Текст книги "За крокодилами Севера (СИ)"

Автор книги: Анатолий Онегов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Этот мой лещ, подарок Тимкова озера, тоже необычно торжественно бронзовел своей чешуей. Он был неповторимо прекрасен и завидно тяжел, хотя мои пружинные весы и согласились отмерить для этого моего леща с поднос всего два с лишним килограмма…

Вот такой один единственный лещ и был подарен мне моими таежными озерами, скрытыми в то время от посторонних глаз косматыми еловыми дебрями.

Долго после встречи с таежными озерами в тогдашней Каргопольской глухомани путешествовал я по самым разным удивительным весям, но память, оставшаяся со мной от прежней таежной жизни, не желала успокаиваться, и в конце концов я сдался, согласился расстаться со всеми открывшимися для меня недавно гостеприимными, но, увы, так и не ставшими для меня родными местами, и снова отправился к себе, на Север.

И вот озеро Пелусозеро, самая граница Карелии и Архангельской земли. Здесь, на берегу озера мой дом – здесь я живу теперь с зимы до зимы и, конечно, какие-то местные тайны понемногу открываются мне…

Рыбу я ловлю не очень часто – только тогда, когда мои домашние требуют щуку на уху, окуней на сковородку или хорошую рыбу на пирог-рыбник. Тогда чаще всего я вспоминаю свой спиннинг и отправляюсь путешествовать по озеру.

Остров Васильев – откуда это имя, я так и не узнал. Остров – высокий бугор среди воды. Берега его также круто уходят в глубину. Ни кувшинок, ни кустиков куги возле острова почти нет, да и полоса рдестов здесь совсем не широка. Правда, в этой полосе рдестов, окружающих Васильев остров, то тут, то там очень занятные для спиннингиста чистые от травы коридорчики, уходящие от берега в глубину…Первый заброс, дожидаюсь, когда блесна ляжет на дно, кончиком удилища отрываю ее ото дна и начинаю проводку… И тут, в самом начале коридорчика довольно мягкий, никак не окуневый и не щучий удар по блесне… Блесна – вертушка, лепесток, фирменный мепс третьего номера… Рыба почти не сопротивляется, но идет тяжело то левым, то бравым боком, как водяной змей… Подсачек – и рыба в лодке. Лещ!.. Соблазнился блесной-железкой!..

Лещ очень приличный. Тяжелый. Пожалуй, с хороший поднос. Вес два с половиной килограмма.

И снова на те же донки, настроенные специально на леща, только подлещики и в крайнем случае килограммовые лещи…

Конец зимы – начало весны. Все тоже Пелусозеро. Ночной морозец после теплого, уже совсем весеннего солнца. Под ногами полированная гладь льда. Наконец добираюсь до самой глубокой нашей «Васькиной луды». Имя луды пришло сюда от меня – это место точно указал мне мой покойный друг-товарищ Василий Климов. С вершины луды скат на глубину: с четырех до пятнадцати-шестнадцати метров. Ловлю на глубине около шести-семи метров. В лунку уходит совсем небольшая зимняя блесенка, на крючке кусочек червя… Лунка пока не отзывается. Сверлю вторую лунку, тут же третью и четвертую. возвращаюсь ко второй. Очищаю ее, немного засвечиваю. Опускаю блесну. Блесна на дне. Раз-раз-раз – покачиваю блесну – и тут же хороший удар… Окунек граммов на пятьсот.

Снова блесна уходит в лунку. Снова такое же покачивание блесной у самого дна, но пока ничего. И вдруг чувствую на крючке тяжесть. Что это? Кто7 Почему без удара?..

Рыба идет к лунке более-менее согласно. Правда, с трудом проходит в отверстие, оставленное во льду коловоротом диаметром в сто тридцать пять миллиметров… Лещ – немного поменьше килограмма.

Снова блесна на дне. Играю, как умею, блесной. Пока пусто. Собираюсь сменить лунку и снова чувствую на крючке живую тяжесть… Кто там в этот раз? Неужели еще один лещ?

Рыба вроде бы согласно идет вслед за леской, не сопротивляется, но чувствую, что она потяжелей вот этого килограммового леща. Рыба почти у самого льда… Конечно, она не пройдет в лунку… Что делать?.. Никакой помощи ниоткуда…Обрезать леску?.. Жаль прежде всего блесну, мою верную, самую надежную мою зимнюю блесенку.

Скидываю с себя полушубок, стягиваю следом свитер и закатываю как можно выше рукав рубашки. Все это время удерживаю удочку ногой, чтобы рыба ее не утащила. Подготовился к «операции», снова беру удочку в руку, выбираю леску и молю Бога, чтобы рыба сошла с крючка сама… Нет, она все еще на крючке. Подвожу рыбу снова к самому льду, опускаю руку в лунку и стараюсь дотянуться до блесны…

Наконец, блесна и голова рыбы. Ощупываю голову, не прошедшую в лунку… Батюшки, да это же опять лещ – угадываю его губы-трубку. Да какого же ты размера, если лунка мала даже для твой головы?.. Блесна освобождена. Все… Вот он, еще один лещ размером с поднос, но, увы, на этот раз не мой…

О начале нереста лещей на Пелусозере обычно рассказывает рябина: зацветет рябина и явятся на нерест лещи. Ловля сетями на это время у нас была запрещена, хотя за этим запретом, на моей памяти, никто никогда не следил, а потому нашего леща и сокращали понемногу в числе все, кто пожелает. Но вот нерест заканчивался, проходило какое-то время и сети на нашем озере снова были в законе.

Сетями я почти не занимался, хотя одна замечательная сетка у меня была – ее мне подарили в Финляндии с напутствием, чтобы я в нее как раз и поймал самого большого своего леща: сетка была со стороной ячеи в восемьдесят миллиметров, т. е. как раз для ловли такой рыбы… Но пока эта сетка лежала у меня без дела и, может быть, лежала бы так и дальше, если бы однажды по утру мой младший сынишка не забил тревогу: «Папа! Папа! Смотри! Что это?»… Вслед за сыном я выглядываю в окно и не сразу понимаю, что именно происходил возле наших мостков, с которых мы берем воду…

Сначала мне показалось, что это наша знакомая гагара, птица, умевшая отлично нырять, пожаловала к нам в гости и теперь нырнула за какой-то надобностью, выставив при этом из воды свое крыло….Но это не гагара – это не крыло птицы разгуливает среди стеблей куги у наших мостков… Это спинной плавник какой-то очень большой рыбины…Конечно, это лещ!

И тут я все-таки вспомнил о подаренной мне в Финляндии сетке, осторожно отвел от берега свою лодку и на пути возможного следования загадочной рыбы распустил снасть, сплетенную из тонкой жилки. А затем вернулся домой и вместе с сыном стал ждать, что же будет дальше.

И нашу загадочную рыбину никак не смутила моя лодка, только что отведенная от берега, а затем вернувшаяся обратно – она по прежнему продолжала разгуливать у нас под окнами… Ну, а затем все-таки наткнулась на сеть. И нам ничего не оставалось, как достать из сети эту удивительную рыбину.

И снова мы доверились нашему пружинному динамометру: лещ, широкий, тяжелый, с высоченным спинным плавником-крылом потянул за четыре с половиной килограмма.

Да, это был замечательный лещ величиной больше любого подноса, на который обычно и сейчас в деревенском доме ставят посреди стола кипящий самовар

Рыбина была, видимо, очень старая, худая, желудок ее был почти пуст… Да, простят меня любители ловить и отпускать пойманную было рыбу – я совсем из другого класса рыбаков-любителей, а потому и доставшегося нам леща мы все-таки употребили в пищу. И тут я могу подтвердить известное мне еще из моих «старинных» рыболовных книг: достигнув определенного возраста, и наши лещи тоже заметно теряют свои пищевые качества.

КРАСНОПЕРКИ

Если свое начальное рыболовное образование я получил возле подмосковного дачного пруда и на берегу заливного озера в пойме Москвы-реки, то обучение по программе средней рыболовной школы я проходил на берегу реки Оки, что в своем неукротимом в то время течении предстала передо мной первый раз возле села Алпатьево, всего в каком-то километре от границы Московской и Рязанской области.

О реке своего детства я рассказывал уже не раз, обязательно упоминая при этом и железнодорожную станцию Фруктовую, и Слемские Борки. Станция Фруктовая была километрах в семи выше нашего села Алпатьева, а Слемские Борки были ниже нас по течению и, в отличие от нашего села и станции Фруктовая, лежали на левом берегу реки среди заливных лугов.

Вот здесь, на этом участке Оки, от Крутого Яра, куда приезжему рыбаку проще было добраться со станции Фруктовая, до паромной переправы с нашего берега к селу Слемы, и познавал я премудрости рыбной ловли, знакомясь соответственно с теми или иными обитателями тогдашней Оки.

Ерши-сопливики, а следом за ними и окуньки, что, как и ерши, попадались на наши донные удочки-закидушки, были самыми первыми моими трофеями. Следом за ершами и окуньками доставались уже окуни покрупней, что нет-нет да и соблазнялись ершиками, попавшимися до этого на мою донку.

На те же донные удочки-закидушки, но наживленные уже не червем, а живцом, мог попасться к концу лета и совсем неплохой шереспер, а беззубку или раковую шейку, как правило, редко обходили своим вниманием лобастые голавли.

Лещи ловились тоже на донные удочки, но в отличие от ершей, окуней и голавлей, требовали уже более основательной подготовки и надлежащего терпения от рыболова: лещей я ловил уже с прикормкой, предварительно закатывая в глину распаренный овес… Лещи, которых я ловил здесь, прямо у нас под селом, были хороши – все как на подбор.

Слышал я не раз, что в Оке велись и страшенные сомы, что эти самые сомы могли неожиданно всплыть к самой поверхности и вот так вот, довольно-таки долго возлежать у всех на виду… Такое явление наших сомов даже пастухи, отвечавшие за сельское стадо и обычно знавшие все на свете, объяснить никак не могли, но зато очень точно предсказывали по таким странным сомам близкую грозовую непогоду. И обычно не ошибались. Эти же пастухи, с которыми я, городской мальчишка, которого каждый год отправляли сюда из Москвы на лето, водил дружбу, рассказывали мне, что сомы, мол, очень любят подплывать к стаду коров, когда те, прибыв со своих лугов к реке, на полдня, заходят от жары далеко в воду. Вот тут-то, мол, сомы и безобразничают – самочинно выдаивают из коровьего вымени чуть ли не все молоко.

Позже упоминание о подобных рассказах встретил я и у Л.П. Сабанеева в его «Рыбах России», но Леонид Павлович вроде бы определил эти рассказы, как не очень достоверные… Словом, и о сомах, обитавших в то время в нашей Оке, я тоже кое-что тогда знал.

Знал я тогда, пожалуй, и все способы рыбной ловли, которые практиковались у нас и местными и приезжими рыболовами, видел даже спиннингистов, что успешно ловили шересперов возле наших Песков, на перекате пониже Крутого Яра. Знал я в то время, когда и с какой снастью пожаловать к тому или иному заветному месту на нашей Оке, и только Крутой Яр до поры до времени оставался для меня загадкой, тайной, да еще и тайной страшноватой.

Представьте себе высоченный берег-обрыв, уходящий отвесной стеной сразу в речные водовороты… Стоит оступиться, поскользнуться тут на сырой глине обрыва, и сразу скатишься вниз и, если и не утащит тебя буйная река тут же в какую-нибудь свою воронку-водоворот, то выбраться из воды на берег ты все равно вряд ли сможешь – здесь, где берегом была отвесная, зализанной течение, стена глины, пловцу, терпящему бедствие, просто не за что было уцепиться… И так почти вдоль всего Крутого Яра. И только в одном месте сверху вниз по серой глине обрыва было намечено что-то вроде тропки, которая заканчивалась у самой воды совсем небольшим уступчиком, на котором при большом желании мог бы разместиться тот же рыболов, отважившийся вдруг поискать здесь свое счастье…И такого рискового человека с удочкой в руках у Крутого Яра я однажды все-таки встретил…

Незнакомый мне рыболов, спустившись вниз по той самой, едва намеченной тропке, которую я не так давно обнаружил, стоял у самой воды, держа в руках длиннющее бамбуковое удилище… Когда его поплавок удалялся на расстояние, ограниченной леской, рыболов делал короткую подсечку, затем перекидывал свою снасть налево, в начало проплыва, и снова, не отрываясь, следил за поплавком.

Незнакомый мне человек ловил рыбу в проводку. Такая ловля была мне уже известна, и я бы давно устроил ее у нас под горой, на которой стояло село Алпатьево, но вот беда, для проводки в том месте нужна была хоть какая-нибудь лодка, а лодок в селе не было.

Мне объяснили, что лодки у нас не держат по той причине, что здесь, под горой, лодки остались бы без присмотра, и люди, проплывающие мимо нас на баржах, вполне могли бы эти лодки умыкнуть, подцепить к барже, притопить, чтобы не было видно, и так сплавить добытое воровским промыслом суденышко на юг, в низовье той же Волги, где лодки были тогда в большой цене.

Словом, проводка моя пока так и не удалась. А тут – на тебе: человек ловил рыбу в проводку без всякой лодки, обходясь одним, правда, только очень длинным удилищем…

И рыба у этого отважного рыболова, рискнувшего спуститься по нашему Крутому Яру к самой воде, действительно ловилась – ловились и подлещики, и плотвицы, правда, не очень крупные, но все равно ловились исправно и верно, чуть ли не при каждом проплыве поплавка.

Но что отметил я тут: поплавок, увлекаемый сильным течением, будто и не торопился вслед за рекой, он явно сопротивлялся реке, порой задерживаясь на месте, как задерживается на течении снасть, крючок которой то и дело цепляется за дно…

Так все и оказалось: рыболов, прибывший к нашему Крутому Яру из самой Москвы, настроил свою снасть так, чтобы спуск, расстояние от поплавка до крючка с насадкой, был немного побольше глубины реки в этом месте. Если сделать спуск поменьше, приподнять здесь насадку и груз-дробинку надо дном, то сумасшедшее течение тут же подхватит крючок с насадкой и грузило и вытянет вперед леску, поднимет насадку надо дном так, что никакая рыба, стоящая тут возле самого дна, эту насадку и не увидит. Вот и пришлось удлинять спуск с таким расчетом, чтобы и крючок с насадкой, и груз-дробинка волочились по дну следом за поплавком.

Конечно, тут следить за поплавком трудно – ведь поплавок все время подергивается-ныряет, но если постараться, то и в этом случае можно увидеть прижим-поклевку, угадать момент подсечки.

Московский рыболов, закончив ловлю, щедро поделился со мной всеми тайнами своего занятия. И я, конечно, как говорится, тут же загорелся: и мне бы так… Но чтобы у меня все было именно так, как у моего нового знакомого, мне надо было прежде всего обзавестись довольно длинным удилищем, ибо глубина, на которой и велась эта ловля была около пяти метров. Ну, а такое удилище можно было поискать только в Москве… Значит, ждать придется до следующего лета…

Нужного мне шестиметрового удилища в магазинах в то время не было и в помине – тогда можно было купить только двух – и в крайнем случае трехколенные удилища и то далеко не лучшего качества. Но в магазине «Охотник» на Неглинной улице мне любезно подсказали, что вот-вот к ним должны поступить длинные бамбуковые хлысты, из которых и можно изготовить нужную мне снасть.

Прибытие этих самых хлыстов я караулил долго и, к счастью, угадал как раз на самую распродажу. Выбранные хлысты там же, возле магазина, я разделил пилкой на колена и, подобрав к этим коленам соответствующие соединительные трубочки, стал обладателем вполне приличных шестиметровых удилищ.

Эти удилища, одно полегче – на всякую мелкую рыбу, другое потяжелей – для ловли на живца, долго путешествовали вместе со мной. Они и сейчас целы и невредимы – время от времени я заменял только кончик у удочки полегче, который, бывало, не выдерживал вдруг борьбы с рыбиной посолидней. Такой ремонт я проводило обычно почти что на месте ловли, ибо на такой случай у меня в запасе всегда был тонкий бамбуковый кончик.

Сейчас в моем арсенале самые разные современные удилища из самых разных современных материалов, но скажу честно: нередко я вспоминаю своих прежних скромных спутниц и в каких-то случаях отдают предпочтение именно им…Особенно хорошо мое бамбуковое жестковатое удилище для летнего отвесного блеснения, а удилище потяжелей обычно вспоминаю я, когда собираюсь поискать щук среди завалов-коряг на таежных озерах. Здесь моя старинная живцовая снасть – «макалка» работает отлично – с помощью длинного и жесткого удилища я точно опускаю своего живца в любой прогал среди прибрежной травы, в любое не занятое корягами даже самое малое оконце, да еще при таком удилище можно очень ловко «постучать» – побулькать по воде живцом и тяжелым поплавком, чтобы таким способом выманить хищника из его засады.

Итак, к встрече с Крутым Яром я был вроде бы вполне готов, но, увы, в тот год этой встрече не суждено было состояться – я не смог отправиться в село Алпатьево, на Оку, и моя новая, еще не опробованная снасть, моя шестиметровая удочка вынуждена была дожидаться своего первого испытания на воде еще целый год. Ну, а когда Ока снова встретила меня, Крутой Яр почему-то не позвал сразу к себе, и я прежде отправился в луга к Слемским Боркам, недалеко от которых и были постоянно прописаны в Окской пойме три больших заливных озера: Осетриное, Ситное и Долгое.

Откуда взялось такое название у Осетриного озера, никто толком мне так и не объяснил. Но с Ситным и Долгим озерами было намного проще: Ситное было круглым, как ситный хлеб, выложенный на стол из русской печи, ну, а Долгое озеро действительно было долгим и больше походило на не очень широкую, тихую речку, заплутавшуюся в здешних лугах.

Почему именно Долгое озеро первым позвало меня к себе?.. Не знаю…Самая гладь озера была наполовину скрыта от постороннего взгляда высоченной стеной-частоколом озерного камыша-куги, и чтобы добраться тут до чистого места, надо было заходить в воду чуть ли не по пояс, расчищая перед собой хотя бы узкий коридорчик в густой куге. И только после всего описанного ты получал право опустить свою снасть в крохотное оконце среди листьев кувшинки – и то такое упражнение удавалось тут только обладателю очень длинного удилища, у меня таковое было и я, разумеется, хотя бы поэтому надеялся здесь хоть на какой-то успех

Всю положенную работу я проделал и крючок с насаженным на нем навозным червем, грузило-дробинку и поплавок в оконце рядом с листом-блюдцем кувшинки наконец опустил… Поплавок чуть вздрогнул и тут же замер в ожидании дальнейших событий. И события не заставили себя долго ждать: совсем скоро поплавок чуть качнулся, чуть огрузился в воду, а там и все быстрее и быстрее стал уходить в сторону… Подсечка – и кто-то довольно сильный, упорный оказался у меня на крючке.

Судя по характеру поклевки и по поведению попавшейся на крючок рыбы, я почти тут же сделал вывод: окунь! Сейчас главное, не пустить этого окуня в траву, не дать ему запутать леску в зарослях кувшинки… И вот первый подарок Долгого озера показался из воды… Нет, это совсем не окунь – увесистая, плотная рыбка, словно хороший карась, куда больше моей ладони, блестящая, в золотистой чешуе с ярко-красными нижними плавниками … Конечно, это была красноперка, самая первая моя красноперка – пожалуй, самая красивая рыбка среди всей прочей так называемой белой рыбы.

Пойманная красноперка в садке. Поплавок снова аккуратно опущен в оконце среди листьев кувшинки. Поплавок замер и опять почти тут же все быстрей и быстрей стал уходить в сторону… И еще одна точно такая же рыбка-красавица оказалась у меня в садке.

Облюбованное мной оконце среди травы исправно поставляло и поставляло мне одну красноперку за другой. Почему эти рыбы-красавицы не разбегались в разные стороны, не исчезали, не покидали того места, где я вытягивал и вытягивал из воды одну за другой их родных сестер?.. Уж на что азартными бывают другой раз окуни, но и то умеют они остановить свой азарт, почувствовав беду, и в конце концов покидают то место, где один за другим пропадают их собратья. А тут какое-то безразличие ко всему на свете, кроме навозного червя, опущенного им под нос вместе с предательским крючком.

Не знаю, сколь долго продолжалась бы такая ловля, если бы я сам не закончил ее, посчитав, что пойманного сегодня вполне хватит и мне и моим соседям, которых я время от времени снабжал рыбой.

День спустя я снова навестил Долгое озеро, снова забрался в воду чуть ли не по пояс, и опять, как и в первый раз, красноперки тут же находили моего червя, а там и одна за другой оказывались у меня в садке.

Но потом что-то случилось, что-то произошло там, в воде, и дальше своих красноперок я не нашел. Может, они переместились куда-то? Я еще и еще раз расчищал подходы к воде в новых, на мой взгляд, очень даже замечательных местах, но своих знакомых красноперок так нигде и не нашел. Возможно, в конце концов я бы и отыскал этих рыб-красавиц, но тут от Долгого озера меня отвели лещи, что, по рассказам, моих друзей-паромщиков, как раз теперь подошли большущим отрядом к острову, поднявшемуся высоко из воды чуть ниже Слемских Борков. Этот остров я отыскал, отыскал и лещей и здесь, за колдовской охотой на окского леща о своих красноперках и подзабыл.

Увы, этих рыбок, похожих одновременно и на увесистую плотву и на золотистого карася, я долго нигде не встречал, хотя и ловил все это время рыбу в самых разных местах, от подмосковных водохранилищ до Нижней Волги. Говорят, что очень приличные красноперки ведутся в той же Ахтубе, но там я охотился больше со спиннингом, а потому и не встретился с красноперкой.

Но вот Архангельская тайга… Я с весны до глубокой осени исследую и исследую самые разные таежные озера и тут в озере с таким же именем, как и то озеро Долгое в пойме Оки, наконец встречаю рыбку-красавицу в золотистой одежде с ярко-красными, щегольскими плавниками…

На Долгое озеро я прибыл в середине июня, когда только-только отыграл свои игры-нерест местный лещ. Подправил свое будущее жилище, охотничью избушку, подремонтировал лодчонку-челночек, выдолбленную из целого осинового ствола, «зарядил», как говорят здесь, свою самоловную снасть-жерлицы и теперь каждое утро отправляюсь в путешествие по озеру, больше похожего на тихую, глубокую реку, чтобы проверить свои самоловки, снять пойманных щук, а затем, наловив новых живцов, снова зарядить свои самоловки.

В то утро я также объехал все свои жерлицы, а там и отправился на поиски новых живцов, которыми надо было заменить уснувших и сорванных щуками. Живцов-окуней наловить в Долгом озере было не очень сложно, но окуньки, хотя и дольше держались на крючке, но наших щук интересовали меньше, чем живцы-плотвички. А потому я и вел свой челночек-долбленку вдоль самого берега и все время приглядывался, не мелькнет ли где желанная плотвичка.

И вот, кажется, этих рыбок я наконец обнаружил… Опускаю в воду у самой травы крючок с червячком, и поплавок тут же исчезает под водой, исчезает быстро, резко, совсем не так, как при поклевке плотвы…

Легкая подсечка – и у меня в руках вместо ожидаемой небольшой плотвички увесистая, красивая рыбка с ярко-красными брюшными плавниками… Красноперка!

Я приглядываюсь к воде и вижу, как у самого берега крутятся возле травы быстрые, резвые рыбки, будто играют друг с другом в какую-то свою игру.

Крючок с червяком снова в воде, и снова почти тут же у меня в лодке оказывается еще одна, точно такая же, красноперка…

Догадка моя подтверждается: эти рыбки-красавицы здесь, возле самого берега, открыто играют свою главную в жизни игру. Да, все получается именно так: только что отнерестились лещи, а следом за ними обычно и идет нерест красноперки.

Солнце уже успело высоко подняться над тайгой и теперь оно заглядывает прямо в воду: весь заливчик-пятачок, где нерестятся сейчас мои красноперки, насквозь просвечивается солнцем, и от этого веселого утреннего света рыбки, кажется мне, суетятся, носятся взад и вперед еще быстрей, еще резвей.

Я опять предлагаю красноперкам, занятым очень важным для них делом, своего червяка, и они опять никак не отказывются от него…

Вот это рыбки: и икру мечут и от закуски не отказываются, да, еще мало того, завидев моего червя, сразу забывают о своем главном деле и наперегонки бросаются к нему.

Красноперок, мечущих икру, действительно можно было ловить и ловить. Но такая ловля не доставляла мне никакого удовольствия – мне никак не хотелось мешать главному делу моих милых рыбок. И я отложил свою удочку и дальше оставался возле нерестящихся рыбок только молчаливым наблюдателем.

Шло время, все выше и выше поднималось солнце, скоро полдень – мне уже давно пора было наловить живцов и «зарядить» свои жерлицы-самоловки, но я все еще оставался здесь, где встретился с рыбками-красавицами, и по-прежнему не отмечал признаков того, что игра-нерест собирается стихнуть, остановиться хотя бы на время.

Мне давно была пора приниматься за свои обычные дела, и перед тем, как взять в руки весло и тихонько отвести от берега лодку, я все-таки вспомнил о своей удочке и еще раз решил проверить: так ли уж охочи до еды эти красноперки, мечущие икру, или же моим червяком интересуются все-таки рыбки, не принимавшие непосредственного участия в нересте…

Червяк, насаженный на крючок, в воде. И как раньше, тут же к этому червяку бросается рыбка, только что игравшая со своими товарками… Я вижу эту рыбку, схватившую моего червяка, и не по поплавку, а по движению этой красноперки определяю момент подсечки.

Рыбка, почувствовав крючок и леску, которая никак не желает ее отпускать, кинулась было в сторону, перевернулась на бочок и вот-вот должна была последовать за моей снастью… И тут из-под лодки тенью-молнией метнулась к рыбке, попавшейся на крючок, очень приличная щука.

Щучью челюсти сжаты, охотник, перехвативший у меня рыбку, останавливается после броска-атаки. Я хорошо вижу все, что происходит сейчас в воде, и потихоньку-потихоньку стараюсь подтянуть щуку-разбойницу е своей лодке.

Моя красноперка пока у щуки поперек пасти – хищница пока не переворачивает добычу, чтобы затем проглотить. Я, конечно, не надеюсь доставить в лодку эту щуку. Сейчас она, почувствовав сопротивление мой снасти, разожмет челюсти и оставит рыбку, попавшуюся на мой крючок. Но удачливый охотник пасть пока не раскрывает, и я медленно-медленно подвожу эту щуку к борту своей лодки. В воде уже мой широкий подсачек. Вот-вот я подведу его под оплошавшую рыбину… Но в это время из-под моей лодки вырывается еще одна тень-молния и хватает поперек туловища щуку, которая пока так и не разжала свои челюсти. И весь этот «слоеный пирог»: красноперка, щука и еще одна щука, – по инерции медленно движется в сторону к берегу.

Я снова приподнимаю свое удилище и пробую подтянуть этот чудовищный «пирог» к лодке. И страшный «пирог» вроде бы начинает подчиняться мне…

Подсачек снова в воде… Вот-вот… И в конце концов я все-таки подхватывают своим подсачком обеих щук.

Щука, атаковавшая свою соплеменницу, опомнилась только тогда, когда я поднял ее вместе с подсачком из воды – она широко раскрыла пасть и отпустила свою добычу. А самая первая щука-охотница разжала челюсти и освободила мою красноперку уже в лодке.

Красноперка, попавшаяся мне на крючок, как и ее подруги, оказавшиеся ранее в моей лодке, была чуть побольше моей ладони. А вот самая первая щука, напавшая на красноперку, выглядела куда солидней своей добычи – весу в ней было явно за килограмм. Вторая же щука меня, честно говоря, немного разочаровала. Судя по всем предыдущим встречам с такими вот каннибалами, килограммовый «живец» должен был соблазнить охотника никак не менее трех килограммов весом, на самом же деле этот охотник, поплатившийся за свою патологическую жадность, был не намного тяжелей своей предполагаемой добычи.

Щуки успокоились у меня в лодке. Успокоилась вода возле моего суденышка, и я снова хорошо видел в этой прозрачной воде красноперок, красноперок и красноперок, которые, как ни в чем не бывало, продолжали свою главную в жизни игру тут же, где только что объявлялись их главные враги-щуки.

Такие вот это невозмутимые, открытые рыбки-красноперки, рыбки-красавицы!

Закончил я эти воспоминания о своих красноперках и решил напоследок заглянуть в «старинные» книги, доставшиеся мне от деда и от отца. И здесь, в «Спутнике рыболова-удильщика» (автор Н. Рождественский. Москва. 1928 год) с удовольствием перечитал строчки, посвященные нашей рыбке-красавице. Я думаю, что и вы не откажетесь познакомиться с описанием красноперки, оставленным когда-то на страницах «старинного» «Спутника рыболова-удильщика»:

«Хотя эта рыба и очень похожа на плотву, но между ней и обыкновенной плотвой имеются весьма существенные различия… Красноперка гораздо шире обыкновенной плотвы; крупноватой своей фигурой и складом она очень похожа на подлещика, покрыта чешуей желто-золотистого блестящего цвета; края чешуи как будто оторочены золотисто-коричневой каемкой; перья, особенно нижние, ярко красного цвета, отчего она и получила свое название; глаза коричневые. Все это вместе взятое делает из красноперки одну из самых красивых наших рыб. Изредка попадается особая разновидность красноперки с красной чешуей, называемая, например, в Вышнем – Волочке – корольком… Ловить красноперку надо по преимуществу на червя, но можно также и на хлеб. Клев ее совершенно отличен от клева плотвы: она не теребит, не рвет, не таскает крючка, схватив за кончик червяка; красноперка или вовсе не берет, или берет верно…»