Текст книги "Тайны гор, которых не было на карте..."

Автор книги: Анастасия Вихарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

А как по-новому? Железо, оно и есть железо…

Голод и вправду уничтожал железный каравай, как булку с маком. Никакой другой еды найти здесь было невозможно. Крупа и запасы скоро закончились, а то, что осталось, экономили, всыпая в кастрюльку щепотками. На седьмой день Борзеевич навострился глотать камни, утверждая, что это съедобно и что не камни это, а какая-то древняя первородная форма жизни, с которой все началось. Манька попробовала их и поняла, что вкуса в них нет, зато они были мягче железа. Но Дьявол и тут облегчение запретил, заявив, что камни те сплошной силикат, что Борзеевичу не повредят, а она станет стеклянной, и если упадет и разобьется, собирать будет некому. И когда Борзеевич давился силикатным деликатесом, стачивала свои караваи с черной завистью. В тысячный раз она пожалела, что полезла в горы. Так облажаться!

Она искренне не понимала, почему с низу гора не казалась такой высокой и непреступной – можно было разглядеть вершину, укрытую снежной шапкой, укутанную облаками. А теперь, когда смотрела вниз, голова кружилась уже не от недостатка кислорода, а от высоты, на которую забрались. И когда на пятнадцатый день покорение состоялось, не сразу поверила Борзеевичу, который тут же посчитал в уме, сколько внизу осталось этажей. Получалось, черепаха двигалась быстрее, в день не более ста этажей – триста метров. А за пятнадцать, сколько человек прошел бы за два с половиной часа… Расчеты столбиком правоту Борзеевича подтвердили. Дьявол тут же поучительно заметил, что всю дорогу пытался им сказать о том же, как всегда забыв упомянуть, что шли они не по ровной дороге, а поднимались по отвесным скалам.

Вид с горы открылся сказочный.

Земля, где осталось лето, с высоты казалась зелеными вытянутым в ленту лоскутками, обрезанными по краям. Но неровно, будто лето боролось с зимой, и снег накатывал на лето волнами. В той стороне, где она хоронила покойников, земля тоже подросла. Два самых больших массива почти срослись между собою, их разделял лишь узкий перешеек. Благодатная земля, по которой она прошла, пролегла как широкая дорога и тянулась до самого горизонта, наверное, до того места, где нашла избы и неугасимые поленья. Манька взирала на благодатную землю с радостью. Если так пойдет дальше, то скоро проляжет по ее деревне, которая тоже стояла на берегу, и, может быть, когда-нибудь достанет моря-океана – и тогда вернутся она сможет безопасно.

Оказалось, что кроме тех двух селений, которыми часто любовалась по вечерам, сидя на берегу, в той же стороне были деревеньки много больше и населеннее. Она бы не разглядела их с вершины, но в каждом в каждом селении имелась церквушка с куполами, покрытыми золотым листом. Купола на солнце светилась, отражая яркими бликами солнечный свет, как зеркала, пуская в пространство солнечные зайчики. Она на глаз смерила расстояние, вспомнив, что у них почти закончилось мыло и соль. Теперь, когда у нее была земля, все необходимое она могла выменивать на сельхозпродукцию. Вряд ли среди зимы люди отказались бы от свежих огурчиков, особенно если прийти в деревню перед праздниками. Хотя… Она призадумалась – могли и побить! Понятно теперь, откуда приблудилась одна корова, вторая, потом овцы и гуси…

Дьявол и Борзеевич восхищались исключительно зелеными пятнами на белом снегу. Деревни и городишки их не заинтересовали:

– Парочка вампиров, стайка оборотней и сотни четыре человек на закуску! – презрительно бросил Дьявол, заметив в ее взгляде тоску по людям.

– Не просто оборотни – там злые оборотни! – сказал Борзеевич, оскалившись. – Мы их только-только разогрели. Им теперь себя оборотнями не чувствовать, пока на зуб не положат!

– Вот смотрите, – грустно укорила их Манька, – как не пасть человеку к ногам вампира, если вампиры великолепно просчитывают каждую мелочь, которой можно уловить человека в сети? Среди бескрайней земли их капища светятся, как маленькие звездочки. Там поп и попадья, там горят свечи в медных позолоченных подсвечниках. По всем стенам развешаны картины из жизни Спасителя Йеси и его портреты. Маленькие просвирники и стопочка красненького винца и магазинчик, в котором продают книги о его жизни и похождениях… – вспомнив, сколько вытерпела издевательств, укорила: – Дьявол, там маленькая надежда для человека, что жизнь его хоть кому-то не безразлична и кто-то ее облегчает…

Дьявол неопределенно хмыкнул, переглянувшись с Борзеевичем.

– Представь, Манька, если бы я был таким маленьким, нарисованным, и все, чем бы был, память о том, как я уходил в Небытие… – он скривился в презрительной усмешке. – Я не такой, и слава мне! Вот я! – он раскинул руки, и плащ его разлетелся во все стороны, и Манька вдруг явственно ощутила, как летит пространство, пронзая землю, уходит и вверх, и вниз, и во все стороны. – А это он! – Дьявол кивнул на маленькую звездочку на земле. Голос прозвучал безразлично. – Зачем искать на земле маленькую звездочку? Разве она может что-то изменить? Ты правильно заметила – звездочка. Звездочки светят, но согревают только планету, которая крутится подле самого бока. Я не звезда, я интересный собеседник, спутник, исстари прихожу и открываю один и тот же Закон. Не для того, чтобы тот, кому открыл, уговорил жить по Нему людей, но чтобы жил по Нему сам. Нет закона свободы – есть свобода в рамках Закона. Закон защищает человека. А если нарушает Закон, то да, ему надо искать и надежду, и защиту – Закон будет преследовать его повсюду. Даже там, где он носит на плечах своего безногого Бога, которому можно нарисовать усики, бородку, украсть или выставить на аукцион.

– Ну тогда плюнул бы как-нибудь в это капище! – возмутилась Манька до глубины души.

– А я плюю… Церкви разваливаются, их обворовывают, там так же убивают и бьются за власть. Мой Храм – Дьявол постучал по Манькиному лбу, – вот здесь. Но разве я не должен сказать человеку: там твой Бог, и там, и еще тут – подбери! Человек все время думает: Бог со мной! И каждый день сомневается: со мной ли Бог? И каждую минуту ищет в каждом своем деле: помогает ли ему его Бог? И если у него получилось что-то, он думает: да, Бог со мной! Не получилось: о, где же Бог?! Неужели тебе нужна такая свобода? – Дьявол недоуменно пожал плечами. – А такой Бог?

– Я не о тебе сейчас, я о себе и о людях, – рассердилась Манька. – Где-то там мой конец и начало. Наверное, это тоже Закон, что мне всегда будет не хватать себя самой.

– Твой конец и начало забил тебя насмерть, чтобы ты искала его всю жизнь и никогда не нашла, – фыркнул он. – Нашла о чем жалеть!

– Да как же не пожалеть, если часть меня это он!

– А я говорю, не стоит! – строго произнес Дьявол. – Был такой человек, Иосиф. Его продали в рабство. В рабстве его уделом стала темница. Он тяготился, но не умер, как другие узники – я был с ним. Прошло много лет, и однажды никто не смог стать, как Иосиф. Он сделал фараона своим мечом, отомстив обидчикам. И однажды люди, которые продали его в рабство, пришли к нему и молились. Не фараону! Иосиф не унижался, лишь могущество показал он врагам. И распорядился им, как человек.

Манька смерила Дьявола с головы до пят скептическим взглядом, уныло пробормотав:

– Это тот, с которого началось рабство в три шестом государстве? Благодать была, иди на все четыре стороны. Так нет, пошли, продались чужеземцу, еще и спасибо сказали! Уж не Дьявол ли закончил золотые их дни?!

– Ну, тогда еще люди по земле ходили. Человеками были и не обижали друг друга. Задолжал, отработай, но если не смог, на седьмой год обязан был человек простить человеку долг. Смотри, кому даешь. Помогали друг другу, не притесняли. Люди с такой скоростью не плодились и не размножались, а работник в хозяйстве всегда нужен, вот и приманивали, и выкупали. И сразу землю бери, жену, дом строй. В то время "раб" – в этом "гостербайтер", только с уважением. Работник от раба немногим отличается, корень-то один.

– И что, Иосиф в государстве всех гостербайтерами сделал? – усмехнулась Манька.

– Должниками. Не от радости. Вампиров в стране развелось… И тогда были вампиры, но кто бы позволил руки распускать? Отлавливали, лечили и наказывали, и не беспечно. Как-то же посадили невиновного в темницу. Война с вампирами уже тогда шла повсюду. Ничем не брезговали и подменяли одну идеологию другой. Но у человека был выбор, и никому бы в голову не пришло утверждать, что он Бог. Другие были люди. В принципе, выбор всегда был или в пользу Истины, или в пользу болезни.

– А семь лет кто в государственную казну зерно сдавал?

– Они и сдавали. Десятину обязаны были. И учителя были, и жрецы, и сироты с вдовами. Помогали же. И от вампиров охранялись. И если имел человек в себе Божье слово, то уважали его. Посуди сама, кто такой Иосиф? А первый хозяин поставил его над всем домом. И в темнице был поставлен над всеми. Фараон поставил его над всем царством. И ни один не сомневался, что имеет право. Ценили человека за ум, за работоспособность, за беззлобность. А какой вампир стал бы поднимать человека? Да хоть семи пядей во лбу, не нужен ему человек. Приходил народ к Божьему человеку со своими проблемами и учился жертву ложить и умывать лицо свое и руки, а не за отпущением греха.

– И что случилось, если так хорошо было?

– Негоже поднимать вампира, который искал знания не для себя, а для того, чтобы убивать душу человека. Сказано – убей, если человек в поле убил другого человека преднамеренно. Они все думали: вот поймет вампир, что хорошо быть человеком, что пора ему лечится, и придет, и поклонится, или обиженный помощи попросит. Но презренный металл не дает покоя ни вампиру, ни проклятому. Дали человеку знания, вышел и понял: если кровь пущу, завтра душа его придет ко мне и полюбит, как душу свою. И не разбирали, шли за вампиром. Одного подкопал вор и унес, а он не подсчитал убытки, а второй убит, и дал накрыть себя крышкой гроба. Если полюбился человек, сначала посмотри, что представляет из себя в земле твоей, а не полюбился, кто поливает его грязью. Люди легко соглашаются, зачастую не понимая, что грязью облиты сами, а хвалится в нем ужас. Если человек не ищет меня, почему я должен его жалеть? Закон для всех – это уже не человек, это камрад нечисти. Не так сложно преклонить ухо к вампиру и послушать, о чем он шепчет. Какой вампир смог бы стать Богом? Сколько их было? Все они рано или поздно становятся удобрением, а бинты их горят не хуже бумаги. От меня нельзя укрыться, а вампиры жадные существа – даже открытый прах соблазняет их.

– Нашел с кем сравнить… Еще была такая история: жил-был народ, беспечно, ибо ты был среди них. И нашли на него вампиры и убили всех до одного, и камня на камне не оставили – и канул народ в лету. Что же ты не учил их драться? Иосиф… Иосиф был исключением из правил, а тот народ – правилом.

– Разве я не учу? – возмутился Дьявол. – Я учу защищаться! Но попробуй-ка тебя заставить! Всегда так, хорошо человеку – и он уже забыл о врагах. Ты тоже Иосиф: продана в рабство и брошена в темницу, но люди, которые продали тебя, никогда не раскаются. Видишь ли, в твоем случае рубище готовил отец. Так зачем показывать свою боль? Твой конец и начало – земля, а не Бог, который устроил себя на ней. Он – мертвое жужжание, рана, которая стала язвой.

– Ну, земля хранит Бога…

– Земля прозрачней кристалла, который ты видела. Она не хранит, но имеет запись. А рисует она точно так же, как прямолинейный камень, который в кармане у Борзеевича. Если там шевелится что-то непознаваемое – это мерзость.

– А ты, Борзеевич, что молчишь? – Манька обратилась к Борзеевичу, который жмурился от солнца, разглядывая еще одну гору.

– Ну… даже не знаю. Не многие изнуряют себя. Вот ты, знала, что дал тебе железо вампир, но было тебе хорошо – и не жалела о нем. Пылилось на чердаке… Помнить о ближнем надо каждый день, а если вампир – каждую минуту. А народ разве помнит, что завтра к нему придет или Бог, или враг, или брат… Он думает: "вот придет, и разберемся". Народ, как ты, а ты – самая его середина…

Он кисло улыбнулся, заметив, как Манька недовольно пнула снег, метя в него. Скатал в руке комок и передумал бросать. Вспоминая о далеком прошлом, он чувствовал свое поражение, и обвиняя, и оправдывая людей. Наверное, он сожалел о богатом убранстве, от которого остались одни лохмотья. Но что мог сделать человек, окруженный врагом, привязанный к столбу с разложенным под ним хворостом? Весь мир привязан, если не слышит крики о помощи. Человек поставил над собой человека, и теперь человек решал его судьбу.

– Если бы я знала, то все было бы по-другому, – оправдываясь, расстроено проговорила Манька.

– Теперь знаешь, – пожал плечами Борзеевич. – Хитрые исторические книги имеет двоякое толкование. Вампирским умом одно, а счастье в другом. Все это аллегории. На земле две истины – вампира и Дьявола. Одна – крематорий, вторая – вечная жизнь. Ближе всегда та, которая легко достается. Когда учиться не надо. Вот ты, всю жизнь прожила в Аду, а встретила Дьявола – и подумала, да разве ж она была Адом?! Но когда Дьявол ведет за руку, Ад не страшит, как если бы вышел и повалил. Рано или поздно мир исчезнет перед глазами, и человек остается открытый всему, что лежит в его земле. Чтобы сделает человек с червями один на один, когда обступят со всех сторон?

Вся жизнь фараона – со смертями, с борьбой за трон, с жестокостью, окруженная подневольными людьми доказывает, что он был вампиром, который не поднимал человека. Но знание есть знание – не добро и не зло. Им можно убивать, а можно защищаться. И невольно подумаешь: а не было ли сие грандиозное дружественное послание замыслом Дьявола, оставленное человеку? Если бы захотел, ему вполне по силам на него опереться. Из прошлого помочь тебе только так и могли, переступив через голову вампира, чтобы тот не увидел в сей книге Дьявольской мудрости. Вампиры-то меньше всего могут это знание поднять…

"Я твой сын, о Осирис Ани, чье слово – истина. Я пришел защитить тебя. Я собрал твои кости, и я собрал воедино твои части тела. Я принес твое сердце, и я поместил его на престол внутри твоего тела. Я приведу твой дом к процветанию после тебя, о ты, который живешь вековечно."

"Я защищаю тебя этим пламенем. Я отражаю твоего врага прочь от долины могил. Я разбрасываю песок у твоих ног. Я обнимаю Осириса Ани, чье слово – истина. С миром."

"Я пришел, чтобы рубить на куски. Я не был разрублен на куски, я не позволю, чтобы тебя разрубили на куски. Я пришел, чтобы совершить насилие над твоим врагом, но я не позволю, чтобы насилие было совершено над тобой. Я защищаю тебя."

Земля твоя – Осирис Ани, писец, чье слово – истина, в который сеют огонь, чтобы защитить, а ты – враг, которого приходят разрубить на куски… Когда-то знания вампира были совершены, и сводились к тому, чтобы обмануть Дьявола и землю. Но человек ушел с земли, и с ним ушли знания, потому что все знания взяты от человека, который получил их от Дьявола. Не доказано, что Иосиф прошел по земле Египта, но Египет был колыбелью цивилизации, в которой утвердился Царь и престолонаследие. В других местах народ решал, кому доверить себя. Может, египетские пирамиды смотрятся круто, но кто, кроме вампира, мог положить столько камней в одно место? Вспомни: лежит вампир посреди залы – и свиток на груди мертвеца, и хвалебные песни во славу себя на стенах, и входы и выходы… А змея на маске?… Могу предположить, что отец Иосифа был душой, тогда кто фараон? Или наоборот… Я тогда в лохмотьях не ходил, золота у меня поболее было. Руку дам на отсечение, что не обошлось без меня. Но как вспомнишь, если жалок человек и ненавидит Бога всем своим сердцем, поднимая Мученика до Благодетеля? Конечно, вампир думает, что пережить ужас ему будет легче, когда ни одна тварь не поднимается на него. Но так ли это, если убивает себя, чтобы расплодиться? Что он будет делать с мертвым самим собой? А с Дьяволом, который откроет и выпустит на него беснующуюся мерзость? Вот что я думаю, мы здорово влипнем, если не на того нападем! Но если не предупредим удар, обрушится бедствие.

– Мы уже влипли… – с убитым видом произнесла Манька, заметив странное крылатое существо. Заметила лишь потому, что оно зависло в вышине, нацеливаясь на поляну. – Ой, – испугалась она, указывая в сторону земли. – Что это?

Дьявол и Борзеевич, резко обернувшийся, тоже удивленно воззрились на парившее чудо.

– У этой птицы есть имя, – ответил Дьявол спустя минуту, наблюдая за полетом существа. – Знакомьтесь, Змей Горыныч Пекельный. Можно просто: дракон! Существо мифическое, самое, пожалуй, древнее рукотворное существо, но, безусловно, жизнеспособное. Выдержанный, как яд, который поднял его из земли. Врагу не спится!

Борзеевич как-то сразу побледнел, охрип, или потерял голос, издавая надсадный свист из легких.

– Братва, атас! Поджаримся! – он кинулся за скалу, разом оживившись, страшно перепуганный. Отдаленное равнодушие слетело с него. Сгребая камни, Борзеевич хоронил себя под ними заживо, не обращая внимания на язвительную насмешку Дьявола, бормоча громким полушепотом: – Я жил, я жив, я буду жить… Каждый раз наши встречи заканчивались смертельными ожогами! Ну, нет, не-е-ет, на этот раз не дамся! – он залез в вырытую яму, вопросительно взглянув на Маньку.

Манька смотрела то на Дьявола, то на Борзеевича, не понимая, какую позицию занять. Под землю ей не хотелось.

– Это вампиры прилетели посмотреть на самое страшное для них чудо, – успокоил ее Дьявол. – Им сейчас не до нас, но у Горынычей очень хорошее зрение. Схоронись-ка за камень, – предостерег он, подталкивая ее к валуну и прикрывая сзади. – Не приведи Господь, увидит! Благодетельные вампиры ищут избы, чтобы понять, какая Манька в них погостила!

Встревоженная Манька спряталась за камень, наблюдая за драконом.

– Но… как же избы? А вдруг вампиры нападут? – она до боли сжала кулаки, до крови закусила губу, шагнув вперед.

– Помилуй, Маня, избы не дуры! – Дьявол оттянул ее назад. – Не станут они выходить за границу дозволенного, а дерево не даст их в обиду. Полетают вампиры, полетают, да и улетят. Дерево избам силу прибавляет и ума. Вампиры не живые, им на землю, где полено корни пустило, не ступить. Оборотни люди, а и те пожалели, что связались.

Манька недовольно посмотрела на Дьявола, обнаружив в нем еще одну неприятную черту – он не договаривал. Или утаивал. Может, знай она, что на земле безопасно, ни в какие горы калачом ее не заманили бы, жила бы себе с избами. Но если не сказал, значит, так было нужно, Дьявол беды издалека примечал. Ступить не ступят, но похоронить современными тактическими разработками – запросто. Пока летал дракон, она не спускала с него глаз, вздохнув с облегчением, когда он набрал высоту и полетел в обход гор в сторону дороги.

Борзеевича из-под камней выковыривать пришлось насильно. Он ни в какую не слушал их, и даже не отвечал.

– В спячку впал, – констатировал Дьявол, когда прошло достаточно времени, а Борзеевич так и не появился на поверхности. – Всегда так! Ишь, чудак, – расстроился он, – сгниет как есть! Ведь говорил ему, в глиняном кувшине надо, запечатанном сургучом. Лежал бы тысячу лет без ущерба, – добавил торжественно: – Достань его, Маня. Пробил его час!

Манька отвалила валун, разобрала камни. Глубоко Борзеевич закопал себя и лежал с закрытыми глазами, скрестив руки на груди. Он оказался нетяжелым. Оклемался, лишь когда его вытащили его на поверхность и напоили живой водой. Спасенный открыл глаза, не сразу признал Маньку, но Дьявола узнал сразу, заулыбавшись и попытавшись встать на ноги.

– Вот так лежал бы вечность! – сказал Дьявол, отпуская его руку. – Прах к праху! Место ты выбрал удачное. Ну не съели, кто нашел бы здесь? – проворчал он. – Древности из-под земли собираем, будто археолог у нас Маня, а откуда у нее знания такие? Ведь должен быть диплом государственного образца! И солнце вот-вот сядет…

– Ох, Маня, я под землей долго не могу быть! – виновато пожаловался Борзеевич, все еще пьяно блуждая глазами, щупая больную голову. – Как угодил под землю и сверху присыпало, глаза слипаются, и сон накатывает. И вижу я, как рассеялся один народ – и ушел в Небытие, и рассеялся второй…

– И тоже в Небытие ушел, – подсказал Дьявол, похлопав Борзеевича по плечу. – Знаю я, эту историю. А про месяц ясный под косой, не видал ли? Был бы сон в руку! А то Манька у нас самую косу видит уже, а месяц ей пока не светит! Ох, Маня, сколько неприятностей от тебя, окосели вампиры… Думаешь, от хорошей жизни тут летают?

– Ах, Маня, спасибо тебе, красная девица! – Борзеевич сложил руки перед собой и низко поклонился, не обращая внимания на сарказм Дьявола.

– Она не красная – это она в крови утопленная! – оценивающе взглянул на Маньку Дьявол. – Не в том веке, – напомнил он Борзеевичу. – У нас все по-простому. Спасибо говорят, чаще подсчитывая, чем расплачиваться придется, жалея, что спаслись.

– Совсем даже… И ничего мне не надо! – ответила Манька, слегка покраснев.

Опять Дьявол спал в ее мыслях. Именно так оно и было, но ведь не со зла подумала, чего у Борзеевича попросить: ну помог бы ей маленько нести железо – ведь не железная она! Но Дьявол решил железом ее убить, выставляя на осмеяние любые мысли, которые облегчили бы ее существование. Почему он был так против помощи, она не знала, но не обижалась. Борзеевич тоже не пустой шел – нес живую воду, свою одежонку запасную, которую подкладывал Маньке под голову и на камни, чтобы было чуть помягче, котелки и много чего еще. Но с железом-то не сравнить!

Она последний раз взглянула на землю. Дальше дорога шла вниз к подножию второй горы. Частично две горы срослись между собой, и выше вторая гора была, но если подниматься, то примерно столько же. Борзеевич тоже засмотрелся. Солнце опускалось за вершину, и выглядела гора, как темная голова великана, увенчанная красным ореолом. Взгляд у него был удрученный – новой горе он был не слишком рад. Оглянувшись назад и заметив Дьявола, он мужественно взял себя в руки, деловито обозревая место для лагеря. Было еще не поздно, но тень горы быстро ползла по склону в их сторону. Гораздо быстрее, чем закатывалось солнце. Тень покоренной горы, на которой они стояли, уже накрыла и озеро, и благодатную землю, и реку. Манька вдруг к своему изумлению заметила, что тень не проглотила их – от земли тотчас поднялось голубое сияние, которое разгоралось все ярче и ярче, земля теперь казалась необыкновенно сказочной, таинственной, словно нарисованная неоновыми красками.

Дьявол тоже сканировал местность, чему-то улыбнувшись. Он вдруг взял из ее рук посох, спустившись ниже на ровную широкую площадку, ударил по снегу в неприметном углублении двух скальных выступов, обваливая снежный сугроб и обнаруживая вход в пещеру. Манька и Борзеевич ахнули от восторга – такие пещерки им попадались нечасто, но получалось, что Дьявол знал их на перечет. Оставалось как следует ее прогреть – и выспаться можно было по-человечески. Они уже катились вниз, обгоняя друг друга.

– Наверное, надо как-то отметить покорение первой вершины? – беззаботно предложил Дьявол, заглядывая внутрь и удовлетворенно крякнув.

– Я бы лучше помылась, – Манька вошла в пещеру, высоко поднимая ветвь неугасимого полена.

– Я бы тоже… Оброс я. Скоро за бороду начну запинаться, – согласился Борзеевич, по хозяйски обойдя пещеру вдоль и поперек, втыкая ветви в землю.

– Одно другому не мешает, – кивнул Дьявол, зачем-то прощупывая и простукивая стену.

Делал он это перстами, крест накрест. Скрещенные пальцы Дьявола к добру не приводили – и правда, стена начала вибрировать… Насторожившиеся Манька и Борзеевич, с вытянутыми лицами наблюдавшие за ним, как по команде пали на землю, обхватив голову руками. Лежать пришлось недолго, стена сразу же перестала вибрировать, с глухим стуком из нее вывалился добрый кусок гранитной плиты. Обе головы поднялись, рассматривая плиту с недоумением.

– Я подумал, понадобится тазик… – рот Дьявола растянулся в ехидной усмешке. – Ну не в котелке же, в самом деле, кипятить воду!

Гранитный тазик оказался что надо. С помощью Дьявольского кинжала вогнутую плиту быстро углубили и поставили на огонь, натаскав снега. Приготовили место для ночлега, убирая с лежака острые камни и выравнивая песком. Покорение вершины и обустройство бани не отменило мучений по физподготовке. Борзеевич, заглянув в рюкзак, который со времени их путешествия значительно отощал, и, убедившись, что из запасов ничего не осталось, решил составить ей компанию. Маньку решение Борзеевича обрадовало, но уже через пятнадцать минут она об этом пожалела, с круглыми от изумления глазами наблюдая за тем, как резво Борзеевич уворачивается и наносит ответные удары почти в то место, где Дьявол должен был находиться. Если бы на месте Дьявола была она, раз десять была бы уже мертвой. Но стоило поверить, что Борзеевич устоял, как сразу же был повержен Дьяволом десять раз подряд и на десятый взмолился, ругая Дьявола, который насилием над учеником непедагогично отбивал охоту изучать искусство боя на первом же занятии.

Дьявол помог старику подняться, недовольно попеняв, что Борзеевич потерял форму. Борзеевич не в первый раз занимался с нею, но никогда раньше не демонстрировал свои выдающиеся способности так явно, поставляя себя на многие головы выше. Манькины брови поползли вверх еще выше. Это что же, дурили ее, когда она жалела Борзеевича, таская на себе как куль с мукой, когда он, растянувшись под деревом, вопил как пострадавший?

– Ну… – оба повернулись в ее сторону, один снисходительно с ехидцей, второй строго.

Манькины плечи опустились. Из всего она поняла только одно – ее осмеяли. Выходит, зря она собой гордилась, радуясь, что успехи ее намного превосходят Борзеевские.

Борзеевич отправился в пещеру, опробовать баню, а она в этот вечер, может быть, впервые поняла, что никакой физподготовки у нее не было и в помине. Дьявол забыл, что она человек. В пещеру Манька вернулась выжатая, как лимон. Пот с нее еще долго струился градом, и живая вода не сразу вернула силы. Мышцы живота, рук и ног болели, будто ее растягивали на дыбе. Порка была подобна массажу. Последние метры она ползла, лишившись сил.

Когда вползла в пещеру, Дьявол и чистый и подстриженный Борзеевич, в трусах, с полотенцем на плечах – постиранные штаны его висели на веревочке, рядом с портянками, в которых просвечивали дыры, сидели на земле, скрестив ноги в позе лотоса, и пили кипяток из кружек. Заметив ее, Борзеевич молча, с достоинством, поставил между ними еще одну кружку с кипятком, накрытую ровно срезанным ломтиком железного каравая, как бы приглашая присоединиться. Манька приняла приглашение, уминая железо и запивая кипятком, украдкой рассматривая стариковские дряблые мышцы, которые с опытным мастером никак не вязались. Пожалуй, она его зауважала – не стоило судить по внешнему виду о сути. И обрадовалась, когда Борзеевич, накрасовавшись всласть, вернулся в обычное состояние, собираясь оставить пещеру, запросто попросил у нее полушубок, чтобы и она могла помыться, не смущаясь.

Манька разобрала вещи и протянула ему дополнительно теплый свитер. Не хватало ей еще одного Дьявола!

– Полушубок у меня тоже дырявый стает, – она показала ему внушительную потертость на спине, которая просвечивала ветхостью против света.

– Если так дело пойдет, к финишу придем голые, – огорчился Борзеевич, со скорбным выражением постояв над своими изношенными лапотками. Он неохотно достал из рюкзака новые, обулся и вышел. Дьявол вышел следом, сочувственно нарочито громко вздыхая: о-хо-хо, о-хо-хо…

На следующее утро Дьявол поднял их не свет ни заря. Настроение у всех было отличное – предстояло спускаться под гору. Весь предыдущий день стояла хорошая погода, и теплый ветер с долины дул в сторону гор. Не иначе Дьявол готовил ледовую горку. Покидать нагретую пещеру не хотелось. Борзеевич на секунду другую задумался, пока Манька одевала рюкзак и колчан со стрелами, перекинув за спину запасной посох и лук.

– Знаешь, Маня, когда люди покоряют что-то, они обязательно на этом месте оставляют о себе память. Флаг там, или надпись… – сказал он, решительно порывшись у себя в кармане и вынув уголек. – Я, пожалуй, тоже оставлю.

– Лучше нацарапать, – подсказала Манька. – Углем – это ненадолго.

Она вынула из ножен кинжал Дьявола и передала его Борзеевичу.

"Здесь был мастер Гроб" – аккуратно вывел Борзеевич.

Манька взяла у него кинжал и нацарапала рядом: "и Маня" В пещеру заглянул Дьявол, недовольный тем, что они долго собираются.

– Думаю, мне тоже стоит напомнить о себе, – заметив, чем они заняты, то ли спросил, то ли уже решил Дьявол.

"и Дьявол" – ровным почерком вывел он. Кинжал ему не понадобился. Рука у него враз стала лапой, и по стене он чиркнул когтем, из-под которого посыпались искры, будто надпись он выпиливал. Внизу он очертил круг и вписал внутрь размашистую перевернутую букву А с выступающей перекладиной. Манька усмехнулась, погладив крест крестов, который согревал ее, когда совсем становилось холодно.

– Как ровно мы поделили стены, – заметил он, рассматривая надписи.

– Сойдет, – сказала Манька не совсем довольная, что писать приходится на покоренной вершине, на которую при желании мог бы влезть каждый пятый.