Текст книги "Волшебство на грани (СИ)"

Автор книги: Анастасия Калямина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Кстати, твоя тётя Ира из Зебровска приехала. – Сообщил он, а про себя порадовался, что вместе с ней не приехала ещё и его родня.

– Зачем?

– Ну, она откуда-то узнала, что ты заболел, и очень беспокоится…

– Димка, ты про Карси говорил. С ней что-то случилось?

Он, молча, посмотрел на меня, соображая, что бы такое сказать, но не смог ничего придумать лучше, чем:

– Да… всё с ней в порядке!

У меня сложилось ощущение, он что-то не договаривает.

– Только, она сегодня не придёт, занята очень. – Поспешил добавить Морквинов. – И завтра…

– Мне нужно позвонить!

– Прости, друг, но я телефон дома забыл. – Соврал он.

Затем он попятился к дверям, приговаривая:

– Ты, это, поправляйся!..

– Амулет Карсилине верни. – Попросил я, но Димка его не взял.

Он бросил: «Пока», и поспешил удалиться.

Я положил медальон на тумбочку.

Морквинов себя подозрительно ведёт!..

***

А Зольтер в это утро патрулировал подземный лабиринт. Ему очень хотелось спать, да и куда денешься от этого дежурства, если заставляют…

Ему, Серебринке и ещё нескольким служащим из отдела безопасности было поручено охранять подземелье, так как, никто ещё не поймал убийц кухарки Зинаиды, да и потайной путь в убежище Гадритты не был найден. Сегодня была очередь Зольтера.

Золотский со скучающим видом бродил по прохладному подземелью, и уже подумывал подняться наверх, выпить чашку кофе, но тут услышал в конце коридора со стороны каземат какой-то звук.

Он прижался к стене и прислушался, звук повторился. Затем скрипнула решётка.

Зольтер осторожно, стараясь не создавать лишнего шума, направился вперёд к темницам, готовясь в любой момент отразить вражескую атаку.

А потом прямо ему на встречу вышла невысокая фигура, облаченная в черный бархатный балахон. Лица Золотский не смог разглядеть. Фигура настороженно остановилась, продумывая пути к отступлению.

Зольтер прицелился и запустил в неё заклинанием, сбивающим с ног, незнакомка увернулась.

– Ты кто? – Спросил Зольтер.

– Да так, никто. – Ответила фигура.

Она что-то прошептала, и весь пол озарился тёмно-зелёным колдовским пламенем. Но Зольтера, как колдуна, оно не обжигало.

– Пропустите меня! – вызывающе крикнула девушка.

Зольтер запустил заклятие и попал ей в плечо. Её рука онемела и распухла.

– Ядпрокс! – озлобленно крикнула та, морщась от боли, но заклинание пролетело мимо Зольтера.

Незнакомка выругалась, и со злостью ударила его ослепительным лучом. Что-то полоснуло парня по лицу, оттолкнуло, но Зольтер сумел удержать равновесие. По щеке текла кровь.

– Занятно. – Ухмыльнулся он, размазывая кровь рукавом.

И, прежде чем незнакомка успела что-то сказать, Зольтер крикнул:

– «Потэрцио-Магнарус»!

Заклятие ударило точно в «яблочко», незнакомка рухнула на пол, который до сих пор пылал колдовским пламенем. Золотский подошел ближе, держась рукой за глубокий порез под левым глазом, и присел перед ней на корточки.

Кудрявые рыжие волосы выбивались из-под капюшона. Зольтер сдёрнул его, перевернул девушку на спину, и узнал Ринку Пифраттер, дочь одного из злодеев, который раньше держал в страхе один параллельный мир, но был повержен, и с позором бежал.

Неожиданно, кто-то толкнул Золотского в спину, очевидно, стараясь повалить на пол. Зольтер упал, и этот «кто-то» вцепился ему в шею и начал душить. К сожалению, маги ещё не разучились применять грубую физическую силу. Зольтер судорожно ловил ртом воздух, пытаясь ослабить хватку. Когда он уже начинал терять сознание, то пихнул злодея коленом в живот, незнакомец застонал, отвалившись к стене, и схватился за ноющее пузо.

Зольтер, тяжело дыша и кашляя, поднялся с пола и произнёс «Потэрцио-Магнарус».

Как Золотский и ожидал, это оказался Олус Пифраттер.

– Ладно, – решил Золотский, – мне их одному не унести, подмогу пора вызывать.

Именно так был задержан один из величайших злодеев.

***

В общем, как выяснилось позже, подозрительно вёл себя не только Морквинов. Димка, успел предупредить, что я ничего не помню. И они, до поры до времени, решили мне не напоминать о том, что Карси, оказывается, умерла. Пусть я лучше живу в неведении!

Единственный, кому идея не понравилась, оказался Альфред.

– Нельзя его так обманывать! – возмущался брат Карсилины, когда они все вместе обсуждали этот план. – У вас не получится всегда скрывать…

– А мы плавно подготовим Семёна к этой новости. – Сказал Зольтер.

– Ну да, если учесть, что весь мир сейчас говорит о безвременной кончине принцессы. – Помрачнел Альфред. – Он и сам быстрее всё вспомнит.

– Нельзя ему пока говорить! – рассердился Прохор. – Я не хочу, чтобы мой сын опять…

– Вы как хотите, но я в этом не участвую! Я не хочу потерять друга. – Альфред разозлился и вышел из помещения.

Мартина за это время не сказала ни слова, сидя в углу в кресле. Прохор Мылченко сердито на неё взглянул:

– Может, ты поговоришь со своим братом?

Та промолчала. Она вообще последнее время мало с кем разговаривала.

***

Ни Зольтер, ни Серебринка, ни отец, когда приходили навестить меня, говорить про Карси не решались, да и тон у них был натянутый, притворно весёлый. Говорили исключительно о моём самочувствии, да о своих делах. Они делали вид, что не замечали медальон Карсилины, он лежал у меня на тумбочке, на самом видном месте.

Я спрашивал, почему Карси не приходит повидаться, или, хотя бы, забрать амулет, и почему мне нельзя никому звонить!

На этот вопрос либо не отвечали, либо говорили, что Карси очень занята, и её направляют в какую-то командировку. А я всё больше понимал, что все меня обманывают, и это очень не приятно осознавать.

Да что, в конце концов, происходит! Почему они молчат! Я так с ума скоро сойду!

Даже тётя Ира, и та была с ними заодно! Прохор Мылченко её подготовил, предупредив, что о Карсилине лучше не упоминать, если не хочет, чтобы моё здоровье ухудшилось.

– Семён! – воскликнула она, появляясь на пороге палаты.

– Здравствуй, тётя. – Поприветствовал я.

Её радость была искренняя, в отличие от тех, кто заходил ко мне ранее.

Она тут же положила на кровать пакет с апельсинами и сказала.

– Как же тебя так угораздило!

Я пожал плечами, не зная, точнее, не помня, за что меня сюда «угораздило».

– Какой же ты бледный! Исхудал весь! – покачала головой тётя Ира, разглядывая меня. – Тебе витаминов, наверное, не хватает…

Ну вот, понеслось! Тётина любимая тема, «Какой ты у меня болезненный!». Нужно переключить её на что-нибудь другое!

– …Совсем они тебя запустили, так и окочуриться недолго. – Причитала она. – Твой папаша…

Тут она собиралась возмутиться по поводу Прохора, который недавно объявился и вообще плохой отец, но я перебил:

– Тёть, а сама то ты как поживаешь?

– Нормально поживаю. Меня твоё состояние больше волнует!

Тему разговора сменить не удалось, я предпринял ещё одну попытку:

– Как тебе город, понравился?

Она сделала вид, что не слышит, сообщив:

– Я думала забрать тебя в Зебровск. Тут такие ужасы в газетах пишут, да и…

Тётя замолчала, вспомнив, о чём предупреждал Прохор Мылченко, и, боясь сказать лишнего.

– А что пишут? – не понимал я.

– Не важно. – Улыбнулась она и достала из сумки небольшую потрёпанную книгу. – Вот, возьми. Я подумала, тебе тут скучно, будет хоть, чем заняться.

Обложка у книги была жёлтого цвета, прямо как стены этой палаты. «Древнемассийские мифы».

– Ладно, поправляйся. Я завтра зайду…

***

Площадь лорда Шиндвела.

В этот солнечный осенний день по ней бегали ребятишки из соседней школы. Учительница мирно разговаривала о чем-то со старушкой, жующей семечки, сидя возле фонтана на железной скамейке.

Тут, заплакала девочка. Учительнице пришлось оторваться от «увлекательной» беседы.

– Что такое, Марви? – подбежала она к бедолаге.

Семилетняя девочка в белой курточке, белой шапочке и жёлтых брючках, плакала, держа в руках коробочку мела. А рядом с ней смущённо топталась мрачная девушка в сером плаще.

– Она, она… – Ревела малышка, показывая пальцем на девушку. – Она мой розовый мелок сломала!

– Простите, я случайно на него наступила. – Буркнула виновница в своё оправдание.

– Под ноги смотреть надо! – Рассердилась учительница и подняла обломки мелка.

Кусочки мела в её руках срослись, и она протянула его девочке. Та перестала плакать, и принялась дорисовывать на квадрате плитки розового кота с крыльями.

Девушка в сером плаще насупилась и отошла. Она не могла ничего чинить, только разрушать. Такая уж у колдунов магия.

Затем, она остановилась, увидев надпись корявым почерком: «Маша. Б + Дана. Л. = дуры», а рядом с этой, через два плиточных квадратика более аккуратную: «Маша. Б + Гена. В = Любовь».

Девушка усмехнулась. Вероятно, первая надпись, это месть Маше от Гены. Людям ведь свойственно думать иногда, что их любят те, кто ненавидит. Наивность. По крайней мере, Сулитерия так считала.

На душе у Сулитер было не спокойно. Лучшая, точнее, единственная подруга умерла по её вине. Девушка вздохнула, вспоминая…

…Это было словно вчера. Сулитерия очнулась у себя в комнате.

На её картфольном бордовом кресле сидела тётушка Гадритта. Она равнодушно смотрела на племянницу, а потом сказала холодным тоном:

– Ты от меня даже в потустороннем мире не скроешься.

– Что такое, почему я не умерла?.. – не понимала племянница.

– Ты так быстро не отделаешься!

Гадритта встала с кресла и, медленными грациозными шагами, подошла к кровати Сулитерии.

– Так это ты меня оживила? – поинтересовалась племянница, чувствуя, что здесь кроется какой-то подвох. Это её пугало.

– Карсилина оказалась слишком глупа, решила, что твоя жизнь нынче ценится дороже, чем её собственная. Я не могла упустить возможность и позволила принцессе пожертвовать жизненную энергию. – Ехидно объяснила тётушка.

– Но, это же получается… – С ужасом понимала Сулитер. – Ведь, без этой энергии Кари…

– Ты умнее, чем я думала! – Ухмыльнулась Гадритта, разглядывая свои длинные чёрные ногти, на которых были нарисованы черепа.

– Она не должна была!..

Сулитерия поднялась с кровати и встала напротив тёти. Новость её ошеломила.

– Пора бы учесть, что у меня всегда есть запасные варианты! – Ухмыльнулась Гадритта, зло, глядя на племянницу. – Небось, понравилось быть мёртвой?

– Уж лучше так, чем служить тебе! – парировала Сулитер, но тётушку это не уязвило.

– Между прочим, я о тебе забочусь…

– Заботится она! Как же! Я себя воскрешать не просила! Тем более вот так! Надоело всё! Ухожу из «ОбГаТра»!..

– Никуда ты не уйдёшь! – рассердилась Гадритта. – Если бы кое-кто использовал яд по назначению, твоя тётушка не пошла бы на этот шаг…

– Уйду! Я не хочу ставить крест на своей жизни только потому, что моя тётя злая колдунья!

– Быть злодеями – судьба Трегторфов!

Прошипела Гадритта, желая взять и заехать длинными ногтями по лицу племянницы и оставить глубокие царапины, но сдержалась и вышла из комнаты.

– Я с этим не согласна!! – крикнула Сулитерия, запуская стеклянной рамкой, с изображением символа «ОбГаТра» (чёрный волк, с красными глазами), в дверь.

Рамка разлетелась вдребезги.

Сулитерии было очень обидно. Почему она не может жить так, как хочет! Почему она всё время должна подчиняться! Это не справедливо!

Выход только один. Чтобы вырваться из-под этого гнёта, нужно устранить Гадритту. А своими собственными силами этого делать нельзя! Здесь поможет «ДС», Фротгерты…. Ну или, хотя бы, Семён Мылченко.

Как это ни странно, но Сулитерия последнее время часто обо мне думала. Во-первых, её терзало чувство вины, во-вторых, она, почему-то решила, что может помочь мне покончить с Гадриттой, ну а в-третьих,… она очень хотела подружиться, и это желание было искренним…

Тьмы в её душе практически не было, чего не скажешь о Гадритте, в душе которой не было даже крошечной песчинки света, которая могла бы её спасти…

***

«Древнемассийские мифы. Миф о том, как был создан Мир.

Однажды в Колльдинсе (пустом тёмном холодном пространстве, в котором не было вообще ничего) появился Лойро (светящийся шар). Лойро не был живым. Он являлся некой мудрой субстанцией.

Из Лойро должен появиться бог Звена и начать создавать мир. И бог появился. Он вылетел из светящегося шара, и дал себе имя Желлистин. Для того чтобы создать мир, ему нужно было несколько набросков. Он, без устали, создавал много картин из звёздочек, делал наброски живых существ, природы, всего того, что хочет запечатлеть. Колльдинс в мгновение ока заполнился сверкающими блёстками, освещенными лишь Лойро.

Затем бог Желлистин создал мир. Он достал из Лойро много песка, и слепил планету. Планета была ровная, круглая и серая. Совсем не такая красивая, как хотелось Желлистину.

Огорчённый этим фактом, он уже хотел разрушить всё, но на планете вдруг появилось очень красивое существо, рождённое этим миром. Существо назвало себя Юслиман (Единорог), расправило свои крылья и подлетело к Желлистину. Молча, оно стукнуло копытами по Лойро, и из него вылетели искры. Коснувшись планеты, они разукрасили мир в мгновение ока. Такой красоты Желлистин ещё не видел. Правда, когда Желлистин хотел до неё дотронуться, его руки замерзали. И назвал он этот мир так же, как всё свое пространство – Колльдинс.

Назвал, но не подумал, как исправить проблему. Вот он сидит вместе с Юслиманом на тёплом Лойро, а планета замерзает. И вряд ли существа, которых он там поселит, смогут выжить.

А Юслиман, тем временем, перестав раскрашивать мир, взглянул на Желлистина и очень удивился. Желлистин был похож внешне на ромбик с ручками, и, по сути, им и являлся. Он начал смеяться, почему это сотворение мира достаётся каким то ромбам, а не более красивым существам.

Желлистин очень обиделся. Пока он был в пространстве один, никто его внешность ещё не высмеивал. А тут появился этот Юслиман, и даже не извиняется за своё поведение!

Разгневавшись, Желлистин испепелил своего помощника, а пепел смахнул на Мир. Лойро начало сиять так ярко, что Желлистину пришлось зажмуриться. А планета стала оттаивать, и из пепла Юслимана появлялись существа.

Только эти существа не могли видеть Желлистина, сидящего на сияющем колесе. Колесо защищало его от посторонних глаз. Ведь Желлистину не нравилась собственная внешность.

Бог Желлистин не хотел смотреть на свою планету, потому что на ней не было никаких живых ромбов, кубов, кругов, треугольников. Всех тех, чье существование он смог бы вытерпеть.

Он создал мир, и пожалел об этом. Да и существа, на нём проживающие, были очень похожи на Юслимана. «Надо было делать их по своему подобию» – Горестно подумал Желлистин, и стал думать, как избавить мир от такого большого количества самонадеянных единорогов. Он решил призвать себе в помощь других богов, которые могли путешествовать сквозь Колльдинсы.

Зато, планета перестала быть такой холодной»…

Я закрыл книгу и положил её на тумбочку, рядом с амулетом Карсилины. Помню, как-то в детстве мне мама читала эту легенду. Тогда я очень смеялся, представляя недовольный ромбик и планету, на которой жили ехидные единороги. Причём, у единорогов были очень острые зубы, как у акул. Ох уж это детское воображение! Интересно, а у древних массийцев все божества были такие закомплексованные?

Вскоре меня навестить пришли Альфред и Мартина. Видимо, когда они сюда шли, обсуждали что-то. Я открыл им дверь.

Они вошли в палату, и даже не улыбались. Когда Альфред взглянул на медальон своей старшей сестры, покоившийся на тумбочке, то помрачнел ещё больше. Он взял его и положил на ладонь.

– Ты вспомнил, что тогда случилось? – спросила Мартина.

Я хотел ответить, но Альфред не дал этого сделать:

– Он не сможет вспомнить! Если только…

Их слова не предвещали ничего хорошего.

– Вы о чём? – настороженно поинтересовался я.

Альфред промолчал. Мартина открыла свою клетчатую сумку, достала газету и дрожащей рукой протянула её брату.

– Те, кто приходил до нас, говорили что-нибудь про Карси? – Альфред взял газету и положил медальон обратно на тумбочку.

– Они сказали, что Кари уехала. На какую-то олимпиаду от университета.

Беспокойство нарастало. Не понимаю, почему Карси сама об этом не сообщила, да и медальон оставила! Я и до визита Альфреда с Мартиной очень из-за этого переживал.

– Она даже ЛЭПСу не прислала… – Сказал я.

Альфред переглянулся с сестрой и сказал:

– Семён, она не напишет…

– Почему? – я даже растерялся.

– Тебе лучше присесть… – В свою очередь добавила Мартина и усадила меня на стул.

Её брат выдержал паузу, не решаясь, этого сказать, затем вздохнул и выдал:

– Прохор Платонович уговорил врачей, чтоб они заблокировали тебе некоторые воспоминания. – Он старался, чтоб голос звучал спокойно.

– Что за…

– Ты ведь не помнишь, что Карси умерла.

Я вздрогнул и посмотрел на Альфреда. Может, он мне соврал?

– Это правда. – И он дал мне газету.

Газета за двадцать шестое ноября. Первая полоса гласила: «Жестокий удар Гадритты Трегторф! Принцесса Карсилина убита главой «ОбГаТра»!»…

Дальше я читать не смог, в глазах затуманилось от слёз.

На меня накатили воспоминания, которые так старательно блокировали доктора. Это было невыносимо.

Альфред и Мартина ушли, решив, что мне стоит побыть одному.

====== Глава 17. Бал Смерти ======

Через неделю меня выписали. Доктора, конечно, до-последнего отказывались это делать, ссылаясь на то, что ещё слишком болен, и не хотели рисковать. Но тётя Ира их уломала. Тем более, врачам удалось добиться, стабильности. Отчасти этому способствовала моя кратковременная амнезия, а может и то, что они каждый день и не по одному разу напускали успокоительные чары.

Хотя, мне нельзя было волноваться, существовала вероятность, что снова смогу выкинуть этот «фокус» с температурой.

Отец зашел ровно в одиннадцать дня, весь такой солидный, впрочем, как и всегда. Он принёс мне одежду, каких-то шибко жизнерадостных тонов. Я, вопреки его желанию, надел тот чёрный костюм, в котором меня сюда привезли, повесил на шею золотой медальон Карсилины, спрятав его под рубашку.

Когда мы вышли из больницы, в глаза сразу же ударил яркий солнечный свет, от которого я почти отвык. Отец подвёл меня к раритетному чёрному автомобилю. Если честно, раньше я думал, что он не умеет водить.

– Значит так. Во дворец мы сейчас не поедем. – Сказал он, подождав пока я займу своё место на заднем сиденье, и заводя машину.

– Почему?

– Я хочу, Семён, чтобы ты жил со мной. – Ответил он, поправляя зеркальце. – Ты всё-таки мой сын, и я должен о тебе заботиться.

– Не надо обо мне заботиться. – Не согласился я. – Уже не маленький…

– Ошибаешься. – Улыбнулся тот. – Для меня ты всегда останешься глупеньким маленьким мальчиком!

Не помню, чтобы до этого видел, как он улыбается.

– Мне нужно обратно во дворец, там Карси… – Я оставался печальным, не переставая думать о ней. – Да и тебе с Фольмой мешать не хочу. У вас скоро ребёнок появится…

– Пока ты болен, будешь жить у меня, и точка! – отрезал Прохор. – А там видно будет.

На этом наш диалог закончился. Отец молчал всю дорогу, а я не хотел разговаривать.

Мы доехали до его особняка. Розы, которые произрастали у него во дворе, были ухоженные и цвели яркими крупными пятнами, на фоне мрачного фасада.

– Знаю, тут ещё многое нужно переделать. – Рассказывал отец, когда мы шли по каменной дорожке, ведущей к крыльцу. – Нужно убрать эту угнетающую обстановку. Решил начать с роз. Оказалось, что Навира очень любит выращивать цветы. Немного магии, и они могут цвести хоть круглый год! Она, кстати, пирожков напекла, специально к твоему приезду…

Он ещё что-то болтал, но я его не слушал. Окружающая действительность казалась скучной, как старая потрёпанная фотография, на которой нельзя ничего различить.

Я подошёл к цветущему кусту роз, и протянул руку к большому алому цветку, как будто сомневался в его подлинности. Осторожно коснулся его насыщенных лепестков, цветок вдруг поник, почернел и ссохся. Он оторвался от потемневшего стебля и упал, разбившись, словно был стеклянным.

– Семён! Ты чего делаешь! – испугался отец.

– Это случайно.

– Не подходи больше к цветам, они ещё живые. Тут нужна положительная энергетика! Они пропускают сквозь себя эмоции, ощущают наше состояние через прикосновение.

– Ты так разбираешься в растениях…

– В своё время, я погубил розы, которые посадила твоя мама. Я был безутешен, думал, что они дадут хотя бы крошечное ощущение того, что Фолия рядом, но цветы умирали, как только я их касался. Не мог остановиться.…

Он вздохнул и воскликнул с горечью:

– Если бы ты знал, как прекрасны были эти розы!

Я не знал, что ответить.

Отец выдержал паузу, и продолжил, как ни в чём не бывало:

– Ты лучше в дом проходи, Навира стол накрыла…

– Я не голоден.

– Семён! Нельзя обижать старую и больную женщину, ей будет очень не приятно, если ничего не съешь. Поверь, она вкусно готовит.

Мы поднялись на крыльцо, я взялся за дверную ручку, но помедлил входить в особняк.

– Не стесняйся, проходи. – Улыбнулся мне отец.

И тут я спросил:

– Ответь на один вопрос. Ты действительно любишь Фольму? Только честно…

– Понимаешь… – Замялся Прохор Мылченко, он этого не ожидал. – Фольма… Я не чувствую к ней особой симпатии…

– Как? – не понял я. – А зачем ты тогда женишься?

– Она мать моего будущего ребёнка. А, как человек порядочный…

Я открыл дверь, не дав ему договорить. Когда вошли в прихожую, он буркнул:

– Ладно, не будем об этом.

Тема Фольмы была ему не приятна.

А я заметил, что в прихожей висят большие ветвистые оленьи рога, на которых удобно разместились три чёрные шляпы-цилиндра.

– Это мне кто-то на корпоративе «Чалинвеста» подарил, три года назад. – Пояснил отец. – Позавчера я рылся на чердаке и нашёл их. Хорошая вешалка.

На кухне был накрыт небольшой столик, что стоял возле единственного окна, подоконник которого занимали горшки с геранью. На плите в кастрюле что-то варилось, деревянная ложка, парящая над ней, периодически это помешивала.

Пахло супом, пряностями и чем-то имбирным.

Мы с отцом разместились за столом, я сел спиной к холодильнику. Есть, по-прежнему, не хотелось.

Навира, как всегда похожая на престарелую монашку, положила нам суп и ушла звать Фольму.

Фольма оказалась довольно худощавой девицей лет тридцати. Короткие крашеные в молочный цвет волосы чуть-чуть не доставали до плеч. Её лицо напоминало поросячье. Она сверкнула маленькими непонятного цвета глазками и ушла с кухни, бросив Навире:

– Принеси мне клубники!

Голос у Фольмы был очень писклявым, как у чайки.

Со мной она не поздоровалась. Впрочем, я с ней тоже.

Прохор Мылченко принялся за свой суп.

Я вяло водил ложкой по остывающему борщовому «болотцу» в тарелке.

– Почему не ешь? – не понял отец, опустошив свою тарелку.

– Аппетита нет…

– Голодной смертью умереть не позволю!

– Я супы не ем.

Отец даже чуть не подавился куском хлеба, когда это услышал.

– С каких это пор? – удивился Прохор.

– Сколько себя помню.

Я, правда, супы не ел, по крайней мере, большинство. Борщ, щи и тому подобные кулинарные изыски мне можно было не предлагать. Я их с детства ненавидел. А сейчас, в связи со всем пережитым, мне вообще есть не хотелось. Аппетит ушёл, не прощаясь, и не оставив обратного адреса.

– Надеюсь, ты не собираешься морить себя голодом? – с подозрением спросил отец и протянул мне пирожок, лежащий на красивом узорчатом подносе. – Как жаль, что раньше не взялся за твоё воспитание.

Я взял пирожок и неохотно откусил от него кусочек.

Раздался писк домофона, а затем на кухню вбежала Навира, говоря:

– Господин, там журналистка пришла.

– Зачем? – удивился мой отец.

– Говорит, хочет интервью взять у вашего сына.

Я, услышав это, подавился.

– Хм… – Насупился Прохор Мылченко.

– Собирается расспросить его насчёт принцессы…

Я вздрогнул, снова думая о Карсилине….

– Навира! – отец встал из-за стола. – Ну, просил же!

– Так мне её впускать?…

Отец задумчиво посмотрел на меня:

– Говорить с ней, или нет, решать тебе, Семён.

Я отложил пирожок, нервно сглотнув, и сказал:

– Пусть уходит.

Отец с помощью магии, направил тарелку в мойку:

– Люди хотят знать, какой была их принцесса. В этом нет ничего плохого….

Я глубоко вздохнул, не было желания давать интервью. Кроме того, боялся, что, отвечая на вопросы о Карси, буду из последних сил сдерживать слёзы.

– Пусть уходит! – Повторил я, громче.

– Навира, скажи журналистке, что я не намерен её впускать. – Отдал распоряжение отец.

***

После обеда отец показал мне мою комнату. Находилась она на третьем этаже, небольшая, стены украшали старые синие в полоску обои, как внизу, в большой комнате. Только, не такие выцветшие. Рядом с большим буковым комодом располагалась кровать с резными ножками. Возле стенки на высоком тёмном шкафу стояли антикварные кувшины, коллекцию которых собирала ещё моя прабабушка. Серо-голубые занавески загораживали единственное окно, и то маленькое.

Ну что ж, до завтра можно потерпеть. Потом во дворец вернусь, там мне спокойнее.

– Ты, надеюсь, не обидишься, я в комнату, которую хотел выделить тебе, поселил Фольму. Ей эта не понравилась. Но это временно! – смутился отец, пытаясь оправдаться.

Мне не принципиально, в какой комнате сегодня спать. Да и беременным, они ведь нервные, уступать надо.

Ещё, завтра я собирался наведаться в ЧАЛИКУН, отчислиться. Оставаться на этом факультете было выше моих сил, приходить туда на пары, и каждый раз чувствовать, как же сильно мне не хватает Карси….

Карсилина мечтала стать боевым магом, а я уже ничего не хочу. Да и какой из меня теперь боевой маг, если даже сам себя чуть не убил, хоть и подсознательно. Однокурсники уже, наверное, бесчисленное количество зачётов сдали…

Отчислюсь из университета, уйду в подполье, и буду деградировать. А может, просто умру от недостатка амбиций и потери желания жить.

Из комнаты я не выходил. Навира щедро приносила мне еду. Её стряпня оставалась мной не тронутой. Вечером заглянула тётя Ира, но я с ней даже не разговаривал.

А ночью спал плохо, мучили кошмары про смерть Карси, и я просыпался в холодном поту. Ворочался в кровати и не мог уснуть. А в форточку приведеньем завывал сквозняк.

Рано утром я оделся и спустился в гостиную, где уже пил чай с круассанами Прохор Мылченко. Фольма ещё спала, она, как оказалось, по натуре сова.

– Ты куда-то собрался? – спросил отец, сидя на диване и глядя на огонь в камине.

Если уж он камин зажигать стал, то, вероятно, чувствовал себя более-менее счастливым.

– Хотел пройтись до университета. Забрать документы… – Пояснил я.

– Что?? – Не понял отец.

– Да, я хочу отчислиться…

– И кем ты будешь после этого?! Дворником?! – рассердился он.

И почему все родители, чуть что, сразу дворника вспоминают, даже маги, и те туда же! Дворником всех школьников и студентов пугают.… Хотя нет, ещё есть вариант с уборщицей, но это уже для женской аудитории.

– Ты спятил! – не соглашался отец. – Бросать начатое, всё равно, что экипажу покинуть не тонущий корабль и оставить его крысам!

– Какой смысл учиться там теперь? Кари мертва… Я…

– А ну хватит! – крикнул отец. – Пожалуйста, Семён! Я стараюсь всё для тебя делать, ты, наверное, из-за комнаты обиделся. Если хочешь, могу попросить Фольму выбрать себе другую…

– При чём тут какая-то Фольма!

– Тогда что тебе мешает взять себя в руки и прекратить сходить с ума! – он встал с дивана, отложив чашку с кофе.

Я промолчал, а он, одарив меня придирчивым взглядом, сказал:

– И, почему бы тебе не начать с собственного внешнего вида? Надень что-нибудь жизнерадостное, яркое. Или, хотя бы, причешись! Ты ведь ещё помнишь, как выглядит расческа?

– Такая штука с зубчиками. – Я даже изобразил расчёску, хотя, пантомима вышла не очень.

– Ну, так…

– Не хочу. – Ответил я, на удивление равнодушно. – Для того чтобы носить что-нибудь яркое, нужно жизни радоваться.

Отец не терял надежды меня переубедить:

– Ну, хотя бы, не чёрное…

– Нет.

– Ты что теперь, так всю жизнь будешь ходить? – в голосе отца даже ирония появилась. На себя бы сначала посмотрел, прежде чем критиковать!

– Возможно. Надеюсь, эта, так называемая, «вся жизнь» продлится не долго.

– Не говори так!..

– Для чего теперь жить?

Я сказал это и ушёл, дальше спорить бесполезно. Тем более, он позволяет себе слишком много!

Когда оказался на улице, было очень холодно, и шёл снег. Но возвращаться и просить у отца куртку я не стал. Большие белоснежные хлопья, медленно, как пушинки падали. Ветра не было, и они спокойно ложились на дорогу. Первый снег в этом году. Солнце спряталось за большую серую тучу, создавая тусклую атмосферу.

Я решил, что ЧАЛИКУН подождёт, и направился во дворец Фротгертов. Отчислиться всегда успею.

А вот Карси ждать не может, её навестить нужно.

Дрожа от холода, я вышел за ограду и телепортировал на лужайку королевского дворца. Зелёная трава лужайки была засыпана снегом, словно глазурью, и он скрипел под ногами. Охранник вышел из сторожки, не сразу узнав меня, но, потом остановился…

***

На кладбище династии Фротгерт было всё так же прохладно. Тусклый безжизненный свет разливался по всему помещению. Я медленно шёл вдоль ряда надгробий, боясь потревожить покой мёртвых и злого грифона, украшающего потолок.

Я опустился на колени возле надгробия Карсилины, снял с шеи её медальон и крепко сжал в руке, чтобы не заплакать. Холодный металл амулета даже не нагрелся, не желая принимать моё тепло.

– Чудеса закончились. – Наконец сказал я, – Их нет, Рыжик. Они остались в той жизни, теперь уже поздно что-то менять.

Вдруг я услышал за спиной музыку. Судя по всему, вальс. Затем – голоса. Ничего не понимая, я обернулся. Вместо одной из стен образовался светлый зал, по размерам такой – же, как кладбище. Словно его отражение. Только могил и надгробий не было. Там находилось очень много людей в бальных нарядах, как будто они являлись выходцами с других эпох.

Я встал, отряхнулся, повесил медальон обратно на шею, и решил проверить, что это за сборище. Наверное, розыгрыш моего уставшего воображения. Обошёл несколько могил и пересёк черту зала, думая, куда пропала стена.

Люди танцевали, не замечая меня. В конце зала, на помосте играл оркестр.

– Приветствую вас, юноша. – Улыбнулась мне высокая леди в голубом пышном платье с оборочками, и с длинными до пояса прямыми пшеничного цвета волосами.

– Здравствуйте.

Всё-таки, не похоже это на галлюцинацию.

– Извините, а вы не могли бы сказать, что тут происходит? – спросил я, отказываясь верить, что брежу уже до такой степени.

– Это бал! – воскликнула дама. – По случаю того, что ещё сто лет прошло…

– Ничего не понимаю. А вы кто?

– Я королева Листона, Карсилина I. Где-то в 1680 каком-то году я взошла на трон. Точнее, к сожалению, не помню. Давно это было.

Надо сказать, ответ меня удивил. Может, эта дамочка так креативно соврала? И я одарил её скептическим взглядом:

– И вы до сих пор не умерли…

– Глупенький! – хихикнула леди. – Меня убили в 1699 году!