Текст книги "Девочка Прасковья"

Автор книги: Анатолий Лимонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

стены с башнями. Многие туристы полезли на этот самый бастион, чтобы с его

высоты оглядеть окрестности, а я, засунув руки в карманы широких бриджей, прогуливался внизу, слушая плейер и пиная валявшиеся повсюду сухие сосновые и

еловые шишки. Поглядывая на суетившихся туристов, я подсмеивался над ними, не

понимая, чего хорошего они нашли в этой дряхлой старине, где живут всего-то

какие-то три бабки-отшельницы. Да и что значат все эти башенки да часовенки по

сравнению с величественными сооружениями Гизы! Вот взобраться на вершину

пирамиды

Хеопса – это да! Там хоть голыми руками снимай с неба звезды! И видно, наверно, почти весь Египет! А тут что? Лезут, корячась, по узкой винтовой лесенке внутри

глухой мрачной башни, чтобы хоть на немного подняться над вершинами сосен. Да и

что там увидишь? Кругом лес да болота куда ни глянь… И никаких чудес древних

цивилизаций, никаких сокровищ природы. Ан, нет, всем хочется покорить эту

стену! Даже вон, тетя Клава взобралась и машет мне руками и что-то кричит.

Тогда я опустил наушники и услышал: «Жорка, иди сюда! Ты только посмотри, как

тут здорово! Какой вид!»

– Да ну, теть Клав,

неохота! – попытался я отмахнуться.

– Да ты не ленись! Не

пожалеешь! Такой красоты больше нигде не увидишь! Точно тебе говорю! Там вон

озеро и лебеди на нем, представляешь! И горы очень хорошо видно! Я в бинокль

глядела, так вообще потрясно! Давай залезай!

Эх, делать было нечего:

я еще ни разу не огорчал тетю Клаву! И чего они только там нашли хорошего?! Я

поворчал, потоптался и, глубоко вздохнув, пошел к башне, ведущей наверх. С

большой неохотой, недовольно кряхтя, точно старый дед, начал я свое восхождение

в то время, как другие туристы уже возвращались обратно.

Благо еще, что внутри

башни было прохладно и совсем не жужжали мошки и слепни. Лесенка оказалась

деревянная, весьма крутая и жутко скрипучая. Хоть мне и шел четырнадцатый год, но из-за моей любви к вкусненькому и регулярных занятий реслингом, плаванием и

прыжками в воду, я был несколько полноват и выглядел немного старше своего

возраста, так что даже одиннадцатиклассники не решались наезжать на меня, думая, что я их ровесник и вполне смогу дать сдачи! Поэтому ветхие ступеньки

башни пели подо мной весьма печальную песню, точно мартовские коты. Было

довольно тесновато и, когда мне навстречу попадался очередной спускающийся

турист, приходилось здорово прижиматься к заплесневелой стене, и все равно мы

невольно чиркали друг друга животами. Пожалуй, только с малышней было полегче

разминуться. И вот когда я уже преодолевал последний завиток лестницы, внезапно

появилась Пашка, как всегда беззаботная, надменная, остроглазая, в своем

дурацком наряде. Она надвигалась прямо на меня. И тут я решил, что вот он, момент, когда надо было бы поставить эту зарвавшуюся девчонку на место. И тогда

я, когда мы поравнялись, взял да и не уступил ей дороги. Она взглянула на меня

своим пронзительно-злобным взглядом, удивившись моему поступку. О, это были

глаза пантеры! Даже в полумраке, царившем в башне, я ощутил, как сильна была ее

ненависть ко мне! Даже показалось, что глаза ее сверкнули во тьме голубым

огнем-молнией! Отчего закололо где-то под лопатками.

– Разреши, я пройду! —

тихо, но в то же время строго и уверенно произнесла девчонка и двинулась ко

мне.

Но я остался стоять на

месте и только тупо улыбнулся. Однако это не помешало этой кикиморе продолжить

движение. Она уперлась в меня и с силой наступила на ногу, прямо на большой

палец.

– Bay! – вырвалось у

меня, и я невольно отпрянул к стенке.

– Извини, я нечаянно! —

пискнула девчонка и от неожиданности тоже дернулась в сторону и оступилась, при

этом очень крепко и резко саданув меня своим острым локотком прямо под дых! Это

был подлый и коварный удар, и он застал меня врасплох. От боли у меня аж

перехватило дыхание и я согнулся, прижимаясь к стенке.

– М-м-м! – простонал я и

заскрежетал от злости зубами. – Корова! Смотреть надо!

– Прости, пожалуйста, я

же не хотела! – проверещала девчонка и как ни в чем не бывало побежала вниз, при этом, как мне тогда показалось, злорадно усмехаясь! Не знаю. Как только

тогда удержался, чтобы не спустить эту наглую пигалицу с лестницы! Еще никогда

и никому, даже старшим пацанам, я не давал возможности уйти безнаказанно. А

тут, представьте, спасовал почему-то… Остался униженным, оскорбленным и

побежденным. Эта кикимора сделала меня, как последнего лоха! Конечно же вы, друзья мои, скажете, что мне нельзя было ответить, что связываться с девчонками

– самое последнее дело! И верно, именно так я тогда и подумал, поэтому и

позволил Пашке уйти спокойно и безнаказанно. Однако, потерпев поражение, я

вовсе не сдался, а невзлюбил эту зазнайку еще сильнее и оставшиеся дни

путешествия только и занимался тем, что подыскивал варианты возможной мести.

Рассчитаться с девчонкой за все сразу я считал делом своей чести, так как

думал, что она специально ударила меня тогда на лестнице в отместку за то, что

я наехал на нее, перекрыв дорогу. И вот в самый последний день, когда уже

казалось, что мне теперь уж вряд ли удастся отомстить, такой случай вдруг

совсем неожиданно представился. Итак, разглядывая пассажиров парома, я заметил

Пашку. Она сидела неподалеку от бака с водой, на длинном мотке брезента и, как

обычно, увлеченно дочитывала свою черную книжку, которая лежала у нее на

коленях.

Белый платок хоть и

висел на голове, но на этот раз из-за духоты завязан не был, и озорные косички

болтались на груди. Я бегло огляделся и понял, что все пассажиры увлечены

своими делами и разговорами и никто не обращает внимания на мирно сидящую в

сторонке девчонку, а заодно и на меня, ее противника. План мести созрел почти

мгновенно, едва мой взгляд упал на какой-то ящик из которого торчала пустая

пластиковая бутылка. Я быстро спрыгнул с тюков, взял эту бесхозную полторашку и

отправился к баку с водой. Паром тащился на удивление медленно. Я отметил, что

мы едва достигли середины реки, а тем временем гроза уже приближалась, так как

вдали довольно активно колыхались кроны деревьев. У нас же тут пока еще был

полный штиль, и казалось, что жара и духота выдавили из воздуха весь кислород.

Я прошел мимо девчонки. Она даже и бровью не повела. Похоже, она сейчас не

заметила

бы и самого слона! Что ж, это мне было только на руку. Я подошел к баку, попил

холодной водички, умылся, а затем наполнил бутылку. Крышки на ней не было, и

это тоже меня радовало. От предвкушения скорой расплаты я весь вспотел. Снова

осмотревшись, я не спеша двинулся в обратный путь, небрежно держа бутылку в

одной руке. Поравнявшись с девчонкой, сделал вид будто споткнулся, задев за

брус, торчавший из палубы, и выпустил бутылку из ладони. Полторашка грохнулась

прямо у ступней Пашки, выплюнув от сильного удара добрую половину своего

содержимого. Ледяные брызги окатили мою противницу буквально с ног до головы.

– Ах! – невольно

вырвалось из груди девчонки, и она быстро вскочила.

– Ой, извини, я

нечаянно! Проклятый брус… – пробурчал я, спешно поднимая бутылку и едва

сдерживая злорадную улыбку.

Девчонка глубоко

вздохнула и, смахнув брызги со страниц книги, снова присела на моток брезента.

– Извини! – сказал я и

пошел дальше.

В это время паром попал

в водоворот и его стало заметно трясти. Оказавшись за спиной девчонки, я

остановился и, беззвучно хохотнув от удовольствия, снова повторил свой трюк, направив на сей раз ледяной плевок прямо на лопатки девчонки, выпирающие из-под

платья. Когда вода хлынула на спину Пашки, она пронзительно взвизгнула и опять

вскочила, буквально задыхаясь от столь коварного удара. Ее глаза, и без того

большие, расширились до безобразия.

– Прости, я не хотел!

Это водоворот! Так качает, а бутылка скользкая… – начал я как бы виновато

оправдываться за свой поступок, но мои глаза при этом так злорадствовали, что

девчонка, похоже, все поняла.

Я подумал, что она

сейчас бросится на меня и вцепится ногтями в лицо, точно дикая кошка, или же, что еще хлеще, попытается двинуть меня по щеке этой своей черной книжкой, которую она теперь прижимала к груди, защищая от воды, или же, на худой конец, разразится на весь паром трехэтажной бранью, чтобы натравить на меня всех

пассажиров парома. Да, в те секунды нашего противостояния я был почти уверен в

таком исходе ситуации и был поэтому готов принять любую контратаку девчонки, так как чувствовал себя отмщенным по полной программе! Однако ничего страшного

не произошло. Пашка осталась стоять на месте, ее пальчики лишь крепче сжали

кожаную обложку. И она не произнесла ни слова, а только посмотрела как всегда

открыто, прямо в глаза, и все… Но зато, что это был за взгляд! Нет, в ее

глазах, которые я тогда впервые увидел так близко и ясно, не было ни ненависти, ни гнева, ни злобы, ни коварства. В них вместе с набежавшими слезинками застыли

боль и удивление, непонимание и немой упрек, точно она говорила: «Ну зачем ты

так?!» Но более всего меня поразило в этом взгляде даже не это, а какая-то

необъяснимая покорность судьбе, точно девчонка понимала, что получает расплату

за свои проступки, и, похоже, она была готова и дальше терпеть любые мои

выходки. И тут я впервые ощутил внутри себя острый укол совести. Не перегнул ли

я палку своей мести? «А вдруг эта девчонка тогда, в башне, задела меня

действительно случайно?» – промелькнула в мозгу стремительная мысль.

И, поддаваясь этой

минутной слабости и желая поскорее уйти от девичьего взгляда, я мухой подхватил

уже почти пустую бутылку и, неуверенно буркнув: «Прости! Я же не

специально…», убрался восвояси. Я подошел к краю парома и повис на его

железных

поручнях. Уши у меня горели, от духоты и от внезапно нахлынувших чувств совсем

не хватало воздуха. Я дышал широко раскрытым ртом, приводя себя в порядок. Две

силы боролись у меня внутри. Одна ликовала и говорила, что ты, Жорка, молодец!

Сделал эту зазнайку на все сто! Будет теперь знать, как обижать такого

классного пацана! Кажется, она поняла свои ошибки и впредь не станет так себя

вести – надменно и вызывающе. Другая, наоборот, упрекала меня, считая, что я

поступил подло, ударил в спину, как самый последний трус. А ведь она не такая

уж и зануда, и совсем не уродина, даже симпатяшка! Вон ведь какие у нее живые

глаза!

Я не знаю, что делала в

это время девчонка, так как боялся обернуться, но, похоже, на пароме никто даже

и не заметил наших разборок. Плавание спокойно продолжалось.

Когда я наконец пришел в

себя, то снова почувствовал уверенность в своих силах и в правоте поступков. Я

отомстил и теперь могу спокойно возвращаться домой. Ведь сама судьба дала мне

такой шанс хоть как-то поквитаться за свои поражения, и я его не упустил. И

нечего себя больше укорять! Через пару дней мы уже полетим в Египет, и все эти

мелочные разборки изгладятся из памяти и души, вытесненные новыми

захватывающими впечатлениями. Став прежним Жорой-Обжорой, я усмехнулся и, забросив баклажку далеко в реку, решительно обернулся. Однако то, что я увидел, заставило меня поразиться! Нет, это вовсе не касалось Пашки, я, кажется, и

думать-то о ней уже забыл. Видение, открывшееся моему взору, было тревожным и

впечатляющим: из-за леса прямо на паром надвигалась страшенная серо-лиловая

туча. Гонимый ею ветер какими-то невероятно резкими и свирепыми порывами

кидался то на прибрежные заросли, то на реку, то на наше хлипкое судно. Хоть

берег был уже и далеко от парома, но я слышал, как трещат там отрываемые с

деревьев

сучья, как протяжно скрипят и стонут старые сосны да ели. В небе что-то гулко

прогрохотало.

– Эге, кажись,

начинается представленьице! Эх, не успеем теперь оторваться… – услышал я

рядом голос старичка, спешно идущего к своему рюкзачку с камушками.

– Ничего, дедуль! —

подбодрил его паромщик. – Оторвемся! Ветер-то, он теперь нам в помощь будет, попутный! Вмиг на том берегу очутимся! Гроза-то, она еще не так скоро

разразится, пужает пока токмо. Держитесь покрепче и все! Щас вас всех с

ветерком прокачу! – и он, кинув за борт потухшую папироску, начал что-то делать

у пульта управления паромом.

Я взглянул на Пашку. Она

стояла все на том же месте и кого-то усиленно отыскивала взглядом своих

огромных глаз. Платок она держала в руке, а раскрытая книга лежала на брезенте, и ветер жадно ее перелистывал то в одну, то в другую сторону, как бы

нетерпеливо пытался узнать, где там самое интересное место. И тут снова

раздался оглушительный гром, и налетел такой внезапный и мощный шквал ветра, что застал всех пассажиров врасплох. Злые порывы ринулись на паром, точно стая

голодных хищников, хватая и швыряя все, что попадалось им на пути. Люди

загалдели, засуетились, прикрывая свои пожитки, началась суматоха, более

похожая на легкую панику.

Я от неожиданности

оступился и едва не вылетел за борт, повиснув на поручнях. Они меня удержали, и

я снова встал на ноги. В лицо ударила пролетавшая по воздуху газета, к ступням

полетели клочья сена, срываемые с подводы. По палубе катались пластиковые

бутылки и яблоки, носились бумаги, полиэтиленовые пакеты, картонные коробки и

даже чье-то кепи.

– Жора, ты где?! Иди

быстрей сюда! – донесся зычный голос тети Клавы.

В это время Пашка тоже

крикнула:

– Тетя Зоя, я здесь! – и

замахала рукой.

Однако коварный ветер

тут же рванул ее платок и, выдернув его из пальцев, швырнул далеко за борт.

– Ой! – пискнула

девчонка и обернулась.

А проказник, подвывая,

как волк, уже вовсю теребил ее платье и запутывал косички. Видя, что платку уже

не поможешь, Пашка кинулась к книжке, но и тут опоздала… Резкий порыв вырвал

пухлый фолиант буквально из рук и с легкостью погнал его по гладкой палубе.

Девчонка в отчаянии бросилась следом, пытаясь задержать бег книги. Где там!

Свирепый проказник норд-ост не оставил ей никаких шансов. Он словно играл с

человеком, напевая при этом свою заунывную песенку. Ветер замедлял натиск, давая девчонке возможность нагнать бесценную для нее книгу, но как только она

плюхалась на палубу, чтобы прикрыть собой черный фолиант, тут же ловко

подхватывал его и опять гнал к краю парома. А потом вообще взял и грубо закинул

книжку прямо в реку!

– О, нет! – воскликнула

пораженная девчонка и, быстренько перекрестившись, тоже бросилась за борт.

В отчаянном рывке Пашка

добралась до своего уже собравшегося идти ко дну сокровища и выхватила книгу из

воды.

Отфыркиваясь, хотела уже

было возвращаться, но заметила белеющий неподалеку лоскут ее платка, который

весьма стоически еще держался на поверхности реки, и погребла к нему.

– Куда, дуреха, а ну,

назад! – завопил паромщик. – Там же водовороты! Утопнешь!

– Паша, вернись

немедленно! – поддержала его тетя Зоя. – Бог с ним, с платком, возвращайся

немедленно! Буря идет! Там нельзя купаться! Кому я говорю?!

Но девчонка была уже у

платка и упустить шанс вернуть его просто не могла. Я бы на ее месте, пожалуй, поступил

бы так же. Пашка еще пару раз взмахнула рукой и завладела своей пропажей.

– Греби назад быстрее! —

гаркнул матрос и, сплюнув, произнес уже неизвестно кому. – Елы-палы! Кажись, ее

уже затянуло!

Развернувшись в воде,

Пашка тоже поняла, что идти ей против бурного течения будет весьма и весьма

сложно, тем более, что она все еще не желала расставаться с книгой и платком, сжимаемыми в одной руке.

– Похоже. Ей лучше плыть

не к парому, а обратно к берегу – там слабее течение! – предложил подошедший

бард-очкарик.

– Да, вы правы, —

согласился паромщик и опять тяжело вздохнул. – А хватит ли ей сил на это? Надо

ей помочь! Вот оказия… Вы тут присмотрите за рулем, а я попробую ее достать, —говорил крепыш, скидывая с ног кирзачи и портянки. – Это ей не Москва-река, у

нас речки норовистые! И куда ее только понесло…

Потом он разбежался и

сиганул за борт. Нам было хорошо видно, что девчонку, как она ни старалась

грести, течение неумолимо относит к водовороту. Конечно, брось она свое добро, может быть, еще можно было бы попытаться оторваться, но Пашка, похоже, даже

такой и мысли себе не допускала. Все пассажиры потянулись к нашему борту, чтобы

посмотреть на поединок людей и реки, однако, бард осадил их: – Товарищи, товарищи! Не

подходите все сразу! Мы можем так перевернуть паром. Здесь нет ничего

интересного! Все будет хорошо. Лучше не мешайте нам работать.

Женщины и дети

послушались и вернулись к своим вещам. За стремительно разворачивающейся драмой

остались следить лишь я, бард, тетя Зоя, Фомка да старичок в спортивном

костюме. Мы все были уверены, что опытный паромщик быстро спасет девчонку и

ничего страшного не произойдет. Однако все складывалось совсем не так, как

хотелось. Матрос вынырнул весьма неудачно и сам оказался втянутым в другой

омут, внезапно образовавшийся недалеко от борта. Старичок кинул ему

спасательный круг. Наивная простота! Круг в водовороте не помощник.

– О Господи, она же

пропадет! Смотрите, ее затягивает в омут! – заметалась по палубе тетя Зоя. —Надо же что-то сделать! Помогите же ей кто-нибудь, о Господи!

И я тоже понял, что дело

действительно приобретает зловещий оборот. От этой мысли у меня по спине

пробежал нехороший холодок. Каждая минута теперь приближала Пашку к страшному

исходу. Правда сама она всего ужаса своего положения еще толком не понимала и

по-прежнему упрямо карабкалась вверх по течению. Но нам было хорошо видно, как

ее неумолимо тянет вниз по реке – туда, где бурлил суровый пенистый водоворот.

Паром, подгоняемый ветром, начал набирать обороты и круто пошел вперед к

желанному берегу.

– Паша, брось все! Ты же

утонешь! Брось! Греби сильнее! – закричала вновь тетушка Зоя, но слезы задушили

ее и она отпрянула от борта, простонав. – О Господи! Господи… Пашенька моя…

Паромщик по-прежнему

барахтался недалеко от судна, преодолевая круговерть воды, и выкрикивал: – Спасайте девчонку! Я

сам тут справлюсь! Девчонку! Я сам!

– Эй! – вскрикнул я. —

Ну кто ж так плавает! – и резким движением скинув с себя кроссовки, заскочил на

какой-то высокий ящик и фигурно, мастерски, точно на тренировке, сиганул с него

в воду.

– Жора, не смей! Это же

опасно! – услышал я отчаянный вопль тети Клавы прежде, чем мутные воды

сомкнулись над моей головой.

Вынырнул я далеко от

парома и, отфыркиваясь, энергично погреб к девчонке. Мне что-то кричали, но я

уже не разбирал голосов. И тут я с ужасом увидел, что Пашку затянуло в воронку.

Похоже, только здесь она поняла, в какую беду попала. Теперь уже было не до

книги, не до платка… Девчонка, вскрикивая, фыркая, изо всех сил отчаянно

забилась в воде, пытаясь вырваться из коварной ловушки. Тогда я заорал: – Пашка, держись!

Спокойно! Ноги не опускай! Греби сильнее к берегу! Не опускай только ноги!

Греби! Греби и все! Ты сделаешь его!

Это я, конечно, не от

себя так говорил, а повторял лишь слова своего тренера. Помнится, он говорил

как-то нам: «Знаете что, ребятки, если уж когда доведется попасть в водоворот, главное – не паникуйте! Не так страшен черт, как его малюют! Упорно работайте и

стремитесь только вперед. И ног не опускайте в глубину! И вовсе не потому, что

этот Водокруч[1]

вас схватит за них и утащит вниз, а для того, чтобы легче было бороться с

натиском воды. Спокойно и упорно гребите и вы прорветесь! Природа, какой она

гордой ни кажется, всегда уступает смелому, крепкому и мужественному человеку!»

Девчонка, похоже, меня

услышала. Распрощавшись со своими вещами, она пошла на прорыв, усиленно

заработав руками и ногами. Хотя, надо сказать, в ее-то странном одеянии делать

это было весьма проблематично.

– Греби! Смелей! Сделай

его! Давай! Еще немного! Ну! Греби! – снова поддержал я ее.

Но тут порыв ветра

поднял волну, и она накрыла меня, ударив прямо в лицо. Я поперхнулся, захлебнулся

и оглох одновременно. Отплевываясь от воды и приводя себя в порядок, я

перевернулся на спину, а заодно и поглядел на то, что творилось в это время на

пароме. Судно было уже на приличном отдалении. Никто из его пассажиров больше

не пошел к нам на помощь. Да и кто смог бы это сделать? Вы же помните – там

было всего пять мужчин. Паромщика река вывела из строя сразу же, из однорукого

мужика с гусями пловец и вовсе был никудышный, дедульки имели сил лишь на

борьбу со своими инфарктами, а бард-очкарик, по-моему, вообще не умел плавать.

Конечно, был еще Фомка. Ему уже шел шестнадцатый год, и имел он нехилую

мускулатуру. Однако этот малый, похоже, вовсе не спешил знакомиться с

норовистой речкой. Вон он стоял теперь на ящике, с которого я прыгал, и махал

мне руками, зычно крича что-то типа: «Держитесь, ребята! Вам помочь?!»

Вряд ли он решился бы

искупаться, а делал это все для понта, чтобы не показаться в глазах своей Лизки

последним трусом. Я усмехнулся, увидев, как Фомка усиленно корчит из себя

эдакого парня из МЧС, и махнул ему рукой. И еще я заметил, как дедули помогали

подуставшему паромщику выбраться на палубу судна.

– Вот и вся помощь! – с

горечью отметил я и сказал себе: – Видать, придется тебе, Жорка, вдоволь

сегодня поплавать!

Отмечу еще, ребята, что

был на пароме еще один человек, который, не задумываясь, кинулся бы мне на

выручку в любой другой ситуации. Да, конечно, вы, видно, догадались, что я

говорю о нашей бесстрашной тете Клаве. Но вы же помните, купание было ее

главной проблемой и болью, и теперь она, бедная, стояла на палубе, обнявшись с

тетей Зоей, и во все глаза глядела на пенистые завихрения реки, надеясь

отыскать среди них мою или Пашкину голову. А тем временем девчонка сумела-таки

прорваться через водоворот и вышла на чистую воду. Правда, сил у нее уже почти

совсем не осталось и, устало взмахивая руками, Пашка с большим трудом

удерживала себя на плаву. Длинная намокшая одежда тянула ее ко дну.

– Молодец! – крикнул я,

желая подбодрить девчонку. – Ты его сделала! Супер! Держись! Сейчас я тебе

помогу!

И тут же я почувствовал,

как холодные потоки начинают закручивать мои ноги куда-то в сторону. Это

Водокруч, упустивший упорную девчонку, решил поквитаться со мной – ее

инструктором. Бороться с омутом оказалось вовсе не так уж и легко, как нам

обрисовывал это тренер. Меня крутило, болтало, тянуло вглубь со страшной силой.

Признаюсь, тут мне стало совсем не до шуток! И пришлось изрядно поднатужиться, чтобы высвободиться из холодных объятий воронки. Я так энергично долбил руками

и ногами, что Водокруч, не ожидая от меня такой прыти, был вынужден

капитулировать и тоже выпустить меня на чистую воду.

– Что, съел! – хмыкнул

я, тяжело переводя дух.

Но отдыхать времени не

было. Девчонка уже тонула: ее мокрая голова с косичками стала все дольше и

дольше задерживаться под водой. Течение уже практически безнаказанно швыряло

Пашку по реке, упорно оттягивая от берега. А буря тем временем усиливалась.

Туча закрыла собой полнеба, и над рекой опустились какие-то серые

полупрозрачные сумерки. Ветер стал опять завывать, то рассекая водную гладь, то

поднимая приличные волны. Плыть становилось все труднее. Я понимал: надо

спешить, чтобы добраться до девчонки, а затем, помогая ей, догрести и до

берега. Над головой вдруг раздался страшный треск и туча осветилась слепящей

лиловой молнией.

– Ого! – вскрикнул я, и

этот удар, и последовавший за ним могучий раскат грома стали для меня выстрелом

стартера.

И я так круто взял с

места брасом, как делал это лишь на крупных состязаниях, выходя на финишный

отрезок. Я отчаянно греб, отплевывался и твердил себе: «Давай-давай, Жора, сделай эту непокорную реку! Ведь ты еще никогда не возвращался с соревнований

хоть без какой-нибудь награды!» Скажу вам по секрету, что тогда я, наверно, превзошел даже все свои прежние достижения и наверняка установил личный рекорд

(жаль, что никто этого и не заметил), так как настиг девчонку, уносимую

течением, буквально за считанные минуты. И вовремя! Пашка уже шла ко дну, безуспешно пытаясь еще хоть разок вынырнуть на поверхность. Я подхватил ее

подмышки и выдернул из воды.

– Держись, теперь все

будет о’кей!

Вид у девчонки был

неважнецкий: промокшая насквозь, испуганная, изможденная, она была просто

неузнаваема.

Косички ее так вымокли, что походили на крысиные хвостики, пряди волос плотно

прилипли ко лбу и к носу. Губы посинели, и Пашка дышала с трудом, постоянно

отфыркиваясь и отплевываясь.

– Держись за меня!

Поплывем обратно к берегу, а то здесь сильное течение и нам его уже не

преодолеть! – предложил я.

Девчонка согласно

кивнула, и мы поплыли.

До берега было еще очень

далеко, а река такая быстрая, что вскоре я понял, что «дело пахнет керосином».

Один я, пожалуй, еще и доплыл бы, борясь кое-как с этим ненавистным течением, но, буксируя за собой Пашку, я тратил гораздо больше сил и был скован в

движениях. Поэтому получалось, что берега нам не достичь…

Я оглянулся. Река уже

завернула за поворот, и паром совсем исчез из вида. Кругом выл ветер, царил

полумрак, небеса громыхали и пыхали огнем. Было жутковато… Но буря в лесу, считал я, не так уж страшна, как буря в пустыне! Ведь среди песчаных барханов

совсем негде укрыться… Поэтому я пока не спешил унывать. Чувствуя, что силы

мои неумолимо тают, я принял решение малость передохнуть. Тогда мы на время

отдались на волю течению и понеслись вниз по реке, следя лишь за тем, чтобы не

угодить в очередной водоворот или чтобы не напороться на каменистую отмель. По

берегам виднелись лесные дебри, иногда среди них возникали печальные горные

вершины…

А гроза набирала силу. Я

понимал: оставаться в воде было сейчас весьма опасно – молнии все чаще стали

пронзать окружавшее нас пространство. К счастью, река вскоре стала заметно

сужаться, и берег маняще приблизился к нам. Тогда я снова решился попробовать

до него добраться. Течение, однако, вовсе не собиралось нас отпускать и, несмотря на все мои усилия, продолжало нести нас все дальше и дальше, в

неведомую даль бесконечно петляющей речки. И все же я не сдавался и метр за

метром

отвоевывал у воды расстояние до берега. Наконец мы оказались у суши всего в

нескольких хороших взмахах рук. Но тут, как назло, течение оказалось даже еще

сильнее, чем на середине реки. Вода даже как-то шипела и грохотала, разбиваясь

о камни. Берег-то был тоже не очень приветлив: сплошные коряги, завалы сушняка, валуны, заросли колючих кустарников… Пришлось какое-то время вновь дрейфовать

вдоль побережья. Туча за это время уже полностью закрыла собой все небо, ветер

усилился, все чаще стали обрушиваться дождевые струи. Силы мои совсем иссякли.

Вода, проникавшая повсюду, уже порядком надоела. По ногам пробегали легкие

судороги. Дыхание сбилось, и мышцы порой отказывались слушаться… Надо было

срочно десантироваться на берег. Но как? Пришла мысль: еще и потонем тут, в

этой дурацкой речушке… Был бы хоть Нил Голубой, а то всего лишь какая-то

горная гордячка… Тоже мне Амазонка, Лимпопо, понимаешь! И здесь я вдруг

увидел нависшее над водой большое сухое дерево, сучья которого уходили в глубь

реки.

– Паш, попробуй

минуточку побыть без меня! – крикнул я. – А я постараюсь зацепиться за это

дерево! Только смотри, чтобы тебя не унесло течением, о’кей?

Девчонка согласно

махнула мне головой и отцепилась. Меня понесло прямо на сосну, но нельзя было

ни промахнуться, ни промедлить. Во мне закипели злость и желание во что бы то

ни стало победить эту реку! Я вскрикнул и прыгнул из воды, точно черноморский

дельфин на показательных выступлениях. И все получилось! Я завис на толстом

суку, обхватив его руками и ногами. Потом чуть перевел дух и крикнул девчонке, барахтавшейся близ берега:

– Греби сюда!

Когда она приблизилась,

я протянул ей руку, и она ухватилась за нее обеими ладонями и тоже зависла над

водой. Потом мы еще минут пять, пыхтя и толкаясь, карабкались на ствол. А уж

оседлав наконец это дерево, более-менее спокойно перебрались на берег, где от

усталости сразу же, точно подкошенные, рухнули на скрипучий песок. Не знаю, сколько мы так провалялись, собирая в кулак остатки сил, да только вставать все

же пришлось, так как буря, кажется, разошлась уже не на шутку. Начался ливень.

Я первым поднялся на колени и увидел прямо перед собой внушительную скалу с

сеткой разломов, поросших мхом и кустами да редкими одинокими деревцами.

Захлебываясь от бьющих в лицо тугих струй летнего дождя, я все же сумел

разглядеть наверху горы небольшую щель, манящую к себе чернотой пещерки, в

которой, как я решил, вполне можно было бы переждать непогоду.

– Пойдем наверх! Вставай

же! – тронул я девчонку за плечо. – Там, кажется, есть пещера! Укроемся в ней

от ливня!

И мы, поднявшись, стали

спешно карабкаться на гору, скользя на ставших мокрыми камнях и отчаянно

цепляясь за корни, ветки, пучки трав и веревочки вьюнков. И только, конечно, здорово помогая друг другу, мы смогли быстро одолеть эту вершину и оторваться

от непогоды.

В ПЕЩЕРЕ

Пещера встретила нас

оглушающей тишиной и густой непроглядной темнотой.

– Светло, как у негра…

за пазухой… – негромко произнес я, а Пашка как-то судорожно вздохнула.

Я хотел уже было

продвинуться дальше, но подумал, а что, если в эту сухую расщелину на время

грозы собрались все окрестные гадюки? Показалось даже, что в глубине пещеры

кто-то шуршит и ворочается. От такой мысли у меня засосало под ложечкой, и я

так и остался стоять на месте у входа. Посветить было нечем. Хоть в широких, с

застежками-молниями, карманах моих бриджей лежали и мобильник, и зажигалка, и

даже ключ с брелоком-фонариком, но после столь долгого и обильного купания все

эти чудеса цивилизации пришли в полную негодность. Девчонка шагнула вперед, но

я удержал ее.

– Погоди, здесь могут

быть змеи!

Мысли путались. Что же

делать? Не стоять же нам тут до следующего утра? К счастью, помощь пришла

неожиданно и прямо с небес. Вдруг у нас за спинами раздался такой мощный и

весьма продолжительный электрический разряд, что все вокруг на несколько секунд

осветилось ярким лимонно-голубым сиянием. И я смог увидеть, что пещерка эта не

так уж и велика, всего-то метров пять-шесть в длину и метра два в ширину, а вот

в высоту она уходила, постоянно сужаясь, пожалуй, сантиметров на тысячу. Пол, если так можно выразиться, был неровным, усыпанным кусками горных пород и сухой

хвоей. Ну а в целом, тут было уютненько: тихо, сухо и безопасно… Змей, вроде

бы, видно не было, но все же мы простояли у входа еще минут двадцать, дожидаясь

очередных всполохов молний, чтобы все же окончательно убедиться в отсутствии

здесь каких бы то ни было пресмыкающихся. Правда, у входа в углу висела большая

сеть паутины, на которой царствовал противный паук, чем-то похожий на того, которого очкарик-следопыт загнал в стеклянную банку. Но нам он не мешал, и

поэтому мы прогонять его не стали, а, успокоившись, перебрались на середину