Текст книги "Дипломатия Франклина Рузвельта"

Автор книги: Анатолий Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

Точка зрения президента Рузвельта, логичная и последовательная, имела только один, но существенный для французов изъян: те из них, которые в рядах "Свободной Франции" уже взялись за оружие, не вошли в поле видения президента, им не предоставлялась ни физическая, ни моральная поддержка.

Вывод напрашивался сам собой: Вашингтон решил играть "картой" Виши до тех пор, пока это возможно; он считал желательным сдержать французский коллаборационизм, но закрывал глаза там, где не мог его предотвратить. Прагматическая позиция американского президента сразу же вступила в противоречие с его моральными принципами (декларируемыми многократно) и сравнительно медленно, но верно – в противоречие с лучшими силами французского народа, презревшими режим сотрудничества с Гитлером.

Уже довольно скоро Рузвельту пришлось говорить о Виши как о прямом пособнике гитлеровской коалиции. В телеграмме 6 февраля 1942 года из Виши сообщалось о помощи французских транспортов (шедших под флагом Виши) войскам Роммеля в Ливии.

Десятого февраля 1942 года Рузвельт направил Петэну первое резкое по тону письмо. "Если я не получу официальных заверений в том, что французская военная помощь не будет предоставляться Германии, Италии и Японии... я буду просить адмирала Леги о возврате в Соединенные Штаты". Хотя это письмо и носило характер предупреждения, оно было все же непоследовательным и содержало массу оговорок. Президент предупреждал лишь о "военной" помощи это была главная оговорка, он грозился отозвать Леги, "чтобы рассмотреть дальнейшую политику" и т. п. Ответное объяснительное письмо вице-президента Дарлана не содержит требуемых Вашингтоном обязательств. Из неофициальных источников Леги узнает о сотрудничестве Виши не только с Германией и Италией, но и с Японией, использующей французский флот в Индокитае. Мэрфи из Алжира сообщает о переправке поставляемого американцами бензина германо-итальянским войскам. Рузвельт уже договаривается с Леги, что "вызов для консультации" должен будет послужить предлогом отбытия американского посла из Виши.

Во французской политике Рузвельта все более значительное место занимает французская Северная Африка. С точки зрения мировых событий 1941 года, Северная Африка была окраиной, но с американских позиций северо-западный выступ Африки образовывал предпольную зону. В этом ракурсе для американского руководства Алжир, Марокко и Тунис приобретали значение большее, чем могли придать данному району численность его населения и природные ресурсы. Американское военное командование по достоинству оценило возможности названных стран как стратегической базы господства в Средиземноморье и дороги на европейский континент. Кроме того, контроль над этой зоной означал перекрытие пути к оконечности Африки, где расположен Дакар, ближайшая к американскому побережью территория. Это заставляло Пентагон с особым тщанием следить за действиями немногочисленных немецких и итальянских военных миссий во французской Северной и Западной Африке, прилагать легальные и нелегальные усилия для создания здесь проамериканских опорных пунктов.

Подобную задачу военное министерство могло выполнить, лишь объединив все усилия американской государственной машины и (с высокой санкции президента Рузвельта) призвав себе на помощь дипломатические службы госдепартамента.

Роберту Мэрфи, профессиональному дипломату, было поручено осуществление американских планов во французской Африке. Когда Мэрфи прибыл за инструкциями к Рузвельту, он увидел на столе президента огромную карту северо-западной Африки. Рузвельт проявил чрезвычайный интерес к североафриканским делам, о чем Мэрфи пишет в мемуарах: "Политика правительства Соединенных Штатов в отношении французской Африки стала личной политикой президента. Он был ее инициатором, он ею руководил и защищал вплоть до той поры, когда осенью 1942 года французская Северная Африка стала первым значительным полем битвы американцев с немцами".

Мэрфи стал "личным представителем" президента, получил право обращаться к нему непосредственно, и это позволяло ему занять особое место в иерархии госдепартамента. Прерогативы Мэрфи должны были активизировать деятельность американских служб, это объяснялось стратегической важностью Северной Африки в военном плане.

Более всего в США боялись, что французское руководство Северной Африки отвергнет пункт об активном американском контроле над поставками.

Практически поставки означали американскую инфильтрацию в Северную Африку. Видимо, скорое согласие на это условие французов вызвало в Вашингтоне вздох облегчения, и 26 февраля 1941 года принципиальная договоренность с французским губернатором – генералом Вейганом была достигнута. США обязались поставлять в Северную Африку бензин – без чего остановилась бы вся самоходная техника – и ряд других важных товаров. Американская инспекция взамен получала право контроля над портами, где происходила разгрузка, и соответствующими железными дорогами. Плата за эти перевозки и товары осуществлялась за счет французских фондов, находившихся под контролем американского правительства. Посол Леги называет соглашение Мэрфи – Вейгана "ударом с нашей стороны". Мэрфи, по мнению Леги, "заложил основу для успеха в этом районе, когда американские силы высадились здесь в ноябре 1942 года".

Американское правительство интересовало согласие Вейгана на расширение американского "контролирующего поставки" персонала. Военное и военно-морское министерства немедленно подключились к проекту. Речь тотчас же зашла о новых "дипломатах", которые и были отобраны в течение нескольких недель из числа военнослужащих, а также гражданских лиц, наиболее компетентных в знании французского языка и пригодных к выполнению предназначенной им деликатной миссии.

Соединенные Штаты в поисках человека, на которого они могли бы положиться в определении будущей судьбы Франции, долгое время видели такового в генерале Максиме Вейгане. Двенадцатого января 1942 года Генри Леверич, второй секретарь американской легации в Лиссабоне, прибыл в Виши с тем, чтобы передать секретные устные инструкции Рузвельта. Посольство должно было предложить Вейгану возвратиться в Северную Африку и принять здесь командование при полной военной и экономической поддержке США. Письмо Леги с отчетом об этой секретной операции "убило все надежды на этот счет". Вейган вежливо отклонил предложение. Он назвал себя "частным лицом, не имеющим официального статуса" и совершенно лояльным к Петэну.

Ситуация на южном фланге советско-германского фронта все больше настораживала западных союзников, в том числе Рузвельта и его окружение. В письме от 19 июня 1942 года, подписанном министром Стимсоном и одобренном начальниками штабов, обсуждалась возможность поражения СССР. Встревоженный Рузвельт 20 июня приказал генералу Маршаллу и адмиралу Кингу приготовиться изложить свои соображения по поводу того, что следует сделать, если Советская Армия начнет общее отступление в июле и возникнет угроза сдачи немцам Москвы, Ленинграда и Кавказа в августе. Президент желал знать, что могут сделать вооруженные силы США для "оттягивания" германских дивизий с русского фронта.

Видя начало наступательных операций немцев на советско-германском фронте, Рузвельт ощущал необходимость в консультациях с главным союзником Черчиллем. За день до приезда в Вашингтон Черчилля, 17 июня 1942 года, Рузвельт указал своим высшим военным руководителям – Стимсону, Ноксу, Маршаллу, Кингу, что, если даже второй фронт не будет открыт в текущем году, следует сделать что-либо в помощь русским. Вопрос приобретал критическое звучание. "Если русские продержатся до декабря, союзники будут иметь преимущественные шансы выиграть войну, если же они "свернутся", шансов на победу будет меньше половины".

Выбор встал между высадкой в Европе, высадкой в Северной Африке в начале сентября и посылкой американских войск на помощь англичанам в Египте и Ливии. Только Стимсон и Маршалл отстаивали идею высадки во Франции, но и они вскоре почувствовали, что Рузвельт отказался от нее.

Президент встретил на машине (он сам сидел за рулем) своего английского союзника близ взлетной полосы, они объехали Гайд-парк, стараясь ускользнуть от опеки секретной охраны. Хотя оба политика не прекращали обсуждение мировых проблем, главный эпизод встречи произошел после обеда, когда Рузвельт пригласил Черчилля в свой небольшой кабинет. Англия не готова к высадке на континенте в 1942 году.

Премьер мотивировал свое мнение отсутствием ресурсов, изъянами планирования, крепостью германской обороны. Вечером президентский поезд помчал глав двух правительств в Вашингтон. Утром следующего дня Черчилль использовал в поддержку своей схемы действий падение Тобрука, пленение войсками Роммеля двадцатипятитысячной английской армии. Сутью происходящего в дипломатии было то, что Черчилль возглавил движение в сторону от "второго фронта". Он утверждал, что высадка во Франции обернется неизбежной катастрофой, не поможет в конечном счете русским, приведет к репрессиям немцев против французов и заставит отложить главные операции 1943 года. "Ни один ответственный английский военачальник не был в состоянии предусмотреть такие планы на сентябрь 1942 года, которые имели бы хоть какие-то шансы на успех... Есть ли такие планы у американских штабов?"

Дискуссии следующего дня – 21 июня 1942 года – дали ответ на вопрос президента: большая операция, затрагивающая немцев, в 1942 году и "второй фронт" в 1943 году. Обсуждалась (правда, в несколько неопределенных тонах) и возможность – на крайний случай – высадки во Франции в 1942 году. Наиболее эффективным средством помощи были признаны бомбардировочные рейды.

Если следить за тем фехтованием аргументами, которое происходило между Рузвельтом и Черчиллем, то позиция президента выглядит почти безукоризненной. Он настаивал на том, во что верил и что считал необходимым: неотложная высадка в Европе, помощь СССР, где гитлеровские войска после взятия Харькова устремились к Дону и Волге. Но детали иногда важнее главного. Рузвельт соглашался с посылкой танков не в Англию "трамплин" высадки в Европе, а на Ближний Восток.

Обратим внимание на то, что в критической для СССР обстановке конца июня 1942 года американская сторона оказала немедленную помощь не ему, а Англии, чье поражение при Тобруке было скорее громким, чем существенным. В итоге 300 новейших американских танков типа "Шерман" и 100 крупных самоходных орудий получил английский союзник, охраняющий "сонную артерию" своей империи, а не Советский Союз, подошедший к пределу сил. Дипломатия Рузвельта в данном случае сделала выбор, и этот выбор имел свой отзвук в будущем.

Характерна реакция нескольких ближайших сотрудников президента. Когда Рузвельт предложил рассмотреть возможность приложения крупных американских сил в пространстве между Тегераном и Александрией, возмущенный председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Маршалл заявил: "Это такой уход от всего, планировавшегося прежде, что я отказываюсь обсуждать новые планы, по крайней мере, в это время ночи". Маршалл демонстративно покинул зал.

Стимсон и Маршалл полагали, что поведение Рузвельта в данном случае безответственно ("он говорит с фривольностью и с тем отсутствием ответственности, которое свойственно лишь детям"). Между Рузвельтом и американскими военными обозначился серьезный раскол. Маршалл и Кинг в июле 1942 года объявили планируемую высадку в Северной Африке недостаточной компенсацией отказа от "второго фронта". Именно для того, чтобы выйти из тупика и предотвратить создание мощной оппозиции своим планам, Рузвельт послал Маршалла, Кинга и Гопкинса в Англию для согласования рабочих планов с англичанами. Там, полагал президент, талант Черчилля и массированная мозговая атака английских военных авторитетов ослабит их особую позицию. Перед отъездом, во время нескольких встреч 15 июля 1942 года, Рузвельт дал им понять, что союз с англичанами абсолютно существен и доводить дело до угрозы разрыва не стоит. Позицию "забрать игрушки и уйти" он осудил. Он твердо пообещал военным высадку во Франции в 1943 году, и кроме того, "чрезвычайно важно, чтобы американские войска вступили в бой уже в 1942 году" (имелась в виду Северная Африка). Все это остудило генералов и адмиралов.

Инструкции Стимсону, Гопкинсу и Кингу содержали двусмысленность. Отправляющейся в Лондон группе было дано указание отстаивать идею высадки во Франции в текущем году, но если такое развитие событий "окажется окончательно и определенно выходящим за рамки общей картины", следовало определить другое место приложения американских сил в 1942 году.

Как и можно было предвидеть, американская делегация встретила противодействие англичан и, не имея за спиной безусловной и непоколебимой решимости президента отстаивать именно европейский вариант, была вынуждена пойти на паллиатив. В качестве такового все чаще стала рассматриваться высадка союзных войск в Северной Африке. Получив от Гопкинса сигнал, что англичане не прочь подождать и с Северной Африкой, Рузвельт, наконец, "показал когти"; он потребовал, чтобы работа по выработке планов началась немедленно, а сама высадка состоялась не позднее 20 октября 1942 года.

Идея высадки в Северной Африке была, по существу, предрешена. Только здесь американские солдаты могли в данное время вступить в противоборство с немцами. Посылая высших военачальников в Лондон, Рузвельт, помимо прочего, совершал своего рода "революцию" в военной дипломатии: американцы еще могли идти на уступки британской внешнеполитической стратегии, но отныне и далее они ясно показывали, что английские военные и политические возможности несопоставимы с американскими, и отныне (сделав последние уступки) Вашингтон будет определять ход мировой битвы. Рузвельт изложил это Черчиллю в мягкой форме. В письме от 27 июля 1942 года он пишет:

"Я не могу не выразить того мнения, что прошедшая неделя представляла собой поворотный пункт всей войны, и теперь мы вступаем на наш путь плечом к плечу".

Согласием на изменение стратегического приоритета он зарабатывал очки в отношениях с англичанами, но терял их в общей европейской политике. Рузвельт был волен более активно помочь СССР в период Сталинграда. Рузвельт мог принять более деятельное участие в освобождении западноевропейских и восточноевропейских народов. Президент не сделал этого в 1942 году, порождая для себя проблемы 1945 года.

Не открыв фронта на европейском Западе, союзники нарушили свое слово в критический для СССР момент. Немецкие войска захватили Севастополь, вошли в Ростов, они стояли у порога Кавказа и на подступах к Сталинграду. Несколько месяцев назад Рузвельт резко сократил военные поставки Советскому Союзу, объясняя это подготовкой к высадке в Европе, потребностями открытия второго фронта. Одновременно англичане перестали посылать конвой в Мурманск. Большие потери, писал Черчилль, "ставят под угрозу наше господство над Атлантикой". Именно тогда, в конце июля 1942 года, Сталин в ярости ответил Черчиллю, что войны без потерь не ведутся, что Советский Союз несет неизмеримо большие потери. "Я должен еще раз подчеркнуть, – писал Сталин, что Советское правительство не может терпимо отнестись к переносу открытия второго фронта в Европе на 1943 год".

Нельзя сказать, что Рузвельт не осознавал, какой ущерб наносит новое англо-американское решение союзнической солидарности. Он говорил Черчиллю о том, в какой "сложной и опасной ситуации оказался Сталин. Я думаю, мы должны попытаться поставить себя на его место. Мы не можем ожидать ни от кого, чья страна отражает вторжение, некоего общемирового воззрения на войну".

Благодарный президенту Черчилль, которого в это дни более всего заботила охрана ближневосточных позиций, вызвался изложить новую точку зрения западных союзников Сталину. Он вылетел в Москву из Кипра 10 августа 1942 года.

Вместе с Черчиллем в этот, пожалуй, наиболее критический период войны в Москву прибыл человек, которого Рузвельт решил сделать главным связным между собой и советским руководством – новый посол Аверелл Гарриман. В своих мемуарах Гарриман свидетельствует, каким шоком для советского руководства была измена союзниками данному ими слову.

Сталин вручил Черчиллю и Гарриману памятную записку, в которой говорилось, что решение открыть второй фронт было окончательно подтверждено во время визита Молотова в Вашингтон, что советское командование осуществляло планирование операций летом и осенью 1942 года исходя из того, что на западе континента будет открыт спасительный второй фронт. Америка и Англия нанесли удар по своему главному союзнику, полностью поглощенному невероятным напряжением войны в решающий момент. Будет ли у Запада моральное право становиться в судейскую позу тремя годами позже? Лишь признавая, что разрыв ослабил бы общие усилия, Сталин после горьких упреков приступил к рассмотрению планов союзнической высадки в Северной Африке. Американцы и англичане пообещали интенсифицировать бомбовые налеты на Германию.

И как часть "извинения", и как выражение стратегических союзнических планов, президент Рузвельт послал в эти дни телеграмму Сталину: "Мы должны выставить наши силы и нашу мощь против Гитлера в ближайший возможный момент". Трудно представить себе, как подействовали бы на самого Рузвельта подобные утешения, будь американские войска задействованы в битве, подобной сталинградской, и во время бесед с коалиционным партнером он получал бы такие же обескураживающие известия, как и Сталин из Сталинграда в августе 1942 года. Рузвельт должен был понимать, что измена слову в критическое время отражается на доверии к партнеру сейчас и в дальнейшем. Действия в роковой момент бросали тень на будущее.

Нет сомнений, что летом 1942 года президент Рузвельт много думал об исторической перспективе. Он очень ограничил круг тех, с кем откровенно обсуждал проблемы будущего. Наиболее доверенное лицо тех лет – Гарри Гопкинс писал в июне 1942 года: "Мы попросту не можем организовать мир вдвоем с англичанами, не включая русских как полноправных партнеров. Если ситуация позволит, я бы включил в это число и китайцев".

В этих нескольких фразах основа стратегического замысла Рузвельта. В мире будущего не обойтись без СССР, эта страна будет играть слишком большую роль, чтобы игнорировать ее на мировой арене. Меньшее, чем на равный статус, русские не согласятся. Важно сделать так, чтобы США имели достаточное сдерживающее СССР и позволяющее преобладать в мире влияние. Его можно достичь за счет двух факторов: поддержки клонящейся к дезинтеграции Британской империи и опоры в Азии на Китай как противовес Советскому Союзу.

Рузвельт практически никогда не давал окончательную словесную картину желаемого будущего. Но все его стратегическое планирование 1942 – 1945 годов шло согласно этой схеме. И уже в 1942 году Рузвельт понимает, что русские едва ли будут чувствовать справедливость и равенство в отношениях с США, если именно на их долю падет основное бремя мировой войны.

Что касается Индии, то Рузвельт ощущал необходимость разрешения этой проблемы, но избегал (в частности, это видно из его письма, направленного Чан Кайши в июле 1942 года) оказывать давление на Лондон с целью предоставления Индии независимости. В его мире будущего не было Индии как мировой державы. Специалисты по Индии предупреждали Рузвельта, что Махатма Ганди уже обвиняет Америку в пособничестве британскому империализму. "Эта тенденция, – писал Ганди, – ставит под вопрос ваше моральное лидерство в Азии и, следовательно, способность Америки осуществлять свое влияние в деле приемлемого и справедливого урегулирования в послевоенной Азии".

После ареста англичанами в августе 1942 года Ганди и других лидеров Индийского национального конгресса Чан Кайши, который стремился опереться на Индию, чтобы поднять вес Китая в Азии, послал Рузвельту телеграмму с просьбой повлиять на действия англичан. В ответ президент США заявил, что ни он, ни Чан Кайши не имеют права навязывать свою точку зрения англичанам. Он объяснял эту позицию необходимостью сконцентрировать все силы для борьбы против азиатского агрессора – Японии.

Итак, Индия не рассматривалась Рузвельтом в качестве надежной опоры американского влияния в послевоенном мире. Собственно, у президента были немалые сомнения и в отношении Китая. После пяти лет войны и без того слабая экономика Китая пришла в полный упадок. Его армия едва удерживала оборонительные позиции. У США не было удобной и гарантированной дороги снабжения их главного союзника в Азии. Чтобы изменить положение, Рузвельт предпринял ряд мер для консолидации американского влияния в этой стране. Начальник штаба вооруженных сил гоминдановского Китая американский генерал Джозеф Стилуэл был назначен командующим американскими войсками практически везде в Азии – в Китае, Индии, Бирме. Генерал Ченнолт руководил добровольческой воздушной армией. Недостаток ресурсов уменьшал значимость американского военного присутствия, но Рузвельт твердо надеялся, что со временем мощь американцев и, соответственно, их влияние в Китае будут расти.

Складывается впечатление, что в целом ситуация лета 1942 года, отчаянная для сил, ведущих прямую борьбу со странами "оси", не могла в некоторых своих аспектах не нравиться президенту Рузвельту. На его глазах Вашингтон становился подлинной мировой столицей. Гордый британский премьер откликался по первому зову. Посланец из Москвы просил об открытии второго фронта. Руководители Китая слезно умоляли о военной помощи. Вожди индийского движения за независимость просили о поддержке их чаяний. Ничего этого не было еще год назад. Рузвельт явно входил во вкус мирового лидерства, стал привыкать быть "всеобщей надеждой", дарователем спасения, источником неоценимой помощи, факелом моральной и физической поддержки.

Чтобы удержать и закрепить растущее влияние на четырех континентах, Рузвельт нуждался в надежной связи с ними. Именно эту связь поставили под угрозу немцы, когда весной 1942 года начали топить гигантское количество кораблей (в месяц – общим водоизмещением до 800 тысяч тонн). В Берлине уже калькулировали, что при таком объеме потерь связь США с неоккупированными частями Европы, Африки, Азии и с Австралией вскоре почти прекратится. Адмирал Редер так и говорил Гитлеру в марте 1942 года: нужно топить не менее 600 тысяч тонн в месяц, чтобы связь США с Англией была полностью прервана. Гитлер, прежде несколько скептически относившийся к возможностям подводных лодок, был приятно поражен.

Адмирал Дениц собрался посылать дополнительные подводные лодки (у немцев готовилась новая серия исключительно эффективных подлодок "шноркель") в Атлантику. Его остановил Гитлер, объявив, что не океанские маршруты, а зона к северу от Норвегии будет "зоной судьбы" для рейха. Дениц доказывал, что всего десяток подводных лодок сможет остановить поток американских перевозок, но Гитлер повторил: лучшие подводные лодки пойдут в Северную Скандинавию. Пути снабжения СССР интересовали его гораздо больше, чем выживание Англии.

У американцев не было эффективных средств обороны на морях, и свою надежду Рузвельт возложил на то, чтобы строить на верфях кораблей больше, чем Германия будет топить в океане. Посредством огромных усилий, полностью используя стандартизацию производства кораблей, американцам удалось совершить невероятное. Судно типа "Либерти" создавалось на конвейере за шестьдесят с небольшим дней. Г. Кайзер, проектировщик многих американских плотин, нашел еще более рациональную схему. В марте 1942 года он, получив верфи в Калифорнии и Орегоне, сократил срок строительства "Либерти" до сорока дней и вскоре построил сухогруз "Джон Фиг" водоизмещением 10 тысяч тонн за двадцать четыре дня. К концу года американцы начали покрывать свои потери на морях. Для укрепления каналов связи и для распространения американского влияния в мире это была одна из наиболее важных побед.

Летом 1942 года главной задачей становилось уже не собственно производство, а адекватное распределение продукции крупнейшей в мире экономики по всем тем многочисленным фронтам, которые так или иначе затрагивали американские интересы. Вотированные конгрессом в первые десять месяцев 1942 года 160 миллиардов долларов начали давать весьма ощутимые результаты.

Готовясь к дипломатическим выяснениям отношений с союзниками и, главное, к послевоенной реконструкции мира, президент Рузвельт, начиная с 1942 года, стал полагаться на такие рычаги, каких никогда прежде не было в руках американцев. После Пирл-Харбора конгресс снял все ограничения на численность вооруженных сил, и армия США возросла до беспрецедентных размеров. Уже в январе 1942 года Рузвельт определил в качестве цели на конец года доведение численности армии до 3,6 миллиона военнослужащих. Весной 1942 года президент приходит к выводу, что такая армия для глобальных операций недостаточна, он планирует создать в текущем году пятимиллионную армию. Его главные военные советники идут еще дальше. Генерал Маршалл предлагает в 1943 году довести численность армии до девяти миллионов человек.

Часть советников рекомендовала Рузвельту не заглядывать слишком далеко вперед, ограничить планирование примерно годом. Эти "жрецы осторожности" исходили из того, что важнейшие стратегические обстоятельства будущего еще не определены. Так, весной 1942 года во влиятельных кругах Вашингтона сильны были сомнения в отношении того, вынесет ли СССР летнее наступление немцев. Рузвельт полагал, что возможно также резкое ухудшение положения США на Тихом океане, считал реальным захват Германией Северной Африки. Не будучи уверенным во многих факторах мировой политики, Рузвельт на практике отверг соблазнительное долгосрочное планирование. В военном производстве и выработке планов оптимальным сроком "предвосхищения событий" стал для него период в один год. Именно по такой системе работали основные ведомства Вашингтона.

Тем временем оформлялись рычаги связей с союзниками. Во время декабрьской (1941) встречи с Черчиллем президент договорился о создании Объединенного совета распределения военных материалов с отделениями в Вашингтоне и Лондоне. Были созданы также органы распределения морского транспорта, сырьевых материалов, промышленной продукции, продуктов питания. Рузвельт старался сохранить их двусторонний англо-американский характер. Бесспорно, необъятные просторы величайшей колониальной империи с ее неистощимыми ресурсами привлекали его. Тесно сотрудничая с англичанами, американцы, по существу, перенимали их опыт и их позиции. С точки зрения статуса наиболее привилегированного союзника у Англии не было конкурентов. Когда правительство Чан Кайши попыталось превратить дуумвират в триумвират, эти поползновения были отвергнуты на том основании, что, находясь в отдаленном и плохо связанном с внешним миром положении, Китай не может быть членом "клуба", главной задачей которого является мировое распределение ресурсов. Тесное двустороннее американо-английское блокирование едва ли создавало полезный прецедент для будущего "коллективного" мироустройства.

Начиная с 1942 года, безусловно, главным экономическим рычагом Рузвельта становится ленд-лиз. У администрации был годичный опыт связей с союзниками. Белый дом уже ощутил значимость этого орудия американской внешней политики и внутреннего роста. Здесь произошла значительная централизация. Военное министерство теперь безоговорочно забрало контрольные функции у прежних гражданских планировщиков гуманитарной помощи. Но и в гражданских, и в военных отделах администрации ленд-лиза продолжалась борьба, в основе которой было разное представление об американских приоритетах, разногласие в определении важнейших союзников. Нет сомнения, что проблема отношения к Советскому Союзу вызывала самые противоречивые суждения. Часть политиков и военных или не считала СССР способным выстоять, или не видела в нем настоящего союзника. Это создавало дополнительные сложности в практике экономического оснащения СССР при помощи американских поставок. Трудно сказать, насколько Рузвельт контролировал ситуацию.

Согласно советско-американским договоренностям, США должны были поставить к 1 апреля 1942 года 42 тысячи тонн стальной проволоки, а поставили лишь 7 тысяч; нержавеющей стали – 22 тысячи тонн вместо 120 тысяч, холодного проката – 19 тысяч тонн вместо 48 тысяч и т. п. Президент сказал, что только англичане оказались еще более ненадежными союзниками. "Они обещали предоставить в распоряжение русских две дивизии и не предоставили вовсе. Они обещали им помощь на Кавказе. И не оказали ее. Все обещания, данные англичанами русским, оказались невыполненными... Единственная причина, почему мы до сих пор ладили с русскими, заключается в том, что мы пока выполняли свои обязательства..."

Это для середины 1942 года была очень некритичная оценка практики ленд-лиза в СССР.

Лишь в июле – августе 1942 года американские поставки приблизились к намеченным цифрам. Итак, понадобился год – и какой год – чтобы американская помощь стала реальным фактором войны.

Следует сказать, что Рузвельт переживал своего рода критический период, связанный с тем, что противники на всех фронтах теснили великую коалицию, и переломить эту тенденцию никак не удавалось. В Атлантическом океане германские подводные лодки грозили изолировать Америку от основных полей сражений в Европе. В Тихом океане японцы, несмотря на большие потери у острова Мидуэй, не сбавили скорости своего продвижения на юг и на восток, к Австралии. В ходе войны летом установилось некое динамическое равновесие, но никто не мог дать гарантии, что маятник качнется не в пользу стран "оси". Именно в это время Рузвельт принимает решение "прощупать пульс Америки". В сентябре, в течение двух недель, он покрывает почти 15 тысяч километров, посещая в основном оборонные заводы. Размах военного строительства вдохновил его. Репортерам, "задним числом" узнавшим о поездке президента, он сказал, что моральное состояние нации находится "на самом высоком уровне. Люди очень восприимчивы к необходимости поднять военный дух". Только национальный консенсус позволял Рузвельту проводить активную внешнюю политику.

Выступая по радио в день Колумба (12 октября), Рузвельт отметил "простой факт, что американский народ един как никогда прежде в решимости выполнить свою работу хорошо". Американский народ понимал, что ведет справедливую войну, он готов был идти на жертвы и лишения, он давал большой кредит политике Рузвельта. В такой обстановке Рузвельт смог понизить призывной возраст с двадцати до восемнадцати лет.