Текст книги "О чём молчал Будда (СИ)"

Автор книги: Анатолий Борзов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

3

От похмелья я маялся давно и по глупости. Слишком хорошее настроение и обильный стол. А еще интересный разговор или, лучше сказать, дискуссия. По молодости водился за мной грех – любил поспорить. Хотя сам предмет спора не имел особого значения, куда приятней наблюдать за процессом, как ваш оппонент справляется с поставленной задачей и отражает нападение. Отдаленно это напоминает шахматный поединок. Так слово за слово я и набрался, о чем лишь понял только с утра. Господи, как у меня болела голова! Она трещала, и любая приходящая мысль вызывала страшные мучения.

Далекие и неприятные воспоминания меня посетили вновь, когда я открыл глаза. Открыл и тут же закрыл – белый свет был мне не мил. Он меня не раздражал – вызывал адскую боль. Вижу глубокий колодец – в него я и падаю. Долго, мучительно, без шансов на спасение. Жду окончания затянувшейся пытки и не могу дождаться…

– Что ты делаешь? – говорит мне кто-то. – Что ты делаешь! Разве так можно? Смотри еще раз. Внимательно смотри, потом будет поздно. Потом ты будешь покойник. Наверно, я покойник – мне на все наплевать.

Мы стоим друг перед другом. На мне мокрое от пота кимоно, нужно перехватить пояс – он слез куда-то в сторону, однако нет времени. Сейчас меня будут бить. Меня уже давно бьют – это называется рукопашный бой. Бьют меня дважды в неделю – во вторник и в четверг с шестнадцати до семнадцати. Бьют больно и в разные места. В прошлый раз меня ударили туда, куда мужчин бить не полагается. Ударили ногой – я едва не написал заявление об уходе.

– Дима, – говорит мне наставник, который по непонятной причине требует, чтобы его называли сенсей. – Ты не должен думать, ты должен бить. Смотри.

Он встает в стойку и начинает лупить моего коллегу. Тот, хотя и отбивается, получается это у него неважно. Через минуту он летит на пол.

– Понял?

Я понимаю, что никогда не заставлю себя бить человека без причины.

– Понял, – говорю я. Иначе он забьет меня до смерти…

* * *

Контуры лица размытые. Где-то я его видел. Определенно видел, вот только где?

– Очухался? Ну и славно, – мне суют бутылку с минералкой. Вода теплая и протухшая – я тут же сплевываю. Гадость.

– Повздорили? С кем не бывает. Со мной еще не такое случалось. Нос-то цел?

Оказывается, меня двинули в нос. Память неохотно возвращается. Смотрю на бутылку с минералкой, а где же портфель? Портфеля-то и нет! Он исчез!

– Едем? – спрашивает водитель.

Мне дурно. Мне противно. Я раздавлен и унижен. Но и махать кулаками после драки… раньше нужно было махать. Куда я теперь? И какие документы пропали? Нужно в милицию. Срочно. Сейчас. Какая милиция? – смеется внутренний голос. – Ты на себя глянь!

И тут понимаю, в какую лужу я сел. Прихожу к бывшим коллегам – жалкий, смешной, с разбитым носом. Помогите! Украли портфель. Что за портфель? А черт знает! Попросили передать. Кто попросил? Элла Сергеевна? А кто такая Элла Сергеевна? Ну, как вам сказать… начальник. Придется составить протокол…Позор. Самый настоящий позор! Да ну его… этот портфель. Документы? Любые документы можно восстановить. Да, хлопотно, да, требуется время, но восстановить их можно.

Элла Сергеевна появилась только в конце рабочего дня. Улыбнулась, однако тут же и нахмурилась. Вероятно, не понравился мой нос. Могу себе представить, как она обрадуется новости.

– Отвезли?

– Документы украли, – сообщил я.

– Как?

– Портфель с документами украли по дороге. Какие-то бандиты. Ударили и портфель забрали.

– Пройдем ко мне.

И вот я вновь сижу в кабинете. Какой по счету раз? Если не ошибаюсь, уже второй, а если учесть мои глупые фантазии, получается четвертый.

– Расскажите, как все произошло.

Если честно, я ожидал истерики. Однако все вышло довольно пристойно, если, конечно, данное слово здесь уместно. Еще мне не понравилось, как внимательно она слушала. Не перебивала, вопросов не задавала, сидела и слушала. У меня даже возникла мысль, а не она ли все это спланировала? Вот только ради чего? Признаюсь, были и другие мысли.

– На первый взгляд досадное недоразумение, – подвела промежуточный итог она и вытащила сигарету. И не следа волнения. Щелкнула зажигалка, глубокая затяжка, и Элла Сергеевна на мгновение пропала – как в прямом, так и в переносном смысле. Облако дыма и отстраненный взгляд. – А вы как думаете?

Хороший вопрос. Как думаю? Последний раз меня спрашивали шесть лет тому назад. А многие советовали вообще не думать, а исполнять. Проще получается. Я посмотрел на свои ботинки – они мне нравились. Прежде у меня приличной обуви не было – таскал казенную. И не в последнюю очередь в целях экономии. Несколько старомодные, что из того? Какая разница, в чем месить городскую грязь? Я молчал – неплохой тактический ход, часто себя прежде оправдавший. Подсознательно я ожидал, что Элла Сергеевна продолжит первой, так, впрочем, и получилось.

– Дело в том, что кроме документов в портфеле была и некая сумма денег, – сказала она.

Ну вот, подтвердилась еще одна моя мысль.

– Вариантов немного, – ответил я, намеренно не сказав «версия». Существуют слова, которых я избегаю – мне от них становится дурно. Итак, о вариантах. Первый – досадное недоразумение, – произнес я. – Второй – ваш партнер или кому я там должен был отвезти портфель. И третий – недоразумение спланировали вы.

– Или портфель стащил Дмитрий Анатольевич, – после некоторой паузы добавила она.

– Невозможно. Слишком мало времени. Чтобы провернуть подобное дельце, требуется время, а его как раз у меня и не было. Сами-то подумайте.

– Таксист?

– Вполне возможно. Хотя рискованно. Большая сумма?

– Могла быть большой. В последний момент, я вдруг передумала. Десять тысяч.

Ого! Речь, как я понимаю, идет не о рублях. Забавно. С некоторых пор десять тысяч долларов перестали считать за деньги. Как я все же отстал от жизни! Какие-то шесть лет назад десять тысяч вызывали у обывателя тихое уважение.

– Глупо вышло. И вины вашей здесь нет, – неожиданно покаялась Элла Сергеевна и даже как-то смягчилась – я это почувствовал и по взгляду, что она на меня бросила, и по тому, как затушила сигарету. – Будем считать произошедшее недоразумением. Никакой огласки – лишние пересуды и сплетни. Нанесенный вам ущерб я компенсирую. Вы сильно пострадали?

Торговаться и выпрашивать не имело смысла. Алла Сергеевна и без того поступила благородно – выдала мне наличными премию. Мой, хоть и помятый, нос явно того не заслуживал. Деньги я взял без тени смущения, как и согласился на пару отгулов – поправить здоровье и компенсировать ущерб, полученный на производстве. Вполне законно и без лишних проволочек. И все же мне было интересно. Элла Сергеевна раскрылась с неожиданной стороны.

Я вновь лежал на диване, щелкал пультом и размышлял. Ничего удивительного – если вы набрались терпения и читаете эти сроки, вам придется смериться с тем, что я еще не один раз заберусь на свой любимый диван. Я его обожаю, мы с ним сроднились. Несмотря на почтенный возраст, он не скрипит, вполне комфортный и лежать на нем одно удовольствие. Вот, скажем, у Эллы Сергеевны диван поновей будет, а не столь удобный. И сидят на нем все, кому не лень, – посторонние люди. Получается, диван казенный, а здесь – мой личный. Прежде мой диван сутками стоял без работы – никакого преувеличения. Спать приходилось, один бог знает, где и как. Теперь я компенсирую утраченное, следуя афоризму старого и мудрого дедушки Черчилля. Именно он сказал – если имеется возможность не стоять, обязательно садись. А там, где можешь прилечь, без колебаний ложись.

Таксист на первый взгляд не имеет отношения к краже – слишком естественно он себя вел. Да и маршрута определенного не придерживался, несколько раз менял направление, пытаясь избежать пробок. Была ли у него на пути другая возможность купить сигареты? Была. Однако были и сигареты. Последняя – он достал ее и что-то сказал. Что именно – не вспомнить, я как раз смотрел в окно и пропустил его слова мимо ушей. Бандит действовал вполне грамотно. Открыл дверь, двинул в нос и забрал портфель.

Я встал с дивана и сел на стул. Крайне неудобно обороняться, даже если ждешь нападения. Нападения я не ждал – еще один минус. Позвонить что ли? Спросить статистику – должны же они вести учет дерзким нападениям. Если подобные случаи отмечали и прежде, происшествие можно забыть и выбросить из головы. Хотя как раз могли сработать под него. Опять двадцать пять. Сыщик из меня некудышний. Почему Элла Сергеевна отказалась обращаться в милицию? Она же прекрасно знает, что я из этого ведомства, хотя и бывший. Не хочет пересудов? Вполне возможно. Лишняя огласка порой наносит куда больший урон, чем сама кража, верней, грабеж – преступление дерзкое и опасное. А вдруг она решила, что я украл деньги? Она даже не спросила о таксисте. Оставить нападение безнаказанным? Судя по характеру, Элла Сергеевна вряд ли махнет рукой – не такой она человек. Да и люди в ее окружении имеются серьезные, к кому можно обратиться за помощью. А тут мент, и к тому же бывший.

* * *

Город действительно изменился. В этом я убедился еще раз, неспешно продвигаясь по проспекту. Едва ли не все первые этажи зданий превратились в лавки и магазины – настоящий пассаж. И все что-то продают. Однако странно другое – народ-то покупает. Значит, деньги имеются. Хотя и в прежние времена деньги водились, уж кому как не мне знать. Вместо скромной кофейни – новый магазин, здесь когда-то у меня было место встречи. Вынужденные помощники, проще говоря, агентура. А вы что думали? Народная дружина? Или аналитический склад ума майора Зорина? Разведка в тылу врага – единственное средство, способное получить информацию. Данный факт как и прежде скрывают. Вот и у меня других мыслей, как тряхнуть стариной, не нашлось.

В баре ничего не изменилось – существуют места, которые прогресс обходит стороной. Все знакомо и радует глаз – те же обшарпанные столы, и светильники, похоже, старые, лишь парень за стойкой незнакомый – новая поросль. Пиво, вероятно, протухшее и горькое, или нет, ошибся – приятно, однако. Минут десять подождем на всякий случай – бывают же иногда приятные совпадения. Либо человек столь крепко привязан к своим привычкам, что не может позволить их изменить. Все же сегодня мой день – мужчина с кружкой пива расцвел лицом и без колебания присел за столик. Он изменился – глаза стали другими, более хитрыми и наглыми.

– Как служба, Анатольевич? Ботинки, гляжу, новые справил. А то, право, неудобно за тебя было. Думал с пацанами что ли поговорить – купить тебе новые.

Вот засранец. С ботинками они ловко когда-то придумали – двое наших попались. Скандал был – весь отдел едва со смеха не умер. Достали где-то хмыри партию добротной импортной обуви. И в качестве презента парням предложили. А остальную обувь распространили бесплатно в иных ведомствах. Прекрасные ботинки, вот только цветом, как говорится, детской неожиданности – за версту увидишь. Нынче данный факт называют коррупцией.

– А ты все шутишь, – усмехнулся я. – Веселый ты парень, Афтондил. На пенсии али как?

– На пенсию, Анатольевич, нынче не прожить – сам знаешь. А чего это у тебя с носом? Уж не перевели ли тебя в ОМОН?

– Старый я для ОМОНа, там парни нужны без живота, а у меня видишь, какой вырос?

– Трудовая мозоль, – согласился Афтондил. – По службе или отдыхаешь?

– Совмещаю одно с другим. Приятное с полезным. А нос мне какой-то урод дверью зацепил. Видно, не знал, что я при исполнении.

– Ай-ай-ай, зацепил дверью – нехорошо. Старшим нужно дорогу уступать и место в общественном транспорте. Вот оно – тлетворное влияние Запада. Дверь по носу и дальше пошел. А нос, получается, государственный. Коли ты на службе, и нос твой на службе. Слушай, я вот о чем тебя давно хотел спросить. Чего ты меня тогда отпустил?

– Так я потом тебя все равно поймал.

– Потом – да, потом поймал, а прежде отпустил.

– Я плавать не умею. Совсем плохо плаваю.

– Обманываешь, Анатольевич, я же знаю.

– А если знаешь, чего спрашиваешь?

– Ловко получилось, я и сам не ожидал. Прыгнул, а уж потом думаю – что же я делаю? Испугался страшно, жду, когда и ты прыгнешь. Гляжу – не прыгаешь. Решил ты по мне, как по мишени, стрелять начнешь.

– Я же не зверь.

– Эх, молодость, молодость, – вздохнул Афтондил. – Сейчас ни за чтобы не прыгнул. К чему? А высота там какая? А течение? Хоть фильму снимай. А вот если бы и ты, Анатольевич, прыгнул – другое кино получилось.

– Специализацию не сменил? – перевел разговор на другую тему я.

– Ты чего! Вся страна на колеса встала. Глянь – видишь, стоит? Триста лошадей и все необъезженные. Могу похлопотать за пол цены. Все честно. Любую. Какую скажешь. Белый верх, черный низ или наоборот. Нынче без машины, как без порток. А ты на общественном транспорте. Не уважаешь ты себя, Анатольевич. А другие – как? Как они тебя уважать будут? Или у тебя белый Мерседес? Видел тут как-то – впечатляет. Рявкнул сиреной, у меня едва мошонка не свернулась. Я к ребятам – такую же хочу. Они мне цену назвали – я подавился. Думаю, что же творится! Пиво – вот оно. Как ты его не назови, оно всегда пиво. А тут – штука зелени. С ума сошли.

– Афтондил, – я уже устал от его болтовни, – мне нужна информация.

– Информация? Никаких проблем. Все, что в наших силах. Вот только как быть с рыночными отношениями? Информация денег стоит. Свежая информация, проверенная – одна цена, с запашком – другая. А фуфло я не предлагаю. Я себя нынче, Анатольевич, уважаю. Прежде согласен – молод был, однако сейчас другое кино пошло.

– Деньги буду хорошие, – заверил я, – за слова отвечаю.

– Слушаю, – Афтондил отодвинул в сторону кружку с пивом, тем самым давая понять, что настроен серьезно.

– Парень, который прищемил мне нос дверью, взял портфель.

– Понимаю, – кивнул Афтондил.

– В портфеле документы.

– Понимаю.

– Их нужно вернуть.

– Документы – твои?

– Без комментариев, к делу это не относится.

– Как это не относится? – возмутился Афтондил. – Как не относится! Мы же серьезный разговор разговариваем. Если документы серьезные, такса одна, а не серьезные – другая. Ты меня пойми, как я буду тему тереть, если не знаю, что в теме? Меня же за фраера примут.

– В портфеле были деньги – десять штук зеленью.

– Вот это другой разговор, – Афтондил стал еще более серьезным. – Сколько?

– Пятьдесят.

– Ты же сказал в портфеле десять штук!

– Пятьдесят процентов.

– Пять тысяч! – возмутился Афтондил.

– Получается, пять, – согласился я.

– А документы сколько стоят?

– Считай, что разговора не было, – отрезал я и сделал вид, что собираюсь уходить.

– Ай-ай-ай, какой горячий! Совсем как я в молодости. А давай мы водочки откушаем – веселей беседа пойдет.

– Какая водочка, Афтондил? – я выпучил глаза, старясь придать своему лицу как можно больше возмущения.

– Хорошо! Не надо водочки. Но и горячиться не надо. Давай поговорим как цивилизованные люди.

Он меня уже изрядно утомил, и я сильно пожалел, что ввязался в это дело. Не сказать, чтобы Афтондил был в авторитете, однако следует признать – в курсе многих дел в городе он был. В прошлом занимался машинами. На машине его и взяли. Тогда он спрыгнул с моста. Я – струсил. Ломать себе шею за крепкое рукопожатие начальника и запись с благодарностью в личном деле – перспектива не слишком радужная. Сейчас Афтондил, вероятно, чей-нибудь осведомитель. Иначе трудно объяснить, что он все еще болтается на плаву в темных водах своего криминального бизнеса. На данный факт мне плевать – когда речь идет о деньгах, многие договоренности теряют силу.

– Пять штук не пойдут, – решительно заявил Афтондил. – Никак не пойдут. Ты в доле, я в доле, а как же другие люди? Деньги отдельно, документы отдельно. Я тебе авторитетно заявляю.

– Это твои проблемы, – возразил я не менее решительно. Если не устраивают условия, разговор закончен.

– Семьдесят процентов.

– Пятьдесят пять.

– Шестьдесят пять, – скрипя сердцем, выдал Афтондил.

– Пятьдесят шесть.

– Что ты за человек! – взорвал он. – С тобой невозможно говорить! А если это отморозок какой? Ты подумал? Ты подумал, как мы его искать будем?

– Шестьдесят – мое последнее слово. Я знаю его внешность.

– А что внешность! Еще доказать надо. Твои слова – тьфу. Кто поверит менту! Прости – погорячился. Сам понимаешь, очную ставку организовать не могу, у нас свой базар. Документы – ментовские?

– Нет.

– Уже проще, – смягчился Афтондил. Я так понимаю, ты ни с кем другим не говорил?

– Правильно понимаешь.

– Это важно.

– Я знаю.

– Когда тебя взяли на гоп-стоп и где?

Домой я вернулся несколько усталый – сказалось отсутствие опыта подобных мероприятий. Когда-то я проводил беседы и поинтересней. Иногда много часов подряд – да и возраст дает о себе знать. К чему я взялся за это дело? Хотя, по правде говоря, в успех затеянного предприятия верилось с трудом. Конечно, Афтондил безумно жадный. Не знаю, как сейчас, но прежде за сотню долларов он был готов удавить любого. Обратиться к бывшим коллегам? А к кому, спрашивается, обратиться? Я уже перебрал в памяти не один десяток сослуживцев. Время раскидало многих. Из оперов, кто по-прежнему топтал городские улицы, а не сидел в теплом кабинете, перебирая бумаги, осталось немного. Спасение утопающих дело рук самих утопающих – крылатая фраза и только на первый взгляд вызывает улыбку. Глубокий смысл всей нашей российской действительности. Слова, которые следует высечь на мраморной доске, и водрузить на видное месте.

Вечером я смотрел фильм – ничего достойного, очередной боевик. Однако определенное удивление он все же вызвал тем, что включил я его именно в том месте, где смотрел несколько месяцев назад. Получается, фильм без начала и без конца – помнится, я уснул, и чем завершились страдания героя, не узнал. Чем-то он, бедолага, на меня был похож – его также выгнали со службы, бросила жена, и он, попав в ужасный переплет, был вынужден сражаться и с нашими, и с вашими, и с самим собой. Чрезвычайно популярный у режиссеров персонаж – в меру опустившийся, грубый, но вместе с тем вызывающий непонятную симпатию зрителя. Знаете, что забавно? Как я не крепился, как не старался, все же уснул, так и не узнав, чем дело закончилось. Еще более странное заключалось в том, что я был уверен, месяца через два-три вновь буду смотреть этот фильм и вновь не с начала.

4

Жизнь холостяка имеет определенные преимущества. Не хочешь убирать – не убирай. Пылью зарасти, мохом покройся – никто слова дурного не скажет. Ты даже не поймешь, что квартира твоя уже давно превратилась в свинарник. Именно в свинарнике я и проснулся. Гляжу на окружающий мир и медленно понимаю, что этот мир мой. Как же нужно опуститься и не любить себя, чтобы позволить тараканам бегать по сковороде? Они, вероятно, вообразили себя хозяевами в доме и даже не сделали попытки покинуть помещение при моем появлении. Одного наглеца я раздавил пальцем – он до того разжирел, что не сдвинулся с места, когда я давал ему последний шанс. Второй оказался гораздо сообразительней – юркнул и побежал вдоль стола. Я был взбешен. Откуда у меня в доме тараканы? А потом глянул и все понял – горы немытой посуды. Она возвышалась, как небоскребы на Манхеттене, где я никогда не был. Тронь пальцем, и они рухнут, как братья-близнецы. Кран долго просыпался и не мог сообразить, что от него хотят. А как сообразил, издал такой стон, что испугался бы и тамбовский волк.

Конечно, проще было посуду выбросить и купить новую. Вся проблема заключалась в том, что выбросить пришлось бы всю посуду в доме. Два часа я сражался, не покладая сил, без перекура и перерыва – слушал каких-то двух придурков по радио, которые постоянно шутили над страной, над собой, над чертом и дьяволом. Бога они не трогали. Когда у меня не было работы, в доме присутствовал относительный порядок. По крайней мере, тараканы на кухне не бегали. Еще час я боролся с пылью в комнате – откуда она взялась, если последнее время я постоянно на работе? Затем я заметил, что стекла на окнах словно тонированные. Однако силы явно меня покинули – я сел и закурил. К чему я пришел в свои сорок с небольшим? Не скрою, подобные мысли меня и прежде посещали. Но посещали они меня вечерами, а тут утро. А пришел я к одному и неутешительному факту – жизнь моя не складывалась. Что-то в ней пошло иным путем, а когда – я не понял. Проморгал я этот момент, а сейчас уже поздно. Согласен. Мыть посуду и чистить ковер никогда не поздно, а вот начинать сначала – поздно. Да и кто знает, где это начало? Сегодня не мой день – понял я. Если ко мне с утра лезут вздорные мысли, чего ждать к вечеру? Чтобы как-то взбодриться, отправился в баню – обычную городскую баню. Мне там нравится не только тем, что можно от души похлестать себя веником. Не менее приятно слушать болтовню неизвестных тебе людей – порой бывает забавно. Захожу в пустое помещение – все же рабочий день. Скидываю с себя одежду и прямиком в парилку. Какой-то мужик в старой фетровой шляпе истязает себя уже, вероятно, давно – похож на вареного рака, но только с синим отливом. Дверь, – кричит он. Я как могу сражаюсь с дверь, чем вызываю его недовольство. Он пыхтит, хватает ковш и отправляет добрых полведра на каменку. Через секунду волна раскаленного пара заставляет меня сжаться в комок. Мужик удовлетворенно ахает и начинает вновь себя истязать – лупит двумя вениками что есть силы – наверно, профессионал. Замечаю других любителей пара – все, на что они способны, – лишь наблюдать за этим сумасшедшим, который близок к экстазу. Один за другим они вскоре выскакивают из парилки. Я держусь из последних сил, однако фетровая шляпа решает еще добавить пара – ему прохладно. И чего лезут? – жалуется он, – дверь устал закрывать. Ты тоже выходишь? Нет, – отвечаю я, чувствуя, как уши мои сворачиваются в трубочку. Нужно терпеть – я терплю, не представляя, как в этом аду еще можно хлестать себя веником. И вот так два раза в неделю, – словно прочитав мои мысли, говорит фетровая шляпа. Единственная радость в жизни – березовым веником по городской и пыльной жопе. Вот, думаю, умру – хрен с ним. А как же я там без бани буду? Должна же у них там баня, хоть какая-нибудь, простенькая? Как считаешь? Вряд ли, – говорю, – нет на том свете бани. К чему она? Напрасно, – вздыхает фетровая шляпа. Неужели грязными ходят? А может, предложить – я бы им такую баню организовал! Бани, – продолжаю я, – есть в аду. Как? В аду? – удивляется мужчина, – тогда мне в ад. Я бы и кочегаром пошел. А что – нормальная работенка. С утра до вечера, знай себе, полешки подбрасывай, а в перерыве кури на здоровье. Смотрел тут передачу на прошлой неделе про загробную жизнь. Не видел? Так вот я тебе докладываю. Инкарнация называется. Оказывается, все мы уже однажды жили. Ага. Кто где. А кто и бабой был, а бабы мужиками. Дурдом какой-то. Типа, миссию свою хреново выполнили. Вот ты живешь, а у тебя миссия, вроде задачи имеется. А откуда, на хрен знать, какая она твоя миссия? Жрешь, пьешь, на работу ходишь, а у тебя миссия. Помер, а тебе – погоди. Миссию выполнил? Нет? И вновь, однако на этот раз в другую страну, вроде как для разнообразия. А уж кем быть – мужиком или бабой, как повезет. Повезет – мужиком будешь, а не повезет… как считаешь, вранье?

К жару я уже несколько привык и принялся разглядывать моего нового знакомого. Лет шестьдесят, крепкого телосложения, заросший, словно тайга, живот, уже отмеченная фетровая шляпа и шлепанцы.

– Данная теория не нова, – с видом знатока сообщил я, – теории инкарнации не одна тысяча лет. Еще древние отметили факт дежавю – необъяснимое чувство пережить, якобы уже знакомое прежде состояние. Однако здесь можно поспорить. Некоторые объясняют данный феномен всего лишь генной памятью, которая передается по наследству. Ты чувствуешь, что когда-то чувствовал твой отец или дед. Ничего удивительного здесь нет. Другое дело, воспоминания о прошлом своем существовании. Это уже похоже на мистику. И научного ответа, к сожалению, на данный вопрос не существует.

– А говорил – не смотрел, – возразила фетровая шляпа.

– Читал. Нынче модно писать на жареные темы. Очевидцев найдут, свидетелей, даже тех, кто побывал на том свете, разыщут.

– Про бани они ничего не говорили? Есть там все же бани или нет?

– А вы в завещании напишите, чтобы вам в гроб веник положили.

– И напишу, – без обиды заверила шляпа. – Если бы мне предложили перед смертью исполнить последнее желание, я бы в баню пошел. Смешно? Я мне не смешно – страсть как люблю. У меня сосед за шестьдесят лет ни разу в баню не сходил. В душе своем поплещется и счастья полные штаны. Я ему – дурья твоя голова, ты на свои лекарства денег столько ухлопал, а в бане не был. Это же чистое здоровье! А скоро все бани позакрывают. Я двадцать лет назад негра в бане встретил американского. Он из Америки приехал и сразу в нашу баню. В газете прочитал, что наши бани самые лучшие. Правду, говорит, лучшие. У них там в Америке бань нет. Они там в душе моются, как мой сосед. А знаешь, сколько прежде баня стоила? Тридцать копеек. Как тебе? Это и есть коммунизм. Жили и не ведали, что живем при коммунизме. А много ли человеку нужно? Отвечаю. Если он действительно человек – ничего ему не нужно. В бане помыться и трусы чистые надеть. Все. Ничего ему больше не нужно. Дверь! – заорал диким голосом любитель пара на вновь входящего. – Тебе что, швейцара поставить?

Через десять минут мы продолжил нашу беседу уже вне стен парилки.

– Николай Васильевич, – представился он и снял шляпу. – Пить воду не рекомендую. Вреда, конечно, никакого, однако организму следует помочь. Он, понимаешь, работал, себя в порядок приводил, а ты в него очередную порцию какой-нибудь отрывы. Дай ты ему остыть, дух перевести, а ты в него пива. В чем смысл? У меня, брат, на сей счет своя теория, проверенная на практике. Я тебя прежде не встречал? Память у меня только на цифры худая, а на лица – ого-ого. Как сфотографировал. Так о чем мы говорили?

Вот за это я баню и люблю. Встретить какого-нибудь папашу, у которого одна радость в жизни. Мы еще поболтали, хотя говорил по большей части Николай Васильевич. Если и задавал он вопросы, то сам на них и отвечал – прекрасный собеседник. Говорил он об обыденных вещах, но с каким-то вдохновением – садись и записывай. Мы еще раза два сходили в парилку, где он тут же преображался – брал инициативу в свою руки и делал все по науке. Возражать никто не пытался. И в завершении мы испили прекрасного горячего чая – Николай Васильевич припас на сей счет термос. Из бани я вышел другим человеком – от хандры не осталось и следа. Чудесным образом преобразился и мир вокруг меня, если и не хотелось мне петь, то лица прохожих явно стали добрей.

И вот я опять на своем любимом диване. Сладкая истома и никаких мыслей – одно блаженство. Вот так бы и жил. С утра в баню, ни к чему не обязывающий разговор с очередным Николаем Васильевичем, легкий променаж и в койку. Утверждают, что лень порок. Я с этим не согласен. От ленивого человека никаких проблем. Ему просто лень создавать проблемы. Лентяи и лодыри – чрезвычайно полезные для общества люди. Им на все наплевать. Прежде я таким не был, и вдруг однажды понял, что суета и излишняя активность меня утомляют. Всегда я куда-то спешил. Спешил стать взрослым, самостоятельным, спешил жениться, спешил развестись. Мне катастрофически не хватало времени, мне не хватало рабочего дня, не хватало отпуска – мне всего не хватало. И что? Оказался у разбитого корыта, когда наконец можно не спешить. Я прибежал туда, откуда когда-то отправился в путь. Только прибежал изрядно потрепанный и усталый. Начать с начала?

Телефон у меня звонит крайне редко. Иногда он вообще не звонит – данный факт меня особенно не беспокоит. И стоит телефон в моей квартире скорей как вынужденная связь с человечеством и дань времени. Ну никак без телефона сегодня не обойтись, хотя сам аппарат – древний, произведенный двадцать лет назад. И цена имеется – двадцать девять рублей. Цвет жуткий – оранжевый, как прежде говорили – пожарный.

Телефон звонит – напоминает о своем присутствии довольно визгливым голосом. Интересно, кто это может быть? Кому в голову пришла идея мне позвонить? А вдруг это Элла Сергеевна? Решила узнать о моем здоровье, а заодно немножко поболтать. Подобная мысль придает мне силы, я поднимаюсь со своего любимого дивана. Алло, – говорю я, пытаясь вложить в голос больше душевного тепла.

– Скворцов – это ты?

Идиотское начало для разговора. К чему говорить Скворцову, что он Скворцов? Во всем мире подобный вопрос может задать только один человек – моя бывшая. За все годы совместного брака я так и остался Скворцовым. И фамилию свою девичью она сохранила – знала наперед, что придется разводиться. К чему лишние хлопоты? К чему менять документы, собирать справки и стоять в очередях?

– Ну? – отвечаю я.

– А чего это голос у тебя вроде как радостный сначала был? – спрашивает она.

– В баню ходил. А сейчас лежу на диване. И так мне хорошо лежать – никто не мешает, не дергает, не пристает, глупых вопросов не задает… я наконец узнал, что такое счастье. А до этого навел в доме порядок и подумал, а не сделать ли мне ремонт?

– Как – ты так и не сделал ремонт? – удивилась она. – Скворцов, по тебе еще тараканы не бегают?

– Одного я сегодня убил. Второй позорно бежал, – признал я. – Как поживает твой очередной муж? Забыл – как его?

– Как поживает? Вот у него и спроси. А я прекрасно поживаю, чего и тебе, Скворцов, желаю. Я к тебе по делу.

Еще бы! Не на свидание же она меня приглашает, ведьма коварная. Три месяца не звонила – хоть ты сдохни. Скоро забудет, как я выгляжу. На улице встретит и мимо пройдет – не узнает.

– Скворцов, я тебе работу нашла.

Ха! Она мне нашла работу! Пусть скажет кому-нибудь другому. Нашла она мне работу! Это надо же такое придумать! Поди, дырку где-нибудь нужно заткнуть, и лучшей кандидатуры, чем Дима Скворцов не нашлось.

– Это все? – спрашиваю холодно.

– Не хами, Скворцов! Если у тебя скверное настроение, это еще не значит, что человеку можно хамить.

Она – человек? Она – ведьма. Обвела вокруг пальца, попользовалась и бросила. Так же она поступит и со своим новым муженьком – как его? Наивный идиот. Какая любовь, когда бабе под сорок? А-а-а-а, понимаю, это у него пионерская любовь проснулась, так сказать, напоследок бес в ребро.

– Дорогая моя, – вложив сто пудов иронии, продолжил я, – чрезвычайно тронут твоим вниманием. Твоя забота не знает границ. Однако ты опоздала – я уже давно работаю.

– Где? Где ты работаешь?

– Не твое собачье дело, радость моя. Где хочу, там и работаю. Прекрасный коллектив, отзывчивые люди, достойная зарплата – я купил себе новые ботинки. Меня ценят, уважают, два месяца не беру капли в рот – даже пива. Сегодня в баню ходил. С Николаем Васильевичем пили чай – он меня угощал. Думаю, сделать ремонт. Найду мастера и обязательно сделаю ремонт. И посуду новую куплю.