Текст книги "Отдай туфлю, Золушка! (СИ)"

Автор книги: Анастасия Разумовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Глава 6
Риголетто

Длинные ресницы легли на щёчки. М-да. И почему я не удивлена её просьбе?

– И как ты это себе представляешь?

– Я не знаю, – снова заблеяла несчастная влюблённая. – Ты же можешь опять переодеться в мальчика и…

– … и поехать в королевский дворец без приглашения? – хмыкнула я.

– Не надо во дворец, – прошептала Синди, ковыряя пальцем грубый стол. – Он сегодня будет в городе. Праздник цветов же… Вместе с Белоснежкой…

М-дя. Если как-то забрать вот это жалостливое выражение с её мордашки и раздать нищим калекам на паперти, то хватит на пару сотню попрошаек. Я снова тяжело вздохнула.

– Нет. Прости, но – нет. Послушай, ты, конечно, красотка. И он, я вижу, тебе нравится. Возможно, ты ему – тоже, но, пойми: Марион женится на Белоснежке. Ничего, кроме как погулять, он с тобой делать не будет. Если ты, конечно, понимаешь о чём я. И нет, не плачь. Я – кремень.

– Дрэз…

– Нет. Чем скорее ты о нём забудешь, тем лучше. Мы найдём тебе другого принца.

Её губки задрожали, а изящный носик всхлипнул.

– Дрэз, я люблю его…

– Чушь! Вы протанцевали три танца. Какая, нахрен, любовь? Ты вообще не знаешь этого человека. О чём он думает, к чему стремится, кого тра…

– Ты нарочно! – завопила Золушка, вскочив. Лицо её исказилось от ярости. – Ты назло мне! Я только поверила, что ты – добрая.

– А я – не добрая. Упс, да? Нежданчик?

Она бессильно стиснула кулаки, шумно вдохнула и выбежала из кухни, грохоча по коридору деревянными сабо. Я снова опустилась на лавку и принялась глотать эль. Мне было жалко сестрёнку. Но, правда, так будет лучше для всех. И для неё в том числе. Не нравился мне этот Марион с его донжуанскими похождениями. Да и выполнять наше с Чертополохом соглашение я, откровенно говоря, не собиралась. Принц, конечно, тот ещё кролик, но… Даже он не заслужил такого гадства.

Без Золушки продолжить преображение собственной комнаты я не могла (просто не знала где что лежит и куда чего класть), а потому решила всё же прогуляться. Но не в центр города, а куда-нибудь… в лес, например. Наш дом был третьим с края улицы. Собственно, столица, название которой я не знала и не могла спросить, на нас и заканчивалась. Конечно, посмотреть на праздник цветов мне хотелось, но… Столкнуться там с Марионом? Нет, увольте.

Довольно быстро каменисто-глиняная дорога вывела меня из лабиринта стен и черепичных крыш. И я поняла, что из-за домов всё это время не видела гор. Остановилась в восхищении. Землю словно смяли могучей рукой. У меня даже голова закружилась от её неровности. Я закрыла глаза и постояла так, а затем снова открыла и замерла, привыкая.

Не то, чтобы я и вовсе никогда не видела холмов. При всей гладкости равнинного Питера овраги и холмы встречаются и у нас. Но было непривычно видеть справа от себя восставшую до небес плоть земли, заросшую камнями и соснами, а слева всё падало в бездну.

Красиво.

И удобно: не потеряешься. Если подняться в лес, то обратную дорогу всегда легко найти – достаточно просто всё время спускаться.

Ну и я, конечно, поторопилась уйти с солнцепёка под зелёные своды.

Питер… Есть ли такое место вообще, или его название – плод моей больной головы? Звучит как имя человека, если честно. Я попыталась вспомнить город, который моё сознание воспринимало как родной, но… Голова внезапно разболелась. Какие-то мосты, уличные музыканты и жизнерадостно улыбающееся, задранное к небу, бронзовое лицо скульптуры в бронзовой же бараньей шубе. Бред, же да? И ромбик неба, почти квадратный, но это был неправильный, кривоугольный квадрат.

Я села на замшелый камень, схватилась за голову и задумалась.

И вдруг вспомнила нежно-голубую, словно поддёрнутую патиной, реку в гранитных мостовых и почти такое же небо в лёгком туманном флёре. И блеклую луну. Я знала, что это ночь, но было светло.

Вы когда-нибудь видели светлые ночи? Определённо, это всё-таки мои фантазии.

Ладно, попробуем зайти с другой стороны. Я напряглась, пытаясь вспомнить отца или мать, но…

Ничего.

Только приятный аромат. «Бензин. Кожа», – определила я и потянула носом. Шестицилиндровый, четырёхтактный, пять с половиной оборотов в минуту… двойное сцепление… мечта, а не байк.

Вздрогнула и открыла глаза.

Голова ныла просто невыносимо. Но, если всё вот это – плоды болезни и умопомешательства, то откуда оно у меня в голове? В эпоху кринолиновых платьев и карет без рессор никаких мотоциклов ещё не изобрели! Откуда тогда я знаю это слово? И про сцепление, и про гидропривод, и про трансмиссию?

Я сползла с камня, растянулась на сухом мху и стала смотреть в небо в кружеве хвойных ветвей. Бездумно. Просто смотреть, как ветер играет белыми кусочками ватных облаков.

– Хорошо, – прошептала я задумчиво, когда боль из головы выветрилась, – пока оставим обе версии. Сумасшествие и попаданство. Но первая – бесперспективна. В этом веке ещё не научились лечить сумасшедших. Да и в моём, вроде тоже. Хотя, кажется, как-то лечат. Но в этом – точно нет. Раз я не могу вылечиться, то какой смысл об этом переживать? А вот если разные миры всё же существуют… Перспективы смутные, но они таки имеются.

Рядом послышался хруст. Я лениво повернула голову и в шести шагах увидела зайца. Ну или кролика – не отличаю их друг от друга. Он сидел и лопал какой-то широкий и хрустящий лист. И косился на меня красным глазом. Дожили. У кроликов красные глаза!

– Понимаешь, – сказала я ему, повернувшись на бок, – мне не очень здесь нравится. Опять же, если всё то, что пишут в фентези, верно, то там у меня остались папа и мама. Дома. А это всё – не моё.

Он дожевал и начал умываться. Вернее, мыть уши. Не очень, кстати, длинные.

Я вздохнула и поднялась. Он прыснул.

Нет, магия – это чудесно, конечно. И летающие лошадки – тоже. Волшебство – вообще классная тема, мне кажется. Особенно, если это не какой-то природный дар, которого у меня нет, а если магии можно научиться. Но вот отсутствие канализации и водопровода… А в перспективе – стоматологов… Бр-р-р.

Я встала и пошла дальше, упорно стараясь подниматься всё выше. Интересно, а далеко ли добираться до снежных вершин?

…

Спохватилась, когда начало темнеть. Вокруг всё было так красиво, и нога приятно пружинила, и сосны впивались в уступы кривыми корнями, и… что я не заметила, как прошагала, думаю, с десяток километров. По крайней мере, по ощущениям. Ноги приятно ныли. И хорошо ещё, что на мне снова был мужской костюм.

– Может, мне тут и остаться? – спросила я сама себя вслух.

Домой идти не хотелось. Не хотелось видеть ни злую мачеху, ни мерзкую сестричку Ноэми, ни даже Золушку. Опять начнёт плакать и просить встретиться с прекрасным принцем. Кто бы знал, как я жалела, что вытащила Синди на бал! Как девчонки умудряются вот так скоропалительно влюбляться? Пришёл, увидел – умер от любви, честное слово! Да и в кого⁈ Вот что она нашла в нём? Ну, положим, улыбка у Мариона действительно очень обаятельная. А ещё он – красавчик, чего уж говорить. Но кроме всего вот этого, должно же быть чего-то большее? Ну там сходство интересов, целей? Синди едва ли не замуж за парня собралась. А что будет, когда ей надоест любоваться на ямочки на его щёчках и плутовские карие глаза? О чём с этим пустышкой вообще можно говорить? Не проживёшь же всю жизнь с человеком, не разговаривая ни о чём, кроме постели?

Я споткнулась и едва ли не пропахала носом землю, только в последний момент успев выставить руки вперёд.

Ёлки! Стало совсем темно.

Как же тут быстро приходит ночь! Я поднялась, потёрла коленки и стала ступать осторожнее. Хорошо, что у меня был такой надёжный ориентир как низ. На ровной местности в такой темноте я бы быстро заблудилась, а так – знай себе спускайся и, рано или поздно, натолкнёшься на дорогу.

Шла, и шла, и шла, но дороги всё не было.

«А если тут есть волки?» – вдруг запрыгнула в мою голову трусливая мысль. И, отзываясь ей, сердце учащённо застучало. Вот же… Я стиснула зубы. Так! Не бояться! Не время сейчас бояться!

И тут к моему счастью зазвучал человеческих голос. Развесёлый и пьяный.

– Чувства красотки ветренней ветра, игры коварней, чем у котов…

Я поспешила на него, продираясь сквозь какие-то кусты. Ну и пусть пьяный. Что я выпивших не видела? Судя по голосу, путник набрался изрядно, а, если так, то мне он не опасен. Если что – я смогу от него убежать. Бегаю я быстро, а человек под влиянием алкоголя – нет.

– … играют с сердцами, словно с мышами…

Но отчего этот голос мне кажется знакомым? Ай, да ладно! Если это не принц Чертополох, то и фиг с ним. Но вряд ли колдун так нажрался. Или нет? Я нервно хохотнула, представив монстра, пьяного в стельку.

– … только вот я – был и таков…

Я вывалилась на дорогу и замерла, вглядываясь в удаляющуюся фигуру. Мужчина сильно пошатывался, размахивал руками, в одной из которых вздрагивала пышными перьями шляпа, и распевал сиплым голосом во всю мощь собственных лёгких. Позади него послушно семенила запряжённая лошадь, нервно потряхивая головой. Всё это было отчётливо видно в графичном свете луны.

– Эй! – крикнула я и бросилась за ними. – Постойте! Если лошадь вам не нужна, можно я её заберу? Ненадолго?

– Зачем тебе мой жеребец, красотка? – рассмеялся пьяный, останавливаясь и оборачиваясь.

Лихорадочно соображая, как его уговорить, я поторопилась подойти. Место не показалось мне знакомым, а я устала. Но это же дорога, верно? Та самая? Значит, дом где-то позади.

– Я верну. Честно. Завтра. А вы всё равно идёте пеш… ком.

Не Чертополох. Другая, столь же неприятная мне личность.

Чёрт!

– Вот же ты наглец! – восхитился принц Марион, наклонив голову набок и широко ухмыляясь. – Может, тебе ещё и кошелёк отдать? Ну или там… что?

Ну надо же быть настолько невезучей! Я резко попятилась. Он небрежно положил руку на шпагу.

– Я вас не узнал, Ваше высочество. Простите. Я, пожалуй, пешочком дойду.

– Стой! Пешочком он… Нет уж, милый. Это судьба, – прекрасный принц заржал. – Проводишь меня, и там мы с тобой выпьем. Признаться, я изрядно надрался. Так что твоя помощь мне, пожалуй, пригодится.

Вот же!

– Прошу простить, – я пятилась всё активнее. – Но я занят и вообще… Вы уж как-нибудь сами. Уверен, у вас получится!

Я развернулась и решительно прибавила шагу. Нет уж! Никаких больше общений с этим… этим… ловеласом, вот! И вообще, он – парень моей сестры… Ну или нет, уже неважно, и…

– Эй!

Но я не оборачивалась и перешла на лёгкую трусцу. Не догонит!

И тут вдруг сверху покатились камни. На дорогу передо мной со склона рухнул огромный, мне по колено, валун. Я вскрикнула, отпрянула. Край серпантина посыпался под моей ногой. И, взмахнув руками, я кубарем полетела вниз, отбивая бока о все встречные по дороге кусты и камни.

На моё счастье склон не был отвесным. Я ухватилась за тернистый куст, поранив ладонь, и смогла остановиться. Вскрикнула и отпустила шипастого спасителя.

– Эй, ты там жив, малыш? – раздалось сверху.

Тень принца нависала над склоном. Он стоял на самом краю дороги. Шляпа в его руках подрагивала белизной кудрявых перьев.

– Всё в порядке! – крикнула я и встала.

Завопила и упала обратно. Лодыжку пронзила острая боль. На глазах выступили злые слёзы.

– Держись там. Не падай дальше, внизу – ущелье, – посоветовал Марион.

– Спасибо, – резко прошипела я, – без твоих слов я бы, конечно, не…

Наклонилась к ноге, пытаясь рассмотреть, насколько всё страшно. Сверху посыпались камушки. Я оглянулась и обнаружила, что принц спускается ко мне, чуть скользя подошвами по траве на каменистом склоне.

– Эй! – завопила испуганно. – Ты чего вздумал⁈ Ты пьян и… Это опасно! Ты…

Но он уже был рядом. Присел.

– Что с ногой?

Видимо Марион разом протрезвел: в деловитом голосе уже не было алкогольной размазанности.

– Не знаю, – зло буркнула я.

– Давай ногу, – потребовал принц.

– Отстань! Иди, куда шёл.

– Ты дурак? Или притворяешься? Давай ногу.

Он взял мою конечность, задрал штанину почти до колена. Пощупал.

– Больно?

– Нет.

Тогда принц стащил с меня ботинок, и я завопила от боли.

– Да я тебя знаю! – Марион вдруг внимательно взглянул в моё лицо. – Ты – этот… как его… Слуга красотки, с которой я отплясывал вчера на балу.

– Там было много красоток, – я отвела взгляд.

– Да, верно, – согласился принц и стал ощупывать мою ступню, начиная с пальцев. – Больно?

– Нет.

– А здесь?

– Нет.

– А…

– А-а-а-а! – завопила я, едва он коснулся косточки на щиколотке.

Лицо принца перекосила судорога боли.

– Заткнись, сделай милость. Напомни, кстати, как тебя зовут.

– Дрэз, – чуть не плача от боли, призналась я.

– Точно. Так вот: заткнись, Дрэз. И без тебя голова раскалывается. Думаю, это не перелом, а вывих.

Он снова пощупал мою несчастную лодыжку. Очень осторожно. Я закусила губу. Сморгнула слёзы.

– Ты ещё пореви, – хмыкнул Марион. – Как девчонка, честное слово.

И внезапно чуть крутанул мою ступню. Мой вопль заставил принца отпрянуть. Острая вспышка боли меня словно обдала жаром и на миг в глазах потемнело. Я ударила его кулаком в плечо.

– Рехнулся⁈

– Колесование, – заметил Марион. – Или четвертование… Не помню, что там положено за оскорбление действием особы королевской крови. А уже если рассматривать удар как покушение на жизнь…

Но я его не слушала. Он вправил мне ногу! Реально. Он это сделал! Я чувствовала, как спадает острота боли, становясь ноющей, но терпимой.

– Ты… ты умеешь лечить? Ну, то есть…

– До свадьбы заживёт, – рассмеялся принц, подхватил меня и перебросил через плечо. – Ты – мой должник, Дрэз. А кредитор я неумолимый, если что. Идём, составишь мне компанию. К тому же, признаться честно, твоя хозяйка заинтриговала меня до крайности. Я уже порасспрашивал всех, кого мог, и никто не знает госпожу Синдереллу. Должно быть, с её именем ты тоже меня обманул? А? Признавайся!

Признаваться, свисая с его плеча вверх пятой точкой, мне ни в чём совершенно не хотелось. И я промолчала.

Наверху нас ждала задумчивая лошадь. В её выпуклых больших глазах отражалась удвоенная луна. Принц зашвырнул меня на круп, вскочил в седло. Легко и непринуждённо, как если бы не был пьян. Видимо, это было что-то машинальное, настолько привычное, что винные пары никак не влияли на возможности парня. Конечно, если бы не нога, я бы тотчас соскочила вниз, но – увы – это было невозможно, поэтому мне ничего не оставалось делать, как обхватить нежеланного спасителя за талию и держаться крепче, едва конь перешёл в галоп.

Шляпа так и осталась позабытой на роковом склоне горы.

Марион снова запел свою незатейливую песню. Я бы даже сказала не запел, а завопил. Музыкальный слух у него определённо был, но… Видимо, принц относился к тем, кто считает, что чем громче, тем лучше. М-да. Этот вопль у нас песней зовётся.

– Пусть же смеются

В любви признаются,

Но проиграю

Милым не я.

Что-то показалось мне в этой песне неуловимо знакомым. Словно я где-то раньше её слышала. Но смысл, конечно, был мерзким. Я уткнулась носом в его короткий, бархатный плащ. От Мариона пахло дорогим вином, горьким шоколадом и чем-то ещё. Чем-то вкусным.

Конь ветром летел по облитой лунным светом дороге, принц раскинул руки и пел от души, в собственное удовольствие, а я вжималась в его спину, размышляя над зловещим совпадением. Мне вдруг вспомнились холодные, словно змеи, слова: «Каждый раз, когда принц захочет, чтобы ты была рядом, а у тебя будет для этого возможность, ты не сможешь нарушить сделку. Нарушение соглашения повлечёт за собой тяжёлые последствия. И каждый следующий раз наказание будет становиться ужаснее».

Я едва не свернула себе шею, когда Марион захотел, а я ему отказала. Это совпадение или наказание?

Мне стало жутко.

Особенно с осознанием, что в следующий раз случится что-то ещё ужаснее. Да, видимо, Чертополох был не из тех, кто шутит или угрожает попусту.

Ой, мамочки! Как же мне всё это не нравилось-то!

Мы въехали в ещё один городок. Копыта коня зацокали по каменным булыжникам. Отчего-то я была уверена, что это уже другой город, не тот, в котором жила Золушка. Хотя дома выглядели точно так же: сложенные из камней, или глинобитные, с деревянными стрехами, с черепичными островерхими крышами. Вот только улочки словно сбегали сверху вниз, дома возвышались друг на другом террасами.

Несколько собак, захлёбываясь лаем, устремились за нами. Марион засвистел, в одном из домов распахнулись ставни. Что-то плеснуло из окон и едко запахло мочой. Одна из собак позади взвизгнула от неожиданности.

– Вот я тебе! Только посвисти в следующий раз! – завизжал кто-то, но мы уже свернули на другую улицу.

– Ты можешь не мешать людям спать? – спросила я принца на ухо.

– Спать – зло, – отозвался тот жизнерадостно. – Зачем спать, когда надо жить?

– А ты сам что, никогда не спишь?

Но мы уже подъехали. Жеребец остановился перед двухэтажным домом с уютным палисадником перед ним. От аромата множества цветов у меня закружилась голова. Матиола двурогая! Вот уж чей нежный аромат не перепутать ни с каким другим! Окна особняка сияли жёлтым светом из-за льняных белых штор.

Марион спрыгнул на землю.

– Пошли, – бросил мне.

– Ага, – уныло отозвалась я, – только шнурки поглажу.

Он обернулся.

– Дьявол! Я и забыл. Извини, малыш.

Стянул меня с конского крупа, снова закинул на плечо.

– Ты не мог бы как-то… ну… не так…

Марион от души шлёпнул меня по попе.

– На руках я только девчонок ношу. Терпи, малец, раз уж парнем уродился, – он ударил дверным молотком в металлический диск на двери. – Ты, кстати, голоден?

Мой желудок тотчас отозвался бурчанием.

– Кстати, голоден, – прошипела я, мучительно краснея.

– Отлично. Составишь мне компанию. Не привык, знаешь ли, есть в одиночестве. И бухать тоже. Ты как, вино уже пьёшь или мал ещё?

– Кто там? – донеслось брюзгливое из-за двери.

Принц повернулся к ней спиной и заколотил каблуками. Внезапно на тёмном дереве засветился маленький прямоугольник, размером с мою ладонь, а затем свет погас, но я увидела чьи-то глаза.

– Отворяй! – решительно скомандовал мой спутник, чувствовалось, что он абсолютно не ожидал отказа.

Ему и не отказали.

– Ваша милость, – закудахтал привратник, грохоча щеколдами. – Сейчас, сейчас… один момент…

– Я не один. Скажи ей… А, нет. Лучше о коне позаботься. Сам скажу.

Ей? И почему я не удивлена…

Дверь, наконец, распахнулась, и Марион, не говоря больше ни слова, устремился внутрь гостеприимного дома. Взбежал по довольно широкой лестнице (прямо вот так, со мной на одном плече), а затем без стука завалился в комнату.

– А… Ты не одна?

Глава 7
Высокие отношения

Я вывернулась в руках принца и обернулась.

Во-первых, это была спальня. Сиренево-серо-розовая, с альковом, балдахином, тяжёлыми гардинами и камином. Во-вторых, перед этим самым камином, на шкуре какого-то пушистого и, судя по всему, большого животного, застыли в весьма откровенной позе двое. Сверху – красивая рыжеволосая женщина, чьё точёное тело в свете пламени отливало золотом, почти не скрываемом сорочкой, с одной стороны спущенной так, что видны были тяжёлые груди с тёмными ореолами, а с другой, задранной так, что изяществом её ног можно было любоваться до самого не хочу. Мужчину под красоткой почти полностью скрывала тень, но, он был очевидно мускулист и волосат.

– Марион, – женщина обернулась и попыталась сдуть со вспотевшего лба прилипшую прядь медно-рыжих волос, – тебя стучаться не учили? Тем более, когда ты приходишь не один?

Её любовник попытался встать, но женщина толкнула ручкой в напряжённую грудь. Бросила хрипло и насмешливо:

– Лежи, раз уже спалился.

– В-ваше… – простонал несчастный обеспокоенно.

– И не извиняйся, – добавила женщина, посмотрела на гостя насмешливо. – Марион, будь добр, оставь нас завершить начатое. Подождите… там где-нибудь…

Она вернулась к любовнику, зарываясь пальцами в светлые курчавые волосы на его груди, и я поспешно отвернулась, сообразив, что наше присутствие её не смутит.

– Ну, пять минут отчего ж не подождать, – рассмеялся Марион и вышел.

Пересёк неширокий коридор, распахнул дверь, прошёл, свалил меня на кресло и посмотрел в мой пылающий от смущения лик. Я вот прям чувствовала, как горят щёки, и шея, и лоб.

– Ну дела! – заметил принц ошарашено. – Впервые мне изменили раньше, чем изменил я. Странные, надо признаться, ощущения.

– Это отвратительно! Мерзко! Я не желаю здесь…

– Не петушись. Уверен, они справятся минут за десять. А пока займёмся твоей ногой. И едой. И, кстати, винца я бы сейчас хлебнул. Малость.

– Тебе уже хватит! – рявкнула я.

Принц взъерошил волосы на затылке.

– Красотка, да? И бровью не повела, зараза! Вот это женщина!

– Вот и женись на ней! Вы достойны друг друга. А про Золушку и думать забудь!

– Про кого?

Я прикусила язычок. Отвернулась, всем видом демонстрируя своё отвращение. Развратники. Фу! Марион рассмеялся (но в его смехе сквозила растерянность) и вышел. Я попыталась встать. Получилось: нога ныла, болела, но терпимо, не так, как недавно. Однако, понятное дело, далеко я с такой ногой не уйду. Я снова опустилась на диван и осмотрелась.

Изумрудные шпалеры со сценками из каких-то мифологических сюжетов (я заметила грифона и пару единорогов), изящные столики, креслица, ковры, подушки, причём валяющиеся как на креслицах и танкетках, так и на коврах. Хозяйка дома явно любила уют и умела жить с комфортом. Повсюду – вазы со свежими цветами. На столиках – блюда с апельсинами, мандаринами и неизвестными мне фруктами. И шоколадом. А уже был? И бутылки с вином… Дрова в высоком камине, отделённом от входа экраном, слабо тлели, но от них дышало теплом.

Красиво жить не запретишь! Особенно, когда ты – любовница принца. Или нет? Откуда я взяла, что… «Мне изменили раньше, чем…». А нет, всё верно.

Ну то есть, если бы вчера всё получилось с Катариной, и Марион изменил бы фаворитке первым, то и не переживал бы? Не понимаю таких отношений. Честно. Не то, чтобы я это осуждала, в конце концов, люди взрослые, но… Противно как-то. В мире животных! А ведь впервые за это время у меня даже какое-то тёплое чувство появилось к беспутному принцу: всё-таки он меня спас. Мне даже показалось, что в нём есть что-то хорошее, а не только… ну вот это.

Хорошо, что очаровашка не догадывается, что я тоже – девушка. А то обязательно применил бы свои чары и ко мне. Он, мне кажется, вообще реагирует на всё, что движется и…

Двери, инкрустированные разными по цвету породами дерева, распахнулись. Вошёл Марион, который нёс на голове поднос с чем-то ароматным, а в левой руке – корзину с бутылями. Он уже пришёл в себя и весело насвистывал. Бросил взгляд на часы. Хмыкнул.

– Надо же, пятнадцать минут!

Поставил принесённое на столик рядом с фруктами. Я чуть слюной не захлебнулась, увидев запечённые рёбрышки, политые каким-то розовым соусом, круглую колбасу, кусок ветчины и что-то, напоминающее жульен из грибов. А ещё – хлеб. Свежий, ароматный, пухлый, как…

Сглотнула.

– Даже не знаю, – рассмеялся Марион, – как ты принудишь себя есть в этом вертепе разврата? Должно быть, тебе придётся приложить немалые усилия над собой!

– Еда ни в чём не повинна, – сердито буркнула я.

– В первую встречу мне показалось, что тебе лет шестнадцать уже есть, воробей. А сейчас вижу: нет. Ну хоть четырнадцать отметил?

Врать не хотелось. Однако, к моему удивлению, принц явно ждал ответа.

– В нашем селе не принято отмечать дни рождения, – сердито процедила я. – И годы рождения – тоже. Какая разница, сколько тебе лет? Главное, что ты умеешь делать.

Это была уже не ложь, а художественная выдумка. Марион налил вино в небольшой тазик, насыпал туда соли и принялся размешивать.

– Из какого же ты села родом, Дрэз?

Кто бы знал!

– Из Кривого, – отозвалась я, не в силах отвести взгляд от яств.

Надеюсь, хоть одно с таким названием у них имеется. Часы забили три часа ночи. Принц покосился на них. Нахмурился. Вымочил в вине узкую полосу ткани, свернутую в рулончик, который я не заметила, так как он находился в корзине с вином. Подошёл и присел рядом.

– Подними ногу, – приказал дружелюбно.

– Она грязная.

– Я в курсе.

Пришлось послушаться. Принц протёр мою ступню мокрой тканью. Запахло уксусом. То есть, это было не вино? Уксус с солью? Боль начала смягчаться.

– Откуда вам известно как действовать при вывихах? – не удержалась я.

Марион, бинтующий мою ногу полосой сухой материи, удивлённо покосился на меня, рассмеялся.

– Боишься? – заметил лукаво, абсолютно неверно истолковав смысл моего вопроса. – Не трусь! Знаешь, сколько раз я делал это после разных стычек и охоты? Папаша запретил дуэли, знаешь ли. И каждый уважающий себя рыцарь теперь просто обязан хотя бы иногда в них участвовать. Даже принц. Да и война ведь только-только закончилась.

– А ты разве воевал?

Он только зафыркал от смеха. Видимо, это как-то само собой подразумевалось.

– А я думал, ты только по бабским постелям прыгать горазд, – заметила я ехидно.

– «Бабские постели» это лучшее, что есть в нашей жизни, сынок, – весело отозвался он. – Из того, конечно, что безопасно.

– Если оно безопасно, – проворчала я.

Марион приподнял бровь.

– Ишь ты! А ты не так наивен, как хочешь показаться. Но, скажу тебе по секрету, есть такая штука, как кондон.

– Что?

– Льняной чехол на…

– Я поняла! – пискнула я, мучительно покраснев.

В самом этом понятии нет ничего предрассудительного, но обсуждать средства контрацепции с Марионом мне было неловко. Я отвела взгляд, основательно смутившись.

– Ты странный, – заметил принц вставая.

– Спасибо.

Часы ударили полчетвёртого. Марион разложил еду по глиняным плошкам, расписанным глазурью, и протянул мне одну из них. Принц раздражался всё больше и больше, он помрачнел, но пытался это скрыть.

– А вилки есть?

Новый взгляд, полный удивления. Ну не помню я, что уже изобрели, а что – нет! Марион протянул мне вилку. Это была серебряная палочка с двумя прямыми зубцами. Я решила не палиться и не стала спрашивать, есть ли нормальные вилки. Потыкала в мясо задумчиво. Вот так вот прямо нести это в рот? Большим куском? Заляпать штаны и… Покосилась на принца. Марион поймал взгляд, рассмеялся и протянул небольшой нож, заточенный с двух сторон. Понаблюдал как я ем, а затем прищурился:

– То есть, пользоваться ножом и вилкой тебе не впервой? Так из какого ты села, милый Дрэз? Жажду узнать, где в нашем королевстве находится такое чудесное место, в котором простые землепашцы едят мясо. Притом исключительно используя нож и вилку.

Он облокотился о колено, закинутое на подлокотник кресла и, прижмурясь, уставился на меня. Вот же! Ну почём мне знать, кто и как питался в этом диком средневековье? А без вилки и ножа я есть не умею! Я насупилась. Аппетит пропал. И тут меня озарило:

– Госпожа Синдерелла научила. Она не любит, когда едят руками и всё вокруг пачкают.

– Интересная у тебя госпожа, – отозвался Марион, задумчиво потягивая вино и закусывая его ребрышком. – Странная не менее, чем её слуга. И, знаешь, что особенно в ней странно?

– Что? – насторожилась я.

– Я не помню её лица. Совсем. Пытаюсь вспомнить и – не могу. Даже цвет глаз. Помню только, что она поразила меня красотой.

– Конечно, вы же не на лицо её смотрели! – ляпнула я и тут же закусила губу.

Зачем, боже… Однако Марион не рассердился. Он был как-то необыкновенно задумчив.

– Ошибаешься. В первую очередь я смотрю на лицо женщины. Там очень много всего. Например, жадный взгляд. Как же часто я его видел! Оценивающий. Разбирающий тебя по косточкам. Запомни, малец, потом спасибо мне скажешь: самая невинная женщина – само коварство по природе. Даже лучшие из них корыстны и потому продажны.

– Ой, ну мне-то не рассказывайте! Я ведь помню «будьте моей музой, моим ангелом…». Или как там…

Марион рассмеялся, взял бутылку с вином и лютню, валявшуюся на кресле, рухнул на ковёр, задрал ноги на спинку диванчика, поставил вино рядом с собой и принялся меланхолично перебирать струны.

– Не вспомяну любви добром, – запел душевным, бархатным баритоном, —

я не нашёл её ни в ком.

Я обошёл весь белый свет —

любви на этом свете нет.

Я разозлилась:

– Да как вы вообще смеете петь о любви⁈ Вы сами-то кого-нибудь когда-нибудь любили? Дайте лютню!

– Госпожа Синдерелла научила своего слугу музицированию? – Марион приподнял бровь и хмыкнул.

– Я от природы талантлив. Дайте лютню!

– Извольте. Никогда в жизни не слышал, как музицирует слуга.

Он бросил инструмент мне, и я едва успела его перехватить. Совсем с дуба рухнул⁈ А если бы лютня разбилась⁈ Не надо было заканчивать консерваторию, чтобы понять – она хороша. Чёрное дерево и палисандр. Пятнадцать струн! Но и отступать я не привыкла. Побацав по струнам, я попыталась определить, где какая тональность.

– Видимо, я погорячился, решив, что с лютней ты управляешься так же хорошо, как с вилкой, – насмешливо отметил Марион.

Я не стала комментировать его насмешку. Прислушивалась к звучанию, пыталась различить какие где аккорды и лады. И внезапно вспомнила: мама очень хотела, чтобы я росла девочкой-девочкой. До последнего отращивала мне длинные косы. Я смогла избавиться от них только на выпускной в одиннадцатом классе. Мама ворчала на джинсы и шорты, покупала мне тысячу и одно платье. Ругалась на папу, что он мне даёт мотоцикл. Учила меня кройке и шитью. И я так злилась, когда на мои шестнадцать мне подарили швейную машинку! И ещё: именно мама настояла, чтобы я училась в музыкалке. Меня отдали на «скрипочку», а искусство аккордов показали пацаны во дворе. Я, конечно, не владела игрой на лютне, но… Пальцы! Пальцы-то не обманешь!

– Под небом голубым…

Ну не КиШа же петь прекрасному принцу, верно? А песня Гребенщикова была самой средневековой из тех, что я знала. Конечно, я немного косячила, немного путала струны и лады, но… Когда я допела и в упор торжествующе посмотрела на Мариона, то увидела, что принц растерял свою меланхоличность. Он был взбудоражен, глаза его горели.

– Не знаю, кто ты и откуда… – начал было он, но дверь распахнулась и появилась та самая женщина.

– Доброе утро, господа, – многозначительно намекнула она. – Не скажу, что рада приветствовать вас в своём доме в столь… поздне-ранний час…

Часы и правда отсалютовали четыре раза, словно подчёркивая слова хозяйки. Женщина зевнула, помахав пальцами перед пухлыми ярко-красными губами. Марион оглянулся на неё.

– Кара, я, видимо, должен извиниться? – уточнил холодно. – Или нижайше благодарить тебя за то, что ты… оделась и больше не смущаешь мальчишку?

– Только не говори, что ревнуешь, Марион! Это было бы так глупо!

Рыжуля опустилась в кресло, а я невольно отметила, что перед этим Кара немного приподняла кринолин вишнёвого платья. Но сидеть, видимо, всё равно было неудобно: моститься приходилось с краюшку. Принц поднялся, поцеловал подставленные ему нежные пальчики.

– Конечно, ревную. Раньше Офет любил только меня, а теперь будет разрываться между преданностью своему принцу и вожделением твоего прекрасного тела. Я, знаешь ли, не готов делить с тобой моих верных рыцарей.