Текст книги "При невыясненных обстоятельствах (сборник)"

Автор книги: Анатолий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 45 страниц)

Письмо по почте

Пока «Волга», огибая залив, а затем углубившись в центр города, везла их к улице 25-го Октября, сидящий рядом с Тауровым Янец молчал. Впереди с водителем сидел оперуполномоченный ОБХСС Гнушев – рослый, плечистый, похожий на спортсмена, и не просто спортсмена, а на загребного с восьмерки. Севший с краю Горбунов несколько раз пытался выяснить, что именно интересует милицию, и каждый раз Тауров мягко отвечал: «Успеется, Иван Федорович, успеется». В УВД они с Гнушевым развели доставленных по комнатам, и Тауров пошел к Черноводову.

Начальник ОБХСС был в кабинете один; увидев Таурова, встал, запер дверь на ключ, кивнул:

– Садитесь, надо поговорить. Привезли работников с судоремонтного?

– Привез. Двое здесь, двое подойдут позже. Троих вызвал повестками.

– Расскажите-ка коротко, что там с этим фиктивным ремонтом?

Тауров рассказал все – от вчерашнего посещения Веры Гаевой и разговоров с ней до поведения Горбунова в машине. Упомянул и о том, что сегодня Гаева не вышла на работу. Черноводов заметил:

– Упущение – то, что вы не доложили об этом утром.

– Иван Васильевич, вы были заняты, я бы полдня прождал.

– Ну, полдня не полдня… Ладно. Прочтите-ка вот это. – Протянул небольшой листок. Тауров взял бумажку – когда-то она была сложена вчетверо. Текст машинописный, четкий:

«Начальнику ОБХСС. Пишу, потому что не могу молчать, а в открытую заявить правду считаю для себя опасным. Знает ли милиция, что на нашем судоремонтном заводе Дальрыбхолодфлота орудует шайка расхитителей, главным образом плавсостав? Не знаю, какая у них связь, по рации или как, но они систематически организуют фиктивный ремонт, грабят в крупных масштабах, привлекая отдельных рабочих. Суда уходят в море с дефектами, деньги идут налево, обогащая мошенников. Считаю нужным об этом сообщить, хотя уверен – даже если вы вмешаетесь, вы дела не исправите, силенок маловато».

Прочел записку два раза. Если хоть половина того, что здесь написано, правда – дело серьезное. К тому же, если в этой истории действительно замешан плавсостав, а значит, и Разин – Вера Гаева становится по всем этим сигналам главной свидетельницей.

– Суждения какие-нибудь есть? – спросил Черноводов.

– Суждений много, Иван Васильевич, разобраться бы. Когда это к нам поступило? И как?

– По почте. Ко мне на стол попало сегодня, из экспедиции. Отправлено позавчера, четырнадцатого ноября. Штемпель главпочтамта, на конверте написано: «Дальноморск, краевое УВД, начальнику ОБХСС». Обратного адреса нет. Вы понимаете, если хоть часть из того, что написано, верно…

– Понимаю, Иван Васильевич.

– Вам сидеть с бумагами сейчас не с руки, так что я уже дал задание Игумнову. Он займется документами на вашем заводе. Не забудьте, если случайно его встретите – вы незнакомы.

– Ясно.

– Как только будут результаты у Игумнова, я сообщу. С вами же по этому форпику, создаем опергруппу. Старшим назначаетесь вы, вам придаются Гнушев и Кусов. Докладывать прошу каждый день. Конверт и письмо возьмите, они вам еще пригодятся.

Опрос

Разговор с Горбуновым, дожидавшимся его в комнате, не принес Таурову ничего нового. С тем, что ведомости по ремонту питьевых танков «Петропавловска» липовые, бригадир согласился легко. Однако при этом он утверждал, что сделал это вместе с товарищами по просьбе старпома Разина, которому трудно было оформить людей, действительно ремонтировавших танки. Сами они, кроме десятки «за услугу», денег не получали, только расписывались. Похоже, бригадир знал: проверить, были ли отремонтированы танки на самом деле, сейчас уже трудно, если не невозможно. У танков к началу ремонта могло почти не быть износа. Убедившись, что не узнает больше ничего нового, Тауров бригадира отпустил. После его ухода набрал домашний номер Веры Гаевой – долгие гудки. Нажал на рычаг, позвонил в отдел информации Кочиевой; вздыхая и сокрушаясь, Валентина Андреевна сообщила: Вера никаких путевок в профкоме не получала. Что касается родителей – они несколько взволнованы, но (здесь она снова глубоко вздохнула) все-таки ее успокоили. Отец, Сергей Викторович, убежден, что исчезновение дочери связано с «личным». Положив трубку, Тауров подумал – опять личное. Выяснять по телефону у Кочиевой о «личном» не стоит, но кажется, она сможет кое-что рассказать ему при встрече. Набрал номер диспетчерской Дальрыбы – там сообщили, что транспортный рефрижератор «Петропавловск-Камчатский» по-прежнему находится в распоряжении Сахалинской экспедиции Мортрансфлота. Чтобы узнать, где сейчас судно, надо связываться каждый раз непосредственно с Холмском. Плавбаза «Семен Дежнев» полтора месяца назад ушла в плавание, стармехом на ней действительно работает Фоменко Александр Ильич. В Дальноморск судно вернется через четыре месяца.

Безрезультатным оказался и опрос Янца. После нескольких наводящих вопросов Янец признался – он подписывал липовую платежную ведомость. Деньги за якобы проведенный ремонт танков получал в кассе вместе с Горбуновым, Джороговым, Панченко и Ураховым. Себе, как и остальные, брал десятку, основную же сумму отдавал бригадиру. Тот, как он слышал, – старпому Разину. Здесь тоже не было ничего нового.

Затем были вызваны в УВД руководители ремонта – строитель Чернягин и производственный мастер Ермаков.

С первым беседовал Гнушев, со вторым Кусов, Тауров присутствовал на каждом из опросов по очереди. Особых расхождений в показаниях и здесь не оказалось – и Чернягин, и Ермаков твердо стояли на том, что ремонт питьевых танков на рефрижераторе действительно был проведен. Липовую ведомость, как они объяснили, старпому Разину и посреднику Фоменко пришлось составить из-за трудностей оформления рабочей силы на СРЗ Дальрыбхолодфлота. Вообще же, по их словам, оба они были заняты на «Петропавловске» общим ремонтом, форпика не касались. Ценным было, что Чернягин и Ермаков подтвердили: отвечал за ремонт питьевых танков и руководил всеми работами по форпику старпом рефрижератора Разин. Поговорив с явившимися чуть позже по повесткам Джороговым, Ураховым и Панченко, опергруппа выяснила только одно: интересы «подставников» не шли дальше десятки.

Закончив опросы и отпустив вызванных, все трое к концу дня сошлись в служебном буфете. Гнушев молча жевал сосиски, Кусов, прихлебывая чай, рассуждал с явной целью вывести из себя лейтенанта.

– Сосиски – вещь. А, товарищ лейтенант? Понятно, попахать сегодня пришлось. Ничего, ничего, калории надо восполнять. Капуста не кислая? Товарищ оперуполномоченный?

– Хммм… – Гнушев сверкнул глазами. – Не кислая.

– Главное, аппетит прорезался. Прорезался, товарищ лейтенант?

– Ладно вам, Олег Витальевич, дайте поесть.

– Вам дай поесть, вы весь буфет съедите. – Повернулся к Таурову. – Слав, объясни, как это ты с таким простеньким делом без моей помощи справиться не можешь?

– Объясню, только не в буфете. И запомни, у меня с тобой разговор короткий, это ты Гнушева бедного можешь терзать.

– Его потерзаешь, он сам кого хочешь потерзает. Ты посмотри на него, левая какая, а?

Гнушев отодвинул вычищенную до блеска тарелку, взял пирожное:

– Вячеслав Петрович, я внимания-то не обращаю. Пусть говорит. Он же привык по ресторанам, не нам чета. А мы люди простые.

Наверху, в комнате, Тауров показал все, что у него было из документов. Просмотрев бумаги, Кусов сразу ухватил суть:

– Как я понимаю, мы должны доказать, что ремонта танков фактически не было? Проведем экспертизу?

– Экспертиза может лишь установить, что ремонт произведен некачественно. Не больше. Время-то прошло. Если участники будут настаивать на том, что танки ремонтировались, обойдутся наказанием в дисциплинарном порядке. Возбудить против них уголовное дело мы не сможем.

– Надо проверить их по материалам, – сказал Гнушев. – Если материалы, отпущенные на ремонт – краски, цемент и прочее, – не израсходованы, значит, ремонта не было.

– Эти материалы они могли сбыть налево, возразил Кусов.

– Это тоже можно проверить.

– Все можно проверить Но сложно. – Кусов повертел записку Веры Гаевой, даже посмотрел ее на свет. – Слава, надеюсь, ты выяснил, кто это написал?

– Есть такая Гаева Вера Сергеевна, из отдела информации.

– Гаева? Припоминаю. Этой Гаевой при мне не было, заболела.

– Вчера я был у нее дома. Она подтвердила, что написала записку. Даже объяснила, что эта записка означает. По ее словам, кто-то из руководителей ремонт на «Петропавловске» организовал липу по питьевым шнкам. «Золото» в ее записке – так сказать, образ.

– Что значит «кто-то»? – спросил Гнушев. – Она что, эта Гаева, не знает, кто?

– Знает, но назвать фамилию не захотела. По ее словам, она была с этим человеком связана. Согласитесь, вопрос тонкий.

– Наверное, тонкий, – сказал Гнушев. – Но вообще-то можно было строже спросить.

– Она что, незамужняя? – поинтересовался Кусов.

– Незамужняя, двадцать семь лет, живет одна. Вчера я не стал выяснять подробности, подумал, дело терпит, поговорю на следующий день. Главное, есть ее показания, документы найду на заводе. Откуда я мог знать, что сегодня она исчезнет?

– Как понять? – спросил Кусов. – Исчезнет? Такое в наше время еще бывает?

– Бывает. Домой звоню – трубку не снимают. На работу не вышла.

– Подожди. Получается… – Кусов уставился в бумаги. – Получается, она исключительно важный свидетель, так, что ли? Кстати, сколько всего этих руководителей ремонта?

– Пять. Двое заводских, один наблюдатель Морторгтранса, двое из плавсостава. Заводских мы сегодня опросили – Чернягина и Ермакова.

– Ермаков. – Кусов помолчал. – Вроде бы примерный семьянин. На роль похитителя не подходит. Я к тому, если он с ней сбежал. Жена, трое детей.

– Чернягин тоже не из той категории, – заметил Гнушев.

– И все-таки деться некуда. Надо выяснять, мог ли кто-то из них быть связан с Гаевой.

– Хорошо, – согласился Кусов. – Ермаков за мной.

– Беру Чернягина, – хмыкнул Гнушев.

– Вы с ними уже беседовали, подход найдете. На судоремонтный оба подъезжайте завтра без меня. В два встречаемся около диспетчерской.

Шум, тявканье, звук замка

Тауров прошел мимо пустующего столика дежурной по подъезду, поднялся на второй этаж, остановился у знакомой двери. В квартире тишина. Только он хотел нажать звонок, как вдруг ему показалось, что в квартире раздался шорох. Прислушался – тихо. Померещилось? Нажал звонок – раз, второй, третий. Мелодичный звон вспыхнул, угас. Нет, все-таки в квартире никого. Если бы пудель услышал звонок, он, наверное, подал бы голос. Но, может быть, там одна Вера? Какой-то звук был, он явственно его слышал. Снова стал звонить, непрерывно нажимая кнопку. Мелодичный звон перешел в сплошную трель. Прекратил – тихо. Тронул дверную ручку, нажал – дверь даже не колыхнулась. Три замка. В первый приход мощный замковый заслон не вызвал у него вопросов, теперь же он подумал – зачем столько запоров? Да, в квартире ценности, но ведь есть общественная дежурная. Если страх – перед кем? Оглянулся – рядом в торце лестничной площадки, почти впритык, дверь квартиры двадцать. Пожалуй, звонить в соседнюю квартиру рано, надо поговорить с дежурной. Если она дежурила всю ночь, хорошо. А если нет? Кроме его собственных соображений, никто и ничто не говорит о том, что могло случиться что-то серьезное. Да и у него самого есть пока только неясное беспокойство. Ощущение, что что-то неладно, но только ощущение, ничего больше.

Вышел на улицу и увидел, что на лавочке у подъезда молодая женщина листает какой-то журнал, покачивая детскую коляску.

– Простите, вы живете в этом доме?

– Да, а что вас интересует?

– Где мне найти дежурную?

– Тамару Антоновну? В 106-й квартире.

Открывшая дверь квартиры сто шесть пожилая Тамара Антоновна оглядела его не очень приветливо. Хорошо, он будет гнуть ту же линию – «старого знакомого».

– Простите, Тамара Антоновна?

– Ну, Тамара Антоновна.

– Вы меня не помните? Я вчера вечером выходил. Из двадцать первой квартиры. У Веры Гаевой был в гостях.

– У Веры Гаевой? – Тамара Антоновна будто к чему-то прислушиваясь. Ну, допустим. От меня-то что нужно?

– Вы вчера дежурили, я хотел спросить – она из дома поздно вышла? После того как я ушел?

– Что-то не помню, чтобы она выходила.

– И с собакой не гуляла?

– Она собаку ночью никогда не выводит. Вам-то что, молодой человек, гуляла она с собакой, нет? Вы кто ей будете, муж? Да я б и мужу не стала говорить.

– Да я волнуюсь просто. Пропала она куда-то. За ней машина могла вчера приезжать, вы не слышали? Тамара Антоновна, миленькая. Мне очень важно.

– Ну и что – важно. – В глазах дежурной появилось сомнение. – Мало ли кому что важно. Не слышала я никакой машины.

– А в квартиру к Вере кто-нибудь приходил? После меня?

– Никто не приходил.

– Вы… всю ночь дежурили?

– Вот привязался. Ну, не всю ночь дежурила, спать ушла. Я ж живой человек.

– Сколько было времени, когда вы ушли ночью?

– Не помню. Около двух, что ли. Да, два, полтретьего. Еще вопросы есть? Если нет, до свидания.

– Но утром вы все-таки спустились?

– Ну, спустилась.

– Когда?

– Вот настырный. Не помню даже. Ну, около шести. Все, прием окончен, молодой человек. До свиданья.

– Спасибо, Тамара Антоновна. – Дверь закрылась. Если сейчас в квартире двадцать один никого нет, Вера вместе с Фифи могла выйти из дому только ночью. Между двумя и шестью.

Все-таки – откуда шорох? Хорошо, самая пора наведаться в квартиру двадцать. Если бы с Верой и Фифи что-то случилось, пусть даже ночью, соседи наверняка бы услышали. Он шагнул к лифту, но выйти из тамбура не успел – дверь квартиры сто шесть открылась. Выглянувшая Тамара Антоновна окликнула его:

– Молодой человек, вы кто ей будете-то?

– Знакомый.

– Может, она уехала? Что вы волнуетесь?

– Да я пока не волнуюсь. Только вот звоню по телефону – не отвечает. В дверь – тоже не отвечает.

– Я вот насчет чего. Вы спрашивали, машину я ночью не слышала? Так вот, ночью-то я легла, а заснуть никак. Да я обычно и не сплю в это время. Ну и вот, сквозь сон слышу – машина вроде внизу остановилась. Ночью-то тихо, а тут мотор. Кто бы, думаю, это? Наши-то, которые с машинами, вроде все поприезжали.

– Где она остановилась? У подъезда?

– Нет, чуть подальше. На Луговой, во двор вроде не въезжала.

– Эта машина потом уехала? Постарайтесь вспомнить.

– Да будто вроде уехала. Я уж засыпать начала. На второй раз шум был. Был, точно. Значит, уехала.

– Вспомните, когда примерно приехала эта машина?

– Когда… Да я вроде недолго пролежала, с полчаса. Ну вот считай. Часа в три. Да, часа в три.

– А уехала, значит, часа в четыре?

– Ну так примерно.

– Большое спасибо, Тамара Антоновна.

– Да не за что, чего там. Если беспокоитесь, чего же не помочь.

Дверь захлопнулась. Мысль заглянуть сначала к дежурной была правильной, да и вообще стало легче. Возможно, Вера уехала именно на этой машине. Пожалуй. По крайней мере, есть о чем спрашивать соседей на втором этаже.

Звонок в квартиру двадцать ему пришлось нажать раз пять, пока наконец стеклянная точка дверного глазка не потемнела. Наконец дверь открылась, за ней стоял мужчина лет пятидесяти. Потертый спортивный костюм, из-за расстегнутой на груди «молнии» выбиваются седые волосы. По взгляду ясно – на долгий разговор рассчитывать нечего.

– Простите, я хотел узнать насчет вашей соседки, Гаевой.

– Мы не справочное бюро. Извините, не можем ничего сказать насчет соседки.

– Она пропала, вы не слышали, ночью она не выходила?

– Не слышали, – раздался из глубины женский голос. – Мы ночью спим.

– Не слышали, – повторил мужчина. Что еще?

– Может, собака ночью подавала голос?

Мужчина хмыкнул. Вышедший к двери парень лет восемнадцати заметил:

– Подавала. Пару раз тявкнула. Я еще подумал, может к Вере кто пришел. Потом примерно через полчаса у нее замок закрылся.

– То есть Гаева ушла? – уточнил Тауров.

Парень присвистнул:

– Как уходила, не видел. Дверь ночью запирали, это я слышал.

– Запирали изнутри? Или снаружи?

– Не знаю.

– А… шум машины? – Тауров с надеждой посмотрел на парня. – Шум машины около дома? Не слышали?

Парень поерошил волосы.

– Шум машины… Нет. Вернее, может, что-то шумело, но я так не прислушивался. Я ж говорю, занимался.

– По времени когда это примерно было? Тявканье, шум замка?

– Не знаю. Я на часы не смотрел. – Покосился на отца. – Спать лег в полчетвертого. А между прочим, у Веры недавно тоже замок открывался. Я слышал.

– Недавно? Вы не ошибаетесь?

– Не ошибаюсь. Она три замка открыла, один за другим. Я хорошо слышал.

– Вы уверены, что это была она?

– А кто еще? Больше некому.

– Во сколько это было? Примерно?

– Недавно совсем. Так часов в семь.

– Не помните, собака при этом не тявкала?

– Нет.

– Ваша соседка только вошла? Она не выходила снова?

– Может, выходила. Я не слышал.

Мужчина нахмурился, ему явно не терпелось скорее закрыть дверь.

– Товарищ, извините. Это все, что мы можем сказать.

Парень, глядя на Таурова, пожал плечами. Тауров кивнул:

– Спасибо.

Дверь закрылась. Тауров снова подошел к квартире двадцать один. Прислушался за дверью все та же глухая тишина. Если соседи слышали звук замков – значит, сейчас в квартире кто-то есть. Вера? А не открывает, потому что не хочет? Затаилась? Но тогда где Фифи? Если бы он мог сейчас вскрыть квартиру. Нельзя, нет санкции. В общем-то, нет и оснований.

Опять поднялся к Тамаре Антоновне.

– Тамара Антоновна, сегодня в семь вечера вы здесь сидели?

– Сидела.

– Примерно в это время вы не видели Гаеву? Она должна была вернуться.

– Я же сказала, нет, не видела. Не было ее.

– Может, родители заходили? Часов в семь вечера.

– Может, заходили. Я не видела.

– Вспомните, в это время, в семь вечера, в подъезд не заходил кто-то из посторонних? Не живущих в этом доме?

Дежурная задумалась. Тауров подсказал:

– Вспомните! Кто-нибудь, кого вы не знаете?

– Заходил. Точно заходил. Но только он не к Гаевой.

– Кого вы имеете в виду?

– Да такой – морячок. Капитан, наверное. Представительный такой мужчина. Лет так под сорок. Как раз около семи он вошел. Но только он не к Вере. К Вере можно пешком, она на втором этаже. А с моряком этим лифт повыше остановился. Этаже на седьмом.

Подумал: это ничего не значит. «Моряк» мог подняться на седьмой этаж, а потом спуститься.

– Вы говорите – он был представительный?

– Да. Усики, по-моему, были. Фуражка капитанская. Особенно-то я не смотрела, взглянула только.

– Обратно этот моряк не выходил?

– Не видела, я ушла ужинать.

– Спасибо. Тауров вышел на улицу. Фонарь у подъезда освещал небольшую часть двора, что-то вроде проезда. С одной стороны этот проезд ограничен девятиэтажным домом-близнецом. с другой – задней стеной магазина. К ней примыкает подсобный двор; за узорным забором из кирпичей видны два аккуратно уложенных штабеля пустых ящиков. Завернул налево, прикинул: метров через сорок можно выйти к Луговой улице. Пройдя в этом направлении, остановился. Некоторое время стоял, наблюдая за проезжавшим мимо транспортом. Поток довольно разнообразный – легковые машины с частными номерами, такси, автобусы, грузовики. Значит, в семь вечера приходил «моряк». А ночью к дому подъезжала машина. Скорее всего машина, подъехавшая ночью, остановилась где-то здесь. Именно здесь, в просвете между зданиями, где-то между магазином и вторым девятиэтажным домом. Похоже, к Вериному подъезду водитель не завернул умышленно. Иначе что ему мешало проехать лишние тридцать метров? Но он не пожелал, почему? Чтобы кто-то из жильцов дома двадцать три не увидел его машину? Несмотря даже на три часа ночи? Впрочем, может быть, все это лишь его домыслы. Ну. поленился человек, остановился, чуть не доехал. На улице все было довольно мирно, кто-то, хороший знакомый Веры, заехал за ней ночью. И они уехали, никому не сказав, куда едут. По рассказам соседей, по осторожности, с которой была закрыта дверь после ухода, по сравнительно спокойному поведению Фифи – этого человека Вера ждала. И хорошо знала. Остается понять, что это за человек. Может быть, именно тот – организовавший фиктивный ремонт питьевых танков? Хорошо, он подождет, пока Вера не объявится или ее родители не подадут в розыск. С родителями хорошо бы встретиться, они могут многое рассказать. В том числе и об этом ее таинственном знакомом. Но пока не возбуждено уголовное дело и не объявлен розыск, он может искать встречи с ними только неофициально. Как знакомый дочери. Насчет же машины завтра утром он позвонит участковому, попросит провести поквартирный обход и попытаться узнать хоть что-то насчет останавливавшейся ночью машины. Вздохнул полной грудью. Пахнет зимой, воздух холодный. Хотя какая зима в Дальноморске в начале ноября? Настоящих морозов здесь не бывает, океан. Усмехнулся. Сейчас он поедет домой, уткнется в телевизор. Потом выпьет чаю, и спать.