Текст книги "На поиски динозавров в Гоби "

Автор книги: Анатолий Рождественский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

В отсутствие наших машин и отрядов мы с Ефремовым подогнали отчетные дела по экспедиции. 14-го прибыли машины из Далан-Дзадагада и вернулся цаган-улинский отряд, пополнив наши сборы новыми коллекциями черепах, динозавров и млекопитающих. Теперь вся экспедиция была в сборе.

Имущества в лагере оказалось так много, что увезти в один рейс все нечего было и думать. Поэтому в Далан-Дзадагад отправился полный караван наших машин и почти весь состав экспедиции, кроме Ефремова, меня, Лукьяновой и Александрова, оставшихся до следующего рейса.

Мы иногда отправлялись в холмы собирать орудия первобытного человека, которых оказалось немало в окрестностях "Лукьян-Сомона". Это были орудия неолитического времени, такого же типа, как и в Баин-Дзаке: наконечники стрел, скребки, ножички и нуклеусы, т. е. болванки, из которых изготовлялись орудия. Орудия были разного цвета и разного минералогического состава: из халцедонов, яшм, агатов и кремней. Впоследствии эта неолитическая стоянка была обследована археологами, собравшими здесь дополнительные коллекции.

Скелет зауролофа в Палеонтологическом музее АН СССР

Для середины июля установилась не свойственная лету холодная погода с мелкими каждодневными дождями. К ночи же небо прояснялось и густо высыпали звезды, создавая какую-то необычайную прелесть и красоту тихой и черной гобийской ночи. Мы с Иваном Антоновичем в палатке не спали и могли наслаждаться этой ночной красотой, потихоньку мечтая о далеких и загадочных звездных мирах, которым Ефремов несколькими годами позже посвятил свой роман "Туманность Андромеды".

июля вечером вернулись из Далан-Дзадагада две машины – "Дракон" и "Кулан", переименованный теперь в "Барса". Загрузив машины и соорудив большое обо на месте "Лукьян-Сомона", мы ранним утром 22-го тронулись в путь.

Прощай, Нэмэгэтинская котловина!

На Орок-Норской равнине

После прошедших дождей, уплотнивших пески, дорога выглядела хорошо оформленной колеей – это была наша собственная автомобильная дорога, не нанесенная ни на одну карту. Мы назвали ее "дорогой имени Академии наук". А сколько пота и усилий она стоила! Нам даже казалось странным, что машины больше "не садятся" и вместо неизменной первой скорости идут чаще на третьей, а иногда даже и на четвертой.

В Далан-Дзадагаде нам пришлось наблюдать сильный ливень с градом, достигавшим размеров куриного яйца и более. Такие ливни в горах вызывают серьезные наводнения, во время которых иногда гибнут десятки баранов – их подхватывает бешеное течение несущихся с гор потоков. Аналогичные события, по-видимому, происходили и в прошлые времена. Только вместо домашних животных, которых тогда не было, гибли стада диких животных, образуя целые кладбища.

июля, в воскресенье, состоялся отъезд орокнорского отряда. В него вошли: Орлов, Эглон и я, а также шоферы "Волка", "Барса" и "Козла", Намнандорж, повар дядя Андрей и четверо рабочих. Ефремов с Новожиловым, Лукьяновой, Пресняковым и остальными рабочими должны были совершить маршрут к северу от Далан-Дзадагада и присоединиться к нам, разыскав нас по следам.

Отряду Ефремова предстояло сначала обследовать местонахождение Улан-Ош, указанное ботаником А. А. Юнатовым, обнаружившим там остатки мелких нтицетазовых динозавров раннемелового возраста – пситтакозавров. После этого отряд должен был обследовать нижнемеловое местонахождение Оши-Нуру, где в свое время американские палеонтологи также нашли скелет пситтакозавра.

Орок-норскому отряду предстояло ознакомиться с группой местонахождений на Орок-Норской равнине, откуда американские ученые собрали и описали остатки третичных млекопитающих и скелет динозавра такого же типа, как из Оши-Нуру. Не занятые в маршрутах машины были поставлены на перевозку коллекций из Далан-Дзадагада в Улан-Батор, одновременно завозили горючее на базы.

Итак, перед орокнорским отрядом лежало 350 километров пути по неизвестной и бездорожной местности.

Первый ночлег был у Баин-Дзака, на плато. Стоял необыкновенно тихий и теплый вечер. В низине после дождей появилось озеро. Утром мы обследовали западные обрывы Баин-Дзака, найдя череп мелкого динозавра – протоцератопса и скорлупу динозавровых яиц. Здесь же залили два бака хорошей питьевой водой и двинулись на запад, придерживаясь направления на северо-восточную оконечность Арца-Богдо – соседки Бага-Богдо. И та и другая входят в систему Гобийского Алтая.

Мы пытались придерживаться старинной караванной тропы – все той же лэгингольской. В местах, где она терялась или от нее отходило ответвление, оставляли кол с запиской или складывали обо, чтобы едущему по нашим следам Ефремову было легче ориентироваться.

За Баин-Дзаком начались бугристые пески. Дорога стала тяжелой. Через одну полосу шириной 150 метров машины пробивались два часа и то только по доскам, которые непрерывно подкладывали под колеса и устраивали как бы искусственную деревянную дорогу. Кругом была равнина, заметенная песками. И даже серая базальтовая гора слева – Дзун-Тубиин-Хайрхан-Ула – казалась погруженной в песок. Преодолев, наконец, пески, мы попали в урочищэ Хурэн-Тойрим – длинную котловину, дно которой было сложено пухлыми глинами и заросло саксаулом; местами виднелись громадные кочки. Мы невольно остановились, не рискуя въехать в красные пухлые глины. По-видимому, здесь когда-то было озеро, на берегу которого жили люди неолитической эпохи: масса кремневых, орудий валялась повсюду. Среди них попался очень красивый наконечник халцедоновой стрелы.

Начиналась полуденная жара, усугублявшаяся, как всегда, попутным раскаленным ветром. Вода в машинах, сильно нагревшихся при проходе через пески, закипала теперь то и дело. В пухлых глинах машины "садились" так же прочно, как и в песках. Когда мы пробились через котловину (ширина ее достигала всего семи километров), в наших двух баках, вмещавших по 50 литров каждый, осталось лишь полбака воды. Через несколько километров мы добрались до родника, который представлял едва сочившуюся струйку воды, донельзя загаженную скотиной и оттого казавшуюся совершенно черной. Такую жижу мы не смогли не только пить, но даже залить в радиатор, хотя следующая вода, показанная на карте, была через 20 километров.

У "родника" мы сделали обеденный привал. Отсюда наш путь пошел по слабо всхолмленной равнине. Нашлась и потерянная в котловине тропа. Когда же достигли речки Шинэ-Усуни-Хоалай, где рассчитывали пополнить запас воды, то оказалось, что она просто-напросто пересохла. Положение становилось угрожающим: в радиаторы были вылиты последние остатки воды.

Мы снова потеряли тропу и поехали по одному из сухих русел. В этот самый момент, когда у шедшего сзади "Барса" кончилась вода в радиаторе и он остановился, "Волк" подъехал к яме, наполненной дождевой водой. Это была неожиданная поддержка. Но воды было так мало, что едва хватило залить в радиаторы. Для питья она не годилась, так как в ней было слишком много глины. Пока шоферы брали воду, Ян Мартынович поехал на "Козле" вперед. Вскоре мы увидели его, торжественно размахивающего шляпой. Он нашел колодец. Однако радость была преждевременной: вода имела зеленый цвет от большого процента верблюжьей и овечьей мочи – колодцем давно не пользовались.

День был на исходе, и нам пришлось остановиться на ночлег возле колодца. Вода имела невообразимый вкус, и большинство отказалось ее пить, довольствуясь скудными запасами во фляжках, где у каждого оставалось не более нескольких глотков. Некоторые пытались добавить в чай лимонной кислоты – тогда он начинал шипеть и пениться, как нарзан. Все же пришлось запастись и такой водой.

На месте нашего ночлега были небольшие обрывы зеленовато-серых песчаников, очень похожих на те, что встречались нам в западном маршруте; в них удалось собрать даже некоторое количество костей динозавров. Не завтракая, мы решили двигаться по прохладе вперед в надежде доехать до хорошей воды. Проехав не более 10 километров, мы заметили невдалеке сгрудившееся стадо баранов. Здесь и оказался долгожданный колодец с превосходной водой. Вначале каждый торопился утолить жажду, затем все умылись холодной прозрачной водой, а тот, кто был "пожаднее", раздевался до пояса и просил облить его прямо из ведра.

После завтрака, наученные горьким опытом, мы залили все свои баки водой и лишь после этого спокойно пустились в дорогу.

Вскоре достигли колодца Олон-Худук, справа от которого, километрах в 25–30, виднелись громадные красные обрывы Оши-Нуру. Их должен был обследовать Ефремов со своим отрядом.

Мы придерживались тропы, которая шла вдоль северных склонов Арца-Богдо по высокогорному плато, кое-где прорезанному сухими руслами. К обеду наш отряд добрался до речки Хунгуй-Гол, выглядевшей небольшим ручьем. После речки тропа круто поднялась вверх, войдя в красные базальтовые скалы, выехав из которых, мы попали на ровное плато, как бы вымощенное черным щебнем. Но вскоре наш путь преградило урочище, заросшее дэрисом. А там, где был дэрис, там и крупные непроходимые для машин кочки – это мы уже хорошо знали по опыту. "Козел" вернулся назад, не проехав и 200 метров по дэрису. Мы начали метаться, ища проход между дэрисом, но тщетно – постепенно он теснил нас все ближе и ближе к подножию Бага-Богдо, которое было густо усажено крупными кочками (правда, без дэриса).

Километра три наши машины, страшно вихляясь и скрежеща металлом, продирались через кочки, пока, наконец, не воткнулись в берег реки Хонгорин-Гол. Здесь и пришлось остановиться на ночлег, так как стало уже темно. Сильный ветер спасал нас от мошки, которой здесь было, безусловно, много и которая заела бы нас в тихую погоду.

Всю ночь шел проливной дождь, промочивший нас насквозь в спальных мешках. Утром, когда мы поднялись, кругом было серо и ничего не видно из-за тумана. Большой дождь перестал, но моросил мелкий осенний дождик. Часам к 8 прекратился и он, и сизая пелена немного приподнялась над землей. Мы решили ехать дальше, но подмокли свечи в машинах, и они не заводились. Больше всех пришлось возиться с "Козлом".

Находясь у самого истока реки, мы объехали ее выше по склону, а затем повернули назад, но уже по левому берегу, с расчетом снова выйти на тропу, которую вчера потеряли перед зарослями дэриса. Километров 10 пришлось пробираться по кочкарнику и песчаным буграм, и только благодаря дождю, уплотнившему песок, машины сравнительно быстро смогли преодолеть это расстояние.

Тропа, на которую мы снова выехали, сначала шла меж песков, а затем, обогнув озеро, привела нас в большую глинистую котловину, изобиловавшую после дождя лужами. В первой же из них "Волк" засел и так основательно, что мы вытаскивали его часа два. Следовало бы объезжать котловину слева по пескам, ибо в сырую погоду страшны не пески, а глины.

Пока возились с машиной, поспел обед. Но едва мы успели поесть, как налетел неизвестно откуда взявшийся маленький дождичек. Это была непредвиденная пакость. Глинистую дорогу смазало, словно маслом, и колеса вертелись на одном месте, отказываясь двигаться вперед. Пришлось мостить дорогу из саксаула. В результате на два километра пути ушло еще два часа.

Лишь к вечеру нам удалось выйти на широкую открытую равнину – это и были орок-норские степи, среди которых на западе находилось озеро Орок-Нор. В него с севера впадает река Туин-Гол, самая крупная из южных рек Хангая.

Утром мы увидели впереди обрывы Татал-Гола, где, по сведениям американской экспедиции, имелись кости. До обрывов оказалось всего 10 километров. Это, собственно, были крутые берега когда-то существовавшей реки, а теперь медленно журчавшего ручейка. Обрывы достигали 30–40 метров высоты и были похожи на слоеный пирог – красные глины прорезались посередине слоем черного базальта. Базальтовая лава притекла сюда во время извержения Бага-Богдо, происходившего в олигоцене, т. е. 30–35 миллионов лет назад. Мелководное озеро, вероятно, мгновенно выкипело, а мощный лавовый поток строго повторил рельеф дна. Со временем здесь образовалось новое озеро, в котором снова стали отлагаться красные глины. Мы поднялись на противоположный борт русла, и в том месте, где обрывов было особенно много, разбили лагерь.

Это был первый лагерь на открытой равнине, и было особенно приятно наслаждаться простором степей после узких и слепых каньонов Нэмэгэту. В 25–30 километрах к югу вставали Центральные горы Гобийского Алтая – Ихэ-Богдо и Бага-Богдо. У подножия последней располагалась широкая желтая полоса. Это были барханы, достигающие значительной высоты – 100 метров и более. С топливом и водой здесь было хорошо: саксаула кругом росло сколько угодно, а колодец с превосходнейшей водой находился всего в трех километрах. По утрам к ручейку прилетали стаи степных "куропаток"-копыток, лапки которых с толстыми коготками действительно напоминали копытца. Мясо их было очень вкусным, и наши охотники – Эглон и Александров – не раз снабжали нас этой изысканной дичью.

Мы поставили свой лагерь на крутом берегу, так что он был виден издалека – именно с той стороны, откуда мы приехали. Сердце путешественника радостно бьется, когда он видит родные палатки. Такое удовольствие нам хотелось доставить и отряду Ефремова, который должен был скоро приехать.

На следующий день начали осмотр местонахождения Татал-Гол. Американские палеонтологи лишь упоминали о нем, считая его, очевидно, малозначительным. Наши первые же шаги показали, что это местонахождение заключает колоссальное количество материала.

Особенно много было костей различных грызунов, размерами от суслика до зайца. Вместе с ними встречались кости мелких хищных гиенодонов, величиной от лисицы до медведя, кости мелких оленей, насекомоядных, близких к ежам, а также остатки гигантских безрогих носорогов – белуджитериев, являющихся ближайшими родственниками казахстанских носорогов – индрикотериев. Последние, несмотря на свой гигантский рост, превышающий в два раза размеры слона, были бегающими подвижными формами и, как все бегающие носороги, продолжали оставаться, подобно своим предкам, безрогими. Они обитали на опушках лесов, питаясь древесной листвой. Сопутствующая им фауна, получившая название индрикотериевой, – грызуны, мелкие хищники, парнокопытные и другие млекопитающие – является характерной для лесостепной зоны и в олигоценовом периоде была широко распространена по всей Азии, в том числе и на территории теперешнего Казахстана.

Олигоценовый хомяк – крицетопс

Интересно отметить то обстоятельство, что лапы белуджитерия мы нашли вертикально стоящими и, следовательно, сохранившими то положение, в котором погибло животное, увязнув, по-видимому, в трясине. Весь скелет, кроме лап, был уже разрушен и унесен вместе с породой, которая его заключала. Аналогичный случай был описан американскими палеонтологами для соседнего местонахождения Хзанда-Гол[15].

Кости имели черную окраску и были хорошо заметны в красных глинах. Первый же день дал обильные сборы: несколько черепов, десятки челюстей и сотни различных костей млекопитающих. Уже одни эти коллекции по своим результатам вполне оправдывали наш тяжелый путь сюда. Между прочим, впервые в Гоби, здесь мы встретили комаров, и настолько назойливых, что даже днем мы вынуждены были, несмотря на сильную жару, одеваться. Из двух зол приходилось выбирать меньшее.

К 2 августа мы закончили сборы костных материалов на Татал-Голе, осмотрев все обрывы, но не ставя раскопок, а собирая только вымытый на поверхность материал. За три дня работ наши сборы исчислялись уже не сотнями, а тысячами различных костей мелких млекопитающих, в том числе несколькими десятками черепов и несколькими сотнями челюстей. Это был огромный материал, великолепный к тому же по своей сохранности. Нам пришлось потратить целый день на упаковку и этикетаж коллекций.

Теперь мы решили вернуться назад к северо-востоку, где была расположена другая группа обрывов такого же типа. Это место получило название Лу (по-монгольски – "дракон"), данное американской экспедицией.

Красные обрывы представляли собой берег сухого русла Хзанда-Гол, и мы предпочитали пользоваться этим названием для обозначения олигоценового местонахождения млекопитающих. От Татал-Гола до Хзанда-Гола оказалось всего 20 километров.

Несмотря на короткое расстояние, путь наш занял около трех часов. Горячий южный ветер, как полагается, дул в спину, и невыносимо жгло солнце, неподвижно висевшее в раскаленном мареве. Дышать, особенно в кабине, было совершенно нечем. Голова была как будто в тисках, и глаза слипались сами собой, но не от желания спать, а просто от одурения. Машины еле-еле ползли на второй скорости, и вода кипела в радиаторах через каждые 10–15 минут.

Немного отдохнув после переезда, мы разбили лагерь. Палатка-кухня, где стряпал наш повар дядя Андрей, была зеленого цвета, из плотной парусины, и совершенно непонятно, как он мог там находиться. Правда, и белые палатки не спасали от жары, так как легко прогревались солнцем, которое, казалось, жгло прямо сквозь полотно.

Едва поставили последнюю палатку, как разразилась песчаная буря – ветер принес тучи песка с цепи барханов у подножия Бага-Богдо, которая была теперь напротив нас. В палатках мы задыхались от духоты и пыли, снаружи обжигал воздух и стегало песком. Спасения не было: приходилось терпеливо пережидать буйство стихии.

У обрывов Хзанда-Гол мы простояли два дня. Костей здесь оказалось значительно меньше, чем на Татал-Голе, хотя американские палеонтологи указывали на значительные скопления костей именно здесь. Это, по-видимому, объяснялось тем, что богатые костеносные "карманы" были вскрыты во время американской экспедиции на Хзанда-Голе, а во время нашего посещения – на Татал-Голе. Мы начали думать о переезде к северу еще километров на 20, где должно было быть нижнемеловое местонахождение мелких динозавров, описанное американскими палеонтологами. У нас кончался запас бензина и машинного масла. За водой же приходилось ездить за три километра, и с каждым днем скудные остатки горючего таяли все больше. Кроме того, здесь не было саксаула, и приходилось отапливаться аргалом (сухим пометом), на сборы которого тратилось очень много времени. В довершение всех неприятностей ежедневно с 3 до 4 часов дня, как по расписанию, Бага-Богдо "угощала" нас песчаными бурями.

августа буря была особенно сильной и более продолжительной, чем в прошлые дни. В один из яростных шквалов я заметил, что койка, стоявшая возле палатки, была подхвачена ветром и, пролетев по воздуху метров 30, упала под обрыв. Палатки пришли в движение, непрерывно хлопая своими стенками и вздымая внутри тонкую лессовую пыль, набивавшуюся не только в глаза, рот, нос и легкие, но и проникавшую всюду, даже в плотно закрытые вьючные чемоданы. Воздух в палатке в ото время был до предела насыщен тончайшей пылью, а закупоренность палатки и нагрев от солнца превращали ее в инкубатор. В результате этой бури поварская палатка разорвалась надвое, и продукты в значительной мере пропитались песком.

Вечером шоферы разделили остатки бензина и масла – горючего должно было хватить километров на 30 пути. Переезд к северу был рискованным шагом, так как там могло не оказаться воды. В то же время и оставаться до приезда Ефремова, который предполагал быть здесь еще к 1 августа, но по каким-то причинам задерживался, было также нецелесообразно, поскольку местонахождение оказалось бедным и работа не могла быть продуктивной. Вот при таких обстоятельствах утром 5 августа, наполнив водой всю посуду, даже опорожнившиеся из-под бензина бочки, мы двинулись к северу – вверх по руслу Хзанда-Гол.

Проехав километров 20, мы заметили на пригорке справа могильный памятник. У его подножия, в ложбине, был колодец Анда-Худук. По имени этого колодца американские палеонтологи описали и местонахождение Ондай-Саир, название которого представляет несколько измененное монгольское Анда-Худук ("сайр" – овраг, "худук" – колодец). Рядом с колодцем располагалась терраса, покрытая зеленой травой. Далеко на юг открывалась величественная панорама с Бага-Богдо на заднем плане. Это место было, пожалуй, самым приятным из всех, где до сих пор нам приходилось ставить лагерь. Песчаные бури сюда не доходили, так как лагерь был скрыт от них отрогами горы Ушюгин-Обо (Ускук – в американской транскрипции). Поэтому стенки палаток мы подтянули кверху с таким расчетом, чтобы они висели примерно на полметра над, землей и продувавший снизу ветерок создавал бы приятную прохладу в палатке. Точно так же устраиваются летом юрты, у которых внизу оставляется незакрытая щель для движения свежего воздуха.

Колодец пришлось откачивать, так как он был запущен, но вода в нем оказалась отличной. Поскольку он был достаточно глубок, то его использовали и как холодильник, подвешивая в нем над водой бараньи туши. Аратов поблизости не было – они откочевали в высокогорные районы, и мы при нашем дефиците горючего могли позволить себе только одну поездку за баранами. Вместо саксаула пришлось и здесь, как на Хзанда-Голе, пользоваться аргалом, которого, правда, было достаточно.

Внизу под терраской имелось даже небольшое озерко дождевого происхождения. По утрам сюда на водопой прилетали стаи копыток, но, увы! – ящик с патронами попал по ошибке на другую машину, когда грузились в Далан-Дзадагаде, а боеприпасы, имевшиеся на руках, давно кончились. Ян Мартынович, самый заядлый из наших охотников, выскакивал из палатки, когда стая копыток шумно пролетала мимо и нахально усаживалась под носом на озере; потрясая пустым ружьем, он посылал далеко не лестные эпитеты в адрес Преснякова, руководившего погрузкой. Кроме патронов, мы забыли еще свечи, и приходилось устраивать плошки.

Костей динозавров здесь почти не было, но зато в одном из обрывов мне посчастливилось найти скопление меловых рыб – ликоптер. Здесь заложили раскопку, которая дала весьма успешные результаты. Вместе с отпечатками рыб превосходной сохранности попадались отпечатки личинок крупных насекомых. Вообще же обнаженность была плохая, овражная сеть слабо развита. Нижние слои были представлены темными глинистыми сланцами с остатками рыб и насекомых, выше залегали песчаники, в которых встречались редкие кости динозавров из группы пситтакозавров[16].

Пситтакозавры ("ящеры-попугаи") представляли сравнительно небольших – до 1,5–2 метров длиной – динозавров, передвигавшихся на задних конечностях. Их голова оканчивалась впереди большим высоким клювом, за который они и получили свое название. Пситтакозавры питались растительной пищей и были обитателями зарослей вокруг водоемов. Эти динозавры – интереснейшие животные. По строению своего черепа они похожи на примитивных рогатых динозавров и некоторых анкилозавров, зубы у них почти такие же, как у анкилозавров и стегозавров, а по строению посткраниального скелета (т. е. скелета без черепа) они наиболее близки к орнитоподам, к которым относятся игуанодонты и утконосые динозавры. Таким образом, Пситтакозавры обладают признаками разных групп птицетазовых динозавров, что и послужило поводом к дискуссии об их систематической принадлежности – палеонтологи поочередно относили их то к одному, то к другому подотряду птицетазовых динозавров. В последнее время пситтакозавров рассматривают в составе орнитопод, но и этот вопрос нельзя считать окончательно решенным. Возможно, они представляют самостоятельную эволюционную ветвь, рано (на границе юры и мела) отделившуюся от основного ствола птицетазовых динозавров. Пситтакозавры широко распространены в Центральной Азии, начиная от Гоби и кончая Восточным Китаем. В 1953 г. неполный скелет пситтакозавра и череп второго экземпляра были найдены у нас в Сибири – в Кузбассе, на реке Кие. Кузбасский пситтакозавр, как и монгольские (из Внешней и Внутренней Монголии), как мне кажется, относится к одному виду, получившему название пситтакозавра монгольского. Восточнокитайские виды отличаются от него. Все Пситтакозавры жили в самом начале мелового периода и служат надежными руководящими формами для установления геологического возраста нижнемеловых отложений, в которых встречаются их остатки.

Наступило 10 августа, но Ефремов не приехал. Мы начали серьезно беспокоиться, не будучи, однако, в состоянии предпринять что-либо из-за парализованности нашего транспорта. Вылив из грузовых машин остатки горючего, мы с Орловым решили совершить небольшой маршрут на "Козле", намереваясь осмотреть обрывы между Хзанда-Голом и Анда-Худуком,

Проехав несколько километров, мы остановились осмотреть обрыв. Вдруг из-за поворота неожиданно вынырнули две крытые тентами грузовые машины. Юрий Александрович от радости позабыл даже о существовании нашей машины, на которой мы ехали, и бросился бегом навстречу. Все оказалось благополучно, но стечение разных обстоятельств и главным образом исследование Оши-Нуру, занимавшего огромную площадь, задержало приезд Ефремова с его отрядом. К сожалению, время было ограниченно, и им не удалось обнаружить сколько-нибудь значительного скопления костей динозавров.

На следующий день решено было предпринять маршрут на Хольбольчжин-Нор – небольшое озеро к северу от Орок-Нopa. Американские палеонтологи нашли там остатки древних млекопитающих. Ефремову несколько нездоровилось, и он решил остаться в лагере. В маршруте приняли участие: Орлов, Эглон, Новожилов и я, а также Намнандорж, Пронин (в качестве искальщика костей), четверо рабочих и шоферы Александров и Петрунин, каждый со своей машиной. Наблюдение за рыбными раскопками Эглон передал Лукьяновой и Преснякову.

Миновав знакомый нам Татал-Год, машины выехали на плоскую и ровную, как стол, степь, на которой отчетливо сохранились следы старинного караванного тракта. К вечеру мы достигли реки Тацаин-Гол, стекающей с Хангая и теряющейся в песках близ озера Цаган-Нор, в которое она, по-видимому, раньше впадала.

Речка была неширокая, но довольно быстрая. В этом месте она прорывала базальтовые скалы, которые в виде высоких террас образовывали берега некогда широкого русла этой реки. Черные базальтовые стены, достигавшие высоты 60–70 метров, были совершенно отвесны. В некоторых местах под мощным слоем базальта виднелись красные глины, а еще ниже – светлые пески. Получалась яркая полоса, очень эффектная при солнечном закате. Излияние этих базальтов произошло в третичное время – при извержении Ихэ-Богдо, напротив которой мы теперь находились.

Пситтакозавр – мелкий птицетазовый динозавр

Стало смеркаться. Переправившись вброд через реку, оказавшуюся неглубокой, мы расположились на ее правом берегу на ночлег. С наступлением темноты появился неприятель – полчища комаров, которые жгли нас до тех пор, пока не пошел дождь, облегчивший наши страдания, с тем, однако, чтобы завтра принести новые.

Чтобы выбраться из долины на плато, необходимо было проделать путь около двух километров по отвратительным дэрисовым кочкам, глинистая почва между которыми после дождя превратилась в липкую грязь. Но самое скверное заключалось в том, что долина по правому берегу реки была занята когда-то рисовыми плантациями, изборожденными вдоль и поперек многочисленными арыками, по которым теперь бежала вода. Один из арыков, через который нам нужно было переехать, достигал метра в ширину и глубину. Мы натаскали в куртках как можно больше камней и вымостили ими дно в месте переправы. Все это совершалось под непрерывным дождем, который не собирался переставать и каждая лишняя капля которого могла принести нам только вред. Единственное спасение от воды было на плато, куда мы и старались как можно скорее добраться.

Первым через арык пустили "Козла". Едва войдя в воду, он "зачихал" и остановился, но дружными усилиями нам все же удалось вытолкнуть его на другой берег. Очередь была за "Барсом". Мы добавили камней, и трехтонка двинулась к переправе. Она уже стала выползать на противоположный берег, как вдруг правое заднее колесо предательски забуксовало, и машина, разбросав все камни, беспомощно увязла по кузов, перепрудив весь арык. Никакой возможности подкопаться или подложить что-нибудь под колеса не было. "Козлиных" и людских сил было недостаточно, чтобы освободить из плена задние колеса трехтонки. Один из рабочих предложил отвести в сторону арык. Это было, действительно, очень разумно. Не прошло и 15 минут, как под задними колесами машины стало сухо, а еще через несколько минут она уже стояла на другом берегу арыка, как ни в чем не бывало продолжавшего свое течение в прежнем направлении. И на этот раз черт оказался не таким страшным.

Проехав 50 километров по плато, мы подъехали к озеру Хольбольчжин-Нор. Берега его были плоскими и ровными, а поверхность затянута коркой соли. Петрунин, с которым я ехал, разогнал "Барса" со скоростью километров 70, как вдруг неожиданно перед колесами выросла глубокая канава. Тормозить было поздно, я успел только сжаться на сиденье и прикрыть руками голову. Удар был, конечно, очень сильным, и один из рабочих, сидевших наверху, чуть не откусил себе язык, разговаривая в это время. К счастью, серьезных повреждений ни у людей, ни у машины не оказалось, а "Козел" успел вовремя свернуть.

Вокруг Хольбольчжин-Нора не было видно никаких обрывов, а налет соли явно говорил о бесполезности рыбной ловли, ради которой мы захватили бредень и даже парусиновую лодку! Подъехавшие араты также ничего не смогли сообщить нам интересного относительно костей. Здесь было снова какое-то недоразумение, но всю информацию от местных жителей, мы, не зная монгольского языка, получали через нашего переводчика – Намнандоржа.

Остатки старинного караванного тракта

После обеденного привала пришлось повернуть назад. На обратном пути мы обследовали несколько обрывов, сложенных красными глинами и светло-серыми песками, но ничего в них не нашли, как тщательно ни искали. Поэтому решили вернуться на Татал-Гол и провести там дополнительные сборы.

Ночевали на правой террасе Тацаин-Гола. Ночь была очень холодная и ясная. Впервые мы наблюдали лунную радугу – замечательно красивое зрелище на черном ночном небе.

Несмотря на ледяную ночь, утренние лучи солнца быстро нагрели воздух, и, спустившись вниз к реке, мы с большим удовольствием в ней выкупались. Правда, глубина была не выше колен, и, для того чтобы погрузиться в воду полностью, приходилось ложиться. Но даже и такое купание доставляло истинное блаженство. Я уже купался в этом году во время западного маршрута и в Толе, а некоторые из моих товарищей еще ни разу не купались, проведя все лето в пустыне. Поэтому им особенно приятно было окунуться в прозрачные струи Тацаин-Гола; все брызгались и барахтались, как дети.