Текст книги "Жизнь в полумраке (СИ)"

Автор книги: Анатолий Старов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Глава четырнадцатая Посвящение Маши в ведьмы

Похоронили Машину бабушку по настоянию местного священника за оградой старого сельского кладбища. На похоронах кроме Маши и ее мамы, да нескольких сельских скучающих обывателей, завсегдатаев всех похоронных мероприятий, никого не было.

После передачи бабушкой ведьминских сил, Маша почувствовала в своем теле такие существенные изменения, что после того, как состоялись похороны бабушки, она зашла в свою комнату, разделась донага, подошла к зеркалу. Ей не терпелось посмотреть на себя новую, не такую, какой была совсем недавно.

В полумраке комнаты, с занавешенными шторами окнами она долго и внимательно рассматривала в нем свое отображение. Та же упругая для ее возраста грудь, та же талия, те же крутые бедра, вожделенная мечта многих местных мужиков. Особых изменений во внешности она не заметила, лишь легкая бледность наложила свою печать на ее лицо.

Но Маша отнесла все это на счет волнений от событий прошедшего дня. И более того, Маша почувствовала, как в ней зародилась и растет ненависть к людям. И к мужчинам, и к женщинам, и даже к детям. Ей хотелось уже сейчас, оставить все заботы, все проблемы и заняться убийствами. Ей хотелось убивать, убивать и убивать. Она вначале и сама удивилась этому непонятному желанию. Но уже через несколько часов после похорон бабушки это желание стало ее постоянной навязчивой идеей и смыслом жизни.

В сочельник перед рождеством состоялось ритуальное посвящение Маши в ведьмы.

На магическом, с незапамятных времен облюбованном сообществом, месте у реки, под сенью огромного дуба, давно уже играющего роль ритуального, собрался шабаш. Ведьм и ведьмаков на этот раз собралось тринадцать. Мессир Леонард был в одной из южных республик, и в связи с этим председательствовала на шабаше Изида.

Она была в своем любимом образе. На кресле восседала моложавая сорокалетняя женщина. Ее распущенные черные волосы ниспадали на плечи, затем на спину и почти сливались с любимым черным платьем. В соответствии с процедурой, на плечи ей был наброшен черный плащ с вышитыми на спине и углах магическими знаками.

Проведя все необходимые и обязательные мероприятия, Изида предложила собравшимся ведьмам и ведьмакам приступить к главному, из-за чего все собрались, а именно: к посвящению в ведьмы Маши.

Принимая во внимание, что Маша получила свою ведьминскую силу от своей бабушки, а не от мамы, возникла необходимость подтверждения ее полномочий.

Изида поднялась с кресла, повернулась к востоку и проговорила необходимые в данном случае заклинания. Откуда-то из леса выскочила огромная черная собака и, перебежав через поляну, подбежала к креслу и села у ног Изиды, преданно глядя ей в глаза.

– Агора, так сложились обстоятельства, что я тебя не видела до твоей смерти, но много слышала хорошего о тебе от знакомых ведьм. Мы уважаем твой выбор. Но скажи, почему свои полномочия на этом свете ты отдала внучке, а не дочке?

Собака, не открывая пасти, сидела, почти, не шевелясь, но голос, хорошо знакомый Маше и многим здесь собравшимся, начал доноситься отовсюду, из окружающегося воздуха. Голос лился тихий, проникновенный.

– Будь благословенна, Изида. Моя дочь, к моему глубочайшему сожалению, отказалась стать ведьмой. Хорошо еще, что внучка выросла достаточно большой, чтобы принять мои полномочия, и она согласилась стать ведьмой. Иначе мне пришлось бы не сладко в поисках кандидатуры. Я ручаюсь за Машу, она будет хорошей ведьмой, и достойно будет продолжать начатые всеми предыдущими поколениями ведьминские дела. А с тобой, благословенная, я, действительно, на белом свете не виделась. Но я хорошо знала твою кормилицу Василису.

При этих словах Изида в волнении вскочила с кресла, и уставилась испепеляющим взглядом на собаку.

– Откуда ты можешь знать Василису?

– Я дочь приятельницы Василисы. Именно к нам приезжала она, когда к тебе явились царевны подземного царства.

– И где теперь Василиса, что с ней? – с трудом справившись с волнением, проговорила Изида.

– О, не волнуйся благословенная. Она ждет страшного суда на шестом уровне. Нам пришлось с мамой немало поработать, чтобы вырвать Василису из рук царевен. Нам, слава Сатане, это удалось.

Изида в знак благодарности, молча, слегка наклонив голову, жестом отпустила собаку. Та, вскочив, пригнулась на передние лапы, и, лизнув туфлю Изиды, пятясь задом, удалилась на достаточное расстояние, развернулась и быстро побежала через поляну в сторону леса.

Изида достала из-за пояса обоюдоострый клинок с черной рукояткой из эбенового дерева. Один из ведьмаков взял у нее клинок и по ее распоряжению начертил им магический круг диаметром около шести метров, в центре которого установили кресло для Изиды и разожгли небольшой ритуальный костер.

Изида подозвала к себе Машу и предложила ей отречься от Спасителя, Пресвятой Девы Марии, всех святых и христианской религии, как таковой. Маша с готовностью это сделала, и все присутствующие приступили к очередному этапу обряда посвящения Маши в ведьму, очищению водой перед принятием в ведьмы.

Изида предложила ей раздеться, оставив на себе лишь черный плащ с вышитым кельтским крестом на спине и на углах, полученный ею от умершей бабушки.

Взяв Машу за руку, по грудь завела ее в реку. Все сопровождающие остались на берегу. Они повернулись к востоку и начали громко хором произносить магические заклинания.

Изида, положив на голову руку, трижды окунула ее в воды реки, произнося при этом соответствующие заклинания. Неожиданно река около зашедших в воду ведьм в неярком свете луны начала бурлить. Над рекой легко понесся то ли задорный смех, то ли веселое журчание воды.

Около Маши из воды появилась чья-то рука, очень похожая на человеческую. Но даже в неверном свете луны было видно, что она очень бледная, с нежным голубоватым оттенком. И между пальцев находилась тонкая, почти прозрачная перепонка. Следом за рукой появилась голова. Длинные черные волосы свободно плавали в струях реки. На бледном лице русалочки голубые глаза, как светлячки, весело светились во мраке. Рядом с первой головой появилась еще одна, потом еще. Их веселый смех звонкими колокольчиками зазвучал над рекой.

– Смотрите, русалочки приплыли к нам на церемонию, – заговорили на берегу. – Это очень добрый знак.

Недалеко от берега всплыла русалочка с округлым пухленьким личиком. Стоящим на берегу были хорошо видны ее огромные удлиненной формы голубые глаза. Вскоре русалочка скрылась, но через несколько мгновений всплыла совсем рядом с берегом.

Ведьмам и ведьмакам стали хорошо видны ее части тела, полностью или частично находящиеся под водой. Особое внимание заслуживали красивые формы ее больших округлых грудей. Изредка она поднимала из воды свою руку и убирала с глаз упавшие на них черные волосы. Хорошо видно, что волосы были украшены зелеными водорослями и белыми цветами кувшинок.

Ближайшая к Маше русалочка со смехом протянула руку к ее магическому амулету. Когда ее пальцы почти коснулись амулета, между кельтским крестом и рукой русалочки сверкнула молния.

Рука и лицо ее мгновенно почернели, а рот так и остался открытым в немом крике боли. Вода около ведьм вновь вскипела, но уже в негодовании. Над рекой повисла тревожная тишина. Одна из русалок, находящихся рядом с ведьмами, сильно надула щеки, издала протяжный возмущенный вопль, разнесшийся над ночной рекой, и, обдав водой ведьм мощным ударом хвоста, скрылась в пучине вод. Несколько русалок подхватили безжизненное тело подруги и, молча, скрылись в водах реки.

Маша, злорадно усмехаясь, откинула назад голову, и предутренний легкий ветерок далеко разнес ее жуткий победный смех. В селе от этого звука проснулись собаки, и их ужасающий вой разорвал тишину округи. На берегу ведьмы и ведьмаки притихли, не зная как реагировать на происшедшее.

Изида с недоумением смотрела на Машу.

– Зачем ты убила безобидную русалочку? Что она тебе сделала плохого?

– Она пыталась схватить мой амулет. А это никому не дозволено, – дерзко ответила Маша. – Давайте продолжим церемонию.

Изида с трудом взяла себя в руки, подавила в себе волну раздражения и, на правах ведущей церемонии, взмахнув рукой в сторону берега, продолжила ее. Ведьмы и ведьмаки повернулись к востоку, вскинули руки и нестройно, без положенного благоговения, продолжили произносить магические заклинания. Изида, глубоко вздохнув, подошла к Маше и трижды повернула ее на триста шестьдесят градусов, вновь произнося соответствующие заклинания. Присутствующие при этом, подняв руки и повернувшись на восток, в этот момент громко произнесли:

– Да будет благословенен твой рот, дабы ты могла говорить о нем.

– Да будут благословенны твои ноги, которые поведут тебя по пути, указанному им.

– Да будут благословенны твои глаза, дабы ты прозрела путь его.

После этого Изида вывела Машу из реки и трижды провела ее по окружности магического круга. Каждую четверть круга они останавливаются, поворачиваются на восток и, подняв руки, вместе со всеми присутствующими произносят:

– Пусть славится в веках имя твое!

– Прими новообращенную в лоно свое!

После этого Изида взяла клинок, и этот фаллический символ трижды опустила в сосуд, символизируя тем самым магическое совокупление, единство мужского и женского начала.

Машу поставили на колени перед троном, на котором сидела Изида, сняли с нее накидку, и ведьмы, и ведьмаки, зачитывая заклинания, начали натирать все ее тело магической мазью. После того, как Маше дали испить колдовского вина, Изида привела ее к присяге и провозгласила обрядовое имя ведьмы – Морригана. На этот раз обычного в подобных случаях пиршества в честь новообращенной не было. Удрученные убийством безобидной русалочки, ведьмы и ведьмаки, придумав себе неотложные дела, постарались преждевременно завершить церемонию и покинуть ритуальную поляну.

Глава пятнадцатая Жизнь на грани

Прокурорский следователь Николай Иванович Тихонов отвел мрачный взгляд от трупа мужчины, лежащего посреди большой комнаты. Труп лежал на спине, широко разбросав в стороны безвольные руки. Массивная голова его, украшенная шевелюрой черных, слегка тронутых сединой волос, была запрокинута. Николай Иванович подошел поближе, чтобы увидеть его лицо. Черные глаза, начинающие покрываться дымкой смерти, у него оказались широко открыты, а толстые мясистые губы, уже почерневшие, навсегда застыли в оскале улыбки, обнажая желтые от дешевого табака редкие зубы. Николаю стало не по себе от увиденного. Нет, за долгие годы службы ему не раз доводилось видеть трупы и особенности его службы быстро притупили всякие эмоции. Осталось только лишь профессиональное отношение и к трупам, и к загробной жизни. Вот только сегодня что-то совсем невмоготу стало видеть все эти страсти. Голова настойчивой тупой болью напоминала о вчерашнем гулянье.

– Как же все надоело. Трупы, трупы, снова трупы и так до бесконечности, – роились в голове мысли. – Сейчас бы опрокинуть рюмочку-другую холодной водочки, да закусить огурчиком солененьким. А потом можно и к девочкам под бочок подкатиться.

Он вспомнил вчерашнее застолье с очередными собутыльниками, одну половину которых он не знал, и теперь навряд ли и узнает, а вторую половину видел второй или третий раз. Знал лишь их имена, а некоторых и того меньше – лишь клички. А большего и знать не нужно. Вспомнилось теплое, податливое тело женщины. Как же ее звали? Нет, не вспомнить. Да и ладно. Разве в имени главное. Зато, какое у нее тело шикарное, послушное, отзывчивое. Не то, что у бывшей жены Машки. Так и не набралась опыта сексуальной жизни, зануда деревенская. Как была деревней, так и осталась. Ляжет, бывало, под тебя и не знаешь, спит она или еще нет. А получив от тебя положенную порцию ласки, отвернется к стене и засыпает. Не о такой жизни мечтал отличник Коля с детских лет. Поэтому и искал недополученную от жены ласку на стороне. Чего уж… Там, где женщины, там и водка. Без этого никак нельзя. Надо чем-то притупить стыд свой природный. Да и женщинам, вероятно, не просто, впервые увидев мужчину, отдаваться ему.

Николай вышел на лестничную площадку, достал сигареты, закурил.

– Некстати нахлынули воспоминания, будь они неладны. Водка, нервотрепка на работе, попробуй, практически ежедневно, с трупами повозись, не удовлетворенность жизнью дома, вот и докатился до мордобоя жены, – с горечью думал Николай, затягиваясь сигаретой. – В тот памятный раз, конечно, плохо вышло. Так ребенка ждал, надеялся, сын будет, на рыбалку вместе ходить будем. Надо же было привести ту бабу в этот день. Кто ж его знал, что Машка в тот день не сможет уехать домой к родителям, как она планировала? Да и ударил то ее пару раз всего. Разве я виноват, что силой родители наградили сполна.

Николай поднял руку, сжал кулак, внимательно рассмотрел его, будто первый раз видит.

– Да, кулак то знатный. Только дураку достался, – с горечью подумал он. – Только что теперь-то об этом думать. Уж сколько времени прошло после развода. А ведь первое время после свадьбы жили вполне хорошо. И Маша была вполне пригожей женой. И сам ходил всегда в чистом и тщательно отутюженном костюме и дома всегда был порядок, и еда всегда была приготовлена. И это притом, что сам-то по дому делать ничего не делал. А она все успевала, и по дому и по магазинам, да еще и училась в своем техникуме. И если верить друзьям, училась совсем неплохо. Тело у нее совсем даже ничего. Ей бы только сексуального опыта поднабраться, цены бы ей не было.

После того трагического случая, который привел к потере сына, Николай долго не мог прикоснуться к водке. Как возьмет в руки рюмку, так встает перед глазами новорожденный сын, весь в ссадинах, да в гематомах. И смотрит на него, молча, своими светло голубыми глазами. Сам-то он сына никогда не видел, но предательский мозг всегда охотно подсказывал, какой вид мог быть у его малыша. Да еще, зараза, варианты выбирал самые, что ни на есть страшные.

Может эти навязчивые картины, и привели его снова к рюмке. Переборов себя однажды, прикоснулся к бутылке, а там, когда забулькала водка в горле, так и хорошо стало, отпустило. Пока держался Николай от пьянки подальше, так и Маша, вроде как отошла немного от смерти сына. Даже и простить намеревалась, под одной крышей, как-никак, спали. Прикоснуться к ней Николай остерегался, но едой она его обеспечивала. А когда узнала она, что не будет у нее больше никогда ребеночка, да как начал он заливать страшные видения мертвого сына водочкой, так и пошла в ЗАГС заявление на развод подавать.

Только теперь, когда у Николая возникло опасение реально потерять Машу, тревога пронзила его. Что он только не делал, чтобы Маша забрала заявление. И убить грозил, и на коленях ползал, умоляя. Да только нашла коса на камень. Так и расстались.

От некстати возникших воспоминаний во рту стало сухо. Николай осторожно пошевелил языком. Нет, его как будто кто клеем приклеил к небу. Страстно захотелось пить. Он прошел в кухню, разыскал в подвесной полке чайную чашку и, наполнив ее водой из-под крана, жадно большими глотками, почти захлебываясь, выпил. Стало немного легче. Но воспоминания о бывшей жене и кувыркании в постели с прекрасной незнакомкой, не на шутку растревожили его.

Успокоившись немного, подышав глубоко, он подошел к старшему группы. Сославшись на недомогание, отпросился к врачу.

Старший группы от просьбы его скорчился. Этот Тихонов его достал уже своими выходками. То одно у него случается, то другое, то третье. Одна морока с ним. Его только и спасает большая «волосатая» рука, как говорится. Другой уже давно бы был выкинут из прокуратуры, а с ним все нянчатся как с дитем малым.

Старший группы заиграл желваками, внимательно посмотрев в его бледное лицо, с лихорадочно бегающими глазами, скривившись, как будто ему в рот положили ломтик лимона, отпустил, наказав принести обязательно от врача справку.

– Ага, справку тебе. Вот сейчас побегу и принесу ее тебе в зубах, – усмехнулся Николай, сбегая по лестнице через две-три ступеньки.

Николай вышел на улицу, посмотрел в небо. Большие, черные, насквозь пропитанные водой, тучи собирались над городом, грозя в ближайшее время сильными дождями.

Закупив по дороге несколько бутылок водки, Николай направился к Чижу. Как его зовут, он не знал. Только кличку. Но одно он знал точно, у Чижа всегда компания, всегда есть выпивка, женщины. На сей раз, к сожалению, компания подобралась чисто мужская, поэтому, накачавшись, как следует, притушив водкой полыхающий в груди пожар, пошел нетвердой походкой по направлению к дому.

С неба сеял мелкий неприятный осенний дождь. Николай, шатаясь из стороны в сторону, брел по пропитанному водой ночному городу. В его насквозь пропитой голове с трудом шевелилась мечта о тепле, о горячей еде. Но перспективы ее осуществления сейчас были более, чем призрачные. В последнее время, Николай все чаще и чаще, гнал из своей головы подобные крамольные мысли, как он называл подобные мысли в редкие минуты протрезвления. Все чаще его посещали мысли о никчемности его существования на земле.

Он стал жить по принципу, чем хуже, тем лучше. Непреодолимо захотелось курить. Николай с большим трудом залез в слипшийся от дождя карман и достал промокшую пачку сигарет. Он с остервенением сжал в кулаке пачку, и с нее полились струи воды, вперемежку с высыпавшимся табаком.

– Вот зигзаг и злая ухмылка судьбы. Даже не покурить, – со злостью подумал Николай и, широко размахнувшись, отшвырнул исковерканную пачку далеко в сторону. В бросок было вложено столько злой силы, что ее с лихвой хватило, чтобы развернуть Николая и с силой бросить его наземь.

Николай лежал на залитом водой грязном асфальте, кричал в отчаянии во весь голос, до хрипоты, до боли в горле, и с остервенением бил по нему кулаком, разбивая его в кровь. Выместив на нем накопившуюся злобу, не обращая внимания на льющуюся из разбитой об асфальт руки кровь, поднялся со второй попытки и, повесив низко голову, покачиваясь, продолжил свой путь.

Асфальт вскоре закончился. Дальше нужно было идти по раскисшей скользкой тропинке к частному небольшому домику, где вот уже несколько месяцев он снимал у одинокой бабки запущенную, грязную комнату, давно требующую хоть небольшого ремонта.

Николая удовлетворяло, что бабка за комнату просила немного, в его личную жизнь нос не совала, и иногда даже была готова разделить с ним бутылку, другую водки, правда, твердя при этом, что алкоголь до добра еще никого не доводил.

Тропинка была предательски скользкой. А дренажные канавы вдоль тропинки были от этих бесконечных дождей переполнены водой. Несколько раз Николай, поскользнувшись, падал в грязь. Лежал долго в грязи и воде, поливаемый бесконечным холодным дождем, собираясь с силами. Собравшись, поднимался медленно и с трудом, несколько раз возвращаясь в исходную позицию, покачиваясь, брел упорно вперед.

Неожиданно он потерял равновесие, неведомая сила сильно повела его в сторону, он поскользнулся и, проскользнув на животе по скользкому брустверу, упал, подняв каскад брызг, в глубокую дренажную канаву у дороги, с головой погрузившись в холодную мешанину воды и грязи.

Затуманенный алкоголем мозг с трудом осознавал опасность ситуации. Однако включился инстинкт самосохранения. Николай, вынырнув, начал хвататься за траву, растущую по берегам, и упорно делал попытки вылезти из канавы, однако, размокшая под дождем почва не могла выдержать вес взрослого мужчины. Немного вытянув тело из канавы, Николай вырывал из размокшей почвы очередной пучок травы и с шумом, с брызгами, падал назад в канаву.

Немного отдохнув, начинал новую попытку, которая заканчивалась так же безрезультатно, как и предыдущая. Хмель постепенно покидал его голову, но неотвратимо таяли и силы. Вскоре Николай с ужасом понял, что, пожалуй, пробил его последний час. Николай уже почти трезвым умом осознал, что он страшно замерз, силы его на исходе, и перспективы получить помощь от кого-нибудь в эту ненастную ночь практически равны нулю.

– Может это и к лучшему. Кому нужен я и моя никчемная жизнь? – вяло шевельнулось в его мозгу.

Он уже смирился с мыслью о близкой смерти, перестал бороться за жизнь, начал захлебываться водой и грязью, когда неизвестно откуда сверху появилась рука, мокрая, холодная, которая схватила его за руку и сильно потянула наверх, к жизни. Николай, вдохновленный забрезжившей возможностью спастись, судорожно схватился за руку и начал помогать себе, облокотившись на стенку и засучив ногами.

После нескольких бесконечных мучительных минут борьбы за жизнь Николай весь мокрый, грязный вылез, наконец, на траву. Обессиленный, он лежал на мокрой траве, поливаемый сверху не прекращаемым холодным дождем, уткнувшись лицом в грязные руки, и тяжело, с хрипом, дышал.

Когда он, немного придя в себя, поднял голову, чтобы увидеть своего спасителя, рядом никого не было. Придя окончательно в себя, Николай встал и на трясущихся от пережитого напряжения ногах побрел домой.

Прошло уже полгода после этого памятного события. Однажды вызвал его к себе начальник управления и с чувством собственного удовлетворения вручил ему приказ об увольнении из органов прокуратуры. Для Николая это не было такой уж полной неожиданностью. Подобного развития событий он уже давно с потаенным страхом и слабой надеждой ждал.

Несмотря на ожидаемость этого события, первое время нет-нет, да и вспоминал с горечью о несостоявшейся карьере. Товарищи от него отвернулись, предпочитая общаться с более успешными сослуживцами. Даже родственники махнули в безнадежности на Николая, вполне резонно решив, что ему теперь не помочь. И не было рядом человека, который смог бы протянуть ему руку помощи. Со временем воспоминания все реже и реже посещали его голову, уступив место раздумьям, где, с кем и на что выпить.

Теперь ему ничто не мешало пить и предаваться разгульному образу жизни. А деньги он иногда зарабатывал, разгрузив машину какую-либо или вагоны в депо. Благо силы пока были. Иногда, в период острого денежного кризиса, приходилось просить дружков угостить в долг. Его с неохотой угощали, с условием, что в лучшие времена он с ними расплатится.

Однажды ночью возвращаясь с очередной попойки, почти в бессознательном состоянии, переходил дорогу. Последнее, что помнил Николай с того события, это полнейшая темнота вокруг и только два ярких пучка света, приближающихся на него с непреодолимой силой. И когда они почти навалились на него, непонятная сила схватила его за шиворот, подняла над землей и грубо отбросила на обочину.

Оглушенный полетом и падением, он долго сидел на грязной обочине, пытаясь разобраться в случившемся. Так и не найдя хоть какого-нибудь объяснения тому, что произошло, Николай понял, что он, пожалуй, дошел до конечной черты.

Придя в свою запущенную комнату, он разыскал оставшийся от прошлой жизни кусок веревки, привязал его к крюку, непонятно для чего вбитому в стену хозяйкой, и, всунув голову в петлю, толкнул ногой табуретку. Табуретка с грохотом отлетела, а следом раздался грохот падающего тела. Слабенький крюк не выдержал его веса. Николай сидел, прислонившись спиной к стене, и впервые со времен своего беззаботного детства рыдал.

Рыдал он долго, навзрыд, обливаясь слезами и громко шмыгая носом. После этого очищающего душу рыдания, он немного успокоился и прилег в изнеможении на свою вечно разобранную кровать с замызганным, давно не стиранным, постельным бельем.

Вдруг в наступившей тишине до слуха Николая донесся легкий шорох. Он в удивлении приподнялся с подушки и настороженно прислушался. Шорох доносился со стороны глухой стены. Николай с ужасом увидел, что из стены появилась чья-то нога, через мгновение – рука, а вскоре и все тело женщины.

– Допился, – мелькнула в его воспаленном мозгу мысль, – уже и видения стали мерещиться.

Но уж очень реалистичной была представшая перед ним фигура. Николай присмотрелся. До боли знакомая женщина стояла перед ним.

– Маша? – вскричал пораженный Николай.

Резво, насколько позволяло его состояние, вскочил с кровати, но тут же обессиленный, качнувшись, едва не упав, сел.

Появившаяся женщина, молча, прошла через комнату, подняв веревку с крючком, легким движением забросила их под кровать, подняла табуретку и, поставив ее к колченогому столу, села, положив ногу на ногу и сложив руки на коленях.

Николай, молча сидя на кровати, уставился на непрошеную гостью, ожидая, что она скажет. А она сидела и просто, улыбаясь, тоже молча, смотрела на него.

Николай, наконец, решил нарушить неловкость возникшей обстановки. Он с трудом, покрывшись испариной от напряжения, поднялся с кровати, подошел к Маше и попытался обнять девушку за плечи. К его ужасу рука медленно погрузилась в тело девушки, как в желе.

Николай ясно видел свою руку через почти прозрачное, желеобразное, тело Маши. Его волосы зашевелились от ужаса. Он схватился за голову руками, закрыл глаза и закричал. Он кричал громко, вложив в крик весь свой ужас и отчаяние.

Крик неожиданно оборвался, когда он почувствовал, что кто-то, вполне ощутимый и реальный дотронулся до его плеча. Глубоко вздохнув, сглотнув, подступивший неожиданно к горлу комок, Николай решился открыть глаза. Перед ним стояла хозяйка и с удивлением смотрела на него.

– Ты чего кричишь, что случилось? – проговорила она, внимательно заглядывая Николаю в лицо.

– Где?… где она? – озираясь, выбивая дробь зубами, с трудом выговаривая слова, промолвил он.

– Да кто тебе нужен, кого ты хочешь увидеть?

– Маша, жена моя бывшая, где?

– Да нет здесь никого, одни мы тут. Николай, тебе надо обратиться к врачу, по-моему, у тебя уже белая горячка началась, – промолвила с сочувствием она после некоторого молчания.

Она еще недолго постояла рядом с Николаем, потом, тяжело вздохнув, махнула обреченно рукой и вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

После ухода хозяйки, он внимательно осмотрел всю комнату, пытаясь найти хоть какие-нибудь следы, свидетельствующие о недавнем присутствии женщины. Не обнаружив ничего, он сел на табуретку, закурил, задумавшись о случившемся.

– Неужели я начинаю сходить с ума? Стало быть, Коля, допился, – с горечью констатировал Николай. – Уже видения тебя посещают, скоро в гости к тебе явятся зеленые человечки.

Докурив, загасил сигарету в блюдце, служащем ему пепельницей, накинул на плечи куртку, и аккуратно прикрыв дверь, вышел на улицу.

– Надо срочно выпить, иначе мой бедный, измученный мозг не сможет переварить всю полученную информацию, – пытался оправдать свои планы Николай.

Из подворотни, мимо которой он проходил в тот момент, донеслись жалобные призывы о помощи. Николай, услышав приглушенный женский голос, не раздумывая, бросился на помощь.

В темной подворотне он увидел, что двое парней, повалив на разбитый асфальт, раздевают молоденькую девушку, разрывая на ней одежды, не тратя драгоценного времени на сложные обряды раздевания. Девушка всеми силами пыталась дать отпор насильникам.

Николай коршуном налетел на насильников, основательно забытыми боевыми приемами легко разбросал их в стороны. Получив такой неожиданный отпор, парни в панике разбежались, позорно покинув несостоявшееся поле боя.

Он подобрал, валявшуюся в стороне женскую сумочку, не спеша подошел к девушке, подал ей руку и поднял с земли. Ее одеяние представляло жалкое зрелище, остатки еще совсем недавно фирменной дорогой одежды висели лоскутками, не прикрывающими обнаженное тело девушки. Она стояла вполоборота, прикрывая руками некоторые части тела и с испугом смотрела на своего спасителя.

Николай снял с себя пиджак и набросил на ее худенькие плечи. Когда-то был он модный, удлиненного покроя, а девушка была маленького роста, едва доставала ему до подбородка. Накинутый на плечи он очень удачно почти полностью прикрыл обнаженное тело девушки. Во всяком случае, в нем можно было без риска простудиться и встретить нескромный взгляд случайного прохожего, постараться добраться до дома.

Николай помог девушке закатать рукава своего пиджака, и получилась вполне приличная одежда. Они пошли по пустынной в этот поздний час набережной реки. Он проводил ее до дома, который оказался совсем недалеко. Она пригласила его домой, чтобы вернуть одолженный пиджак.

Николай с удовольствием принял приглашение. Переодевшись в соседней комнате, девушка вскоре вышла к Николаю. Одетая в брючный костюм, она произвела на Николая неизгладимое впечатление. Он с удовольствием наблюдал за хозяйкой, которая пригласив его на чай, хлопотала в кухне.

Выпив чаю и договорившись встретиться на следующий день, Николай стал прощаться с девушкой. Уже стоя в дверях, Николай вдруг рассмеялся.

– А как вас зовут-то? О свидании договорились, а познакомиться не познакомились.

– Меня зовут Наташа, а вас?

– Николай, можно просто Коля. Вот и познакомились, – неожиданно для себя смутившись, пробормотал Николай. – Ну, до завтра.

– Да, до завтра, – протянула Наташа ладонь.

Николай взял узкую девичью ладонь в свою руку. Его сердце запело от переполнившей все его существо радости. Он нежно пожал Наташе ладонь и, улыбнувшись во весь рот, побежал вниз по лестнице, перескакивая через несколько ступеней. Он бежал по лестнице, а в его голове колокольчиком звенел голос его новой знакомой.

– Какая девушка, как она прекрасна, – как молитву повторял он.

Выйдя из подъезда, Николай уже знал, что сегодня он пить не будет, что эта встреча для него будет судьбоносной.