Текст книги "За крокодилами Севера (СИ)"

Автор книги: Анатолий Онегов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

РЫБНАЯ ЛОВЛЯ ПО-РУССКИ

Этот рассказ я назвал «Рыбная ловля по-русски» – именно рыбная ловля, а не рыбалка, ибо под рыбалкой в последнее время мы стали понимать не то замечательное состояние-увлечение, которому и до сих пор откровенно отдаются очень многие наши сограждане, а лишь нечто, увы, сопутствующее ныне рыбной ловле: праздное пребывание на берегу водоема, азартное потягивание из воды добычи, а далее бурное чревоугодие с обязательным возлиянием. Все это ныне и именуется рыбалкой, которую и устраивают теперь чаще только для того, чтобы вот так вот и отвлечься от недельного напряжения на работе и постараться снять накопившийся стресс. Я же буду рассказывать только о рыбной ловле, которую привелось мне встретить в стране Суоми и которая по-своему, по-русски, хранится еще нашей землей.

Об озерах Финляндии и об их удивительных обитателях знал я кое-что еще по старым книгам, изданным в начале прошлого века. Эти книги, к счастью, писались не писателями, как теперь называют всяких авторов почти любого печатного продукта, а рыболовами, действительно увлеченными своим делом, повидавшими много самых разных рек и озер и не скрывавшими своих успехов и поражений. Вот этот самый, личный опыт автора, описание ярких, удивительных встреч с теми же щуками, лещами… и составляют, на мой взгляд, главную ценность нашей русской рыболовной литературы.

Кстати говоря, такой же личный опыт авторов находили мы раньше и в книгах, посвященных тому же огороду, саду, пчелам. Это уже потом, когда написание книг стало известно многим, как достаточно хлебное дело, у нас и появились такие определения «писательского продукта», как компиляция, а там и плагиат. И что удивительно, число непонятно откуда взявшихся авторов, переписывающих друг у друга частично, а то и полностью «оригинальные» произведения, посвященные огородным грядкам, саду, пчелам и той же рыбной ловле, не смотря на весьма определенную критику со стороны людей, авторитетных в этом деле, росло и росло. Грешен я, покупал, собирал почти все книги, издаваемые у нас по охоте, рыбной ловле, огородничеству, садоводству и пчеловодству. Правда, в последнее время это свое занятие я оставил, но все равно собралось у меня к сегодняшнему дню изданий по интересующим меня темам, пожалуй что, на приличную библиотеку.

Вот почему с таким удивлением осматривал я книжную полку в доме моего знакомого рыболова-финна, где отыскал всего-навсего одну единственную книгу, посвященную рыбной ловле в стране Суоми. Это было солидное, видимо, дорогое издание – книги в Финляндии тогда казались мне очень дорогими. Я внимательно перелистал всю книгу и убедился, что такого одного единственного справочного пособия действительно хватит любому человеку, собравшемуся ловить рыбу в этой стране.

Здесь были краткие, но точные описания всех обитателей рек, озер и Балтийского моря, были описания всех снастей, всех способов ловли. Все описания сопровождались очень точными рисунками. И даже у меня, почти не знавшего финского языка, осталось, пожалуй, полное удовлетворение от такого фундаментального издания.

Конечно, не было здесь рыболовных рассказов, не было переживаний автора при встрече с теми или иными обитателями местных вод, но финнам я прощал такое упущение – люди они куда более сдержанные, чем мы, куда более прагматичные: если занимаешься рыбной ловлей, то будь добр, прежде всего лови рыбу, а что касается восходов и закатов, красок воды и неба, то для этого моим друзьям-финнам, наверное, совсем не обязательно брать в руки удочки или спиннинг.

Что еще извлек я из этой финской рыболовной энциклопедии…Здесь были описания не только вполне спортивных, с нашей точки зрения, снастей и способов ловли – в книге рассказывалось и о ловле рыбы сетями, катисками, и что меня удивило больше всего, здесь была и острога и специальное устройство для разведения огня на носу лодки – словом, было с точностью хорошей инструкции описано т. н. лучение рыбы.

Я поинтересовался у своего финского коллеги, как относятся в Финляндии к этой самой остроге, и получил вполне разумный ответ: осенью, когда вода становится совсем прозрачной и когда многие рыбы в преддверие холодов идут в берег, острога – вполне достойный способ охоты. Это традиционный способ охоты за рыбой у финном – и почему его надо забывать? Пожалуйста, если интересуешься такой охотой, свободно покупай в магазине острогу, затем приобретай разрешение на такую охоту и отправляйся со своим орудие лова на воду, но отправляйся только в определенные места и в определенные для такой охоты время, т. е. обязательно соблюдай установленный здесь порядок. И конечно, никаких автомобильных аккумуляторов в лодке, никаких автомобильных фар, как принято при таком браконьерстве в той же Карелии, а прикрепляй к носу лодки специальное устройство, нечто вроде открытого очага, и разводи здесь огонь-луч из смолистых корней той же сосны. Т. е. возвращайся обратно в прежние времена, чувствуй себя старинным рыбаком – финном или карелом, пытай свое счастье и понимай, как трудно давалась твоим предкам каждая добыча, сколько она требовала хотя бы той же подготовки к этой охоте.

Я был полностью согласен со своим финским товарищем в его оценке т. н. браконьерской, по нашим меркам, снасти и способа добычи. Да, финны нашли пути сохранить свой исторический опыт, научились помнить жизнь своей земли. А у нас?.. А у нас в той же Карелии острогу по-прежнему помнят и частенько достают ее для охоты. И охотятся с этим очень грозным оружием в руках непорядочные, жадные люди и не в специально выделенном месте, не в строго оговоренное время, а там и тогда, когда добыть острогой можно много рыбы.

Бьют у нас острогой прежде всего нерестящуюся щуку. И угомонить таких добытчиков бывает порой очень непросто: никакого надзора за водоемом тут обычно и нет, а обращаться к совести таких нарушителей пустое дело. Пребывает наш народишко по многим, в том числе и не всегда зависящим от него самого, причинам часто в состоянии существа хищного: мол, лови, дави, вали… Ну, как тут управиться с таким разбоем.

Тогда в Финляндии, в магазине, где я внимательно осматривал вполне прилично сработанную острогу для добычи рыбы, вспомнился мне один молодой мужик, что обычно приезжал из Петрозаводска в свою деревню, где зимовала его престарелая матушка, как раз к нересту щуки. И, особо не скрываясь, бил он этих щук острогой столько, сколько мог унести домой. Помнится, как этот добытчик Володя однажды хвастался мне, что вот меньше чем за неделю набил чуть ли не полторы сотни щук… Ради чего?.. Прежде всего ради щучьей икры – наш добытчик увез в тот раз в Петрозаводск здоровенный бидон этого самого местного деликатеса. А сама рыба? Выпотрошенных щук солила и складывала в кадушки его мамаша – в запас на лето, когда некому будет поймать ей ни окуня, ни щуки на рыбный пирог, рыбник. Но всю заготовленную рыбу старушка так и не успела перевести на рыбные пироги – с летней жарой кадушка с щуками закисла, а там испорченная рыба оказалась в заливе, что за родовым домом наших героев. О таком бесславном конце осторожной охоты, устроенной в эту весну на нашей речке, узнал я совсем случайно – заглянул на своей лодке-кижанке в знакомый залив и меня чуть не вывернуло от запаха тухлятины – у старушки не было сил бросить испорченную рыбу подальше в воду и она оставила ее почти что на самом берегу.

Вот и вся наша острожная разбойная охота по весне…

А осенью, когда опускаются на озеро первые слепые от темени ночи?.. Тут и пойдут гулять по воде лучи автомобильных фар: то там, то здесь, то далеко, то совсем под твоим берегом. Как-то прибывшие на свою разбойную охоту рыбаки, видимо, не достучавшись ко мне, потихоньку отвели от берега мою лодку, а к утру, пока я еще не пробудился, поставили ее на место. Нет, эти ночные тати были не до конца испорченными людьми: за лодку, которой попользовались, они расплатились со мной, оставив в носу посудинки, как плату-дань, здоровущего леща. Только вот не успели мои ночные визитеры вымыть саму лодку, и я по крови и слизи на дне и по бортам лодки смог довольно-таки точно представить себе картину ночного побоища, в котором волей-неволей поучаствовала и моя кижанка.

Ну, какой тут этнографический эксперимент со старинной стастью, что весьма удается в стране Суоми?! Мы пока и без разрешений, и без строгих напутствий не забываем, когда и где можно вычерпать из водоемы чуть ли не всю рыбу.

Мой финский знакомый, товарищ по увлечению рыбной ловлей, не занимается зимой ни мормышкой, ни блесной. Блесны, воблеры, спиннинг – все то будет летом здесь, у островов Балтийского моря, а по зиме свой рыбацкий дух мой коллега поддерживает только сетями…

Сети свободно продаются в магазине – выбирай любую на любую рыбу. Затем приобретай в банке билет-разрешение, стоимость которого зависит прежде всего от количества сетей, которые ты собираешься пустить в тоже Балтийское море. А дальше, запомнив разрешенные места и разрешенное время ловли и соблюдая все условия и запреты, пожалуйста, пускай сети на того же балтийского сига.

Сеть у моего знакомого стоит подо льдом в нескольких километрах от берега. Туда, к сетке мы добираемся сначала на машине по нормальной финской дороге, которой положено находиться в отличном состоянии в любое время года. Машину оставляем возле дороги, снимаем с багажника лыжи и уже на лыжах уходим по льду залива.

С собой только рюкзачок – для рыбы и для термоса с кофе и бутербродов – после того, как сеть будет проверена, мы разведем на островке небольшой костерок-тепличку, подкрепимся, а потом и подрубим несколько худосочных осинок для зайцев – мои здешние друзья не только рыбаки, но еще и охотники…

Тяжелая пешня, широкая лопата– черпак с отверстиями для того, чтобы очистить прорубь ото льда – все это остается здесь, на льду, в море, тут же на пешне и черенке лопаты и прочная веревка, которую пропускают под лед, чтобы вернуть проверенную сеть обратно.

Конечно, я удивлен, но для приличия только про себя – нельзя мне еще раз подтверждать здесь наше доморощенное варварство, когда ничего не оставишь на том же льду, когда и за сеткой, пущенной в воду, надо все время приглядывать, чтобы кто не упер. А тут и пешня, и черпак-лопата, и веревка – все новенькое, как будто только что из магазина, и сама сеть остаются вдали от берега одни без надзора целую неделю.

Улов в этот раз невелик – всего тройка сигов. Сегодня, после возвращения домой с рыбной ловли, их подсолят, а затем и закоптят – и вечером, пожалуйста, на сига горячего копчения.

Вот и вся сетевая ловля по зиме в здешних местах

За сигами горячего копчения мой финский знакомый вспоминает летнюю рыбную ловлю. Там другое дело – тогда надо идти к островам, оставлять свой катерок на заранее отведенном ему причале и, вооружившись спиннингом, обходить остров… Ловля обычная, известная нам по тем же губам и островам Онежского озера. Блесна отправляется подальше от берега, на глубину, а затем не спеша возвращается обратно. Вспоминаются тут гранитные, суровые берега нашего озера-моря, вспоминаются острова и поднявшиеся высоко над ними боры-черничники. Все эти места у нас еще не обжиты до конца, не окультурены, и встреча с ними всегда как встреча с самой первозданностью… А что здесь, у финнов?

Года через два после первого знакомства с зимней Финляндией привелось мне побывать здесь и по летнему времени.

Машина доставляет нас к причалу, к скромному, но деловому катеру, которым на паях владеют мой знакомый и два его товарища. Рубка, палуба сзади за рубкой, внизу двухместная каюта. Идем по Балтийскому морю к дальним островам архипелага. Погода чудесная – полный штиль, мирное солнце. Наконец причал у лобастого гранитного берега. В гранит посажен стальной стержень – за него и чалимся. У нашего катера свой именной причал. Пока мы готовим снасти, рядом с нами причаливает еще один, почти точно такой же катер. Это знакомые и Ялмари и его друзей. Но рыболов среди них, по-моему, нет – весь день они проведут только на своем катере.

Рыболовы пока только одни мы с Ялмари. Мне вручается спиннинг и пакетик с блеснами. Удилище, катушка – это передается мне только на время, на прокат, а вот пакетик с блеснами – это подарок.

Не раз отмечал я, как мои знакомые рыболовы-финны почти перед каждой (все-таки довольно редкой для них) рыбной ловлей прежде всего отправляются в магазин и приобретают там хоть какие-то, но новые снасти, которыми обязательно похвастаются потом перед друзьями. На этот раз заведенное здесь правило не обошло и меня – в подарок мне несколько довольно-таки дорогих, только что появившихся в продаже, блесен-лепестков.

У блесен весьма тяжелые грузы над крючками, сразу под лепестками. Лепестки узкие – по-моему они лучше подошли бы для быстрой реки – такими блеснами неплохо половить именно на течении. А здесь, в море, у острова, как в озере, лучше бы блесны с лепестками пошире, поупористей… Но дареному коню в зубы не смотрят.

Минуем кряжистые сосенки, поднявшиеся среди морских ветров над гранитом острова. От сосенок до обреза воды метров пятьдесят-семьдесят. И весь этот берег сплошь застелен жестковатой травой, больше похожей на низкорослые кустарники – карлики. Но это все-таки трава… Какая?.. Я тогда почему-то не задумался над этим, а сейчас точно вспомнить эти травянистые растения уже не могу. Тогда я больше был занят выбором места, где первый раз отправить свою блесну в морскую глубину.

И глубина, действительно, начиналась сразу от берега: у берега с метр – полтора шириной покачивалась вместе с приливной волной полоса водяных растений, а далее нагромождение камней круто сваливалось в темноту.

Спиннинговая ловля здесь довольно-таки проста: блесна посылается как можно дальше от берега, а затем эту блесну ты возвращаешь обратно, ведя обязательно как можно ближе ко дну. Моя тяжелая блесенка-лепесток это указание соблюдала, и ее крючок то и дело чиркал на дне по камням.

Один, другой, третий заброс – и только тут самый первый мой окунек, дань седой Балтики… Окунек средних размеров: весом граммов на триста и очень светлый. Такие окуни бывают только в прозрачной воде с таким же, как сейчас их одежда, светлым дном.

Управляюсь с пойманной рыбой и только тут отмечаю, что стою не просто на берегу у края воды, а на тропинке, видимо, давно намеченной здесь не одним любителем рыбной ловли. На тропинке почти нет никакой растительности, а вот рядом с ней, и справа, и слева, никем не смятая все та же самая трава-кустарнички, что первозданно выстилает все пространство от сосенок, тесно поднявшихся над островом, до самой воды. Значит, все любители рыбной ловли передвигаются тут вдоль берега только по этой тропе, а потому и не мнут, не портят остальной травяной покров.

Двигаюсь дальше по подаренной мне тропе и замечаю, что эта тропа еще и отмечена цветными ленточками. Ленточки, видимо, из какого-то мягкого пластика и прочно удерживаются среди травы-кустиков. Эти ленточки как указатели, куда можно, куда нельзя здесь наступать ногой.

Такой порядок меня не беспокоит, никак вроде бы и не ограничивает меня в моем передвижении: тропа достаточно широка и проложена вдоль берега как раз так, как удобней всего передвигаться здесь такому вот рыболову, как я… Ну, а чуть позже встречаются мне на тропе и молодые хозяева этой земли – ребята, добровольные защитники природы, как называют их здесь в Финляндии, обходят остров и проверяют свои ленточки-указатели. Защитники природы рассказывают мне, что иногда им приходится и подправлять эту тропу, размещать ленточки-указатели немного в другом месте – бывает, что они убеждаются по следам, оставленным вдруг не на самой тропе, а рядом с ней, что здесь тропа указана ими не очень удобно для людей, и тогда свой прежний проект они согласно изменяют. Сегодня выходной день, сегодня здесь будет много людей, которые тоже должны знать, что можно, а что нельзя тут, на острове, который при всем хозяйском внимании людей, пекущихся о его благополучии, никак не кажется слишком окультуренным. И даже аккуратная поленница дров, ровненько напиленных сухих сосновых веток и сложенных возле костра-очага, предназначенного для всех посетителей острова, никак не кажется чем-то инородным среди золотистых стволов сосенок и никем не обиженного борового мха. И даже общественный туалет, сработанный из досочек-вагонки, покрашенных под цвет сосновых стволов, не очень напоминает о людях, которые давно выбрали это место для своего воскресного отдыха.

Расстаюсь с молодыми людьми, защитниками родной природы, что отправились дальше подправлять вдоль тропы свои ленточки-указатели, и добираюсь наконец до скал…

Скалы не очень высокие, но между ними щели-колодцы, где лениво покачивается язык штилевого прибоя…

Такие узкие гранитные колодцы между скалами я встретил впервые в Карелии, на Укшезере, в Сургубе. К ним нельзя было близко подойти – мешали отвесные стены – этой прозрачной водой можно было любоваться только с высоты в несколько метров. И в этой узкой щели-колодце с удивлением обнаружил я большущих окуней – и таких окуней здесь было довольно-таки много.

Чем было такое естественное убежище для этих рыб-окуней: местом отдыха, отстоя в перерывах между охотами, или же охотничьей засадой? Тогда у меня с собой, как и теперь, тоже был спиннинг. Я отправил свою блесну в воду, не спеша стал подводить ее к окуням, собравшимся в своем колодце… Никакой реакции… Значит, сыты – значит, они здесь, в колодце, не в охотничьей засаде, на отдыхе.

Дальше забрасывать на глубину блесну я не стал, а просто опустил ее сверху в щель-колодец. Блесенка, легкий, отзывчивый на любое движение, лепесток, уходя на дно, сверкнул раз, два, три своим золотистым металлическим блеском…и тут же оказался в пасти окуня-разбойника.

Окунь был так велик, что я его не без труда извлек сначала из воды, а затем волоком по гранитной стене подтянул к себе.

Изучать дальше настроение окуней, собравшихся тогда в своем колодце, я не стал – оставил их в покое. А вот теперь, здесь на острове, поднявшегося когда-то среди волн Балтийского моря, очень даже хотел поискать окуней именно в здесь, щели-колодце. И одну такую сговорчивую рыбку я все-таки поймал.

Вот так, только с двумя окунями, и явился я пред светлые очи своего друга-финна, показавшего мне в свое время, как разыскивают подо льдом зимнего сига, а теперь вот доставившего меня на рыбную ловлю на остров Балтийского моря… У моего же друга Яльмари дела были не на много лучше, чем у меня: ему досталась вообще только одна единственная рыбина, но это рыбина была уже не окунем, а кумжой, правда, совсем небольшой – всего на какие-то полкилограмма. Эту кумжу, как трофей более достойный, отправили в холодильник, что был при нашем катере, ну, а моих окуньков-разбойников мы испекли на решетке очага и с аппетитом употребили на обед…Словом день этот закончился бы совсем чудесно, если бы не одно горькое событие, виновником которого волей-неволей стал прежде всего я сам…

Закончив обследовать гранитные щели-колодцы, я спустился со скалы и отправился дальше по тропе, огибавшей остров и приводившей в конце концов к тому самому месту, где стоял наш катер. И как раз тут впереди меня из прибрежной травы на воду поспешно выбралась утка, а следом за ней, чуть ли не приклеившись к ее хвосту, плотной кучкой оказались на воде и ее малые утята…

Я остановился, не желая дальше пугать утиное семейство. И утка, видимо, поняла, что большой опасности от меня не исходит, но все-таки не повернула к берегу, а продолжала оставаться на открытой воде…И тут откуда-то сверху к утке и ее утятам ястребом опустилась большущая чайка. Скорей всего это была именно серебристая чайка, не брезгующая частенько охотой за чужими птенцами…

Утка, видимо, еще не успела оценить опасность и подать сигнал тревоги, как чайка-ястреб ухватила клювом утенка и быстро поднялась с добычей над водой… И что меня, знавшего в общих чертах, как положено вести себя нашим уткам, особенно удивило: даже после атаки врага, унесшего у нее утенка, утка-мамаша не подала сигнал тревоги, не кинулась к спасительному берегу, ее утята не нырнули в воду, а вместе с незадачливой матерью продолжали не спеша двигаться куда-то дальше, как будто только что не произошло ничего особенного.

Я совсем присел на тропу, чтобы уже никак не пугать утиное семейство, долго ждал, что будет дальше, и только после этого утка соизволила вспомнить о спасительном береге, где среди густой травы пернатым врагам уже не так легко отыскать малых утят.

Это события я с грустью вспоминаю до сих пор, определенно считаю и себя, побеспокоившего утиное семейство, спугнувшего, вынудившего его выбраться на воду, пожалуй, главным виновником всего происшедшего.

Увы, такова жизнь: частенько мы волей-неволей, всего лишь по той причине, что мы просто есть, просто бродим по своим, и пусть точно определенным тропам, становимся причиной совсем не обязательных в иных случаях, потерь в природе…

Другого свидания с Балтийским морем в Финляндии мне пока не представилось. Но и этого одного, наверное, хватит, чтобы как-то оценить, что делают финны для своей земли, для своих воды… И возле такой воды действительно можно как следует отдохнуть

душой и телом после рабочей недели… Спасибо тебе, Финляндия, спасибо вам, мои друзья-финны – живите и дальше своей старательно устроенной жизнью… Мне же возвращаться домой в Карелию, где ждет меня несколько другая жизнь и другая рыбная ловля. И именно с этой рыбной ловлей по-русски и предлагаю я познакомить своего друга Ялмари…. Ялмари обещает обязательно приехать ко мне в тайгу и в конце концов слово свое сдерживает.

Я жду Ялмари в своем собственном доме на берегу Пелусозера. В этом доме я провел не один год, возвращаясь сюда всякий раз еще в самом конце зимы и расставаясь со своим жилищем на зиму только перед самыми холодами. Так продолжалось больше десяти лет. Но теперь мой дом почти сирота. Я приезжаю сюда нынче совсем редко, чаще здесь бывают мои сыновья, они-то и приносят мне известия, как там, в тайге, чувствует себя сейчас мое прежнее доброе жилище.

Нередко сыновья привозят мне с берегов Пелусозера и очень приятные для меня письма-благодарности от неизвестных мне людей, которые в своих путешествиях останавливались в моем доме. Такие посетители не приносят с собой никакого вреда гостеприимному для них жилищу – больше того, кто-то еще и убирает кой-какой мусор, оставшийся от других заезжих квартирантов, которые могут не утруждать себя даже уборкой за собой.

Сейчас, ожидая Ялмари, я прибыл на Пелусозеро заранее, чтобы навести хоть какой-то порядок, чтобы не ударить в грязь лицом перед страной Суоми, которая имеет право вслух гордиться даже своим самым чистым в Европе снегом.

Прежде всего инспектирую баню. Очаг в бане подправил в прошлом году мой младший сын – баня нормально топится. Ведра для бани и все остальное, необходимое для банного ритуала, в этот раз я привез с собой на своем трудяге уазике-буханке. Баня у меня топится по-черному. Кого-то эта особенность моего сооружения, предназначенного для высококачественного банного отдыха, может сначала и напугать, но только не жителя Финляндии, где баня по-черному, с дымом внутрь, считается самой дорогой баней… Словом, с баней у меня пока все в порядке.

Увы, мои прежние лодки меня в этот раз так и не дождались… Старая лодка, которую мои сыновья сразу окрестили «щукой», и которая шустро ходила под мотором, сгнила, а другую лодочку-кижанку, у которой корма и нос на одно лицо, чуть ли не перед самым моим приездом какие-то тати, прибывшие сюда с машиной, на глазах у всех местных жителей-дачников просто умыкнули и куда-то увезли.

Моя соседка, Дина Михайловна, уроженка нашей деревни, а ныне петрозаводская пенсионерка, тут же, как только я прибыл в Пелусозеро, шепотом сообщила мне, что она, мол, знает, кто и куда увез мою лодку, но ни за что не скажет.

Что делать – здешний народец давно живет круговой порукой, а вместе с тем и не очень уважаемым мною промыслом – умыканием чужого имущества, оставшегося почему-либо без прежнего хозяина.

Когда-то такую особенность здешних своих соседей пытался объяснить я социально-биологической особенностью местного населения, никогда не жившего в бытовой роскоши: мол, если прежний хозяин оставил что-то, что может пригодиться и пусть не сегодня, а когда-то в будущем, то зачем этому оставленному пропадать зря… Вроде бы все это можно понять и объяснить. Но эта логика, по моему разуму, требовала и относительно честности от соседей, подобравших в надежде, что ты не схватишься, что-то из твоего имущества: ну, взял, ну, попользовался, но явился вдруг хозяин, скажи ему, что его весла от лодки, его кастрюли-миски, его ведра из бани, его кочерга и даже лопата для хлеба и рыбных пирогов, на которой и положено отправлять в печь подобные изделия, – мол, все это у меня, мол, если надо, то верну обратно. А то лучше сам, без всяких разговоров, верни на место в дом все, что успел там позаимствовать, если прибыл домой хозяин… Ан, нет… Держат мои соседи у себя по домам все мое прежнее имущество и молчат, будто и не знают, не ведают, куда что делось из моего дома. Я же жалею их и, прощая, молчу: не хочу портить себе те несколько дней на берегу озера, которые могут быть в этот раз очень счастливыми для меня.

Бог с ними – он им судья. Но все равно как-то неприятно, нехорошо: увидишь те же весла, когда-то старательно выделанные вот этими самыми руками, отворачиваешься сам от дорого тебе предмета – вроде как бы и не они, твои соседи, уволокли у тебя из дома все до последнего гвоздя, до пробок-предохранителей от электрического счетчика… а ты сам вроде бы как-то и виноват перед ними в том, что стали они, якобы, по твоей вине этими самыми умыкателями.

Те несколько дней, что остались мне до встречи друга-финна, употребил я и на частичное восстановление хозяйства… Ну, Бог с ней куда-то утащенной лодкой-кижанкой – у меня в машине лодка-резинка «Кайман 3» с трёхсильным подвесным мотором «Джонсон». Обойдемся этой посудинкой. А вот свою собственную кочергу к печи и свою собственную лопату для рыбников пришлось мне все-таки чуть ли не со слезами выпрашивать обратно все у той же соседки-дачницы, еще больше раздобревшей на пенсионных хлебах.

Кочергой и лопатой я наконец обзавелся, муку и все остальное для приготовления нашей традиционной пищи из рыбы: ухи, рыбных пирогов-рыбников, жареных окуней, – я привез с собой. В конце концов все более-менее устроил и даже дом вокруг окосил тоже привезенной с собой косой– избавил его от травы, поднявшейся вокруг чуть ли не в рост человека, а там и отправился встречать своего иностранного друга…

Наша, забытая Богом деревушку, которую ее прежние обитатели, а ныне просто дачники, вспоминают теперь только по летнему времени, моего финского друга совсем не удивила. Он рассказывает, что у них, на севере Финляндии, еще к восьмидесятым годам обезлюдило много поселений, где до этого жили люди, заготавливавшие лес. Лес вокруг вырубили, не стало работы и безработные лесорубы переселились в соседнюю Швецию, но свои прежние, осиротевшие ныне, дома помнили и каждый год летом на время отпуска приезжали только сюда, на родину. Словом, такие дачники-кочевники известны были и в Финляндии.

Мне хочется спросить Ялмари, как сохраняются оставленные хозяевами дома, кто сторожит их, следит за ними, но я не хочу лишний раз расстраивать себя – я заранее знаю, что сравнение нашей здешней жизни, где теперь ничего не оставишь без присмотра, с жизнью Финляндии будет явно не в нашу пользу.

Совсем не напугал моего гостя и мой старый дом, некогда крепостью-красавцем поднявшийся здесь над озерной водой, а теперь осевший на одну сторону и давно просивший капитального ремонта… Ялмари – потомственный столяр-краснодеревщих, внук финского фермера, так что такие же дома, как у нас в деревушке, помнит еще с детства. Этот уже потом, когда явился интерес к современным жилищам, прежние дома, рубленные когда-то, как и у нас, топором из леса-кругляка, стали забываться, но и сейчас у кое-кого из фермеров еще остаются, несут свою хозяйственную службу старые, в основном подсобные постройки, сработанные точно так же, как и наши сараи, амбары…

Ялмари с топором в руках обходит весь мой дом и, время от времени постукивая обухом топора по бревнам, по торцам сруба, пощелкивает языком и негромко повторяет свое финское одобрительное «хюве, хюве» – хорошо, хорошо.

Если такой дом немного восстановить, то у них, в стране Суоми, он мог бы стоить больших денег. Сейчас самый дорогой дом у них в сельской местности вот такой, сложенный из кругляка. В таком доме из хорошего леса более здоровая жизнь, чем в современном жилище из современного материала. Но хорошего леса, годного для такого строительства, в Финляндии уже почти нет…

Следующий день мы встречаем на воде. У Ялмари в руках спиннинг, но он почему-то не очень торопится обловить все подходящие для щучьих засад места – мой гость просто сидит в лодке и, как зачарованный, смотрит на воду и на берега озера, к которому почти со всех сторон надвинулась самая настоящая тайга.

Берега нашего озера действительно немного диковатые для нового здесь человека – ты не спеша ведешь лодку вдоль сплошной стены темных, угрюмых елей и нет-нет да и ловишь себя на мысли, что очень может быть, сейчас вот из-за этих еловых стволов покажется какой-нибудь таежный зверь, хозяин здешних мест.

– Есть ли у вас медведи? – интересуется мой гость.

– Есть.

– Много?

– Сейчас, когда людей здесь стало поменьше, медведей прибавилось.

– И ты их часто видишь? – продолжает расспрашивать меня Ялмари.

– Бывает, что и встретишь, но редко. Медведь осторожный зверь, просто так на глаза человеку не попадется.

Первые медвежьи следы мы встретили на следующий день по дороге на Чебусозеро. Именно этот таежную воду я и хотел прежде всего показать своему финскому гостю.

От моего дома до Чебусозера километра четыре с половиной. Сначала на лодке добираемся мы в самый угол залива, оставляем там лодку и по тропе, почти совсем заплутавшей в зарослях малины, добираемся до небольшого мохового болотца…Здесь наша тропа обходит болотные кочки стороной, по сухому месту, то и дело огибая стволы могучих елок. Наконец мы выходим на дорогу.

Дорога тоже давнишняя, уже забытая даже тракторами-вездеходами, которые бывали здесь самыми последними, вывозя бочки с сосновой смолой-живицей, собранной химиками-смолокурами… Смолокуров в наших местах давно уже нет. О них напомнят тебе сейчас разве что старые следы-елочки, порезы на сосновых стволах, давно заплывшие потемневшей от времени смолой…