Текст книги "Девочка Прасковья"

Автор книги: Анатолий Лимонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

покачала головой.

– Ну, как знаешь! – и я

доел все.

Правда, не наелся, но

все-таки желудок обманул, задав ему работенку переварить неизвестный науке

гриб. Потом подбросил в огонь побольше хвороста и лапки, чтобы получше дымило, и предложил своей Нефертити разойтись по саркофагам. Я помог Пашке забраться на

дерево. Там она, с удивлением осмотрев «сосновую кроватку», забралась в нее.

Девчонке ее гнездышко пришлось впору, а я еще несколько минут покряхтел, устраиваясь поудобнее в своей гробнице.

– Укройся ветками

получше, а то жужжалы спать не дадут! – предложил я.

Нас разделяло расстояние

всего сантиметров в шестьдесят. Я зарылся в колкие ветки, оставив на

поверхности лишь нос да губы. Пахло сладковатым дымком, из леса доносились

неприятные звуки, и я вдруг представил, как мы лежим одни в этих тесных

сосновых гамаках, затерявшись посреди бескрайних просторов тайги, окруженные

непролазными дебрями, дымящимися болотами, высокими горами, бурными реками, глубокими оврагами, хихикающими кикиморами, стонущими лешаками, воющими

волками, смеющимися филинами, шипящими змеями, жужжащими комарами… Кровь

стыла в жилах от такой картины, и впрямь становилось страшно. Почему мы здесь?

Когда же конец этим мытарствам? Уже четвертая ночь окутала нас своим холодным

черным покрывалом. Неужели этот «уральский круиз» пошел по второму кругу?!

Чтобы не думать о плохом, а заодно подбодрить и девчонку, которая вряд ли

чувствовала себя тут, как у бабушки на печке, я предложил: – Паш, расскажи,

пожалуйста, о Георгии Победоносце, а то ведь я почти совсем ничего не знаю о

своем небесном покровителе.

– А ты не заснешь? Рассказ

ведь длинный может получиться! – отозвалась Пятница.

– Нет, спать пока не

хочется, – сказал я и тут же зажал рот ладонью, так как почувствовал, что

зеваю.

– Ну, хорошо, тогда

слушай. Святой Георгий пострадал тоже во времена императора Диоклетиана. Он тоже

был молод, богат и красив. И еще очень сильный и храбрый! Прямо как ты! —усмехнулась вдруг Пашка.

– Да уж… – буркнул я,

но почувствовал, что мне стало приятно от того, что девчонка сравнила меня, хоть и шутя (в ответ на мой прежний прикол), с самим Георгием Победоносцем!

– Ну, так вот, —

продолжала Прасковья. – Георгий был полководцем, верным помощником и советником

самого императора. Отца его замучили за веру христианскую, когда Георгий был

еще совсем маленьким, а мать воспитала его истинным христианином. Видя, как при

императоре совершались страшные суды над христианами, Георгий решил открыто

исповедовать свою веру. Он отпустил на свободу своих рабов, а все свое

богатство раздал нищим. Потом появился во время суда во дворце. Диоклетиан

принял его с почестями, так как любил и уважал своего полководца за

многочисленные победы в сражениях против самых свирепых врагов империи. Но

Георгий стал смело обвинять его и неправедных судей за то, что они преследуют, мучают и убивают христиан, и открыто заявил о своей вере в Иисуса Христа.

Император стал сначала его запугивать, а потом задабривать. Предложил Георгию

принести жертву языческим богам, за что пообещал еще большую любовь и почести.

Но юноша был непоколебим.

Диоклетиан разозлился и

велел бросить его в темницу. Когда стражники бросились на Георгия, то первое же

копье, коснувшееся его тела, согнулось, как прут! Воины отскочили. А Георгий

сам пошел в тюрьму и даже позволил забить себе ноги в колодки. Стражники

повалили узника на холодный пол и уложили ему на грудь очень тяжелую каменную

плиту, которую сами-то едва приподняли.

Потом все ушли. Остался

Георгий один. Плита все сильнее и сильнее давила на грудь и уже стало трудно

дышать. Тогда он стал усердно молиться Богу, и вдруг из камня ушла его

непосильная тяжесть! Георгию стало легко, и он смог спокойно молиться всю ночь.

Утром его привели к императору. И выглядел Георгий – так же, как и Параскева —еще красивее и бодрее. Удивился этому Диоклетиан, но строго спросил: «Отрекаешься ли ты теперь от своего Христа, Георгий?» «Зря ты, император, надеешься отлучить меня от веры моей! – смело ответил узник. – Скорее, сам

замучаешься пытать меня!» Царя это задело, и он приказал подвергнуть смельчака

колесованию.

– Как это? – спросил я.

– Давили его колесами?

– Нет, гораздо страшнее!

Георгия привязали к большому колесу и покатили по деревянным доскам, из которых

остриями вверх торчали гвозди. При каждом повороте колеса они вонзались в тело

узника и рвали его в клочья!

– Фу ты! Изверги… —

возмутился я.

– Но эта пытка не

сломила Георгия. Он не издал ни стона. Все стерпел. Его тоже замучили до

полусмерти. Когда Георгий потерял сознание, то все решили, что он умер.

Довольный император пошел даже в храм Аполлона, чтобы воздать хвалу своим

богам. А в это время произошло чудо! На месте пытки внезапно появился Ангел.

Свет от него был сильнее тысячи солнц. Стражники все сразу разбежались. Ангел

положил руку на голову Георгия и сказал: «Радуйся!» И тут все вокруг

погрузилось во тьму и раздался гром. И голос с неба произнес: «Не бойся, Георгий, Я – с тобою!» После этого все утихло. Выбравшись из укрытий, люди с

удивлением увидели, что Георгий стоит около колеса живой и здоровый. Об этом

чуде быстро доложили императору. Тот не поверил, но потом пришел посмотреть и

очень удивился увиденному! Георгий оказался сильнее его и в этот раз. Да к тому

же, сенаторы Анатолий и Протолеон стали открыто славить Христа, а императрица

Александра уверовала во Христа! Император пришел в ярость и повелел: царицу

срочно доставить во дворец, сенаторов немедленно зарубить мечом, а Георгия

бросить в глубокий ров, заполненный негашеной известью. Через три дня

Диоклетиан послал своих слуг, чтобы они достали из рва кости Георгия и

уничтожили их, чтобы ничего больше не оставалось на земле от мятежного

полководца.

Но слуги долго не возвращались. Заподозрив что-то неладное, император сам пошел

за город. Там у рва стояла толпа народа и с удивлением глядела на живого и

невредимого Георгия, молящегося своему Господу.

«Да он просто колдун! —

подумал император. – И в этом его сила!» И спросил: «Скажи, Георгий, какими

заклинаниями ты избавился от гибели?»

«Как ты смеешь,

император, сомневаться в силе и величии Господа?! Его могущество ты, грешный

человек, называешь волшебствами! После этого я больше не желаю с тобой

разговаривать!»

Никто еще так дерзко не

говорил с царем. Он рассвирепел и велел слугам снова пытать святого. Палачи

надели на ноги Георгия раскаленные железные сапоги с внутренними шипами и, пиная его, погнали в темницу. По пути воины смеялись над узником: «Ну, ты и

скороход, Георгий! За тобой просто не угнаться! Не спеши же так, а то мы не

успеем обломать свои палки о твои бока!» Георгий шел молча и не отвечал им.

Земля дымилась под его горячими подошвами. И каждый шаг отдавался жуткой болью.

«Иди же, Георгий! – подбадривал он себя. – Ты идешь к истине, к спасению в Боге

своем! Иди…» А император, уже не уверенный в том, что и в этот раз победит

узника-христианина, призвал к себе на помощь известного колдуна Афанасия. Тот

мог и погодой управлять, и львов усмирять, и клады искать, и больных исцелять, а здоровых, наоборот, делать больными. Сварил колдун два напитка. Кто первый

выпьет – свое прошлое забудет и станет смирным, как ягненок. А от другого

напитка человек сразу же умрет. Послали за Георгием. Царь думал, что после

пытки его приволокут слуги, но Георгий пришел сам и с улыбкой сказал: «Хорошие

сапоги ты дал мне, император, впору пришлись!» «Зря радуешься! – зашипел царь.

– Выпей-ка эту чашу, и посмотрим тогда, чье волшебство сильнее!»

Взял Георгий первую чашу

из рук колдуна, помолился, перекрестился и выпил. Потом как ни в чем не бывало

швырнул ее к ногам императора. «Полюбуйся, царь, на могущество глиняных богов

своих!» – сказал Георгий. «Влейте в него яд! Смерть ему!» – завопил Диоклетиан.

Но Георгий сам взял чашу у Афанасия и осушил до дна. И другая чаша разбилась у

ног императора. Тот опешил и сказал учтиво: «Скажи мне, Георгий, что это за

сила, которой ты владеешь?» «Эта сила – в вере Христовой!» – гордо ответил

святой. Тогда колдун предложил императору, чтобы тот поручил Георгию воскресить

мертвого, раз уж он такой могущественный, Царю эта затея понравилась. На

городскую площадь притащили гроб с телом умершего христианина. Много людей

сбежалось поглядеть на то, как будет Георгий справляться с этим испытанием. А

святой сказал царю и его свите: «Знаю, вы все равно не поверите этому чуду. Но

не вам, а народу хочу показать я силу Господа моего. Верую, что Он совершит то, чего ваши боги никогда сделать не смогут». Стал Георгий молиться, и когда

сказал «Аминь», то раздался гром, и земля затряслась, крышка от гроба отпала, мертвец ожил и поднялся. Колдун бросился к ногам Георгия просить у него

прощения, и многие из народа уверовали во Христа. Тогда пораженный царь заорал, показывая на Георгия и Афанасия: «Эти двое – в сговоре друг с другом! Они

решили обмануть царя и народ! Все обман! Хватайте их!» Царь велел казнить

старого колдуна, а заодно с ним и воскресшего христианина. А Георгия опять

посадили в темницу. Пока он сидел в тюрьме, к нему тайно ходили люди. И он

многих исцелял, многим помогал и немало народа обратил в веру Христову.

Советники стали говорить императору: «Если не погубим Георгия, то скоро он сам

нас погубит!» И решил царь казнить узника. Ночью видит Георгий во сне, что

явился к нему Сам Господь и говорит: «Утешься и ободрись, сын Мой. Скоро

призову тебя в вечное Царствие Свое!» Проснулся святой с большой радостью и

понял, что скоро его мучениям придет конец, и он перейдет в Царство Небесное, где свет, любовь и покой… Утром император велел накрыть роскошный стол с

богатым угощением. И, когда привели Георгия, он предложил ему сесть в кресло и

есть, пить, что пожелает. Но святой остался на месте. Царь продолжал льстить

ему: «Ты на меня не сердись, Георгий. Будь моим гостем! Я уже стар, и мне

трудно управлять империей. Принеси жертву моим богам, и я сделаю тебя своим

преемником». «Хорошо, император, веди меня к своим богам!» – сказал Георгий.

Диоклетиан очень

обрадовался, собрал всю знать, и они торжественно пошли в храм Аполлона. Там

уже все подготовили для обряда жертвоприношения, и все с интересом ждали, как

Георгий будет отрекаться от своей веры. А тот вдруг шагнул вперед и перекрестил

каменных богов. Те зашатались и стали рассыпаться. Толпа язычников ринулась к

святому, чтобы растерзать его, но тут к нему подошла сама императрица, перекрестилась и встала на колени, провозгласив себя рабой Христовой.

Диоклетиан от увиденного просто обезумел. Такой позор! Он захрипел: «Казнить

обоих! Немедля!» Георгия и Александру связали и погнали на площадь. Старенькая

императрица не могла идти и попросила стражу дать ей возможность передохнуть.

Ей позволили. Александра присела к стене дома и тихо умерла. Георгий

обрадовался, что Господь избавил пожилую женщину от страшной казни. Он шел и

молился. И никто не мог помешать ему, ибо он молил обо всех, даже о своих

палачах… И гордо склонился под меч…

Вот такой примерно

рассказ услышал я о своем небесном покровителе. Наверно, Пашка рассказывала

более интересно и, может, приводила еще какие-то факты из жизни святого Георгия, но мне все запомнилось именно так, как я вам передал, ибо меня от усталости

постоянно одолевал сон, и в какие-то моменты я даже забывался, и мне чудились

какие-то сцены из девичьего рассказа, а когда я вновь пробуждался, то стеснялся

переспросить у Прасковьи, чтобы она не подумала, что я сплю. По крайней мере, историю про то, как Георгий победил дракона, я точно проспал. Помню лишь, как

девчонка сказала: «Это случилось в Ливане, близ города Бейрута…»

Поэтому утром, когда мы

поднялись и снова отправились в путь, я осторожно спросил у Пашки: – Паш, а расскажи еще

раз о том, как святой Георгий дракона победил. Мне очень понравилось!

Она не отказала. И вот

что я узнал о той истории, финал которой изображен на гербе Москвы и на наших

монетках.

…Близ Ливанских гор в

глубоком озере поселилось чудовище – жуткий дракон. Каждый день он, взбивая

пену своим змеиным хвостом, выползал из воды на берег. И всех, кто попадался

ему на глаза, он хватал, душил и утаскивал в темные глубины озера. Многих людей

постигла такая участь. Жители города Бейрута не раз ходили сражаться с

чудовищем, но дракон тогда источал из пасти такое смертельное дыхание, заражавшее весь воздух вокруг, что невозможно было к нему и приблизиться.

Местные жители были

тогда еще язычниками. Жрецы пришли к правителю и объявили, что они принесли

жертвы своим богам, и те объявили им, что дракона людям не победить, и, чтобы

задобрить его, пусть каждая семья в городе отдает ему по очереди одного ребенка

на съедение. Иначе чудовище разорит весь город! Царь принял их совет и повелел

горожанам поступать так, как объявили жрецы. Снова многих молодых ребят и

девчат поглотил жадный монстр. Но дошла очередь и до самого царя. А у него была

единственная дочка-любимица. Но делать нечего. Богов надо слушаться! И вот

нарядил

царь-отец дочку в лучшие одежды, и сам отвез ее на берег озера, где, плача и

рыдая, распрощались они друг с другом навеки. Сидит царевна одна на берегу и

ждет своей жуткой участи. Вдруг слышит голос: «Что горюешь, красавица? Или кто

обидел тебя?» Обернулась девушка и увидела молодого красивого всадника на белом

коне.

– Уезжай отсюда

поскорее, добрый воин! – закричала царевна. – Я жду здесь смерть свою от

чудовища и не хочу, чтобы и ты погиб вместе со мной!

В это время воды в озере

забурлили, закипели, и поднялся из волн ужасный дракон. Зашипел он грозно и

устремился на берег, предвкушая себе вкусный обед из парочки прекрасных молодых

людей. Всадник, а это был Георгий Победоносец, пришпорил коня и смело пошел в

атаку на чудовище. Ярче молнии блеснуло на солнце его копье и вонзилось прямо в

огромную пасть дракона, пригвоздив его к земле. Слез бесстрашный воин с коня и, попросив у девушки ее расшитый золотом пояс, связал им поверженного зверя и как

побитого пса потащил за собой в город. Увидев дракона, жители Бейрута кинулись

кто куда.

– Не бойтесь! —

провозгласил Георгий. – Отвратитесь от своих каменных богов, которые отнимают у

вас детей, а веруйте в Господа Иисуса Христа, ибо это Он послал меня к вам, чтобы спасти город от погибели!

Тут люди обрадовались, а

царь встретил свою дочь живой и невредимой. Тогда он велел прогнать из города

жрецов и принял христианскую веру. И все жители тоже последовали примеру своего

правителя. А дракона-убийцу зарубили мечом и сожгли за городом, чтобы и духа от

него не осталось на земле и чтобы люди больше не трепетали перед темной силой!

НА ЗАИМКЕ

Берендей явно не хотел

отпускать нас из своего царства. Идти по лесу стало очень и очень сложно: сплошные древесные завалы, увешанные белыми и серыми кружевными шторами

лишайников, густые заросли колючих кустарников. Пока обойдешь или переберешься

– уходит уйма времени! Часа два-три мы настырно карабкались через все эти

берендеевские препятствия и ловушки, потея и выбиваясь из сил. К тому же, я

стал чувствовать себя, мягко сказать, скверно. Желудок ныл какой-то тревожащей

болью, резкие ощутимые спазмы возникали и в кишечнике. Подташнивало. Кажется, поднималась температура, и голова слабо кружилась. Иногда противно отрыгивалось

то болотной водой, то сыроежками, то какой-то полынной горечью. Я понял: видать, грибочки те действительно оказались малосъедобными. Девчонке я ничего

не говорил, было неловко признаться в своей слабости и ошибке. Но она, похоже, начинала догадываться, что со мной что-то происходит, так как порой смотрела на

меня каким-то строго-взволнованным взглядом своих удивительных глаз. Как я ни

крепился, пытаясь шутить и напевать что-то про вольный ветер, дело мое было

дрянь. Ноги стали предательски дрожать, по всему телу пробегали какие-то

противные щемящие судороги, после которых разливалась сильная слабость.

Несмотря на то, что лицо мое пылало жаром, по спине резвились холодные мурашки.

Я стал чаще передыхать.

– Плохо? – спросила

наконец Пашка.

– Угу. Крутит

маленько… – качнул я головой, поглаживая животик, бурлящий, как чайник. —Кажется, я съел что-то не то.

– Не что-то, а это твои

«уральские следопыты» назад просятся! – строго произнесла девчонка. – Попробуй

вызвать искусственную рвоту. Сразу же полегчает.

– О, нет! Это так

противно! – отмахнулся я и, поборов очередной приступ рези, поднялся и

решительно сказал. – Пошли! Нечего хныкать! Сегодня хоть умри, а гор надо

достичь!

– У тебя совсем плохой

вид! Ты стал какой-то… зеленый, – с тревогой произнесла Пашка.

Но я уже шел вперед,

размахивая серые занавески. Правда, запала у меня хватило от силы на полчаса.

Солнца видно не было, хотя небо все чаще проглядывало сквозь кроны. День

выдался пасмурным. Иногда казалось, что сверху до нас долетают дождевые капли, а, может, это просто белочки озоровали… Легкий туман бродил у подножия

деревьев. Наконец так скрутило, что я повис на какой-то высокой коряге, и меня

вырвало. Причем два раза… Совершенно непереварившиеся грибочки плюхнулись

наземь. Стало действительно легче, но зато я совершенно ослаб. Меня бил колючий

озноб, и я обливался холодным потом. Отплевываясь, я присел на большой старый

пень, на котором красовались скопления странных коричневато-оранжевых шариков.

Одни из них были еще мягкими, а другие уже стали засыхать. Я раздавил один из

шариков, и из него вытекла густая оранжевая жидкость. А из спелого, наоборот, сыпанул порошок темно-коричневого цвета.

«Интересно, съедобны ли

они?» – мелькнула мысль, и от нее меня вновь всего перевернуло.

– Это волчье молоко, или

гриб-слизевик, – сказала подошедшая Пятница и, положив свою ладонь мне на

плечо, тихо спросила: – Как ты?

– Паш, а ты знаешь, в

мире имеется, кажется, порядка семидесяти тысяч видов разных грибов! —уклонился я от ответа.

Она присела рядом. И от

тепла ее тела, и от платья, пахнущего сосной и брусникой, мне стало повеселее.

– Жор, ты знаешь, мне

думается, что мы уже почти пришли! – Пашка перебирала в руках какие-то травы.

– С чего ты взяла?

– Смотри, лишайники уже

повсюду сменяются мхами, и я видела вон там камни! Похоже, мы приблизились к

предгорью.

– М-м-м, да ты просто

мисс Марпл! – сказал я, оглядываясь. – Наверно, ты права. Тогда что же мы

сидим?! Пошли!

– А ты сможешь?

– Ничего, как-нибудь,

потихонечку…

Мы встали. Ходок из меня

был, по-прежнему, никудышный. Живот все болел и урчал, руки и ноги дрожали.

Хотелось только лечь и согреться. Мы шли, взявшись за руки, и это хоть как-то

еще давало мне сил.

– А ты знаешь, слизевики

– они живые и даже могут передвигаться! – сообщила моя спутница.

– Да ну?! – искренне

удивился я.

– Да! Они ползают, точно

улитки. Их скорость – один миллиметр за десять минут.

– Ничего себе! Вот уж не

знал, что грибы могут еще и бегать! Интересно, – сказал я и скорчился от боли.

– М-м-м, вот зараза! Проклятые «следопыты»… – и я плюхнулся на поваленную

сосенку.

– Совсем плохо? – с тревогой

спросила Паша.

– Не смертельно пока, но

достает… Короче, муш куейс!

– Тебе нужна срочная

помощь! – девчонка осмотрелась и сказала: – Знаешь что, ты тут посиди пока

немного, а я схожу вперед, на разведку. Может, горы уже близко! А там и

вертолет встретим! Хорошо?

Я согласно кивнул

головой, хотя и почувствовал, что совсем не хочу оставаться один.

– Потерпи, я быстро! – и

она засеменила по лесу.

– Куейс, куейс! —

отозвался я и тихо добавил, сплевывая: – А скорее всего – муш куейс… Где они

– эти горы? Их ведь еще не видно! Это же не стог сена…

Я прилег на дерево.

Начал накрапывать дождик. Редкие холодные капли падали мне на лоб и испарялись

от его жара. Иногда становилось легче, а то вновь начинались мучительные

спазмы. И тогда казалось, что если они не отпустят, то, пожалуй, и не

выдержишь! Я то садился, то ложился. Мутило страшно. И в довершение всего

открылась диарея. Совершенно изможденный и отрешенный, я сидел скорчившись на

высоком узком пне и подбадривал себя словами: – Ничего, крепись

мученик Георгий, поделом получаешь наказание за свое упрямство и чревоугодие…

Святой Победоносец страдал куда более сильно…

Наконец появилась Пашка.

Она спешила, спотыкаясь о коряги и кочки. Вид ее хоть и был утомленный, но

глаза зато радостно светились. И я потянулся к этому свету, точно попавший в

шторм корабль на огонь маяка. На минуту забыл даже о всех болячках. Я встал и

пошел девчонке навстречу. Подбежав, Прасковья повисла на моем плече и, переведя

дух, заговорила:

– Жор, там горы! Уже

совсем близко…

– Что-то отсюда не

видно! – недоверчиво буркнул я.

Девчонка отстранилась от

меня и продолжила:

– Нет, это правда! Хотя

они больше похожи на зеленые холмы, поросшие кустами и мелкими деревцами.

Поэтому их отсюда и не видно! До них километра два осталось, не больше! А еще

дальше эти горы становятся все выше и выше, и у горизонта уже как скалы! Да нас

и на холмах легко будет заметить! Там леса вокруг нету, и есть ровные

площадки… Но это еще что! Ты знаешь, что я еще обнаружила! – глаза девчонки

так светились, что я подумал даже, что она наткнулась на базу геологов или на

вездеход спасателей.

– Нет, конечно… —

отозвался я. – Ты знаешь! Ну, говори скорее! А то я отдам концы да так и не

узнаю этой тайны.

Пашка еще несколько раз

глубоко вздохнула и весело сказала:

– Нет, теперь ты не

умрешь! Не позволю! – И я тут заметил, что пучок трав в ее руках разросся уже

втрое. – Я обнаружила на опушке леса, ты не поверишь, избушку!

Ее радость передалась и

мне. Превозмогая боль в животе, я улыбнулся и даже пошутил: – Неужели Баба Яга? Ты

на ножки-то смотрела?

– Не-е-ет! – рассмеялась

Пашка. – Настоящая! Человеческая! Похоже, это лесная заимка. Ну, ты знаешь, охотники или геологи такие домики иногда ставят в лесу, на всякий случай. Чтоб

таким, как мы, помощь была!

– Супер! – воскликнул я,

и мне захотелось обнять эту мою милую Пятницу.

Сомнений тут не было:

это дело рук самой Параскевы! Но силы меня оставили, и я вновь оседлал мшистый

пень.

– Пошли скорее! – стала

поднимать меня девчонка. – Я тебя там враз вылечу. Я вот травок набрала разных

лечебных… Они знаешь, как здорово помогают! Идем!

Я обнял ее за руку, и мы

двинулись вперед.

– Там, знаешь, и печка

есть – буржуйка, – и стол, и лавки, и сундук, и пила, и топор, и посуда…

Всего полно – я в окошко видела. Обычно и еду тоже оставляют – сухарики там

всякие, крупу…

Мысль о еде была

желанной, хотя меня сейчас страшно мутило.

– Да, я забыла, там

рядом ручеек даже течет! Представляешь? Мы теперь спасены!

– Слушай, Паш, а могу я

молиться твоей Параскеве? – спросил я.

– Почему же нет! Она не

только моя. Она для всех! Ты знаешь, все святые оказывают помощь людям в разных

земных проблемах и напастях. Кто лечит, кто дает что-то, кто спасает, а кто еще

как-нибудь помогает. В сражении вот можно помолиться твоему Георгию, а святая

Параскева дает помощь в исцелении детей, в душевных и телесных недугах, покровительствует скоту и полям.

– Ого! Какая она

сильная!

– Ты же знаешь,

Параскева всегда любила помогать людям.

– Я так думаю, что это

именно она вывела тебя на заимку, верно?

Пашка не ответила,

только улыбнулась. Метров через пятьсот мы действительно вышли к небольшой

черно-серой покосившейся деревянной избушке с плоской крышей, неизвестно чем

крытой. Наверху уже росли какие-то травы, на стенах висели мох, бахрома

плесени, засохшие корни… Курьих ножек, правда, видно не было. Мы подошли к

избушке. Дверь хоть и была на замке, но стоило тот потянуть, как он со

скрежетом раскрылся. Что ж, зверь не зайдет, а человек догадается. Умно

придумано! Спасибо добрым людям, как же они нас выручили! Дождь начал

усиливаться. Лес в районе заимки заметно поредел, и вдали – среди низких туч, тумана и мороси – проглядывались размыто-зеленые высокие холмы.

– Действительно дошли! —

выдохнул я. – Эх, теперь бы вот только избавиться от хворобы, и тогда все —можно

вновь думать о доме.

Мы зашли в избушку. Она

была небольшой, примерно пять на три метра. Пашка усадила меня на лавку близ

крошечного заплесневелого окошка, а сама принялась хлопотать по хозяйству.

Взяла чайник, котелок и

побежала к роднику за водицей. Травы лежали на столе и ароматно пахли. Я

осмотрелся. В правом углу от двери стояла железная печка. Рядом лежала

небольшая поленница дров, а также кучка бересты и смоляных палочек – для

розжига. В другом углу был сундук защитного цвета, более смахивающий на ящик

из-под боеприпасов. Зато очень прочный и надежный: ни вода, ни плесень, ни

грызуны туда ни за что не проникнут! У окна, значит, стояли стол и две лавки, сколоченные из старых сосновых тесин. На полу – пара пыльных дерюжек. Около

стены находился топчан-лежанка, покрытый старым сеном и ветхой шубейкой или же

медвежьей шкурой. Имелась и одна подушка с серой, давно нестиранной наволочкой.

Вот и вся нехитрая обстановочка берендеевского отеля. На стенах висели

различные предметы: пила-двуручка, удочка, сеть, полка с посудой, ящичек с

красным крестом – аптечка… На полке стояли три алюминиевые миски, две кружки, глиняная чашка, кастрюлька и несколько жестяных коробочек, должно быть, со

специями. У лежанки вместо ковра была растянута медвежья шкура, над окном

болтались снизки сухих грибочков. Когда вернулась Пашка и закрыла дверь, то

обнаружилось, что у стенки еще стояли ведро, топор, кирка, лопата и ломик. На

столе вместо скатерти были разложены две газеты «Известия» пятилетней давности.

На стене близ окошка красовались четыре журнальных плаката с изображением звезд

кино и эстрады да старый календарик с котятами. Хотите знать, какие именно

звездочки были представлены в этой глухомани? А вот какие: Анжелина Джоли, Бритни Спирс, Дженнифер Эннистон и Рикки Мартин. Вот так, звезды-то – они везде

светят… На ящике с НЗ я заметил стопку совсем старых газет и журналов и

пухлую книжку без обложки, видимо, хранимых тут для чтива, а может, для печи

или туалета. Я не поленился встать и покопаться в них: две «Юности», «Техника —молодежи», «Крокодил», «Огонек», «За рулем», шесть толстых газет да сильно

зачитанный альманах «Уральский следопыт», увидев который я невольно испытал

сильный приступ тошноты. Книжкой оказалась проза Василя Быкова, изданная еще в

конце восьмидесятых, когда нас с Пашкой еще и на свете-то не было! Тем

временем, пока я изучал содержимое избушки, дождь не на шутку разошелся. Стало

темно и промозгло. Я перебрался на лежанку и закутался в шубейку. Сидел тихо и

с удовольствием смотрел на то, как умело хлопочет моя Пятница. Все-то у нее

классно получалось!

Быстро растопила печь,

поставила на нее чайник и котелок, в которые опустила травы. Потом осмотрела

посуду, жестянки и, взяв какую-то желтую тряпочку, смочила ее водой и протерла

пыль по всей избушке. Дышать сразу стало легче. Печка быстро выдавала тепло.

«Все же еще лето на дворе, а я мерзну! – усмехнулся я. – И в такую вот жару, видно, холодно ему!»

Когда Пашка прочистила

окошко, стал виден кусочек берендеева леса, откуда мы сюда и пришли.

Капли дождя плясали по

подоконнику, ударялись и разбивались о стекло. О спасателях сегодня уже можно

было и не думать. Хотя, скажу честно, в то время мне ни до чего не было дела, лишь бы поскорее избавиться от последствий «переедания на ночь». Как не

хотелось, но пришлось еще разок быстро выходить на дождь и бежать в кусты.

Когда я вернулся, стряхивая с себя брызги дождя, Пашка сказала: – Садись за стол. Сейчас

я тебя полечу! – и протянула мне кружку с темно-коричневой дымящейся жидкостью.

Я пригладил намокшие

волосы и принял посудину.

– Пей все сразу! Оно уже

не горячее, я остудила.

Я понюхал. Запашок шел

тот еще! Даже мой исстрадавшийся желудок подумал: «А стоит ли принимать еще и

такое зелье на переработку?»

– Скажи «Господи,

благослови!», перекрести и пей, – предложила Пашка.

– Ну, благослови,

Господи! – прошептал я и бегло перекрестился.

– Нет. Погоди! —

остановила меня девчонка. – Ну, кто же так крестится! Как говорила моя бабушка, крест – это самое святое! Его надо класть с трепетом, не спеша, желательно даже

прямо чертить его на себе, тогда никакие злые силы нам не повредят и не

приблизятся даже. Вот смотри, как надо! Берешь большой, средний и указательный

пальцы и складываешь их вместе щепоткой, а остальные прижимаешь к ладони. Потом

эти три пальца кладешь на лоб и ведешь линию вниз до живота. Хорошо, если даже

будешь касаться тела. Главное, чтобы линия была прямая, ровная. Потом руку

резко возвращаешь на правое плечо и опять не спеша ведешь к левому плечу. А

затем можешь поклониться до земли… Понял?

– Угу! – отозвался я,

внимательно следя за движениями изящных девичьих пальчиков.

– А то ведь,

представляешь, какой крест кривой получается, когда люди кладут его как попало.

Потыкают туда-сюда и все, точно гвозди вколачивают… А если проследить за

рукой, то перекладины их креста получаются дугообразные. Разве на таком кресте

мог бы висеть человек?! Это меня, помню, бабушка так делать учила. Лучше

меньше, да лучше. Ну, давай, попробуй.

Я перекрестился так, как

показывала Пашка, и с третьей попытки у меня получилось.

– Вот хорошо, молодец!

Давай теперь пей! – обрадовалась Пятница.

– Благослови, Господи! —

сказал я и не спеша перекрестился, а потом поклонился, коснувшись пальцами

пола. Прежде чем выпить отвар, тихо спросил: – Паш, а Господь меня видит? Тут и

икон-то нету…

– Господь везде видит,

где бы мы ни были! Давай пей, а то совсем остынет…

Я выдохнул и залпом

осушил всю кружку.

– Ну, как чаек? – весело

спросила девчонка.

– Супер! – отозвался я,

вытирая губы, и меня так передернуло, что Пашка невольно рассмеялась.

– Ну, вот и хорошо! —

сказала она. – Теперь пойдешь на поправку. Ложись на топчан, отдохни, а я

что-нибудь приготовлю нам поесть.

– А ты умеешь? – спросил

я с надеждой.

– Конечно! А ты разве

нет?

– Не-а! Яичницу,

пожалуй, только и зажарю, ну, и тосты делаю.

– Ну, этим особо не

наешься! – и Пашка укрыла меня шубкой.

– А дождь-то разошелся!

– вздохнула она, взглянув на окошко. – Теперь нам еще день терять.

– Ничего. Летний дождь

недолог. Завтра утром, вот только поправлюсь, взберемся на гору и станем махать

шестами, пока нас из самого Екатеринбурга не заметят!

Пятница улыбнулась и

пошла разбирать содержимое сундука. Там оказались чай, мешочек сухарей – ржаных

и пшеничных, килограмм муки в пакете, пшено, гречка, горох, перловка, макароны, сухофрукты и… немного сушеной рыбы. И все это богатство было вполне пригодным