Текст книги "Дипломатия Франклина Рузвельта"

Автор книги: Анатолий Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

В Атлантике к 1942 году стратегия "большой территории" предполагала определенную степень контроля над Исландией, Азорскими островами, островами Зеленого мыса и Дакаром. В Исландии уже находилась бригада морской пехоты США. Эти четыре тысячи морских пехотинцев – первый контингент вооруженных сил США в Европе, где американское военное присутствие стало с тех пор постоянным.

В этот критически важный для США период перехода от изоляции к вовлеченности глобального масштаба своеобразным мостиком для американской дипломатии послужило формирование особых отношений с Великобританией, имперским лидером полутора предшествующих столетий. Необычная форма отношений – на которую Лондон пошел вследствие смертельной угрозы самой национальной независимости – явилась трамплином для американской экспансии. Процесс освоения глобальной роли Америки не прошел бы столь гладко, если бы слабеющий британский лев не передал ей доли своего опыта, не поделился своими знаниями, не оказал поддержки.

Помощь Англии Америке была широкой и существенной. Прежде всего, Соединенные Штаты начали создавать под руководством английских учителей "глаза и уши" империи, разветвленную разведывательную сеть. "Интеллидженс сервис" стоял у колыбели как внутренней контрразведки, так и глобальной сети шпионажа. Федеральное бюро расследований под руководством командированного английскими органами безопасности У. Стивенсона стало приобретать, помимо прежних функций тайной полиции, функции контрразведки, причем деятельность ФБР была расширена на заграницу, и уже вскоре глава ФБР Э. Гувер ставил себе в заслугу предотвращение пронацистских переворотов в Боливии и Панаме. Английские "учителя" убедили американцев в необходимости создания специализированных служб заграничной разведки. Эмбрионом Центрального разведывательного управления (окрепшего во второй половине 40-х годов) стала Организация стратегических служб (ОСС).

Во-вторых, необычный (несанкционированный до 1942 года конгрессом) союз с Англией позволил США весьма быстро оснастить свою военную машину. Без английского участия это был бы более длительный, более дорогостоящий и менее эффективный процесс. Англию и ее базы по всему миру посетили многие тысячи американцев, воспринявшие многовековой опыт имперской державы, страны, которая уже два года вела современную войну. Рождение, скажем, мощных "летающих крепостей" – бомбардировщиков Б-26 было бы невозможно без консультаций английских авиационных экспертов. Американцы благодаря англичанам получили главные военные секреты мировой войны, такие, как радиолокация и использование ядерной энергии. Научно-исследовательский комитет США направил своим представителем в Англию президента Гарвардского университета Дж. Конанта.

В-третьих, готовность к сотрудничеству находящихся под смертельной угрозой англичан позволила начать "освоение" территорий, контролирующих значительную часть мирового океана, подходы к важнейшим в стратегическом отношении зонам. С английской помощью США оккупировали Исландию и Гренландию, подготовили высадку на Азорских островах, на Мартинике и во многих других местах.

Так критическое состояние Британской империи было вольно и невольно использовано Ф. Д. Рузвельтом для превращения США в первую державу Запада. Лето 1942 года, видимо, является самой низкой точкой для стран антигитлеровской коалиции. Европа почти целиком находилась в руках нацистов, а в Азии японцы устремились к Индии и Австралии.

Рузвельт и Черчилль на встрече летом 1942 года немало часов посвятили "трубочным сплавам", как согласно английскому коду назывался проект военного использования атомной энергии. Именно в эти дни, видя реальную опасность дезинтеграции Британской империи, Черчилль согласился на главенство американцев в атомном проекте. В июне 1942 года Рузвельт поручил военному министерству взять проект в свои руки. Здесь в рамках корпуса армейских офицеров был создан особый отдел, перед которым стояла задача осуществить крупномасштабные разработки и исследования в наглухо отгороженных от внешнего мира лабораториях и на полигонах. Свое название проект "Манхеттен" получил в августе 1942 года. Рузвельт определенно знал, что германские физики идут той же дорогой, и судьбы войны во многом зависят от научных успехов. Дж. Конант, в общем и целом, как и Рузвельт, оптимист по натуре, определил, что немцы, возможно, на год опережают американцев, тогда как даже "трехмесячное отставание было бы фатальным".

В конечном счете проект "Манхеттен" обошелся в 2 миллиарда долларов. Было построено тридцать семь испытательных установок в одиннадцати штатах США и в Канаде. В реализации проекта участвовало примерно 120 тысяч человек (такие оценки давал Р. Патерсон Г. Стимсону 25 февраля 1945 года). С целью централизовать организационные усилия Рузвельт назначил бригадного генерала Лесли Гроувза главным ответственным за реализацию проекта "Манхеттен". Он руководил всеми задействованными силами и средствами. С точки же зрения президентского участия важно обратить внимание на то, что военный министр Г. Стимсон был ведущей фигурой в администрации, курирующей проект. Те или иные действия президент с этого времени осуществлял только через него. Разумеется, у Стимсона было много других обязанностей, но эта сфера стала одной из основных в его деятельности.

Отношение Рузвельта к проекту "Манхеттен" говорит о том, что главным инструментом создания искомой системы международных отношений в будущем он считал атомное оружие. Рузвельт, полагает американский историк М. Шервин, "думал, что бомба может быть использована для создания мирного мирового порядка, он, по-видимому, считал, что угроза ее применения более эффективна, чем любые возможности международного сотрудничества". И, по мнению Рузвельта, хотя мир будут контролировать "четверо полицейских", лишь два из них – США и Англия – станут владеть атомным оружием.

Решающим днем в германском подходе к атомному оружию было 6 июня 1942 года, когда нобелевский лауреат физик Гейзенберг встретился с министром военных запасов А. Шпеером, близким к Гитлеру, и доложил ему о ходе исследования в области использования урана. Он сказал, что Германия определенно имеет необходимые знания для получения атомной энергии из урана. Теоретически возможно создание атомного оружия. Впереди технические проблемы: нахождение критической массы, исследование цепной реакции; Шпеер пришел к выводу, что работы следует продолжать, но в меньшем масштабе. В этом Шпеер прямо повторял Гитлера: он, будучи на данном этапе уверен в победоносном для себя окончании войны, приказал закрыть все проекты, касающиеся новых видов оружия, за исключением тех, которые будут готовы к полевым испытаниям в течение шести недель.

Во время Нюрнбергского процесса Шпеер сообщил, что Гитлер говорил с ним о возможности создания атомной бомбы. Шестого мая 1942 года Шпеер поставил перед фюрером вопрос о судьбе всего атомного проекта, он предложил назначить Геринга главой имперского исследовательского совета, чтобы придать делу необходимую важность. Но Гитлер не решил этот вопрос ни тогда, ни на новом обсуждении – 23 июня 1942 года. Он показал свою заинтересованность, но не был убежден в достижимости цели. Речь шла о трех-четырехлетней программе. В конце концов Шпееру было приказано направить исследования на создание уранового мотора для танков или надводных лодок, после чего Гитлер потерял интерес к проблеме. Но Рузвельт и его окружение не знали об этом.

От Касабланки до "Трайдента"

Страны "оси" знали, что они должны выиграть войну в 1942 году или они потеряют все. Мне нет нужды напоминать вам, что они не выиграли войну в 1942 году.

Ф. Рузвельт. 1943 г.

Президент становится все больше и больше центральной фигурой в глобальной войне, источником инициативы, власти и, конечно, ответственности.

У. Кассет. 1942 г.

В ходе первого этапа развертывания мировой стратегии детализированное перспективное планирование американцев сосредоточивалось в государственном департаменте. Уже в 1941 году в нем был создан отдел специальных исследований, руководимый Лео Пазвольским. С вступлением войны в кульминационную фазу Рузвельт "приблизил" планировщиков к Белому дому, поднял значимость планирования. Именно в это время он ставит во главе специального президентского Комитета по послевоенной внешней политике государственного секретаря Кордела Хэлла. Данный комитет имел уже сложное бюрократическое строение. Его составляли пять специализированных подкомитетов, в которые входили как правительственные чиновники, так и привлеченные извне специалисты. Подкомитеты породили немалое число докладов, но вся эта прогностическая и футурологическая литература воспринималась Рузвельтом лишь как подсобный "склад идей". Президент придавал деятельности комитета далеко не первостепенное значение, это было, с его точки зрения, побочное ответвление дипломатического планирования. Наряду с исполнительной властью планированием внешней политики занимались отдельные комитеты конгресса. Сухопутные войска, военно-воздушные силы и военно-морской флот также обращались к анализу дипломатических проблем.

В 1942 году, когда обозначились первые признаки возможной победы, внешнеполитическим планированием стали заниматься и в академических кругах. Здесь высказывались идеи, заинтересовавшие хозяина Белого дома. Профессор Йельского университета Н. Спайкмен опубликовал книгу "Американская стратегия в мировой политике" (1942), в которой обратился к новому для США геополитическому видению. Северная и Южная Америка – это по существу два острова в океане, общая площадь которых равняется лишь трети Евразии и население которых составляет лишь десятую часть ее населения. До сих пор безопасность США зависела от баланса сил в Европе и Азии. Поддержанием этого баланса весь девятнадцатый век и значительную долю двадцатого занималась Англия, позволявшая США реализовывать свое влияние в Западном полушарии посредством "доктрины Монро". Этот баланс был нарушен с выходом России из войны в 1917 году и с победами Германии в 1940 году. Вторая мировая война, по словам Спайкмена, поставила вопрос: "Будут ли Соединенные Штаты великой державой, пользующейся влиянием в делах Старого света, или они станут буферным государством между могущественными империями Германии и Японии?"

Директор Института международных исследований Йельского университета Ф. Данн выражал сходные идеи. По его мнению, "наиболее важным фактором, с точки зрения американской безопасности, является то обстоятельство, кто будет владеть контролем над побережьем Европы и Азии". США должны обеспечить контроль за собой. "Если это побережье попадет в руки одной или нескольких стран, враждебных Соединенным Штатам, результатом будет такое окружение, которое поставит Америку в чрезвычайно опасное положение вне зависимости от того, какой будет величина ее армии и флота".

Аналогичные мысли высказывала группа молодых американских политологов, среди которых выделялся У. Фоке с книгой "Сверхдержавы: Соединенные Штаты, Британия и Советский Союз – их ответственность в отношении мира" (Нью-Йорк, 1944) и Р. Страус-Хюпе, автор исследования "Баланс завтрашнего дня: мощь и внешняя политика Соединенных Штатов" (Нью-Йорк, 1945).

Ведущим публицистом, распространявшим идеи академических ученых, был У. Липпман, выступивший в 1943 году с чрезвычайно популярным трактатом "Внешняя политика США – щит республики". Он критически оценил прежнее "неучастие" американцев в глобальной дипломатической борьбе. Прежде американцы "как ленивый богач" слишком беспечно смотрели "на основания своей национальной безопасности как на нечто, что ниже их достоинства". Но теперь они должны прозреть: "Стратегическая оборона Соединенных Штатов не ограничивается трехмильной зоной вокруг американских берегов, она протянулась через два океана ко всем трансокеанским землям, откуда может быть начата атака по морю или по воздуху".

Последующие пятьдесят лет американская дипломатия руководствовалась именно этим принципом.

* * *

Помощник Рузвельта Хассет записал в своем дневнике в конце 1942 года: "Президент становится все больше и больше центральной фигурой в глобальной войне... Он спокоен и собран, находится в наилучшей форме по мере того, как первый год участия в войне приближается к концу. Его темперамент неизменен, боевой дух высок, и он всегда готов пошутить или рассмеяться. Он может заснуть при любой первой попавшейся возможности – бесценное качество для человека, чье бремя так велико. Об этом бремени он не упоминает. У него нет желания быть мучеником, живым или мертвым".

А время требовало мужества и высшей концентрации энергии.

В сентябре 1942 года немцы вышли к Сталинграду и предгорьям Кавказа. Рузвельт видел, что весы истории заколебались. Он просил Черчилля продолжать отправку конвоев на севере, хотя бы небольшими партиями, он обещал советской стороне увеличение поставок авиационной техники. В октябре он объяснял Сталину, какие меры принимаются для увеличения объема поставок через Тихий океан и Персидский залив. И лишь в конце осени 1942 года Рузвельт приходит к выводу: "Русские собираются продержаться этой зимой, и мы должны энергично осуществлять планы помощи им"!

Только к началу 1943 года американская элита ощутила, что мировой конфликт, возможно, разрешится уже в обозримой перспективе и что США будут первыми среди победителей. Начинают выходить книги, посвященные организации послевоенного мира. Те, кто помнил первую – вильсоновскую попытку США возглавить мировое сообщество, постарались связать ее с текущей, второй. В самом конце 1942 года вице-президент Г. Уоллес заявил по национальной радиосети, что в 1920 году не Вильсон потерпел поражение, а весь противостоящий ему мир. Уоллес спешил хотя бы теоретически оснастить будущую мировую организацию рычагами вооруженного воздействия. Таковыми ему виделись прежде всего международные воздушные силы. В начале 1943 года кандидат от республиканской партии в президенты У. Уилки опубликовал книгу "Единый мир", в которой призывал создать "совет Объединенных Наций – единый совет по выработке единой военной стратегии, в котором все нации несли бы бремя". В течение двух месяцев в США был продан миллион экземпляров этой книги. Это было время, когда приветствовались самые смелые предложения. Так, известный газетный магнат – полковник Маккормик выдвинул такой план: Шотландия, Уэллс и все британские доминионы должны стать штатами США.

Рузвельт в разворачивающейся эйфорической обстановке оставался достаточно сдержан. Но и он выдвинул для широкого обозрения несколько идей, казавшихся ему самыми существенными. Как уже говорилось, он был убежден, что главные страны-победители (США, СССР, Англия, Китай) станут осуществлять в мире контрольные полицейские функции. Должна быть создана мировая организация, она заменит злополучную Лигу Наций. Но Рузвельт чрезвычайно не хотел на данном этапе обсуждать специфику всего того, что порождала победа. В обращении к конгрессу "О положении страны" он сказал: "Мы должны посвятить себя большим целям и не заземлять обсуждение вопроса в спорах о методах и деталях".

У Ф. Рузвельта на протяжении всей его политической карьеры прослеживается стремление не связывать себя преждевременно данными обязательствами, не ограничивать поле своего маневра заранее жестко очерченными схемами. Рузвельт был мастер импровизаций. Он с охотой подходил к решению очередного клубка проблем, ему нравилось искать "верную нитку". Ничто не импонировало ему больше, чем спонтанное формирование новых комитетов, групп плакирования, координационных центров. Это не значит, что у него не было своего видения мира, что он отвергал "забегание в будущее", но он крайне не любил выставлять свои предпочтения. Лидер должен быть загадкой. Разгаданный политик уже не лидер – окружение может двигаться самостоятельно в указанном направлении. Поэтому в месяцы, когда идеологи американского капитализма возликовали, увидев на горизонте перспективу победы, самые большие плоды которой достанутся Америке, капитан правительственного корабля предпочел не распространяться о своих конкретных планах, о своем прогнозе политического будущего мира. Окружение получило лишь основные идеи.

Мы не должны в данном случае забывать, что Рузвельт был верным последователем Вудро Вильсона, что, еще баллотируясь на пост вице-президента, он превозносил Лигу Наций. Все его прошлое говорило об интервенционизме. С изоляционистами он мог вынужденно заключить компромисс, но его мировоззрение покоилось на глобальных основах. Уйти в "американскую скорлупу" казалось ему предательством дела всей жизни. Не имея возможности ввести страну в Лигу Наций, он выступал за членство в Мировом суде и за сотрудничество с отдельными ведомствами Лиги Наций. Сама Лига перестала устраивать Рузвельта в 30-е годы (по внутренним и внешним соображениям). Будучи политически скован, он сделал все, что смог: заключил межамериканское оборонительное соглашение, предложил "карантин" для агрессоров, накануне войны отчетливо выказал свою симпатию к американо-английскому протекторату над международными делами. С началом войны союзные связи с Англией оказались недостаточными, и Рузвельт делает важнейшую коррекцию в своих взглядах. Он включает в число мировых "гарантов" СССР и Китай. К периоду начала национальных дебатов о мировом будущем Америки именно эта схема главенствовала над прочими.

Не провозглашая грандиозных концепций мироустройства, Рузвельт ежедневно принимал решения, продвигающие вперед реализацию именно его варианта. Была издана такая программа производства вооружений, стратегических материалов и международного распределения продовольствия, по которой можно судить о наличии серьезных предпосылок для наступления "века Америки", когда сильнейший член мирового сообщества опирался бы на помощь трех союзных мировых "полицейских" и контролировал мировое развитие.

Разумеется, место СССР в будущей системе имело большое значение. Советская Россия выходила из войны самой мощной силой в Евразии. И Рузвельт уже видел истоки тех трудностей, которые могут сорвать американо-советское сотрудничество. В комиссии по иностранным делам американского сената сенатор от штата Мичиган А. Ванденберг ревностно защищал идеи польской эмиграции, влиятельной в Мичигане и соседних пяти штатах. Какой будет советско-польская граница? Возможен ли возврат к границам 1939 года? Требование именно этой границы способно было подорвать схему "четырех полицейских". С одной стороны, Рузвельт знал, что люди типа Ванденберга однажды уже сорвали планируемую президентом Вильсоном Лигу Наций, с другой стороны, он нуждался для подлинной мировой политики в национальном согласии, в поддержке максимально широкого политического спектра.

Одной из первостепенных забот Рузвельта на этом этапе являлось сделать отказ конгресса от предвоенного изоляционизма необратимым. По мнению Гарри Гопкинса, выраженному в эти весенние месяцы 1943 года, президент был даже "слишком восприимчив" к мнению сената, придавал излишнее значение органу, обескровившему детище Вильсона – Лигу Наций. Уже тогда намечались признаки того, что хозяин Белого дома в определенных условиях, ради сохранения необходимого ему консенсуса, может пойти на создание напряжения в ключевых для будущего мира советско-американских отношениях. Намеки на это сказались по крайней мере в том, что Рузвельт не блокировал специфическую линию внутреннего развития, поощряя те силы, для которых соображения национальной безопасности СССР были ничто по сравнению с их особыми интересами.

Англичане в отличие от американцев предпочитали не рисовать перспективы до конца века, а сосредоточились на решении непосредственных задач, от которых зависела судьба испытывающей большое напряжение Британской империи. Для согласования конкретных действий Уайт-Холл вынужден был обращаться к союзнику, который все больше становился патроном. Но далеко не на всех направлениях Вашингтон видел эту готовность к сотрудничеству. Так, особую проблему для США представляло определение политики во "французском вопросе".

Напомним, что для правительства Соединенных Штатов Америки Франция как фактор мировой политической жизни, начиная с мая 1940 года практически потеряла свое значение. Майско-июньский разгром лишил ее положения мировой державы, компьенское перемирие фиксировало расчленение страны, режим Виши превратился в сателлита фашистской Германии. Жизнедеятельность обширных французских колоний была парализована; Индокитай стал призом тихоокеанского противника США – Японии. Французские организации, не сложившие оружия, до более поздней поры не принимались американским правительством в расчет. Франция, разделенная захватчиками, ослабленная внутренней борьбой, по мнению США, нуждалась для возникновения единого национального представительства во внешней – и прежде всего в американской – помощи.

Американское руководство искало соответствующих американскому курсу кандидатов на политическое лидерство во Франции, освобождение которой уже стало предметом разработок военных штабов. Такой лидер должен был отвечать следующему главному условию: признать недостаточность своих полномочий ввиду того, что его положение не закреплено законодательным и выборным порядком, и, соответственно, не посягать на политическое представительство Франции, взяв на себя решение чисто военных задач.

Где могли быть найдены отвечающие этому требованию вожди? Государственные деятели третьей республики были дискредитированы поражением, вишийский аппарат обрек себя на национальный позор сотрудничеством с оккупантами. Новые лица следовало искать в числе выдвинувшихся за период мировой войны. "Свободная Франция" и ее лидер не соответствовали вышеуказанному условию: де Голль "покушался" на политическое представительство французских интересов, кроме того, по американскому мнению, он находился в зависимости от Лондона. Именно поэтому не имевший политических амбиций генерал Жиро стал американским фаворитом. Накануне высадки американцев в Северной Африке после бурных дебатов с Эйзенхауэром Жиро отказался даже от своего "непременного" первоначального условия – обладания постом главнокомандующего всех союзных войск в североафриканском регионе. Он удовлетворился титулом командующего французскими силами в Северной Африке и верховного административного лица французских колоний.

На экстренном совещании в Гибралтаре стороны сошлись на следующем (текст протокола): "Генерал Эйзенхауэр указывает на то, что он получил от правительства Соединенных Штатов задание и средства, которые он не может разделить с кем бы то ни было. Но он готов признать за генералом Жиро всю полноту власти как главы гражданской администрации и как командующего французскими силами".

Претендент на французское лидерство, полагали в Вашингтоне, был готов. Предстояло лишь публичное оглашение его верховенства.

Выбор "более послушного" француза был связан с планами Рузвельта в отношении колониальных владений европейских держав. Хотя в это время Рузвельт не формулировал окончательно своего отношения к колониальному вопросу и к системе опеки, он никогда не гарантировал неприкосновенности французских колоний. Два месяца спустя, в Касабланке, президент упрекнет Мэрфи: "Вы немного перестарались, когда написали в одном из писем Жиро перед высадкой, что правительство Соединенных Штатов гарантирует Франции возвращение всех частей ее империи. Это письмо может повредить мне после окончания войны".

Вопрос об отношении правительства США к организации де Голля впервые возник в конце лета 1940 года, когда вся французская экваториальная Африка присоединилась к движению генерала. Прежний губернатор бежал из Браззавиля в Леопольдвиль, его пост занял эмиссар де Голля де Лармина. Тридцатого августа консул США в Леопольдвиле Меллон запросил госдепартамент, следует ли ему посетить с официальным визитом нового губернатора. Ответ К. Хэлла исчерпывающе характеризует позицию его и президента: "Департамент желает не поднимать вопрос о характере отношений между правительством США и комитетом де Голля так долго, насколько это возможно".

И в дальнейшем лондонский комитет безуспешно пытался установить деловые связи с Рузвельтом. Так, 24 мая 1941 года генерал де Голль обратился через посла США в Каире Кирка к американскому правительству с меморандумом, в котором описывал удобства африканских территорий в качестве плацдарма в борьбе против Германии и Италии. "Свободная Франция" предлагала помощь в оборудовании аэродромов и баз, взамен "свободные французы" просили оружие. Но американцы согласны были оснащать "Свободную Францию" оружием только как часть британских вооруженных сил через британское военное ведомство.

Восьмого июля 1941 года британский посол Галифакс передал С. Уэллесу еще одну просьбу А. Плевена, представителя "Свободной Франции" (его самого госдепартамент отказался принять), – о признании его организации. Плевен сообщил, что генерал Вейган, командующий войсками Виши в Северной Африке, готовится к походу на юг, чтобы возвратить под флаг Виши утраченные колонии. Английское правительство уже давно просило официально признать эти колонии находящимися под властью "Свободной Франции". Ведь безразличие к судьбе "Свободной Французской Африки" может быть воспринято в Виши как приглашение к действию. С. Уэллес ответил, что в случае, если голлисты получат признание в какой бы то ни было форме, Соединенным Штатам трудно будет ожидать урегулирования отношений с Виши и с североафриканской администрацией. Подразумевалось, что Соединенные Штаты больше ценят именно эти связи.

В октябре – ноябре 1942 года полным ходом шла подготовка к операции "Торч" – высадке союзников в Северной Африке. Личный представитель президента Мэрфи убедил (легко, впрочем, согласившегося) Рузвельта обойтись без де Голля. "Я очень опасаюсь, – писал Мэрфи, – отрицательного эффекта, который имело бы всякое вмешательство де Голля в связанные с высадкой дела и на наши обнадеживающие усилия привлечь французский африканский корпус на нашу сторону". Рузвельт проявил большую твердость в намерении не допустить де Голля к североафриканским делам.

Р. Шервуд, находившийся вблизи президента в эти дни, пишет: "Во время всех этих переговоров, предшествовавших операции "Торч", стало ясно, что большой вопрос о де Голле и сражающихся французах встанет снова. В этом вопросе Рузвельт был непреклонен. Он писал: "Я считаю необходимым не подпускать де Голля ко всему этому и не ставить его ни в чем в известность, независимо от того, сколько бы он ни раздражался сам и ни раздражал других". Генерал Маршалл предложил даже периодически снабжать сражавшихся французов фальшивой информацией, имея в виду, что эта информация может попасть к немцам. Рузвельту понравилась такая уловка, и он дал свое согласие".

По мысли де Голля, линия союзников базировалась на священном эгоизме. "Можно ли было принимать всерьез подчеркнутую щепетильность Вашингтона, который заявил, что держа на дистанции генерала де Голля, он поступал так якобы затем, чтобы предоставить французам свободу предстоящего выбора их правительства? Ведь этот же Вашингтон в то же самое время поддерживал официальные отношения с диктатурой Виши и готов был договориться с любым, кто откроет американским войскам ворота в Северную Африку!"

Седьмого ноября 1942 года Рузвельт по радио обратился к французскому народу. Президент говорил о целях американской армии: "Мы пришли разбить и изгнать ваших врагов. Верьте нашим словам... Мы заверяем вас в том, что, как только угроза вам со стороны Германии и Италии будет ликвидирована, мы тотчас же покинем вашу территорию".

Рузвельт 8 ноября обратился к Петэну с такими словами: "Моей единственной целью является поддержка и помощь французским властям и их администрации".

Петэн ответил в тот же день: "Вы выдвигаете предлоги, которые ничего не оправдывают... Я всегда декларировал, что мы будем защищать нашу империю, если она будет атакована... Вам надо было бы знать, что я сдержу свое слово".

Первая крупная военная операция Рузвельта во второй мировой войне высадка в Северной Африке – началась 7 ноября 1942 года. Здесь североафриканская сеть сочувствующих французских организаций не оказала действенной помощи американскому десанту во многом из-за недостаточной координации и неэффективного руководства. Французские патриоты – сказалась ли в этом боязнь их политической самостоятельности? – не получили американского оружия, они не были объединены. По политическим мотивам американцы протежировали лишь часть готовых к антивишийской борьбе сил, а эти "фавориты" не сумели захватить контроль над положением.

Сражение на песчаных пляжах Северной Африки, являвшееся трагедией само по себе, имело большое значение для будущего американо-французских отношений. Американцы проникли в Северную Африку, но политически дверь в нее еще оставалась закрытой. После трехдневных боев американцы пошли на невиданный компромисс – заключили соглашение с личностью, бывшей символом коллаборационизма, со вторым после Петэна человеком в Виши – адмиралом Дарланом.

Двусмысленное положение в Северной Африке отразилось и на международном положении Вашингтона. По поводу соглашения командующего американскими войсками генерала Кларка с адмиралом Дарланом возник вопрос о возможных дипломатических инициативах в Европе. Посол Советского Союза в Лондоне Майский заявил, что "хотя Советское правительство понимает обстоятельства этого соглашения, оно (соглашение) обеспокоивает ввиду возможности выявления в будущем политических обоснований сделок с немецкими генералами и другими лицами". Советское правительство показало понимание вступления в контакт с Дарланом ради военного успеха, но американское сотрудничество с ним вызывало в антифашистском лагере многие трудные для США вопросы. ТАСС поместило большое число зарубежных критических отзывов на сделку Кларка – Дарлана. Американский поверенный в делах в СССР Гендерсон сообщил, что "всеобщим впечатлением членов дипломатического корпуса является то, что Советское правительство не одобряет нашей позиции в отношении Дарлана".

Действуя "методом бульдозера" (выражение Мэрфи), Кларк сумел добиться включения Жиро в североафриканскую военную иерархию, хотя разумеется, уже не на ее вершину. По соглашению Кларка – Дарлана Жиро должен был под общим руководством Дарлана осуществлять командование французскими силами.