Текст книги "Азовская альтернатива"

Автор книги: Анатолий Спесивцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

– П… нам будет! – поддержал друга Васюринский.

– Ага, он самый. Поэтому строить печи для выплавки железа, мастерские для выделки оружия надо не вчера, даже, а позавчера.

– Тогда почему сам ни х… не делал всё это время? – удивился тот самый, уже озывавшийся незнакомый Аркадию атаман.

– Я – не делал? – совершенно справедливо возмутился Аркадий. – Ракеты, пугательные и зажигательные, кто придумал, а? Ты, что ли? Подсказал запорожским кузнецам, где и какие печи для выплавки железа строить, тоже не я? Поставили мастерские здесь, на Дону, для производства стволов, по чьему совету? Причём, стволы будут из хорошего запорожского железа и куда легче, чем у наших врагов. Уголь для отопления домов по чьей подсказке добываться стал?

– Хватит хвастаться. Говори что нужно! – опять подыграл другу Васюринский.

– Деньги, само собой.

– Сколько? – поддержал деловой тон Осип Петров, распоряжавшийся в этом году казной войска донского.

– Много. Раз в пять больше, чем у тебя есть. И то, это для начала, потом больше нужно будет.

– Ну ты нахал. Всю казну и ещё четыре раза по столько же, – покрутил головой Осип. – Где же я возьму недостающее? Рожать его мне, что ли?

– Если можешь – рожай, а нет… странно даже слышать такой вопрос, да ещё от знаменитого атамана.

Попаданец оскалился от уха до уха и, обводя взглядом присутствующих, обращаясь уже ко всем ним, спросил.

– Так, где берёт деньги казак, если они ему нужны?

– В чужом кошеле! В сундуке купца! Идёт за зипунами! – так звучали цензурные ответы. Нецензурные, порой весьма заковыристые, сводились к тому же. Когда казаку нужны деньги, он идёт на большую дорогу и… Выждав, когда схлынет вал ответов, Аркадий продолжил.

– Приятно слышать такое единодушие. Да, для того чтоб уцелеть, мы должны грабить не только для себя, но и для войска, выделяя ему большую часть добычи, чем раньше. Сразу скажу, что казацкий…

Аркадий хотел сказать «карман», в последний миг усомнился, что его все поймут, хотя карманы вокруг наблюдались, и после короткой заминки, продолжил.

– …казацкий кошель от этого не пострадает. Потому как добыча возрастёт в цене. Кстати, пане Хмельницкий, вот вы, совершенно обоснованно требуете поддержки от войска Донского порохом, ракетами, другим снаряжением. Между тем, у войска Запорожского есть немалая казна, в данный момент радующая разве что карасей и раков. Было бы справедливо, что бы её часть пошла на улучшение вооружения всех казаков, в том числе, и сичевиков.

Наезд был для Богдана Зиновия наверняка неожиданным, но не смутил его ни в малейшей степени. Ответ последовал незамедлительно.

– Согласен. Запорожское войско пришлёт деньги на вооружение. Только вот есть у нас беспокойство, не слишком ли тонкие стволы делают кузнецы для новых ружей?

– О, не беспокойтесь! – не посрамил славы чародея Аркадий, ответив также сразу, матюкая про себя чёртова гетмана. Эта информация не предназначалась для столь большого количества ушей за столь значительный срок до использования винтовок. – Новые ружья ещё будут наводить ужас на наших врагов.

Здесь на Москаля-чародея обрушился вал вопросов, в том числе, возмущённых. Все атаманы желали знать, что за новые ружья делаются для войска, почему они не слышали о них раньше, зачем их делают с тонкими стволами, и т. д., и т. п.? Учитывая, что работал он за счёт войсковой казны, отчитываться тоже был обязан. И с идеей хранения втуне грозного оружия согласны были не все.

– Если есть оружие, которого так не хватает в войске, сам же говорил, почему оно не пущено в дело?!

Аркадию с огромным трудом удалось успокоить старшину, отделавшись общими словами и избегнув подробного рассказа о новых винтовках. Помогло то, что его поддержали несколько наиболее авторитетных атаманов, в том числе, подставивший его Хмельницкий, и то, что оружие только собирались делать. Когда сквозь общий ор эта информация дошла до атаманов, они поутихли. Что дало возможность Москалю-чародею оправдаться дополнительно.

– Многие помнят, сколько мы мучились с новыми ракетами, сколько неприятностей у нас из-за них было. Новые ружья также не только не испытаны, но даже не сделаны. Поэтому получится ли то, что нами задумано, или выйдет из этого один пшик, один Бог ведает. Будут ружья готовые к бою, тогда и будет разговор.

Аркадий, опять взмокший, как будто выкупался в собственном поту, собирался уже садиться, когда вспомнил о недостроенных кораблях.

«Вот ушлый жук, этот Хмельницкий, два раза из-за него вспотел. Сволочь! Стоило мне тявкнуть о подотчётных ему деньгах, как он тут же организовал мне неприятности. Но, гадом буду, а выплатить мне половину их казны заставлю. Из-за него обещание голландцу чуть не забыл».

Аркадий попросил тишины и вкратце рассказал о возникшей проблеме. Суда заложены, частично построены, но для их достройки сухого дерева нет. И взять его неоткуда.

– Потому как сушить нам его просто негде. Дерево для кораблей сохнет не один год, за это время набегут татары и сожгут древесину. А земель до каких не могли бы достать их чамбулы ни на Дону, ни в Запорожье, нет. Пока висят над нами ногайцы…

Аркадий махнул рукой, многие, очень многие его проекты оставались проектами из-за татарской опасности. Атаманы, жившие в ней десятилетиями, его прекрасно поняли.

– Но я придумал, как хотя бы закончить те три судна. Мы захватили много галер, атаман Каторжный уже говорил, что для них не хватает людей. Совершенно спокойно можно пару галер разобрать, а доски отдать на достройку новых судов, куда более опасных для врагов, чем обычные галеры.

Успокоившиеся было атаманы, снова возбудились и заорали. Кто-то поддерживал предложение Москаля-чародея, другие сильно возражали. Одним не нравилась сама идея – разбирать уже готовый военный корабль, ради строящегося. Тем более, ещё неизвестно, что у строителей получится. Другие были сторонниками гребного флота, который, как известно, может при любой погоде плыть куда надо (что на самом деле далеко не так). Новые суда строились чисто парусными, для штиля или противного ветра непригодными, считали они. Решающим оказалось слово Каторжного.

– Галер у нас сейчас больше, чем нужно. Если потом ещё понадобятся, отнимем у турок. А новые корабли будут с большими, чем на галерах, пушками. Слыхали, о чём Москаль-чародей предупреждал? Он в таких делах не ошибается.

Продолжать спор из-за пары галер, когда их столько нахватали, не стали даже самые стойкие приверженцы гребного флота.

Затем выступил характерник Свитка, доложил о положении в Османской империи и Речи Посполитой. В обоих государствах было неспокойно. В Стамбуле валиде-ханум, съев очередного визиря, по слухам (Свитка не уточнил, что эти слухи распространяются по его приказу) оказалась в опасном положении; султан Мурад требует казни своего брата Ибрагима, что может обернуться опалой и для неё. А нелады в государстве дают хорошие возможности его врагам. Например, нам, казакам. В Речи Посполитой по-прежнему властвуют магнаты, вознамерившиеся совсем извести православную веру, обратив людей в богопротивное католичество. Селян, не только холопов, да и городских мещан утесняют неимоверно, особо жестоки и беспощадны жиды-арендаторы, получившие за последние десятилетия немалую власть. Есть сведения, что некоторые из магнатов, например Вишневецкие, уже посматривают с вожделением и на земли запорожских вольностей. Простой люд часто восстаёт против утеснителей, однако без военной поддержки справиться с панскими отрядами не сможет.

Потап Петров доложил о поездке в Москву. Отношение к казакам там в этом году сильно улучшилось. Практическое прекращение татарских набегов радовало правительство, что позволило, при покровительстве князя Черкасского получить твёрдое обещание ещё одного…(забыл слово). Воеводы по пути на Москву сильно уменьшили аппетиты в хабарах. На Дон пропускалось куда больше охочих людей из России.

Есаул Фёдор Иванов отчитался о наблюдении за прикубанскими степями. В них были замечены небольшие отряды калмыков, видимо оценивавших землю для переселения на неё.

Постановили много чего. В том числе, за месяц отправить попавших вместе с освобождёнными пленниками турок обратно домой. Достроить заложенные корабли. Разрешить Москалю-чародею строить то, что он считает нужным и выделить для этого деньги из войсковой казны…

Выходя из помещения, Аркадий спросил Осипа Петрова об Острянице, которого хотел расспросить о Левобережной Малороссии.

– А что, его так и не было?

– Я выглядеть его не смог.

– Дома у него никого не было, думал, что он с семьёй в своём таборе, который ему разрешили собрать, послал и туда гонца. Должен был успеть, но потом так завертелся, что забыл и про гонца и об Острянице. Может он занемог, потому не приехал?

– Возможно и заболел. Только есть у меня какое-то нехорошее предчувствие…

– Вам, колдунам, виднее. Сегодня же учиню розыск.

– Да не колдун я! Сколько раз можно об этом говорить?

– Ага, а я святой инок.

Аркадий махнул с досады рукой (сплюнуть не решился). Ладно, когда его колдуном считают простые казаки, но атаманам же он всё сам рассказывал…

Уже по пути домой, Аркадия, шедшего с Васюринским, опять перехватил Хмельницкий. Попаданец полз домой совершенно без сил и уж, тем более, не был настроен на общение со знаменитым хитрецом. Васюринский относился к нему также сложно. Признавал храбрость и воинскую доблесть, но не любил за ту самую хитрость. Умел Хмельницкий выглядеть хорошо в глазах и ваших и наших. Однако пришлось Аркадию пригласить Богдана Зиновия к себе на чарку горилки.

В гости нынешний кошевой атаман Сечи напросился желая узнать больше о новых винтовках. Отговорки Аркадия на совете его не удовлетворили. Куда денешься, ссориться с таким человеком – рисковать всем делом. Пришлось попаданцу выкладывать правду.

Делать сложные, с колесцовым замком, винтовки в Диком поле было некому. То есть было несколько кузнецов, дай им токарные и сверлильные станки, справились бы. Тратя на это всё своё время. Куда эффективней было сделать дульнозарядные винтовки с простым, кремнёвым затвором, но стрелять из них пулями Минье, не нуждающимися в забивании молотком. Кстати, и летели такие пули вдвое дальше обычных шариков. Новацией Аркадия был и много меньший калибр новых винтовок. Особенно, по сравнению со всеми армейскими ружьями того века. По его прикидкам пули Минье и всего сантиметровый калибр ствола станут популярными уже через несколько лет после того, как появятся в сражениях. Для добивания турок новые винтовки были не обязательны, а поляки не успеют выдвинуть казацкому войску адекватный ответ. Но светить новое оружие раньше времени не стоило. Хмельницкий, выслушав пояснения попаданца, с ним согласился. Вполне возможно, его привлекала мысль о возвышении в войне с Польшей. Беседа прошла мирно и дружески, Аркадий и Богдан договорились больше друг другу не выкать. Не смотря на словесную стычку днём, попаданцу было приятно стать приятелем знаменитости. Но о работе над капсюльным унитарным патроном он не обмолвился ни словом.

Когда правозащитники не видят…
Чечня, горное пастбище, 2000 год от р.х

Русских солдат здесь явно не любили. Нет, точнее будет сказать, русских, а также других неверных, здесь не любили и презирали. И это Аркадия ни капельки не удивило, насмотрелся он на чеченцев ещё на улицах русских городов. Но самое странное, эти чеченцы, вдали от телекамер западных журналистов и готовых грудью стать на их защиту (зная, что ничего этой груди не угрожает) правозащитников, вели себя вызывающе. Нормальные люди небритых, злых вояк, не отрывавших рук от оружия, должны были бояться по определению. Особенно, на горном пастбище, вдали от СМИ и любого начальства. Будь Аркадий менее усталым и злым, наверное, он бы поостерёгся. Но история, как он тогда думал, не знает сослагательного наклонения. Случилось то, что случилось.

Его взвод, среди многих прочих, несколько дней лазил по этим, по ощущениям вполне вражеским, горам, дважды подвергался обстрелам из леса, чудом не приведшим к ранению или гибели солдат. До этого пастбища он добрался с одним из отделений своего взвода, и не надо было быть выдающимся физиономистом, чтобы из опасения за собственную жизнь, вести себя с русскими солдатами предельно вежливо. Однако, то ли из-за недостатка ума, то ли из-за избытка гордыни, но большая, семь человек, чеченская семья, от пожилого главы семьи, до его внучек и внучат, встретила русских откровенно недоброжелательно. Плотный, но не толстый, среднего роста, с густой проседью в бороде, но вряд ли достигший возраста аксакала, чеченец сразу сообщил солдатам, что здесь живут близкие родственники САМОГО Кадырова, а его два сына допущены до охраны тела нового лидера Чечни.

Но солдатам, и их командиру, в тот момент чихать хотели на человека открывающего ногой двери в самый главный кабинет России. В ответ на враждебную встречу, они устроили у чечена, при полном попустительстве командира, тщательнейший обыск, трудно отличимый от погрома. В ходе которого вскоре нашли яму с русскими рабами. Двумя живыми и одним мёртвым. При осмотре трупа бросились в глаза следы жесточайших побоев, скорее всего палкой. Освобождённые рабы, увидев своих солдат, взахлёб стали рассказывать о зверствах чинимых всеми членами чеченской семьи над ними и другими русскими, к тому дню уже замученными на смерть. Окончательным приговором чеченцам стал выкрик самого юного из них.

– Вы не посмеете нам ничего сделать! Убирайтесь прочь, грязные урусы! Я…

Автоматная очередь сбила юного гордеца на землю и услышать что он хотел сказать никому суждено не было. С несколькими дырками в лёгких не очень то поговоришь. У одного из солдат не выдержали нервы. Его очередь послужила толчком к действиям другим. Застучали автоматы остальных солдат и чеченцы, сбившиеся к тому времени в кучу, попадали один за другим. Вслед за хозяевами пали и охранявшие стадо овчарки, единственные, кто пытался оказать здесь сопротивление расправе.

У Аркадия нервы были крепче, он стрельбы не открывал. Стоял и наблюдал за расстрелом женщин и детей. Теперь ему предстояло решать, что делать дальше. Пытаться свалить вину за преступление на подчинённых было не только бесчестно, но и глупо. Виновен в таком случае всегда командир. Тем более, если правда то, чем хвастался чеченец, родство расстрелянных с Кадыровым, смерть угрожала всем участникам этого действа. Чечены продолжали жить в средневековье и кровную смерть у них никто не отменял. Психоз одного солдата, вылетевшего из Московского университета Бориса Извольского («как чувствовал, что его увлечение «травкой» до добра не доведёт») мог подставить под расправу родственников всех остальных, в том числе, его собственных.

Мешкать было нельзя и Аркадий, подозвав двух не стрелявших солдат, сумевших не поддаться общему психозу, пошёл к груде искорёженных пулями тел. Как он и думал, не все они были уже мёртвыми, человек, как известно, тварь живучая. Подойдя к ещё пускавшему кровавые пузыри щенку, чей оскорбительный вопль послужил спусковым крючком, лейтенант достал пистолет и выстрелил парню в лоб. Затем, высмотрев признаки жизни в теле женщины, наполовину скрытой упавшими на неё телами, приказал Ринату Биллялетдинову:

– Добей!

Пожалуй, самый умный в его взводе сержант, татарин из Набережных Челнов не ставший косить от армии из-за желания попасть в хороший ВУЗ, спорить не стал. Мгновенно понял смысл действий командира и, не смотря на разлившуюся по лицу синюшную бледность, поднял автомат и выпустил длинную очередь. Не очень прицельную, но вполне смертоносную. После чего зашёлся в сильнейшем приступе рвоты. Аркадий похлопал его по спине.

– Молодец. Или она или мы, сам понимаешь, другого не дано.

Вторым не стрелявшим был антипод Рината, самый тупой во взводе, Семён Косорылов. Попавший в армию из-за огромного недобора призывников выходец из деревни одной из областей Центральной России. Человеческий облик начали терять ещё его предки до советской власти, спасибо Салтычихам обоих полов. Семён смахивал на представителя вида Хомо Хабилис: маленького роста, хлипкий, очень туго соображавший. Вот и стрелять он не начал из-за плохой реакции и медленного соображения.

– Добей вон ту! – приказал ему Аркадий, указав на живую, вроде бы, девчонку лет четырнадцати.

– А чё я… – известным местом почуявший неприятности, Семён попытался увильнуть от них.

– Тебе приказывает командир! Стреляй!

– Дык она… уже… того… чё в неё ещё стрелить? – упорствовал Косорылов. Пусть и не интеллектуал, неприятности он умел чуять лучше большинства умников. Аркадий приставил свой «Макаров» к виску упрямца.

– В бою приказ командира не выполняешь? – больше прошипел, чем произнёс.

Последняя фраза Семёна проняла. Он осознал, откуда ему грозит главная, на данный момент опасность. Больше не споря, он поднял автомат и длинной очередью чуть ли не перерубил девчонку пополам.

После этого, понятного даже Косорылову действия, Аркадий попросил всех стать теснее и напомнил, что по законам кровной мести они теперь все повязаны. А при огромном влиянии Кадырова, узнай он об одном, сгинут и все остальные. Ребята успели насмотреться на этой войне разного и ему поверили.

Будь такая возможность, Аркадий предпочёл бы не брать с трупов ничего. Уж очень велик риск засветится. Однако, «О времена, о нравы!», пришлось смириться с неизбежным. Отправил обыскивать убитых Мишу Ракова, известного своей небрезгливостью и знанием «понятий». Себе взял кинжал кубачинской работы века девятнадцатого, потом тайком выбросил его в речку. Уж очень нехорошая аура у этого оружия была, так и жди неприятностей. Деньги разделили поровну в отделении, а золото вызвался пристроить, с обязательным вывозом за пределы Чечни, тот же Миша. Что и сделал вскоре, наверняка нагрев руки.

Трупы свалили в бывшее место своего заточения освобождённые рабы. В ту же яму, к ненавистным хозяевам, они бросили и собачьи тела. Для мусульман в посмертии худшей компанией были бы только свиньи, но где их в горной Чечне возьмёшь? Всё отделение, в том числе, двое мусульман, решило, что для рабовладельцев это самое то. Счастливых избавлением от неволи людей, не сообщая командованию, потом пристроили на поезд идущий в Москву. Больше всего Аркадий боялся, что могут выдать их Извольский, спьяну или Косорылов по дурости. Борис был кем угодно, но не трусом, поймал пулю в висок через два дня, а Семён честно прослужил свой срок, но никому не проболтался. Не настолько уж глуп оказался. Сам лейтенант после окончания компании ушёл в отставку и вернулся на родину, на Украину, паспорт с гражданством которой у него тоже был.

Никаких катастрофических или страшных последствий для Аркадия это происшествие не имело. Из благоразумия на людях он о нём не вспоминал, однако и «кровавые мальчики в глазах» ему не мерещились. Убитых не только его разум, но и душа согласились считать уничтоженными врагами. Пол и возраст в данном случае роли не играли.

Конфузов череда
Азов, … июля 7146 года от с.м

Вставать с постели не хотелось традиционно и категорически. Оттого, балуя себя любимого приятным бездельем, предавался разнообразным мечтаниям о свершениях, которые его ждут, прикидывал, уже без всяких фантазий, распорядок предстоящего дня. Долежался до того, что в известное место, посещение которого по утрам обязательно, если ты не пользуешься ночным горшком, пришлось бежать. Вероятно, поэтому дёрнул дверь с такой силой, что сорвал с гвоздей крючок, на который она была заперта изнутри.

Туалет всем русским известной конструкции, для семнадцатого века – безусловный хай-тек, функционировал у него во дворе с пару недель, приводя в изумление гостей, которых Аркадий обязательно осведомлял о необходимости оправляться именно здесь, а не в произвольно выбранном во дворе месте. Нехитрое сооружение вызвало оживлённые пересуды и способствовало началу строительства подобных построек в домах казацкой старшины. Кое-кто оценил функциональность туалета, о чистоплотности казаки заботились всерьёз, в отличие от западноевропейцев тех лет, другие захотели быть не хуже всех. Особенно попаданец гордился сиденьем с дыркой из гладкого крашенного дерева. Впрочем, по пословице: «Готовь сани летом…» он всерьёз озаботился устройством в доме тёплого туалета. Однако, уже на стадии проектировки, в устройстве подобного новшества возникли серьёзные проблемы.

Туалет был заперт изнутри успевшей его занять раньше хозяина пленницей. Аркадий тупо рассматривал бледнеющую на глазах черкешенку несколько секунд, потом, сообразив, что это неприлично, закрыл дверь и отошёл в сторону. От неожиданности острота проблемы для него резко снизилась, и он спокойно дотерпел до освобождения рабыней места общего пользования.

«Странно, вот посмотрел на красивую женщину, с обнажёнными ногами и задранным подолом платья, а желание ею овладеть даже не шевельнулось. Хотя эта проблема в последнее время доставала меня до… в общем, сильно. И сейчас пользоваться беспомощностью этой женщины не хочется. В общем, хватит дурью маяться и жлобиться! Сегодня же надо узнать, где можно прикупить пленницу попроще, для постельных утех конкретно. Мечтать о НАСТОЯЩЕЙ спутнице жизни и в прошлом мире было… неразумно, а здесь совсем уж глупо».

Уже начав разминку, он вспомнил, что все эти дни не видел ни пленницы, ни её дочек.

«Чёрт! Получается, что я Карабас-Барабас какой-то, только плётки семихвостой не хватает. Или она у него обыкновенной была? Тогда мне достаточно отрастить до нужной длины бороду, коротковата она у меня пока, а обычная плётка имеется. Надо не забыть попросить джур передать ей моё им разрешение гулять во дворе. Прилёта вертолёта с сообщниками для их освобождения опасаться не приходится. Времена не те. Однако, быть рабовладельцем, для меня, по крайней мере, не так уж и приятно. А ведь и в двадцать первом веке…»

Да, Аркадий сталкивался с рабовладельцами и в двадцать первом веке, причём неоднократно. И каждый раз испытывал к подобным людям ненависть и презрение. Так получилось, что это были люди других национальностей (не заносило его в Сибирь), их отличать от своих и ненавидеть было легко. Здесь же рабовладением «баловались» самые что ни на есть свои. Можно сказать, свои в доску. Вот и самому пришлось приобщиться к этому доходному бизнесу. И сколько он себе не напоминал, что здесь времена такие, все здесь не без греха, нельзя быть святее папы римского, с волками жить, по волчьи выть… самоуговоры помогали плохо. Настроение у него от осознания собственной причастности к подобному занятию снижалось до отрицательных величин. Последний запой был вызван именно нестыковкой его личных установок на жизнь и грубой реальностью.

Постаравшись выбросить все мешающие мысли из головы (другой вопрос, насколько хорошо у него это получилось), попаданец всерьёз занялся силовым упражнениями и растяжкой. Но порукомашествовать и подрыгоножествовать всласть ему этим утром не удалось. В самый разгар зарядки прибежал джура от Петрова-старшего и попросил срочно подойти к атаману, в то место, где вчера совещались. Пришлось обливаться водой из колодца и идти. Атаман Петров зря, да ещё срочно вызывать бы не стал, не тот человек.

Увидев, что в зале уже присутствуют Татаринов, Каторжный, Васильев, Хмельницкий и ещё несколько атаманов, попаданец встревожился не на шутку. Заседать по второму разу не собирались, если такие люди собираются, значит по серьёзному делу. Здороваясь с каждым, наносить обиду невниманием не хотелось никому, подошёл к Осипу.

– Что случилось?

– Не подвело тебя чутьё, сбежал Остряница.

– В Москву?

– Судя по тому, что пошёл прямо на полночь, да, в Москву.

Аркадий привычно полез чесать затылок, стимулируя умственную деятельность. Побег кого-то из осведомлённых о его тайне атаманов в Москву был событием ожидаемым. Разве что, он думал, побежит кто-то из донских атаманов, с Москвой тесно связанных, и позже. В том, что какие-то дьяки там уже читали донос о пришельце из будущего Аркадий не сомневался. Но одно дело, донос, другое – приезд авторитетного атамана из Сечи Запорожской. Донос могут воспринять как очередную лжу, бумага, как известно, всё стерпит. Но подробные рассказы атамана способны навести бояр на очень нехорошие мысли и, самое главное, действия.

– Давно отъехал?

– Три дня назад.

– Да, не догонишь. Думаешь, побежал на нас ябедничать?

– А зачем ещё, тайком от других атаманов… может, как-нибудь… на чёрте?

Аркадий вздохнул. В то, что характерники, каковым и он числился, способны летать на нечистой силе придумал не Гоголь. Много всяких россказней про них ходило, причём верили в эти бредни буквально все, вплоть до выпускников иезуитских коллегиумов.

– С нечистой силой лучше лишний раз не связываться. Чревато! – поднял палец вверх попаданец. На что атаман, в знак понимания, закивал. – А скажи, его ближние к царю, бояре примут сразу, как попросит, или помурыжат, заставят ждать?

– В Москве сразу? Такого не бывает. Обязательно заставят ждать, давать подарки сначала дьячкам, потом слугам ближним боярским… а примет ли его царь, Бог весть. Может и не принять.

– Ну и хорошо, прекрасно, можно сказать, – улыбнулся довольно попаданец, – мы без нечисти обойдёмся. Он сам себя выставит там таким дураком, что никто всерьёз его не примет. Пускай там мелет что захочет.

– Это как? – выразил всеобщее недоумение товарищ сбежавшего, Гуня. Остряница был кем угодно, но не дураком.

– Ну сами посудите, стал бы разумный человек выступать против общества? Особенно, против такого общества! – Аркадий обвёл рукой вокруг. Атаманы огляделись. Действительно, в этом помещении умный человек против такой банды опытнейших убийц выступать бы не стал. Даже в полном рыцарском доспехе и с автоматом в руках. Но Москва, или там, Варшава, далеко, саблей до горла предателя не дотянешься. Атаманы недоумевали. Злить их загадками не хотелось, пришлось выкручиваться. Потому как правду говорить было нельзя тем более.

«В этот раз Штирлиц был как никогда близок к провалу» – вдруг всплыла в памяти фраза из любимого сериала. Узнай атаманы, почему его не сильно волнует предательство Остряницы, плохо пришлось бы не только ему, а мечту о построении государства в степях можно было хоронить.

– Эээ… вот представьте, является к наш непутёвый атаман к дьячку в Посольском приказе и начинает требовать встречи с царём, или, там, ближним боярином. Его сразу проведут, куда просится, или спросят, зачем ему встреча эта нужна?

Атаманы, многим из которых приходилось бывать в Москве, заулыбались. С чиновничьей волокитой, бюрократическими проволочками, они сталкивались все и не верили в быстрое получение Остряницей встречи не то что с царём, но и с его боярами.

– И чего он, для быстрейшего допуска к царю или боярину скажет? Если про меня, попаданца, так дьячок его за умалишённого примет. Потому как он, этот самый дьячок, ни про каких попаданцев отродясь не слыхал и способствовать допуску такого сомнительного человека к важному лицу, поостережётся.

Аркадий дал атаманам немного времени на обдумывание и краткое обсуждение между собой своих аргументов. Тем более, что ему самому пауза нужна была несравненно больше. Прокляв собственный длинный язык, он судорожно придумывал доводы, способные убедить атаманов в том, что «Всё хорошо, прекрасная маркиза…». Приходилось импровизировать на ходу, что напоминало бег по лезвию бритвы. И ещё одна такая оговорка могла обойтись ему очень дорого.

– Думаю, Остряница и сам это понимает, посему будет добиваться встречи, не раскрывая дьячкам ничего. Нет, конечно, может попытаться начать обвинять меня в том, что я колдун и хочу извести его царское величество злыми чарами. Только кто ж ему без доказательств поверит? Доводилось ли кому слышать, чтоб из Москвы требовали характерника? Да и сейчас мы государю московскому служим получше, чем большинство его слуг, он не дурак и к наветам на нас прислушиваться не будет.

По комнате прошёл гул. Много кого хотел царь с Дона получить (но к тем временам, не выдали ему никого), однако колдуны с края света его не интересовали никогда. Атаманы об этом прекрасно знали. Аркадий продолжил. Его как знаменитого литературного героя понесло и оставалось надеяться, что удастся выкрутиться.

– Скорее всего, постарается не разглашать заранее ничего. Мол, слово для царских ушей, очень тайно и важно. Ну, к царю его, вряд ли сразу пропустят, однако, человек он известный, думаю, тот же Шереметев его примет. Только вот… чем Шереметев, в этом деле, от самого простого дьячка отличается, знаете?

Задав вопрос, Аркадий оглядел аудиторию. Атаманы слушали внимательно и видимого неудовольствия не проявляли, что его сильно порадовало.

– Длиной рукавов Шереметев от самого последнего дьячка отличается. Боярину полагается на людях носить одёжку с длинными рукавами. Потому, как и он ни в какое колдовство с Дону он не уверует, спросит: «А чем докажешь?», а уж ни про каких попаданцев и слушать не станет. Да и любой атаман для боярина – разбойник с большой дороги, коему верить никак нельзя. А Остряница человек гордый, если не сдержится, на хулу ответит… то худо будет не мне, а ему самому.

Аркадий тихонечко вздохнул сделав малюсенькую паузу, взмолился про себя «Господи, помоги!» и продолжил.

– А значит, и у боярина ждёт нашего перебежчика большая, круглая… – попаданец обвёл описываемый предмет руками.

– Ж…! – догадался кто-то в зале.

– Точно, она самая. Никто там ему не поверит и, в самом лучшем для него случае, пошлют его по всем известному адресу.

– На х…! – ещё раз проявил сообразительность кто-то из молодых донцов. Ещё несколько человек поддержали догадку смехом.

– А куда же ещё посылать человека допекающего вас глупыми выдумками? Но это в лучшем случае. Могут и в острог кинуть, если почему-то на Остряницу обидятся, подумают, что он их нарочно пытается обмануть. Сами знаете, в Москве с казаками не церемонятся.

Атаманов логическая цепочка, выстроенная Аркадием, удовлетворила. Или, по крайней мере, они сделали вид, что ею удовлетворены. Никто не заметил, или не стал заострять внимание на том, что попаданец связал подобный исход предприятия беглого атамана со скоростью его приёма в верхах. Вспомнив всё ту же киноклассику, решил отвлечь внимание атаманов на другой предмет.

«Поверим Штирлицу-Исаеву, что человеку свойственно запоминать последнее из сказанного».

– Но бог с ним, беглым Остряницей. Раз уж мы здесь почти все собрались, давайте прикинем, кого направить в Венецию к дожу, для переговоров о союзе в борьбе с турками. Посылать, пожалуй, надо уже сейчас, потому как осень у нас будет жаркая, воевать на море придётся много. Если с юга по туркам ударят и венецианцы, их злейшие враги, и им и нам легче будет. А ещё неплохо бы помочь Левону Дадиани захватить Абхазию, а если осилит, то и Имеретию. Тогда туркам, если они вздумают пойти на нас по побережью моря, придётся сначала воевать с его армией. Заодно можно выторговать у него, за помощь, город Сухум, этот порт нам в будущем может пригодиться.