Текст книги "Наследник (СИ)"
Автор книги: Анатолий Логинов
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Пролог
Большая игра (англ. Great (Grand) game,
другое русское название – Война теней)
– геополитическое соперничество
между
Британской и Российской империями
за господство в Азии
в XIX – начале XX веков.
В широкий оборот термин
введен Редьярдом Киплингом.
«Бурные, пахнущие порохом и мятежами двадцатые, смутные, несущие непонятные перемены тридцатые, грозовые, стоящие на пороге войны сороковые закончились временем переговоров и договоров пятидесятых и наступающей эпохой стабильности шестидесятых. Собиравшиеся над миром тучи следующей Великой войны, еще более разрушительной, чем прошедшая в начале века, развеяли ветры новой геополитической ситуации. Появление лучеактивного или, иначе – ядерного оружия, сделало нападение на державы, им обладающие, слишком рискованным и дорогостоящим. Наличие данного сверхмощного оружия поставило перед военными новые, ранее не встречавшиеся проблемы и требования. Создание же первых, пусть еще несовершенных межконтинентальных баллистических ракет – полностью перевернуло всю геополитическую систему сдержек и равновесия, установившуюся к этому времени…» – мальчишка, читавший книгу, неожиданно отложил ее в сторону и встал из-за стола. Прошелся по комнате. Подошел к окну, за которым бушевала непогода. И застыл, задумчиво глядя на стекающие по стеклу струйки.
«Вторая книга и опять тоже самое предсказание. Стабильность, – он непроизвольно передернул плечами, словно сбрасывая с них рюкзак. – Скука смертная. А как же приключения и подвиги? Зря я выбрал воздушную кавалерию, если верить писателям, служить будет одинаково скучно, что где-нибудь в провинциальном гарнизоне, что в гвардии. В гвардии хотя бы на вакации можно будет дома чаще бывать… Но может мне все же повезет?» – в изгибах текущей по стеклу воды ему вдруг привиделись падающие вниз фигурки парашютистов.
В дверь негромко постучали.
– Да, папа! – крикнул он.
Вошедший мужчина, облаченный в черный морской повседневный мундир, высокого роста, стройный и гибкий, несмотря на возраст, очень напоминал мальчика. Разве что сильно повзрослевшего. Еще, пожалуй, соотношение роста и возраста сына позволяло предположить, что таким высоким, как папа, ему точно не вырасти.
– Чем занят, Олежка? – оглядев комнату, уточнил он. – Опять читаешь умственные книжки, – промелькнувшие в голосе иронические нотки явно намекали на то, что вошедший шутит
– Читаю Месснера[1], – серьезно ответил сын, приглашающе махнув рукой. – Интересно же…
Отец кивнул, словно подтверждая слова сына и прошел к столу. Усевшись на стоящий сбоку стул, он еще раз бросил взгляд на стол. На котором, кроме раскрытой книги Месснера, лежала еще стопка толстых солидного вида томов. Тот же Месснер, Леер, Вандам и еще несколько серьезных военных трудов.
– Может все же передумаешь, Олле? – негромко спросил папа подошедшего и застывшего напротив сына. – Мама будет рада, если вместо Тверского кавалерийского ты выберешь Пажеский корпус. Учитывая твои увлечения такими книгами… – он вздохнул, печально подумав, что старшенького такое читать не заставишь и под угрозой расстрела. – А там – Преображенский полк…
– Нет, папа, – упрямо ответил Олег. – Сам же учил – решил, значит выполняй. И вообще… «Ordre, Contreordre, Desordre» (приказ, контрприказ, беспорядок) – мальчишка выразил эту максиму[2] Наполеона по-французски без малейшего акцента.
– Не обижайся, сын, – мягко сказал отец. – Мама просила поговорить, – он замолчал, глядя на медленно краснеющего и надувшегося мальчугана. – Эй, на палубе, – окликнул папа начавшего закипать сына. Отчего тот моментально вытянулся в некую пародию на стойку смирно и начал успокаиваться. – Раз не передумал, готовься. Послезавтра выезжаешь. Но учти – поступать будешь без протекции. Завалишь испытания, не вздумай мне жаловаться…
– Не завалю, папа. Честно, пречестно! И жаловаться не будет нужды, – теперь мальчишка выглядел так, словно обнаружил под елочкой долгожданный рождественский подарок. – Ты знаешь, я с прошлой недели каждое утро уже по пятнадцать раз подтягиваюсь.
– Ну и молодец, – поднялся со стула отец. – Тогда пошли. Сегодня нам дядюшка прислал новый сорт – китайский чай из Циндао…
Примечания:
[1] Евгений Эдуардович Месснер (1891–1974 г.г.) – офицер, в нашей реальности – Генерального штаба полковник Русской Императорской Армии, профессор военных наук, белогвардеец, военный теоретик в эмиграции. Известен как автор книги «Всеобщая мятежевойна». Предвидел целый ряд инноваций в военном деле и описал потенциальные последствия их внедрения для стратегического баланса сил и ход исторических событий
[2] Небольшое высказывание, цитата, текст нравственного содержания, а также правило поведения приятое кем-либо
Тяжело в учении
Восемь-шесть-двенадцать-пять –
двадцать миль на этот раз,
Три-двенадцать-двадцать две –
восемнадцать миль вчера.
(Пыль-пыль-пыль-пыль –
от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
Р. Киплинг «Пыль»
Дневник великого князя Олега
30 августа 1960 г. Понедельник. После прохладной ночи наступило ясное и теплое утро. Наконец-то исполнилось. Выдержал. После обеда выдавали форму. Получил несколько комплектов сразу. Под ворчание старого дядьки[1], что на нас этого добра не напасешься, словно на нас это все горит. Похоже, папа прав и скоро мне будет не до записей в дневнике.
Российская империя. Учебный лагерь Тверского кавалерийского училища. Сентябрь 1960 г.
– Эскадрон! Стой! Напра – во! Равнение – на середину! – унтер-офицер Семенов, с показной лихостью, словно на параде, шагая строевым, в пару мгновений добрался до невысокого крыльца. На крыльце одноэтажной деревянной казармы стоял похожий на статую невысокий, несколько располневший поручик. Одетый в форменную рубашку с голубыми погонами и короткими рукавами, в бриджах, заправленных в высокие прыжковые ботинки и в фуражке с голубым ободком. На лице его выделялись черные гусарские усики.
– Господин поручик, первый эскадрон на развод прибыл. Докладывает унтер-офицер Семенов!
– Командуйте «вольно», – небрежно бросил ему поручик, и тут только по шевелению этих щеголеватых усиков стало ясно, что это обычный человек. Унтер выполнил указание и остался стоять рядом с офицером, но не на крыльце, а рядом с ним, словно посредник между ним и стоящими строем парнями.
– Господа рекруты, – начал поручик негромко четким, спокойным и уверенным голосом, – довожу до вашего сведения, что с сегодняшнего дня я, поручик Оболенский Павел Георгиевич, ваш командир. Поздравляю вас с тем что с сегодняшнего утра вы стали первым учебным эскадроном первого учебного дивизиона Тверского кавалерийского училища и кандидатами в юнкера. Но не радуйтесь заранее. Вы – именно кандидаты, а не юнкера. И не все из вас станут ими. С завтрашнего дня у вас начнется рекрутский курс подготовки. От того, как вы его пройдете и сможете ли вообще его пройти будет зависеть ваша дальнейшая судьба. За это время вы пройдете множество испытаний и сделаете три первых прыжка с парашютом и как минимум одну высадку с винтолета. Предупреждаю, будет не просто трудно, а очень трудно. Но все эти трудности – только начало превращения шпака в настоящего офицера воздушной кавалерии. Мы – воздушная кавалерия, мы – острие копья вооруженных сил Империи. Служить в нашем роде войск достойны только самые лучшие. Поэтому весь период учебы трудности будут только нарастать. Хорошо обдумайте и взвесьте свой выбор. Учтите, что в течение этих трех месяцев вы можете безболезненно уйти или перевестись в практически в любое другое военное училище. Прошедшие наши экзамены обычно легко становятся офицерами любого другого рода войск и даже отлично учатся в гражданских университетах. Подскажу, что мне не ставят задачу сделать вас всех юнкерами. Даже если из всего эскадрона к концу курса останется даже один курсант, я свою задачу выполню. Поэтому еще раз обдумайте и решите, стоит ли вам терять время и подвергать себя тяжелым испытаниям. Желающие могут подойти ко мне сразу…, – поручик неожиданно улыбнулся и добавил. – Нет желающих? Хорошо, господа рекруты. Сейчас я передам вас в руки вашего непосредственного начальника на весь период курса, который и будет заниматься вами во время отсутствия офицеров-воспитателей. Унтер-офицер Семенов, вызовите вахмистра Шварцмана.
– Есть! – унтер каким-то непостижимым для обычного человека образом плавно обогнул офицера и исчез в дверях казармы.
Через пару минут рядом с офицером на крыльце появился самый настоящий гном из новомодных сказок для взрослых сочинителей Стругацких. Ниже офицера на голову, он был раза в три шире в плечах. При этом, как ни странно, казался вполне пропорционально сложенным. А мышцам на руках, выглядывающих из коротких рукавов форменной рубашки, мог позавидовать и цирковой атлет.
– Господа рекруты. Вахмистр Клаус Иванович Шварцман в отсутствие офицерского состава является старшим по эскадрону. Все его распоряжения и приказания выполняются, как отданные мною. Вам ясно?! – неожиданно повысил голос поручик.
– Ясно! Так точно! – пока еще вразнобой и не всегда по уставу, но сравнительно дружно ответил строй учебного эскадрона.
– Вахмистр, не забудьте, – обратился поручик к Шварцману с ухмылкой, – рекрутов надо потренировать отвечать командиру…
Шварцман ответил неуловимо быстрым почтительным кивком.
– Будет исполнено, господин поручик, – добавил он густым басом.
– Командуйте, – разрешил, ухмыльнувшись, Оболенский. Развернулся и скрылся в дверях казармы.
– Эскадро-он! – команда, произнесенная громко и таким мощным басом, ударила по ушам не хуже взрыва гранаты. – Нали-ву! Бе-го-ом марш!
Унтер продублировал команды и рекруты, не без недоразумений развернувшись налево, помчались, словно лоси во время гона, вслед за вахмистром. Оказавшимся на удивление весьма шустрым и успевшим после отдачи команды не только соскочить с крыльца, но и оказаться далеко впереди строя.
Впрочем, пробежка оказалась короткой, через пару минут рекруты уже стояли, с непривычки запаленно дыша, на хорошо знакомом им стадионе. На нем абитуриенты сдавали нормативы по физической подготовке во время поступления.
– Ну что, папуасы недокормленные, – тон голоса Шварцмана явно не обещал ничего хорошего. – Утром «соколку»[2] делали? Вот сейчас еще дополнительно разомнетесь. Для начала – пару кругов вокруг стадиона. Напра-во! Бе-го-ом арш!
И они побежали. А потом были снаряды и неожиданно для всех – полоса препятствий. Как заметил вахмистр в ответ на чей-то недоуменный возглас: – В бою вас тоже никто предупреждать не станет.
Пока гражданские в сущности парни пытались преодолеть хитро задуманные препятствия, вахмистр отошел к установленным как раз напротив полосы препятствий брусьям. И легко, словно дразня запыхавшихся рекрутов, отжался двадцать раз, бросая тренированное тело вверх, словно пушинку.
Все время, пока их гоняли в хвост и в гриву, словно лошадей перед скачками, в голове Олега крутилась дразнилка, которой он частенько доставал Константина и младших братьев: «Красивый – в кавалерии, умный – в артиллерии, хитрый – на флоте и дурак – в пехоте». И думал о том, что дураки то как раз в воздушной кавалерии, где гоняют так, что пехоте и не снилось.
Перед обедом им дали ровно четверть часа, чтобы прийти в себя, а после обеда щедро предоставили полчаса, чтобы отдохнуть и приготовить письменные принадлежности. После чего повели в большой класс, скорее даже университетскую аудиторию, расположившийся в соседнем бараке.
Последовали неизбежные команды, некоторое время на устранение возникшего при посадке по местам беспорядка, и в аудиторию вошел поручик Оболенский.
Рекруты дружно подскочили по команде «смирно», после чего вахмистр четко доложил, что первый эскадрон на вводную лекцию прибыл.
– Садитесь, – приказал поручик и вахмистр продублировал команду, после чего прошел и сел где-то за спинами парней.
– Господа рекруты, – начал Оболенский неожиданно громким и четким голосом. – Сегодня я расскажу вам историю нашего рода войск. Можете записывать, можете просто слушать, экзаменовать по данной лекции вас никто не будет… Первые переброски войск по воздуху провели германцы во время Великой войны в период разгрома бывшей Австро-Венгрии. Отделения егерей, усиленные расчетами ружей-пулеметов, перебрасывались на дирижаблях к городам, в которых разведка германцев заранее создавала ячейки из прогермански настроенных этнических немцев и других бывших подданных Габсбургской империи. При поддержке этих боевиков отряды егерей, как правило без боя или с после незначительного боестолкновения захватывали город, тем самым закрепляя его и окружающую территорию за Германской империей… Однако такой способ заброски и высадки войск мог быть использован только в сложившихся на данном участке фронта и в то время условиях – при полном отсутствии противовоздушной обороны и дезорганизации войск противника. Использовавшиеся для транспортировки войск дирижабли Шютте-Ланца и Цеппелина, заполненные водородом, были очень уязвимы к обстрелу противника и пожароопасны… А кроме того требовали специальных мероприятий при посадке на землю. Необходимо учитывать также, что высаживающиеся войска легко могли быть уничтожены до развертывания в боевые порядки. Однако этот опыт не пропал и после анализа и корректировки лег в основу плана захвата Эдзо русскими войсками. Так как никаких тайных ячеек на этом острове российская разведка создать не могла, то для обеспечения высадки использовались специальные разведывательно-саперные группы. Выбрасываемые с парашютами или высаживаемые с моря, они выходили в заранее намеченные точки посадок дирижаблей, куда и перебрасывались высаживаемые войска. Поскольку одним из требований при разработке операции была быстрота захвата острова, к высадке привлекали в первую очередь кавалерийские части. Планировалось использовать захваченных на месте лошадей. Практически сразу выяснилось, что расчет на местные ресурсы не оправдался. Что не помешало десантникам захватить остров. Так появилась традиция комплектовать перебрасываемые по воздуху десантные части кавалеристами и название нового рода войск – воздушная кавалерия…
Лекция оказалась очень интересной даже для Олега, много читавшего про выбранный им род войск. Поручик приводил малоизвестные факты, рассказывал об известных событиях с непривычной точки зрения. Так, широко описанная героическая оборона Бодуна[3], оказалась, с точки зрения поручика, просто итогом ошибочных действий командования и русского, и китайского. А высадка воздушной кавалерии в этом бою – образцом неправильных действий. Олег первоначально возмутился, мысленно конечно, но четкие объяснения поручика не оставили ни малейшей лазейки для сомнений.
Потом Оболенский рассказал об участии воздушной кавалерии в Тихоокеанской войне и возвращении под российскую руку колоний, завоеванных в итоге Великой войны и утерянных во время «бурных двадцатых». От истории лектор постепенно перешел к современности, рассказав, как созданные в сороковых Сикорским винтолеты послужили реорганизации части воздушной кавалерии в войска, способные высаживать тактические десанты в ближайшем тылу врага. Немного описал технику, имеющуюся в войсках, начиная с легких грузовозов и заканчивая легкими броневиками с такими же бронетранспортерами. Упомянул о наличии десантной артиллерии и реактивных систем залпового огня. Рассказал про десантные парашюты, ведущие свою родословную от русского ранцевого парашюта инженера Котельникова. Закончил поручик лекцию заверением, что все, кто закончит училище познакомятся со всей этой техникой поближе. А потом неожиданным заявлением, что сегодня у рекрутов самый спокойный день и поэтому они могут не торопясь обменяться впечатлениями об услышанном в аудитории. Действительно, эскадрон так и остался сидеть в аудитории до вечера, причем вахмистр ушел. Оставшийся же зале унтер сидел в сторонке спокойно, как мышка и не мешал парням расхаживать по аудитории, обмениваться впечатлениями и спорить. Но как только спор переходил определенные границы и мог закончится ссорой, а то и дракой, унтер-офицер появлялся рядом. Причем неожиданно и бесшумно, словно привидение. Отчего все споры сразу увядали, как пожар под напором подаваемой насосом воды.
Слова поручика Оболенского о спокойном дне оказались вовсе не шуткой, как подумал Олег. На следующей день начался тот самый кошмар, именуемый рекрутским курсом.
Шагистика сменялась сокольской гимнастикой, гимнастика строевой подготовкой, а та – преодолением полосы препятствий под огнем… и так по кругу. Полчаса на завтрак, час на обед и полчаса на ужин. Плюс личное время, которое обычно уходило на приведение в порядок формы. Которую, кстати, они уже несколько раз сменили. Потому что ни одна форма больше недели не выдерживала. К тому же все передвижения – только бегом…
– Строиться, обезьяны! Запевай, папуасы недокормленные! – вахмистр смотре на поредевший строй – Что понурились, бабуины! Всего-то три версты пробежали, а тащитесь как пассажирский поезд Москва – Порт-Артур. Ножку! И раз, и раз… и раз, два, три! Песню!
– Как новичок в десанте, он от страха весь дрожал.
Проверил парашют он и что дальше будет ждал.
Летел он в самолете, под двигателей рев:
«Он не будет прыгать вновь!»
Кровавый, очень странный выбран способ умереть,
Кровавый, очень странный выбран способ умереть,
Кровавый, очень странный, остается только спеть:
«Он не будет прыгать вновь!
– Оставить песню! – ошеломленный вид Шварцмана, не ожидавшего, что его рекруты споют, вместо обычных строевых, песню штатовских десантников, радовал парней недолго. Клаус сразу нашел выход из положения:
– Бегом, арш!..
Спасали от этой армейской карусели только наземная подготовка и стрельбы. Стреляли на ближайшем полигоне, куда бегали со всей выкладкой раз в три дня. Для стрельбы им выдали старенькие винтовки образца восемьсот девяносто первого года, доработанные под новый патрон. А на уроках наземной подготовки рекруты детально изучали устройство и практическую укладку парашюта, старательно тренировались, неоднократно повторяя различные элементы прыжка. В том числе «прыгали» с макета самолета – стоящего на земле старого списанного Си-ДвадцатьДва с отрезанными крыльями. Изучали, пока в теории, управление парашютом в воздухе, приземление, сбор парашюта после приземления. Потом шло выполнение прыжка с парашютом с вышки и обучение десантированию в составе подразделения.
А потом настал день первого прыжка. Легкий К-четыре взмыл в воздух, унося в своем корпусе шестерку будущих десантников и инструктора. Самолет набирал высоту, а взволнованный Олег смотрел на сидящего напротив всегда невозмутимого Остапа, из полтавских малороссов, и надеялся, что на его лице испуг не нарисован столь же откровенно. После команды «Встать!» стоящего у открытой двери инструктора, все десантники с лицами, в основном сильно искаженными мужеством, неуклюже соскочили со своих скамеек. Перестроились в одну шеренгу. И развернулись, цепляя крюки парашютов за специальный трос. Отчего стоящий первым Олег перестал видеть что-нибудь, кроме открытой двери за которой голубела бездна неба.
Вспыхнувшая лампочка и крик инструктора: «Пошел!», скользнули где-то по краю сознания. Почувствовав толчок в плечо, Олег просто шагнул вперед. И начал мучительно долго падать, считая про себя»
– «Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три. Где…?»
Тут его с силой дернуло вверх, падение сменилось полетом и успокоившийся Олег наконец смог осмотреться. И насладиться красотой неба и земли. Внизу виднелись желтые и черные квадраты полей. Далеко вдали темнел край леса с игрушечными, размером со спичечный коробок, сельскими домиками. Острота новых впечатлений захватила Олега целиком. Он с жадностью запоминал свои ощущения, стараясь не пропустить, не забыть ничего, чтобы потом описать в письмах родным и в своем дневнике. И увлекшись, чуть было не пропустил момент приземления. Спас его отвлекший от созерцания дикий крик прыгнувшего позже него и летевшего чуть выше Остапа.
Земля твердо ударила по ногам успевшего сгруппироваться Олега, свалив на бок. Однако он успел захватить две нижние стропы и, накрутив их на кисть, погасить купол. Встал и увидел приземляющегося неподалеку, продолжавшего что-то кричать Остапа. И победно засмеялся, осознав, что сделал еще один шаг к своей мечте…
Тихий океан. Десятая оперативная эскадра ТОФ[4]. Октябрь 1960 г.
Приближающийся шторм пока уже чувствовался в усилении порывов ветра и волнения на поверхности моря. Однако командир дисколета «Сова», появившийся в пассажирском отсеке дирижабля, оставался невозмутим и спокойно доложил, что воздушный корабль приближается к флагману эскадры.
– … Из-за ухудшения погоды высадку можно производить только беспосадочным методом, господин адмирал, – закончил он доклад.
– Ничего страшного, господин капитан второго ранга. Готовьте высадку, – контр-адмирал Белов, выглядевший моложе своих сорока лет, с усмешкой посмотрел на изменившееся лицо своего флаг-офицера и старательно изображающего невозмутимость командира «Совы».
Напоминающий огромную летающую тарелку, накрытую крышкой, дисколет плавно, слегка покачиваясь при порывах ветра, заходил с кормы на флагманский корабль эскадры, авианосец «Император Николай Второй». Но причальную мачту на авианосце поднимать не стали. Дисколет снизился над палубой и выбросил гибкий трап, нижний конец которого палубные матросы зацепили за специальные крепления. Но даже с учетом умелого парирования колебаний воздушной тарелки во время порывов ветра летчиками «Совы», спуск пассажиров на палубу походил на цирковой номер. Из тех, которые сопровождаются криками: «Только один раз! Смертельный номер!»… Но каким-то чудом все обошлось без смертей и даже без происшествий. Хотя спустившийся последним флаг-офицер выглядел словно приговоренный к казни, вытащенный из-под петли в самый последний момент.
Между тем погода очень быстро портилась. Налетевший ветер уже поднимал огромные волны, все больше и больше захлестывающие корабли. Поэтому палубный матрос акробатическим маневром отцепил трап, который сразу же начал болтаться из стороны в сторону. Дисколет, на ходу втягивая трап внутрь, отвернул в сторону и начал набирать высоту, одновременно набирая скорость и убегая куда-то на восток, подальше от надвигающегося шторма. А встречу на палубе не стали затягивать. Поздоровались, адмирал приказал: «Без доклада». И сразу, балансируя на заметно качающейся даже у огромного авианосца палубе, отправились к «острову»[5].
В просторном командном центре, кроме дежурной вахты, прибывшего контр-адмирала ждали старший офицер корабля и старшие офицеры, или как сейчас стало модно говорить «начальники боевых частей». Ждали у карты-планшета с нанесенной на нее обстановкой. Дружно поздоровались.
– … Господа офицеры, задача нашей эскадры, – поздоровавшись в ответ, адмирал перешел к инструктажу. – как вы понимаете, остается прежней. Сохраняя вторую степень боеготовности мы должны продолжать крейсировать в заданном районе, разделяя территориально эскадры североамериканцев и германцев. В связи с метеоусловиями разрешаю всем кораблям, кроме дежурных кораблей дальнего РОН дозора, ввести первую степень боеготовности, – адмирал вдруг подмигнул и неожиданно улыбнулся. – Без чинов, господа. Ну что, господа офицерА, штормовать, так штормовать?
– Так точно, Михаил Михайлович, – степенно ответил за всех командир авианосца капитан первого ранга Дудоров. Добавив скаутский лозунг. – Всегда готовы.
– Ну, раз готовы, расходимся по своим постам. И ждем, когда Нептун наконец перестанет злиться, – разрешил адмирал. И добавил своему флаг-офицеру – Алексей, ты к связистам сходи. Пусть на корабли ДРОН передаст, циркулярно, чтоб бдительность усилили. А то кто-нибудь из наших «партнеров» – он так выделил это слово, что все невольно усмехнулись, – попробует провокацию устроить, пользуясь непогодой.
А шторм усиливался ежеминутно. Даже авианосец обдавало целыми водопадами, достигавшими, казалось, ходового мостика. При этом все корабли болтало, как игрушечные. Легкий крейсер «Боярин» при повороте накрыло волной так, что он почти лег на бок. Казалось еще немного и он перевернется. Но в последний момент крейсер чудом качнулся в обратную и выровнялся. На командный пункт авианосца, являющийся также и пунктом управления эскадры, непрерывным потоком шли донесения об отказах в различных системах кораблей. Шторм, бушуя, буквально обивал корабли волнами, разбивавшимися о настройки и оставлявшими, отхлынув в воздухе, на надстройках, мачтах и на корпусе корабля всепроникающую мелкую водяную пыль, не считая увесистых брызг. Вот эта водяная пыль и брызги, поднимавшиеся выше самой высокой мачты. Оседавшие на всем подряд, а затем постепенно замерзавшие на них, приводили к помехам или к отказам антенных систем. Большинство эсминцев оказались фактически безоружны против воздушного противника – применять зенитное вооружение из-за сильного волнения и обледенения конструкций надстроек стало практически невозможно. Через час адмирал отозвал ближе к ордеру эсминцы ДРОН. Держать их в охранении с плохо работающими или вовсе отказавшими радарами не имело смысла. Немногим лучше держались более крупные крейсера, особенно тяжелые. Но еще через полчаса отказы радиоэлектронных систем начались и на них. Но доставалось не только крейсерам и эсминцам. Тяжело приходилось даже таким сравнительно крупным кораблям, как авианосец «Император Николай Второй» водоизмещением в восемьдесят тысяч тонн и линкор «Кинбурн» с его сорока пятью тысячами.
Но хуже всего пришлось двум немецким фрегатам, шедшим в качестве наблюдателей рядом с эскадрой. Сейчас вместо наблюдения за маневрированием русских они отчаянно боролись со стихией за само свое существование. Немецкая привычка экономить на тоннаже «вспомогательных» боевых кораблей сказалась в сложившихся штормовых условиях не самым лучшим образом. Частенько волны захлестывали их почти полностью, оставляя торчащим из бурлящего моря только мачту и верхушки дымовых труб. Ни о каком наблюдении и речи не шло. Но вот несколько приятных моментов своим «поднадзорным» они наверняка доставили.
Вообще, отношения между Германией и Россией, по-прежнему формально считавшимися союзниками по Континентальной Коалиции, оставались холодными с сороковых годов до настоящего времени. Воинственная политика кайзера Вильгельма Третьего, оттеснившего от престола и государственных дел папашу, рассорила в то время Германскую империю со всем миром. А проигрыш американцам в Тихоокеанском Конфликте, порой именуемым даже войной или локальной войной, заставил его попытаться сменить направление экспансии на российское. Официально все попытки закончилось после подавления русскими очередного польского восстания. А неофициально, особенно среди офицеров было известно не только о конфискованном оружии богемского производства. Но и о некоторых уроках, вынужденно прописанных российскими войсками силой оружия своему коварному «союзнику». Бои между броневиками «польской» бронекавалерийской бригады и Первой лейб-гвардии кавалерийской дивизии изучали даже в академиях иностранных армий… Так что сейчас в экипажах кораблей десятой оперативной к присутствию рядом германских «союзных» наблюдателей относились скорее, как досадной помехе. А испытываемые немецкими моряками трудности вызывали не сочувствие, а скорее злорадство у всех стоящих на ходовом мостике. Тем более, что все отлично знали почему сейчас эскадра, вместо того чтобы уйти из штормовой зоны, моталась по штормовому району, изображая миротворцев.
Контр-адмирал Белов отдыхал, если конечно это можно назвать отдыхом у себя в каюте, когда в радиорубку пришло срочное сообщение. После которого его вызвали на мостик.
– Что? Атаковали торпедами? Подводные лодки? Предположительно, германские? – сказать, что адмирал удивился, стало бы сильным преуменьшением. – В этом квадрате? У них же там точно такая же погода, что и у нас. Не так ли?
– Так, Михаил Михайлович, – подтвердил вахтенный офицер. – Метеорология обещает, что такая погода продлится не менее трех часов.
– … – то, что негромко высказал Белов и услышал только стоящий рядом вахтенный, могло составить честь даже автору «малого петровского загиба». – Какая торпедная атака? По счислению? Или вообще наудачу?
Действительно, в такой шторм ни одна подводная лодка на перископную глубину не поднимется, даже если командиру ее пообещают отдать половину золотого запаса любой империи. Сейчас любая субмарина сидит на максимальной глубине, пережидая волнения на поверхности. И даже акустика сейчас бессильна, забитая шумами шторма.
А в сообщении утверждалось, что корабль Соединенных Штатов Америки «Хью Лонг» получил повреждения в результате торпедной атаки.
Это происшествие могло привести к новому конфликту. В котором досталось бы всем, включая пытающихся разделить враждующие стороны русских. А с учетом того, что у всех трех государств на вооружении были ядерные боезаряды, как на суше, так и на кораблях и межконтинентальные ракеты, локальная войнушка где-то на задворках мира могла закончится совсем неожиданной всеобщей войной. Оставалась слабая надежда, что до окончания шторма обе стороны друг друга обстреливать и бомбить не начнут. А там могли успеть вмешаться политики. Тем более, что президенту Фобусу и Демократической партии война перед выборами совсем не нужна. К тому же и кайзер Фридрих Четвертый, это не Вильгельм Третий Неистовый и прежде чем принимать какое-то решение, будет взвешивать все шансы.
САСШ (USA). Вашингтон. Белый Дом. Октябрь 1960 г.
– Они что, действительно так собираются сделать?
– Полагаю, что да, сэр.
– Русские, – пожал плечами президент. – Они всегда отличались своей загадочной логикой. Но надо признать, сейчас это нам на руку. До выборов осталось слишком мало времени. Избиратели не поймут, если я сейчас втяну страну в конфликт. Черт с ними, этими рудниками и этими долбанными чилийскими политическими проститутками. Не так ли? Разберемся потом… А, кстати, что сообщает «Джон, бегущий от бомб»?
– Контр-адмирал Джон Кроммелин, сэр, – советник президента по безопасности Дин Раск держался более официально, чем хозяин Овального кабинета. – сообщает, что повреждения «Лонга» не позволяют использовать с него авиацию. А один «Индепеденс» в борьбе одновременно с двумя авианосными группами вероятнее всего потерпит поражение…
– Подтверждаю, джентльмены. Адмирал прав, – вставил свое замечание министр флота Джон Кеннеди. Подтверждение единственного среди присутствующих имевшего боевой опыт, к тому же как раз морского, офицера проигнорировать было просто невозможно. Всем пришлось призадуматься.