Текст книги "Правда выше солнца (СИ)"
Автор книги: Анатолий Герасименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 37 страниц)
Второе: тот, кто называет себя Аполлоном – могущественная личность, действующая против пришельцев с Батима. Значит, он – не один из самозваных богов.
Кто же он? Чтобы это узнать, прежде всего нужно понять его мотивы. Что им движет, зачем он подтачивает власть батимцев на Земле? Можно допустить, что Аполлоном назвался тот, кто также проник сюда из другого мира и стремится освободить планету от конкурентов. Но при этом его не интересует пневма. И он не ведёт открытую войну, не пытается захватить территории. Как будто… Как будто выше всего этого. Точно ему и так всё принадлежит. Давно принадлежит, тысячи лет. И всегда будет принадлежать.
Кадмил распахнул глаза во тьме, пронзённый мыслью – простой и сокрушительной, как удар копьём.
Аполлон – это Аполлон.
Существо, которое неизмеримо сильнее людей и пришлых богов. Тот, кто находится здесь от начала времён и управляет судьбами Земли. Тот, кого знают под разными именами – Дидимей, Пеан, Мусагет, Дельфиний, Локсий – и чья суть не меняется от того, как его назвали.
Придуманные боги эллинов – вовсе не придуманные. Они реальны, они были тут всегда. Подлинным богам не нужна человеческая энергия. Эллинские мифы подробно описывают жизнь Зевса и его подопечных. Подлинные боги заняты искусствами, войнами, любовью, путешествиями по мирам. Они не крадут у людей пневму, они за ними присматривают. И порой помогают.
Как вот сейчас.
Аполлон дал человечеству алитею, средство, которое может поколебать – да что там, уничтожить! – власть пришельцев. Алитея заставит Локсия и его подельников открыться людям. Признать, что батимцы и земляне нужны друг другу. И строить будущее вместе, честно и открыто.
Кадмил, волнуясь, глубоко вздохнул. Что бы ни ждало впереди, важно одно: теперь он узнал правду. Узнал, что боги существуют.
Невероятно.
Хотя, если вдуматься, почему невероятно? Представим стороннего наблюдателя, который ничего не знает про Землю и её правителей. Чему он скорее поверит? Тому, что пришлые твари тайно выкачивают из землян силу, чтобы снабжать энергией машины в своём мире? Или тому, что землянам могут помогать древние существа, которые жили здесь задолго до них?
Да, это в равной степени неправдоподобно звучит. Ну, или в равной степени правдоподобно.
К тому же, Акрион говорил, что был мёртв и видел настоящего Аида. И... И Гермеса. Проводника душ. Значит, можно допустить, что есть и подлинный Аполлон, и его сестра Артемида, и их отец, Зевс. А также прочие, прочие, прочие.
Кадмил опёрся на локти и сел, упершись спиной в ледяную стену. Всё тело ломило, будто он пролетел сквозь десяток силовых барьеров, но голова была совершенно ясной.
Неизвестно, какова была воля истинного Аполлона. Дать людям оружие против самозваных богов? Или просто заставить Локсия заметить людей, понять, что он зависит от них не меньше, чем они от Локсия? А может, Аполлон хотел поссорить новых хозяев Земли? Вон как переполошились, следят друг за дружкой...
А может, подлинным богам важна правда сама по себе? Не те ритуалы, которые носят название «алитея» – «правда» по-эллински, а правда в общем смысле, когда мир основан не на лжи и недомолвках, а на честных отношениях? Та самая правда, которая, если верить Сократу, и есть добро. Правда, которая выше солнца…
«В таком случае, они добились своего, – думал Кадмил. – И я в этом основательно помог. Впрочем, обошлось бы и без моей помощи. Локсию, Орсилоре и Веголье очень скоро придётся выйти к людям и объявить: мы нужны друг другу, с помощью вашей пневмы мы выведем вас в царство победившей науки и прогресса, где никто не будет голодным и нуждающимся. Так давайте же сотрудничать честно, не мешайте нам, и мы поможем вам...»
Кадмил не знал, какая из гипотез верна. Но был уверен в одном: он всё сделал правильно.
И правильно сделал, что солгал Локсию. Если бы сказал, как есть – что открыл правду только Акриону – Локсий убил бы Акриона, и положение осталось бы прежним. Пусть лучше Локсий думает, что о пришельцах знает вся Эллада.
«И пусть это будет последняя ложь в моей жизни. – Кадмил потёр зудящий шрам на шее. – Еще пару дней назад я бы простил себе любое враньё. Немудрено, ведь Гермес должен быть хитрым и изворотливым. Теперь… Да, теперь совсем другое дело. Хм, а ведь, пожалуй, и случая-то соврать больше не предвидится».
В этот момент со стороны двери послышалось шуршание. Словно кто-то скрёб ногтями по металлу, не решаясь постучать.
– Кадмил, – донеслось едва слышно. – Ты тут?
– Тут, – хрипло произнёс Кадмил. Горло, сорванное криком, саднило. – Что тебе нужно? Тебя послал Локсий?
– Я сама пришла, – Мелита помолчала. – Локсий отослал меня ночью в Эфес. С дурацким посланием для Орсилоры. Я не знала, что он тебя мучил. Как только прилетела – узнала, пришла сюда. Тут окошко… Оно открывается?
Зазвенел металл. Кадмил, постанывая, встал с подстилки и заковылял к двери. Квадратный лючок распахнулся с мрачным, подлинно тюремным лязгом. Снаружи, подсвеченное кристаллом-светильником, виднелось лицо Мелиты.
– Ты цел? – спросила она.
Кадмил шагнул ближе, щурясь на свет. Мелита присмотрелась, ахнула.
– Что он с тобой делал? – спросила она, плачуще скривив рот.
В спине стрельнуло. Кадмил поморщился. «Паршиво, должно быть, выгляжу. – подумал он. – Немудрено, впрочем…»
– Тебе необязательно здесь быть, – сказал он. – Ступай, а то Локсий хватится.
– Что он с тобой делал? – жалобно повторила она.
Кадмил фыркнул:
– Голова в этот раз на месте. Руки-ноги – тоже. И яйца не отрезали. Но, боюсь, яйца мне ни к чему, потому что тебя сюда не пустят. Иди, Мелита. Иди к хозяину, а то не поздоровится.
– Я... – она быстрым движением смахнула волосы со лба. – Я хотела быть рядом с тобой.
– Лучше будь рядом с тем, кто тебя обратил.
Мелита прикусила губу.
– Не говори так, – попросила она.
– Отчего ж? – стоять было тяжело, Кадмил протянул руку и опёрся на дверь. – Знаешь, здесь, кажется, можно говорить всё, что угодно. Это единственное преимущество моего положения.
– Кадмил, послушай... – Мелита приблизила лицо к окошку. – Ты, верно, думаешь, что я теперь – как Локсий. Буду вертеть всеми, как хочу, и ценить только власть. Думаешь: стала богиней – забыла тебя. А я не забыла. Я найду способ тебя освободить. Обещаю. Или сама узнаю, как всё тут открывается, или Локсия уломаю.
– Не нужно его уламывать, – буркнул Кадмил. – От него надо держаться подальше. Ты к нему приблизилась совсем ненадолго – и потеряла ребёнка. Я был рядом с Локсием всю жизнь – и посмотри на меня. Лгун, вор, убийца. Играю с людьми, как с куклами. Забыл собственных родителей. Единственное, что Локсий сделал хорошего – вернул мне человеческую натуру.
Мелита нахмурилась:
– Не поняла… Ты что, думаешь: стал богом – забыл, как быть человеком?
– Примерно да, – сказал он. – Став богом, забываешь про совесть. И про многое другое.
– Это не так! – воскликнула Мелита. – Да что ты себе насочинял?! Ох, Локсий кому угодно голову задурит...
– Ну, убеди меня, – усмехнулся Кадмил. – На это довольно времени.
– Не буду ничего убеждать, – Мелита топнула ногой. За плечом качнулась на ремне сумка, похожая на ту, с которой раньше ходил он сам. – Это ж надо такое отмочить!
– Скажешь, нет?
– Нет, – она машинально поправила ремень сумки. – Хотя… Если Веголью какого-нибудь взять, то… Ай, слушай, дело в другом. Видно, на Батиме они все так долго враждуют, что выживают одни говнюки. А тех, кто говнюком быть не хочет, просто убивают, наверное.
Кадмил недоверчиво глядел на Мелиту.
– Да на себя посмотри! – она всплеснула руками. – Ты сам всё ещё бог! Если порезать палец, пойдет белая кровь. Локсий тебя просто искалечил! Ограничил в силе! Но ты все равно пошёл выручать друга. И открыл людям правду. И не побоялся признаться Локсию.
– Всё-то знаешь уже, – усмехнулся Кадмил.
– Работа такая! – сказала она с вызовом. – Такая вот работа теперь.
– Когда ты так говоришь, я от себя просто в восторге… – пробормотал он. – Кстати, а что Локсий?
– Бесится, – Мелиту передёрнуло. – Ушёл на Батим, мрачный, как туча.
– Ушёл? – кровь болезненно толкнулась в виски. – Он ничего не сказал эллинам?
– Нет. Я прилетела часа три назад. Жрецы сказали, что он тебя пытал и бросил в изолятор. Я хотела сразу сюда бежать, но он вызвал. Передал дела. Велел следить за комплексом. И телепортировался на Батим. Злой был и грубый. Статуи эти его... Ух. В общем, нет, с Парниса он не спускался. Ни в Афины, ни ещё куда.
– Вот упрямый мудак, – с горечью сказал Кадмил. – Что же он задумал? Неужели всё впустую...
Мелита накручивала на палец прядь волос, с тревогой вглядываясь в его лицо.
– Ладно, – сказал Кадмил. – Ступай, занимайся делами. Сам знаю, как много всякого дерьма приходится решать, когда нет Локсия.
– Кадмил, – начала она.
– Оставь меня тут, – перебил он. – Я всё это заслужил. Только не забывай присылать жратву, хорошо?
– Кадмил...
– Ты уже, поди, не помнишь, но, если не заряжаешься пневмой, приходится часто есть. Я вот сейчас голоден.
– Кадмил!
Он замолчал.
– Не знаю, что ты тогда сказал такого особенного, – с трудом выговорила Мелита. – Ну, когда мы связались по «лире». Но теперь... В общем, мне ужасно стыдно и... И жалко, что я... И... И ты самый лучший человек, кого я знаю, а я... Я – идиотка.
Она смотрела под ноги, теребя перекинутый через плечо ремень. Кадмил просунул руку в окошко и погладил её по голове.
– Сама же сказала, что я не человек, – тихо произнёс он.
– Это не важно нисколечко, – пробормотала она, прижимаясь щекой к его ладони.
Кадмил закрыл глаза.
Врагами были – друзьями навек стали.
Забыли беды, живём, не зная печали.
Из сумки задребезжал звонок «лиры». Мелита вздрогнула.
– Таскаешь с собой эту хреновину? – криво ухмыльнулся Кадмил. – Хотя да, ты же сейчас за старшую.
Мелита ответила несчастным взглядом.
– Давай, валяй, – он убрал руку и потёр ломившую шею. – Ответь, мало ли, Локсию срочно надо.
Она кивнула, жалобно подняв брови. Скинула сумку, присела на корточки, достала «лиру» и подняла антенны. Вставила в ухо горошину приёмника.
– Боишься, что подслушаю? – не удержался Кадмил.
– Здесь же камень кругом, – сказала Мелита обиженно. – Помехи страшные. А так лучше слышно…
Кадмил поднял ладони.
– Делай, как знаешь, мне-то что,– сказал он.
Мелита нажала кнопку на боку «лиры».
– Лабораторный комплекс Парнис, – сказала она дежурным тоном. – Да, моя богиня... Нет, его нет на месте... На Батиме... Часа два назад...
Последовала пауза. Мелита придавила пальцем горошину в ухе. Глаза её вдруг расширились, рот округлился.
– Как? – выдохнула она. – И что теперь?
По ту сторону связи на сей раз говорили дольше. Мелита слушала, глядя перед собой сосредоточенно и тревожно.
– Понимаю, – сказала она наконец изменившимся, чужим голосом. – Извещу всех немедленно.
Встала, растерянно потирая руки.
– Кто это был? – спросил Кадмил.
– Хальдер Прекрасная, – ответила Мелита всё тем же чужим голосом. – Союзница Локсия. Она… она говорит, что на Батиме началась война.
– Война? – тусклый свет кристалла показался ярким, почти слепящим. – Большая? Та, которой они боялись?
– Да. Большая. Та самая, – Мелита прижала ладони к вискам. – И Хальдер сказала, что Локсий не выходит на связь.
Интерлюдия 4. Небо красное, как кровь рабов
Батим, 614 квадрат Северного полушария. 2195532 сутки, 78 минута. Последние мгновения мира.
«Мальчишка, – думает Локшаа. – Щенок безмозглый. Зачем я только его оживил? Сострадание есть немощь, худшая из всех. Стоило оставить его мёртвым. Это всё Орсилора. Притащила труп, закатила истерику. Да, Вайга погиб так же. И тоже по собственной глупости. Если ей так хочется, пускай бы родила нового сына. Но нет, надо было потешить свои бабские слабости! И сам я хорош, поддался».
Руки сноровисто порхают над пультом, набирают команды, подкручивают регуляторы, перебрасывают тумблеры. Здесь, внутри командного пункта, царит тишина. Это особая тишина, такая, какая бывает перед пепельным экваториальным штормом. Она таит в себе обещание грома. Гром прогремит в двух мирах: родившись на Батиме, отзовётся на Земле.
Панорамный монитор показывает армию. Тысяча двести солдат, выстроенные кругами по триста человек. Круги – ровные, как небесным циркулем отмеренные. Солдаты стоят в полной боевой выкладке, с жезлами наперевес. Стоят неподвижно.
А над их головами так же неподвижно парят четыре купола. Четыре громадины, каждая размером и весом с десантный транспортёр. Серые, как небо, с гладкими покатыми боками, с решётками излучателей на нижней стороне.
Мобильные телепорты.
«Порядок, что вы установили – плох, – звучат слова в голове Локшаа. – Власть, которая опирается на обман, ненадёжна и несправедлива». Он изучает графики на малых экранах пульта. Следит за пляской контрольных огоньков. Обрывает ползущую из прорези ленту, пропускает между пальцами, просматривая бледные, только что отпечатанные машиной цифры. Всё в норме. Всё готово.
Что ж, начинаем!
Он тянется к стене и поднимает стеклянную, овальной формы крышку. Под ней в стальном гнезде тускло блестит рукоять рубильника. Затаив на секунду дыхание, Локшаа обхватывает цилиндр рукояти и, преодолев звенящее сопротивление пружин, включает подачу энергии.
Пол вздрагивает. Глубокий, как из самого центра планеты, гул затапливает комнату. «У-о-о-о-н-н-н-н». Это поёт выпущенная на свободу пневма. Огромные резервуары, погружённые в землю, окованные сталью, залитые бетоном. Пневма копилась здесь годами. Жизненная энергия эллинов, которую обменяли на сотни тысяч, миллионы часов пустого блаженства. Неприкосновенный запас, хранившийся для особого случая.
Такого, как сегодня.
«Щенок хотел новую жизнь для человечков, – Локшаа скалится, чувствуя, как гул пневмы отдаётся в черепе. – Так вот она, новая жизнь. Жаль, из темницы ничего не увидит». Всё равно нужно было давно перебросить часть гвардии на Землю. Риск? Пускай так. Но сейчас риск гораздо меньше, чем когда-либо.
Тарвем сказал верно: боги Батима похожи на стрелков, что целятся друг в друга из жезлов. Стоит одному нажать кнопку – всем конец. И потому никто не выстрелит первым. Исчезновение Айто охладило пыл тех, кто хотел развязать войну. Содружество и Коалиция затихли, стараются избегать резких движений. Такорда гадает, кто же смог раскрыть его замысел. А Веголья, как и ожидалось, объявил земли Айто своим протекторатом и не собирается искать пропавшего горе-правителя.
На Батиме всё спокойно.
Поэтому сейчас – самое подходящее время, чтобы немного рискнуть.
«Да и не всю армию перебрасываю, всего-то три тысячи бойцов», – думает Локшаа. Первыми пойдут вот эти триста, что стоят ближе к командному пункту. Он подкручивает резкость на мониторе, вглядывается. Купол телепорта налился фиолетовым светом, очертания его колеблются, воздух кругом дрожит, как от сильного жара. Но Локшаа знает, что купол холодней льда.
Последний взгляд на пульт. Все цифры в норме, все кривые в пределах допуска.
Настало время подняться к солдатам. Место командира в бою – рядом с войском. «Полководец, не имея средств уклониться от безнадёжного сражения, должен поместить себя впереди воинов, дабы явить им пример доблести. Ему надлежит презреть опасность, броситься в бой и, овеяв себя славой, погибнуть» – так было в каком-то старом трактате, кажется. Впрочем, сражение предстоит вовсе не безнадёжное.
Локшаа выходит из комнаты и взбегает по крутой лестнице, ведущей вверх, на полигон. Железные ступени звенят под каблуками, вибрируют от гула пневмы. Наверху звук намного сильней. Хочется зажать уши, но это не поможет.
«Риск, – мысли бегут торопливо, несвязно. – Риск есть всегда. Но гораздо сильнее я рискую, если останусь с неприкрытой задницей на Земле, где вот-вот начнётся бунт. Вечные мои опасения… Неужели накликал беду? Худший из сценариев. Вздор. Это еще не худший. Худший – это если бы мы проворонили начало настоящего масштабного восстания. И не было бы иного выхода, кроме как сжечь Афины. А тут – ерунда, превентивные меры. Ну, да, придется, видно, сгонять людей в храмы принудительно. Придется на каждом перекрестке поставить по караулу. Смерть на твой болтливый язык, Кадмил!»
Он идёт по пегой, обожжённой земле полигона. Ветер поёт военную песню, тучи громоздятся в небе, точно гигантские косматые звери. Их голос – гром, их кровь – дождевая вода, едкая, отдающая химией. В пепельной хмари беззвучно сверкают сухие ломкие молнии. Тучи Батима так не похожи на облака Земли – волшебные комья небесной ваты. Всё оттого, что на Земле нет машин, способных превратить небо в свинец и навсегда скрыть солнце.
«И не будет», – думает Локшаа, подходя к солдатам. Они стоят навытяжку, закаменев, не глядя на командующего. Нужно что-то сказать. Напутствие. Вдруг на Земле уже началась заварушка; надо, чтобы они не растерялись.
– Бойцы! – кричит он. – Вас ждёт непростая работа. Враг может показаться вам слабым и неподготовленным. Не позволяйте себя обмануть, иначе погибнете! Они возьмут вас числом! Задавят волной тел! А там, где не одолеть численным перевесом, вас будут ждать подлые уловки. Да, противники – дикари. Но дикари, привычные к войне. Поэтому будьте беспощадными. Будьте добрыми воинами!
Согласный шорох тысячи рукавов. Руки, вскинутые в салюте. Отличная подготовка – и строевая, и боевая; пожалуй, у Союза – лучшая армия на Батиме. Пусть и не самая многочисленная.
С самого краю тесного круга, составленного из людских тел, пустует место. Локшаа становится между двух солдат. Оба – рослые, крупные мужчины, но он выше их на голову и шире в плечах. Как и подобает командующему. Как подобает богу.
«Опасно, – думает Локшаа, ожидая импульса. – Мало экспериментов, мало данных. Столько людей сразу – никто и никогда… Но таскать их на Землю по одному уже нет времени. Смерть на тебя, Кадмил!»
В этот момент срабатывает телепорт. Купол, накопив достаточно энергии, бьёт вниз лучом, преобразующим пространство. Накрывает магическим полем солдат и их божественного командира. Со стороны это выглядит столбом прозрачного огня, колонной застывшего света. Очень красиво.
Но только со стороны. Изнутри всё по-другому.
Локшаа, как всегда, собирает волю, чтобы подготовиться, и, как всегда, оказывается не готов. Телепортация – это не перемещение тела во вселенной. Наоборот, это перемещение вселенной вокруг тела. Мимо тела. Сквозь тело. Это трудно объяснить, можно лишь почувствовать. Стоит хоть раз испытать такое – никогда не забудешь.
Вот и теперь.
…Солнечный ветер горчит фиолетовым, кометы льются к югу от вчерашнего дня. Планета сияет вкусом звона и шелеста, звона и шелеста, годы становятся громом, чернеют и пропадают в недрах сладости. Гладкая и горячая, бряцает небесная двойка, проносится алой солью прошлого и возвращается далеко в завтра. Заиндевевшая галактика трубит колючей тьмой, непрожитая минута падает по левую руку от белого цвета. Кружатся единицы и семёрки, и ледяные ноли, и терпкое будущее пульсирует синим жжением – наискосок, между шорохом и взрывом.
Ты слышишь это своей кожей, ощущаешь глазами, вспоминаешь слухом, видишь предчувствием – ты, и одновременно не ты, а тот, кем будешь давным-давно...
Времяцвет.
Числозвук.
Вкусоболь.
Местознак.
Чувствотьма.
…Нет.
Пожалуй, это тоже красиво. Но слишком
слишком странно…
Всё заканчивается враз, неожиданно. Земля, ушедшая было из-под ног, бьёт в подошвы. Локшаа падает на колено. Мотает головой, не в силах открыть глаза. Вокруг слышны возгласы, стоны: солдатам такое в диковинку, никто из них раньше не пользовался телепортом. Локшаа давал им вводную. Объяснял на инструктаже, как это будет. Но подготовить к такому, конечно, невозможно.
Преодолевая тошноту, он стискивает челюсти. Изо всех сил, до цветных кругов под веками, зажмуривается. Телепорт должен был перенести их в сердце Эллады, на горное плато рядом с лабораторным комплексом.
Ну давай, подними голову, оглянись. Увидишь: вокруг – только горы и лес, и рядом – белые стены лаборатории.
Давай же!
Локшаа, наконец, заставляет себя открыть глаза.
И тут же вскакивает, поражённый.
Невероятно: никаких гор нет и в помине. Локшаа и его солдаты находятся посреди огромной военной базы. Плац расчерчен жёлтыми квадратами, невдалеке целятся носами в небо истребители, сквозь поволоку дождя виднеется приземистый короб казармы. Медленно вращаются под самыми тучами решётки радаров.
Не может быть! Он тщательно настроил аппаратуру! Телепорт должен был перенести их в Элладу, на плато близ Парниса!
«Измена? Заговор? – растерянно думает Локшаа. – Может, Кадмил каким-то образом выбрался из камеры и всё это устроил?.. И где мы? Куда нас бросило?»
Из казармы выбегают солдаты. Рассыпаются в линию.
Солдаты одеты в черную форму войск Содружества. В их руках – жезлы с дополнительной рукоятью: такие приняты на вооружение в Содружестве. Шлемы украшает трафаретный змеиный оскал. Эмблема гвардии Содружества.
Это не Эллада.
Это не Земля!
Это Батим! Территория Вегольи!
«Я ошибся, – успевает подумать Локшаа. – Ошибся».
– Не стрелять! – кричит он во всю глотку. Поднимает руки ладонями в стороны. – Не стрелять!
На плацу расставлены бетонные блоки: по кругу, на равном расстоянии. Солдаты в форме Содружества бегут, пригнувшись, прячутся за блоки – парами, тройками. Затихают. Лишь верхушка шлема нет-нет да и выглянет из-за спасительного бетона.
Локшаа судорожно вздыхает. Кажется, обошлось.
– Не стрелять, – громко повторяет он.
Дождливый полумрак взрывается шипящим грохотом. Сотни молний протягиваются многохвостыми плетями – от бетонных укрытий к воинам Локшаа.
Крики. Запах горелого мяса.
Солдаты Союза начинают палить в ответ. Сдёргивают жезлы с плеча, падают, жмут на спуск. Молнии, молнии повсюду, слепящий огонь, погибель.
– Не стрелять, черви! – ревёт Локшаа, едва слыша себя.
Бесполезно. Плац превратился в поле боя. Нужно окружить бойцов иллюзией, завесить плотным маскировочным облаком – и уходить. Он пытается сосредоточиться посреди сражения, мысленно, слог за слогом повторяет формулу. Непроглядная тьма сгущается вокруг, скрывая из виду людей, небо, исполосованный молниями асфальт…
Страшный удар бросает наземь. Тьма тут же рассеивается. Локшаа таращит глаза, хватает воздух ртом. Пытается встать, но не может. Рука, левый бок, вся нога от бедра до ступни – он их не чувствует. С усилием поворачивает голову. Цел! Всё на месте. Но парализован. Лежит, как сломанная кукла, прямо посреди жёлтого квадрата. Над головой вспарывают воздух разряды жезлов. Перестрелку не остановить, она живёт своей жизнью, словно дрянной разгульный праздник.
Вдруг на низкой ноте оживает сирена. Звук её бесконечно забирается ввысь, заглушает грохот выстрелов. С неба гигантскими пальцами опускаются лучи прожекторов. Металлический голос: «Боевая тревога! Боевая тревога! Атака противника! Личному составу – полная готовность!»
«Это ошибка, – хочет сказать Локшаа. – Я не хотел, это ошибка, остановитесь». Паралич растекается по телу, уши закладывает. Вой сирены и гром выстрелов отдаляются, затихают. Вместо них в голове пронзительно звучит птичий крик Хальдер. И – точно эхо – голос Тарвема: «Нашим дорогим коллегам действительно охота поиграть в войну. Любой малейший повод, любая искра...»
«Это я, – думает Локшаа. – Я дал им повод. Как же так? Как это случилось?»
Солдаты падают один за другим. Откуда-то сверху бьёт мощный разряд: станковый излучатель. Белая молния толщиной с бревно ползёт по плацу, слепым зигзагом приближается к тому месту, где лежит Локшаа.
Больше здесь делать нечего.
Он собирает оставшиеся силы и проваливается вниз.
В Разрыв.
Падение оглушает, хотя Локшаа чувствует удар лишь правой стороной тела: с левого бока он весь – как набитый ватой тюфяк, как свиная туша, как труп. Песок принимает его в холодные жестокие объятия, звёзды равнодушно блестят из непроницаемой черноты. В Разрыве царит ночь, и это хорошо. Локшаа не выжил бы здесь днём, раненый, наполовину парализованный.
Теперь есть шанс на спасение.
Он рычит от бешенства и бессилия. Нашаривает правой, уцелевшей рукой каменный амулет, что болтается на шее. Такой по уставу положено носить любому военнослужащему, и командующий – не исключение. Благословенный устав! Амулет прочен и не поддаётся с первого раза, но Локшаа сдавливает его так, что грани впиваются в ладонь, и камень разламывается пополам. Тут же тысячи колких искр разбегаются по жилам. Дышать становится легче. Со стоном облегчения он сгибает ноги. Обе, и правую, и левую, вновь обретшую чувствительность.
Рука также повинуется. Локшаа сжимает и разжимает кулак, снова и снова, преодолевая спазмы. В плече нарастает боль. На ощупь рана круглая, слизкая, и рукав набух кровью.
Нужно возвращаться.
Он с усилием, загребая песок, садится. Огненные клыки рвут плечо, от слабости мутит. Жаль, нет ещё одного амулета. Впрочем, в бункере, в командном центре найдётся всё. Там есть аптечки, есть реанимационная биокамера. Нужно лишь добраться туда.
Он окидывает взглядом звёзды, песчаные дюны, кляксы хищного винограда. Стараясь не обращать внимания на слабость и боль, складывает руки в жест концентрации. Губы шепчут магическую формулу.
Пневма в его теле оживает. Невидимая, она просыпается, будоражит кровь, успокаивает страдание. Пульсирует в кончиках пальцев, разливается за грудиной. Локшаа запрокидывает лицо и слушает голос пневмы.
Через минуту он знает, куда нужно идти, знает точно. Разрыв един для богов и смертных. Но люди попадают сюда только после гибели, скитаются недолго по пустыне и после этого исчезают без следа. Боги же способны ходить в Разрыве свободно. Знают его законы и умеют обращать их себе на пользу.
Главный закон Разрыва: ты можешь войти в него тогда, когда захочешь, и выйти там, где заблагорассудится.
Нужно только найти место, в котором пустыня смыкается с миром живых. С Батимом, с Землёй, с прочими, которым нет числа. И это место может подсказать лишь пневма. Богам не нужны телепорты, чтобы шагать между мирами. Достаточно Разрыва – и пневмы, что наполняет тело. Телепорты придуманы для транспортировки людей и грузов. Ну, или на случай, если пневма кончится.
Локшаа поднимается и ступает по песку, огибая чёрные плети. Идёт, не считая времени и пройденных шагов. Ещё не место; ещё немного; ближе; ближе. Да. Здесь. Сейчас.
Он произносит формулу.
Тьма вспыхивает, песок взвивается слепящим облаком.
И Локшаа оказывается в своём командном бункере.
Знакомые стены из металла, выкрашенные болотно-зелёной краской. Пульт, угодливо рассыпающий огоньки и диаграммы. Оперативные мониторы, затянутые серебристой мутью. Кресло командующего, удобное, подогнанное специально под огромную фигуру Локшаа.
А в кресле – Орсилора.
Впрочем, она тут же вскакивает. Встрёпанные волосы извиваются, как змеи, сверкают по-звериному глаза с узкой полоской белка вокруг огромной радужки. Орсилора одета в защитный скафандр без шлема. Непонятно, зачем: от жезла или взрыва скафандр не защитит, а химической атаки в бункере можно не бояться. Должно быть, думает Локшаа, напялила первое, что попалось под руку, прежде чем прыгнуть в Разрыв.
– Что происходит? – кричит Орсилора, схватив его за рукав. – Мне пришёл рапорт: на границе танки! Это война? И где ты был? Ты что, ранен?..
Оттолкнув её, Локшаа падает в командирское кресло. Запускает руку под пульт, туда, где спрятана вожделенная аптечка.
– Это ещё не война, – хрипит он. – Не война! И да, я ранен. Я собирался перебросить войска на Землю, но... каким-то образом, смерть знает каким… отправил солдат прямо на базу Содружества. Началась стрельба. Меня тоже зацепило. Пришлось уйти сюда.
Рука горит, будто её до сих пор поджаривают разрядом, и жжение становится сильнее с каждой секундой. Локшаа швыряет на пульт аптечку, от удара та раскрывается. Сыплются амулеты, заполненные разноцветными составами ампулы, отлетает в сторону брусочек туго свёрнутого бинта в бумажной упаковке. Локшаа хватает пузырёк со стерилизатором, обливает рану шипящей жидкостью. Пена смывает кровь. Повезло: рана не слишком серьёзная. Простой ожог с ровными краями, без опухоли и некроза тканей. Должно быть, рикошетом зацепило. Повезло, да... К херам такое везение.
Орсилора несколько мгновений тупо следит за его манипуляциями. Затем испускает яростный рёв – медвежий, нутряной.
– Стрельба?! На базе Содружества? – рычит она. – Да ты рехнулся! Неужели так трудно настроить телепорт? И чего ради ты это затеял?
Локшаа зубами отрывает уголок пачки с бинтом. Перевязывает плечо прямо поверх рваного, залитого кровью рукава. Расшвыривая ампулы, хватает самую большую, с тоником-регенератором. Тычет под челюсть. Укол.
Ледяная свежесть, бьющая прямо в мозг. Вязкий холод сковывает всё тело – на минуту, не больше, а затем в ответ холоду изнутри расходится живая, яркая теплота. Смывает усталость, заговаривает боль, проясняет голову.
Облегчение.
Ещё немного – и он вновь сможет действовать. Это не война, пока не война. Нужно связаться с Содружеством. Объяснить…
Громкий, въедливый звон: сигнал вызова. Центральный монитор пульсирует красным. Высший приоритет, правительственный канал.
Локшаа протягивает было руку, но спохватывается. Он сам в крови, одежда порвана, в командном пункте – бардак. Нужно собраться. Несколько секунд ничего не решат, а, если выйти на связь в таком виде, то сразу станет ясно, что произошло нечто паршивое. Он скупыми, быстрыми мазками набрасывает иллюзии. Чистая, с иголочки форма; узоры на руках и на лице, скрывающие кровь; поверх разорённой аптечки, что валяется на пульте – карту Союза, без подробностей, но в камеру это будет не видно… что ещё?
Сигнал настырно трезвонит. Орсилора, потеряв терпение, стучит по клавише так, что едва не трескается пульт. Стекло идёт полосами, затем проявляется изображение: змеиные глаза, лицо, покрытое крошечными чешуйками.
Веголья.
Вкрадчивый голос из динамика:
– Владетельный Локшаа, ваши войска вторглись на территорию Содружества Равных. Как полномочный представитель Содружества заявляю, что правители нашей организации глубоко возмущены актом агрессии.
Мгновенное головокружение: будто падаешь. Летишь в никуда вместе с командирским креслом. Спокойно. Спокойно! Нельзя выказывать слабость перед гадюкой!
– Это ошибка, – говорит Локшаа уверенно. – Сбой при телепортации. Я собирался перебросить войска к себе в колонию, на Землю.
Веголья бесстрастно смаргивает. Раздвоенный язык мелькает в углу рта. Локшаа переводит дух. Обойдётся? Должно обойтись.
– От лица Северного Союза заявляю, – продолжает он, – что отряд под моим командованием не имел намерений к вторжению.
– Тем не менее, вторжение состоялось, – Веголья невозмутим и даже, кажется, улыбается тонкими бесцветными губами. – Мы вынуждены выдвинуть ультиматум группе стран, от чьего лица действовала вооружённая группировка. То есть Союзу.
