Текст книги "О чём молчал Будда (СИ)"

Автор книги: Анатолий Борзов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

11

В понедельник с утра пошел дождь – обычное явление. Дождь был нудный и противный, вероятно, он и сам себе не нравился. Кругом слякоть и грязь, а где же лето? О лете напоминали мои ботинки – они хотя и сохранились, но потеряли свой блеск. А еще они сморщились. Себя я замочил часов в шесть утра – налил в ванную горячей воды. И вот я шагаю, переступаю через лужи и подхожу к стоянке.

Желтый цыпленок Эллы Сергеевны похож на общипанного петуха. Словно его окунули в дерьмо и там оставили сохнуть. Даже подумал, а не ошибся ли я? Чтобы так уделать машину, нужно сильно постараться. Звоню и докладываю обстановку. Показаться в обществе на грязной машине неприлично. Элла Сергеевна соглашается – не успела вчера. Поезжайте, Дима, на мойку, а затем ко мне. Вам сколько потребуется времени привести себя в порядок? Конечно, она оговорилась – уже час, как я был в полном порядке.

Она выходит, садится в машину, и тут я понимаю, что вчерашний день гулял не только я один. Элла Сергеевна тоже гуляла. Сквозь искусно наложенный макияж проглядывается усталость вчерашнего дня, а может, и ночи. Ловлю себя на мысли, что и она поняла, чем я вчера занимался. Странное, следует признать, совпадение. Выглядит Элла Сергеевна замечательно. Вряд ли кто другой заметит – я заметил. Стараюсь вести себя непосредственно – то есть, как обычно.

– Ездила за город, – вдруг говорит она, – вернулась за полночь. А чем занимались вы?

– Красил двери. У приятеля собака сожрала. Глупая до безобразия.

– Видно, скучала, – выдвигает интересную версию Элла Сергеевна, – вы любите животных?

– В школе любил. У нас в школе был кружок. Вот в него и записался. Мы кормили кроликов. Я кормил, кажется, по вторникам и четвергам. Хорошие кролики – пушистые и двери не жрут.

Элла Сергеевна позволила себе улыбнуться.

– А вы, Дима, смешной. Кто бы мог подумать – Дима Скворцов кормит кроликов? И что – целый день красили двери?

– Дверь сначала нужно снять, – принялся объяснять я, – затем зашпаклевать. Четыре часа ждать, пока высохнет шпаклевка, выровнять и только потом красить.

– Голова не болит?

– От финской краски голова не болит. Голова болит не от краски.

Наш ни к чему не обязывающий разговор мне нравился. Говорили об одном, а думали о другом и каким-то образом прекрасно понимали друг друга. Однако разговор был вынужденным – просто убить время. Хотя… как знать?

– Элла Сергеевна, не могли бы вы дать мне в долг? – спросил я. Вопрос вылетел из меня непроизвольно, и в какой-то момент я испугался. Вопрос, похожий на хамство. Когда собеседник меньше всего ожидает подобной выходки – иным словом, мой поступок не назовешь. Зачем я спросил? Деньги мне были не нужны, то есть они были нужны, но не в той степени, чтобы портить беседу.

– Сколько?

Повеяло прохладой. Очевидно, я преступил грань дозволенного. Каждый сморчок должен знать свое место – я его, вероятно, забыл.

– Сигареты купить, – исправился я, – забыл дома портмоне.

Элла Сергеевна закусила губу и принялась меня внимательно рассматривать. Довольно откровенно, словно прежде никогда не видела.

– А вы, Дима, штучка, – наконец произнесла она. – Сколько вам нужно? Тысяча? Две тысячи? У вас проблемы?

Наш разговор мне не нравился. Элла Сергеевна оказалась гораздо умней, нежели я рассчитывал. И сумму она угадала с первого раза. «Две тысячи» произнесла для эмоционального выражения. Или я ошибся? Мы уже не играли, мы испытывали друг друга – занятие крайне опасное. Деньги она даст, в чем я не сомневался. А почему бы не взять две тысячи? Одним махом решить сразу две проблемы.

Скворцов, ты и в самом деле идиот! – заорал мне кто-то в ухо. О чем ты говоришь? Как часто ты видишь Вадима? А Костю своего – как часто? Эллу Сергеевну – каждый день. И каждый день долг будет отравлять твое существование.

– Я действительно забыл портмоне.

Со стороны выглядел, наверно, жалким и растерянным. К подобным просьбам готовиться следует заблаговременно. Экспромты тут не проходят, в чем и убедился – меня бросило в жар.

– Остановитесь, где сочтете нужным и купите сигареты, – последовал совет.

Элла Сергеевна поняла мою ложь и не только потому, что бумажник предательски торчал из кармана брюк. Ложь выступила и на лице – скверный обманщик. Я могу обмануть, сказать неправду, не моргнув глазом, однако сейчас оплошал. А почему – не знаю. Вероятно, синдром похмелья, помноженный на угрызения совести. Оказывается, она у меня еще есть – моя совесть. И вылезла в самый неподходящий момент.

К обеду я окончательно пришел в норму – мы никуда не ездили. Сначала я сидел в машине, затем отправился в магазин и поговорил с Мишей. Затем вновь вернулся в машину и достал телефон.

– Привет, – сказал я, – где тебя вчера носило?

– Была занята.

– Я не спрашиваю, чем ты была занята. Я спрашиваю, где ты была?

– Скворцов, а твое какое дело? Я что, должна по каждому поводу перед тобой отчитываться?

– Не хочешь – не отвечай.

– Дай слово, – потребовала она.

– Даю слово, никто не узнает.

– Вадиму не скажешь?

До чего странные существа женщины. Почему я должен говорить Вадиму то, что он и без меня знает?

– Мы ездили смотреть новую квартиру.

Ах, вот оно что! Квартиру ездили смотреть – мне бы их проблемы.

– Нормальная квартира? – спросил я, словно собирался в ней жить.

– Ужасно дорогая, но Вадик все просчитал.

– Ты беременная?

– Скворцов, я тебя не понимаю. Чтобы купить новую квартиру, нужно обязательно быть беременной? Мы хотим улучшить жилищные условия, что в этом плохого?

– Я хотел вернуть долг, – неизвестно с какой целью солгал я.

– Вадим будет рад, – сказала она.

– Ты не поняла. Я хотел вернуть долг вчера, но вас не было дома. А сегодня я долг вернуть не могу – придется немного подождать. Ты не возражаешь?

– Деньги нам, конечно, нужны. Однако тысяча ничего не решает. Я не возражаю. Вернешь, когда сможешь. А что случилось?

– Ничего не случилось.

– Тебе прибавили в зарплате? Как твоя Элла Сергеевна?

– Прости, мне, кажется, пора.

Элла Сергеевна направлялась к машине. Открыть дверь я не успел, а если честно, и не хотел.

* * *

Когда-то здесь стоял лес. Я его помню – хороший сосновый бор. Он и сейчас стоит, скрывая в своем чреве жизнь, которая не должна бросаться в глаза. Я даже представить не мог, что где-то в глуши скрывается она – чужая жизнь. Загородный поселок. Хотя слово «поселок» не совсем удачное в данном случае. Мы свернули с магистрали и въехали в лес. Каких-то двадцать минут и следы цивилизации пропали. Однако я чувствовал обман – слишком ровная асфальтовая дорожка бежала навстречу. Еще один поворот, еще одна горка и мимо пролетел огромный джип. Элла Сергеевна встрепенулась – как оказалось, не напрасно. Монстр тут же ударил по тормозам и принялся неуклюже разворачиваться. Я бросил встревоженный взгляд – Элла Сергеевна опустила козырек и принялась поправлять макияж. Еще через пару минут мы остановились.

– Я сейчас, – бросила она и открыла дверь. Дверь джипа тоже распахнулась, и вылез мужчина. Большой мужчина – под два метра и такой же внушительной комплекции. Я смотрел в зеркало заднего вида, как мужчина приближается. Затем оба раскланялись. Дверь своей машины мужчина не соизволил прикрыть. Поэтому она перегородила и без того узкую дорогу. Однако, похоже, мужчину данный факт не волновал, он был занят разговором – каким именно, я не слышал. Элла Сергеевна стояла ко мне спиной, одной рукой держала сумочку, второй изредка поправляла волосы. Прошло минут десять – оба продолжали разговор. Я заглушил двигатель и вылез. Слегка пнул колесо и полез за сигаретами. Проехала машина. Мужчина, спохватившись, прикрыл, но не закрыл дверь. Я выбросил сигарету и после некоторого сомнения вдавил ее в песок обочины. Затем Элла Сергеевна обернулась, и оба посмотрели на меня. Чтобы чем-то себя занять, я вновь слегка пнул колесо. Проехала еще одна машина и подала сигнал. Мужчина махнул в приветствии рукой. Элла Сергеевна улыбнулась. Затем она вернулась и принялась внимательно изучать свой телефон. К тому времени я сидел в машине.

– Напрасно ездили, – сказала Элла Сергеевна, – странно, но звонка я не получала. Может быть, вы, Дима, слышали?

Звонка точно не было.

– Куда? – спросил я и завел двигатель. Джип неуклюже развернулся – поднял придорожную пыль и стремительно скрылся из вида.

– В город, – сказала Элла Сергеевна. До поселка мы не доехали километра три. На тот момент я об этом не знал. Дорога и дорога, а куда она ведет – какое мне дело? Я же не пешком иду.

* * *

Вечером я смотрел телевизор. Положил ноги на стол и тупо глядел на экран – шел какой-то фильм. В бытность свою я был большим фанатом кино, а потом словно отрезало. Либо засыпал, либо терял интерес и выключал телевизор. Смотреть новости интересней, какая ни есть, а все-таки жизнь. Хотя и новости вскоре начали утомлять. Я встал, прошел на кухню и открыл холодильник. Он был пуст. Большой, вместительный холодильник, куда залезет не одна тележка продуктов, был пуст. Взял в руки Будду и лег на диван. Откуда ты пришел? Говорят, для тебя нет преград, ты можешь появиться в любой точке мира. Это правда? Или красивая легенда? Миф или сказка? Будда молчал. Он всегда молчит. Смертный разум должен понять – истинная вера обращена за пределы материального мира, к реальностям вечного будущего. Кажется, это твои наставления? Тебе никогда не было дела до мелкой суеты, что и составляет земную жизнь. А вот я не могу подняться над собой. Меня постоянно преследуют проблемы. Не дают покоя, даже когда я лежу на диване. Заползают в голову, словно мерзкие твари. Как ты с ними боролся? Сидел и терпеливо ждал, когда они тебя покинут? Понимаю, с глупыми мыслями ты также боролся. А как быть с умными? Откуда они берутся? Молчишь? Ты всегда молчишь – погрузился в нирвану и забыл обо всем на свете. Ты – Будда. Ты – символ, а я – Дима Скворцов.

* * *

Разводились мы более чем странно – мы вообще не разводились. Нас развели обстоятельства. Я был молодой и глупый – делал карьеру. Уходил в страшную рань и возвращался, когда все нормальные люди, исполнив супружеский долг, спали. Иногда звонил и предупреждал, чаще – не звонил вообще. Я был чертовски занят, а чем именно – не знаю. Сейчас не могу вспомнить – а чем я был занят? Что делал сутки напролет? Мы жили рядом словно чужие – я и она. Я не знал, какие цены в магазинах. Я и сейчас не знаю. Не знал, откуда берутся продукты – лениво ковырял вилкой, что-то ел. А жизнь куда-то бежала, вот только бежали мы с ней в разные стороны.

– А ты кто?

– Скворцов, звать Дима.

Зачем она спросила? А если не Дима? А если не Скворцов? Это что-то меняет? Сколько на свете имен. Почему она спросила, как меня зовут? Я – Скворцов и был им прежде, чем родиться. Еще не появился на свет, а Скворцов уже был. Ветер в окно. Деревья проснулись – о чем-то говорят, шумят, качаются. Подойти к окну? А что я там увижу? Как качаются деревья?

Звонит телефон. А прежде не звонил – умер он. Я ходил и платил, а он, сволочь, не звонил. Три месяца не звонил, и три месяца я платил. Спрашивается, за что платил?

– Дмитрий Анатольевич? Я вас, наверно, побеспокоила. Нет? – Элла Сергеевна смеется в трубку, – за вами сейчас заедут. Кто заедет? Тимур. Его зовут Тимур. Он позвонит, и вы спустись вниз. Спасибо… я на вас рассчитываю.

Хрень какая-то! Кто такой Тимур? И что ему от меня нужно в половину первого ночи? А если я сплю? Или у меня болит голова… и почему Тимур?

Деревья качаются – я не ошибся. Погода – дрянь. Укрыться теплым одеялом и на все забить. Мы едем – летим в ночи. За рулем, наверно, Тимур. Он не представился, но позвонил. Сказал – выходи. Я вышел. Тридцать минут всего лишь. А вот и поворот – я его узнал. Здесь мы стояли и я, как дурак, пинал колесо. Зачем я пинал колесо?

Поселок. А здесь серьезно. Охрана, будка и шлагбаум. А теперь куда? Вниз? – я спускаюсь вниз – пахнет сосной. Мой любимой запах – свежая сосна. Не туда? А куда? – Тимур, или кто он там, подсказывает, туда лучше не ходить. Но именно там раздаются голоса. Мы заходим, я беру в руки кий и начинаю играть. Просто мне больше нечем заняться. Гоняю шары, вновь ставлю и вновь бью – тысячу лет не играл. Последний раз… когда же это было?

– Привез?

На меня смотрит какой тип – явно не Тимур.

– Ты – Скворцов?

Я кладу кий на стол и жду.

– Только до развилки, – говорит он мне. – Понял? Только до развилки. Лично отвечаешь, – в голосе угроза. Он достает телефон и начинает нажимать клавиши. Через мгновение мой карман приходит в движение – звонят мне! ОК, – говорит тип и закрывает дверь.

Ночной воздух бодрит, я вижу, как идет пар – сегодня прохладно. Дима! Ну где же ты был?

Элла Сергеевна машет мне рукой. Она сидит в своем желтом цыпленке и улыбается. Элла Сергеевна пьяна – не нужно быть проницательным, чтобы понять, как она пьяна.

– Ты на меня сердишься? Какие вы, мужики, упрямые! Дима, у нас сегодня что? Понедельник или вторник? Ах, уж вторник… как быстро летит время. Где сумочка? Я вечно забываю сумочку. Дима, будь добр, посмотри, пожалуйста.

Я смотрю.

Элла Сергеевна смеется.

– Ну до чего ты не сообразительный. Посмотри, есть ли там мои права… не бойся, только до развилки. Я дала слово Грише. Ты видел Гришу? Колоритная внешность, а в душе ягненок. Но сначала мы проедем… как вы его, мужики, называете? Блок пост – вот как. У них тут все под контролем – государство в государстве. Они тебя проверяли? Не проверяли? Гриша их всех уволит.

Перспектива оказаться в качестве пассажира с нетрезвой дамой на загородном шоссе ночью – все о чем я мечтал. И почему, в конце концов, именно я? Тот же Тимур неплохо бы справился с обязанностями.

– Это опасно, – предупреждаю я.

– Знаю, – говорит Элла Сергеевна, – я никогда не курю за рулем. Пристегнись на всякий случай. И прошу тебя – не давай мне советы. Самое противное, когда тебе дают советы. Ты какую музыку любишь? Тут одно старье, – она принялась копаться в бардачке. – Все некогда. Зайти в магазин и купить что-нибудь приличное – некогда. Завтра съездим и что-нибудь купим. Ты согласен?

– Может быть, поведу я? Вы сейчас не в том состоянии, к чему напрасно рисковать?

Элла Сергеевна включает музыку.

– Он мне иногда нравится. И бывает, не нравится вообще – слушать не могу. У тебя так бывает? Странно, правда? Либо он нравится, либо не нравится…коробка автомат… с Гришой мы простились. Свинья, даже не вышел проводить даму. Скворцов, как по-твоему, я похожа на даму? Ты не видел настоящих дам… ну и стервы они все.

Как мы проехали десять километров до развилки – я их буду помнить всегда. Каждый поворот казался мне последним. Элла Сергеевна не только вела машину, она еще и шутила. Определенно, она была на подъеме, чего не скажешь обо мне. Постареть я не постарел, но похудел точно. Желудок мой прилип к позвоночнику, пальцы на ногах скрючились в напрасной попытке ухватиться за что-нибудь. Слава богу, я не ужинал. В противном случае несложно представить возможные последствия. На развилке мы покурили. И что странно – мне показалось, Элла Сергеевна и вовсе не была пьяна. Так обычно выглядит усталый человек – несколько заторможенные реакции и небольшая апатия.

– Вот еще один день прошел, сказал она, – а нужен он кому-нибудь или не нужен… Грише невозможно отказать. Он нормальный мужик, бескорыстный – редкое явление наших дней. Не понравился? И правильно, зато мне нравится. Ты не понял, Гриша не в моем вкусе. Мы… в общем, мы приятели, это когда без взаимных обязательств. Я ему сказала, мне нужен Скворцов, и он тебя привез. Я сказала – до развилки и слово сдержала. Он тебя предупредил? Видишь – предупредил, а мог и промолчать. Выходит, какие-то обязательства существуют?

– Поздно уже, – напомнил я.

– Знаю. Ты меня не слушаешь.

– Почему – слушаю. Можно поговорить и в машине – холодно здесь.

– Умным людям холодно не бывает. Скворцов, ты – кто?

Быть нянькой мне давно не приходилось. В лесу было действительно прохладно. Два часа ночи – не лучшее время для философской беседы, да и находилась мы на разной волне. Вероятно, Элла Сергеевна поняла. Или устала или замерзла – шмыгнула в машину.

Глупый какой-то получился день, а вечер еще хуже. Поэтому мой вам совет – не берите телефон, если вам звонят за полночь. Ответить можно только в одном случае – если у вас на свете имеется дорогой и близкий человек. Гриша мне не позвонил. На диван я запалился усталый и злой. Или нет, в обратном порядке – злой и усталый. Что-то начинает происходить, некое движение в непонятном направлении.

12

Как ни покажется странным, но чувство неудовлетворенности – прекрасный жизненный стимул. Одна беда – оно вас может раздавить и уничтожить. У меня когда-то был товарищ – весельчак и балагур. Я ему завидовал – все нападки судьбы он встречал улыбкой. Много лет спустя до меня дошло – его улыбка единственная защита в этом жестоком и несправедливом мире. Улыбаюсь я крайне редко – слишком много скопилось во мне иронии и цинизма. Они оба ходят, держась за руку, и часто провести грань и определить, кто есть кто невозможно.

У меня неприятности, верней, неприятности у Миши – Михаила Петровича. Какие-то семейные проблемы, он обратился ко мне – попросил подменить. Я – к Элле Сергеевне. Результат? Мишу уволили. Я был взбешен! Ворвался в кабинет и потребовал объяснений.

– А не много ли вы себе позволяете? – холодно спросила она. – Вы, Дмитрий Анатольевич, вообще-то здесь кто? И почему он не обратился ко мне? Он у кого работает – у вас или у меня?

– Обыденная практика, человек попросил подменить.

– Я бы все равно Лаптева уволила. Давно собирались, но решение откладывала. А вам его жалко?

– Не вижу причины.

– Причина – мое решение.

– Нет, это не причина. Лаптев не вписывается в вашу новую концепцию.

– Странный вы человек, Дима. Какое вам дело? Вы что – друзья? Понимаю, вам его жалко. Какой вы, право, жалостливый человек. Пошло, видно, с тех пор?

– Каких? – растерялся я.

– Когда за кроликами ухаживали.

Рано или поздно конфликт произошел бы – я это чувствовал. Самоуверенная и жестокая баба. Все они – нынешние капиталисты, чья мысль только набить карманы. Какой же я дурак, что не взял в долг! Вот бы сейчас и отыгрался. Знаю, расписки она с меня не взяла бы – я слишком порядочный. И она об этом знает. Оказывается – не знает! Я такая же сволочь, как все. Вот бы было разочарование! Дима Скворцов не только не желает вернуть деньги, он отказывается его признать! Какие деньги? Простите, я не знаю, о каких деньгах вы говорите…

– Расстроен? – спросила Элла Сергеевна.

– Думаю, – ответил я.

– Давайте подумаем вместе. Михаил Петрович ответственный и старательный работник, у меня к нему нет претензий. До некоторых пор он меня устраивал, однако обстоятельства изменились. Вынужденный прогул всего лишь повод, чтобы мирно разойтись. Или вам необходимо знать обстоятельства? Никто не пришел за него хлопотать – никто. Вы не современный человек, поэтому и пришли.

– Я его подвел.

– Вы помогли решить проблему, за что полагается премия. Выпишу уже сегодня – два оклада достаточно?

Элла Сергеевна продолжала издеваться – спокойно, рассудительно, со знанием дела. Аргументов у меня не было и быть не могло – достойный урок.

– Кроме того, вы забыли, что больше не являетесь продавцом. Приказ уже давно подписан – простите, забыла довести до вашего сведения.

Она права – куда я лезу? Любой из нас может вылететь со своего места, прежде чем осознает, что произошло. Лаптева с тех пор я не видел – выбросил из головы.

* * *

Костя деньги даже не пересчитал – открыл ящик и карандашом сбросил их куда-то вниз – в чрево стола. Словно не желал к ним прикасаться.

– Похудел, – заметил он, – и выглядишь неплохо. Все утряслось?

– Справочку наведи.

Костя развернул лист бумаги, что я ему протянул, и загнал на лоб морщину.

– А тебе это нужно?

– Сколько? – спросил я и полез в карман.

– Нисколько. Знаю я его, поэтому и нисколько. Григорий Аркадьевич – заметная фигура. Ты, Скворцов, сильно отстал от жизни – таких людей полагается знать в лицо. Дружок твоей Эллочки?

– Или любовник.

– Дружок, любовник – какая разница? Дима, ты куда лезешь? Она тебя сожрет. Знаешь, чем кончил твой предыдущий коллега? Очень печально закончил, хотя в газетах и не писали. Элла Сергеевна любит мужиков, причем не обязательно состоятельных.

И тут до меня дошло. Костя же занимается супружеской изменой! Получается, что и Эллу Сергеевну он знает?

– И ты все это время молчал?

– Я тебе дал совет, – напомнил он, – она тебя сожрет. Был такой разговор? Был, что тебе еще нужно?

– Мужика своего она тоже сожрала?

– Там другая история.

– Кто ей подарил магазин?

– Дело темное и дело давнее – не могу сказать, слухами не пользуюсь. Бросай свою Эллочку и уходи.

– А где других взять? Ты мне подскажи, где их взять – порядочных, честных и любящих? В газету объявление дать?

– Прежде нужно было думать.

– Прежде, Костя, я был женат.

– Я тебя предупредил. К Григорию Аркадьевичу ездили? Ну, и как он тебе?

– Не разглядел – темно было. Элла Сергеевна – спидрейсер. Нажрется до поросячьего визга и за руль. А чтобы не страшно было, рядом мужиков сажает. Видно, надоело Грише и холопу его Тимуру башкой своей рисковать. Представляешь, развлечение себе нашла? А потом за жизнь, типа, философии на ночь. Костя, портфель – это ее работа. Хоть убей! Чувствую – она все спланировала. Громила этот, как нам его раскрутить? Только он знает.

– Ни черта он не знает! В темную его, как тебя – дурака.

– Кто такой Крименюк? Фамилия довольно редкая – ты узнал?

– Странный ты парень! – возбудился Костя. – Бросаешься из одной крайности в другую – через минуту меняешь решение. Ты мне что сказал? Пусть данным вопросом занимаются другие люди. Затем прибегаешь и требуешь объяснений. Ты сам-то – чего хочешь?

Знать бы – чего я хочу?

– Мне нужна помощь. Один не справлюсь – у меня нет времени. Могут выдернуть в любую секунду. А может, у нее с психикой что-нибудь? Костя, ей не двадцать лет – пора перебеситься.

– У каждого в голове свои тараканы. Спиртное не помогает снять напряжение, вот она и гоняет по ночам.

– А я зачем нужен? Я что – рулетка?

– Увольняйся, – дал совет Костя.

– Найдет другого.

– Тогда напейся и провези свою Эллу Сергеевну ночью с ветерком.

А это идея! Заглотить полбутылки и вдавить педаль газа в пол, чтобы дыбом встали волосы, и желудок прилип к позвоночнику. Вся беда в том, если я пробью лобовое стекло и повисну на ветке дерева с оторванной головой, Элла Сергеевна сломает лишь свой перламутровый ноготок. Я в этом уверен. Они всегда выходят сухими из воды.

– Придешь на похороны? – спросил я. – Костя, мой гроб даже некому нести. Думаешь, она расстроится? Машина застрахована до последнего болта – ей плевать. Элле Сергеевне плевать на весь мир, я ее не понимаю.

– Ты и меня не понимаешь. Я не психиатр, я оказываю детективные услуги. Не могу я и не хочу лезть в душу каждому. Какое мне дело, почему муж изменяет жене, а жена мужу? Это их проблемы. Они желают убедиться – я им помогаю. Что дальше последует – разведутся они, или она наймет подонка проломить голову любимому – меня не интересует. Завтра придет Элла Сергеевна, заплатит деньги и попросит за тобой присмотреть. Я не смогу отказать. Это бизнес. И то, что мы сейчас сидим и беседуем – исключение из правил. Определись – что ты хочешь, мой совет ты слышал.

Костя знает больше, чем сказал. Я вдруг почувствовал, что он имеет какое-то отношение. Вот только какое? И за дело взялся неохотно, а его совет? Увольняйся! Уволиться просто. Написал заявление и свободен на все четыре стороны. Дерьмовый совет – любой может дать. Но и разгребать авгиевы конюшни одному мне не под силу. Это в дешевом детективе старая бабка вяжет носочки и распутывает головоломку. Глупость в угоду обывателя. Во-первых, она старая. Значит – склероз. Она имя свое по утрам забывает, а тут сложная психологическая задача. Во-вторых, бабка отстала от жизни и живет в прошлом, где все было по-иному. Я – не старик, но ума явно недостаточно. Настоящий сыскарь прежде всего психолог, а уж потом детектив. Почему преступность часто берет вверх? Они психологи. Преступления совершают либо в одиночку, либо небольшой группой. А кто их распутывает? Огромная неповоротливая машина. Распутывает по долгу службы, где часто отсутствует внутренний мотив – вот вам и результат. Боюсь, придется забыть про свой диван – слишком долго я на нем пролежал.

– Сколько? – спросил я.

– Ты мне ничего не должен, – улыбнулся дежурной улыбкой Константин, – будут деньги – заходи.

* * *

Григорий Аркадьевич оказался и в самом деле колоритной фигурой. И габаритами, и содержанием, которое фигура в себе заключала. Странно, почему прежде я ничего о нем не слышал. Хотя чему удивляться? Порой жизнь выбрасывает на поверхность столь стремительно, что не успеваешь замечать. Так же стремительно они и пропадают. Вчера был, а сегодня уж далеко – не помнит никто. Григорий Аркадьевич на поверхности задержался.

Я сижу в машине и слушаю музыку – тактический ход, все, до чего я додумался. Вряд ли Элла Сергеевна помнит в деталях наш разговор при луне. Угрохал вечер – в современной музыке я не силен. А тут – джаз. Прежде я полагал, что джаз – это старые афроамериканцы, которые дуют в сурдинку либо издеваются над саксофоном. Оказывается, все гораздо сложней. Молодой парень – хвала его терпению и выдержке – потратил на меня ни один час. Не мог понять, что мне нужно. Ничего удивительного – я и сам не знал. Купил четыре диска – не слишком большая брешь в моем скромном бюджете. Куда значительней затраты – мой новый пиджак. Одна-единственная пуговица в районе живота – сказали, круто. Ботинки старые, но дело справляют – бросаются в глаза.

Она шагает по дорожке, выложенной плиткой и, как всегда, копается на ходу в сумочке. Значит, все же рассеянная. Пусть немного, слегка, но рассеянная. Убавляю громкость и выхожу, чтобы открыть дверь автомобиля – он безупречно чист. Можно, конечно, было поступить иначе – прибавить громкости и сделать вид, что читаю. Однако данное решение ошибочно. С некоторых пор по вечерам штудирую литературу по психологии – есть много полезного.

– Что это? – Элла Сергеевна не успела поправить платье, как уже лезет прибавить звук.

Парень в магазине не обманул – первым делом она обратила внимание на музыку. А что будет, когда Элла Сергеевна заметит мой новый пиджак? Не заметила, наверно, слишком консервативный. Вот если бы там было пуговиц как у гусара и все блестящие…

Мы подъезжаем, но покинуть машину Элла Сергеевна не спешит. Сидит и ждет. Выхожу, открываю дверь и складываю руки в причинном месте – в телевизоре видел.

– Дима, – говорит она, – что происходит? Вы решили за мной приударить? Напрасно – у вас не хватит денег. Сколько стоит ваш пиджак? Понимаю, отказались от ужина и приводите себя в форму. Единственный недостаток у мужчин – пивной живот. Все можно простить – плешь, усы, кривые ноги, но простить пивной живот? У вас большой живот?

Живот у меня нормальный, по крайней мере, не требуется зеркала, чтобы проверить, все ли на месте. Тактично помалкиваю, хотя язык чешется страшно – тоже мне, Бриджит Бордо, ядрена мать. Почему-то женщины думают, что они неповторимые. Самые обычные, как и все остальное.

– Вечером идем на ужин? Столик заказали? – издевается Элла Сергеевна. А затем она красится – достает из сумочки пудреницу и начинает себя штукатурить. – Почему опять без галстука? Или вы мачо? Простите – забыла, мачо не носят галстук.

Улыбаюсь дураком и думаю. Нет, не о том, о чем думают мужики, когда женщина превращается в похотливую стерву. Элла Сергеевна слишком умна, чтобы играть потаскуху. Паршиво получается, впрочем, как и у меня – спектакль художественной самодеятельности. И бедрами она покачивает излишне вульгарно – они у нее еще крепкие.

Так вот, Григорий Аркадьевич. Фамилия – Шепитько. Что-то в этом есть – в его фамилии. Говорит Гриша словно шепчет, но громко. Голос командный, не терпящий возражений, а глаза настороженные – ощупывает постоянно. Он мне трижды звонил – искал Эллу Сергеевну. Мою роль, вероятно, Григорий Аркадьевич еще не определил – то ли водитель, то ли штатный ухажер или мальчик на побегушках. Я и сам еще не определился – в какую шкуру мне влезть и что изображать. Более или менее вырисовывается круг знакомых Эллы Сергеевны, почему-то одни мужики. Женщин крайне мало – мои смотрины она устроила только раз. Невыразительная шатенка довольно нагло меня осмотрела, словно прикидывала мои возможности. Элла Сергеевна, вне всяких сомнений, получала удовольствие. Интересно, какой я у нее по счету? Люди меняют квартиру, машину… так и на меня смотрели, как на новое приобретение.

– Ступай, – разрешила Элла Сергеевна, – подожди в машине.

Ну не барыня ли? Нет, не барыня – они, помнится, подолами разгоняли пыль с мраморной плитки, а здесь упитанные ляжки, и нога на ногу – сидели подруги в летнем кафе. Шатенку звали Римма – Элла Сергеевна потом как-то обмолвилась. Видел я и типа, который приезжал в сквер снимать с меня показания. Чрезвычайно надменная личность. К чему делать вид, что он меня не помнит? Я-то помню. Из всей публики ближе всех оказался Тимур – классно играет на бильярде. Однако разница в возрасте и некоторая заторможенность – он постоянно переспрашивает, даже когда нет необходимости отвечать. В общем, с большим скрипом я вливался в коллектив Эллы Сергеевны. Со мной иногда здоровались, типа, привет, Дима, как дела? Элла Сергеевна держит меня на коротком поводке, разрешая гавкнуть в ответ – нормально. Единственный вынужденный собеседник – все тот же Тимур. Пока Элла ведет светские беседы с Гришей у него на ранчо, мы гоняем шары. И тут мне однажды повезло – мы нашли общего знакомого. Хотя беспокоить прах покойного неприлично, мы все же вспомнили Афтондила. Наш мир – одна большая деревня. Забытый лозунг вновь о себе напомнил. Лучший метод снискать к себе расположение – не задавать лишних вопросов. У меня, кажется, получилось не только закатить победный шар в лузу, я кое-что узнал. Немного. Тимур обронил всего несколько фраз, но каких! Я едва не поперхнулся – Афтондил и Григорий Аркадьевич знали друг друга. Я предложил еще одну партию, однако на этом везение закончилось.

Мне вновь предстояло залезть в кокпит желтого болида и испытать перегрузки на выносливость.

Ночные гонки по пустынному шоссе случались не часто – раз или два в неделю. Где-то я даже привык, чувствуя адреналин в крови и вытекающие отсюда последствия. Однако Элла Сергеевна этим не ограничилась. Она стала гонять на время. Включала музыку, заставляла меня делать отсчет и вперед! Бросить взгляд и оценить состояние, в котором она находилась, невозможно. Я молил господа, чтобы в повороте не отвалилось колесо или шпилька на туфельке – Элла Сергеевна категорически не желала сменить обувь. И настал вечер, когда мы заключили пари – она меня вынудила. Вот тут все пошло серьезно – и сделанные ставки, и гонка на выживание. Теперь бояться за Эллу Сергеевну не приходилось – на второй попытке за рулем сидел я.