Текст книги "Бехтерев"

Автор книги: Анатолий Никифоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Большое внимание Бехтерев придавал необходимости совершенствования личности человека. При этом он отмечал, что «дело идет здесь не о простой образованности, ибо образованность еще не предполагает ни нравственного, ни эстетического воспитания, а между тем в этом вся суть… Дело не столько в самой образованности… сколько в создании характеров, в развитии самодеятельности, в приучении к плановому труду и переносливости различного рода испытаний, в развитии чувства долга и необходимости помощи другим во всех вообще случаях. Долг и помощь другим должны быть идеализированы, они должны войти в плоть и кровь учащегося, должны сделаться второй его натурой…

Как бы ни была мрачна действительность, – настаивал Бехтерев, – человек никогда не должен предаваться унынию и отчаянию. Он должен видеть идеал жизни не в роскоши, а в скромности, не в праздности, а в труде, не в уме только, но и в сердце. Девиз этот, – говорил он, – должен быть общим, и он должен подавлять губящий жизнь пессимизм, не дающий человечеству ничего вообще, кроме гнетущего мрака и смерти. Борьба с пессимизмом, – считал докладчик, – должна быть предметом самого внимательного отношения педагогов как высших и средних, так и низших школ. Прививание своим воспитанникам лучших общественных идеалов, вера в которые в современном обществе стала ослабевать, должно быть вообще первейшей задачей школы».

Бехтерев хотел, «чтобы человек верил в совершенствование человечества, верил в его будущее и в грядущее торжество разума и идеалов. Нужно, – говорил он, – чтобы эта вера ничуть не колебалась, когда человек встречается с кажущимся крушением идеалов, когда, по его мнению, лучшие общественные идеалы нагло и непрестанно попираются. Человек должен всегда верить… в торжество разума, – призывал Бехтерев, – того разума, который и создал идею добра на земле… веру в торжество лучших общественных идеалов, ибо высший разум и зло несовместимы друг с другом».

В заключительной части выступления докладчик сказал: «Кто колеблется под напором жизненных условий, кто чувствует над собой непомерную тяжесть современного жизненного режима и готов под его тяжестью пасть и кончить самоубийством, тот ни на минуту не должен забывать, что бывали в жизни человечества и более мрачные эпохи, и тем не менее они миновали, и не только миновали, но даже способствовали возрождению человеческого духа, и это возрождение было обязано именно тем борцам, которые стойко держались в жизненных условиях и не отступали ни перед какими испытаниями; оно обязано их вере в идеалы и неустанной борьбе за лучшее будущее. Будем же и мы, – обращался Бехтерев к аудитории, – полны этой веры в лучшее светлое будущее, которое наступит непременно и наступит скоро, ибо за мраком ночи должно следовать утро, и оно будет тем радостнее, чем мрачнее и длиннее была ночь».

Завершение речи Бехтерева было встречено бурными аплодисментами. А когда Бехтерев спустился с трибуны, к нему стремительно метнулся полицейский пристав Строев и потребовал текст доклада. Бехтерев категорически отказал ему, объяснив, что у него имеется лишь один экземпляр речи, но он предназначен для прессы.

Во время происходившего в Москве I съезда «Русского Союза отечественных психиатров и невропатологов» в Киеве от ран умирал глава российского правительства и министр внутренних дел П. А. Столыпин. Туда он приехал, сопровождая императорскую семью, направлявшуюся на открытие памятника Александру II. 1 сентября в Киевском оперном театре для именитых гостей давался концерт. Во время антракта к сидевшему в первом ряду Столыпину приблизился сотрудник охранки и в упор несколько раз выстрелил в него из браунинга. Все это происходило на глазах многочисленной публики и находившегося в ложе царя.

Через четыре дня Столыпин умер, и на пост председателя совета министров Николай II назначил бывшего министра финансов В. И. Коковцева. В его продвижении большую роль сыграл пользовавшийся к тому времени бесконечным доверием царя авантюрист Григорий Распутин. Другой ставленник Распутина, А. А. Макаров, вскоре стал министром внутренних дел. Он сразу же взял курс на дальнейшее ужесточение порядков в государстве. Донос московского градоначальника об антиправительственных высказываниях Бехтерева на съезде, составленный со слов пристава Строева, сразу же попал в руки вновь назначенного министра, стремившегося своим усердием оправдать оказанную ему царскую милость. За Бехтеревым был учрежден негласный полицейский надзор. Информация о крамольном содержании его московской речи попала к военному министру и к министру народного просвещения. Им намекнули, что «должные выводы» они должны сделать сами. Но даже министрам трудно было предпринять что-либо против известного всей России ученого и мыслителя.

Жизнь, однако, текла своим чередом. Бехтерев по-прежнему руководил кафедрами в Военно-медицинской академии и в Женском медицинском институте, занимался разнообразной общественной деятельностью, но особенно много внимания уделял дальнейшему расширению Психоневрологического института.

Летом 1911 года на осушенных землях за Невской заставой завершилось строительство основного четырехэтажного здания Психоневрологического института. С осени там читались лекции, проводилась значительная часть практических занятий. В этом здании насчитывалось шесть лекционных аудиторий. Там же находились и лаборатории: химическая, физическая и гистологическая. Нашлось здесь место и для канцелярии института.

В том же году при Психоневрологическом институте во временном помещении на Петроградской стороне открылось нейрохирургическое отделение, возглавляемое Л. М. Пуссепом, а затем и физиотерапевтическая поликлиника, которой руководил другой ученик Бехтерева – К. С. Агаджанянц. Тогда же начала функционировать и амбулатория для больных алкоголизмом. С сентября и до конца года ее посетило 819 человек.

6 мая 1912 года при Психоневрологическом институте открылся еще один специализированный научный центр – Экспериментально-клинический институт по изучению алкоголизма. Ничего подобного не существовало прежде нигде в мире. В трехэтажном здании с оригинальным фасадом, выходившим на Казачью улицу (ныне улица Бехтерева), построенном по проекту архитекторов Р. Ф. Мельцера и А. И. Балинского, располагалась большая аудитория на 400 человек, палаты и комнаты дневного пребывания для больных, амбулатория, гимнастический, электролечебный и водолечебный кабинеты, столовая, мастерские и многочисленные вспомогательные помещения, в которых вскоре были развернуты физиологическая, психологическая, биологическая, гистологическая лаборатории, ботанический и зоологический кабинеты, а также фундаментальная научная библиотека Психоневрологического института, насчитывавшая к тому времени 11 тысяч томов. Еще в период строительства института его проект, сопровождавшийся подробной объяснительной запиской о целях и задачах учреждения, был представлен на международной выставке в Турине. Комитет выставки особое внимание уделил тогда самой идее создания лечебно-научного учреждения нового типа и присудил высшую премию ее автору – Бехтереву.

На открытии Экспериментально-клинического института по изучению алкоголизма, или, как его вскоре стали называть, Противоалкогольного института, Бехтерев выступил с большой речью «Вопросы алкоголизма и меры борьбы с его развитием», в которой излагал задачи нового института, сводившиеся к изучению влияния алкоголя на организм, опираясь при этом на строго научные методы и разработку действенных путей борьбы с алкоголизмом – этим страшным злом, разрушающим здоровье людей, ослабляющим производительные силы в государстве и нравственные устои народа.

Среди возможных мероприятий по борьбе с алкоголизмом Бехтерев упоминал в своей речи снижение крепости поступающих в продажу спиртных напитков, употребление их обязательно с пищей, широкое распространение и пропаганду напитков естественного брожения – пива, меда, кваса, натуральных вин и, разумеется, безалкогольных напитков. Особое внимание при этом он уделял изменениям социально-экономических условий жизни народа. «Проповеди идей трезвости, – настаивал докладчик, – связаны с созданием здоровых интересов в населении». В речи Бехтерева обращала на себя внимание широта проблем, изучением которых должен заниматься институт: от субъективных реакций на определенные дозы алкоголя до путей социальных преобразований.

14 сентября 1912 года открылась психиатрическая клиника Психоневрологического института. Ею руководили Гервер и Останков. В тот же день на территории института было заложено здание клиники нейрохирургии и хирургии имени Н. И. Пирогова. Неподалеку строились здания Педологического института в Эпилептическая клиника.

В конце сентября на I съезде по семейному воспитанию Бехтерев выступал с докладом «Об эволюции психики ребенка». Чтобы получить возможность изучать развитие психики не только у здоровых, но и у больных детей, при Психоневрологическом институте была организована и Воспитательная школа для детей с пониженной успеваемостью, нервных и слаборазвитых детей (Надеждинская улица, дом № 18). В школе учились дети в возрасте от 7 до 17 лет с различными формами патологии нервной системы. Часть из них размещалась в созданном при школе пансионате, большинство же учеников жило в семьях. Эта школа, возглавляемая А. Ф. Лазурским, стремилась обеспечить возможно большее развитие психики у больных детей, укрепить их физически, «приохотить» к работе и, если окажется возможным, вернуть их в нормальную школу. При воспитательной школе работали шестинедельные курсы для лиц, интересующихся обучением и воспитанием умственно отсталых детей. Эти курсы посещались учителями, воспитателями, родителями. Уже в 1912 году вышли в свет два первых номера созданного при Психоневрологическом институте научного журнала «Вопросы врачебно-педагогической патологии».

В 1912 году в Психоневрологический институт, учебная база которого значительно расширилась, приняли 1065 слушателей. Общее число обучающихся в институте достигло 2590 человек.

Глава 8
НЕБЛАГОНАДЕЖНЫЙ

Проявляя колоссальную настойчивость и титаническую трудоспособность, Бехтерев достиг немалых успехов в осуществлении поставленных целей. При этом на его пути, помимо естественных трудностей, встречались и искусственно создаваемые препятствия. Так, в 1912 году он был вовлечен в скандальную историю в связи с созданием Экспериментально-клинического института по изучению алкоголизма, которая отняла у него немало энергии и сил.

При создании Экспериментально-клинического института по изучению алкоголизма Бехтерев добился решения о выделении министерством финансов 400 тысяч рублей, необходимых для его строительства и оснащения. Однако к тому времени, когда строительство института уже было завершено, министерство ассигновало на него лишь 250 тысяч. 80 тысяч рублей Совету Психоневрологического института пришлось затратить из своих фондов. Требовались дополнительные расходы на оснащение столь необходимых в научно-исследовательском учреждении лабораторий. В связи с этим Совет принял решение направить министерству финансов запрос на дополнительные ассигнования. К запросу прилагалась объяснительная записка «Об устройстве лабораторий для изучения влияния алкоголя на организм и для исследования алкоголизма в населении». Составление записки поручили сотрудникам Экспериментально-клинического института Горелову и Михайлову. Текст запроса и приложение к нему были одобрены на заседании Совета Психоневрологического института, проходившем под председательством профессора Гервера.

В министерстве финансов запрос и сопровождающая его объяснительная записка были приложены к проекту сметы департамента неокладных сборов и казенных питий и направлены для обсуждения в бюджетную комиссию Государственной думы. Член думы М. Д. Челышев счел нужным передать записку председателю алкогольной комиссии при Обществе народного здравия доктору M. H. Нижегородцеву «для открытого обсуждения с участием компетентных лиц». Такими лицами были признаны физиологи академики А. Я. Данилевский и И. П. Павлов и профессор H. E. Введенский.

Данилевский и Введенский, не вникая особенно глубоко в содержание бумаг, поддержали открытие нового научно-исследовательского учреждения. Павлов, придирчиво изучив текст «Записки», обнаружил в ней две весьма уязвимые фразы: «…Опыт показывает, что алкогольные напитки естественного брожения, не подвергнутые интенсивной обработке (дистилляции), не содержат более 9 % алкоголя, и при обыкновенном их употреблении количество вводимого в организм алкоголя не превышает отношения 1,0 грамм на 1 кг веса, то есть количества, остающегося безвредным…». И далее: «…Но если выяснится факт, что алкоголь является веществом, не чуждым реакциям организма, то не исключена возможность и того, что с течением времени после тщательного изучения вопроса можно будет найти способы употребления алкоголя без всякого побочного вредного его действия, соблюдая лишь определенные условия для пользования им».

Павлов дал на «Записку» разгромный отзыв. Рецензент высказался в том смысле, что вред алкоголя давно известен и изучать его не следует. 26 апреля 1912 года «Записка» обсуждалась на заседании алкогольной комиссии. «Для чего при изучении влияния алкоголя на живой организм требуется учреждение целого естественного факультета? Что значат слова «беспристрастное изучение»? Может ли оно быть беспристрастным, если ведется на деньги казенной палаты питий?» – задавал вопросы Павлов. А некие доктора Сажин и Мендельсон высказались даже о том, что организаторы Экспериментально-клинического института намерены обосновать спаивание населения России. Манипулируя с цифрами, содержавшимися в «Записке», эти два «критика» утверждали, что ее авторы полагают допустимым употребление водки из расчета грамм алкоголя на килограмм веса тела. Иными словами, у них получалось, что «Записка» как бы разрешает человеку выпивать ежедневно – без вреда! – примерно стакан водки. Нечего и говорить, что это была злонамеренная фальсификация. Член Государственной думы Челышев чувствовал себя героем-обличителем. Он витийствовал, громя Экспериментально-клинический институт.

Бехтерев высказал удивление стремлению подозревать какие-то подвохи и недобросовестность со стороны организаторов первого в Европе института по изучению алкоголизма. Он доказывал, что «на борьбу с алкоголизмом надо выходить не с голыми руками, не с проповедью, а во всеоружии», говорил, что институт является и лечебным учреждением, амбулаторию которого уже более полугода посещали сотни больных, желающих излечиться от тяжкого недуга. Заканчивая выступление, он отметил, что в обсуждении «Записки» на Совете Психоневрологического института ему участия принять не удалось, и признал неудачность некоторых формулировок в ее тексте. Малоприятная эта история тянулась еще несколько месяцев. В конце концов она завершилась, как и следовало ожидать, установлением непреложной истины: разумеется, ни Экспериментально-клинический институт, ни кто-либо из его сотрудников потворствовать алкоголизму не намеревался. Был и положительный момент во всей этой дискуссии: она показала, что изложение научных истин требует четкости и строгости в формулировках.

Еще больше, чем споры вокруг Экспериментально-клинического института, внимание общественности столицы в 1912 году занимали студенческие волнения.

Еще в январе 1912 года «учебную забастовку» объявили студентки Женского медицинского института. Причиной забастовки стало назначение министерством просвещения нескольких профессоров и преподавателей вопреки никем не отмененному закону о выборности преподавателей высших учебных заведений, принятому в 1906 году. Ректор института С. С. Салазкин отказался принимать против студенток какие-либо карательные меры, считая их протест справедливым. Тогда министр просвещения Кассо предложил ему подать в отставку. Это вызвало новую волну возмущения со стороны студенток и преподавателей. В результате по распоряжению Кассо из института были исключены 1237 человек. Занятия в институте возобновились лишь к осени, после того как под давлением общественности 1220 студенток вернулись в его стены. Во время забастовки Бехтерев вместе с большинством членов Совета этого института отстаивал права и интересы бастующей молодежи.

Осенью 1912 года обострилась обстановка в Военно-медицинской академии. 25 сентября военный министр В. А. Сухомлинов издал приказ об отдаче студентами академии воинской чести всем офицерам. В тот же день в трамвае возник конфликт между студентом академии и каким-то бравым поручиком. 27 сентября студенческая сходка постановила «не подчиняться приказу об отдании чести, хотя бы это грозило репрессиями, впредь до изменения порядка отдания чести в более соответствующем студентам академии смысле». В эти дни Наталья Петровна Бехтерева писала сыну Владимиру: «Дорогой Воля, папа так много работает, что я серьезно боюсь за его здоровье. Ложится он ежедневно в четыре утра и встает в десять. Из-за Алкогольного института идет до сих пор словесная печатная война, что отнимает у палы много энергии и времени… Третьего дня был издан приказ по академии, что все студенты, как и нижние чины, должны отдавать честь офицерам [5]5
  В царской армии «нижним чинам» (солдатам и унтер-офицерам) при встрече с офицером полагалось не просто прикладывать пальцы к козырьку, а обязательно останавливаться по стойке «смирно». Офицеры же таким образом приветствовали только генералов. Студенты считали унизительным приравнивание их не к офицерам, а к нижним чинам.


[Закрыть]. Это вызвало целую бурю среди студентов с объявлением трехдневной забастовки. Начальник академии Вельяминов был освистан студентами, которых он выстроил во фрунт…»

Вскоре в петербургской газете «Биржевые ведомости» появилось интервью «с одним видным генералом», который заверял, что приказ об отдаче студентами Военно-медицинской академии чести офицерам издан будто бы по ходатайству профессоров и преподавателей академии. Эта газетная публикация большинством педагогов академии была воспринята как оскорбительная для них неуклюжая попытка Сухомлинова переложить на их плечи спровоцированную им самим конфликтную ситуацию. По предложению Бехтерева статья была обсуждена и осуждена Конференцией академии. Специально избранной при этом комиссии во главе с Бехтеревым было поручено составить от имени Конференции опровержение и направить его в ту же газету. Когда опровержение появилось в печати, Сухомлинов стал выяснять, кем оно составлено. Ученый секретарь академии профессор А. И. Моисеев перечислил военно-санитарному инспектору Евдокимову состав комиссии. Бехтерев, узнав об этом, сказал Моисееву: «Хорошенькое дело! Вы все испортили: ведь ответ был мнением всей Конференции. А так, видите ли, частное мнение отдельных лиц. Эх Вы!»

Вскоре между профессорами Военно-медицинской академии и военным министром возник новый конфликт. Сухомлинов, уделяя мало внимания повышению боеготовности армии, весьма заботился об ее внешнем виде, особенно на парадах, в связи с чем вводил новую форму – и не только в строевых частях, но и в военных учебных заведениях и вспомогательных службах военного ведомства. Делалось это, как говорила молва, в угоду коммерсантам – поставщикам обмундирования. Конференция высказалась против изменения формы студентов. Бехтерев, разумеется, вновь оказался в числе «протестантов». Его отношения с военным министром испортились вконец, и можно было ожидать любого подвоха со стороны злопамятного Сухомлинова.

Бехтерев, однако, старался волноваться как можно меньше по всем подобным поводам. Его заботили куда более важные проблемы. Организация учреждений Психоневрологического института требовала поистине титанических усилий. – И не ослабевала ни на миг его преподавательская, лечебная, издательская и общественная работа. В это время Бехтерев много писал.

В 1910 году из печати вышел второй том его книги «Невропатологические и психиатрические наблюдения», в которой описывался ряд неизвестных ранее симптомов и патологических состояний, встречающихся в клинике нервных и душевных болезней. В 1911 году была опубликована большая монография «Общая диагностика болезней нервной системы». В ней подробно излагались методики обследования неврологических больных и многочисленные клинические признаки различных по локализации и характеру поражений нервной системы.

В 1912 году в разгаре поднятой в печати свистопляски вокруг представленной в министерство финансов «Записки» Бехтерев опубликовал большую статью «Алкогольная политика и алкогольное оздоровление», которая однозначно определяла его отношение к существующей практике царского правительства в этом вопросе и содержала предложение о мероприятиях для противодействия насаждаемому властями пристрастию к «зеленому змию». «Алкоголизм населения, – писал в ней Бехтерев, – является в полном смысле слова государственным злом, которое не только губит силы нынешнего населения, но… обрушивается всею своею тяжестью и на будущие поколения…» Он, кстати, активно возражал против признания безопасным употребления умеренных доз алкоголя, отмечая при этом, что «начало всегда выражается малыми дозами, которые постепенно переходят в дозы все большие и большие по закону тяготения ко всем вообще наркотическим ядам…».

«Экономический ущерб, наносимый стране потреблением алкоголя, так велик, – писал Бехтерев, – что с устранением его государственные финансы только выиграют, не говоря уже об ежегодном сбережении страной 1 млрд. рублей, ныне пропиваемого населением». Бехтерев утверждал, что вообще трудно выразить экономический и моральный ущерб, наносимый стране и народу распространением алкоголизма, при этом он обращал внимание на то, что алкоголизму сопутствуют рост хулиганства, преступности, душевных и нервных болезней, многих иных заболеваний и травматизма, что он становится причиной преждевременной старости и смерти. «С распространением алкоголизма, – говорилось в статье, – страна не только проигрывает и морально, и материально, но и существенно обременяет свой государственный бюджет чрезмерными тратами на содержание тюрем, домов трудолюбия, всевозможных приютов, богаделен, больниц, колоний и т. п. Наконец, физическая хилость пьющего рабочего, умственная вялость интеллигента-алкоголика, нравственное и физическое вырождение потомков алкоголиков – разве это не прямой ущерб, ослабляющий экономические и нравственные силы населения?» Бехтерев утверждал, что многомиллионные доходы министерства финансов от продажи водки и других спиртных напитков создают лишь «мираж бюджетного благополучия», и призывал правительство отказаться «от пользования вином для поддержания финансов» и обеспечить повсеместно лечение алкоголиков. Главным же условием борьбы с алкоголизмом Бехтерев считал поднятие благосостояния и культуры населения.

Бехтерев был убежден в большой научной и практической значимости исследований, которыми должен был заниматься Экспериментально-клинический институт. Перспективность разработки поставленных перед коллективом института задач была признана и на состоявшемся в 1913 году в Париже Международном конгрессе, обсуждавшем меры борьбы с алкоголизмом. По предложению профессора Д'Арсенваля конгрессом было принято постановление просить русское правительство сделать Противоалкогольный институт международным научно-исследовательским учреждением, подобным Пастеровскому институту во Франции.

Работа в Педологическом научно-исследовательском учреждении при Психоневрологическом институте послужила основанием к написанию Бехтеревым ряда статей о воспитании детей первых лет жизни. «Трудно найти слова, – отмечал он, – для осуждения… взгляда, исключающего воспитание в младенческом возрасте, который как раз нуждается в особенно внимательном воспитании и который почему-то обходят современные воспитательные системы… Внимательное наблюдение над развитием детской психики показывает, что первые проявления психорефлексов, развивающихся на почве обыкновенных рефлексов, можно подметить уже с первых дней жизни ребенка…»

Сам Бехтерев вместе с женой давно уже вел наблюдения над развитием собственных детей. Особенно подробно велся дневник развития их младшей дочери Марии, родившейся в 1904 году. Бехтерев стал одним из создателей педагогики периода «первого детства», он многократно подчеркивал значимость воспитательных мероприятий на этом этапе развития ребенка.

Большое внимание Бехтерев обращал на развитие эмоциональной сферы детей. Он писал: «Необходимо прежде всего, чтобы младенец, наряду с физическим содержанием, был всемерно оберегаем от всего, что подавляет психику и жизненные отправления, а к числу таких факторов бесспорно относятся все угнетающие эмоции, как испуг, страх, плач и т. п.». Он высказывал надежду на то, что «…правильное воспитание, приведя к нравственному оздоровлению человечества, послужит лучшей основой для пересоздания общества на началах справедливости и уважения прав личности».

После завершения работы над «Основами учения о функциях мозга» на первый план в научных исследованиях Бехтерева вышли проблемы психологии. Исходя из того, что психическая деятельность есть следствие работы мозга, Бехтерев стремился максимально объективизировать методы психологических и психиатрических исследований, опираясь главным образом на достижения физиологии и прежде всего учения о рефлексах.

В докладе Бехтерева и Владычко на научном собрании врачей клиники душевных и нервных болезней Военно-медицинской академии в октябре 1909 года было сказано, что «все нервно-психические отправления могут быть исследованы как явления вполне объективные, причем для определения и оценки их может быть применен вполне объективный критерий, совершенно исключающий субъективную форму оценки нервно-психических явлений». Через три года, выступая на заседании общества психиатров Петербурга, Бехтерев высказывался о том, что «нет ни одного субъективного явления, которое не сопутствовалось бы объективными процессами в мозгу в виде пробегающего по нервным клеткам и волокнам тока, представляющего собой… по внешности акт химико-физический». Вслед за И. М. Сеченовым Бехтерев заявил, что «так называемые психические явления суть те же рефлексы».

Наиболее крупной монографической работой Бехтерева, написанной в первые годы существования Психоневрологического института, стала книга в трех выпусках (томах) «Объективная психология», опубликованных в период с 1907 по 1910 год. В ней автор как бы развернул и уточнил положения, нашедшие отражение в его более ранней работе «Объективная психология и ее предмет», напечатанной в 1904 году.

Существовавшую к тому времени психологию Бехтерев именовал субъективной, так как она «основывалась почти исключительно на самонаблюдении». Он рассматривал ее как «психологию индивидуального сознания» и разделял на описательную и объяснительную. Субъективной психологии он противопоставлял создаваемую им объективную психологию, которая «исключает совершенно метод самонаблюдения из наблюдения и эксперимента, причем все психические отправления должны подвергаться лишь объективной регистрации и контролю».

Бехтерев считал, что психологии не следует ограничиваться изучением осознаваемой психической деятельности, что она должна изучать и бессознательные психические явления, а также «внешние проявления деятельности организма, поскольку они являются выражением психической жизни». «Психология, – говорил Бехтерев, – с нашей точки зрения есть наука о психической жизни вообще, а не в сознательных только ее проявлениях». Уже в первом выпуске «Объективной психологии» Бехтерев предлагал выделять психологию индивидуальную, общественную, национальную, сравнительную, психологию народов и так называемую зоопсихологию. Кроме того, он указывал на необходимость выделения детской психологии «как науки, изучающей законы и последовательность психического развития отдельных индивидуумов». При этом Бехтерева интересовали не только «последовательность развития психической сферы, но и изучение способов и приемов, содействующих достижению правильного воспитания и умственного развития». Естественным оказывался и вывод о необходимости выделять «как особый предмет, преследующий свои специальные задачи», педагогическую психологию.

Разработка всех этих разделов психологии стала одной из главных задач дальнейшей творческой деятельности Бехтерева. Эта работа проводилась им главным образом на основании материалов, полученных в научных учреждениях Психоневрологического института.

В Психоневрологическом институте работали профессора и преподаватели, которые хотели вырваться из атмосферы казенщины и бюрократизма, царивших в государственных учебных заведениях. Здесь они могли излагать студентам материал, выходящий подчас далеко за рамки утвержденного министерством народного просвещения учебного плана, делились со студентами новейшими достижениями науки, обменивались с ними мыслями о социально-политической обстановке в стране, не опасаясь вмешательства каких-нибудь инспекторов, штаб-офицеров и иных подобных им чиновников от воспитания.

Жалованья в Психоневрологическом институте платили меньше, чем в университете и тем более – в Военно-медицинской академии, но работать здесь было интереснее. К тому же студенческая масса, более демократическая по происхождению и устремлениям, проявляла живую заинтересованность в занятиях. А когда власти пытались помешать общественной жизни института, студенты и преподаватели выступали единым фронтом.

Уже в 1909 году более 30 процентов профессоров и преподавателей Психоневрологического института числились в департаменте полиции как «лица неблагонадежные в политическом смысле». Так, например, профессор П. Ф. Лесгафт был «известен своей политической неблагонадежностью еще с 1871 года». Возглавляемые им Биологические курсы, с точки зрения полиции, являлись «одним из центров революционной агитации в столице, оказывая на слушателей своих вредное влияние, вселяя в них революционную убежденность».

Бывший депутат Государственной думы профессор M. M. Ковалевский «был связан еще с народовольцами, принимал участие в деятельности нелегальных съездов в августе 1905 года» и в полицейских досье характеризовался как «человек крайне либерального образа мыслей».

Литератор профессор В. А. Мяконин в течение трех лет находился под гласным надзором полиции. Во время революции 1905 года он был «в составе комитета по руководству действиями всех подпольных организаций, направленными к ниспровержению самодержавной власти, вместе с литератором Пешковым (М. Горьким). Он же призывал избирать в Государственную думу представителей левых партий, рекомендуя при этом не слагать оружия, пока народ не добьется полной победы».