Текст книги "Пес бездны, назад! (СИ)"

Автор книги: Анастасия Разумовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Гражданка Арсеньева, на выход.

Я прошуршала мокрым подолом мимо белобрысого.

– Спасибо, – искренне поблагодарила стражника, – гражданин Серёга.

– Что? – растерялся тот.

Артём схватил меня за руку и увлёк в стеклянные двери. Целикового, громадного стекла без спаек свинцом!

На улице уже светало. Я остановилась, моргая. Пахло сыростью и влагой. В луже плескалась сизая голубка, пятнистый рыжий голубь ходил вокруг неё и отчаянно курлыкал. Вокруг возвышались огромнейшие серые дома, сложенные из ровных каменных плит. Ничего себе! Раз, два, три… пять! Пять этажей! И как жители не боятся, что громадины рухнут им на голову?

– Алис, ты с феста, что ли?

Я обернулась к мужчине.

– Что?

– Ну, средневековая одежда… Кстати, очень аутентично. Надо же, даже с корсетом заморочилась. А вот кожаный фартук как-то… не в тему, прости. Ты есть хочешь? Или сразу домой?

– Домой. Но я бы что-нибудь, если честно, перекусила.

Артём поднял руку, что-то пиликнуло, подошёл и открыл дверь в аккуратной зелёной машине.

– Садись.

Я подобрала подол, прошла и села. Как с ним обращаться? Кто он вообще такой? Можно ли, например, спросить его про отхожее место? Или это здесь неприлично? Парень опустился на кресло рядом со мной и взял руками нечто, отдалённо похожее на штурвал корабля, только расположенный не вертикально, а горизонтально.

– Пристегнись. Не стоит испытывать судьбу.

В каком смысле пристегнись?

Артём покосился на меня. Я уставилась на него, размышляя, как именно задать вопрос так, чтобы он, с одной стороны, понял его суть, а с другой – ничего не заподозрил.

– Понятно, – хмыкнул тот, наклонился и прищёлкнул меня к креслу довольно широким, но тонким ремнём.

Я чуть не ударила странного парня, но он успел выпрямиться и снова взял в ладони штурвал, словно ничего неприличного не произошло. Видимо, здесь такое нормально.

Машина плавно снялась с места и поехала вперёд. Да, это определённо был именно штурвал: чтобы механическая карета повернула, Артём вращал его в ту же сторону, в какую хотел повернуть машину. А ещё перед парнем были всякие приборы, на которых мелькали светящиеся огоньки и дрожали стрелки. Эх, посмотреть бы поближе…

– Как ты? Универ закончила? Всё? Или в аспирантуру пошла?

Универ это же университет, да? Ну точно! Артём же говорил, что учился с Алисой в университете. То есть… То есть, здесь в университете могут учиться и женщины? Ничего себе! Да, вроде и Дрэз что-то такое упоминала…

– Угу, – устало отозвалась я.

Откинулась на очень удобную спинку кресла и закрыла глаза. Прямо под головой была прикручена подушечка. Гениальное решение!

Глава 3
Масик

– Извини, я понимаю, ты очень устала. Но… Герман сказал, что ты едва ли не под колёса ему бросилась. С тобой всё хорошо, Лиса? Я могу помочь?

Можешь. Если вот прям сейчас расскажешь мне, кто такая Алиса, откуда мне взять документы для стражников и… и как управлять этой машиной. А уж как она устроена, я и сама, при случае, разберусь.

– Алис… Ладно, понял. Я не вовремя. Или до сих пор на меня обижаешься?

Знать бы за что… Я покосилась на расстроенное лицо парня, и мне стало стыдно. Не люблю лгать хорошим людям. Да и вообще лгать.

– Да нет, конечно, – ответила наобум, чтобы его приободрить. Ну и чтобы закрыть этот вопрос. – Я просто очень устала, Артём.

– Тёмыч.

– Что?

– Называй меня, как раньше, ок?

Я не поняла, что значит «ок». Но, судя по интонации, что-то вроде «да» или «хорошо».

– Ок.

– Слушай, если ты на меня не злишься, то давай встретимся… Ну не сегодня, я понимаю. Давай завтра?

Гм. Вот он меня сейчас привезёт домой, а там другая Алиса… Ну то есть, не другая, а как раз та самая – настоящая Алиса. И тогда что? Снова позовут стражников?

– Лис… ты всё же злишься?

Мне стало стыдно. В конце концов, Артём меня спас из клетки, и, кто его знает, может даже дал стражникам-полицейским мзду? Не бумагами, как пытался Герман, а золотом? Потому что бумаги те не взяли.

– Нет, не злюсь… Я не знаю… Хорошо, давай встретимся.

В конце концов, что я теряю? Артём явно повеселел:

– Ну и отлично. Тогда в кино, ок? Есть пожелания или фильм на мой вкус?

– На твой.

– Супер. Лиса, ты просто огонь. Я тебя не разочарую, обещаю.

– А здесь окна открываются?

– Что, прости?

– Ты можешь открыть окно?

– Да, конечно.

И стекло справа от меня поехало вниз. Само. Артём даже не потянулся, чтобы повернуть ручку. Ручки, впрочем, и не было. Я высунула голову, и ветер тотчас растрепал волосы. Мы ехали мимо домов, похожих на хребты гор. Я попыталась посчитать этажи, но на девятом сбилась. Наверняка, не меньше двадцати. Засунулась обратно и зажмурилась. Они же сейчас на нас рухнут!

– Машина может ехать быстрее?

Пока нас не раздавило громадинами.

– Прости, нет. Я и так жму максимально. Ещё чуть-чуть, и нас штрафанут. Ты кофе хочешь? Ну и… шаверму? Бургер? Я бы затащил тебя в ресторан, но понимаю: ты не в ресурсе. Так что нас ждёт заправка.

– Да, спасибо, – пробормотала я, теряя его мысль, но решила на всё соглашаться.

Мы съехали с дороги к небольшой застеклённой будочке. Артём выскочил из дверцы, зачем-то прошёл назад, а потом уже зашагал вперёд. В этот раз я следила за ним внимательно и поняла, как дверь открывается. Потянула на себя рычажок и тоже вышла.

Может убежать, пока не поздно?

– Мари, – пробормотала себе под нос, – убежать ты всегда успеешь. А когда поешь в следующий раз – неизвестно.

Я обошла машину и увидела, что в её бок воткнута толстая верёвка. Она чуть дёрнулась, и вдруг чем-то неприятно запахло.

– Ты до сих пор веганка? – Артём уже возвращался ко мне, и, судя по его лицу, был чем-то опечален. – Представляешь, там из веганского только булочки с изюмом, а ты же их терпеть не можешь…

– А что есть не из… веганского?

– Шаверма, но она с курицей и…

– Прекрасно. Я согласна на шаверму с курицей.

Парень довольно заухмылялся.

– Все веганы рано или поздно начинают есть мясо, – довольно хохотнул он и пошёл обратно.

А что, есть те, кто не едят? Курицу? Нет, я верю: много кто не ест курицу. Потому что не у всех есть такая возможность.

Небо в Первомире оказалось очень низкое. И очень серое. Оно давило, словно одеяло и сыпалось мелким дождём или крупным туманом. А ещё было довольно холодно. Я обхватила руками плечи.

– Держи, – Артём пихнул мне в руки какую-то прозрачную сумочку с двумя бумажными свёртками. И бумажные стаканчики, закрытые коричневыми крышечками. – Знаешь, я и сам голоден, словно зверь.

Он вытащил из бока машины нечто похожее на верёвку с крюком, воткнул в синий шкаф, забрал у меня стаканчики и пакет. И я поняла, что нужно сесть обратно.

Из стаканчика Артём пил прямо через крышку.

Я присмотрелась и поняла, что там есть дырочка, в свою очередь тоже закрытая небольшой крышечкой. Любопытно-то как. Кофе оказался необыкновенно вкусным, а шаверма… М-м… Я внезапно поняла, что никогда в жизни не была так голодна. Спохватилась, что облизываю пальцы и покраснела. Аж почувствовала, как говорят мои щёки. Зато физиономия Артёма прям лучилось довольством.

– Если хочешь в туалет, то он за заправкой.

Туалет оказался неудобным: очень тесным. Но какое же всё-таки облегчение! И как мы, люди, хрупки и беспомощны, и как зависим от потребностей собственной плоти… Печально. Когда я вернулась, Артём протянул мне мокрый платочек из непонятной ткани. Я догадалась вытереть о него пальцы. Меня снова пристегнули к креслу, и машина плавно поехала, возвращаясь на большую дорогу.

– Лисёнок, раз уж мы теперь помирились, обещай мне, что всё расскажешь. И что ты делала на трассе, одна, в таком странном виде. И зачем избила Германа. И… и, кстати, как там твоя сестрёнка? У неё ещё имя такое… необычное.

– Артём… – я прищурилась. – Это нечестно. Ты меня, конечно, спас, но обещать я тебе ничего не буду.

– Понял, – неожиданно легко согласился он.

– А кто такой Герман? – осторожно уточнила я.

И какой пакости мне от него ожидать. Насколько всерьёз воспринимать угрозу за что-то там заплатить?

Артём ухмыльнулся:

– То есть, я не один такой, кто забывает имена близких родственников дорогих людей, да? Один-один.

– Близкий родственник?

– Ну уж куда ближе, чем родной брат, да?

То есть…

– И сколько стоит этот самый… бампер?

– Да ладно тебе, не парься, – рассмеялся Артём. – Герман, конечно, сволочуга та ещё, но я на твоей стороне, малыш.

Э… э-э? В каком смысле «малыш»? Я правильно понимаю, что мне сейчас предложили покровительство особенного рода?

– А всё же? – повторила настойчиво.

– Столько, сколько тебе не заработать, Лисёнок. Забудь. С Германом я всё решу сам.

Обернувшись, я прищурилась и в упор посмотрела на него:

– И что же я буду должна тебе за эти решения?

Артём провёл ладонью по светлым волосам, ухмыльнулся, скосил глаза на меня. Остановил машину перед красной круглой светящейся лампой, висящей прямо над дорогой.

– Ну-у…

– Я не согласна!

– Поход в кино? Ты разрешишь мне угостить тебя кофе, мороженым и эклерами. Как видишь, я помню, что ты любишь эклеры. Выбор фильма на твой вкус.

– Я подумаю, – буркнула я, отворачиваясь.

Бертран номер два, честное слово.

– Кстати, дашь мне твой новый номер? Чтобы я мог позвонить?

– Я его не помню.

– А телефон?

– У меня нет с собой…

– В ментуре отобрали?

Телефон… Та штука по которой Герман связывался с Артёмом… Как же я влипла-то! Мне захотелось, чтобы меня высадили прямо тут. Я закусила губу, и вдруг меня осенило. Так бывает, когда ты стоишь над бездной, и вдруг понимаешь, что сделать, чтобы туда не свалиться. И выход обычно такой простой-простой, что ты потом долго-долго разбираешься: как это сразу не пришло тебе в голову?

– Прости, Артём. Я потеряла… телефон.

Парень подозрительно глянул на меня, словно решая, верить мне или нет. Недоверчиво хмыкнул.

– Ты? Потеряла? Да ладно.

В его голосе прозвучала обида. Видимо, терять что-либо Алисе не было свойственно. Мы помолчали. Поднимался рассвет, и вокруг нас становилось всё больше и больше машин. Они были разные: одни более-менее, как у Артёма, другие раза в два, а то и в три больше. Некоторые больше похожи на дома, в окошках которых было видно множество людей. А были и такие, без крыши, на двух колёсах. Они быстро и весело проносились между более крупными особями. Люди на них сидели верхом, словно на конях.

– Положим, – наконец сдался Артём. – Хотя, думаю, это твоя сестрёнка посеяла, а ты, как всегда, её покрываешь. Так ведь?

Я отвернулась в окно. Подставлять незнакомую мне девочку не хотелось. И я просто промолчала. Как раз в этот момент, мне пришло в голову, что машины движутся не просто так. Очевидно, здесь было правостороннее движение. Это, впрочем, логично, с учётом тех последствий, к которым неизбежно приведёт движение на подобной скорости…

– Ага. Значит, я угадал. Ладно, не дуйся. Тогда я просто заеду за тобой завтра в шесть. Идёт?

– Идёт.

Наверное, надо было отказаться под каким-нибудь благовидным предлогом, но я его не придумала, да и обижать Артёма как-то не хотелось. Всё-таки он вытащил меня из крупных неприятностей. И накормил. Надеюсь, настоящая Алиса на меня не рассердится за самоволие.

Мы остановились перед каким-то серым зданием, но я уже была неспособна воспринимать то, что меня окружает. Артём вышел, открыл мне дверцу, снова помог расстегнуть ремень. Я шагнула и пошатнулась. Меня тотчас подхватили.

– С тобой всё в порядке? Эй, Лиса?

Его голос доносился словно сквозь густую пелену. Я почувствовала, как мою руку закинули за широкую шею, мою талию обняли, а затем перехватили ноги под коленками и куда-то понесли. Надо было негодовать и отбиваться, но моя голова тяжело упала на мужское плечо, и мир куда-то поплыл. Я так устала, что душа и разум словно оцепенели в безразличии.

Что-то задребезжало.

– Ну начинается с утра пораньше! – донеслось из-за обшарпанной двери. – Ни свет, ни заря… Это кто там?

– Мне не откроют, – шепнул мне на ухо Артём, – отзовись.

– Это я, Алиса.

– Ключ потеряла, что ли?

– Да…

– Людмила Прокофьевна, – снова подсказал парень.

– … Людмила Прокофьевна.

Дверь загрохотала. Видимо, отпирали какие-то щеколды.

– Ну и где ты шлялась всю ночь, Алиска? Пока матери нет, она, значит…

Голос прервался. Я открыла глаза и увидела в темноте коридора высокую худую женщину с жёлтыми волосами, замотанными на голове в пушистую ткань.

– Понятно, – процедила та с презрением, – вот, значит, где. А ещё учительница!

Артём под испепеляющим взглядом странной мадам пронёс меня и, открыв дверь, вошёл в комнату. Маленькую, похожую на мою комнатку в башне. Я сползла с его рук. Огляделась, не отпуская крепкого плеча. Да уж… Зато потолки высокие.

Два окна в зелёных гардинах… Две кровати. На одной из них кто-то спал. Зеркало, перевёрнутое стеклом к стене. Стол и два стула. Два шкафа и комод. И много-много разноцветных книжек. Такое богатство в такой бедности!

Я обернулась и успела заметить, с каким отвращением Артём рассматривает моё жилище. Нахмурилась.

– Лис… тебе здесь не место, неужели ты этого не видишь? – зашептал парень горячо. – Ты – красивая, умная девчонка. И вдруг коммуналка. В двадцать первом веке! И вот это всё… Ты всё же пошла в учительницы… Ну… Я же говорил! Зачем? Ради чего? Из одного только упрямства! Помнишь, что о тебе говорили профессора? Чёрт.

– Артём…

– Нет, не злись. И не обижайся, пожалуйста. Я же не для этого.

Он взял мои ладони в свои. За тонкой дверью всё ещё слышалось ворчание соседки. Мне стало до крайности неловко. Возбуждение Артёма пугало.

– Лиса, ты – необыкновенная девушка. Такие как ты, раз в сто лет рождаются. Ты не должна прозябать вот тут…

Да что он привязался к комнате⁈ Нормальное жилище. Окна вон – застеклены, между прочим. И книг – просто гора. Мне стало обидно за Алису. Я вырвала руки.

– Разреши мне самой это решать, – прошипела, не удержав гнев.

– Алиса? Кто это?

Мы дружно оглянулись. Завёрнутая в кокон из голубого одеяла на нас смотрела растрёпанная девушка лет пятнадцати или около того. Светлые волосы одуванчиком веяли вокруг её головы. Кожа на лице была ярко-розовой, глаза так и не раскрылись до конца.

– Привет, – улыбнулся ей Артём.

– Ты рехнулась приводить мужиков, когда я сплю? Ты время вообще видела?

– Он уже уходит.

– Я уже ухожу, – закивал парень, – ты же закроешь за мной дверь, Алиса?

Мы вышли в коридор, и он снова схватил меня за руку. Я вяло потянула свою конечность к себе.

– Знаю, наговорил глупостей, – зашептал Артём, уже буквально стоя на пороге, – извини. Я погорячился. В том смысле, что не вовремя. Но… я всё ещё вот так считаю. Однако не должен был на тебя сходу всё это вываливать. Прости. Не выдержал. Но в кино завтра мы всё же идём, да? Ты же обещала.

– Не обещала. А вот ты обещал, что меня не разочаруешь, – намекнула я.

Он встревоженно посмотрел на меня. Сейчас, в полумраке, его глаза казались тёмными.

– Лис… Я всё же заеду завтра за тобой, да? Ладно?

– Ладно, – я устало выдохнула. – Я очень хочу спать, Артём.

Он ещё раз извинился и наконец побежал вниз по лестнице, а я, осмотрев дверь, защёлкнула её на задвижку и вернулась в комнату.

– И что это было? – мрачно уточнила девица, всё так же не вылезая из-под одеяла.

– Мне стало плохо по дороге, и Артём меня проводил.

– Артём? – девчонка прищурилась. – Это тот масик, которого ты кинула год назад? Ты теперь снова с ним, или так, в качестве френда?

Я рухнула на постель. Не на ту, где лежала, очевидно, младшая сестра Алисы.

– Спи давай.

Принялась расшнуровывать корсет.

– Ну у тебя и прикид, – хмыкнула девчонка, снова натягивая одеяло на нос. – Я завтра в школу не пойду. Я заболела. Маме так и скажи. Хорошо?

Мир кружился. Я скинула все юбки, стянула верх и осталась в одной камизе. Уф-ф. Странно, что сестра признала во мне Алису. Но мать-то наверняка опознает? Или нет? И где сама эта Алиса? Ладно, всё это будет не сейчас… Потом. Сначала – спать.

Одно понятно точно: с этим попаданием что-то не так. И это «что-то не так», я уверена, устроил Румпель.

* * *

Осения лежала и смотрела, не мигая, в потолок. На соседней кровати сопела и тяжело дышала старшая сестра. В окна проникал рассвет.

«Я сошла с ума, – думала девочка со страхом. – На нервной почве я сошла с ума…». Она осторожно сползла с кровати, подошла к зеркалу, которое в минуту ужаса вчера отвернула к стене, коснулась его пальцем.

Ничего не произошло.

Осень вздохнула, переоделась в джинсы и худи, прошла на кухню. Здесь уже булькала огромная кастрюля со свиными костями: Людмила Прокофьевна снова варила борщ, и неприятный аромат распространялся по всей квартире.

Девочка вздохнула, открыла подвесную полку, достала кофе, засыпала в кофемолку. Резкий звук саданул по ушам.

– Я вчера просто устала, – сказала Осень вслух.

Засыпала в кофеварку, поставила на плиту и включила газ.

Кофе пропитается запахом несвежих костей, но… всё же лучше, чем ничего. Главное – квартира спит, и никто не толчётся на кухне.

– Глюки при стрессе – это нормально, – заметила Осень. – Это ничего, это может случиться с каждым.

Она открыла холодильник и достала пластиковую бутылку с молоком. Его оставалось на одну порцию. Осень вздохнула: идти в магазин не хотелось. Хотелось лечь и умереть. Желательно в обнимку с плюшевым пледом, чипсами и хорошим фильмом. И чтобы никто не мешал плакать.

Осень вернулась в комнату, нашла затерявшийся в постели телефон и снова вздохнула: зарядки оставалось немного. Вставила в уши наушники.

«Выйди вон – тебе хана, начинается игра», – жизнерадостно запел алёнин голос.

Девочка вернулась на кухню, неисправимо грязную, с серыми пятнами облупившейся побелки, с ржавыми пятнами от протечек на потолке, с обоями, отклеивающимися от высоких стен. С квадратиками протёртого синего линолеума. Убогая и нелепая кухня для убогой и нелепой жизни. Сняла вскипевший кофе, налила в кружку с ярко-карминовой надписью: «Не говори, что мне делать, и я не скажу, куда тебе идти» и, прихлёбывая, снова направилась в комнату.

– Это был глюк, – неуверенно, но утвердительно провозгласила Осень, снова подошла к зеркалу, поколебалась минуту и развернула его обратно.

Это было старое, советское зеркало, с вытертой местами амальгамой. Простое и абсолютно не волшебное. Какая там магия! У него даже рамочки не было, и вешалось оно на верёвке к шурупу, закрученному в стенку.

Осень заглянула в своё отражение, вздохнула, пригладила взъерошенные волосы. Она была хорошенькой и знала это. Миловидное личико, серые глаза, небольшой носик и пухлые губки. Ничего ужасного, но и ничего особенного. Обычный подросток.

– Лучше бы я была уродиной, – печально заметила девочка.

И вдруг по её лицу словно пробежала тень. Нос удлинился, сгорбился крючком. Брови наползли на глаза. По коже побежали морщины… Осень вскрикнула и зажмурилась.

– Так лучше? – весело уточнили у неё.

Глава 4
Камчатский сюрприз

Девочка схватила себя за нос, провела рукой по лицу. Нос как нос, глубоких морщин тоже не чувствовалось.

– Ты – всего лишь бред моего воображения, – прошептала Осень, стараясь не разбудить сестру.

– А, значит, я – это ты. Разве не так?

Осень приоткрыла один глаз и боязливо покосилась в зеркало. Отражение пришло в себя и ничем не выдавало свою неадекватность.

– Мне в дурку пора, – буркнула девочка.

Отражение изогнуло бровь и хмыкнуло:

– Там по предварительной записи. Сначала возьми талончик.

– Вот возьму и разобью зеркало, – прошипела Осень злобно.

– Это вандализм, – отражение зябко передёрнуло плечами. – Мало того, что книжку утопила, так ещё и зеркало разобьёшь… А может я – твоя судьба?

Осень нервно хихикнула, обернулась: сестра по-прежнему спала.

– Ну да. Моя судьба – кринжовое отражение. Конечно. Судьба Камиллы – Витэль, а моя – ты.

– А чем плохо-то?

– Сравнило: Витэль и ты.

Осень села на стол, подняла чашку с кофе, словно бокал, стукнула по чашке отражения и выпила. По щекам снова побежали слёзы.

– Витэль? – переспросило любопытное отражение. – Ну и дурацкое ж имечко! Он эльфанутый?

Девочка захихикала, поперхнулась, закашлялась. Замахала свободной рукой.

– Он сын богатенького папочки, – сообщила доверительно. – А мой папочка слинял ещё до моего рождения. Вот так. Как и папенька моей сестры. И маман тащит нас обеих на своём горбу. Поэтому я – человек второго сорта. И о меня можно вытирать ноги…

– Люди гибнут за металл, за металл, – пропело отражение, качнуло ногой (оно тоже сидело на столе и пило кофе из кружки).

– Что?

– Сатана там правит бал, правит бал… Не обращай внимания. Так, вспомнилось. И как же прекрасный эльф вытер о тебя ноги?

– Никак, – Осень отвернулась.

Рассказывать о своём унижении даже собственному бреду совершенно не хотелось.

– Ну и как ты растёрла его в ответ?

– Если бы у меня был автомат, я бы их перестреляла. А без автомата…

– И села бы лет на двадцать. А смысл? Жизнь нескольких ублюдков вряд ли стоит твоей жизни.

– А тогда как? Влюбить в себя? Но это, знаешь…

Отражение заржало:

– Прости, но это из разряда того же бреда, который ты бросила мне в воду: «его стальные мышцы напряглись». «Эрик совершенно потерял голову от её зелёных глаз» и всё такое. Я заглянул, извини.

– Ничего, – промямлила Осень. – И что ты предлагаешь?

– Ты знаешь, где находится Камчатка?

– Да, конечно. На берегу Тихого океана, на северо-востоке Евра…

– Бездна! За что это мне⁈ Котельная «Камчатка»? «Кино», Виктор Цой, ну?

Осень захлопала глазами:

– Кто?

Отражение закатило глаза:

– Как недолог человеческий век! У тебя есть карманное зеркальце?

Зеркальце Осень нашла в вещах старшей сестры. Оно было круглым, с Эйфелевой башней и безликой дамой в шляпке. Девочка напялила кроссовки, нахлобучила кепку, закинула рюкзачок на плечи.

– И что дальше?

Но отражение не ответило. Оно стояло, привалившись к дверному косяку и угрюмо смотрела из-под козырька на Осень, словно приличное повторяя движения хозяйки.

– Я тут.

Девочка чуть не выронила карманное зеркальце. Раскрыла его. Оттуда ей подмигнуло маленькое отраженьице.

– Ещё немного, и я поверю, что это действительно магия, – хмыкнула Осень. – До такого бреда я бы сама не додумалась. И куда теперь?

– Где улица Блохина знаешь?

– Нет. А где это?

– Сколько тебе лет?

– Скоро шестнадцать.

– Круто, – кисло заметило отражение. – Где ты живёшь, альтерэго?

– Осения. Меня так зовут. Введенская… Стоп, подожди. Ты зачем у меня адрес спрашиваешь? – девочка насторожилась.

– Ты боишься собственного бреда? Серьёзно?

– А зачем моему бреду мой адрес?

Отражение фыркнуло. Рассмеялось.

– Алису разбудишь, – прошипела Осень, проскользнула в коридор, сбежала по лестнице и вышла на улицу, запруженную машинами. Мир просыпался.

– Покажи окрестности, – потребовало отражение. – Гм… Ага… Дом Кустодиева справа… То бишь слева… Большая Пушкарская? Ну точно. Тогда шлёпай по ней к Петропавловке.

– Пушкарская не выходит к…

– Знаю. Я направление имею ввиду, чудо. Давай-давай, Осения. И держи меня так, чтобы в зеркало была видна улица.

Осень надвинула кепку почти на глаза, засунула правую руку в карман и повернула налево, держа зеркальце перед собой в левой руке.

– Зачем нам Блохина? – уточнила пасмурно. – И эта… как её… «Камчатка»?

– Там кое-что спрятано занимательное. Потом узнаешь. Что? Бездна! Когда успели?

– Ты про разрушенный дом и забор?

– Про него.

– Года два назад…

– Хорошо, что тайник не там, – помрачнело отражение. – А ведь была такая мысль. Ладно.

Они помолчали. Осень бодро топала мимо старинных и не очен зданий. Дошла до Съежинской.

– Поворачивать?

– Гм… Покажи панораму. Дом с башенкой… Безголовую даму мы прошли… Прямо, душа моя.

– Прямо – рыжий дом, – съязвила Осень.

– Обогни морковку слева и продолжай движение с той же стороны улицы, с какой идёшь. Кстати, прекрасный Витэль – твой одноклассник?

– Да.

– То есть… И ты серьёзно втюрилась в такого сопляка? Ему же, как тебе, лет пятнадцать. Бездна! Да у него же утренние поллюции, прыщи и спермотоксикоз. Осения, ты разочаровываешь меня. Что безвкусица?

– Ему шестнадцать…

– А, ну совсем другое дело, – ехидно засмеялось отражение.

Осень нахмурилась. С одной стороны, было почти приятно слышать такие издёвки над парнем, который обидел её, но с другой…

– Заткнись. А то закрою и выброшу зеркальце в речку.

– Ладно. У эльфов прыщей не бывает. И по утрам ничего, кроме солнышка, не встаёт. Уговорила. Стоп. Вот этот модерн очаровательный с эркерами и башенкой-мезонином, это дом наглеца Бороздкина. За ним Зверинская. Поворачивай через сквер налево, перейди улицу и топай по ней до жёлтого здания с дракончиками-флагодержателями. У него ещё угол закруглённый. Напротив будет скверик. Там повернёшь направо, вдоль стены, а затем снова налево. Это и будет улица Блохина. Её не переходи.

– Девушка, с вами всё хорошо? – участливо спросила какая-то старушка.

– Спасибо, всё нормально, – пискнула Осень.

А потом лопатками чувствовала её подозрительный взгляд.

– Они тебя слышат? – прошептала в самое зеркало.

– Твой бред?

– Ты можешь не отвечать вопросом на вопрос?

– Слышат. Поэтому ты очень по-идиотски выглядишь.

– Ну спасибо.

Мимо на самокате проехала женщина в светлом плаще. Позади неё радостно катил на маленьком самокатике малыш лет четырёх. Он отталкивался ногой от асфальта, изображая, наверное, паровоз:

– Чух-чух, – и был полон величия момента.

Осень молчала. Снова спрятала зеркальце в карман и старательно вглядывалась в здания, изо всех сил стараясь не пропустить жёлтого, с дракончиками. Металлических дракончиков она увидела не сразу, зато всё остальное ей понравилось. И закруглённый угол, и балкон полукруглый на нём.

Сквер был перегорожен забором, но Осень нырнула между круглой пристройкой с надписью «огнеопасно» и стеной углового дома, затянутой зелёной сеткой. И остановилась на следующей улице рядом со свежепокрашенным домом.

– Всё, мы пришли. Дальше?

– Вон в тот поворот между дома… ми! Бездна!

– Что не так?

– Всё. Всё не так! Какого пса пархатого они отремонтировали здание⁈

Осень с недоумением оглянулась на симпатичное здание в шубе цвета латте. Прошла в его внутренний двор. Пожала плечами:

– Вон, надпись «Камчатка». Это бар. Или что-то вроде. Нам туда? И барельеф тут какой-то…

– Покажи стену напротив.

Девочка обернулась, направила зеркальце на граффити, украшавшее обшарпанную пристройку. Противоположный дом выглядел намного хуже того, где располагалась «Камчатка». Миловидный мужчина с лицом азиата и тёмными волосами смотрел с граффити на гостью. Кирпичи стены были расписаны разноцветными маркерами.

– Это Цой, да? Красиво… Ух ты… Пенза… Самара… Сыктывкар… Прям место паломничества…

– Подойди к щели между домами, чудовище безграмотное. И покажи мне… Да. Ну хоть тут не добрались со своим гадским ремонтом… О! Да. Бутылка на месте. Засунуть под неё руку. Там должна быть карточка.

– Бумажная?

– Пластиковая. Давай. Шарь.

Осень огляделась. На неё могли смотреть из окон. Она не заметила камер, но, судя по тому, что тут был музей, вполне вероятно, что они всё же были. Девочка нерешительно переступила с ноги на ногу:

– Уверена?

– Давай-давай.

Осения просунула руку в узкую щель, нашарила плоскую стеклянную бутылку, сдвинула её. «Я – идиотка», – подумала испуганно. И тут её пальцы натолкнулись на твёрдую, шершавую поверхность. Осень вытащила кожаный прямоугольник, вынула из него банковскую карту и уставилась на неё. Сглотнула. Карта выглядела странно.

– Кто ты? – девочка в ужасе заглянула в зеркало.

– Твой бред?

Отражение оставалось невозмутимым. Почти как приличное отражение: серые глазки, русые бровки и светлые хвостики. Даже худи то же самое, как у Осени: цвета линялого мишки. Но на этот раз хозяйка не купилась. Сунула в зеркало найденную кредитку:

– А это – тоже?

– Значит, не бред, – легко согласилось отражение. – Так ты хочешь поставить одноклассников не место или как?

Осень облизнула губы. Вытерла рукой лоб, размазала по нему грязь. Выдохнула.

– Ну так что? Разбежались или будем союзниками, подруга? – нетерпеливо и хмуро уточнило изображение.

– Я н-не знаю…

– Я могу уйти. И больше не появлюсь в твоей жизни. И ты продолжишь влачить существование простой девчонки из питерской коммуналки. Рано или поздно тебе придётся вернуться в школу, в ненавистный класс. К милым, любимым одноклассникам и своему ненаглядному мальчику-эльфу. В конце концов, кто-то ж должен служить ковриком для его самооценки…

Осень сглотнула.

– Хорошо. Я согласна.

– Ну и ладненько. А теперь дуй куда-нибудь… В Гостинку, в Галерею, на Невский и прикупи себе шмоток нормальных.

– У меня нормальные…

Отражение хмыкнуло, а потом не выдержало и заржало:

– Ага. Турецкий ширпотреб. Ну, я надеюсь, хоть турецкий? Не говори, что прибарахляешься в секонде… Я такого не вынесу. Шучу. Забей. Лучше мне этого не знать. Вот честно. Поехали. И да, бери только бренды. А я подскажу, что на тебе сидит, а что нет.

– Ты там цены видело? Ты рехнулось…

– На карте средств хватит.

– Она вообще твоя или…

– Моя. Да не ссы. Всё будет шикардос. Главное, не жалей бабла, а то нужного эффекта не добьёшься.

– Я… я не могу, – испуганно заблеяла девочка.

– Так. Ещё одно «не могу», и я ухожу. Нытиков ненавижу даже больше, чем всех остальных людей.

Осень на подгибающихся ногах вышла из внутреннего двора на улицу и направилась в сторону Кронверкского проспекта.

– А ты пин-код хоть знаешь? – спросила жалобно, сдавшись на милость победителя.

– Один-два-один-два.

– Дебильный пин-код, – проворчала Осень непокорно. – Его разгадать – раз плюнуть. Тут, кстати, нет срока годности… Карта вообще рабочая?

– Да. Просто она бессрочная.

– Такого не бывает. Можно мне взять кофе и… пирожок?

Вредное отражение снова закатило глаза.

– Хоть в ресторан завались, хоть на Монмартр слетай и там пообедай. Говорю же: она безлимитная.

– В Париж? Ты сейчас серьёзно?

– Серьёзно. Но тебя в самолёт не пустят, ты слишком мелкая. А твоя маман вряд ли нормально отнесётся к предложению слетать во Францию. Ну и вообще, ей лучше бы не знать о нашем союзе. А то упечёт тебя в дурку.

– Меня в любом случае в Европу не пустят, – пробормотала Осень. – Границы закрыты. Санкции…

– Вот тут поподробнее.

Они вышли на полукруглый Кронверкский проспект, сели на трамвай. В нём почти никого не было, и Осень опустилась на сиденье, уставилась в окно. Мысли мешались, эмоции накрывали. «Это не галлюцинация, – отчаянно думала девочка. – Но тогда что? Как это может быть?». Разум лихорадочно искал объяснения и не находил их. И Осень сдалась, решив просто принимать всё, что с ней происходит. Она закрыла глаза, чувствуя, что ещё немного и завопит от внутреннего напряжения.

По Троицкому мосту Осень пошла пешком. Ей нужно было остыть и хоть немного прийти в себя. Она шла и шла, глядя вниз, на металлические волны Невы. Прошла по Миллионной мимо всех дворцов. Начал накрапывать дождик, и редкие прохожие под зонтиками торопились побыстрее проскользнуть мимо.