Текст книги "Тайны гор, которых не было на карте..."

Автор книги: Анастасия Вихарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Глава 7. Вперед или назад…

Ледяная горка оказалась как раз такая, как они и предполагали.

С горы к подножию второй вершины съехали к обеду второго дня, изредка останавливаясь, когда местность становилась скалистая, или ее пересекали расщелины, или со всего маху въезжали в рыхлый снег, или наезжали на холм, когда дорога шла на подъем. На ночь просто не смогли остановится, потерявшись и катившись уже вслепую. Весь подъем Маньке приходилось держать ноги елочкой, используя посох, как третью ногу. Скользкая подошва то и дело норовила укатить не в ту сторону, железные обутки скользили по насту, как взаправдашние коньки, но конькобежец или горнолыжник из нее получился никудышный. Часть пути со свистом в ушах она просто катилась на спине, на заднем месте и на коленях, с ужасом прислушиваясь к тому, как легко рвется полушубок и штаны, цепляясь за случайные выступы острых камней и скал, припорошенные снегом. Благо, снега было много, склон горы под ним был почти ровным, перелетая через глубокие расщелины и ущелья на немыслимой скорости.

Хуже пришлось Борзеевичу. Его самодельные снегоступы, сплетенные из ивовых прутьев, при спуске оказались бесполезными. Он катился в лаптях, проверяя их на каждой остановке. Наконец, как раненная птица, он испустил вопль, и замотал портянки поверх лаптей, используя запасную пару. Всю остальную дорогу он предпочел, как Манька, катиться на спине или на заднем месте, используя для торможения и рулевого управления рюкзак.

И когда, наконец, они оказались внизу, где их уже поджидал Дьявол, они в полной мере смогли оценить свой ущерб.

Он оказался настолько значительным, что даже Дьявол озаботился, расстроено и с тревогой рассматривая порванную в нескольких местах одежду, не думая на этот раз упрекать или поучать их. Козлиный полушубок Борзеевича пока держался, но мех кое-где начал выставляться. Манькин полушубок можно было выбрасывать, вряд ли он подлежал реставрации. Ко всему, внизу было много теплее, чем вверху, снег был сырой – Борзеевич и Манька промокли до нитки.

Молчали все. Первым заговорил Дьявол.

– Мы, в любом случае, наверное, должны вернуться. Твой полушубок сказал свое слово, – обратился он почему-то не к Борзеевичу, а к Маньке.

Она почувствовала себя виноватой – это она положилась на вещь Бабы Яги. Получалось, что если придется вернуться, то только из-за нее. У старика Борзеевича одна запаска лаптей еще оставалась, а она ничего взамен полушубка не положила, оставив в избе проверенную временем курточку на искусственном меху. Манька с тоской посмотрела вверх на гору, на которую поднимались пятнадцать дней и скатились за сутки. Теперь вершина была так далеко, что ее едва было видно – она тонула в голубой дымке, как когда она смотрела на горы с того места, где хоронила покойников. С этой стороны гора была не такая крутая, но пологий спуск был куда как длиннее, чем подъем со стороны благодатной земли, изрезанный глубокими впадинами. Наверное, путь обратно не покажется легче. И здесь были места, которые пришлось бы преодолевать с трудом. Не могло же быть такого, чтобы там за горой была еще одна гора! Да, вторая гора была выше первой и высилась как исполин, но опыт уже был.

На всякий случай она поинтересовалась, перебирая в руках полушубок, вернее, то, что от него осталось:

– Дьявол, а что там, дальше? – она кивнула на вторую гору.

Дьявол взглянул на нее загадочно.

– Почему я должен тебе об этом говорить? Понятия не имею, – не моргнув глазом соврал он, заложив руки за спину.

Манька поняла, ни за что не скажет. Он наказывал ее и за шубу Бабы Яги, и за то, что она бросила железо на чердаке избы, и за то, что не предусмотрела многих вещей. По крайне мере, не заманивал вглубь. Еще бы, наверное, впереди не было не оборотней, ни вампиров – там их не ждали, он же всегда направлял ее только в самые опасные места! Борзеевич притих, то обращая взгляд в сторону пройденной горы, то в сторону еще непокоренной. Заметив дыру на его заднице, Манька достала из рюкзака свои запасные брюки и бросила ему. Он на лету поймал, радостно примеривая на себя.

– Только не обрезай, – попросила она. – Загни и подшей. А ты как думаешь, что там за этой горой? – обратилась она к нему за поддержкой.

– Ой, Маня, не знаю, полагаю, государство! – ответил Борзеевич беззаботно, натягивая ее штаны поверх рваных. Дыра на заднице, видимо, поддувалась – пощупав ее, он начал стягивать с себя и те и другие. – Многое о месте сем говорят, но разве упомнишь, если нет человека, который побывал бы здесь и рассказал об этом? – отнекался он от ответа. – Я как ты, я всегда интересовался этими горами. Горы, это тебе и хроника историческая, и кладовая, и мудрое созерцание…

Переодевшись, он как-то сразу повеселел. Она тоже переоделась в сухое. В первый раз ей приходилось принимать такое ответственное решение за всех, и о себе Манька думала меньше всего. Понять, что думал Дьявол и Борзеевич, у нее не получалось – один слюнявил палец и грыз себе ноготь, второй, расположившись прямо на снегу, усевшись на рюкзаки, подшивал свои старые штаны и укорачивал новые.

– Маня, не думай о нас, – рассмеялся Дьявол. Он неопределенно кивнул. – Я Дьявол. Мне и здесь хорошо, и там. Я не раз здесь бывал, но я не собираюсь брать на себя ответственность за каждый могильный холмик. Поэтому советовать ничего не собираюсь, а Борзеевича никто не звал – сам напросился.

Манька понуро посмотрела назад, посмотрела вперед, на часть ободранной толстой подошвы своих обуток и сточенный за пятнадцать дней подъема посох. Пожалуй, если подняться на следующую гору, то посох и обутки сносятся еще на четверть, посчитала она с некоторым облегчением.

– Дьявол, с тобой свяжешься, не оберешься от себя самой! – не ожидая, что способна сказать такое, произнесла Манька, изо всех сил стараясь казаться решительной. – Немногим пришло бы в голову идти вперед, но немного голов ищут вампира, чтобы отвязаться от него. Пойду-ка я в эту гору! Спустимся вниз, что-нибудь придумаем насчет одежды. Мне смешно, когда вы говорите, что среди людей, людей нет. Как без людей-то? Соль, мыло – и те не достать.

Манька боялась подумать, что за следующей горой государства, как такового, могло еще не быть. И с тревогой думала о том, что избы могли не послушать Дьявола и впустить дракона с вампирами на землю. Все-таки они знали Благодетельницу с младенчества и доверяли ей, может быть, больше, чем ей и Дьяволу. А значит, новая беда уже пришла на землю. Без изб неугасимое поленье дерево не станет защищать ее. Она хотела верить Дьяволу, но не верила, много раз убеждаясь, что как к плохому, так и к хорошему он относится одинаково хорошо. О чем ему переживать, если он всегда может вернуться в свой Ад или Рай, где у него такой земли намеренно? А ей, вполне возможно, возвращаться уже некуда, поэтому Дьявол не сказал ни да, ни нет. Скажет потом: "Еще, Маня, одно дело не довела до конца, а избы в плену в это время были!" А когда узнает, снова придется лезть в горы, чтобы достать дворца Благодетельницы, вызволяя избы. Играть в прятки с вампирами становилась все опаснее. Могло быть и такое, что пока они черным по белому рисовали себе любую опасность, но только не опасность, которая могла исходить от нее. А если поймут, кто воду им мутит? Замерзать ей было не в первой. Лишь бы с пути не сбиться и не уйти в ту четверть государства, которая полностью под такими горами.

Манька достала карту и разложила перед собой.

Место под горами было обведено красной жирной линией, как головастик с хвостиком – и вся территория под горами белое пятно. Теперь на карте в этом белом пятне хвостик украшали восемнадцать крестиков и две предупредительные синие черты – пропасти, замеченные ими слева от первой горы и одна расщелина. Отмечали пещеры и места, по которым подъем был чуть легче, чем в других местах. Манька приблизительно смерила расстояние. Карта была ни то, ни се… – в меридианах и параллелях она не разбиралась.

– Идем дальше, – она сунула карандаш за ухо, как всегда делал Борзеевич, когда вел расчеты и записи. – Нам обратно нельзя. Опозоримся. Шубу я починю, – Манька повертела одной ногой, второй. – Эх, съехала бы на обутках, полподошвы бы уже сносила!

– Учись, катись, – посоветовал Дьявол. – Тут не так круто, одной ногой, второй, разворот попробуй.

– Пока до подъема идем, я тебе покажу, – пообещал Борзеевич. – Есть у меня в запасе парочка приемов. Со второй горы на ногах съедешь! Это у меня… – Борзеевич пнул снегоступы. – Бестолково мы с тобой собирались в дорогу – констатировал он.

За разговорами прошли еще с полкилометра. Место тут было не ровнее, в чем в других местах, но до основного подъема было еще далековато. Борзеевич оказался мудрее, и пока искали укрытие от ветра, закатал по дороге снежный кирпич. Крепость возвели быстро. Спать на снегу им было не впервой. Но упрятать себя под снегом не получилось.

Стоило воткнуть ветвь в землю, и снег начал таять в этом месте, утекая в землю с такой скоростью, что Манька и Борзеевич кое-как выбрались из образовавшейся мгновенно ямы, не успев подобрать неугасимую ветвь, провалившуюся под снег. Очевидно, Борзеевич принял за землю обломок скалы, которая скатилась со снегом с вершины. Однажды уже им приходилось пожелать неуправляемой неугасимой ветке загореться, не докопавшись до земли. Благо, оказалось не глубоко, поток воды был направлен не в их сторону. На вершине горы снег таял уже не так быстро, и о том случае спустя какое-то время забыли. Ту толстую рогатину они так и не нашли, и когда снег сошел, еще одну ветку посадили в землю, которая за ночь пустила корень и веточки. Отросшие отводки обломили и рассовали по всем местам, подращивая каждую ночь, но толстую рогатину, которая набрала силу и могла сразу обогреть пещеру или дать достаточно тепла на открытом месте, было жалко до слез.

– Маня, там, под нами, похоже, лес! – виновато проговорил Борзеевич, показывая рукой на показавшиеся верхушки в том месте, где только что сидели.

– Мне было бы странно, если бы его не было. Людей нет, пилить деревья некому. Что ж ему не нарасти? – подмигнул им Дьявол, оборачивая себя в резиновый водолазный костюм с трубочкой, очками и ластами. – Ветку воткну в землю, чтобы не пропало добро, а вы бегите, пока плыть не пришлось…

Манька и Борзеевич припустили со всех ног.

Бежали долго. До того места, откуда снег сошел в долину, открывая под собой каменные глыбы, очевидно, катившиеся с самой вершины каждый раз все дальше и дальше. Обернувшись, не поверили глазам: там, где они останавливались, бурлило озеро, вращаясь по кругу и обрушивая в себя тонны снега, образовав огромное озеро, которое пробивало себе дорогу в низину, к руслу реки между горными хребтами.

– Ну вот, обратной дороги у нас нет! – грустно подытожила Манька, немного испугавшись, что было бы, если бы она повернула назад. – Слава Богу, что мы не туда…

Очевидно, Борзеевич думал о том же.

– А у нас ее и не было! – слегка удивленно произнес он, став лицом белее снега.

Оба разом примолкли.

Идти по горам было тяжело. Манька ненавидела и себя, и Дьявола, когда поднялись на вторую вершину и увидели гору еще выше, и еще круче. Она совсем не обрадовалась и горестно вскрикнула, как раненная птица, схватившись за сердце. Борзеевич побледнел и потрясенно застыл с открытым ртом – тогда как Дьявол немедленно поздравил их обоих с покорением второй вершины, пожав им по очереди руку, и пока они молча взирали на новую беду, вскипятил чаю, разливая по кружкам.

Проходили в день не так уж много, если мерить расстояние километрами. Но тот же Дьявол утверждал, что многие альпинисты еще меньше проходят. Потихоньку набирались опыта и лезли вверх приемами, которые отрабатывали на занятиях по физподготовке. Учились друг друга страховать, перебираться с одной скалы на другую, подниматься по веревке…

Поднимались теперь много быстрее, чем когда покоряли первую вершину. Каждая гора была выше другой, порой вдвое, а то и втрое, и каждая имела с одной стороны высокие отвесные стены, с другой была относительно пологой, так что можно было по ней катиться чуть ли не до следующего подножья, будто кто-то специально образовал их таким образом – мол, покорил, проходи дальше! Но когда оказывались внизу, то сразу начинали понимать, что и с этой стороны подняться на вершину ничуть не легче, чем с той, откуда пришли. Все склоны были изрезаны пропастями и ущельями, поначалу не такими глубокие, как после третей горы. И нередко на дне той или иной пропасти можно было увидеть лаву, дым и копоть с горячими фонтанами пара, которые вырывались на поверхность и поднимались на огромную высоту. И тут уж Ад Манька описывала Борзеевичу во всем его многообразии, подкрепляя рассказ наглядными примерами. Борзеевич сразу же доставал веревку и раскладывал ее на земле, чтобы стрела летела до самого другого края и не упала, как бывало, пока он не наловчился не путать один конец с другим. Хитрость веревки была в том, что она должна была быть всегда натянутой. Стоило ее освободить, как узлы на одном ее конце на глазах начинали распускаться. И через десять минут можно было сматывать ее.

Страшнее оказалось с вершины смотреть вниз на ту сторону, откуда пришли. Вот это была пропасть, так пропасть!

И каждый раз, когда начинали подъем, надеялись, что наконец-то достанут цивилизованную часть государства, на которую Борзеевич наговаривал по вечерам, описывая жизнь и быт цивилизованного общества, который Маньке казался диким и варварским. Ну как поверишь, что все модели чьи-то любовницы, и так стали моделями? Или, что всеми СМИ заведует Служба Безопасности Их Величеств, и потому на экране одни и те же новости, одни и те же передачи, и одинаковые артисты. Это было ближе к правде. Или, что всем исполнителям воли Их Величеств в горячих точках после чистили память и прививали хорошие манеры электрическим током прямо по мозгам. Это было правдой, Манька знала и без Борзеевича, был у нее такой знакомый, не скрывал, что лечили его таким образом от бессонницы, которая приходила к нему с трупами убиенных врагов и товарищей.

Она все чаще задумывалась, а на кой ляд она идет к Благодетельнице, если и так понятно, чем закончиться встреча. Скормят драконам, делов-то! Говорить по душам давно расхотелось. Даже из необходимости помочь бедным девушкам, которых убивали, чтобы она умирала вместе с ними.

Или заставят как-то самой убиться. Душу даже Египетские фараоны не рисковали забодать, выставляя себя перед Осирисом Ани Спасителями. Значит, и ей не след. Даже будучи вампиром, душа-вампир все еще оставался костью земли – носителем ее маленькой, но, безусловно, полезной матричной памяти, которой была грош цена, после того, как вампиры ее испоганили. Ничего хорошего не вспоминалось. Даже домишко свой, в котором она прожила столько лет, казался ей темным пятном, размытым и удаленным из памяти. Кругозор у нее был ограниченным, всевозможные яства, или там платья на себя примерить она или не могла вовсе, или представляла с трудом. И как правильно сказал Дьявол, сны ей снились самые убогие: подвалы, развалюхи, заросшая сорняками земля, места общего пользования, военные действия, притоны и места разврата. Только однажды ей приснился санузел, в котором она осталась бы пожить: весь зеленый из яркого светлого камня малахита, украшенный лепниной из золота, с высокими потолками, с люстрой из хрусталя, с раковиной и унитазом из цветного фаянса, с золотыми кранами и хрустальными ручками. И пол там был особенный, выложенный узором. Но сразу же после этого вывели ее на паперть и повели по таким местам, когда человек уже и со скотиной себя не сравнил бы. Даже свое лицо, которое видела каждый раз, как смотрелась в зеркало, не могла вспомнить и увидеть таким, каким она его видела. Вот если представляла себя голубоглазой красавицей с пышными волосами пшеничного цвета, то воображение рисовало образ свой живенько, беззастенчиво напоминая, что она-то как раз такой красавицей не являлась. И так порой хотелось на каждую косточку свою посмотреть, чтобы просвечивало сквозь них солнышко, каждое ребрышко посчитать – но хоть и железо ела, и спала на камнях, шла, отмеряя километры, оставалась без признаков худобы. Бывает же такое!

Что можно сделать с такой памятью, Манька не представляла, но как ни крути, другой у нее не было. Пораньше бы ей подняться в Ад, да посмотреть, чем голова ее забита.

На счастье, на мысли о самой себе времени оставалось немного. Втянулись и больше переживали за подъемы, чем вспоминали о вампирах. Все время приходилось думать, как не сорваться в пропасть, или найти уступ, на который ступи, и не упадешь. Или от порывов ветра укрыться, чтобы не сдуло со скалы. Неожиданности горы приготовили на каждом шагу, даже вода не закипала как следует.

Дьявол рассматривал препятствия, как великое удовольствие для себя самого, каждый раз устраняя их по-новому. То он скатывал камень с горы, который застревал между двумя берегами пропасти. То обваливал стены пропасти, чтобы можно было спуститься и подняться. То отводил их в сторону, где пропасть имела узкий перешеек, по которому можно было перекинуть веревку или пустить стрелу с веревкой. Последнее решение всегда первым приходило в светлую голову Дьявола, а предыдущие лишь в тех редких случаях, когда никакой веревки им бы не хватило. Первые несколько разов на тонкой ниточке над лавой Манька тряслась как осиновый лист, и потом тряслась, но сама, не раскачиваясь и не пугая Борзеевича, который висел или впереди или позади. Мотки веревки с собой, конечно, не несли, моток был один, но каждый раз ее раскручивали и удлиняли из себя самой, и каждый раз она становилась все тоньше и тоньше. Веревка была взята у изб, и Манька подозревала, что сплел ее сам Дьявол, а иначе как бы еще-то она удержалась над пропастью?! И стрела с ней летела до самого другого края, обязательно втыкаясь в каменистую землю под углом.

Не все стрелы после этого удавалось подобрать. Стрелы в ее связке таяли с такой скоростью, что Манька, наконец, после третьей горы, внезапно разуверившись что она последняя, не выдержала и подняла бунт, наотрез отказавшись переправляться на другую сторону с помощью веревки.

– Стрелу не дам! – заявила она. – Будем спускаться и подниматься по всем правилам альпинизма. А если бы у меня стрел не было?! А если с той стороны нас оборотни поджидают? Не дам!

– Маня, там метров триста! – возмутился Дьявол, заглядывая вниз. – Если обходить, – он приложил руку козырьком, пытаясь разглядеть конец ущелья, – тоже… полдня уйдет! Мы целый день на эти тридцать метров потратим, когда можно за пять минут перебраться! Мы могли бы порадовать Благодетелей на день раньше! А вдруг они уже вырвали дерево и пытают избы?!

– Не надо пугать, я пуганная. Вырвали, посадим новое, а избы… Избам они ничего не сделают… Дура у нас Царица, чтобы добро свое уничтожить?

– Могут. Драконы могут. Кто еще-то мог бы посадить их на цепь? Говорят: торопись не торопясь. Терять полдня на то, чтобы перелезть через эту канаву – глупо. А вдруг погоня начнется за нами? Спохватятся, да и пошлют. Полнолуние каждый месяц наступает. Оборотень, например, эту канаву перескочит и не заметит. Хороший спортсмен-альпинист здесь тоже ненадолго задержится!

– Мы не знаем, что нас с той стороны гор ждет! Я буду вжик-вжик ножичком махать, когда сотня бешеных зверей набросится?! Можно же по другому как-то! Взял бы да перенес конец веревки на ту сторону! Мы стрелы тратим не на нечисть, а на себя! – хмуро напомнила она.

– А меня нет, я существо недоказанное! – рассердился Дьявол, разуплотнившись до состояния легкой видимости. – Я ни на этой и не на той стороне! Во время военной операции на меня не рассчитывайте!

Борзеевич думал. Думал так, что было видно, как шевелились извилины.

– Можно было бы использовать бумеранг, если бы там было дерево или что-нибудь, за что можно обвить веревку. Но бумеранг надо уметь кидать – это раз, а второе, там нет ничего. Еще есть специальный пистолет, который выстреливает и прибивает крюк с веревкой, кто-то один перелазит, остальные ждут, если срывается, вытаскивают. Но у нас такого приспособления тоже нет. Еще можно перелететь…

– Если мои стрелы жалко, обычные возьми! – обижено произнес Дьявол, расстроившись окончательно.

– Где их взять? – Манька не собиралась уступать. Низина поросла лесом, но обычная стрела вряд ли чем-то поможет – камень не пробьет и от веса переломится.

– Вырастить! – любезно подсказал Дьявол.

Манька прошлась взад-вперед, косым взглядом пересчитав оставшиеся в колчане стрелы, радуясь, что ее не видят избы. Она молча обругала себя всеми матерными словами, какие нашла в своем лексиконе. Могла бы сама догадаться. Обычная стрела из неугасимого полена пробивала камень не хуже Дьявольской, правда летела по обычной траектории. Зато, если воткнется в землю, через десять минут такую стрелу только срезать, а нарастить можно было нужной длины и толщины. И не растает, как Дьявольская. Выходило, что все это время тратили Дьявольские стрелы впустую.

Место оказалось как нельзя более удачное. Такая низменность в горах им встретилась впервые. Широкая, живописная, поросшая лесными массивами межгорная долина имела горячие источники, которые обогревали ее. И тут и там паслись животные, частью давно вымершие на большой земле. Не так много, но здесь, похоже, им жилось неплохо. Скорее всего, они мигрировали между двумя хребтами с севера на юг. Недалеко шумел водопад, закрытый со всех сторон ледяными наростами. Несколько дальше раскинулось незамерзшее горное озеро, в котором вполне могла водится рыба, которую только тут и могли выловить.

Остановка предполагалась на неделю. Недельный отдых был как нельзя кстати. Помыться не мешало. Оставшись без еды, старик переживал более всего, неугасимое полено за такой срок вполне способно нарастить зелень и грибы. Одежда требовала основательного ремонта, из теплых вещей целых почти не осталось. И обувь… Манька очень жалела ноги Борзеевича: лапти его сносились, когда они еще только на третью вершину поднимались, и шел он, обмотав ноги тем что под рукой нашлось. Но тряпичное подобие обуви снашивалось куда быстрее. Получалось, что с нею Борзеевич разделся окончательно. Манька извела на ноги Борзеевича и капюшон шубейки, и пошитые из подола меховые штаны, прошивая меховые тапки остатками лаптей. Сильно они пожалели, что первую сношенную пару он оставил в пещере, где заночевали после покорения первой вершины. Подошва получилась бы потолще, чем из двух сношенных пар. Но и эта обувка хватала ему ненадолго. Из носка давно выпирали пальцы, перетянутые портянками, тоже изношенными и похожими на половую тряпку. Оба понимали, что если не придумают что-нибудь немедленно, когда переберутся через четвертую вершину и не увидят государственное продолжение – к ним придет хана. Такая хана, которая по-разному называется: костлявая, безносая (непонятно почему, особенно, когда курносая!), капут, криндец, конец, навь, сыра земля… Вслух об этом старались не говорить. Деревья были занесены снегом, но оба были уверены, что смогут опознать липу.

И просто отоспаться, плюнув на Дьявола и на его бессовестное издевательство.

– Правильно, Маня, – поддержал ее Дьявол, не дожидаясь, когда она выскажет свои мысли вслух. – А время потратить с пользой и освоить, например, бумеранг…

Манька взглянула на него хмуро исподлобья. Последнее отменялось. С Дьяволом, когда зависишь от него полностью, не поспоришь. Но отдохнуть-то надо! После второй горы дела их были совсем плохи. Оба устали, приходилось постоянно рубить ступеньки в скалах, заступы и выемки, чтобы ухватиться рукой или поставить ногу. Дьявол их торопил, оставляя на отдых лишь столько времени, чтобы сомкнуть глаза и уже подняться.

Не сказать, что гнал, больше времени уделяя обучению премудрости выживания в горах – и выкопировке местности, с нанесением на карту проложенного пути. Этого ни Манька не Борзеевич не понимали – возвращаться в горы они не собирались, но не спорили, неожиданно заметив, что начинают лучше ориентироваться, порой умудряясь приметить каменные развалы издалека и опознать вблизи каждый камень. В горах то и плохо, что сверху приметил одно, а подошел, и совсем другая картина открылась.

Небольшой грот нашли несколько в стороне от основного пути, сместившись на километр к водопаду. Там же неожиданно обнаружили переход через пропасть на другую сторону. Перебрались через пропасть, повеселев. Но план решили не менять, стрелы были нужны, а еще колышки, которые давно закончились. Предстояло взбираться на гору, которая и по размеру, и по крутизне превосходила третью гору чуть ли не вдвое. С первой горой ее уже не сравнивали, она показалась им холмиком, когда смотрели на нее с высоты второй вершины.

А когда приблизились к замеченному гроту, застыли, внезапно оказавшись у рукотворной лестницы, с редкими высеченными в скалах ступенями, которые вырезал кто-то до них…

Так разреветься мог только Борзеевич.

Он как-то вдруг помолодел, в седине появились рыжие, как огонь, и черные, как смоль волосы, воспрял духом, долго пытаясь вспомнить, откуда у него дежевю – но так и не смог. Манька тоже с удивлением рассматривала поросшие мхом полуразрушенные ступени, не веря глазам, щупая их руками, даже не пытаясь придумать объяснение.

– Ну, я бы удивился, если бы люди здесь совсем ни разу не прошлись! – обескуражил их Дьявол. – Эта маленькая планетка истоптана вдоль и поперек. Нога человека не ступала только там, где человек никогда не существовал.

– А что, раньше нельзя было сказать, что путь проторен?! – возмутилась Манька до глубины души, высматривая, где, в каком месте горы ступени заканчивались. – Столько времени потеряно! Сколько мы тут, Борзеевич, два месяца?

Поверить глазам она не решалась.

– Скоро… Еще полмесяца… – хлюпнул Борзеевич носом, зачем-то обнюхав ступеньки.

– И однажды понять, что вы в горах ни к чему не пригодны? – ехидно заметил Дьявол. – Напротив, я всеми силами "за"! – он покрутил перед собой руками, разглядывая их. – К чему мне ваша образованность?

Манька с Борзеевичем переглянулись, понимая, что про ступени лучше забыть. Дьявол не собирался восторгаться подъемом. Оставалась надежда найти липу и сплести Борзеевичу новые лапти.

В первый день решили очистить от снега участок земли, где бы имелась добрая земля. Рисковать не стали, воткнув ветку неугасимого поленьего дерева в землю у самого входа, и несколько веточек связали в пучок веревкой, бросив на снег. Снег сразу начал таять. Довольные своей сообразительностью, оба отправились обустраивать грот, для начала завалив камнями вход, но так, чтобы можно было свободно зайти и выйти, а при необходимости передвинуть камень и закрыться в гроте совсем.

На этот раз тазик пришлось вырезать самим. Дьявол наотрез отказался, заявив, что выпрашивать подарки насильно то же самое, что с ножом у горла заставить вынуть кошелек из кармана. Тазик не получался, зато вокруг валялось с десяток тарелок. Нож резал стену, но ни Манька, ни Борзеевич так и не придумали, как отколупать кусок плиты от стены, чтобы плита в высоту была достаточная для вмещения некоторого количества воды. Кроме того, стена оказалась не гранитная, а из хорошо спрессованного песчаника и щебня, связанная глинистыми прослойками, и стоило вынуть кусок и приложить к нему усилие, как он тут же начинал колоться и рассыпаться.

Расстроенный Борзеевич вышел на воздух посмотреть, как идут дела с расчисткой земли. Манька вышла следом, тоже удрученная неудачей.

– Мы с тобой как два глиняных горшка, у которых, если Дьявол не нальет, нет ничего своего, – недовольно проворчала она, покосившись в сторону Дьявола, который обваливал некоторое количество земли, чтобы растаявшая вода уходила в ущелье.

Борзеевич повернулся к Маньке и как-то без ума, невразумительно, посмотрел на нее, разнервничался и поблекшим голосом уязвлено согласился:

– Мы не горшки, мы те тарелки, которые валяются в пещере! Мы, Манька, пытаемся копировать Дьявола, но мы не Бог. Могли бы уже мараться снова!

Манька с любопытством оглянулась на Борзеевича, который прошелся по образовавшемуся берегу бурно таявшего водоема, ковыряясь в земле, с интересом разминая в руке горсти земли. Наконец он радостно вскликнул, вырыл углубление и, опустившись на колени, начал кидать туда горстями землю, перебирая ее руками.

– Ты чего творишь, горе ты мое луковое?! – обиделась Манька, рассердившись, что Борзеевич, не пожалев последние ее штаны, заболел какой-то странной болезнью.

– Горшки… – ответил Борзеевич, не взглянув на нее. – Глиняные… Иди-ка сложи печь. Вечером у нас будет столько тазиков, что воды хватит и на помыться, и на постираться, и на поесть, и на попить… Печь нужна большая, такая, – Борзеевич развел в стороны руки.

Теперь пришла очередь Маньки без ума посмотреть на Борзеевича. Маленький Борзеевич сразу вырос в ее глазах на целую голову. Настроение поднялось. Дьявол все еще возился с отводом воды в нужное русло. Но без сомнения он по достоинству оценил бы догадливость старика и, в общем-то, ее тоже. Она отправилась ложить печь, не имея понятия, как она это будет делать – печи она никогда не клала, но знала, что для печи нужен хороший кирпич или камень. Камней в округе было предостаточно.

Задержались в долине не пять, а все двенадцать дней. Такой отдых, какой устроил им Дьявол, они не помнили, как покинули благодатную землю. С утра наперегонки поднимались на сотню метров вверх и, цепляясь за уступы, по скалам пробирались к теплому озеру. Первые два дня к озеру приходили лишь к вечеру, но на третий день успели до обеда, а остальные дни дорога не занимала и полутора часов. Объясняя, что это нечестно, Дьявол задание усложнил, заставляя подниматься то выше, то ниже. Но времени дорога к озеру занимала уже ненамного больше. Час – полтора плавали в теплой воде или ловили рыбу и пекли в углях. Один раз подло отвоевали у небольшой стаи волков добычу – среднего размера оленя. Жадничать не стали, сняв с убитого оленя шкуру и срезав доброе мясо, оставив хищникам кости, внутренности и голову. Ребром вышло им хищение – на следующий день волки угнали стадо на другие пастбища. Именно это обстоятельство, или стечение обстоятельств, убедили их в том, что умнее волка зверя нет. Но связываться с хищниками было опасно: волки уходили последними и – сытая была стая или нет, волки встретили их у озера хищными оскалами и рычанием, ясно давая понять, что конкурентов не потерпят.

Мириться с волками не стали, и надо ли? В следующий раз пусть лучше боятся, если встретят человека.