руку ему в ладонь. Она уже встречала его или его сородича прежде. Он был из Древнего народа, расы, которая владела этими землями до появления первых людей. Соплеменники Сары до сих пор свободно бродили среди зеленых холмов лишь благодаря тому, что им позволяли это их прапредки. Она испытывала к ним дочернюю почтительность. Их гонец приходил к ней прежде, еще в другом мире… но зачем он явился сейчас?

Туман рассеялся, но Сара не увидела знакомого пейзажа окрестностей Мункойна. Они шли по дубовому лесу, меж стволами толщиной с трех человек, а туман свисал с ветвей, как венчальная фата.

– Такой была эта земля до того, как сюда с восхода пришли люди со своими кремнями, бронзой и сталью, – сказал Древний. – Когда-то она была нашей, потом пришли вы и отняли у нас ее.

– Зачем ты мне это показываешь? – спросила Сара. Она хотела вырвать свою руку, но, казалось, ее держит сама земля. Теперь спутник ее стал выше, кожаное одеяние сменилось бархатным, а лицо скрывала золотая маска с развесистыми оленьими рогами, усыпанными драгоценными камнями.

– В натуре людей – брать, точно так же, как в природе времени – приводить каждую расу к самым последним Серым Вратам. Но еще не время, Сара, не прогоняй нас!

– Я никогда не буду гнать вас, – сказала озадаченная Сара. – Мункойн останется вашим столько, сколько пожелаете, и я думаю – я слышала сама, как король подтвердил, – что ваши земли и ваши права будут незыблемы в Англии всегда.

– Благородны слова английского короля, но во Франции короля нет, – печально сказал Древний. – Великий Брак не был заключен там, и земля страдает. Ведь земля – это мы, Сара, поэтому с каждым днем мы слабеем и умираем!

– Но что я-то могу сделать? – растерянно спросила девушка.

– Идем.

Снова последовав за провожатым, она увидела, как огромные дубы постепенно уступают место мягким волнам холмов, на которых растут сосны и березы… удивительно знакомое место.

– Я же знаю эти леса! – воскликнула Сара, останавливаясь в изумлении.

Она бродила по этому лесу – или его близнецу – все свое детство. Американский штат или английская колония – пейзаж не меняется. Это были ее родные леса, и она часто видела их туманным балтиморским утром, и под ногами ее шуршали желтые листья, а в воздухе висел легкий привкус дымка. Ее глаза наполнились слезами – это был ее дом. Дом!

– Зачем ты привел меня сюда? – резко спросила она внезапно осипшим голосом. Ностальгия по тому, что она, сама того не желая, потеряла, отдалась тупой болью в сердце, разрушив столь тщательно выпестованное спокойствие. Никогда больше ей не бродить по этим лесам, не дышать этим воздухом…

Теперь волосы ее спутника, скрепленные известью, стояли на голове жестким гребнем, спускаясь вдоль спины. Глаза были обведены синим, и взгляд их напоминал совиный. Из одежды на Древнем остались набедренная повязка из козьей шкуры и ожерелье из костей и перьев на кожаном шнурке.

– На западе люди еще не отняли так много у своих старших братьев, там люди, звери и духи живут в гармонии. Не допусти, чтобы война, которая уничтожает нас здесь, погубила бы и наших тамошних родичей. Мы умоляем тебя об этом.

Он отпустил ее руку и отступил.

– Меня? – недоверчиво спросила Сара. – Но как я могу…

– Ты жила в мире, который настанет, но в этом мире еще не все так, как в том. Останови это, Сара, или все погибнет!

Произнося эти слова, человечек все отдалялся от девушки и теперь почти растаял в тумане. Белые волосы и набедренная повязка слились с белесой дымкой, превращая Древнего в призрак.

– Подожди! Не уходи! – Сара, спотыкаясь, сделала несколько шагов к исчезающему видению, прежде чем поняла, что это бесполезно. Когда Древние хотят скрыться, ни один из смертных не может проникнуть за завесу.

Когда туман рассеялся, Сара обнаружила, что каким-то образом перенеслась в лесок на другой стороне озера. Могло показаться, что последних нескольких мгновений просто не существовало, ей все почудилось, но Сара прекрасно понимала, что произошедшее не какая-то там греза. Древний пришел предупредить ее – или просить помощи.

«Ты жила в мире, который настанет…»

Он явно говорил о ее собственном мире, где колонисты добились независимости и создали новую, американскую нацию. Он хочет сказать, что и в этом мире грядет революция? И что она сможет сделать, если это действительно так? «Он хочет, чтобы я остановила Наполеона, – вдруг озарило ее. – Он хочет, чтобы я остановила войну, которую сам король не в силах прекратить! Да как я могу сделать то, что он просит?»

Сара задохнулась от полного бессилия.

– Я вполне могла гулять по такому лесу, – уныло сказала она себе. – Платье мое окончательно испорчено, да еще одна туфля потерялась.

Отшвырнув пинком уцелевшую изящную туфельку, предназначенную для деревянных и мраморных полов, а не для лесных прогулок, новоявленная герцогиня побрела назад к дому.

Когда она добралась до Мункойна, время чаепития уже прошло, но за весь долгий обратный путь Сара так и не смогла до конца осознать, что произошло у озера. Тоска по дому, которую пробудил в ней эльф, угнетала и злила ее одновременно, хотя на что именно – или на кого – она злилась, Сара сама не понимала.

– Так вот вы где, ваша светлость!

При звуке знакомого голоса Сара остановилась. Навстречу ей спешила Нойли. Увидев замаранное платье и растрепанные волосы хозяйки, горничная вытаращила глаза.

– Вы босиком, ваша светлость? – жалобно воскликнула она. – С вашим-то здоровьем! – И женщина набросила на Сару шаль, словно птицелов, набрасывающий сеть на добычу, и с той же самой целью. Нойли защищала Сару отважно, как наседка – единственного цыпленка, и была, наперекор всему, уверена, что госпожа ее очень слаба и болезненна.

Чтобы успокоить Нойли, Сара позволила ей напоить себя горячим чаем и уложить в горячую ванну. Воспоминания о странном происшествии на берегу озера понемногу истаивали в ее памяти, как утихали саднящие царапины, успокоенные теплой водой. Но лечь после ванны в постель Сара наотрез отказалась.

– Я уже пришла в себя, – твердо сказала она, надевая теплое платье из белой и голубой фланели. – И я еще не закончила письмо к вдовствующей герцогине, а ведь обещала послать ее милости полный отчет о королевской свадьбе. Прошла уже почти неделя, а я ничего не сделала! Я должна хотя бы начать, пока еще светло – терпеть не могу писать при свечах!

На самом деле Сара вообще терпеть не могла делать что бы то ни было при свечах. Чем больше был дом, тем мрачнее он казался после захода солнца. Весной она посещала лекции в Королевском обществе, в которых рассказывали, что в будущем улицы и дома станут освещаться горящим газом, но Саре резкое бело-голубое свечение и шипение горелки, которую демонстрировали на лекции, показались еще хуже пламени свечей. Ужасная перспектива!

Ей пришлось проявить больше твердости, чем хотелось бы, но в конце концов она сумела вырваться от Нойли и поспешила вниз по лестнице в свой личный кабинет.

Получив во владение дом своего двойника, она велела убрать тяжелую резную мебель, которую любила другая Сара, и снять тяжелые бархатные шторы. Сейчас просторная комната с высоким потолком и стенами бледно-желтого цвета была залита светом, а из мебели остались лишь письменный стол в стиле шинуазри,[28]28
  * Шинуазри – китайский стиль, распространенный в Европе в конце XVIII века. – Прим. перев.


[Закрыть] изящный золоченый стул и длинный диванчик-рекамье, обитый коричневым бархатом, приглашающе расположившийся у камина.

Плотно закрыв дверь в свое убежище, Сара для надежности несколько раз повернула ключ. Полуденное солнце заливало комнату, и герцогиня с облегчением сделала несколько глубоких вдохов, чтобы расслабиться. Эти несносные требования этикета иногда так раздражают! Она была не изнеженной аристократкой, а американкой, свободной от корон и тронов…

«Но если это – клетка, то очень уютная. И я любима», – напомнила себе Сара. Она переживет разлуку с родиной – в конце концов, ее соотечественники тоже оставляли свои дома и строили себе новые в странной, чужой земле. Она тоже сможет.

Сара села за стол и, слегка нахмурившись, взглянула на стопку разноцветной бумаги, сложенную рядом с неоконченным письмом к бабке. Конечно, это слуги принесли почту. Переписка герцогини Уэссекской была весьма обширна – Сара любила писать письма почти так же, как и получать их. Сара просмотрела письма, надеясь найти весточку от мужа, но только два были с оплаченной доставкой, как полагалось у высшей английской знати, и ни одно из них не было написано рукой Руперта. Она отложила их, намереваясь прочесть позднее, и взялась за остальные. На трех письмах печати отсутствовали. Два оказались приглашениями от местных семей на праздник. Но третье – нет.