Текст книги "Бехтерев"

Автор книги: Анатолий Никифоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Книга содержит массу интересных материалов по психологии малых и больших коллективов, большое количество ссылок на исторические факты, трактовка которых автором в ряде случаев давалась неверно, что отчасти объяснялось его слабым знакомством в то время с марксистско-ленинской теорией и, в частности, с положениями исторического материализма. Особенно уязвимой оказалась попытка выделения Бехтеревым 23 законов, которые, он считал, должны оправдывать себя как в природе, так и в области социальных отношений.

Вскоре же после публикации книги в печати появились тенденциозные критические работы В. Невского и Ю. Франкфурта. Первый из критиков фиксировал свое внимание главным образом на суждении Бехтерева о том, что все в мире находится во взаимозависимости. В связи с тем, что в зависимости от активности Солнца находится климат на Земле, а следовательно, и урожаи, а от урожаев зависят судьбы людей, Бехтерев позволил себе, ссылаясь на то, что на Солнце могут влиять другие небесные тела, фразу такого содержания: «Судьба человека находится в связи со всей Вселенной». Статья Невского и была названа «Политический гороскоп ученого академика». Франкфурт критиковал социально-биологические представления Бехтерева. Книга Бехтерева содержала немало ошибочных положений, но она была первой в России крупной работой по психологии коллективов, которая в то время повсюду делала первые шаги и получила развитие лишь в последние десятилетия.

На базе Института мозга Бехтерев широким фронтом развернул исследования по физиологии труда. В условиях строительства социализма эти исследования имели исключительно важное значение. Они обеспечивали возможность научно обоснованной разработки рекомендаций по улучшению условий работы трудящихся, режима их трудовой деятельности на различных производствах. Они создавали возможности целенаправленной профилактики профессиональных заболеваний. Наконец, они могли содействовать повышению производительности труда и служить фундаментом для построения обоснованных предпосылок к научной организации труда, которой в то время Советское правительство и В. И. Ленин придавали очень большое значение.

Стремление откликаться на требования времени было свойственно Бехтереву на всех этапах его деятельности. В 1921 году, когда по инициативе председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского была создана специальная комиссия по улучшению жизни детей и по борьбе с беспризорностью, Бехтерев активно включился в работу этой комиссии. При Психоневрологической академии тогда организовалась психоневрологическая школа-санаторий для беспризорных.

В 1923 году состоялся I Всероссийский съезд по психоневрологии, в работе которого приняли участие все ведущие невропатологи и психиатры страны. Особый интерес на съезде вызвали доклады П. П. Лазарева «Физико-химические основы нервной деятельности» и В. М. Бехтерева «Данные эксперимента в области рефлексологии». В сентябре того же года в Москве был созван I Всероссийский съезд научных работников. Он проходил под лозунгом «Союз науки и труда». В работе съезда участвовали академики Ольденбург, Ферсман, Бехтерев и др. На съезде были намечены пути сближения научной теории с практикой, внедрения в практику результатов научных достижений.

Из критических выступлений, появившихся в печати в связи с выходом в свет книги «Коллективная рефлексология», Бехтерев извлек немалую для себя пользу. Он со свойственным ему усердием засел за книги классиков марксизма-ленинизма. Его покоряли интеллектуальная мощь, целеустремленность и логика Маркса, В связи с этим в минуты отдыха он писал:

 
Карл Маркс – всемирный гений,
Он вечно мощен и велик;
Над нами власть его творений,
И в нас не меркнет их язык.
 

Гениальность Ленина Бехтерев признавал и раньше. Он видел в Ленине человека в равной мере сильного как в теории, так и в практике революционных преобразований. Изучение философской работы Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» позволило Бехтереву в значительной мере с новых позиций пересмотреть свои философские концепции и приблизиться к пониманию сущности диалектического материализма.

В своих воспоминаниях Бехтерев отмечал, что после невольного участия в марте 1917 года во встрече Ленина на Финляндском вокзале ему пришлось слышать выступление Ленина лишь однажды – в Таврическом дворце на открытии Коммунистического Интернационала. Несколько раз Бехтерев обращался к Ленину, как к главе Советского правительства, с различными предложениями и просьбами, которые встречали обычно положительное к себе отношение.

С марта 1923 года до Бехтерева стали доходить слухи о тяжелой болезни вождя пролетариата. Несколько позже в печати появились медицинские бюллетени о состоянии здоровья Ленина. В мае 1923 года перед выездом в заграничную командировку Бехтерев посетил правительственные учреждения в Москве. Ему предложили дождаться прибытия из Петрограда своего бывшего ученика профессора В. П. Осипова и вместе с ним проконсультировать больного Ленина. Бехтерев изъявил желание не откладывать консультацию и в тот же день в сопровождении видного московского невропатолога В. В. Крамера прибыл в Кремль, где Ленин находился в своей квартире в здании Совнаркома. В одной из комнат ленинской квартиры Бехтерев застал около десяти врачей во главе с наркомом здравоохранения Н. А. Семашко. Из немецких невропатологов, принимавших участие в лечении Ленина, присутствовал профессор Нонне. Бехтереву предложили ознакомиться с объемистой, напечатанной на машинке историей болезни Ленина. После этого его провели в кабинет Ленина, предупредив, что обследование не должно быть продолжительным, чтобы не утомить больного. Когда Бехтерев вошел, Ленин сидел на постели, здесь же находились Надежда Константиновна Крупская, а также медицинская сестра. Увидев вошедшего, Ленин приподнялся и жестом указал на стоящий рядом стул.

Как позже вспоминал Бехтерев, во время этой консультации он застал Ленина «разбитым правосторонним параличом, без речи, без возможности читать и, видимо, глубоко страдающего от невозможности говорить, но сохранившего в себе надежду найти спасение в медицине». Сложный характер заболеваний сомнений не вызывал, и после завершения осмотра Бехтерев принял участие в обсуждении проводимых Ленину лечебных и восстановительных мероприятий.

Вскоре больному стало лучше, и он был перевезен для дальнейшего лечения в Горки, где состояние его продолжало улучшаться. С помощью Надежды Константиновны Ленин много занимался восстановлением речевых нарушений, учился писать левой рукой. Когда в ноябре того же года Бехтерев нанес ему в Горках второй визит, Ленин самостоятельно ходил и уже произносил практически все слова, хотя и испытывал затруднения в построении фраз. Его состояние значительно улучшилось. Однако по просьбе родных доступ к нему врачей с июля был резко ограничен. Консультация Бехтерева на этот раз оказалась заочной. Она сводилась к советам о дальнейшей тактике лечения.

В траурные дни в «Ленинградской правде» была опубликована статья Бехтерева о Ленине «Человек железной воли». Из статьи явствует глубокое понимание Бехтеревым исторической роли Ленина и глубочайшее уважение ученого к ушедшему из жизни вождю партии и государства. «Со смертью Ленина, – говорилось в статье, – сошел со сцены человек не только выдающихся способностей, но и человек железной воли. В Ленине именно было сочетание того и другого. Развить почти одному гигантскую пропаганду своих идей среди разброда мыслей в период первой революции, создать партию большевиков железной дисциплины, осуществить с горстью людей Октябрьский переворот, настоять на необходимости «передышки» во время войны, когда неприятель готов был наступить на горло, и когда, казалось всем, что необходимо вести войну до конца, настоять и провести к жизни новую экономическую политику… смело заявить план электрификации России и приступить к его осуществлению мог… человек только железной воли…»

Как и весь советский народ, Бехтерев стремился ответить на смерть вождя Советского государства новыми успехами в труде на благо своего народа, своей Родины. Он прилагал все силы к тому, чтобы сделать свой вклад в медицину и здравоохранение в Советском Союзе как можно более значительным, он стремился своим упорным трудом приблизить светлое будущее, надеждами на которое жили люди, в которое Владимир Михайлович верил непоколебимо.

Глава 10
ВЕРШИНА ЖИЗНИ

В 1924 году возглавляемый Бехтеревым Институт изучения мозга и психической деятельности (Институт мозга) состоял из пяти отделов: морфологии мозга, рефлексологии, младенческого (педологического), физиологии труда и научно-производственного отдела, включающего лабораторию НОТ. Широким фронтом велись исследования строения и функции нервной системы в условиях нормы и патологии. Методами экспериментальной психологии и рефлексологии изучались особенности личности; разрабатывались проблемы профориентации, научной организации труда на различных производствах, пути повышения производительности труда. С течением времени в сферу внимания ученых института вошел труд не только рабочих промышленных предприятий, но и лиц некоторых интеллигентных профессий: делопроизводителей, актеров, художников, врачей и др.

Исследования работы врачей и разработка научно обоснованных мероприятий по охране их здоровья производились сотрудниками Института мозга под руководством Бехтерева по заданию начальника Военно-санитарного управления П. И. Тимофеевского. Статистика указывала на относительно высокую смертность среди врачей повсюду в мире. В России положение с врачебными кадрами обстояло особенно трудно. В первую мировую войну большинство врачей попали в действующую армию. Многие погибли, остались инвалидами, умерли от сыпного тифа и других инфекционных заболеваний.

В 1919 году в России смертность врачей в 9 раз превышала среднюю, взятую для населения в целом. А между тем еще до революции Россия отставала от многих европейских стран по относительному числу врачей: их насчитывалось в ней 27 на сто тысяч жителей, в то время как во Франции на то же количество приходилось 39 врачей, в Германии – 51 и т. д.

В статье «О положении врачей в России и об исследовании врачебного труда» Бехтерев писал, что в первые годы Советской власти оставшиеся в стране врачи работали с перенапряжением. Кроме основной работы, им, как правило, приходилось работать по совместительству, а это вело к расходу их сил выше допустимого предела. Бехтерев отмечал тогда, что «вопрос об охране здоровья медицинских работников в интересах охраны народного здравия», важен, «подобно тому, как охрана материнства и детства важна в интересах здоровья будущего поколения».

Возглавляемый Бехтеревым научный коллектив Института мозга занимался изучением физиологии труда лиц различных профессий л по заданию губернского отдела народного образования, Военно-морского ведомства, губернского комитета Российской Коммунистической партии (РКП), Совета НОТ рабоче-крестьянской инспекции, промышленного бюро ВСНХ, губпрофсовета, Наркомвнешторга и других государственных, партийных и профсоюзных органов. К примеру, в 1924–1925 годах в институте изучалась работа сотрудников Ленинградской биржи труда, губсоцстраха, грузчиков Ленинградского порта, исследовалось делопроизводство в Севзапторге и т. д. Результатом этой деятельности стали конкретные предложения по улучшению условий и повышению производительности труда рабочих и служащих. По согласованию с учебным управлением штаба РКК флота врачи и психологи (рефлектологи) Института мозга провели психотехническое обследование слушателей специальных военно-морских училищ: гидрографического, политехнического имени Рошаля, инженерного.

Научные исследования, выполнявшиеся сотрудниками Института мозга, имели, как правило, комплексный характер. Эта комплексность, придававшая научной продукции института особую ценность, обеспечивалась наличием в его штате высококвалифицированных специалистов разных профессий – гигиенистов, биохимиков, физиологов и многих других.

При Институте мозга функционировали музеи: сравнительной анатомии, возглавляемый крупным анатомом В. Н. Тонковым, рефлексологии, музей работ душевнобольных, музей психологии художественного творчества. Сотрудники института создали кружки по НОТ при райкомах партии, при Доме работников просвещения, при Ленинградском университете. В университете они организовали также кружок рефлексологии. В Институте мозга готовились к научной работе и принимали участие в выполнении отдельных исследований многие преподаватели и студенты медицинского института, ГИМЗа, Института педологии и дефектологии и других научных и учебных заведений. С 1922 года при Институте мозга регулярно собиралось созданное Бехтеревым научное общество рефлексологии, неврологии и биофизики.

Научные труды сотрудников Института мозга и других учреждений Психоневрологической академии по физиологии и научной организации труда публиковались в многочисленных в то время периодических изданиях: «Вопросы труда», «Гигиена труда», «Предприятие», «Психофизиология труда», «Русский физиологический журнал», «Гигиена и здоровье рабочей семьи» и пр. Особенно же часто они выступали на страницах изданий, редактируемых Бехтеревым: «Вопросы изучения и воспитания личности», «Вопросы рефлексологии и физиологии нервной системы», «Вопросы психологии и рефлексологии труда», «Педологический вестник», «Вопросы изучения алкоголизма».

В 1926 году Бехтерев в соавторстве с двумя своими сотрудниками – Васильевым и Вербовым – опубликовал книгу «Рефлексология труда». В этот период он планировал создание специализированного Научного института труда. Можно сказать, что в середине 20-х годов в Советской России вопросам физиологии и научной организации труда уделялось исключительно большое внимание. Они составили тогда целое научное направление, и Бехтерев был одним из его инициаторов, организаторов и руководителей.

Учреждения и издания Психоневрологической академии пользовались большим авторитетом не только в Советской стране, но и за рубежом. Институты академии поддерживали научные связи с Психоневрологическим институтом в Париже, с Неврологическим институтом в Берлине, Психоневрологическим институтом в Вене и с другими родственными зарубежными научно-исследовательскими учреждениями. Бехтерев, Павловский и другие ведущие ученые институтов Психоневрологической академии часто выезжали за границу в научные командировки. Бехтерев состоял членом английского и французского обществ сближения с СССР, преследовавших главным образом культурные цели: взаимную связь в науке, литературе и искусстве.

Страна залечивала раны, строилась, крепла. Победы в гражданской войне и в борьбе с интервентами, первые успехи в труде подтверждали жизнестойкость Советской власти. Все шире разворачивалось мирное строительство. Все больше значения придавалось науке. Но в стране не хватало научных кадров. В то же время немало работавших ранее в России научных работников и преподавателей в 20-е годы по разным причинам находилось за рубежом. Это обстоятельство побудило Бехтерева выступить с обращением к русским ученым, находящимся за границей. В нем говорилось: «…Находящиеся вне пределов России ученые и преподаватели, если они желают своей творческой деятельностью участвовать в создании культуры страны в новых условиях ее жизни, должны вернуться в Россию, дабы примкнуть к общей работе… В настоящих условиях… страна нуждается в научных деятелях, как лицах вполне подготовленных к творческой деятельности и в школе, и в жизни».

На это воззвание откликнулось немало находившихся в эмиграции ученых. Одним из них был человек сложной судьбы, невропатолог К. Н. Третьяков. В 1911 году он вместе со старшим братом за участие в революционном движении был исключен из Петербургского университета. Тогда же выехал во Францию, где учился, а с 1916 года работал в Парижском университете. В 1923 году его пригласили преподавать в бразильском городе Сан-Паулу. В связи с призывом Бехтерева вернуться на Родину Третьяков вступил с ним в переписку.

Вот текст ответа Бехтерева на одно из писем Третьякова: «Дорогой Константин Николаевич! Я получил Ваше письмо из Бразилии от 11 ноября 1923 года. И если бы случилось почему-либо оставить Сан-Паулу, и Вы решились бы возвратиться в Россию – в Ленинград (Петроград), то, конечно, найдете все условия для занятий по интересующим Вас предметам и постепенно устроитесь, чему я порадовался бы. Для признания за Вами права гражданства, необходимого для въезда в Россию, мною своевременно было принято все возможное. Но если Вы не имеете еще на руках надлежащего разрешения, то советую вновь обратиться в Москву, в Главнауку, Сретенский бульвар, 6, с соответствующим ходатайством. С искренним приветом и добрыми пожеланиями. Бехтерев. 31 марта 1924 года».

Хлопоты увенчались успехом, и, отработав в Сан-Паулу оговоренный в контракте срок, в сентябре 1926 года Третьяков приехал в Ленинград. Здесь по ходатайству Бехтерева его приняли на должность научного сотрудника в Патолого-рефлексологический институт имени Бехтерева. Кроме того, он консультировал как невропатолог в больнице имени Мечникова и в Государственном рентгенологическом институте. В 1931 году Третьяков стал заведующим кафедрой нервных болезней Саратовского медицинского института, где и проработал 25 лет. В 1945 году его избрали членом-корреспондентом Академии медицинских наук СССР. Всемирное признание получили работы Третьякова, способствовавшие выяснению причин развития паркинсонизма.

Со стороны эмигрантов – ярых антисоветчиков обращение Бехтерева вызвало злобную реакцию; они обвиняли его во всех смертных грехах. Отвечая на адресованное ему открытое письмо бежавшего из революционной России профессора Ростовцева, опубликованное в «Ревельских последних известиях», Бехтерев отмечал, что «профессору Ростовцеву следовало поставить перед собой альтернативу: оставаться ему с народом или без народа». Он осуждал Ростовцева за то, что приглашение вернуться на Родину им было воспринято как преступление против нее. Бехтерев утверждал, что если Родина переживает кризис, то обязанностью патриота должно быть стремление оказать ей помощь «всеми своими силами, всем своим умением, хотя бы даже путем тяжкого самопожертвования». Именно так, считал Бехтерев, должен поступать истинный патриот, а «не бежать в чужие страны за «белыми булками» и во избежание столкновения своих политических взглядов с большевизмом».

В ответ на обращение к ученым-эмигрантам Бехтерев стал получать сообщения о желании вернуться на Родину от оказавшихся за рубежом людей разных профессий. Так, именно ему направила телеграмму с просьбой оказать содействие группа офицеров и солдат бывшей армии Юденича, которая, как говорилось в их телеграмме, «стремится в Россию не для войны и политики, но жить и работать для России и примирения». Телеграмма была подписана от имени организации «Массовое влечение в Россию ушедших оттуда». Бехтерев передал эту телеграмму в Наркомат иностранных дел, откуда его известили, что «для возвращения в Россию бывших офицеров и солдат приняты все меры».

Известно, что с 1921 по 1931 год в Советский Союз возвратилось 181432 эмигранта. Какую-то роль в этом, по-видимому, сыграло и обращение Бехтерева.

В 1925 году из печати вышла книга Бехтерева «Психология, рефлексология и марксизм», которой ученый придавал особенное значение в ряду своих сочинений. Там он отстаивал изложенные в начале века в работе «Психика и жизнь» свои представления о сущности нервной энергии, первопричиной которой, как и других форм энергии, он признавал энергию Солнца.

Мнение о том, что именно солнечная энергия дает начало другим ее формам, признавалось многими деятелями естествознания. Однако в период обостренной борьбы за чистоту материализма оно подвергалось подчас жестокой критике со стороны некоторых философов, усматривающих в нем попытку обосновать концепции сторонников так называемого объективного идеализма, основоположником которого принято считать Платона.

Объективные идеалисты утверждали существование «космической», или «мировой», души. Бехтерев, однако, одухотворенность, сознание, разум считал всегда явлением вторичным, обусловленным деятельностью мозга. Тем самым его представления о сущности психики принципиально отличались от идеалистических взглядов и, в частности, от концепции основателя психофизиологического параллелизма, крупного немецкого химика В. Оствальда, которого В. И. Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм» осуждал за путаность философских позиций. В работе «Психология, рефлексология и марксизм» Бехтерев полемизировал с Оствальдом и подчеркивал нетождественность его и своих взглядов.

Деятельность нервной системы Бехтерев объяснял с позиций так называемой энергетической теории, которую тогда поддерживали многие стихийные материалисты. Указания на роль энергии в работе нервной системы имеются уже у И. М. Сеченова. Он указывал на «способность нервной системы заряжаться энергией, как ни объясняй это явление, так как существует тот факт, что нервные центры играют роль аккумуляторов для поступающих в них раздражителей». Сеченов тогда воздержался от объяснения такого явления. Бехтерев попытался это сделать. Он выдвинул теорию о существовании нервно-психической энергии, с которой связывал как движение нервного тока (тока импульсов), так и проявление собственно психических процессов в мозгу. «Источник этой энергии, – считал Бехтерев, – содержится во внешнем мире, откуда она при участии воспринимающих органов, как трансформаторов внешней энергии, передается к мозговым центрам. Из последних же… та же энергия передается к… мышцам и отделительным клеткам желез, переходя таким образом в механическую и молекулярную работу». При этом Бехтерев считал возможным «говорить об энергии как о сущности, не поддающейся пока научному анализу до конца…».

Полемизируя с одним из критиков энергетической теории, О. Франкфуртом, Бехтерев писал: «Очевидно, что и сообразуясь с марксизмом, правильнее держаться энергетической (электрической или, вернее, электромагнитной) теории материи, как и энергетической (электромагнитной) теории нервного тока, так, как говорит об этом и А. Тимирязев в статье «Опровергает ли современная электрическая теория материи материализм?».

Отстаивая свой взгляд на энергетическую природу нервной деятельности, Бехтерев ссылался на подкрепляющие его мировоззренческие позиции высказывания многих авторитетных естествоиспытателей того времени. Рассматривая энергию как свойство материи, как ее способность к деятельности, Бехтерев, по сути дела, не отходил от материализма. Скорее можно говорить, что, рассуждая об энергии, он поднялся до диалектического понимания ее сущности, так как марксистско-ленинская философия рассматривает энергию как количественную меру движения, выражающую внутреннюю активность материи, способность материальных систем к осуществлению определенной работы или преобразованиям во внешней среде на основе внутренних структурных изменений.

Надо сказать, что Бехтерев в вопросах философии не был так нетверд и беспомощен, как пытались представить его некоторые критики. Конечно, будучи по существу стихийным материалистом, он допускал излишнюю механистичность, недооценивал роль диалектики, однако в число идеалистов его включать ни в коем случае нельзя. Наоборот, факты говорят о том, что Бехтерев всю жизнь активно пропагандировал материалистические представления и, следовательно, был материалистом, притом воинствующим.

В 1925 году нарком здравоохранения Н. А. Семашко в одном из своих выступлений обратил внимание на растущую роль в обществе, строящем социализм, врачей-неврологов. «Мы говорим об оздоровлении труда, – писал Семашко. – Но ведь первое слово в обсуждении этого вопроса принадлежит невропатологу… Вопросы рационализации труда, так интересующие теперь наше государство, не могут быть решены без невропатолога и психиатра… Мы говорим о правильном воспитании подрастающего поколения, но кто же лучший педолог, как не невропатолог и психиатр?.. Мы говорим об оздоровлении нашего допотопного варварского быта, но и в этом вопросе к голосу невропатолога надо прислушиваться особенно внимательно». Эти слова наркома были, по сути дела, призывом к врачам не ограничивать сферу своих интересов вопросами оказания лечебной помощи, но и вникать в проблемы общественной жизни, способствуя профилактике болезней и улучшению условий труда и быта людей.

В октябре 1925 года Бехтерев принимал участие во Всесоюзном совещании по вопросам психиатрии и невропатологии в Москве. На нем рассматривались проблемы организации неврологической и психиатрической помощи населению и профилактики болезней нервной системы, обращалось внимание на рост алкоголизма; ряд докладов был посвящен оздоровлению труда и быта населения.

Это совещание приняло специальное постановление, содержащее высокую оценку Бехтерева как выдающегося невролога в связи с сорокалетним юбилеем его профессорской деятельности.

Юбилей Бехтерева необычайно широко праздновался советской медицинской общественностью. Главное торжество, в котором приняло участие более тысячи человек, состоялось 20 декабря 1925 года в Ленинграде, в Колонном зале Центрального Дома работников просвещения на Мойке, в бывшем дворце князя Юсупова. Председательствовал давний соратник Бехтерева по Психоневрологическому институту, известный биолог профессор В. А. Вагнер. С речами, отражающими жизненный путь, научную и общественную деятельность юбиляра, выступали его бывшие ученики – профессора В. П. Осипов, М. И. Аствацетуров, М. П. Никитин, Л. Л. Васильев, К. И. Поварнин, А. С. Грибоедов, С.А. Брунштейн, П. А. Останков, А. В. Гервер. На заседании были оглашены поздравительные телеграммы Председателя ВЦИК М. И. Калинина, Наркомпроса, Наркомздрава, Главпрофобра, Академии наук, Военно-медицинской академии. С приветствиями от различных организаций выступили более 50 человек. Много поздравлений пришло от научных учреждений и отдельных ученых из-за границы. Общее число приветствий достигло 300. Юбиляр получил многочисленные адреса, дипломы об избрании почетным членом научных обществ, ученых советов университетов, институтов и других научных учреждений, альбомы. Особое чувство вызвало у Владимира Михайловича решение Вятского горсовета об избрании его почетным гражданином родного города.

Признанием огромных заслуг прозвучали и оглашенные на заседании постановления о присуждении имени Бехтерева Патолого-рефлексологическому институту и Воспитательно-клиническому институту для нервнобольных детей, а также о выделении государством по особому ходатайству Наркомпроса более 100 тысяч рублей Институту по изучению мозга и психической деятельности на расширение проводившихся там научных исследований.

Специальные заседания посвятили юбилею Бехтерева Психоневрологическая академия, общество психиатров, Ленинградский медицинский институт и многие другие научные и учебные учреждения. А в Институте мозга было решено создать музей Бехтерева, куда, кстати, в дальнейшем попали все связанные с юбилеем документы и материалы.

В начале 1926 года из печати вышел объемистый сборник, посвященный 40-летию профессорской деятельности В. М. Бехтерева. Ряд статей в нем демонстрировал роль великого ученого в развитии различных разделов неврологической науки. Юбилейные статьи о Бехтереве поместили тогда все медицийские журналы страны.

Сам Владимир Михайлович встречал свой юбилей полным сил, энергии, планов. Его вдохновляли успехи его соратников и многочисленных учеников, воодушевляло к дальнейшему творческому труду внимание широкой советской общественности к его деятельности. Выступая на юбилее с ответной речью, он говорил: «…Профессорствуя в течение 40 лет, приятно вспомнить, что я жил интересами молодежи, соболезнуя ее невзгодам и радуясь ее жизненным успехам. С другой стороны, чаяния лучшей части нашей молодежи были и моими чаяниями. Вот почему я могу сказать, не кривя душой и не краснея за свое прошлое, что я счастлив, что дожил до наших дней, когда на смену старому миру, сметенному волной революции, возник и создается новый мир с новыми условиями быта и новыми же условиями общественности.

Я приветствую это новое обновление мира и горжусь тем, что произошло впервые в нашей стране. Еще до памятных дней Великого Октября в беседе с лицами, скорбевшими о разложении великой империи царей, мне приходилось утешать их лучшим грядущим, я говорил им, что на месте великой монархии возникнет не менее великая, но во много раз более славная федерация народов и что, с другой стороны, победный стяг трудящихся, сбросивших иго капитализма, явится вестником оздоровления нашей общественности и в то же время залогом оздоровления нашего быта и рационализации нашей жизни. Так я понимал в свое время грядущую революцию, так я принимаю ее теперь, когда она является уже свершившимся подвигом великого народа». Свое выступление на посвященном ему банкете Бехтерев закончил стихами Плещеева: «Друзья, дадим друг другу руки и вместе двинемся вперед, и пусть под знаменем науки союз наш крепнет и растет».

Весной 1926 года при Ленинградском губздравотделе был организован Нервно-психиатрический совет, куда вошли руководители всех психиатрических лечебниц губернии. Научно-методическим центром психиатрической службы Ленинграда оставался Психорефлексологический институт, директором которого был Бехтерев, а главным врачом – В. В. Срезневский, в прошлом его ученик. Институт располагал стационаром на 220 коек для больных психиатрического профиля. С 1924 года при нем была развернута амбулатория для лиц, страдающих болезнями нервной системы, душевными болезнями и наркоманией, имеющая собственную лабораторную базу. На одном из первых заседаний Нервно-психиатрический совет по предложению Бехтерева принял решение о реорганизации Психорефлексологического института и его амбулатории. 30 июля 1926 года губздравотдел издал приказ, по которому Психорефлексологический институт преобразовывался в лечебно-научное учреждение, занимающееся в основном изучением и лечением так называемых пограничных состояний, главным образом неврозов. При этом в нем, однако, оставалось и психиатрическое отделение. Институт стал теперь именоваться «Клиническая больница для нервнобольных имени Бехтерева», сохранив при этом и второе название – Патолого-рефлексологический институт. Его амбулатория превратилась в психиатрический диспансер Володарского района Ленинграда – один из первых психиатрических диспансеров в стране, Бехтерев во многом содействовал открытию в 1926 году по инициативе своего ученика Л. Г. Молоткова первого в нашей стране Института хирургической невропатологии (теперь Ленинградский научно-исследовательский институт нейрохирургии имени А. Л. Поленова). Новый институт стал одним из важных звеньев реализации высказанного им еще в 1897 году страстного пожелания о создании самостоятельной нейрохирургической службы.