Текст книги "Девочка Прасковья"

Автор книги: Анатолий Лимонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

окурки, покрытые толстым слоем пыли. Рассерженные своим поражением, собаки

снова стали заливаться грозным лаем, постепенно высовываясь из невидимых нам

укрытий, чтобы следить за нашими дальнейшими передвижениями по поселку.

Кажется, их стало вдвое больше. Я оторвал от забора штакетину, и мы двинулись

на окраину, в жилой сектор. Говорить я не мог. В горле першило, из глаз текли

слезы. От волнения тряслись колени. Мы добежали до одного из домов. Нигде ни

людей, ни зверей. Бурьян, одичавшие кусты смородины. У другой избы печально

поскрипывал колодец с журавлем. Ведерко оказалось на месте. Я зачерпнул воды, и

мы напились. Остатки я выплеснул себе на голову, чтобы унять жар от напряжения.

Стало полегче.

Теперь сомнений не было

– мы здорово просчитались! Поселок лесозаготовителей оказался давно

заброшенным. Дорога от него, уже наполовину забитая кустарником, уходила

куда-то в дремучую чащу леса. Добравшись до окраины поселка, мы сели на

скамеечку под окнами последней избы, чтобы перевести дух. Собаки по-прежнему

яростно брехали, вытесняя незваных гостей со своей территории, но на глаза нам

не показывались. Вдалеке, где-то над Берендеевым царством, пролетел вертолет, покружил над лесом и ушел в сторону высоких гор. Мы сидели и безучастно следили

за его маневрами. Совсем не было сил, чтобы хотя бы помахать ему руками, не

было голоса, чтобы позвать на помощь… Эх, были бы мы сейчас на холме – нас бы

точно заметили! Вот ведь как посмеялась судьба! Думали поскорее добраться до

людей, а теперь придется проводить в лесу еще одну ночь… Солнце уже

покачивалось на верхушке кедра. Еще час-полтора и начнет быстро темнеть. До

сумерек мы, конечно же, еще смогли бы вернуться к холмам, но добраться до

заимки уже не хватит ни сил, ни времени.

– Вот так прогулялись…

– печально вздохнула Пашка.

Ее голос был в порядке.

Девчонки все же привычны визжать. А вот я говорить по-прежнему не мог, только

часто глотал слюну да подкашливал. Тогда я объяснил Прасковье знаками свое

положение и предложил заночевать в этой избенке, а утром пораньше возвращаться

на холмы. Девчонка взяла меня за руку, на миг дотронулась до плеча лбом и, грустно улыбнувшись, согласно кивнула головой.

День прошел глупо и

безрезультатно. Еще один целый день в нашем уже весьма затянувшемся

путешествии. Но делать нечего – надо было готовиться к ночи, пока собаки не

пожаловали на окраину, чтобы убедиться, не убрались ли мы восвояси.

Лишь одно утешало: я

побуду с Пашкой еще одну ночь, и на сей раз в покосившемся заброшенном доме на

окраине поселка-призрака, окруженного темнотой и воем одичавших собак-убийц.

Дверь оказалась на замке. Пришлось отрывать доски от окошка. Форточка была не

заперта, и Пашка, поддерживаемая мною, смогла забраться внутрь дома. Потом она

открыла окно и впустила меня. Пока еще было светло, мы осмотрели избу. Здесь

было всего три комнаты – зал, спальня и кухня; еще чулан, кладовая с погребом и

терраска. Обстановочки никакой, лишь на полу кое-где лежали запыленные

деревенские половички. На кухне была печь и одна лавка с расхлябанными ножками.

В чулане нашли кучу хлама: тряпье, бумаги. Пакеты и сломанные игрушки. В

кладовой оставались пустые бутылки, банки, иссохшие лук и картошка. В погребе —одна плесень и жуткий запах. Повсюду в доме висели паучьи сети, половицы

тоскливо скрипели, и было трудновато дышать от пыли. Разместиться мы решили на

русской печке! Дров в доме не было, и я выбрался через окно во двор. Тут же, едва завернул за угол дома, столкнулся с большой лохматой собакой.

От неожиданности мы

ахнули и отскочили в разные стороны. Затем собака залилась звонким лаем и, ощетинившись, стала наезжать на меня. Я схватил кол и смело атаковал непрошенную

гостью. Поняв, что человек настроен решительно, псина угомонилась и

ретировалась в соседний двор. Все сарайчики возле нашего дома были закрытыми. У

покосившегося забора стоял велосипед без заднего колеса. Небольшая поленница

дров, сосновых и березовых, оказалась за банькой. Правда, отсюда до дома было

далековато, но делать нечего – пришлось таскать. Я клал поленья на подоконник, а Пашка брала их и относила к печке. Когда я нес последнюю охапку, уже

стемнело. Пес снова увязался за мной. Шел следом какими-то рывками и истошно

брехал. В поселке его поддерживали и другие собаки, выражая свою готовность в

случае необходимости прийти на помощь. Я отмахивался ногами, плевками, шипел на

него, дергался, пытаясь взять на испуг. Но он, подлец, видя, что руки у меня

заняты и я молчу, наглел все больше и больше. И вот когда он попытался схватить

меня за ляжку, пришлось швырять в него всю охапку, а затем вновь прогонять к

соседям, используя для этого длинный еловый кол. Я кое-как подобрал дрова и

поспешил забраться в окошко, так как на улице послышался лай другой, более

крупной и злой собаки. Затащив за собой и кол, я как можно крепче запер окошко, припер его штакетиной и, обойдя все комнаты, закрыл все имевшиеся двери, таким

образом наглухо забаррикадировавшись на кухне. Здесь уже весело пощелкивала

печка. Сначала она немного надымила, но вскоре все обошлось. Мы сидели на

покачивающейся скамье и глядели на горящие поленья. Жаль, нельзя было

поговорить с Пашкой. Проклятые собаки лишили меня этой прекрасной возможности!

Было очень тихо и глухо, точно мы сидели в трюме корабля. Свет играл лишь возле

печки, а кругом царил тревожный мрак. Мы сидели каждый на своем конце скамьи, чтоб не упасть, и прислушивались к звукам надвигающейся ночи. За стеной скучал

сверчок, в глубине двора пела ночная птица. В чулане попискивали мыши. В центре

поселка сонно тявкали собаки. Что-то душещипательно скрипело на чердаке. Потом

где-то на другом конце заброшенного селения заметно прогрохотало – то ли гром, то ли мотор вездехода. Но ничто, скажу вам, не заставило бы нас в то время

выбраться из своего укрытия. Свирепые голодные псы могли поджидать нас за

каждым углом. А их в темноте-то не видно… Когда в комнате стало тепло, мы

подбросили в топку последние поленья и, закинув на печь пару половичков, решили, что пора нам отходить ко сну. Мы забрались на русскую печку, забившись

в темный уголок дома почти под самый потолок, точно сверчки, как два

неприкаянных привидения… В поселке снова что-то прогремело. Собаки

активизировались, постепенно стекаясь к нам на окраину.

Мы лежали на теплой печи

и почему-то уже не были уверены в том, что завтра нас вновь встретят яркий

солнечный день и вертолет МЧС, парящий над грязно-зелеными холмами… Пашка

предложила перекусить, вспомнив о нашем НЗ, который висел в узелке на поясе ее

платья. Я, разумеется, отказаться не мог. Развязав узелок, девчонка протянула

мне рыбку и сухарь, то же взяла и себе. А два сухарика мы оставили на утро. Ели

мы долго и молча, разрывая и очищая рыбу и грызя весьма засохший хлеб. Я думал, что хорошо бы эти наши харчи утроились или хотя бы удвоились, но – увы! —чудеса творит лишь Бог! Поев, мы сбросили рыбьи несъедобные остатки с печи и

повернулись друг к другу спинами. Жуткая усталость почувствовалась сразу во

всем теле. Похоже, один только тот крик в центре поселка отнял у меня почти все

силы! Вскоре прогромыхало прямо над нашими головами. Мы вздрогнули и

прислушались. Что-то тупо сверкнуло за заколоченным снаружи окошком. Нет, это

не были ни вездеход, ни вертолет, ни спасатели. Просто первая августовская

гроза медленно катилась над спящей тайгой.

Ветер усилился, загремел

ставнями, зазвенел стеклами, зашумел бурьяном. Протяжно заскрипели постройки и

близкие деревья. В комнате сильнее запахло пылью. Пауки выбрались из своих

укрытий и стали перемещаться к центру сетей. Собаки умолкли. Печальный гулкий

рокот медленно покатился к горам. Дождь, однако, так и не пошел.

– Сухая гроза! —

прошептала девчонка, снова поудобнее устраиваясь на горячей печи. – Спокойной

ночи, Жора!

– Угу! – ответил я,

точно филин, и добавил одними губами: – Хороших тебе снов, моя Пятница!

Почти всю ночь мне

снилось, как сотни безумных собак штурмуют наш дом, а мы держим отчаянную

оборону,

отбиваясь, чем попало: палками, банками, бутылками, сухой картошкой, кирпичами

от печки. А они все лезут и лезут: воют, визжат, рычат, тявкают, хрипят…

Острые клыки оскалены, глазищи горят, как поленья в топке, шерсть дыбом и

колышется, мощные лапы отрывают ставни и разбивают стекла… Я несколько раз

просыпался и, только убедившись, что сон не стал явью, вновь впадал в забытье и

начинал опять сражаться с очумелыми псами, пытавшимися отнять у меня Пашку.

Только когда за окошком стали появляться первые робкие голубые блики рассвета, я наконец успокоился и заснул крепко. Псы отступили и уже больше не угрожали

нашему существованию…

ПОД ЗЕМЛЕЙ

Я проснулся от странного

ощущения тревоги, навеянной, наверно, кошмарными снами. И эта тревога еще более

усилилась, когда я, обернувшись, не увидел рядом с собой Пашки. Тогда я

выглянул из-за трубы. Кругом было тихо и как-то печально. Необычно яркий для

утра луч солнца проник в узкую щель заколоченного окошка кухни, и пыль

заискрилась в нем сказочными самоцветами. Спрыгнув на скрипучий пол, я

быстренько размялся и вышел в соседнюю комнату. В доме никого не было, а окошко

оказалось открытым. Я выбрался наружу. Утро хоть и было еще ранним, но парило

уже нещадно. Похоже, собиралась ранняя гроза. Воздух стал липким, густым, тяжелым. Точно так же было в тот день, когда мы сели на паром, в первый день

нашего нового путешествия. И мелькнула мысль: «Может, таким днем оно и

закончится?!»

– Паш! – позвал я и

обрадовался тому обстоятельству, что снова могу говорить, хотя еще и не так

громко.

Ободрившись, я обошел

дом и увидел девчонку. Прасковья сидела на крылечке, как-то печально

согнувшись, и ее плечи тихо подрагивали. Наверно, она плакала. Я подошел к ней и

присел рядом.

– Паш, ты чего?

Она не ответила, только

отвернулась и всхлипнула.

– Ты что, плачешь?! Да

брось ты! – я тронул ее за плечо. – Все же нормально. Сейчас пойдем на холм, и

там нас заберут спасатели! Видишь, я и говорить опять начал! А собак больше не

бойся, я их теперь вмиг колом успокою! Ну, чего ты?!

– Жор, это же все из-за

меня, дуры, получилось! Надо было послушаться тетю Зою и не плыть за платком, а

возвращаться на паром… – утирая слезы, ответила Пашка. – А теперь вот я

только всем все испортила. Родные места себе не находят, не знают, что со мною, жива ли! Спасателям покоя не даем вот уже целую неделю! И у тебя вот Египет

отняла, и тебе уже столько дней приходится мучиться здесь со мною! В этом

бесконечном лесу… В этом непрерывном походе… – и она вновь зашмыгала носом.

– Паш, да брось, ну что

ты, в самом деле! Плакать еще из-за этого! Да провались он, этот самый Египет!

Да мне, если хочешь знать, теперь приятнее с тобой тут путешествовать, чем

любоваться седой стариной пустыни! Я же о Египте и так уже почти все знаю!

Просто хотелось все лично поглядеть, убедиться… А вот в этом нашем новом

путешествии я открыл для себя столько всего нового и интересного, о чем даже и

не помышлял никогда!

– Это правда? —

всхлипнула девчонка.

– Конечно! Родных,

разумеется, очень жалко, ну а в остальном-то все у нас нормально. Жить еще

можно. Такого похода я уж точно никогда не забуду! У тети Клавы и то не было

ничего подобного! Умрет, бедная, от зависти! Мне, знаешь, уже как-то и в Египет

после всего этого ехать больше не хочется… А может, еще и успею! У отца

отпуск большой. Вот сегодня нас подберут и дня через два уже дома будем

посиживать! Так что, смотри веселей, Пятница! Наша жизнь на острове

завершается! Да если б не этот поселок-призрак, то уже сегодня поехали бы на

поезде по своим норкам. Давай, пошли скорее на холмы! Мне кажется, над лесом

уже что-то гудит!

Пашка успокоилась,

утерла широким рукавом лицо и, взглянув на меня ясным взглядом промытых слезами

глаз, улыбнулась и, протягивая мне свою руку, тихо, но решительно сказала: – Пошли!

Мы поднялись и пошли к

калитке. Пока девчонка приводила себя в порядок, я, взяв кол, сходил на улицу

на разведку, а заодно и набрал в колодце бутылочку воды. Собак вроде бы нигде

видно не было. Они даже и не лаяли. Похоже, необычный утренний зной загнал их

всех в укрытия. Жар и духота действительно становились просто нестерпимыми.

Набирая воду, я вновь почувствовал тревогу в своей душе.

«Ну вот! – подумал я. —

Как бы эта ранняя гроза не испортила нам все благие намерения!»

И я уже не знал, как нам

лучше поступить: идти к лысым горам или же лучше остаться пока в поселке и

переждать тут грозу и бурю. Но когда они разразятся, было еще неизвестно, а

вертолет вот мог появиться в любой момент. Напившись и окатив голову и грудь

прохладной водичкой, я отфыркался и, взяв бутылку, покрепче завинтил ее и

поспешил на окраину. Пашка ждала меня, сидя на лавочке. В руках у нее тоже была

палка.

– Идем! – крикнул я. —

Собак пока нигде нету! Нам надо спешить!

Прежде, чем ступить под

душные своды леса, я оглянулся. Поселок-призрак парил позади в густом

серебристо-голубом

мареве зноя, точно загадочный мираж пустыни… Похрупывая последними сухарями и

запивая их колодезной водицей, мы уверенно шли к холмам. В лесу было очень

душно, как в джунглях на экваторе. Влажность воздуха достигла критического

предела. Усилились болотные испарения.

– Точно в сауне паримся!

– пошутил я, но с тревогой стал отмечать, что тугие облака все увереннее

начинают прикрывать солнце, захватывая все новые и новые участки небосклона.

Гроза гналась за нами и

была уже не так далеко… Но я о своих догадках не стал говорить моей спутнице, чтобы не расстраивать ее раньше срока. На полпути мы сделали короткий привал у

небольшого лесного озерца. Надо было освежиться. Зеркальная гладь воды ясно

отражала в себе окружающий ее лес и бегущие по небу свинцовые облака. Я

опустился на колени и зачерпнул полные пригоршни живительной влаги. Сосны в

воде сразу же затанцевали длинными змеями. Умывшись, мы допили воду в бутылке

и, немного посидев на сухой елке, двинулись дальше. Ориентировка в лесу была

неважнецкая.

Чтобы не сбиться с дороги, выбрали опять северное направление, которое, в

худшем случае, привело бы нас если не к холмам, то к более высоким скалам, что, в принципе, было бы для нас еще лучше. Ветер начал усиливаться. Он метался в

вершинах деревьев, осыпая нас колкой хвоей и шишками. Гроза неумолимо

приближалась… И все же мы опередили ее.

Правда, немного опять

заплутали и вышли не к своему холму, а к подножию весьма приличной горы. Слои

гранита выпирали под косым углом и были сильно покрыты мхами. Отыскивая

подходящий путь наверх, мы неожиданно наткнулись на высокую щель в горе, ведущую, видимо, прямо в ее недра. Хоть у нас и не было лишнего времени, а в

небе все чаще и чаще тревожно грохотало, мы все же решили заглянуть внутрь

горы. Метров десять-пятнадцать пришлось двигаться на четвереньках, пока мы не

оказались в более просторном зале. Из него вел хоть и узкий, но вполне

проходимый ход дальше. Мы прошли по нему еще сколько-то десятков метров и

очутились в новом подземном зале – да в каком красивом! Разноцветные сосульки

всех форм и размеров были тут повсюду: свисали со сводов, тянулись к гранитному

полу, некоторые уже касались его, превращаясь в причудливые ледяные

нагромождения; другие, наоборот, лезли снизу вверх, упорно желая достичь

потолка,

и если кому из них удавалось это сделать, то они превращались в большие

красочные шары, похожие на глубинные бомбы. Зрелище было просто потрясающим!

Даже та пещера, в которой побывала наша тургруппа, не шла ни в какое сравнение

с этим чудом природы.

– Супер! – негромко

произнес я.

Однако голос оказался

таким громким, что буквально прогрохотал по мрачному подземелью.

– Тихо! – шикнула на

меня Пашка и приложила палец к губам.

Мы прислушались. Здесь,

под землей, мир, привычный для нас, практически перестал существовать. Ни

единого его звука, ни запаха, ни волнения сюда не залетало. Тут царило свое

время – тихое, размеренное, точно замороженное… Был свой воздух – непривычно

чистый и холодный, как ясным зимним вечером. Разгоряченные зноем, мы не сразу

все это заметили и какое-то время осторожно двигались по ледяному дворцу, любуясь его красотами. И тут мы отчетливо услышали звук падающей воды и

журчание ручейков средь камней. Прошли еще немного и, миновав узкий коридорчик, внезапно выбрались наружу. В лица нам ударил привычный яркий свет. Солнце, на

некоторое время отбившись от окружавших его темно-синих туч, снова разлило по

округе слепящее золото лучей. Но все это не так сильно поразило нас. Мы, точно

завороженные, уставились на небольшой водопадик, озорно струившийся из горы и

низвергающийся на гладкую, отточенную им гранитную плиту, точно на «кирпичик»

из пирамиды Хеопса. Разбившись об нее, он превращался в десятки ручейков, которые убегали вниз, к подножию скалы, и там исчезали среди камней, так и не

достигнув земли. Высота водопада была небольшая, от силы три метра. Зато вода в

нем была хрустально чистая и переливалась желто-голубыми бликами.

Над площадкой колыхалась

дивная радужная дымка. Рядом с водопадом мхи на камнях имели ярко-изумрудный

цвет, росли какие-то травы, мелькали цветочки. Кое-где были деревца, на камнях

покачивались шторки воздушных корней. Местечко оказалось просто живописнейшее.

И тогда я впервые пожалел о том, что не взял с собой в поход цифровой

фотоаппарат.

– Какая прелесть! —

восхитилась Прасковья, взмахнув руками.

Вид водопада буквально

поразил ее. Она подошла к гремящей воде и дотронулась ладошкой до тугих струй.

– Совсем не холодная! —

удивилась она и рассмеялась от брызнувших на нее капель. – Жорка, ты знаешь, я

всю жизнь мечтала искупаться под настоящим водопадом! Ты посмотри, какой он

милый! Как здесь здорово! Давай искупаемся?

Я огляделся. Над лесом

что-то гудело, громыхало, из-за высоких крон к горам тянулись лохматые лапы

туч. Гроза была уже рядом.

– Нам надо спешить

наверх! – сказал я. – Кажется, там собирается буря. Боюсь, упустим вертолет, что тогда делать?

– Ну, Жор! Давай! Мы

быстро! – Девчонку нельзя было остановить, так как от нетерпения она уже стала

снимать свои кеды.

– Нет, я не буду! —

твердо отрезал я. – Ты купайся, а я заберусь на гору и посмотрю, что же там

творится вокруг, и оценю наше положение. Заодно, может, и вертолет замечу…

– Жаль! – вздохнула

девчонка. – Ты только недолго, ладно?

– Я быстро! Куейс! —

отозвался я, глядя на то, как Пашка спешно стягивает белые носочки, и

закашлялся.

Потом мухой запрыгнул на

гранитный выступ и, ухватившись за корни, влез на следующий постамент, ну а

дальше путь наверх оказался более доступным. Оказавшись на вершине горы, я

прежде всего глянул в сторону поселка. Зрелище открылось, я вам скажу, пренеприятнейшее.

Гигантская, зловеще-темная, с красными всполохами внутри туча важно и грозно

надвигалась на горы. Она закрыла собой уже полнеба, и добраться до нас ей

оставалось всего малость времени. Я отчетливо видел, как ветер, точно ее верный

слуга, с каким-то остервенением крутил и вертел кроны деревьев, как бы расчищая

дорогу своей госпоже и заставляя всех и вся кланяться ей до земли. У нас же тут

пока еще светило солнце и было относительно тихо и душно. Глухие раскаты грома, вспышки молний – все это походило на приближение фронта к нашим тылам. Птицы, тревожно крича, кружили над горами и лесом – видимо, искали себе укрытия.

Поселка видно не было. В той стороне уже царил мрак приближающейся бури, в

воздухе клубились пылевые облака. На левой стороне гряды жизнь пока текла в

обычном режиме. Там, похоже, еще никто и не догадывался о том, что за гостья к

ним подкрадывается! Весело распевали птахи, стрекотали в траве кузнечики, деревья мирно дремали в знойном мареве разгоревшегося утра. Где-то там, в

мутной дымке, было Берендеево царство, где-то одиноко стояла избушка, давшая

нам приют на одну из ночей. Я подумал, что хорошо бы нам, конечно, вернуться на

заимку и там спокойно переждать грозу. Там сухо, тихо и есть харчи… Но, увидев наш холм и прикинув расстояние до него и от него до избушки, я понял, что нам уже ни за что не успеть преодолеть этот нелегкий путь. А быть

застигнутыми бурей в лесу! Об этом даже и думать не хотелось… Я невольно

поежился.

Конечно, появись сейчас

вертолет, мы бы еще наверняка успели оторваться от грозы и добраться до

станции. И вдруг, точно мои мысли были кем-то прочитаны, я заметил большую

черную точку, появившуюся в небе с южного направления. Через пару минут я уже

смог определить, что прямо к нам вдоль гряды что-то движется! Порыв ветра донес

отчетливый гул мотора.

– Ура! Да! Да! —

воскликнул я и кинулся вниз к Пашке.

На одном дыхании я

скатился к водопаду и хотел уже было закричать (как это, конечно, только было

возможным при моем-то больном горле!): «Пашка! Вертолет!», но так и остался на

месте с раскрытым ртом. Мне открылась картина более поразительная, чем

появление спасателей! Девчонка все еще стояла под водопадом, наслаждаясь

ласками его тугих потоков. Вода от яркого солнца превратилась в жидкое золото, а

радуга брызг еще более усилилась и заискрилась, окутывая уже всю площадку

прекрасными

бриллиантами. Изумруды, рубины, сапфиры, топазы сверкали теперь и на камнях, и

на мхе, и на траве, бежали по ручейкам вниз. Усиливающийся ветер колыхал

марево, и от этого самоцветы росы переливались еще прелестнее, еще сказочнее.

Пашка была одета в одну «ночнушку», которая уже изрядно промокла и теперь

плотно облегала ее оказавшуюся такой изящной фигурку. Я невольно вспомнил сцену

на болоте, и сердце мое обдало жаром стыда и волнения. Прекрасная нимфа вновь

предстала перед моими глазами во всем своем волшебном великолепии. Не желая

смущать девчонку, я отпрянул в сторону и поспешил наверх, так ничего ей и не

сказав…

Вернувшись на вершину, я

уже вполне отчетливо увидел приближающееся к горе воздушное средство. Правда, им оказался не вертолет, а самолет-«кукурузник», покачивающий крыльями от

сильного бокового ветра. Я замахал руками и заскакал по площадке, пытаясь

привлечь его внимание. Оглушив все вокруг ревом мотора, самолет прошел совсем

рядом – да так, что я даже увидел пилотов, звезды на крыльях, бортовой номер и

окошки иллюминаторов. Скорее всего, это был вовсе не самолет спасателей, а

транспорт какой-нибудь геологоразведочной партии. Интересно, были ли пилоты в

курсе нашего положения или же могли принять нас просто за туристов-дикарей, ползающих по скалам? Как бы то ни было, но меня заметили! Проходя мимо, самолет

покачал мне крыльями и, как показалось, летчик даже помахал рукою. Сесть ему

здесь, конечно же, было негде, и он взял курс на свою базу – куда-то в сторону

вечно дымящихся болот. И все же главное – нас, наконец, заметили! О нас теперь

узнают и сообщат куда и кому нужно! Теперь остается только дождаться вертолета

или вездехода спасателей. И если б не эта совсем близкая гроза, можно было бы

считать дело сделанным. А буря все неумолимо наседала! Ее передовые ряды

полностью овладели солнцем и оно, отчаянно отбиваясь, раскидало во все стороны

еще яркие и горячие лучи. Однако через пару мгновений все было кончено. Правая

сторона гряды окуталась мраком, и ветер стал с каждой минутой нарастать и

свирепеть. Стоять наверху становилось все труднее. Проводив взглядом самолет, я

оглянулся и увидел Пашку. Она карабкалась ко мне, хватаясь руками за корни и

пучки травы. Я помог ей подняться.

– Что там? Вертолет был?

– спросила она, тяжело дыша.

– Нет, самолет. Но он

меня заметил! Теперь живем! О нашем местонахождении сообщат спасателям!

– Здорово! – оживилась

Пашка.

– Как искупалась?

– Потрясающе… Вода

такая живая!

После купания девчонка

выглядела такой свежей, чистой и прекрасной, что я невольно залюбовался ею.

– Зря ты не стал! Так

здорово!

– Зато упустили бы

самолет! А искупаться-то я еще успею! Смотри, какой душ к нам приближается!

Пашка даже ахнула и

перекрестилась, увидев тучу.

– Эх, принесла же ее

нелегкая! – сплюнул я. – Теперь вертолет будет ждать, пока она пройдет! А я

гляжу, она настроена весьма решительно! Как тогда на пароме, помнишь?

– Ой, что же нам делать?

– испуганно поежилась девчонка.

– Надо уходить отсюда,

пока не поздно!

– Но куда?! В лес?

Раздался протяжный удар,

и все небо с юга на север осветилось ослепительно-яркой молнией.

– Ой, мамочки! —

зажмурилась девчонка и, перекрестившись, стала шептать слова молитвы, взяв меня

за левую руку.

– Вот что. Ни в лес, ни

на заимку нам уже не успеть! Давай спустимся опять в подземелье! Там, я думаю, теперь будет самое надежное укрытие, как в бомбоубежище.

– Точно! – обрадовалась

Пашка, и мы, помогая друг другу, стали спешно спускаться к водопаду. Ветер уже

выл и рвал с неистовой силой. В лесу стоял жуткий треск, и он шумел, точно

бурное море, перекатывая зеленые волны крон. Накрыть нас туче так и не удалось!

Когда она, разъяренная нашим бегством, отдала приказ своим стрелкам открыть

огонь на поражение и когда тугие хлесткие струи дождя и яркие стрелы молний

полетели на землю, мы уже лезли в темный прохладный коридор горного лабиринта.

Уходя подальше от бури, снова вернулись в ледяной зал. Однако долго там

задержаться не смогли – начал пронимать холод. Плечи ведь у меня были голые, а

мокрая «ночнушка» Пашки быстро остывала, сковывая все тело. Мы, увидев какой-то

отросток в стене, прошли по нему в кромешной мгле к самому сердцу горы!

Оказавшись в более-менее просторной галерее, где было не так прохладно, мы

разместились пережидать грозу. Когда глаза немного привыкли к темноте, стали

различать причудливые каменные нагромождения. Где-то в отдалении слышалась

водяная капель. Больше никаких звуков не раздавалось. Пахло как в старом

подвале современной многоэтажки. Мы сидели на шершавых камнях и… потихоньку

замерзали. Снова пришла мысль о змеях: где-то же должны и они скрываться от

дождя? Я почиркал зажигалкой, но с таким огоньком мало что увидишь… Да и газ

был уже на исходе. Надо было сэкономить его хотя бы для костра. Здесь же

зажигать было нечего: одни камни, куски льда и глины. Спохватившись, Пашка

достала из кармана огарочек монастырской свечки. Я зажег его, и мы от нечего

делать осмотрели грот. Интересного тут было мало: камни, камни и камни, представляющие из себя разные фигуры и нагромождения. Сосулек было мало и

виднелись они лишь на самом верху темных сводов. Выходов из этого мешка тоже не

оказалось.

Вода просачивалась

откуда-то сверху через невидимую щель в стене, падала на камни и уходила в

глубь горы. Змей, к счастью, мы нигде не заметили, зато наверху в темноте кто-то

зашевелился и запищал. Пашка вскрикнула и спряталась за меня. Над головами

что-то прошелестело, и кто-то вылетел в коридор, через который мы сюда пришли.

– Это, наверно, летучие

мыши! – предположил я.

Мы снова сели на

каменное возвышение. Свечка быстро догорала и уже щипала пальцы. Я положил ее

рядом. Она разлилась небольшой лужицей, погорела еще минут десять и погасла, выбросив напоследок прощальное облачко сладковатого дыма. Снова все погрузилось

во мрак. Пашка все больше и больше замерзала и невольно жалась ко мне, но тепла

от меня исходило маловато, у самого плечи подернулись гусиной кожей. А ей —мокрой, – конечно же, здорово доставалось от холода подземелья.

– Интересно, когда

закончится эта гроза? – тихо произнесла девчонка, и я увидел голубое колечко

пара, вырвавшееся из ее рта.

– Боюсь, что не скоро, —

вздохнул я. – Помнишь, как в ту первую нашу ночь в пещере буря гудела всю ночь?

Эта на нее тоже очень похожа…

– А здесь

прохладненько… – поежилась моя спутница и поплотнее укуталась в свое платье, ее влажные косички понуро повисли на груди.

Мыши изредка пролетали

над нами, пищали, шелестели крыльями – короче, жили своей привычной жизнью, не

обращая на нас никакого внимания.

– Вот, Паш, сидим тут как

Эхнатон и Нефертити, и грот этот – чем не пирамида? И зачем мне в Египет ехать?

– А я бы сейчас,

наверно, согласилась туда отправиться… Там теплее… – и она опять сильно

поежилась.

Желая как-то убить

время, я спросил:

– Паш, а о ком ты читала

тогда на пароме?

– Я читала про нашего

российского богатыря святого Меркурия Смоленского.

– Расскажи, пожалуйста!

– и я осмелился взять ее ледяную ладонь в свои руки.

Девчонка, подрагивая от

холода, начала свой рассказ:

– Это было в XIII веке.

Русь тогда разоряли татары. Много людей было убито и порабощено. Всюду царило

запустение, поля некому было обрабатывать, дикие звери ходили по ним и поедали

трупы, которые тоже некому стало хоронить. Церкви и монастыри были разграблены, а монахи перебиты. Захватчики не знали жалости. Они связывали пленников их

собственными волосами и гнали перед собой, как скот, нанося удары кнутами. Хан

Батый разорил Киев, Москву и подошел к Смоленску.

Передовой отряд врага

уже вышел к стенам города. Командовал этим полком один великан, который воевал

вместе со своим сыном. Сила их была необычной, и многие русичи полегли от их

рук. Ужас охватил жителей Смоленска, когда они увидели этого жестокого исполина

во главе надвигающегося войска. Они поняли, что если враг войдет в город, то

всех их ждет мученическая смерть. И тогда они стали усердно молиться Божией

Матери о заступничестве. В это время в Смоленске жил святой Меркурий. Родился

он на Западе от благородных родителей, державших веру православную. Юношей он

переселился в Смоленск и поступил на службу к местному князю. Меркурий был

высоким, сильным и крепким духовно, так как с детства вел жизнь благочестивую.

Слыша о зверствах татар, святой воин скорбел душою и горел желанием положить

душу свою за веру Христову. И молитва его была услышана. Ночью в соборном храме

города перед иконой Богородицы молился один пономарь и просил Царицу Небесную

избавить город от врагов. И вдруг он услышал голос: «Иди к рабу Моему Меркурию

и тихо скажи ему: “Меркурий! Тебя зовет Владычица! Ступай в военных доспехах

на врагов!”» Пономарь удивился, но повеление исполнил. Он застал Меркурия

на дворе, где святой воин молился Богу. Он был уже во всеоружии. Когда пономарь

передал ему слова Богородицы, то они вместе пошли в храм. Святой упал на колени

перед иконой и стал слезно молиться о помощи и заступлении. И опять раздался

голос: «Раб Мой Меркурий, я посылаю тебя, чтобы ты отразил врагов от града сего

и защитил храм сей. Враги втайне задумали в эту ночь напасть на град и разорить

его. Немедленно ступай навстречу врагам. Не бойся, ты победишь вражеского

воеводу. Я не оставлю тебя. В сей битве ты победишь врагов и сам получишь от