Текст книги "Архимаг (ЛП)"

Автор книги: Анатолий Вассерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Высшая Жрица Сос’Ампту, сидящая рядом с Далией, невозмутимо улыбнулась, словно её совсем не заботило, что нити кукловодов стали видны зрителям.

– Тос’ун Армго погиб достойно, – смело произнесла Мать Бэнр, резко меняя тему, пока разговор не дошел до открытой демонстрации сил. – Он ехал в бой на Аурбанграссе, сыне Араутатора. И даже Тиаго был рядом с ним. Там, над полем боя, они встретились с противниками белых драконов, двумя медными ящерами. Если и есть какие-то причины для твоего негодования, Матрона Мать Мез’Баррис, то, быть может, в начале тебе стоит вспомнить, что ни я, ни кто-либо другой в Мензоберранзане не может управлять драконами, в особенности – металлическими.

– А Доум’вилль? – выпалила Матрона Мать Мез’Баррис, и сразу пожалела о том, что вообще открыла свой рот, особенно учитывая предыдущее замечание Матроны Дартиир.

Семеро из девяти членов правящего совета открыто посмеялись над замечанием Мез’Баррис. Только Жиндиа Меларн из Шестого Дома сидела с угрюмым лицом, без сомнения, разделяя подозрения Мез’Баррис. Это не случайность или превратность судьбы, что ни Тос’ун Армго, ни его дочь Доум’вилль не вернулись из кампании на поверхности, и что все остальные – Тиаго из Дома Бэнр, Равель из Дома Ксорларрин и Сарибель из обоих Домов – снова послужат аристократами восстановленного Дома До’Урден.

Любые возражения Мез’Баррис способные оказать влияние на воссоединение благородных Дома До’Урден были заранее разбиты.

Город принадлежал Матроне Матери Бэнр.

Все еще.

Мез’Баррис взглянула на Жиндию Меларн. Она никогда не питала особой любви к фанатичным жрицам Дома Меларн, но ей казалось, что теперь им суждено вступить в союз, принимая во внимание беззастенчивый и нескончаемый захват власти Матроной Матерью Бэнр.

Она перевела взгляд на Миз’ри Миззрим, чей союз с Домом Бэнр имел, без сомнения, непостоянный характер. Миз’ри шла по тонкой грани между конкурирующими торговыми группами и Домом Бэнр, который тянулся к торговле на поверхности через бродяг банды Бреган Д’Эрт и новый город К’Ксорларрин, быстро становившийся не более чем форпостом Дома Бэнр.

Но Дом Ханзрин, гораздо более мощный, чем предлагал их ранг на Правящем Совете, был не в восторге – они и в самом деле были возмущены тем, что Матрона Мать словно из воздуха восстановила Дом До’Урден, таким образом мешая возвышению других Домов после выхода Ксорларринов из Мензоберранзана – а Бреган Д’Эрт была куда менее управляемой и предсказуемой, чем могла признать любая из верховных матерей.

Да, в позиции Матроны Матери Бэнр появились трещины, особенно сейчас, когда Паучья Королева потерпела неудачу в своей попытке завоевать Плетение. Ко всему прочему, судя по всему, К’Ксорларрин сильно пострадал во время войны. Хотя, без сомнения, Матрона Мать Зирит непременно придет хныкать к Матроне Матери Бэнр. Мог ли Дом Бэнр отправить на помощь Ксорларрин достаточное количество солдат, чтобы город смог выдержать объединенное нападение сразу нескольких Домов дроу?

Это подозрение было подтверждено минуту спустя, когда Матрона Мать Биртин Фей, очень недавно ставшая союзником Дома Бэнр, неожиданно поменяла тему.

– Почему мы не предвидели приход медных драконов? – спросила матрона мать. В её голосе не было и намека на критику, но вопрос был явно больным. – Привлечение Араутатора и Аурбанграсса к нашему делу, соединение нашей кампании с делом богини Тиамат, без сомнения, благословленный поступок. Однако, этот альянс распался, а Аурбанграсс умер. Едва ли богиня одобрила еще и это.

– Матрона Мать, ты, конечно, понимаешь, что действия и воля драконов… – начала отвечать Мать Бэнр.

– Да, конечно, – прервала Биртин Фей – прервала! – и безнаказанно продолжила. – Но наши собственные силы были отозваны в Мензоберранзан тогда, когда Аурбанграсс был уничтожен медными драконами. Разумеется, этот факт не поспособствует укреплению отношений между Ллос и богиней Тиамат.

– В последнем бою на одном из этих драконов ехал внук Дантрага Бэнра, – возмущенно ответила Мать Бэнр с открытой усмешкой.

– Один из немногих наших людей, оставшихся на Серебряных Пустошах. – заметила Биртин. – Если бы наша армия была там…

– Это не изменило бы хода боя между драконами, – отрезала Квентл.

– Но Паучья Королева имела бы больше почтения у Тиамат. Не бегите от ошибок, Матрона Мать. Давайте вместе рассмотрим то, как мы могли бы лучше послужить Госпоже Ллос.

И вот это случилось, подумала Мез’Баррис. Она едва могла сдержать смешок. Слова “вместе рассмотрим”, произнесенные любой матроной матерью, обращавшейся к своей коллеге, особенно за столом Правящего Совета, были скорее обвинением в неудаче, чем предложением объединиться. Эти слова стали старейшим способом дроу ударить побольнее. Верховные матери темных эльфов никогда и ничего не “рассматривали вместе”, кроме трупа третьей матери, против которой они заключили временный союз и свергли.

Весь зал Совета замер, и Мез’Баррис, к своему удовольствию, заметила, что никчемная Квентл Бэнр кажется дрожащей. Сейчас она была больше похожа на старую неуверенную и слабую Квентл Бэнр, которую Мез’Баррис знала до того, как произошло это необъяснимое преобразование.

Нервозность Квентл продлилась лишь сердцебиение. Затем Матрона Мать с комфортом откинулась и бросила насмешливый взгляд на Биртин Фей, словно кот, который глядит на крысиную нору, обещая квартирантке скорое прибытие к обеденному столу.

Двери комнаты распахнулись, и внутрь ворвалась пара огромных существ. Монстры были человекоподобные, с мощными мускулами, но с мордами собаки и козлиными рогами, а так же дополнительными руками – щелкающими гигантскими клешнями, которые могли перерезать дроу пополам.

Следом за ними вползло нечто, скользящее словно нага. Нижняя часть тела существа была похожа на змеиный хвост, а верхняя выглядела, как стройная обнаженная женщина, если не брать в расчет шесть рук, державших топоры или мечи разнообразного ужасного вида.

Матроны Матери зашевелились. Кто-то начал подниматься, кто-то – читать заклинания – исключая Матрону Матерь Бэнр и Сос’Ампту, и, конечно же, безвольную марионетку Дартиир До’Урден.

Мез’Баррис быстро успокоилась при виде демонов, двух огромных глабрезу и гигантской женщины, в которой она узнала толи марилит, толи айшапру – эти две разновидности могучих демонов были слишком похожи, чтоб быть уверенной точно.

– Они здесь с благословения Ллос, – объяснила Сос’Ампту

– Простите мое вторжение, – сказала демоническая женщина, и по её голосу Мез’Баррис поняла, что это действительно была марилит, сильнейшая в своем роде. Теперь Мез’Баррис лучше рассмотрела демона и снова убедилась, что это была марилит. Левая грудь существа была больше правой, по какой-то символической причине, которой никогда не поймет ни один дроу. При желании демоны такой силы с легкостью могли исправить подобные уродства. Также, судя по тону существа, Мез’Баррис поняла, что оно ни за что не извиняется и никогда не станет просить прощения.

– Я узнала о вашем Совете и решила посмотреть, как много из Матрон Матерей еще известны мне, – продолжила марилит. – Прошло больше века… без сомнения, ничтожный период времени, но я все равно так мало думаю о дроу, что память о вас находится где-то на задворках моих мыслей.

В коридоре позади неё раздался визг, и странные существа, наполовину люди, наполовину стервятники – вроки, как их называли, неповоротливые, жестокие, и такие же высокие, как десятифутовые глабрезу – предстали перед собравшимися, сопровождаемые парой нервных темных эльфов.

– Тем не менее, я была рада вернуться, – сказала марилит. Она скользила по широкой дуге, и её неповоротливые охранники глабрезу шли следом.

Когда дверь закрылась, верховные матери услышали отчаянный, ужасающий крик дроу, и, как они подозревали, теперь на страже священной Залы Совета стояло на одного охранника меньше.

В этом были все демоны.

Часть первая
Сорт Мести

Никогда я так ясно не осознавал того, что неизвестное мне действительно мне неизвестно.

Я не ожидал, что поднимусь в воздух посреди того поля, посреди всей дворфской армии. Когда из моих пальцев, моей груди, моих глаз вырвались лучи света, это произошло без всякого осознания – я был не более, чем проводником. И я, не менее удивленный, чем остальные, смотрел, как эти сияющие потоки устремляются в небо, пронзая тьму, накрывшую окружавшие нас земли.

Когда неожиданная левитация прервалась, и я опустился вниз, на землю, к моим друзьям, я видел слезы радости, которые они проливали обо мне. Дворфы и люди, хафлинги и эльфы пали на колени, вознося хвалу Миликки, благодаря её за разрушение тьмы, охватывавшей Серебряные Пустоши, их земли, их дом.

Никто не пролил больше слез счастья, чем Кэтти-бри, Избранная Миликки, вернувшаяся ко мне милостью богини. Теперь, вероятно, пора было подвести некоторый итог испытаниям, ради которых она, как и все остальные мои друзья, вернулась к жизни.

Кэтти-бри часто предполагала, что её битва с Далией в зале Гаунтлгрима была ничем иным, как поединком между Миликки и Ллос, но, разумеется, она не могла быть уверена в этом. Но теперь, когда мое тело так эффектно было использовано для того, чтобы развеять тьму, Затемнение Паучьей Королевы, вопросов больше не возникало, поэтому она верила. Все они верили.

Но я все еще не знаю.

Я все еще не убежден!

Я был проводником сил Миликки, как они говорят, как это всем показалось. Потому что я не использую магию и, разумеется, не знаю ни единого двеомера, похожего на тот, что пробежал по моему телу. Разумеется что-то, какая-то сила, нашла свой путь через меня. И логично приписать её Миликки.

Следуя этим умозаключениям, меня коснулась рука богини. Быть может это мой личный скептицизм, мое личное желание получить доказательства всему происходящему мешают мне просто принять это? Быть может для меня важно быть не тем, что думают окружающие, но действительно чувствовать себя так, словно ко мне прикоснулась богиня?

Это моя бесконечная дилемма, мой надоедливый агностицизм, моя готовность признать то, что есть вещи мне неизвестные и которые, возможно, никогда не станут мне известны, в соединении с моим пониманием того, что подобное знание или его отсутствие не повлияет – и никогда не влияло – на то, как я веду себя. Я нашел Миликки, чтобы дать имя той, что уже была в моем сердце. Когда я узнал богиню, её пути и заповеди, я понял, что её песнь созвучна с мелодией моих собственных этических убеждений и моего собственного чувства общности с людьми и природой.

Это казалось удобным шагом.

Но я никогда еще не чувствовал себя разделенным надвое. Одна часть – это я сам и то, что есть в моем сердце, а другая – нечто сверхъестественное, относящееся к более высокому уровню существования или, быть может, действительно ниспосланное богом.

Для меня Миликки стала названием, лучше всего ассоциирующимся с моей внутренней совестью и принципами существования. Я не чувствовал потребности в дальнейших поисках, попытках доказать существование Миликии или понять её место в пантеоне, или даже задуматься об отношениях одного истинного бога – или богов, или богини, в зависимости от обстоятельств – к смертным созданиям Фаэруна, и, что более важно, ко мне самому. Путь, который я выбрал, был указан мне изнутри, а не снаружи, и это именно то,чего я сам хочу!

Я не знал о существовании кого-то по имени Миликки в те времена, когда только покинул Мензоберранзан. Я даже не слышал разговоров о таких вещах. Я слышал лишь имя Ллос, Демонической Паучьей Королевы и знал, также, что никогда не смогу примириться с требованиями этого злобного существа. Я так часто переживал, что останься я в Мензоберранзане – суть моя стала бы сродни Артемису Энтрери, и была какая-то правда в том страхе безнадежности и апатии, которую я вижу, или некогда видел, в этом человеке. Но я давно отверг мысль о том, что когда-либо стал бы походить на него, вне зависимости от постигших меня горестей.

Даже во владениях Паучьей Королевы, даже окруженный жестокостью и мерзкой натурой моих сородичей, я никогда не мог пойти против того, что лежало на сердце. Мой внутренний бог совести не позволил бы мне сделать этого. Возможно, я бы сломался, но никогда не стал бы причинять зла другим.

Нет, говорю я себе.

И потому я вышел на поверхность. Здесь я нашел новое имя для моей совести – Миликки. И тех, кто разделяет мои моральные принципы и постулаты. Теперь я обрел мир.

Заявление Кэтти-бри об абсолютно злой природе гигантов и гоблинойдов нарушила этот мир, как её тон – и тон Бренора – потряс мои самые основные чувства. Тогда я понял, что не могу примириться с тем, что сказала моя любимая жена. Тем, что она выразила, как желания Миликки. Я попытался рационализировать её слова, попытался понять их, но…

Диссонанс остался.

А теперь еще и это. Что-то подняло меня в воздух, используя мое тело, как проводник, создавая свет там, где раньше была лишь тьма. Это было прекрасно. Прекрасно – и нет иного способа описать изменения, которые Миликки, если это была Миликки – но могла ли это не быть Миликки? – создала через нашу магическую связь.

Означает ли это божественное присутствие команду отказаться от того, что я считаю истинным и правильным в своем сердце, уступая предполагаемому приказу от Миликки Кэтти-бри? Должен ли я сейчас, перед лицом такого мощного доказательства, отказаться от своих убеждений, принимая веру богини? Натолкнувшись на поселение гоблинов в следующий раз, должен ли я, даже если они ведут себя миролюбиво и не мешают жить другим, устроить бойню в их доме, уничтожая и детей? В том числе младенцев?

Нет, говорю я.

Потому что я не могу. Я не могу отказаться от того, что живет в моем сердце, что является моей совестью. Я – существо обладающее разумом и интеллектом. Я знаю, какие действия вызовут у меня одобрение, какие – облегчат душу, а какие – принесут боль. В бою я без сожаления убью гоблина, но нет, я не убийца.

И это стало моей болью, моим бременем. Ибо если я принимаю Миликки, как свою богиню, это не сделает круг квадратом, не сможет уничтожить пропасть из разногласий.

Кто все эти боги, которым мы служим, этот пантеон Королевств, такой богатый, мощный и разнообразный? Есть ли универсальная истина, и как тогда существует столько вариантов правды, во многом похожих, но частично связанных с ритуалами или специальными требованиями, которые отличают один от другого, иногда – лишь легким несовпадением, а иногда создавая диаметральные противоположности?

Как такое может быть?

Я верю, что есть одна истина – потому что так говорит мне мое сердце! – и если это так, значит ли все это, что большинство жителей пантеона, называющих себя богами и богинями – просто лжецы?

Или они, как Бренор решил в первые годы своей второй жизни, всего лишь жестокие кукловоды, а мы – только их игрушки?

Все это так запутано и так соблазнительно понятно, но, я боюсь, навсегда останется за пределами понимания смертных.

Поэтому я снова ухожу с правдой, живущей в моем сердце. И если Миликки не способна принять этого, значит она выбрала не тот путь для своей магии, а я – не ту богиню.

Потому что несмотря на все, что утверждала Кэтти-бри, чему Бренор вторил с огненным блеском глаз, я буду судить по содержанию личности, а не по форме или цвету её смертной оболочки. То, что требует мое сердце – это немалая часть меня. Мой духовный мир должен всегда быть приоритетным.

Со всей уверенностью я заявляю, что мои скиммитары скорее перережут мое собственное горло, нежели горло ребенка гоблина или любого иного ребенка.

Дзирт До’Урден.

Глава 1
Об орках и дворфах.

Сотни дворфских арбалетов торчали над кучей поваленных бревен, некогда бывших стеной Черной Стрелы. Группа монстров приблизилась – два десятка уродливых орков, горстка гоблинов и ледяных гигантов.

И темный эльф, называвший себя Дзирт До’Урден.

– Лоргру, – пояснила Синафейн королям дворфов. – Лоргру, который мог стать новым королем Обальдом, если бы Хартаск не узурпировал трон.

– По словам Дзирта, отступающие орки в горах стекались к нему, – вставила Кэтти-бри, и Синафейн, чьи разведчики сообщили ей тоже самое, кивнула в знак согласия.

– Лоргру не защитит своих собак от моих парней, – заявил король Харнот. – Если он ищет битвы – Адбар может устроить ему битву!

– Да, я хотел бы видеть его уродливую голову на пике у наших западных ворот, – добавил Ортео Спайкс , и дворфы, окружавшие его, закивали.

Король Эмерус и Бренор обменялись заинтересованными взглядами. Они знали, что задача будет не из легких с тех пор, как получили первые сообщения о том, что орки собираются у Хребта Мира.

Бренор прошел к центру баррикады и забрался на вершину кучи бревен.

– Опустите свои луки, парни, – крикнул он отряду внизу, как только бегло осмотрел подходящие силы. – Я не заметил никакой угрозы. Реши они напасть – чертовы эльфы убьют их прежде, чем вы успеете выпустить хоть один болт.

Дворфы вокруг него слегка расслабились, но недовольно заворчали, более чем разочарованные тем, что встреча, скорее всего, пройдет по плану.

Бренор развернулся, поднимая руку вверх. Дзирт ответил тем же самым, и направил своего единорога, Андахара, мимо орков, идущих в первых рядах, останавливая их продвижение.

– Вы со мной? – спросил Бренор, поворачиваясь вокруг. Трое дворфских королей, Кэтти-бри и Синафейн, представлявшая эльфов, вышли вперед, присоединяясь к нему. Алейна Яркое Копье, которая взяла на себя обязанности и титул эмиссара Сильверимуна и Эверлунда, также выехала следом.

С другой стороны выехал Дзирт на Андахаре, сопровождаемый орком на рычащем ворге, гоблином, быстро семенившим следом и ледяным гигантом, который шел за ними широкими шагами.

– Кто будет говорить от имени альянса Луруар? – спросил Дзирт намеренно и демонстративно упомянув альянс, распавшийся после нападения Королевства Многих Стрел.

Все повернулись к Бренору.

– Король Бренор, – сказал Эмерус Боевой Венец. Он бросил хитрый взгляд на оппонентов, в особенности на Лоргру. – Да, тот самый Бренор, – пояснил он заметно удивленному орку. – Тот, что подписал Договор Ущелья Гарумна с Обальдом Первым годы и годы назад.

– Мне казалось, король Бренор давно умер, – ответил предводитель орков.

– В таком случае, я думаю, тебе казалось не правильно, – ответил Бренор и выступил вперед. – Ты будешь говорить и за гоблинов с гигантами?

– Ты – Бренор? – недоверчиво спросил Лоргру, так как дворф, вставший перед ним, был очень молод.

– Не волнуйся о том, кто я, – ответил дворф. – Я говорю от их имени, и они, вроде, не против, да? – остальные, стоявшие позади него, закивали.

Похоже, это удовлетворило орка, который тоже кивнул головой, хотя все еще выглядел неуверенным.

– Я буду представлять Много Стрел, – сказал он.

– Многих Стрел нет, – сказал король Харнот, заставив некоторых из присутствующих, включая Дзирта, поморщиться.

– Орки, бежавшие с поля боя,примкнули ко мне, – обратился Лоргру к Бренору. – Я никогда не поддержал бы подобного марша против вашего народа, как и этой войны. Это не путь Обальда!

– И где ты был в течение всего этого года? – недоверчиво спросил Бренор.

– В горах, в изгнании, – ответил Лоргру.

Дзирт бросил взгляд на своего рыжебородого друга и мрачно кивнул.

– Мое королевство было украдено у меня, – продолжил Лоргру, – группами, поддерживающими возвращение на старые кровавые пути орков. Но я отвергаю эти пути! – Она, – он указал на Синафейн, – жива и свободна, хотя я мог приказать убить её, вполне законно, по вашим собственным правилам, навязанным моему королевству.

Все глаза устремились на Синафейн.

– Король Лоргру говорит правду, – подтвердила Синафейн. – Он имел все права убить меня, но он не стал.

– Чего ты хочешь достичь? – рыча, спросил король Харнот, переводя взгляд с Синафейн на Лоргру.

– Я ничего не хочу, – ответил Лоргру. – Я прошу о мире.

– О мире? Теперь, когда мы обратили твоих собак в бегство? – заспорил Харнот. – О мире для того, чтобы ты снова собрал их вместе и атаковал дворфов еще раз?

– От нашего имени говорит Бренор, король Харнот, – одернул его Эмерус, в голосе старого короля сквозил гнев. Харнот вернул ему злобный взгляд, но Коннерад Браунвил быстро оказался за спиной Эмеруса, вместе с Алейной Яркое Копье.

– Ба, да вы мне не нужны, – прорычал Харнот. – Парни из Адбара сами могут закончить работу.

– Ага, но не станут, – сказал Бренор тоном, не терпящим возражений. Рыжебородый дворф повернулся к Лоргру. – Ты говоришь – мир?

Орк кивнул.

– Ты хочешь, чтобы мы оставили тебя и твоих парней в горах в покое?

Еще один кивок.

– Ладно. Ты хорошо меня слышишь, король Лоргру, или Обальд, или именуемый любым именем, которое ты решишь присвоить своей уродливой роже. Тебя и твоих людей больше не рады видеть на Серебряных Пустошах. Здесь больше нет Многих Стрел, и любой из твоих парней, посмевший выйти за границу северной стены этой разрушенной крепости, или в Земли За Стеной, или в любое другое место на Серебряных Пустошах, будет рассматриваться нами, как разведчик. Меры к нему будут предприняты соответствующие. Мы будем присматривать за тобой, не сомневайся. И твоя первая битва станет последней, потому что мы придем и найдем тебя.

Король Лоргру оглянулся по сторонам, словно зверь, загнанный в клетку. Его взгляд был удрученным, словно только сейчас орк понял, что все мечты его предков потеряны для него навсегда. Никогда больше не возродится Черная Стрела. Никогда больше не заключить старых договоров и соглашений, существовавших до появления полководца Хартаска.

Он хотел было возразить все они это видели. Он даже начал выстраивать аргументы. Но сумел заставить себя замолчать и с поклоном принял предложения Бренора.

– Возможно, в один прекрасный день, мы докажем, что достойны вашего доверия, – сказал орк.

– Я верю трупам орков, – бросил король Харнот. – Так что начало нашему взаимопониманию положено.

– Оставайтесь в своих норах, – предупредил Бренор. – Держитесь подальше от Серебряных Пустошей. Иначе, не сомневайтесь, мы выгоним каждого из вас. И убьем каждого из вас.

Король Лоргру кивнул и протянул руку, но Бренор не взял её. На самом деле все видели, что дворф прикладывает все усилия, чтобы остановить свой порыв броситься на Лоргру и убить орка прямо на том самом месте.

– Что на счет вас? – резко спросил Бренор у гоблина.

Маленькое существо нервно огляделось по сторонам.

– Мы закончили войну, – пискнуло оно, съеживаясь.

Взгляд Бренора переместился на ледяного гиганта, высокого и гордого. Это существо явно не терзало бремя вины или поражения.

– Я Хенгредд из Звездного Сияния, – сказал гигант своим прекрасным резонирующим голосом. Издав смешок, он добавил: – Кажется, я все, что осталось от Звездного Сияния.

Он пожал плечами, словно это был ожидаемый результат войны, который, несомненно, и был таковым для ледяных гигантов.

– Я хотел бы отправиться в Сияющую Белизну, к Ярлу Фимелю Орелсону, – пояснил гигант. – Я хотел бы сказать ему, что война окончилась.

– И с какой стати ты хочешь так поступить? – скептически поинтересовался Бренор.

– С такой, что ярл Орелсон заканчивает свои приготовления к продолжению войны, – с потрясающей откровенностью сказал Хенгредд.

– Неужели он собирается вернуться сюда со своими парнями? – потребовал ответа Эмерус Боевой Венец.

Ледяной гигант пожал печами.

– Если будет война – ярл Орелсон будет сражаться. Если войны не будет – то он не станет этого делать.

Бренор повернулся, чтобы посмотреть на других королей дворфов, прежде, чем дать ответ. В основном он искал одобрения Эмеруса, который был стар, мудр и не единожды проходил через такое прежде.. Когда Эмерус кивнул, рыжебородый дворф снова повернулся к ледяному гиганту.

– Иди и скажи Ярлу Орелсону то, что я ответил Лоргру, – проинструктировал Бренор. – Он держится подальше, мы оставляем его в покое – оставляем в покое всех вас. Но если дворф Серебряных Пустошей попадет на лезвие ледяного гиганта, скажи своему Ярлу Орелсону, что мы расплавим Сияющую Белизну в белую лужу, подкрашенную красной кровью её обитателей, пускай не сомневается.

– Ты хвастаешься слишком громко для такого маленького существа, – заметил Хангредд.

Дзирт, Кэтти-бри и остальные дворфы выдохнули при этом замечании, ожидая, что Бренор бросится на ледяного гиганта, чтобы придушить. Король Харнот даже угрожающе подался вперед, но Бренор поднял руку и остановил его.

Сам он просто стоял и улыбался, глядя на Хангредда долгим взглядом.

– Можешь говорить, как тебе удобно, – заявил Бренор. – Я сказал тебе то, что хотел, а ты можешь делать все, что угодно с этой информацией. Но хорошенько огляди поле за нашими спинами, гигант. И ямы, которые мы заполнили телами мертвых врагов. Тебе, возможно, захочется рассказать об этом Ярлу Орелсону.

Ледяной гигант насмешливо фыркнул.

– Но если твое чувство гордости, или какая-то еще глупая вещь, которая может руководить твоими действиями, требует сразиться со мной, ты можешь пойти и доставить сообщение в Сияющую Белизну. А потом вернуться, – предложил король. -Мы будем бороться один на один. Только я и ты. А когда все закончится, мои парни выроют яму и положат тебя туда.

– Храбрые слова, дворф, – ответил гигант.

– Не просто какой-то дворф, – сказал король Эмерус, выступая вперед. – Король Бренор Боевой Топор, Восьмой Король Митрил-Халла, Десятый Король Митрил-Халла, который зарезал Хартаска. Поэтому иди и передай сообщение, парень, а потом возвращайся. И мы сыграем. У тебя появится шанс убить легенду, или ты будешь думать, что шанс у тебя появился, потому что мы знаем, равно как и ты, что Бренор порежет тебя на кусочки и плюнет в твое лицо прежде, чем закончит.

На протяжении всей речи Бренор не моргал, не менял выражения лица, всем своим видом показывая спокойствие.

Хенгредд, напротив, моргнул.

– О, да. Я так и сделаю! Я вернусь и уничтожу легенду, – сказал он, но никто, даже Лоргру и гоблин, стоявшие за его спиной, не поверили ему.

– Ты не вернешься, – предупредил Лоргру Бренор. – И не вздумай собирать слишком много своих псов в одном месте, иначе мы найдем и убьем вас. А теперь уходи. Идите в свои норы и сидите там.

Лоргру, выглядевший совершенно побежденным, кивнул в знак согласия и повел остальных прочь.

– Мы присмотрим за гигантом, – заверил Коннерад Бренора.

– Он не вернется, – ответил Бренор. Тогда он заметил хмурого Харнота, стоявшего рядом с Эмерусом. Взяв с собой Коннерада он присоединился к паре.

– Ах, но мы сделали большую ошибку, позволив этой собаке уйти, – настаивал Харнот. – Он король орков. Поэтому они будут собираться вокруг него, и скоро мы услышим о новой войне.

– Нет, – сказала Синафейн, стоявшая поодаль и теперь тоже присоединившаяся к импровизированному совету. – Лоргру не похож на Хартаска и других оркских полководцев. Он сын Обальда, его родословная уходит к Первому Обальду. Он верен этому.

– Тогда он не даст своим собакам развязать войну, – сказал Бренор свое последнее слово.

– Король Харнот хочет отправиться в горы, чтобы выследить орков, – заметила Кэтти-бри, обращаясь к Дзирту. Пара стояла поодаль, наблюдая за небольшим собранием. – Бренор не позволит ему, а Эмерус и Коннерад поддержат Бренора. Харнот все еще может выступить. Он расстроен смертью своего брата и никогда не будет спать спокойно, покуда орки так близко.

Дзирт одарил её долгим взглядом, замечая её тон и напряжение, скрывавшееся за твердостью.

– Ты согласна с Харнотом, – наконец сказал он.

Кэтти-бри встретила его взгляд, но не ответила.

– Из-за богини, – продолжил Дзирт. – Ты думаешь это наша… твоя обязанность пойти на охоту и убивать орков. Одного за другим.“

– Мы не начинали этой войны.

– Но мы её закончили, – заметил дроу. -Лоргру не вернется.

– А его сын? – спросила Кэтти-бри. – Или внук? Или еще один жаждущий славы полководец, решивший узурпировать трон?

– Ты хочешь уничтожить всех орков на свете?

Кэтти-бри просто посмотрела на него, и Дзирт понял, что они с женой потратят многие дни и месяцы, обсуждая эту тему. Многие неприятные дни.

Дроу повернулся к дворфам и кивнул на Бренора.

– Как думаешь, он уже сказал им?

Стоило ему задать этот вопрос, как король Харнот негодующе закричал.

– Вот только что, – сухо ответила Кэтти-бри.

Бренор поделился с парой своими планами. Он собирался отправиться на запад со всеми солдатами, которых смогут выделить ему три дворфских цитадели Серебряных Пустошей. Бренор собирался вырвать Гаунтлгрим из лап дроу и других обитателей, решивших обосноваться в этом месте.

Напротив, Харнот пришел в большое возбуждение, бегая по кругу и размахивая руками. Дзирт и Кэтти-бри подошли ближе, чтобы поддержать своего друга.

– Почему бы тебе просто не опустошить все чертовы цитадели, и пускай проклятые орки приходят! – рычал Харнот.

– Никто не говорил, что я собираюсь оставить пустой хоть одну из них, – спокойно ответил Бренор.

– Он сказал четыре тысячи, – торжественно добавил король Эмерус, и его манера поведения ранила Харнота так же сильно, как его слова. – У нас здесь дважды по столько и еще половина. Ко всему этому – мы оставили за собой достойные гарнизоны.

– Четыре тысячи! – возмущался Харнот. – Эти оркские свиньи, которых ты только что с миром отпустил восвояси, смогут собрать в десять раз больше! В двадцать раз больше!

– А у тебя есть Сильверимун и Эверлунд, – заметила Алейна Яркое Копье, и все дворфы с удивлением уставились на неё – и все, кроме разозленного Харнота, с благодарностью.

– Мы не бросим вас, – успокоила их Алейна. – И я не сомневаюсь, что мы восстановим Сандабар. Альянс станет сильнее, чем прежде, если три дворфских цитадели и эльфы Лунного Леса так желают этого.

– Желают, – вместе сказали Эмерус, Бренор и Коннерад, прежде чем Синафейн кивнула.

– Мои люди послужат вам, как глаза на севере, – добавила Синафейн. – Если орки начнут шевелиться, мы узнаем об этом, а значит, узнаете и вы. Любой марш, который они предпримут, будет очень осложнен эльфийскими стрелами. Не волнуйтесь.

– В прошлый раз собаки почти нас победили, – предупредил Харнот. – А теперь мы отдаем четыре тысячи дворфов, и Сандабар лишь тень себя прежнего, и так много погибло… весь Несме погиб! Кто остановит их, если они решат выступить снова?

– Они не попали в залы прежде, не попадут и в этот раз, если еще один раз вообще будет, -утверждал Бренор. – Теперь мы осознаем угрозу и сможем лучше подготовиться.

– Кое кто из нас осознавал её всегда, король Бренор, – бросил Харнот, и этот удар явно предназначался дворфу, подписавшему договор в ущелье Гарумна.

– Ты хочешь разделить нас, король Адбара? – быстро парировал Эмерус. – Потому что именно это сейчас делают твои слова. И сомневаешься ли ты, что Фелбарр выступит за Митрил-Халл, если ты все же решишь сделать это?