355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Онегов » За крокодилами Севера (СИ) » Текст книги (страница 8)
За крокодилами Севера (СИ)
  • Текст добавлен: 18 апреля 2017, 01:00

Текст книги "За крокодилами Севера (СИ)"


Автор книги: Анатолий Онегов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

СО СПИННИНГОМ НА КАМЧАТКУ

Кто-то из читателей, знакомых с моими прежними рассказами, наверное, сейчас подивится: «Надо же – живут люда! То ловят тайменей в реках Горного Алтая, то теперь на Камчатку со спиннингом за тихоокеанскими лососями…»

Нет, ни одно мое дальнее путешествие, где я встречался с реками, озерами и их обитателями, никогда не было для меня некой рыболовной экспедицией. Это сегодня телевизионные каналы снаряжают специальные рыболовные экспедиции то на Нижнюю Волгу, а то на самый Дальний Восток страны. А в то время, о котором мой нынешний рассказ, считалось, как минимум, крайне несерьезно совершать дорогостоящие поездки да еще за чужой счет ради удовлетворения своей рыболовной страсти… Такое, пожалуй, в то время мог позволить себе лишь президент, например, Финляндии, который, как и многие его соотечественники, страстный рыболов – именно о таком, как теперь говорят, рыболовном туре главы страны Суоми, и рассказали мне прежде всего мои камчатские друзья, узрев, что в командировку в Петропавловск-Камчатский я прихватил с собой спиннинговую снасть: «мол, ты у нас, как президент такой-то…» Другого сравнения в той ситуации просто и не могло быть…

Да, почти в каждую свою дальнюю командировку я старался прихватить с собой ту или иную рыболовную снасть. И иногда мне все-таки удавалось в какое-то «окошечко» между остальными делами вспомнить о своей любви, о своем главном душевном деле – о рыбной ловле… Но, увы, не всегда такое счастье выпадало мне. Так из двух поездок в Горный Алтай (поездок достаточно длительных по времени) только однажды предоставился мне случай собрать свой спиннинг и поближе познакомиться с обитателями бурного Чулышмана…

Что будет в этот раз? Останется ли время, будет ли возможность встретиться один на один с осенней камчатской рекой?.. Этого перед поездкой я еще точно не знал, но все равно к такой встрече заранее теоретически приготовился и из справочника-определителя «Рыбы СССР» выписал имена всех тихоокеанских лососей, заходящих в реки Камчатки.

Наверное, кто-то из вас слышал в майском саду, когда вокруг тихо горит белым торжественным светом черемуха, хорошо приметный, чистый посвист занятной птички-чечевицы, который переводится нами нередко именно так: «Витю – видел?.. Чечевицу – видел?..»

Птичка-чечевица занятна прежде всего тем, что прибывает к нам по весне не с юга, как большинство перелетных путешественников, а с востока… Зиму проводит наша чечевица в Юго-восточной Азии, а с весной стремится на север, добирается до наших самых восточных земель, а там уже направляется и в Европу, двигаясь тут с востока на запад. Говорят, что такая особенность перелета чечевицы осталась как память о том, что еще совсем недавно устраивала она свои гнезда только на Дальнем Востоке, а там уже по каким-то причинам стала переселяться постепенно на запад. Именно там, на Дальнем Востоке, чечевица, явившаяся с мест зимовки домой, и извещает местных рыбаков о том, что в реки из океана вот-вот войдет самый первый тихоокеанский лосось – чавыча…

«Чавычу-видел? Чавычу-видел?»– громко высвистывает чечевица, только что вернувшаяся домой после зимнего путешествия – и точно: в это самое время в реках Камчатки и появляются первые чавычи.

Цитирую справочник-определитель "Рыбы СССР":

«Чавыча. Очень крупная рыба, средняя длина 90 см, может достигать 50 кг веса. Ход в реки начинается в середине мая, раньше чем у других лососей. Нерест на быстром течении и в глубоких местах (1,5 м) с июня до середины августа…»

Увы, с чавычей мне, видимо, уже не придется встретиться – моя поездка на Камчатку планируется на середину сентября.

Следом за чавычей в реки Камчатки устремляется еще один тихоокеанский лосось – нерка (или красница – как называют ее камчадалы)…

«Нерка. В море рыба серебристая, спина темно-синяя. В брачном наряде спина и бока ярко-красные, голова зеленая. Плавники кроваво-красные. Длина тела 52–65 см. Ход в реки начинается рано, на Камчатке – в конце мая – июне, к концу июля заканчивается» («Рыбы СССР»)

И нерка-красница, увы, тоже, как и чавыча, на этот раз не моя рыба… На Камчатке я встретился только с уже соленой неркой. Две увесистые рыбины преподнес мне мой знакомый писатель, обитавший среди рыбаков-камчадалов… Красница – давнишний объект пристального внимания коренных жителей Камчатки. Красницу заготавливают впрок и для себя и для ездовых собак, а потому местному населению и разрешается ловить эту самую нерку-красницу, по-моему, без каких-либо ограничений в течение что-то около двух недель ежегодно.

На вкус нерка-красница оказалась весьма приличной рыбой, а вот как она в воде, как отнеслась бы к моей спиннинговой снасти, для меня это до сих пор тайна.

Следом за неркой в реки Камчатки заходит очередной отряд лососей из Тихого океана – начинается ход горбуши…

«В море ее окраска серебристая. В реке у рыбы появляются темные пятна на спине, боках, на голове; во время нереста голова и плавники становятся почти черными, тело коричневым, брюхо белым. У самцов на спине вырастает огромный горб, челюсти удлиняются, появляются сильные зубы. Средний размер рыб – 44–49 см. Массовый ход в июне – конце августа…» («Рыбы СССР»)

И снова я не успеваю даже на горбушу… И так, надеяться я могу, видимо, только на кижуча.

«Ярко-серебристая чешуя. Во время нереста бока темно-малиновые. Средняя длина 60 см, максимальная – до 38 см. Многочислен в реках Камчатки. Ход в реки в конце июля – в начале августа, позднее, чем у других лососей. Массовый ход в середине августа. Нерест с начала сентября до марта, часто подо льдом». («Рыбы СССР»)

Да, кижуч. Только кижуч, если задуманное получится…

Еще в аэропорту, дожидаясь в очереди регистрации на рейс «Москва – Петропавловск-Камчатский», я отметил на себе странноватые взгляды моих будущих попутчиков. Причем, как я сразу определил, все, обращавшие на меня внимание, странным находили не видавший виды мой походный рюкзак, не вполне приличный (даже по европейским меркам) кофр с фотоаппаратурой, а именно чехол со спиннинговыми удилищами – чехол, как чехол, скромный, не яркий, без каких-либо фирменных наклеек и прочих, как теперь говорят, прибамбасов. Именно этот предмет, принадлежавший мне, как мне казалось, и останавливал на себе странные взгляды будущих пассажиров рейса «Москва-Камчатка».

Такой же странный, но уже более настойчивый взгляд в сторону чехла с моей спиннинговой снастью отметил я и у моего соседа уже в самолете. К счастью, мой сосед не ограничился недомолвками и попросту задал мне все разрешивший вопрос:

– Что у вас в чехле?

– Спиннинг.

– Для рыбной ловли?

– Да-да, – отвечал я с радостью, надеясь, что встретил товарища по увлечению… Но возможный мой сотоварищ сразу определил свою позицию:

– Зачем на Камчатке самому ловить рыбу – у нас ее и так в достатке.

Самой разной морской рыбы в Петропавловске-Камчатском, действительно, было в достатке: палтус, терпуг, горбуша, треска… – все это в самом различном гастрономическом виде во всех посещаемых мною магазинах… По утру в небольшом буфете-кафе я подкреплялся бутербродами с икрой минтая, причем под этой самой икрой ломтик хлеба только-только угадывался. В обед я не ходил ни в какие столовые, а заглядывал в гастроном, что рядом о гостиницей, покупал порцию палтуса горячего копчения и отводил душу, заедая этот деликатес чудесным пшеничным хлебом и запивая местной минеральной водой… После такого обеда, честное олово, мои экскурсии по справочнику-определителю «Рыбы СССР», откуда извлекал я сведения о различных тихоокеанских лососях, как-то на время забывались.

Конечно, свои планы посетить какую-нибудь камчатскую реку и попробовать поискать там того же кижуча я не оставлял, но пока они не торопились материализоваться, и прежде всего потому, что до кижуча, уже заглянувшего в реки Камчатки, мне предстояло познакомиться с его Величеством Тихим океаном, куда в конце концов согласилось доставить меня в качестве любопытного пассажира небольшое рыболовецкое суденышко МРТ, принадлежавшее известному камчатскому колхозу.

Документы на мой выход в открытый океан, в самые что ни наесть нейтральные воды, были оперативно оформлены, и вот я ступаю на борт МРТ.

Наше путешествие начинается с вечера, почти вся ночь уходит у нас на прощание с Авачинской губой и только под утро мы встречаемся с океаном. И еще до восхода солнца успеваем налюбоватъся громадиной– субмариной, принадлежащей флоту США, которая несет в нейтральных водах, прямо напротив выхода из Авачинской губы, свою сторожевую вахту, отмечая любое движение наших судов. Обычно такой «сторож» тихо лежит на дне океана, но тут, будто специально для встречи с нами, явился из своих глубин на божий свет… Зрелище, безусловно, впечатляющее, а рассказы старпома об американских подводных лодках, которые сторожат Камчатку, о различных буях-шпионах, с помощью которых наши американские «друзья» собирают всю необходимую им информацию о нашем подводном флоте, как-то отвлекают от океана, от удивительной, не поддающейся до конца нашему уму-разуму, бескрайней и бездонной стихии…

Не знаю, долго ли продолжались бы эти шпионские страсти, представшие передо мной не в кино, а наяву, если бы не дельфины… Они явились вдруг и эскортом понеслись впереди нас.

Увы, сверху снять выразительно их никак не получилось. В конце концов эти дельфины, так и не ставшие с моей помощью фотозвездами, куда-то сразу пропали, и вместо них по нашему борту вытянулась громадная медуза – вытянулась, зависла в толще воды точно так же, как на рисунке, который запомнился мне из какого-то школьного учебника… Потом мы потеряли и медузу, и в воду пошла хитроумная рыбацкая снасть, которая помнится мне сейчас под названием – сюрневод.

Ожидание добычи-улова, видимо, всегда трепетно, будь то подтягивание к борту МРТ здоровенной сетевой ловушки или извлечение из подмосковного прудишка карасика-недомерка… Снасть над палубой, и из нее вниз потоком все, что подарил нам на этот случай океан: громадины-трещины, камчатский голубой палтус-гигант, терпуг и грозное страшилище – королевский бычок…

Рыбу быстро сортируют. Оказывается, мы вышли в океан не на обычный промысел – цель нашего похода немного иная: добыть что-то необходимое самими рыбакам, в семью, на зиму. Путина у них уже по сути дела окончилась, сданы многие тонны горбуши, исчерпан лимит на треску, палтуса. И теперь от тех же трещин-громадин оставляют себе только печень, а сами парные туши еще полуживых рыбин за борт… Остаются в добычу и крабы. За борт и палтус и, разумеется, королевский бычок… И после трески, палтуса, крабов и бычка на палубе только разнокалиберные стеклянные бутылки. Количество их поражает… Неужели так загажено океанское дно?..

Снова снасть за бортом и снова треска, палтус, крабы, королевские бычки и различная стеклотара… Множество рыбы угнетает. И отчасти начинаю понимать тех людей, которые удивлялись моей снасти и моему желанию поймать на спиннинг рыбу на Камчатке.

Вся поднятая нами со дна океана рыба и сейчас у меня перед глазами. И после такого похода-удачи уже и не хочется смотреть и на прилавки гастрономов, откуда добывал я для себя ежедневное пропитание. Спасают как-то только несколько безрыбных дней, которые я устраиваю для себя, и еще путешествие к океану…

С общественным транспортом на Камчатке в то время было, видимо, плоховато – это не Подмосковье, где почти к любому месту можно добраться на электричке или на автобусе. Все места в округе Петропавловска-Камчатского, которые могли бы интересовать меня, никаким общедоступным транспортом никак не обслуживались – приходилось надеяться только на милость принимавших меня людей и на их личный транспорт.

Старый «запорожец» под управлением отставного капитана – рыбака доставил нас на берег океана. Под ногами темный, почти черный песок и совсем рядом шумная волна тихоокеанского прибоя. Цвет песка подсказывает, что здесь не обошлось без какого-то ценного металла, вроде марганца. И действительно, я слышу от своего милого проводника, что этот песок, якобы, давно торгуют у нас японцы – японцы, якобы, желают заполучать вместе с океанским песком и еще кое-что более ценное…

Океанский прибой и полоса темного-темного песка, то открывающегося после откатной волны, то снова закрытого шумным накатом, немного отвлекают от недавнего рыбобойного похода на МРТ, и я снова строю планы: как попасть на какую-нибудь речку…

Мои друзья обещают помочь, но сами они далеки от любительской рыболовной снасти, а потому намерены поискать мне помощь у кого-нибудь из своих знакомых.

А пока по утрам я навещаю Авачинскую губу, любуюсь морскими звездами, оставшимися на узкой полосе отлива – в губе отлив-прилив почти не ощущается… И так все дальше и дальше ухожу к некоему рукотворному нагромождению из бетонных блоков – то ли это какой-то старый или недостроенный но каким-то причинам причал, то ли еще какое-то загадочное для меня сооружение. Этот причал-руини обычно всегда пуст при моем посещении, но тут я еще издали отмечаю, что на бетонном нагромождении кто-то есть, кто-то стоит у самого края оставленного людьми сооружения и держит в руках что-то вроде удилища…

Подхожу не очень шумно, незаметно, но не остаюсь тайной для рыбака… Да-да, на бетонных плитах стоит рыбак, в руках у него удилище с кольцами и катушкой и далеко-далеко на воде тяжелый поплавок-груз… Присмотрелся: поплавок вроде бы покачивается, вздрагивает, подпрыгивает. Тут же следует что-то похожее на подсечку и вскоре мой рыбак извлекает из глубин Авачинской губы здоровенного красавца-бычка!

Рыбак местный, камчатский, родился и вырос здесь, а не возле омутка среднерусской речки, где обычно и пропадают босоногие мальчишки с удочками в руках… Только вчера он вернулся из рейса – ходили за рыбой. И вот сегодня он снова у воды, снова за рыбной ловлей. И это после того множества (а может быть, и еще большего) рыбы, которое лицезрел я на своем МРТ. И рыболов, будто извиняясь, будто зная мой вопрос, замечает:

– Соскучился вот по такой рыбалке…

Бычок-игрушка после извлеченных из океана только вчера тонн и тонн рыбы!?

Конечно, этот бычок для души! Для души! Значит, и здесь среди множества и множества самой различной рыбы-добычи живет что-то от той самой удочки, которая досталась нам еще в детстве и которая сопровождает нас порой всю жизнь, принося нам с собой свою особую радость-счастье быть один на один с водой, с природой, быть тихо, не разорительно для той же воды. Быть рядом с той же жизнью, с надеждой услышать голос главной живой тайны…

Эта встреча с рыболовом на берегу Авачинской губы оказалась счастливой… В этот же день мне дали знать, что завтра в конце дня мне надо быть там-то и там-то и во всеоружии… Едем за кижучем.

Последним автобусом добрался я до назначенной встречи. Меня ждут «уазик» и трое моих новых друзей-товарищей…

Ночь, свет фар впереди по дороге – вперед к цели, известной только моим новым попутчикам.

Наша задача: еще до рассвета попасть на место. Нет, ни о какой утренней зорьке, мечте рыболова-лирика, речь у нас не идет. Пораньше попасть в верховье реки, куда уже зашел кижуч, для моих попутчиков означает: пораньше начать работу, чтобы успеть закончить ее до вечера, до темноты.

Кижуч – рыба лицензионная. У каждого из моих новых друзй – рыболовов таких лицензий-хвостов аж тридцать штук, и каждому из нас, кроме меня, за день надо поймать по три десятка тяжелых рыбин, чтобы оправдать затраты на приобретение лицензий и обеспечит свою семью на зиму чудесной рыбой, из которой и готовят тут лучший камчатский балык. А ловить этого самого кижуча на балык можно, видимо, с равным успехом и утром, и днем, и вечером.

До рассвета еще есть время. Мы останавливаемся возле какого-то забора. Рядом с забором нечто похожее на бытовку строителей. И тут же кран с водопроводной водой. Из крана вода течет бодрой струйкой и мы набираем эту воду в заранее припасенные канистры. Вода для ухи и для чая, и так, чтобы просто попить…

Я не задаю вопроса: а почему не годится для той же ухи или для того же чая вода из камчатской реки, только что сбежавшей с горных склонов, – я предполагаю, что эта водопроводная вода просто чем-то лучше, вкусней что ли, чем вода из реки… И все. Но мои предположения оказываются слишком сложными, когда над рекой поднимается утреннее солнце и я вижу вокруг: и в воде, и на берегу, – погибших после нереста рыб, тех самых тихоокеанский лососей, которые так стремились сюда, чтобы дать начало новой жизни…

Погибшие рыбины, оставшиеся на дне реки или вынесенные струей на берег, конечно, играют здесь свою очень важную роль. В горной реке от природы мало органического вещества, а стало быть, и мало разных микроорганизмов, инфузорий, рачков и прочего корма, необходимого тем же малькам, которые вот-вот появятся здесь из икры и будут здесь подрастать, набираться сил, откармливаться, чтобы затем опуститься вниз по реке в океан…

Эта логика природы мне понятна – в природе ничего не бывает просто так: родители погибают, чтобы дети смогли набраться сил… Да, это все очень верно, что касается самих рыб. Но природа, распорядившаяся подобным образом, не учла того обстоятельства, что здесь, на берегу реки, когда-то могут появиться люди, которые пожелают сварить тут уху или приготовить чай, а то и просто попить речной воды – вода в реке, заполненной погибшей рыбой, нам, людям, для употребления скорей всего не подходит…

Неуютно чувствуешь себя и возле самой воды – когда нет ветра, когда воздух застаивается возле берега, то тебя тут же окружает «особый» запах, рожденный гниением массы рыбы, который, конечно, никак не располагает к блаженному созерцанию красот окружающей природы… Местами более-менее брезгливому человеку не удастся даже спуститься к самой воде – под ногами все время трупы и трупы рыб… Скорей всего это горбуша, уже завершившая свою главную работу жизни…

Но вид реки-кладбища предстанет передо мной попозже, когда над рекой поднимется солнце. А пока в темноте мы бредем по довольно-таки широкой, но мелкой речной протоке с прочным каменистым дном. Течение здесь не очень быстрое, но тем не менее отовсюду, со всех сторон несутся к тебе частые-частые всплески воды, будто много-много больших рыб, случайно попавших на мелководье, стараются выбраться отсюда и для этого, что есть силы, работают своими хвостами…

То, что эти непрерывные частые всплески исходят именно от рыб, догадываешься почти сразу, как только делаешь в воде третий, четвертый, много – пятый шаг: тут же в твой сапог ударяется рыбина, за ней вторая, третья…

Когда рассветет, я вернусь сюда, к протоке, и увижу здесь много горбуш… Это они, самцы-горбуши, стоят здесь над своими гнездами, стоят давно. Кто-то из этих отцов-сторожей, видимо, доживает уже последние дни – по темным спинам и по головам таких полуживых рыб во всю поползли белые пятна – рыбий тлен. У рыб уже отмирают ткани, но они до последнего остаются здесь верными своей главной цели в жизни.

Мне почему-то вспоминаются тут наши детские аквариумы и крохотные рыбки: пецилии, меченосцы, гуппи, принесенные домой с Птичьего рынка. Эти рыбки, приобретенные на рынке, часто болели и покрывались вот такими же светлыми пятнами, как эти доживающие свои последние дни горбуши-самцы… Белые пятна по телу рыбок были для нас, начинающих аквариумистов, первыми вестниками беды-гибели…

Солнце мы встречаем на берегу небольшого речного бочага-аквариума. Берег почти отвесный. Когда-то речная струя со всей силой била в этот берег, как в наши среднерусские окские и волжские крутояры, размывая грунт, унося его вниз по течению, оставляя здесь глубокую впадину. Но если под тем же окским или волжским крутояром глубина, как говорится в таких случаях, немереная, то здесь камчатская река смогла вымыть всего двухметровую яму. Вымыла, а затем, будто специально для нас, отгородила эту яму-бочажок от главной струи каменистой отмелью – языком. И главная струя понеслась дальше прямо, а наш бочаг будто приготовился стать речной старицей – осталось только реке замыть в него вход и затянуть речным илом выход.

Но ни выход, ни вход в наш бочаг пока не закрыты. Да и случится ли такое с горной, своенравной и непостоянной в своем буйном течении горной рекой… Наверное, нет… Наверное, нашему бочагу-аквариуму уготована уже какая-то иная судьба. А пока наш бочаг принимает в себя речную воду, гасит слегка ее скорость, дает речной струе повертеться-покрутиться здесь, обойти-омыть крутой берег-обрыв, а там и отпускает эту струю дальше.

Вода в нашем бочаге прозрачная, и когда солнце поднялось достаточно высоко, я хорошо разглядел на дне громадную, погибшую, видимо, еще не так давно рыбину… Скорей всего это была чавыча, та самая чавыча, которая первой приходит сюда из океана.

Над погибшей чавычей небольшая стайка рыбок – каждая рыбка размером с нашего окунька-палечника, даже чуть поменьше. Кто это? Будущие чавычи, горбуши, кижучи?.. Конечно, эти рыбки появились на свет не в этом году, а пораньше. Когда спустятся они вниз, к океану? В этом году? Или еще зиму проведут здесь, в реке?

Собран спиннинг полегче, катушка совсем небольшая, леска 0,35 – на такую же леску год тому назад я выводил к берегу Чулышмана первого своего алтайского тайменя.

На конце лески блесна, «мепс»-лепесток. Это моя самая обиходная блесенка – сколько соблазнилось этим «мепсом» щук, окуней. Однажды даже лещ-старожил северного озера сплоховал, увидел эту блесну, и попал в мою лодку…

Я хорошо вижу в воде свой «мепс». Сила струи в бочаге местами вполне достаточна, чтобы остановить катушку и дать блесне самой покрутиться-поиграть в струе… Правда, струя не очень верная, порой она вдруг отходит в сторону, и тогда мой «мепс» проваливается вниз. Я подергиваю его кончиком удилища и снова вывожу на струю. И снова струя играет со мной в догонялки…

Когда-то точно так же забавлялся я на небольшой тверской речушке, почти совсем заросшей к концу лета самыми разными подводными травами. Я находил среди этих трав быструю живую струйку воды и опускал в эту сильную струйку небольшую блесенку. Правда, в тот раз на конце моей снасти был не «мепс», а легенькая, узкая и белая колеблющаяся блесенка, чем-то напоминающая собой рыбку – уклейку… Струя подхватывала мою блесенку и, она, послушная речной струе, бойко помахивала хвостиком.

Так, на одном месте моя блесенка могла оставаться сколь угодно долго, пока я не подергивал чуть кончиком удилища и не выводил таким резким толчком блесну из струи. И тут блесенка начинала опускаться вниз, как рыбка, потерявшая почему-либо силы. И почти всегда в этом случае следовала щучья атака.

Но тут, на Камчатке, в божачке-аввариуме никто не обращает внимания на мой «мепс», теряющий вдруг свою струйку. Я снова возвращаю «мепсик» речной струе и тут кижуч тенью кидается к моей блесне… Подсечка! Рыба на крючке!

Как поведет сейчас себя неизвестный пока мне этот тихоокеанский лосось? Начнет сваливаться вниз по течению, как таймень на Чулышмане? Или по инерции продвинется чуть дальше в направлении только что состоявшейся атаки и замрет на какое-то время, остановится, как озерная щука?

Нет, кижуч ведет собя скорой всего, как крупный окунь, верно взявший блесну – он продолжает двигаться в сторону, двигаться с той же скоростью, как и во время самой атаки.

Кижуча вывожу легко – он почему-то податлив, будто сразу согласился со всем, что будет впереди… Кижуч на берегу. Его принимает мой сотоварищ по ловле.

Удобный спуск к воде у нашего бочажка только в одном месте, и мы согласно делим этот узкий уступчик суши у самой воды. Один ведет блесну, другой готовится принять пойманную рыбину и после этого уже сам забрасывает свою снасть.

Один, второй, третий кижуч… – поток не останавливается. Я прикидываю, что в таком темпе свои девяноста кижучей мы обязательно добудем и затраченное на приобретение лицензий, конечно, скоро оправдаем… Но дальше ловить рыбу мне не хочется… Кижучей много. Хорошо вижу в воде, как небольшой отряд-стая появляется в нашем бочаге, как блесна моего сотоварища догоняет эту стаю. Вот блесна поравнялась с кижучами, вот выдвигается чуть вперед, и тут же очередная атака и очередная рыбина на берегу.

Рыбы-красавицы, изящные, хотя и тяжелые. Все добытые кижучи мерные, один к одному. Прикидываю вес: конечно, каждый экземпляр побольше килограмма…

Оставляю свой спиннинг и наблюдаю за рекой и рыбаками. Затем все-таки модернизирую свою снасть: снимаю «мепс» и заменяю его проволочным треугольником-коромыслом, которым еще перед началом сегодняшней ловли вооружили меня мои новые друзья.

Треугольник-коромысло изготовлен из достаточно толстой проволоки. По вершинам треугольника согнуты колечки. Одним, верхним колечком треугольник крепится к спиннинговой леске, ко второму, нижнему колечку поводком потоньше, чем спиннинговая леска, крепится груз. Ну, а к третьему колечку, плечу коромысла, подходит поводок с блесной. Вот такая снасть и отправляется в воду… Груз идет по самому дну, не давая блесне подняться высоко. Если груз зацепится – попадет в щель между камнями, то поводок, крепящий груз к треугольнику-коромыслу, оборвется, блесна окажется у тебя в руках и тебе останется только прикрепить новый груз – и продолжай ловлю.

Убираю свой легкий спиннинг и собираю свою главную спиннинговую снасть, которую приобрел когда-то специально для ловли наших северных благородных лососей (в отличие от тихоокеанский). Да-да, наука так и именует наших северных лососей (ту же семгу) именно благородными в отличие от просто тихоокеанских лососей… Ну, здесь я уж никак не виноват…

Спиннинг с катушкой потяжелей и со снастью, треугольником-коромыслом, готов к применению, я покидаю наш удачливый бочажок-аквариум и отправляюсь вверх по реке… И тут же оказываюсь в стране дремучих трав.

Травы стоят стеной. Стена трав куда выше человеческого роста и в этой сплошной стене один единственный ход – тропа, на которой впереди меня лежат яркие отпечатки лап совсем недавно побывавшего здесь медведя.

О камчатских медведях я слышал еще в «уазике», по дороге на рыбную ловлю. Медведей, судя по рассказам, много. Их главные владения – склоны гор, откуда они опускаются к ягодным долинам и к рекам во время хода рыбы.

Поскольку мои друзья-рыбаки заранее знали те места, куда стремились за тем же лососем-кижучем, и вдоль реки обычно особенно не путешествовали, постольку медведи, подбиравшие по берегу реки рыбу, их особенно не занимали. Другое дело медведь, когда отправляешься за ягодами в самые медвежьи владения. Здесь уж надо запасаться особым снаряжением против зверя – взрыв-пакетом и. прежде чем заняться заготовкой ягод этот взрыв-пакет следует привести в действие возле выбранной вами ягодной плантации. Медведь этот сигнал людей, видимо, правильно понимает и не особенно суется туда, где люди вооружены подобными «погремушкам».

Взрыв-пакета у меня с собой, конечно, не было. И я, как мог, осторожно, чтобы заранее предвидеть встречу с медведем среди гигантских камчатских трав, продвигался вперед по тропе, натоптанной здесь, конечно, этим самым, косматым зверем.

Но вот дремучий лес камчатских трав закончился, и я на берегу довольно-таки широкого и более-менее спокойного плеса…

По берегу повсюду погибшая рыба: и горбуши и чавычи. Кое-как выбираю возле воды более-менее опрятное место и отправляю свой треугольник – коромысло далеко вперед…

Течение подхватывает снасть, начинает ее разворачивать по дуге в сторону берега. И почти тут же что-то ударяет по блесне – не сильно, но заметно, тяжело… Подсекаю. Это что-то сопротивляется и уходит в сторону, как водяной змей. И только тогда я догадываюсь, что забагрил тройником блесны горбушу-самца, стоявшего над своим гнездом.

Такая рыбная ловля меня не устраивает… Ищу место поглубже. Снова треугольник-коромысло с грузом и блесной далеко в реке. И почти тут же удар – чувствую, что это нормальная рыба, а не поддетая на крючок горбуша… Рыба все ближе и ближе. Идет тяжеловато, но без особого сопротивления… Вывожу к самому берегу, а потом долго любуюсь первым в моей жизни проходным гольцом.

Конечно, это он, проходной голец… Спина зеленовато-коричневая, от края челюсти по всему брюху и по всем нижним плавникам красный, яркий-яркий цвет. Ну, просто красавец-щеголь. И ростом ничуть не меньше наших кижучей.

Вспоминаю, что лицензии мои друзья выкупали только на кижуча. А как с гольцом – можно ли его ловить без особого на то разрешения?.. На свой страх и риск (по дороге в Петропавловск милиция останавливает машины и тщательно проверяет весь улов, сверяя его с выданными лицензиями) еще раз забрасываю свою снасть и вывожу к берегу еще одного гольца-красавца.

Что-то в этой ловле гольцов-щеголей есть от истинной рыбной ловли, которой я поклоняюсь. Чем-то встреча с этими рыбами отличается в лучшую сторону от добычи-промысла того же кижуча, которую я только что испытал на себе…

Еще раз пытаюсь соблазнить гольца своей снастью, но гольцы никак больше не откликаются… И это все: то есть он, то его нет, а где он сейчас, где найти его, как уговорить откликнуться – тоже как при игре в случай, завораживает, заставляет трепетно биться сердце…

Спасибо гольцы! Честное слово, спасибо!

Возвращаюсь обратно к своим друзьям-рыбакам. Свою норму они выловили – девяносто кижучей успели добыть и уже готовят камчатскую уху, в которую полагается почему-то обязательно добавить значительное количество водки.

Уха готова, рыба очень вкусна… Моих гольцов принимают «до общей кучи» – успокаивают, что эту рыбу никакие инспектора не считают. Так что все в полном порядке.

А река все несет и несет свои воды мимо нашего костра, мимо нашего временного рыбацкого становища…

Добычу доставляем к машине по частям. А там снова дорога, и теперь при свете дня я могу окидывать взглядом окружающие места.

Слева, вдалеке, горные склоны, откуда к реке на свою рыбную ловлю и спускаются камчатские медведя. Справа долина реки, которую, судя по всему, успел освоить для себя человек – то и дело возле дороги попадаются каналы мелиорации… Мои спутники жалуются, что эти каналы настоящие ловушки для рыбы… Рыба поднимается вверх по течению, встречает каналы и заходит в них. Но тут тупик – тут негде отметать икру и вывести потомство. Увы, рыба не умеет возвращаться назад и искать новые, более успешные пути – она остается в каналах и погибает.

Пост ГАИ, который обычно и проверяет рыболовную добычу, нам по пути домой так и не встретился, но мы не переживали ни о чем – все у нас было честно, по закону…

Домой в Москву я привез семена самых разных камчатских трав-гигантов, затем высеял их, как мне казалось, в самую подходящую для них землю, но никакой дремучей травы из этих семян у меня так и не выросло – для их буйства, так же как и многим тихоокеанским лососям для их безумного хода-нереста, видимо, была необходима именно Камчатка…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю