Текст книги "Девочка Прасковья"

Автор книги: Анатолий Лимонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

к употреблению – не то, что мои «уральские следопыты». А на полке в жестянках

были соль, лавровый лист, сода, сахар, перец, чеснок, горчица и немного

постного масла. А вот в аптечке имелись йод, зеленка, марганцовка, бинт, вата, активированный уголь, вазелин, нашатырный спирт, капли для глаз, мазь от

комаров, лейкопластырь и несколько таблеток аспирина, анальгина и панадола.

В избушке стало тепло и

уютно. Я согрелся. В животе шла бурная возня: видно, Пашкино зелье гнало взашей

всю хворь. Я лежал, слушал шум дождя и любовался девчонкой и тем, как она ловко

и умело готовит нам завтрак, обед и ужин одновременно. Она варила кашу, жарила

оладьи, приготовляла компот. Запахи были такими, что я опасался, как бы их не

уловили медведь и сасквач.

«А ведь у нее и крошки

во рту после малины не было! – думал я. – Я хоть задал животу работенки, а она

ничего не ела уже целые сутки. И откуда еще берутся силы у этой хрупкой на вид

девчонки? Наверно, молитвы помогают…»

Потом я забылся и

задремал от слабости. Потому что вместо жаркой буржуйки, шумящих и парящих

кастрюль и шустрой девчонки, хлопочущей над ними, я увидел вдруг церковь! В

большом храме шло венчание. И, о чудо! Женихом и невестой тут были я и Пашка!

Такие нарядные! Особо Прасковья, конечно: в ослепительно белом платье с

кружевами и цветами и с длиннющей фатой. В руках у нас горели свечи – яркие, ароматные, источающие сильное тепло. Венчал нас высокий строгий светлоликий

священник – тоже весь в бело-золотых слепящих одеяниях. От него струился

сказочный свет. Рядом с нами стояли и держали над нашими головами венцы Георгий

Победоносец и прекрасная Параскева-Пятница. Я взял Пашку за руку и тихо шепнул

ей на ухо:

– Паш, прости меня, я

тебя обижал: и в башне, и на пароме, и на болоте… Подсмеивался над тобой и

над верой православной и… даже подсматривал за тобой там на острове, когда мы

купались…

Она улыбнулась и тоже

шепнула:

– А ведь ты мне тоже

сначала не понравился: такой грубый, самодовольный, наглый, гордый, надменный… Вот я и толкнула тебя тогда на лестнице…

И мы тихо рассмеялись.

Священник строго взглянул на нас и громко произнес: – Венчается раб Божий

Георгий рабе Божией Параскеве…

Я вздрогнул и проснулся.

– Проснулся? – спросила

Пашка, увидев, что я открыл глаза.

Я не ответил. Сон —

такой быстрый и странный – был у меня на уме. «Хм, к чему бы это?» – подумал я, поднимаясь.

– Давай за стол! Будем

ужинать! Уже все готово, – предложила Пятница.

Мне захотелось

рассказать сон девчонке, но постыдился. Я плюхнулся на лавку и пошутил: – А где моя большая

ложка?

Пашка усмехнулась и

действительно дала мне довольно увесистую деревянную ложку с замысловатой

росписью.

О-о-о! Какой это был

ужин! Рассыпчатая ноздреватая каша, поджаристые оладушки, сладкий ароматный

компот! Когда мы так ели в последний раз?

По-моему, дней

двенадцать тому назад в столовке какого-то поселка лесозаготовителей. Помню, тетя Клава тогда сказала еще: «Блинчики-то у них подгорели и кислят малость!» И

верно! Эх, поучились бы те повара стряпать у моей Пятницы! Вот уж классно все

приготовила! Я, забыв о своем животе, так навалился на еду, что Пашка, поглядывая на меня, то и дело улыбалась. А я только чмокал и мычал в ответ.

– Ну, как у тебя живот?

– поинтересовалась девчонка, когда я разделался с кашкой.

– Твое зелье – супер!

Представляешь, как рукой сняло! Ничего не чувствую. Аппетит вот, пожалуй, только утроился…

– Но ты смотри, особо не

переусердствуй. Постепенно надо… – усмехнулась Пашка.

– Ничего, этого мне не

много… Думаю, все пойдет только на пользу… Разве такая… вкуснятина

навредит?! – кое-как проговорил я, зажевывая увесистый оладушек. – Помнишь, нас

так кормили в поселке у лесорубов? Только у них там жрачка-то вышла гораздо

хуже твоей… Ты – супер! Бабушка учила?

– И бабушка, и мама да и

сама интересуюсь… – отозвалась девчонка, и щеки ее зарумянились от моих

комплиментов.

– Эх, не зря я за тобой

прыгнул с парома! А то бы сейчас давился тостами с джемом и никогда бы такой

вкусноты не попробовал! – мне хотелось говорить этой девчонке побольше добрых

слов. – Представить даже не могу, окажись на твоем месте, ну, скажем, Лизка

Фомкина, давно бы уже с голоду померли! Она только перышки чистить и умеет. А

сведи меня судьба с тем очкариком-следопытом? Пришлось бы хлебать супчик с

паучиными

ножками… – я болтал и болтал, глотая ароматный компот и горячие оладушки, а

Прасковья глядела на меня, держа кружку обеими руками, тихо посмеивалась, а в

глазах ее горели какие-то ослепительно яркие фиолетовые звездочки…

После ужина я ощутил себя

вполне здоровым. Только в животе была тяжесть, но на сей раз весьма приятная. Я

помог Паше убрать со стола и помыть посуду. Мы навели в избушке порядок, а

потом Пятница предложила мне разуться и дать ногам отдохнуть.

Она осмотрела рану на

пальце, промыла ее теплой водой и обработала йодом и зеленкой. Сначала сильно

защипало, но Пашка подула, и все прошло. Фея, да и только!

– Хорошо, что не

загноилась! – сказала девчонка, засовывая окровавленную обмотку в печь.

Потом стала класть на

рану настоящий стерильный бинт.

– Теперь все быстро

заживет! – говорила она, и я в этом уже не сомневался.

– Жаль, «ночнушку»

подпортили! – вздохнул я.

– Ерунда. Она была мне

несколько длинновата. Мамка покупала на вырост…

Мои портянки Пашка тоже

закинула в «буржуйку». Сделала новые обмотки из куска брезента, обнаруженного

ею в сундуке, точнее, это были останки от старого охотничьего рюкзака.

Обуваться я пока не стал, так как мы решили, что пора уже ложиться спать, чтобы

сэкономить и силы, и время для завтрашнего решительного броска к горам. Дождь

не утихал: мелкий, нудный, обложной… Да, я совсем забыл, был в избушке еще

один важный предмет: под потолком висела керосиновая лампа, и в ней еще имелось

немало горючего! Вот, когда стемнело, мы и зажгли это светило прежних

цивилизаций.

Пододвинули к лежанке лавки, разложили сено, постелили на него медвежью шкуру, а под одеяло приспособили ветхую шубейку. Впервые за многие дни мы решили лечь

без верхней одежды! Так как в избушке было жарко, то я разделся до плавок, а

Пашка осталась в «ночнушке», даже свои грязно-белые носочки она постирала и

повесила сушиться у печи. Перед сном Пятница заставила меня выпить еще одну

кружку зелья «для закрепления лечения». И я не мог ей отказать, вспомнив, как

намучился от своей болезни за день. Полюбовавшись на мою гримасу, девчонка тихо

прыснула и, запрыгнув на лежанку, закатилась к стенке. Я загасил лампу, запер

покрепче дверь на лом, крючок и вертушку да еще и лопату подставил. Лишь после

этого тоже отправился на нашу походную кровать.

«Вот и наше брачное

ложе! – усмехнулся я про себя, вспомнив сон. – Пашка – моя невеста!» Скажи

кто-нибудь мне об этом еще неделю назад, я бы его, пусть это был хоть даже сам

Фомка-качок, спустил бы с башни, скинул с парома или засунул с головой в

болото! В лучшем случае только рассмеялся бы в лицо! Но теперь я даже был рад, что нас повенчали, хоть и во сне! Зато какие у нас были свидетели!

Где-то под лежанкой

печально запел сверчок. По окошку тоскливо барабанил дождик. В печурке сонно

потрескивали догорающие дровишки. Во мраке мелькали сине-алые огоньки буржуйки.

Они отражались и на стенке, и на потолке… О такой романтике, что я испытал за

эти пять дней, я никогда даже и не мечтал. Ночь в пещере, ночь в шалаше на

болоте, ночь у костра на лесной поляне, ночь во чреве гнилой сосны и теперь вот

ночь на охотничьей заимке на краю берендеева царства! Да еще в компании с такой

странной и такой прекрасной девчонкой по имени Прасковья! А ведь я за свои

четырнадцать лет ни разу не встречал девочек с таким имечком! И думал, что это

просто седая старина или изобретение группы «Ума2рман». А вот, поди ж ты, все

стало реальным! В тот вечер, ребята, я впервые почувствовал какую-то щемящую

тоску от мысли о том, как же я буду расставаться с Пашкой, когда кончится этот

наш новый таежный тур? А в том, что произойдет это уже совсем скоро, я не

сомневался. И теперь вместе с радостью возвращения домой начал испытывать и

боль от возможной разлуки с девчонкой, с которой провел эти пять просто

незабываемых дней. Жизнь моя ломалась изнутри и снаружи: корчилась, сопротивлялась, цеплялась за прошлое, однако Прасковья разрушила ее. Я понимал, что теперь не смогу уже жить так, как прежде, что-то во мне надломилось, что-то

произошло, что-то открылось, а что – я еще толком не осознавал, но чувствовал, что все теперь будет несколько иначе. Близость этой девчонки наполняла меня

какой-то неведомой энергией, заставляла по-другому глядеть на все мои привычки

и мнения. Наверное, это была ломка моей грешной души? Мы с Пашкой были ведь

такие разные, как плюс и минус. Она была бедна – я жил в достатке, я был модник

– она скромница-простушка, я сильный – она слабая, я обжора – она постница, я

неверующий – она благочестивая, я злой и коварный – она добрая и терпеливая, я

наглый – она стыдливая… И в то же время, я не одержал ни одной победы над

ней! Я оказался и слабее ее, и трусливее, и беднее, и хилее. Ее сила была в

духе! И укрепляли ее безграничная вера в Бога и добро, любовь к святым и

ближним. Она была сильна и своими слабостями, и своей открытостью, и своим

всепроникающим

взглядом… Это же маленькая Параскева-Пятница! Ее небесную тезку и

покровительницу не смогли ведь одолеть ни злобный всемогущий начальник, ни

язычники, ни пытки, ни соблазны. И я понял, что Пашку тоже никто не сможет

победить! Разве что Георгий Победоносец, но уж никак не Георгий Толстый, коим я

до сих пор и являлся… И все же, несмотря на все минусы в наших характерах, в

образе жизни и в отношениях друг к другу, находилось у нас и много общего, как

и у наших небесных покровителей. Мы научились сглаживать острые углы, стремились понять друг друга, учились уживаться в разных условиях и

обстоятельствах, наваливающихся на нас по желанию судьбы…

– Паш, ты спишь? – тихо

позвал я.

– Нет.

– Ты о чем думаешь?

– О доме, о нас…

– Я тоже… Знаешь, а я

всегда мечтал иметь сестру!

– А мне всегда не

хватало брата.

– А каким бы ты хотела

его видеть?

– Братьев не выбирают…

Но желательно, конечно, чтобы он был верующим в Бога, сильным, смелым, добрым, умным, верным, порядочным… Чтобы с ним всегда было интересно, весело, спокойно и надежно…

Я не решался спросить,

подошел бы я на эту роль? Мы немного помолчали.

– Паш, а как ты думаешь,

я смог бы быть достойным своего небесного покровителя Георгия Победоносца?

– Почему бы и нет? —

удивилась девчонка.

– Правда?

– Конечно! Я верю, что

ты обязательно этого добьешься.

– Почему?

– Ну, ты же привык

побеждать! С соревнований без призов не возвращаешься, в школе тебя все

уважают. Ты сильный и бесстрашный, готов всегда прийти на помощь нуждающемуся, как и святой Георгий. Он ведь сразился с драконом, чтобы спасти царскую дочь, а

ты, не задумываясь, бросился в бурную реку из-за меня, простой девчонки, которую ты не очень-то и жаловал. Фомка-крепыш и то не решился! Знаешь, вот наш

великий полководец Жуков – он ведь тоже Георгий – прошел весь путь от простого

бойца и стал главнокомандующим. Одержал много побед в Великой Отечественной

войне. Одолел очень сильного противника, покорившего почти весь мир! Вот и ты, я думаю, кончишь школу, поступишь в военное училище и станешь офицером

спецназа! Дослужишься до маршала!

– Ну да?! – усмехнулся

я.

– А что? – не унималась

Пашка. – Разве так не может быть? Я вот лично в этом не сомневаюсь! Будешь

ходить такой бравый, с орденами на груди, в лампасах, в высокой фуражке… Тебя

по телевизору будут показывать, как ты в парадах участвуешь. А я буду говорить

подружкам: «А знаете, девочки, это ведь тот самый Жора-Обжора, с которым я

путешествовала по Уралу!» И они будут просто умирать от зависти!

– Спасибо тебе! —

вздохнул я. – За доверие… Но ведь я маловерный…

– Ерунда! Стоит только

захотеть! У тебя все получится. Ты упрямый и твердый, и если чего хочешь, пытаешься добиться. Вон ты как быстро научился креститься! Уже можешь теперь

немного и молиться. Ты умный, способный, все схватываешь на лету, а главное —ты добрый, способный сопереживать и помогать. А доброе сердце – верный путь к

праведности!

Я хотел сказать Пашке:

«Зря ты так меня выгораживаешь – я вовсе не такой уж и хороший. Ведь я обижал

тебя на пароме, и обещания свои легко нарушал там, на болоте… Нет, я еще

весьма грешный человек!» Но опять не хватило духу признаться… Мы еще немного

помолчали, думая о своем, а затем я сменил тему разговора: – Слушай, Паш, а ты

хотела бы побывать в Египте?

– Нет! Там очень жарко,

и всякие там проклятия фараонов витают… Мне, знаешь, больше нравится

путешествовать по святым местам, особенно по нашим, по российским. Ну вот если

бы в Иерусалим, на Святую Землю, еще бы съездила. Хочется все посмотреть своими

глазами, прикоснуться к нашим христианским святыням, наполниться их чистотой и

силой!

– А со мной поехала бы?

– С тобой? Пожалуй…

наверное, да!

– Почему?

– С тобой интересно

путешествовать! Ты такой веселый и, главное, умеешь устраивать очень удобные и

уютные ночлежки! – рассмеялась девчонка. – А в пустыне, наверно, сложно

ночевать, как ты думаешь? Там ведь холодно, леса нет, одни верблюжьи колючки да

песок… Да еще кругом эти жуткие гюрзы, скорпионы и тарантулы…

– Да, пожалуй, ты права!

Наша земля на этот счет гораздо гостеприимнее! И поесть дает, и дровишки для

костра, и местечко для отдыха…

Мы вновь замолчали.

Теперь паузу нарушила Пашка:

– Жор, а расскажи мне

что-нибудь про Египет! Мне и ехать туда не надо будет! Мы ведь тут прямо, как в

пирамиде, лежим!

– Да, Эхнатон и

Нефертити… – согласился я.

– Жор, а Нефертити

действительно была красавицей?

– Считают, что да.

– Конечно, цари всегда

выбирают самых лучших женщин! – вздохнула девчонка.

– Отгадай вот загадку! О

ком арабы говорят: «Голова – в огне, ноги – в воде»?

– М-м-м… О верблюде?

– Нет.

– О страусе?

– Ха! – усмехнулся я. —

Это когда он голову в песок прячет, что ли?

– Ну да!

– Хм, логично… Но

только, зачем ему ноги-то мочить?

– Ну, тогда – не знаю…

Восток – это дето тонкое… – сдалась Пашка.

– Это они так о

финиковой пальме говорят!

– А-а-а! А я, знаешь,

ела финики… Они такие сладкие, а внутри длинная гладкая косточка! Расскажи

еще что-нибудь.

– Ты пирамиду Хеопса в

Гизе знаешь?

– Ага, в учебнике

видела. Это самая большая из пирамид, верно?

– Да. А всего в Египте

порядка сотни пирамид! Пирамида Хеопса была самым высоким сооружением в мире в

течение сорока шести веков! Представь!

– Ого! Такая старушка!

– Да, седая старина… А

знаешь, она состоит из двух миллионов трехсот тысяч гигантских известковых

глыб! Их так тщательно отшлифовывали, что при кладке между ними нельзя было

просунуть даже острие ножа. Высота ее сто сорок семь метров! И возводили ее сто

тысяч человек по три месяца в году в течение тридцати лет. Вот представь, чтобы, например, разобрать ее и перевезти на другое место, понадобится шестьсот

тысяч железнодорожных платформ!

Я еще долго рассказывал

Пашке о фараонах и о разных достопримечательностях Египта, об арабских яствах, пока окончательно не усыпил ее. Когда девчонка затихла, я встал, сходил

напиться водички, проверил засовы и опять вернулся на лежанку. Долго не

спалось. Странный сон не давал мне покоя, да и слова Прасковьи о вере в меня

будоражили душу. Я немного помечтал.

А когда уже стал

засыпать, то в мозгу у меня вдруг отчетливо промелькнула мысль: а ведь сегодня, кажется, начался уже август! Но переварить это внезапное открытие я уже не

смог. Я спал, и мне снился дом: ужин в гостиной, где тетя Клава угощала нас

своим фирменным супчиком, приготовленным из боровичков. Странным было лишь то, что кроме знакомых мне с детства людей, рядом со мною сидела моя славная

сестрица с озорными русыми косичками на груди… И пахла она хвоей, малиной, дымом костра и ароматами лесных целебных трав… А за окнами шумел дождик, качались и скрипели деревья. Тревожно пела какая-то большая ночная птица… И

мне хотелось смеяться и плакать от мысли, как здорово, что все мы, наконец, теперь вместе!

В ПОСЕЛКЕ

Мы отправились к горам

ближе к полудню, когда солнце уже вовсю работало на небосклоне. Пришлось

подождать, пока оно при помощи ветра разгонит тучи и хоть немного обсушит

окрестные кусты, отяжелевшие от воды, изрядно пролившейся за ночь. Здоровье мое

было в норме. Силы вернулись, а вместе с ними и радость жизни, и уверенность в

скорейшем возвращении в родные края. Я чувствовал, что этому непредвиденному

путешествию подходит скорый конец. Прасковья приготовила сытный завтрак: макароны, компот из сухофруктов и трав, пышные оладушки. Поев, мы стали

собираться в путь. С собой практически ничего брать не стали, так как считали, что еще до вечера уже вернемся на большую землю. А содержимое избушки, может

быть, кому-нибудь еще пригодится. Я все же прихватил в дорогу одну газетку и

всех таблеток по две штуки – так, на всякий пожарный случай, – а Пашке

предложил взять малость харчей. Та сначала не хотела этого делать, но, подумав, все-таки согласилась и завязала в узелок из-под гороха две таранки и четыре

сухаря.

– Ты считаешь, этого

будет достаточно? – спросил я.

– Конечно! – усмехнулась

девчонка. – Господь таким количеством еды накормил аж пять тысяч человек!

– Да?! – удивился я. —

Расскажешь?

Потом Пашка помогла мне

обуться в мои новые брезентовые обмотки, и мы, накинув на дверь замок, отправились к горам, манящим своей высотой. Я, подобрав у заимки пустую бутылку

с винтовой крышкой, набрал в роднике воды. Получилась этакая стеклянная

пол-литровая

фляжка.

Прасковья рассказывала:

– Однажды, когда Господь

Иисус Христос проповедовал в одном пустынном месте, послушать Его пришли тысячи

людей. К вечеру Он решил покормить голодных и уставших слушателей, так как им

негде было добыть себе пропитания. А у учеников Господа оказалось всего лишь

две рыбки и пять хлебов. Но Иисус Христос сказал, что и этого хватит! Людей

рассадили на траве по пятьдесят человек, и Господь стал ломать хлеб и давать

куски

ученикам, а те угощали ими народ. А всего евших тогда было пять тысяч человек, не считая женщин и детей! И все они наелись досыта, и еще даже кусочки

остались. Ученики подобрали остатки и уложили их в двенадцать коробов!

– Ого! Классно! —

восхитился я. – Вот бы нам так! Одного сухарика на весь поход хватило бы!

– Надо быть праведным,

тогда, может, и у тебя так получится. Некоторые святые могли разные предметы

превращать в золото, а хлеб из лебеды да крапивы получался в их руках точно

пирожное!

– Ах, трудновато это —

быть праведным-то! – вздохнул я.

– Нелегко, конечно, но

стараться надо…

Часа через два мы

добрались до высоких грязно-зеленых холмов. Выбрав самый высокий из них, мы

совершили на него восхождение. Взобравшись на вершину, осмотрелись. По левую

сторону этого мини-хребта – там, откуда мы пришли, – виднелся лишь лес и еще

вдали какая-то туманность, наверно, там были зловредные болота. Справа

открывалась почти такая же панорама: лес, лес и лес… Кое-где виднелись глаза

озер. Ближе к горизонту видимость была неважная. Мокрая земля, видимо, здорово

парила на солнце, и поэтому какая-то синевато-серая пелена виднелась вдали.

Передохнув, мы стали сооружать на холме костер. Бурьян и кустарник гореть никак

не желали, только жутко шипели и дымили. Но нам огонь вовсе и не нужен был – и

так солнце прекрасно грело и все освещало. Правда, поднять столб дыма к небу

нам не удалось – ветер наверху был сильным и сбивал его к подножию холма. Но

все равно эти бело-сине-желтоватые клубы вполне можно было увидеть с воздуха.

Мы уселись на теплых мшистых валунах и стали с нетерпением ждать спасателей.

Прошел примерно час, а на небе появились лишь два реактивных самолета – и то, так высоко, что представляли из себя лишь крохотные серебристые точки с

длинными белыми хвостами.

«Где же вертолет? —

думал я. – Неужели спасатели уже не ищут нас в этом районе?!»

Один раз мы услышали

вдали какой-то гул, но ничего не увидели. Может, там прошел вездеход или совсем

далеко пролетел вертолет? Я отпил водички и прилег на травке подремать на ярком

солнышке. Пашка перешла к соседнему холму, чтобы собрать там какие-то красивые

лилово-розовые цветочки себе для венка. Я лежал на спине, закрыв глаза, и чутко

прислушивался ко всему происходящему в воздухе. Где-то кричали птицы, трещали

деревья, подвывал ветерок, рядом жужжал шмель, залетевший на холм, привлеченный

многочисленными цветами. Комаров наверху не было. Я расслабился и опять стал

думать о вчерашнем сне, в котором меня обвенчали с Пашкой. К чему же было это

видение? Я не находил ответа. Ведь за все время, что мы вместе, я еще ни разу

не помышлял о девчонке как о невесте, даже как о своей подружке. А кем же она

для меня является? Спутница по беде? Сестра? Просто туристка? Обычная

девчонка… Нет, Прасковья является для меня кем-то совсем иным. Ведь мы, так

сильно недолюбливавшие друг друга, вот уже неделю живем вместе, спим на одной

лежанке, едим одну пищу, вытягиваем друг дружку то из одной, то из другой

напасти, и нам теперь так хорошо быть рядом… Мы так удачно добавляем друг

друга, все больше сближаемся, хоть мы все еще такие разные… Похоже, наши

небесные покровители, видя, как мы враждуем, решили нас познакомить и подружить

– вот это-то я и видел во сне! Я так задумался, что даже задремал. Поэтому и не

услышал, как ко мне подсела Пашка, а когда она тронула мое плечо, я даже

вздрогнул и открыл глаза.

– Жор, Жор, вставай! —

глаза девчонки светились необычайной радостью.

– А? Что? Вертолет? —

непонимающе спросил я, вскакивая и вертя головой.

– Нет, Жор, не вертолет.

Лучше посмотри-ка вон туда! – она развернула меня на противоположную сторону

хребта.

– Что, что там?! – не

понимал я, вглядываясь вниз.

– Вон там, смотри, у

того длинного озерца… Там раньше туман был, а теперь он рассеялся… и, гляди, что там стоит!

Я поглядел в указанное

место и даже не поверил своим глазам. Протер их для верности – нет, все

реально! Вовсе не мираж! Не поверите, там в лесу, километрах в пяти-шести от

нас, четко просматривались черноватые крыши деревенских домов с кирпичными

трубами наверху. Их было порядка пятнадцати! Лес все же мешал нам полностью

лицезреть этот поселок…

– Ничего себе! —

выкрикнул я и взглянул на спутницу.

Она в ответ радостно

улыбнулась. Не сговариваясь, мы взялись за руки и немного поплясали по вершине

холма, так вот выражая свои чувства, нахлынувшие от увиденного. Сомнений не

было – внизу был поселок, похоже, пункт лесозаготовителей, а значит, там были

живые, реальные люди, которых мы не видели уже целую неделю! Был наверняка и

телефон, и транспорт вездеходный имелся, а значит – нашим мытарствам пришел

конец! Порой попутный ветер приносил оттуда лай собаки, какое-то металлическое

лязганье, похожее на движение траков тяжелого бульдозера или экскаватора.

Наверняка там кипела жизнь и даже, возможно, имелась и дорога к городу.

Костер наш почти потух,

но мы не стали больше его оживлять. Зачем нам теперь вертолет? Люди рядом, и

они сделают все, чтобы вернуть нас домой к своим близким. Опять же не

сговариваясь, мы заспешили на правую сторону холмовой гряды. В левой руке Пашки

был красивый букетик горных цветов, а правой она крепко сжимала мою ладонь.

Хоть сердце у меня радостно колотилось от предвкушения скорого конца

путешествия, все же я более остро чувствовал тупую боль, точно от занозы, засевшей в душе. Это была боль от осознания того, что, чем быстрее мы выйдем к

людям, тем скорее и расстанемся друг с другом. А я все чаще и чаще стал ловить

себя на мысли, что мне очень не хочется этого делать…

Путь до поселка, который

мы планировали преодолеть за час-полтора, на самом деле оказался куда более

длинным. Почти вдвое! Ходить по лесным дорожкам – это занятие не из легких.

Пока мы преодолевали древесные завалы, обходили колкие заросли, озерца да

болотца, времечко и ушло. К тому же под конец пути набрели на малинник. Там, уставшие, малость подкрепились. И в завершение всего чуть отклонились от

маршрута и вышли к поселку с его другого конца. И то еще хорошо, что нас

поправили собаки, брехавшие где-то среди домов, а то бы мы могли забрести и

гораздо дальше от намеченной цели. Раздвинув поросль соснового молодняка, мы

оказались перед крайним домом. Обычная деревенская изба, собранная из

почерневшего от времени кругляка, с маленькими мутными окошками, с обилием

надворных построек и обязательной банькой. Но двор оказался густо заросшим

бурьяном. Людей нигде не было видно, домашних животных тоже не встретили. Лишь

в отдалении вяло тявкала собака. Мы взошли на крылечко. Дверь дома была на

замке. Через давно не возделываемый огород прошли к следующей усадьбе. Та же

картина! Тут двери вообще были заколочены досками. Не оказалось жильцов и в

трех других домах. Наконец мы вышли на главную улицу поселка. Впереди виднелось

несколько бараков, магазинчик с покосившейся вывеской, конторка, здание клуба и

далее шли еще дома, до самого леса. В целом, это было совсем небольшое селение: домов так двадцать, не считая хозпостроек и пилорамы.

Двинулись к центру на

небольшую пыльную площадку, окруженную могучими кедрами, под которыми стояли

серые скамьи-диванчики для отдыха в тенечке… За деревянным забором правления

виднелась голубая кабина грузовика с железной будкой. Людей по-прежнему нигде

не было, и какое-то странное волнение стало одолевать нас. Но ничего, думал я, все люди сейчас еще на работе в лесу, детвора – если такая тут имеется —находится в летних лагерях и в городе у родственников отдыхает. Небось, остались одни старики, которые дрыхнут себе в уютных избенках, оседлав русские

печи. Дверь в магазинчик была открыта настежь. Ветер лениво перекатывал по

площадке пустую пивную жестянку и грязный пакет из-под кефира.

– Пойдем в контору! —

предложил я. – Там обязательно должен быть кто-нибудь: дежурный или сторож! И

телефон у них имеется. Позвоним своим да и будем тут в парке дожидаться

спасателей.

Однако едва мы

приблизились к центру, как откуда-то из-за магазина внезапно вылетела огромная

свирепая собака. Увидев нас, ощетинилась и разразилась звонкой псиной бранью.

Потом смело кинулась вперед, поднимая пыль могучими лапами. Пашка ойкнула и

спряталась за меня, а я машинально замахнулся бутылкой. Пес в одиночку атаковать

не решился и остановился в некотором отдалении, яростно гавкая и призывая

подмогу.

– Пшел прочь! – крикнул

я и снова махнул рукой.

Но собака только еще

больше разозлилась. На помощь к ней с разных сторон спешили еще пять-шесть

разнокалиберных и разномастных лаек. Холодок страха невольно пробежал по моей

спине. Я огляделся. Деваться-то нам было некуда! До открытых дверей магазина

добежать не успеем; взобраться на кедры невозможно: очень гладкие стволы с

мелкими сучьями; до ближайших домов метров пятьдесят-шестьдесят… А свирепая

свора уже грозно надвигалась на нас, с каждой секундою становясь все опаснее и

опаснее. Глаза собак горели, шерсть встала дыбом, из огромных клыкастых пастей

летела слюна… Подняв дикий лай и рев, псины подошли совсем близко и стали нас

окружать, готовясь к атаке. Вы знаете, ребята, тогда я действительно не на

шутку испугался. Никогда еще мне не было так страшно, даже в вонючей трясине!

Там у меня был еще хоть какой-то шанс, но теперь мы уже ничего не могли

противопоставить этим грозным псам, считавшим себя здесь полноправными

хозяевами. А что, если они сейчас кинутся все одновременно с четырех сторон и

начнут нас терзать? Положение было безвыходным. Где же люди?! Неужели никто

ничего не видит и не слышит? Продавец, например, дежурный в правлении, хозяева

вон того большого дома, чьи окна выходят прямо на площадку. Да из барака видна

вся улица… Но никто не пришел нам на помощь, никто даже не попытался унять

псов, никто, похоже, вообще не обратил никакого внимания на наше появление в

поселке и на все происходящее теперь на его центральной площади-парке. Улица

была пуста, и только ленивый ветер раннего вечера гнал по ней легкую серую

поземку. Пашка прижалась ко мне всем телом, обхватила руками за талию. Я

чувствовал, как трепещет от ужаса ее сердечко, как дрожат руки и ноги. Своего

же сердца я вообще не ощущал, оно то ли остановилось от страха, то ли ушло в

другие утолки тела – туда, где, надеялось, его не смогут достать острые клыки

кровожадных полканов. От ужаса, отчаяния и безысходности я издал вопль: «Стоять!» Показалось даже, что это закричал вовсе не я. Так сильно у меня еще

никогда не получалось. Эхо зычно отразилось от стен мрачных домов и раскатилось

по улице. Вожак стаи, который был уже всего в двух метрах от моих ног, отпрянул

и на миг замолчал. Видно, тоже удивился: «Разве может человек так кричать?»

Единственным оружием у меня была лишь бутылка с водой, но я понимал, что это

совершенно никчемная помощь. Вспомнив, как тетя Клава как-то говорила, что

медведи боятся сильного крика, я решил применить это оружие и против собак. Не

дав им опомниться, я завопил во всю силу своих легких и голосовых связок. И

Пашка тоже поддержала меня своим пронзительным визгом. И наш голос превзошел

вой стаи. Собаки опешили, растерялись, некоторые бросились наутек. Вожак, видя, что его уже мало кто поддерживает, стал пятиться… Я дернулся на него и, продолжая орать, как очумелый, запустил в пса бутылкой. Та ударилась о землю

прямо у его лап, разлетелась вдребезги, брызнув сверкающим водным фейерверком.

Вожак подскочил и, взвизгнув, кинулся бежать. Увидев его отступление, и другие

собаки повернули обратно, растекаясь в закоулки мертвого поселка. Мы замолчали.

Я почувствовал, как у меня сильно заболело горло и от напряжения выступил пот

на лбу и под мышками. Стоять на месте было опасно. Собаки могли очухаться и

снова собраться для атаки. Тогда мы забежали во двор правления. Но тут нас

ждало полное разочарование. Дверь оказалась на большом ржавом замке, на окнах —решетки, а грузовик имел всего лишь один остов без колес и мотора! И везде

следы запустения – во дворике, на клумбах… Я хотел сказать Пашке: «Бежим в

магазин!», но не смог этого сделать. Только пошевелил беззвучно губами. Ну вот!

Я, кажется, сорвал голос! Тогда я взял девчонку за руку и потащил ее за собой

через улицу. В магазине тоже оказалось пусто – ни людей, ни товаров. Только в

углу ворох брошенных картонок и пустых консервных банок. Еще на что-то надеясь, мы кинулись к бараку. И там – никого… Одни пустые бутылки и закоченевшие